ХОД 7

Улан-Батор

аэрокосмовокзал

2 июня 2158 года, 19.10


В 24 километрах севернее Улан-Батора находилась посадочная площадка автоматических «челноков» класса «альфа». Таких площадок на Земле, наверное, оставалось всего-то одна-две. Ее поддерживали в великолепнейшем техническом состоянии, но морально она абсолютно устарела еще полвека назад. Это было углубление в каменистой почве идеально цилиндрической формы, диаметром в 150 метров и глубиной около 20 метров. Стены, выложенные плитами термофага ядовито-оранжевых тонов, неприятно поблескивали. Там уже находился «челнок». К входным люкам на его куполообразной макушке вели серые матовые трап-переходы. «Челнок» выглядел солидно и деловито, словно заслуженный специалист среднего возраста, знающий себе цену. Его темно-зеленый глянцевый корпус внизу был покрыт серебристым инеем, чуть выше — крупной росой, а скругленный верх совершенно просох на нестерпимой жаре. На дне же стартовой шахты вообще все было белым-бело от снега. Именно сильное вымораживание «альфами» округи при посадке и старте заставило сооружать подобные шахты, а впоследствии — вообще отказаться от использования этих «челноков». Заправка, техобслуживание и прием груза уже завершились, объявили посадку немногочисленных пассажиров.

— А где Циркуль? — спросил Лунин.

— Звонит родным на Сардинию. С терминала. Там чудесный голограммный видеофон. — ответил Абалкин, — Дистанционные приветы, поцелуи в объектив, прощальная тарантелла и все такое. Да вот и он бежит.

— Тогда по местам. Наши контейнеры, надеюсь, уже в багажном отсеке.

И Лунин шагнул в прохладный и темный входной овал трап-перехода.

— Да на кого ж вы меня покидаете, сердешные! — заголосил сзади Луччатти, нагоняя товарищей. — Стойте, я все прощу!

Они прошли серым тоннелем до лифта и опустились в недра «альфы».

Корабль являлся воплощением удобства и аккуратной практичности. Он предназначался для бережного подъема на орбиту 220 тонн груза и перемещения тридцати шести человек, которых по каким-то причинам считалось невозможным доставить другим способом. Узкий коридор был стерильно чист и свеж. По правую сторону — несколько крупных информационных экранов в кремовой стене, по левую — двери в каюты.

— Вагон Восточного Экспресса. — пробормотал Лунин.

— Что? — не понял Абалкин.

— Ходил двести лет назад такой поезд в Европе. Если не ошибаюсь, до Константинополя. — пояснил Луччатти. — Считался символом роскошного и комфортабельного путешествия.

— А-а… Ну и где наше место в символе?

— Согласно купленным билетам. В смысле: там, где свободно. — мудро рассудил Луччатти. — А свободно, кажется, здесь. Во всяком случае, голосов не слышно. Да, пусто…

В серо-голубой каюте сработали индикаторы присутствия, напротив двери засветился большой экран сетевого вычислителя. Под экраном размещался небольшой столик. У обеих боковых стенок попарно находились места пассажиров: глубокие кресла-трансформеры.

— Странно, отчего «альфы» не состоялись, как транспорт? — спросил Абалкин, плюхаясь в кресло, которое принялось хлопотливо адаптироваться под его телосложение. — Более чем хорошо…

— Многих не устраивает скорость. — пояснил Всеслав. — У нас ведь все спешат. Пулей на Таймыр, оттуда стрелой на Огненную Землю, оттуда — на Луну. Из-за этого скоро, очевидно, на каждом углу будут торчать нуль-будки. А «альфочка» ползает себе неспешно туда-сюда. Но что удобно — то удобно. Вот мы плавненько воспарим на орбиту и даже ничего не заметим. Там наверху «альфа» по очереди состыкуется со всеми поджидающими её кораблями, пассажиры чинно перейдут с борта на борт. Кстати, мы переходим первыми, я уже посмотрел на расписание. Стыковка с «Ромулом» через четыре часа с минутами. А Д-прыжок почти сразу после этого. Так что на весь путь до Саракша, вернее до Тристара, у нас уйдут приблизительно сутки.

— Что есть «Ромул»? — шепеляво поинтересовался Абалкин по-хонтийски. Его кресло угомонилось и Ревушка удобно полулежал в нем.

— Крейсерский звездолет, — противным менторским тоном начал вещать Луччатти, — с повышенной многослойной защитой. Экипаж — около десятка человек. Предназначен для форсированных рейдов в загрязненных звездных системах.

— Странный выбор у Комова. — пробормотал Абалкин. — Зачем?

— Отнюдь не странно. Геннадий Мудрый собирался подбросить на Тристар тысячи две тонн груза, а у «Ромула» сверхсильные форсажные двигатели плюс мощные захваты для контейнеров под брюхом. И потом — крейсер только внешне выглядит неуклюжим, вроде средневекового рыцаря в панцире. На деле он очень маневренный. Зависнет над полюсом и резво перекидает на платформах груз к базе «Саракш-2».

«Альфа» едва заметно колыхнулась. Луччатти пошевелил манипулятором и синее программное меню на экране вычислителя сменилось видеопанорамным обзором. Серо-желтая земля плавно уходила вниз, небо медленно темнело. «Челнок», управляемый киберштурманом с Земли, поднимался по плавной кривой. Под ворсистым покрытием пола что-то тихо и ровно загудело.

— Включили. — сказал Луччатти. — А вот представляете романтику двадцатого века: наверх на ракете с жидкотопливным агрегатом. Перегрузка, невесомость, скафандры…

— Получишь, Циркулек, романтику. — пообещал Лунин. Он тоже покоился в шевелящемся кресле и чистил апельсин. — Сам говоришь, на Тристар нас будут опускать на платформах, а значит — впихнут в сьютелуны или в скафандры. Что же до невесомости… Нет её — и хвала богам, кости не растворятся. На Луне был? Не понравилось? Мне тоже. А там хоть какая-то тяжесть.

«Альфа» вошла в непроглядно-темную синь стратосферы. Редкие перышки облаков виднелись глубоко внизу. Земля казалась серой и однообразной. Небо продолжало чернеть и на нем загорались звезды.

— Затворите окошко. — попросил Всеслав. — Больше смотреть не на что. Теперь зависнем во мраке до самой стыковки с «Ромулом»…

Видеопанорамный обзор отключили и вывели на экран какой-то развлекательный канал. Громкость, впрочем, убрали совсем.

— Подремлю. — сообщил Всеслав, устраиваясь удобнее и закрывая глаза. Спать совершенно не хотелось. Но еще меньше было желания разговаривать.

Кресло оказалось предельно коварным. Перед глазами поплыли разноцветные полосы, замелькало нечто непонятное, а потом проявился Город…


Небо над Городом было темно-синим и совершенно ровным, так что не оставалось никаких сомнений в его твердости. Слева небо было подперто бесконечной по высоте темно-желтой стеной, а справа — загибалось в бездонную пропасть. Многоэтажные дома на пустынных улицах смотрелись вполне нормально, но было совершенно очевидно, что в них никак не попасть: ни через наглухо запертые двери, ни через окна с небьющимися черными стеклами. Каждый шаг по мостовой из гранитного бруса звучал как-то глухо, а разносился, тем не менее, наверное, на два квартала. Шафранный свет фонарей заливал главную улицу, зато переулки тонули в неприятном сумраке.

Маленький Всеслав стоял на площади, держа в руках друга — старого плюшевого медведя. По рассказам мамы до его рождения в доме появились две игрушки: Мишка и кукла Пуська. Медведь ожидал будущего хозяина, а кукла предназначалась на случай, если родится хозяйка. Куклу все же оставили, когда наблюдающий врач сообщил: ожидается мальчик. Отношение маленького Всеслава к набитой электроникой Пуське оказалось пренебрежительно мужским: она была тут же разобрана на пищалки, моргалки и прочие интересные детали. А Мишка, изготовленный подругой Ольги Луниной, страстно увлеченной созданием игрушек по старинным образцам, был прост и бесхитростен. Сшитый из изготовленного по заказу бурого плюша, набитый настоящими кедровыми опилками, добродушно улыбающийся, он всегда оказывался рядом. Всеслав играл с ним, а медвежонку доводилось исполнять в играх самые разнообразные роли. Мишка навеивал интересные сны, лежа рядом в постели. Позже он сидел рядом с вычислителем и помогал выполнять домашние задания. Вытирался плюш, начала покачиваться голова, но стеклянные глазки смотрели по-прежнему преданно и доверчиво…

Они были вдвоем во всем Городе: Всеслав и Мишка. Но кто-то пристально наблюдал за ними и чего-то ждал. И что бы они ни сделали, все было предвидено и просчитано. От этого мальчишке Всеславу становилось горько и обидно до слез. Он покрепче прижал к груди медвежонка и решительно двинулся вперед…


Комментарий Сяо Жень:

Мне бы очень не хотелось, чтобы рассказанное мною воспринималось читателями в качестве некоего скандального довеска к сенсационной истории «подкидышей»: «Надо же, её дед был знаком с «тем самым» Львом Абалкиным!» Действительно, Всеславу Лунину некоторое время довелось провести рядом с № 07 из пресловутого списка «подкидышей». Так что из того? Всеслав не имел никакого понятия, кто его младший коллега. Он не представлял себе, что его участие в экспедиции на Саракш, равно как участие Луччатти, мэтры разыграли лишь в качестве прикрытия отправки Ревушки с Земли. Дед относился к Л.В.Абалкину и М.К.-Ф.Луччатти абсолютно так же, как к подавляющему большинству людей, с которыми ему доводилось встречаться. То есть по-товарищески, очень доброжелательно, с полной готовностью незамедлительно помочь в случае необходимости всеми силами. Но даже если бы тайна личности Л.Абалкина стала известной Всеславу, сомневаюсь, что это как-либо изменило их взаимоотношения в лучшую или худшую сторону. Друзьями они не стали, да — в силу особенностей характеров как Льва, так и Всеслава — стать не могли.

Кроме того, я вовсе не собираюсь выдумывать, что дед, дескать, был на короткой ноге с корифеями: Геннадием Комовым, Рудольфом Сикорски. О близком знакомстве Всеслава с ними и говорить не приходится, эпизодические встречи и только. Сомневаюсь, что Г.Ю.Комов вообще запомнил В.Лунина, а для Сикорски дед был одним из пары сотен подчиненных сотрудников, одним из подающих надежды, но не более.

Я рассказываю совсем не об этом…


Орбита Земли

3 июня 2158 года, 09.10

-Тираннозавр, вцепившийся в добычу… — пробормотал Марко, разглядывая «Ромула». Сравнение было удачным.

Звездолет смотрелся одновременно и мощно-угловатым и хищно-обтекаемым. В контурах тяжелого «Ромула», не приспособленного к посадкам на планеты, напрочь отсутствовала балетная легкомысленность пассажирских и туристических рейсовиков, одутловатость контейнеровозов или серийная безликость разведчиков ГСП. Три огромных противометеоритных пушки находились впереди, по три (меньшего калибра) — сверху и снизу. Несколько постановщиков полей защиты серебрилось на переднем кольце. Массивные броневые плиты покрывали почти всю поверхность. Было заметно, что металлокерамитовая облицовка испещрена пятнами и разводами: невзирая на защиту силовых полей, газ, плазма и излучение делали свое дело. В ячейках для дочерних кораблей покоились четыре усиленных десантных бота. Под вогнутым брюхом крейсера огромным яйцеобразным коконом блестели контейнеры с грузом. Мощные лапы-охваты накрепко прижимали их к брюху корабля.

Совершенно неожиданно изображение запрокинулось и быстро ушло за пределы экрана. «Альфа» совершала предстыковочный маневр. Приблизительно через полчаса легкий толчок и поскрипывание возвестили о начале соединения. Над дверью каюты высветилось небольшое табло: «Багаж перегружен, пересадка разрешена. Выход в правый шлюз. Счастливого пути!».

— Помните, где лево, где право? — осведомился Лунин. — Тогда пойдем. Разбейтесь на пары. Девочки, держите мальчиков за руку.

В коридоре никого не было. Дверь шлюзового тамбура бесшумно раскрылась. Легкое шипение, и зеленый наружный люк поплыл вниз. За ним оказалась коричневая входная диафрагма с выпуклой надписью «ROMULUS. МОС 1701Е». Буквы, исчезая, поплыли по спирали против часовой стрелки. Диафрагма с неожиданной легкостью разошлась. На пересечении силовых полей «альфы» и звездолета комконовцам пришлось испытать слабое головокружение. Диафрагма за спиной вновь сомкнулась. Почти незаметное покачивание известило о начале отстыковки «альфы».

— Мы в Д-звездолете! — провозгласил Луччатти.

— Ах, сударыня, да может ли такое быть? — вяло удивился Абалкин.

— Во всяком случае, тут точно нет сходства с Восточным Экспрессом. — заметил Лунин. — «Мой девиз: Безотказность и Прочность, Долговечность, Разумность и Точность!»

Уместность цитаты становилась очевидной с первого взгляда. «Ромул» не имел ничего общего, скажем, с туристическими лайнерами, следующими до курортов Яйлы. Стены довольно узкого центрального прохода представляли сплошной ряд металлических дверей, ячеек с аппаратурой, экранов вычислителей, индикаторных панелей. Световые панели размещались внизу, у пола. Крышка одной из ячеек была снята, а из ниши торчала задняя часть ремонтного кибера.

Тускло светящийся стакан лифта с шелестом раскрылся, из него вышел рослый бородач в темно-синей «штурманке», усеянной блестящими контактными гнездами, разъемами, сенсорными панелями и прочей романтической атрибутикой. Обмениваясь рукопожатиями с комконовцами, представился:

— Рауль Ферри, навигатор «Ромула». Рад видеть вас на борту. Прошу в кают-компанию. К сожалению, на экскурсии по кораблю времени у нас не остается, прыжок состоится в самое ближайшее время. Но поговорить с Комовым вы, разумеется, успеете.

В лифте поместились с некоторым трудом.

— Тесновато у нас, конечно, — извиняющимся тоном сказал Ферри, — Крейсер проектировали и строили по индивидуальному проекту для исследовательских штурмов и прорывов, так что особых удобств не запланировали. Зато все очень целесообразно и необычайно надежно… Нам сюда. Да-да, пожалуйста, а я, с вашего разрешении, в рубку. Пора!

В овальной кают-компании, склонившись к экрану вычислителя, о чем-то оживленно спорили трое. Всеслав сразу узнал Комова, известного ему по фотографии. Молодая привлекательная женщина и румяный полный блондин были Всеславу совершенно неизвестны.

— А? — сказал Комов с неудовольствием и повернулся к двери.

Любимый ученик доктора Мбога, успешно и прочно утверждающийся на научном Олимпе, Комов с первого взгляда не понравился В.Лунину. Начинающий небожитель вел себя соответственно. Знакомые отмечали, что «вечно он высматривает что-то за далекими горизонтами и думает о чем-то своем, дьявольски возвышенном. На землю он спускается в тех случаях, когда кто-то или что-то, случайно или с умыслом, становится препятствием для его изысканий. Тогда он недрогнувшей рукой, зачастую совершенно беспощадно, устраняет препятствие и вновь взмывает к себе на Олимп…И, в общем-то, ничего такого-этакого тут нет. Когда человек занимается проблемой инопланетных психологий, причем занимается успешно, дерется на самом переднем крае и себя совершенно не жалеет; когда при этом он, как говорят, является одним из выдающихся «футурмастеров» планеты, тогда ему можно многое простить и относиться к его манерам с определенным снисхождением»[1]. Только как раз подобного Всеслав категорически не желал прощать. Его идеалом навсегда остался Р.Сикорски, которого он ставил гораздо выше Комова и Горбовского, вместе взятых, уже за то, что руководитель КОМКОНа-2 оставался для общающихся с ним не отстраненным божеством, а живым человеком, пусть даже превосходящим собеседника во многих отношениях.

— Здравствуйте, здравствуйте… С прибытием… Вы — Абалкин, практикант КОМКОНа? (Ревушка кивнул. Всеслав отметил выражение интереса в глазах Комова, тут же исчезнувшее, когда тот перевел взгляд на Луччатти) Вы — если не ошибаюсь — Луччатти из… ммм… технического отдела?

— Совершенно верно.

— И… эээ?…

— Всеслав Глебович Лунин. Консультант-аналитик секции «Саракш» Комитета по Контролю. — Всеслав щелкнул каблуками и церемонно склонил голову, — А мы честь имеем отрекомендоваться, как мне кажется, Геннадию… эээ… Юрьевичу Комову, директору Института ксенологии, профессору, консультанту Всемирного Совета, доктору философии, доктору ксенологии, магистру социоконструктивистики, члену-корреспонденту Австралийской Академии, лауреату семи премий Общества футурмастеров, действительному члену Большого Лицея Евразии, заочному соприсяжному Большого Лабораториума Наук Великой Тагоры?

Геннадия Комова его немногочисленные друзья называли просто «капитаном» или «Генкой». Милостиво допущенные к особе именовали его «my captain», соединяя уважение и пиетет с известной долей фамильярности. Для прочих оставались официальные имя-отчество и титулование по должностям, коих у Г.Ю.Комова был приличный букет. Всеслав не преминул воспользоваться ситуацией и, продемонстрировал, что почтительную дистанцию между собой и Комовым устанавливает все-таки он, а не мэтр.

Комов понял шпильку и пренебрежительно усмехнулся. Впрочем, он мгновенно сравнял счет:

— Верно. А, вдобавок, и руководителю данной экспедиции, под началом которого всем предстоит работать. — бросил он. — Позвольте в свою очередь познакомить вас с Джорджем Раулингсоном и Мартой Сведенберг — моими прямыми заместителями, а вашими непосредственными кураторами. Присаживайтесь. Давайте скоординируем наши планы. Лев?

— Насколько мне известно, — начал Абалкин, — на Саракше в подземной Крепости на юге Отчизны Максимом Отто Каммерером обнаружен объект, представляющий большой интерес с точки зрения зоопсихологии. Это вид животных-киноидов с крупными головами, обладающих поразительными способностями к самоорганизации и обмену информацией. Полагаю, их изучение могло бы дать ответ на многие вопросы…

— Да, я внимательно прочел вашу программу действий в этом направлении. — прервал Комов, — и согласен практически со всем. Хочется внести только одну поправку. С существами должен иметь дело не зоопсихолог, а, как это сейчас модно говорить, прогрессор. В каковой роли вам и предстоит выступить. Во всяком случае, подход к ним, только как к животным, пусть даже не совсем обычным, мне представляется неверным.

Ревушка озадаченно молчал.

— Все необходимое для исследований оборудование, как заказанное вами, так и то, что может впоследствии понадобиться, уже на борту. Прикрепляю вас к Джорджу. Что ж, займитесь киноидами, тогда как контакты с аборигенами для вас должны быть сведены к необходимому минимуму. Не скрою, объект вашего, Лёва, любопытства привлекателен и для меня. Так, что не сочтите за бестактность, если я довольно часто буду лезть через плечо с вопросами, а то и с советами. Так, хорошо. Далее… У… эээ… Марко пристрастия за последний месяц не изменились? По-прежнему хочется порыться в Крепости на предмет уточнения аспектов материальной культуры Саракша?

— Безусловно!

— Отлично. Возникающие вопросы в дальнейшем согласовывайте с Мартой, для меня, честно говоря, это куда менее интересно. А вы?

Вряд ли Комов нарочно избирал манеру, «когда с человеком разговаривают, а сами смотрят куда угодно, только не на человека»[2]. Но так уж получилось. За Ревушкой он во время беседы внимательнейшим образом наблюдал, Циркулю соизволил уделить некоторое внимание, а, обращаясь к Коту, разглядывал что-то на экране. Всеслав пару секунд помедлил, шлифуя форму ответа. До зуда хотелось провозгласить своеобразную декларацию независимости от Геннадия Мудрого.

— Лечу на Саракш для личной встречи со Странником и обсуждения на месте деталей некоторых операций.

— Не секрет, каких именно?

— Не секрет.

(Пауза)

— Хм… Ну-ну… Сикорски согласился вас выслушать?

— Согласится.

— Высадка на поверхность Саракша разрешена?

— Формальных запретов нет.

— Кондиционирование?

— Пройдено.

— Ладно, быть по сему. Считаю обмен верительными грамотами законченным, и никого не задерживаю. Давайте готовиться к Д-прыжку.


Комментарий Сяо Жень:

У читателя может сложиться впечатление, что дед был конфликтным и сверхсклочным скандалистом, ни с кем не находящим общего языка. Ну, нет же, нет! Как раз наоборот. Он всегда чувствовал себя в полном вакууме. После смерти матери так и не нашлось человека, с которым Всеславу удалось бы добиться близости. Ему очень хотелось быть рядом с тем, «с кем можно молчать». Он необычайно нуждался в понимании без слов и дружеском участии, он мучительно искал того, кто примет его со всеми недостатками и кому он сам за это простит все минусы. Однако, быть может, был при том чрезмерно требователен? Трудно сказать… Ясно одно: чем менее тактичным и уважительным было движение партнера по общению навстречу Всеславу, тем более (в квадрате! в кубе!) резкой могла стать ответная реакция В.Лунина. При этом очень важную роль играло общественное положение. Если деду был антипатичен рядовой обыватель, все сводилось к деликатному уклонению Всеслава от сближения — зачем обижать человека? Но в ситуации, подобной описанной, когда неприятные эмоции вызывало высокопоставленное лицо, дед не считал нужным сдерживаться: «Eminence obliges»[3] Не внучке и не деда осуждать за это.

Итак, блистательное равнодушие Комова ко всему, что его не интересовало, на этот раз отразилось от зеркальной поверхности. Жаль, оч-чень жаль, что Геннадий Юрьевич в этом случае (как, впрочем, и всегда) не соблаговолил снизойти до реакции собеседника.


Орбита Земли

борт крейсера «Ромул»

2 июня 2158 года, 14.10

В круглое помещение с алюминиевыми стенами и сводчатым потолком выходили люки тридцати восьми безынерционных камер, посередине находился лифт к нижнему этажу, где имели место склады, кухни-синтезатор, души и прочее.

— Занимайте камеры. — чарующим девичьим голосом предложил кибер. — Прошу поторопиться.

— «Камеры». - с сомнением сказал по-хонтийски Луччатти.

— «Лагери», «тюрьмы» — быстро подхватил на базовом наречии Лунин. — «перевоспитание», «зоны труда», «шоковая терапия», «силовая демократизация», «эффект устрашения»…

Они щелкнули тумблерами, бесшумно открылись овальные люки. Лунин проводил взглядами Ревушку и Зайца и вошел в свою камеру. Люк закрылся. Над головой желтым сияла световая панель. Пневматические держатели ожили, бережно и быстро охватили тело. На голову опустился шлем, запахло озоном.

— Будьте добры, закройте глаза, дышите ровно и глубоко. Постарайтесь не волноваться, если ощущения будут неприятными. — любезно попросил кибер.

— Не «если», а «когда», — нравоучительно поправил Лунин, — и не «неприятными», а «мерзопакостнейшими».

Кибер проигнорировал нравоучение и начал обратный отсчет.

Всеслав знал, что в это время главный бортовой вычислитель «Ромула» послал на контрольную станцию запрос на разрешение предстоящего нуль-перехода. Вместе с разрешением должны быть получены семь тождественных программ перехода и возвращения. Вычислитель сверит их и, если не найдет противоречий, начнет подготовку к скачку через подпространство. «Уже начал». - понял Лунин, когда почувствовал едва ощутимое головокружение. «Ромул» находился на одной из высотных орбит вместе с прочими звездолетами различных размеров и конструкций, также ожидающими очереди на старт.

— …Три. Два. Один. Внимание, — послышалось в камере, — старт.

Всеславу показалось, что он вместе с пневмодержателями медленно и плавно вращается внутри камеры. Сквозь закрытые веки полезли суетливые искорки. Пришли легкая тошнота и головная боль. Потом ощущения стали противоречивыми: по телу одновременно покатились волны печного жара и подвального холода. Спина неприятно вспотела, ноги ослабли. Держатели с противной услужливостью подхватили под колени.

Чтобы отвлечься Всеслав принялся вспоминать кадры, увиденные еще в школе на уроках физики. Кривизна пространства вокруг стартующего звездолета увеличивается, деритринитационное возмущение непрерывно растет: сто риманов в секунду, восемьсот, две тысячи… Пространство вокруг звездолета сворачивается туже, туже. Угловатые контуры космического корабля начинают колыхаться и приобретают зыбкую прозрачность. Потом звездолет исчезает вовсе, а на его месте голубовато полыхает в солнечном свете облачко твердого водорода. Температура в сфере радиусом на добрую сотню километров падает на 5-10 градусов. Три тысячи риманов в секунду. Эпсилон-деритринитация завершается и звездолет ныряет в подпространство. Этого Всеслав никак не мог представить себе наглядно. Учитель объяснял: «Представь себе, что космический корабль как бы «растянут» на протяжении всего своего пути от места старта, до места назначения. На выходе из подпространственного прохода чисто теоретически, можно оказаться, например, в центре звезды или планеты. Вероятность этого составляет одну стомиллиардную долю процента, и никто всерьез такую опасность не рассматривал». Несмотря на усилия учителя, воображение все равно отказывалось понимать сущность Д- скачка. Зато зрительно Всеслав представлял себе все очень ярко. В точке финиша вспыхивает облако раскаленной плазмы, разлетается во все стороны гаснущими языками, из огненной хризантемы вываливается полупрозрачный звездолет, быстро превращающийся в реальный объект.

«Что сейчас и произошло» — подумал Всеслав, когда в горле пропал тугой клубок, а световые пятна растаяли в глазах. Шлем соскользнул с головы и ушел в гнездо, держатели ослабили хватку.

— Поздравляем, мы на орбите Тристара, спутника планеты Саракш.

Всеславу не хотелось кулем вываливаться из камеры.

— Кислорода… — попросил он и сделал несколько глубоких вдохов. Вроде бы стало легче. Держатели ушли в гнезда, люк, шурша, открылся. Бледный до синевы и судорожно сглатывающий Лунин вышел, стараясь подавить дрожь в ногах и изобразить небрежную рассеянность. А Луччатти, как ни чем не бывало, уже сиял ему навстречу ослепительной улыбкой.

— М-м-молодцом! — с завистью выговорил Всеслав.


Комментарий Сяо Жень:

Разумеется, восстановление событий, имевших место во время первой командировки В.Лунина на Саракш, произведено достаточно приблизительно. Подлинных документальных материалов, освещающих путешествие, конечно, ничтожно мало. Ну, например… Архив ментограмм Г.Ю.Комова достаточно велик, только, во-первых, допуска к нему у меня, разумеется, нет, а, во-вторых, не думаю, что Геннадий Мудрый помнил какого-то там эпизодического Лунина. Собственный же личный архив дед уничтожил перед вторым посещением Саракша. Никаких других сведений о лете пятьдесят восьмого обнаружить не удалось. Но отчего-то меня не оставляет глубочайшее убеждение, что все было именно так, а не иначе. Странная вещь — психология потомков…


Орбита Тристара — база «Саракш-2»

3 июня 2158 года, 15.10 (время земное)

-Кот, которая по счету твоя платформа? — раздался в наушниках голос Луччатти.

— Забыл, что ли? Девятая, предпоследняя. У тебя — завершающая. — ответил Всеслав. Он стоял на узком мостике платформы, облаченный в громоздкий сьютелун серебристо-серого цвета с маркировкой «Ромула» на шлеме. Сверху брызнули колючие солнечные лучи, бронированное брюхо крейсера ушло назад и вверх. Отделившаяся транспортная платформа с грузовым контейнером начала планирование к поверхности Тристара.

Разгрузка была почти полностью завершена. Почти все члены экспедиции Комова уже благополучно спустились на спутник Саракша в качестве сопровождающих с предыдущими платформами. Непосредственно перед Всеславом сошел Ревушка, Циркуль еще ждал своей очереди.

— Да не забыл я ничего. — досадливо сказал Луччатти. — Просто торчать тут в одиночестве скучно. Поболтать охота, а не о чем.

— Ну, мне-то не скучно и даже нравится! — честно признался Лунин. — Замечательно красиво. Вот вижу: снизу пустая платформа возвращается к «Ромулу».

— И я заметил. Как себя чувствуешь, падая с высоты двухсот километров?

— Здорово! Внизу виден Большой Полярный Кратер. Два ущелья ведут в него с противоположных сторон… Наверное, скоро можно будет различить базу. Капитан все ворчит?

— А то! Представь — десять носителей с грузом скинуть не куда-нибудь, а к полюсу!

Платформу ощутимо качнуло: первый привет от углекислотной атмосферы Тристара. Оранжевый горизонт затягивался дымкой.

Спуск продолжался. Снаружи по сьютелуну заскользили воздушные струи. Поверхность планеты приближалась. У внутренней кромки кратера уже было можно различить постройки базы. Оттуда, заложив вираж, взмывала по направлению к «Ромулу» очередная разгруженная платформа. Она вобрала паучьи лапы опор и, описывая сужающуюся спираль, устремилась к кораблю.

Все произошло на последних минутах приземления. Из-за зубчатой кромки гор выскочило крупное блестящее сигарообразное тело. Оставив за собой сиреневый шлейф светящегося газа, оно метнулось вниз и с леденящим воем пронеслось в полусотне метров над платформой, которая дернулась и резко нырнула. Всеслав торопливо хлопнул перчаткой по большой клавише связи:

— «Саракш -2»? Что случилось?

— This is trafic control, over. Don't worry. Not a problem. - бодро ответил кто-то. — That’s our scout landing.[4]

— Ну, ничего себе! С пеленок мечтал! Это ж просто наслаждение быть угробленным вашим разведчиком! Ай, спасибочки! Что, на Тристаре уже автоматы-убийцы завелись?

— Why, that's not a drone, just a manned scout craft[5].

— Час от часу не легче… Да кто ж меня так ненавидит? Откройтесь, скаут, не томите!

— Светлана Белова, разведбот «Стриж», просит извинить! — весело откликнулся молодой женский голос. — Не хотела напугать.

— Ну, насчет «напугать» не обольщайтесь- не вышло, извиняться не стоит. А вот, если в контейнере что разбилось…

— Not a single thing has been broken, I can assure you[6]. - заверил диспетчер-оптимист.

Платформа выпустила коленчатые опоры, оперлась о бурую почву и мягко осела.

— Процесс завершен ус-успешно. — сообщил автомат. — Готов к-к разгру-узке. Ке. Ке.

— Разгрузку разрешаю. Бедняжка, заикаться начал, напугали тебя. — жалостливо ответил Всеслав (в наушниках прыснули) и принялся отключать контакты сьютелуна от панели управления. Потом, грузно переваливаясь, сошел с широких ступеней. Глянцевые щупальца кибергрузчиков, блестя чудовищными буграми рабочих мышц, уже полезли под контейнер.

Лунин чуть помедлил, оглядываясь. Он впервые был на другой планете (если не считать Луны, посещение которой с туристической группой не доставило ему никаких положительных эмоций). Первое впечатление от Тристара было очень сильным и захватывающим. Темно-фиолетовое небо с почти невидимыми редкими и прозрачными облаками, белое солнце над зубчатой стеной кратера и серо-пурпурный диск Саракша с противоположной стороны, россыпи звезд в незнакомых созвездиях, едва заметные сквозь атмосферную пыль. Внутри кратера господствовали все оттенки коричневого, с теневой стороны наблюдалось движение, туда вели колеи, проложенные киберами, тянулись кабели и трубы.

Кар, потешно загребая песок и гальку толстыми полыми колесами, подкатил к Лунину, но тот прошел еще с десяток метров, рассматривая все вокруг. Транспорт услужливо двигался с левой стороны. Всеслав взобрался на площадку и ухватился за поручень. Плавно набирая скорость, кар устремился к входам в базу.

«Саракш-2» был построен в необычайно удачном месте. Планетологи обнаружили в южной стене кратера пещеры, обширнейший лабиринт которых уходил вглубь скал почти на километр. Расширив полости и приспособив для размещения жилых куполов, строители базы надежно защитили её от любых возможных неприятностей.

Кар въехал в третьи слева распахнутые ворота и оказался во въездном боксе. Как и полагалось, там властвовали киберы: грузчики, транспортники, рабочие. Они укладывали в штабели, перемещали емкости, тянули кабели и вообще занимались делом. Людей не было видно.

В боксе стоял на ремонтных стапелях разведывательный бот, вокруг которого суетились роботы-монтажники. Толстенная обтекаемая сигара длиной в полсотни метров занимала почти все место в центре и Всеславу в своем неуклюжем сьютелуне пришлось, огибая ее, пробираться по хромированному настилу. Под маленькой кабиной пилота было написано желтыми буквами кириллицы «Саракш-2», а ниже — «Ласточка». «Ага, ясно. — подумал Лунин. — Учтем. Стало быть, «Стриж» выглядит точно так же».

За боксом находился кессон, откуда со зловещим завыванием была отсосана атмосферная углекислота и закачан воздух. Мелкие и шустрые киберы стремительно произвели внешнюю санитарную обработку сьютелуна. Движущаяся дорожка ввезла Всеслава в шлюз. По нагрудной панели сьютелуна пробежала разноцветная рябь, он стал, жужжа, расстегиваться.

Перепонка, закрывавшая вход в жилые помещения, чавкнула и исчезла. Всеслав неторопливо проследовал на следующую процедуру. После традиционного душа, переодетый в темно-фиолетовый костюм инженера с множеством карманов и надписью «Тристар\Саракш-2» на спине, он спустился на этаж ниже. В центре просторного купольного зала находился пост дежурного диспетчера. Веснушчатый юноша важно восседал в чудовищно большом кресле за пультом не менее впечатляющих размеров.

— Greetings! You’re Lunin, right? Platform 19?[7]

— А что, возможны варианты? — удивился Всеслав, приглаживая влажные волосы.

— It's only a rite. A figure of speech, you know.[8]

— Ну, тогда понятно… Лунины, Лунины мы.

— I am Patrick O'Hara, the space traffic controller of the day. What language do you prefer? Russian, I guess?[9]

— Russian.

— Чудесно. Сейчас посажу «двадцатку» и вся группа будет дома. А кто здесь — те уже завершают приемку груза… Можете присоединиться, если желаете. Это в пятнадцатом модуле.

— Но как…

— Не заблyдитесь. — почему-то вздохнул диспетчер. — Всё в указателях. А хотите — кибер проводит?

— Нет, спасибо. — отказался Всеслав. Он уже заметил табло над одной из дверных диафрагм: «Модули 10–15». — Кажется, у вас и впрямь трудно попасть не туда.

— При желании — ничего невозможного нет. — послышалось у него за спиной. Лунин обернулся и увидел темнокожую девушку в оранжевом пилотском комбинезоне с громоздким многофункциональным шлемом в руках. Заметив мелькнувшие на секунду желтые буквы «Стр…» на шлеме, он среагировал мгновенно:

— О, здравствуйте, Света! Рад видеть вас. А еще больше рад, что есть чем видеть. Возьми вы при посадке чуть ниже, и лишился бы глаз вместе с отростком, где они закреплены.

— А откуда меня… В смысле, как вы догадались, что я… Ах, да, вы же из…

— Белова, — безнадежно сказал диспетчер, — ну почему, почему твои бандитские вылеты и разбойничьи прилеты постоянно выпадают на дежурства бедного О'Хары?! Большим Привидением базы клянусь — пойду к директору и просто откажусь дежурить в те дни, когда ты пиратствуешь. Сил моих нет! Кончились! Всё! По буквам: в-с-ё!

— Больше не буду, Патричка, миленький, только не говори директору! Пожалуйста!

Диспетчер застонал и отвернулся к главному экрану.

— Давайте, искуплю вину. — предложила девушка, подходя к Всеславу и забавно заглядывая ему в глаза (она была на полголовы ниже), — Слышала, как Патрик навязывал робота в провожатые, но я ведь лучше, правда?

Она была очень симпатична, поэтому Всеслав не удержался. Он нарочито внимательно осмотрел Светлану с ног до головы и признал с отлично поставленным сомнением в голосе:

— Н-ну, в общем… наверное… лучше. Провожайте. Пятнадцатый модуль.


Тристар

Большой Полярный Кратер, болота в 22 км. к югу от базы «Саракш-2»

9 июня 2158 года, 17.00 (время земное)

-Догадайтесь, кто вообще первый человек на «Саракше-2»? — спросила Светлана.

— Вы! — мгновенно ответил Лунин.

— Э! Банально! Не ожидала.

— Директор?

— Э-э! Несерьезно! Где и когда такое было?

— Сдаюсь.

— Кибертехник внутреннего обслуживания. И да будет Вам известно, что на первом месте у него стоит вентиляция. Хорошо на безатмосферных планетах — заботься о том, чтобы утечки не было, следи за давлением. Всего-то! А у нас кругом углекислота с крохотной примесью аммиака. Представьте, раз в квартал требуется полная смена фильтров — внешних станционных, внутренних в каждом помещении и во всех кессонах и личных — во всех скафандрах и сьютелунах. Раз в неделю — контроль упомянутых фильтров. Добавьте организацию вокруг базы зоны абсолютной биологической безопасности. А есть еще программирование, запуск и ежесуточная проверка киберсторожа, который призван обезопасить станцию от проникновения из под почвы и из атмосферы. Вспомните про строительство могильника для захоронения всех отходов (гадость какая!). Ежедневная стерилизация станции в целом. Дегазация, дезактивация кибермеханизмов и работников станции после каждого выхода наружу. Управление киберсанитарами и роботами медслужбы. Ну и всякие мелочи: метеозонды, отслеживание ураганов и торнадо. Раз база спрятана в пещеры, добавляется сейсмическая разведка и контроль за спелеоопасностью, предсказание обрушений, размытий, карстовых сбросов, вулканических извержений…

— Достаточно, Света. — угрюмо сказал Всеслав, — А нашествий гоблинов верхом на огнедышащих драконах тут не бывает? Я уже готов Вас спасать.

В шлеме послышалось сопение: Светлана подавила смешок.

— Опять не напугала? — спросила она. — Что-то никак не удается… Можно возьму вас под руку? Вы не представляете, как это забавно: пара в ярко-синих скафандрах, на рыжих лишайниках. Вся местная фауна вымрет со смеху.

— Под руку? С удовольствием. Кстати, большое спасибо, Света, что вывели на прогулку. Тут просто замечательно.

— Правда? Не притворяетесь?

— С чего бы притворяться? — удивился Всеслав. — Мне здесь действительно хорошо.

— Большинство гостей смотрит на Тристар просто как на транзитный пункт и перевалочный склад рядом с Саракшем. А ведь это целый самостоятельный мир со своей жизнью. Роберт Ибатуллин, наш штатный планетограф, вообще без ума от здешней природы. Он даже целый альбом по природе Тристара собирается выпустить. Вот, к примеру, вам нравится кто-нибудь из здешних животных?

— Боюсь, не одобрите выбора. — осторожно сказал Всеслав. — Улитки.

— Правда? — восхитилась Светлана. — Вот здорово, мне тоже! А почему?

Всеслав наклонился и со словами: «Позвольте побеспокоить, сударыня» бережно снял улитку с округлого валуна.

— Грациозная. — сказал он, держа моллюска перед стеклом шлема. — Но держится с мудрым достоинством. Чистая и глянцевая. Прелесть! Ну, прыгай к деткам.

И осторожно вернул улитку на место.

— Не прыгает. — огорченно заметил он. — Эгоистка.

— Знаете, чем вы отличаетесь от других приезжих? — внезапно спросила девушка.

— Естественно. Я не спросил, откуда у вас такие… светлые… имя и фамилия. А прочие спрашивают.

— Это в КОМКОНе учат такой сверхъестественной проницательности?! Пообщаешься с вами, и становится страшновато… Вы не ридер?

— Ужас, о чем спрашиваете… Еще не хватало — чужие мысли читать… Просто представил себе, как могут надоесть подобные вопросы и прикусил язык.

— А хотите, расскажу?

— Разумеется.

— Лет двести назад пра-, пра- и еще сколько-то там раз «пра» бабушка вышла замуж за русского инженера. И вот поколение за поколением в нашем нигерийском роду нарекают детей славянскими именами. Традиция святая и нерушимая.

— Занятно.

Некоторое время они молча шли по берегу мутноватого ручья, поросшему буро-зелеными лишайниками и толстыми низкими стеблями местных растений. Туман сгущался и киберводитель вездехода озабоченно мигал вслед изумрудным глазом.

— Так когда же высадка на Саракш?

— Завтра. Грузы уже рассортированы и то, что подлежит отправке в первую очередь — лекарства, приборы, биопрепараты — уже на «Саракше-1». Их как раз сейчас сбрасывают на планету.

— Знаю. Сама их сопровождала. Значит, завтра… Жаль…

Киберводитель запустил двигатель. Время прогулки подошло к концу.

Когда они уже сидели в кабине и машина плавно набирала скорость, Светлана неожиданно сказала:

— Не знаю отчего, только мне неприятны ваши спутники!

— Вот так-так! — удивился Всеслав. — Кого вы имеете в виду?

— Всех. В первую очередь — Комова.

— Н-ну… Геннадий Юрьич, конечно, человек сложный, но чтобы так категорично…

— Марту.

— Света, да что с вами?

— Раулингсона.

— Света!

— А больше всего не нравятся те, с кем вы будете работать на Саракше бок о бок… Как-то само повелось у нас: улетают экспедиционные «Фламинго», и все, кто свободен, кому по инструкции не положено молчать, разговаривают в момент отлета. Безразлично, о чем, но лучше — о ничего не значащих пустяках. Считается, что из-за этого с уходящими ничего не произойдет… Ведь они так рискуют! Были же случаи, пусть редкие, пусть на других станциях, когда не возвращались. Болтовня при старте — смешная традиция, чуть ли не суеверие, но, конечно, я, как все, ее поддерживала. И волновалась за уходивших, и радовалась их благополучному возвращению. Только отчего-то никогда не было так тревожно, как сейчас. Не проходит чувство, будто вы уходите навсегда — совершенно один, без всякой поддержки, без связи. Нет, я знаю, что все продумано очень тщательно, обеспечение безопасности, как всегда, на высоте… И все же… Скажите, вы будете постоянно действующим резидентом? Вас готовили долго? Тщательно?

— Да что вы, Света, какой из меня резидент! Туда — обратно… А для прогулки я подготовлен более, чем достаточно. Не волнуйтесь, ладно?

— Не могу.

— Я очень благодарен вам, Света. — тихо сказал Лунин. — Вы правы — все сделано для того, чтобы экспедиция прошла успешно. Только все это совершено неважно. Самое главное — то, что я сейчас услышал. Не думал, что есть человек, который мне скажет такие слова… И теперь знаю — все будет совершенно замечательно, без малейшей заминки. Была в двадцатом веке замечательная русская песня. В ней говорится о солдате, уходящем в бой Он знает, что его ждут, и поэтому с ним ничего не случится. Я, разумеется, не солдат и в бой не иду, но… Спасибо, Света, вы — милая, чудесная девушка!


Орбита Саракша

борт корабля «Фламинго» базы «Саракш-2»

10 июня 2158 года, 14.00 (время земное)

-Ох, и дурак же ты, Кот! — с наслаждением произнес Луччатти. — Как приятно сказать это человеку, который старше на сколько-то там лет.

— Ты о чем?

Адаптационные капсулы размещались парами, так что никто не мог слышать диалога Марко и Всеслава. Вдобавок «Фламинго» совершал предпосадочный маневр и вот-вот должен был войти в верхние слои саракшианской атмосферы, так что все были поглощены только собственными ощущениями.

— Не «о чем», а «о ком». О лучшем пилоте «Саракша-2». Светлана — центр внимания базы, она совершенно изумительна во всех отношениях. Как мне удалось выяснить, именно ты оказался единственным, на кого славная умница обратила внимание. Причем сразу после нашего прибытия. И как ее, несчастную, угораздило?.. А ты ничего и не заметил. Не-ет, неудачное мы придумали прозвище. Не кот ты, а вылитый слепой крот.

Всеслав совершенно не был склонен развивать тему.

— Циркуль, сделай огромное одолжение. — отчетливо произнес он, — Помолчи, а?

«Фламинго» начало методически раскачивать. Противоестественно равномерно. Корабль вошел в спокойную серую атмосферу, в верхних слоях которой были совершенно бесполезны приборы прямого наблюдения. Включились всевозможные локаторы, а на большом экране в кабине развернулась карта Материка. Карта укрупнялась и разворачивалась.

В капсуле зашелестел голос Комова:

— Цитирую: «сли у нас существует единственный континент…, это означает, что конвекционные токи в мантии планеты формируют единую ячейку, т. е. вся «легкая» континентальная кора собрана над единым полюсом опускания мантийного вещества, вроде как мыльная пена — над воронкой водослива. (На Земле мантийный цикл переходил в такую одноячейковую фазу минимум дважды — в середине протерозоя и в позднем палеозое; как раз тогда и возникали единые суперконтиненты — Мегагея и Пангея.) При столкновении микроконтинентов они «слипаются» и «мнутся в складки» (Гималаи, поднявшиеся по линии столкновения плывшего на север Индостана с Евразией). Так что в центральной части единого континента … обязательно должно существовать… нагорье — масштабов Тибета»[10]. Обратите внимание, коллеги! Должно, но не существует! Вместо этого — окруженный среднемасштабными горными цепями разлом, в котором красуются замкнутые озера-моря вроде земных Байкала и Каспия. Ещё одна пока не разгаданная загадка этого мира!

Всеслав сморщился и отключил звук, что, вообще говоря, инструкцией воспрещалось. Он, не отрываясь, смотрел на экран. Сплошной облачный покров Саракша был «снят» с экрана и по нему проплывали пепельно-голубые моря, жёлто-зеленые равнины, бурые хребты и массивы невысоких гор.

Вот она — планета, на которой произошло то, чего так счастливо избежала коммунистическая матушка-Земля. Мир, позабывший, что такое мир. Планета, где за несколько секунд уничтожали атомными бомбардировками огромные города. Планета, на просторах которой тысячи танков и миллионы солдат сходились в адском хаосе скрежещущей стали и воющего пламени, напролом лезли на кинжальный огонь пулеметов, пока холмы мёртвых тел не заваливали огневые точки, лишая врага возможности стрелять, или пока неприятельские пулемётчики не сходили с ума. Планета, где огромные концентрационные лагери работали, как заводы промышленно организованного массового убийства — в них сотнями тысяч истребляли людей голодом, изматывающей работой, особыми способами массового умерщвления.

Вот она — планета, на которой стали радиоактивными плодородные почвы, мутировали животные и растения, изменились русла рек, загнили морские заливы и бухты. Планета переполненных больниц и психиатрических клиник, где не лечили, а истребляли калек и идиотов. Планета недужных, жалких, недоразвитых детей, превращающихся в зомбированных взрослых; спешащих к преждевременной смерти.

Да, это так.

— «И всё-таки озлобленная гримаса на больном лице лучше радостной ухмылки на сытой физиономии румяного покойника!» — почему-то подумал Всеслав…


Примечания:

[1] БВИ. А. и Б. Стругацкие. Малыш (GPI: \\S15-Literature-Historical\S\Strugacky\58\p94)

[2] БВИ. А. и Б. Стругацкие. Малыш (GPI: \\S15-Literature-Historical\S\Strugacky\58\p116)

[3] Знатность обязывает

[4] Диспетчер на связи. Не беспокойтесь. Без проблем. Наш разведчик приземляется.

[5] Что вы, не автомат. Это пилотируемый разведчик.

[6] Ничего не разбилось, я вас уверяю.

[7] Приветствую! Вы — Лунин, так? Платформа номер девятнадцать?

[8] Это всего лишь ритуал. Формула.

[9] Я — Патрик О'Хара, дежурный диспетчер. Какой язык вы предпочитаете? Русский, я полагаю?

[10] Еськов К. Как и зачем я писал апокриф к «Властелину колец» (GPI: \\E111-Literature-Fantasy\Е\Esikoff\73\ p48)


Загрузка...