Черная Луна

Профессионал

Белов открыл глаза, всмотрелся в свое отражение в большом зеркале, не удержался и весело подмигнул. Из зеркала на него смотрел условно-досрочно освобожденный авторитет с волевым лицом закоренелого «отрицалова».

«М-да. В камере шконка у окна мне гарантирована», — подумал он и улыбнулся своему отражению. Поймал взгляд парикмахера, тот, увидев реакцию клиента, воспрянул духом.

— Вы знаете, что я вам на это скажу? — зашептал он, склонившись к уху Белова. — Я скажу, что вы правильно сделали. Конечно, вы намного моложе меня, но, увы, далеко не мальчик… Я это к тому, что вы меня правильно поймете. Зачем прятать свои годы? Если с годами на вашей шевелюре образовалась плешь, то к черту ее. Я имею в виду шевелюру! Хотя это моя профессия, но я вам скажу, что не уважаю мужчин, подкрашивающих седину и прикрывающих лысину. Зачем? Между завитым пуделем и матерым волком нормальная женщина выберет последнего, вы согласны?

— Трудно спорить, — усмехнулся Белов.

— Вашей даме понравится, можете даже не сомневаться. Я сейчас чуть-чуть подровняю, и вы поспешите туда, куда вам надо. А потом придете и скажете спасибо. — Он защелкал ножницами, прицеливаясь к короткому ежику волос, это было все, что осталось на голове Белова.

«Знал бы ты, старик, куда мне надо!» — Белов закрыл глаза и постарался расслабиться. От легких прикосновений опытных пальцев мастера боль в виске прошла сама собой, думалось на удивление легко. А ему это сейчас и требовалось — думать легко и быстро, не до тугодумства, когда погоня дышит в затылок.

Парикмахерская была под стать мастеру: старая, много повидавшая. Белов обнаружил ее лет восемь назад. Сначала руки зачесались вербануть старичка мастера и обустроить здесь явку, но, сопоставив мелкие детали, решил не будить лиха, пока оно тихо.

Помещеньице было маленьким, два кресла в зальчике и подсобка, мутные от вековой пыли окна выходили на высокую стену хлебкомбината. Парадная дверь для посетителей и маленькая дверка из подсобки, выводившая в глухой проулок. Никаких бедрастых и грудастых девиц в белых халатах, только старый мастер с глазами умного спаниеля и его сменщик, туберкулезного вида мужчина неопределенного возраста. На указательном пальце мастера выцветшая татуировка перстня и что-то неуловимое в выражении лица, появляющееся у любого переступавшего порог камеры. Да еще близость рынка, который только в официальных отчетах назывался колхозным и во все времена плотно опекался уголовным людом. Белов быстро сообразил, что его опередили, причем достаточно давно. Выручка и клиентура, насколько он мог судить, здесь никого не интересовали.

«Либо явка, либо „почтовый ящик“», — решил Белов. В последние бурные годы он специально несколько раз проверял — не предпринималось ни единой попытки превратить парикмахерскую в салон или хотя бы сдать в аренду. Запустение и тишина, казалось, время здесь остановилось.

Район, несмотря на близость Ленинградского шоссе, был глухим и малолюдным, проулок, петляя вдоль забора цементного заводика, через железнодорожные пути выводил к парку Тимирязевской академии, там легко затаиться до утра или вскочить в проезжающий на малом ходу товарняк. Множество гаражей вдоль забора, чердаки и подвалы древних пятиэтажек, мест для тайника предостаточно.

Белов за долгие годы оперативной работы усвоил главное: в критической ситуации выигрывает не импровизатор, а профессионал, хладнокровно отрабатывающий заранее заготовленный вариант. Таких мест, где можно надежно оторваться от «хвоста», в городе у него было несколько. Чутье подсказало, что лучше всего отработать именно этот, прозванный им «Ленинград».

Сменив двух частников, он добрался до Ленинградского рынка, проверил ориентиры: магазин одежды, парикмахерская и покосившийся гараж у последнего дома перед проходом к железной дороге остались на месте. Первым делом вскрыл тайник за гаражом. Коробка с «личным оперативным фондом»: полторы тысячи долларов и две тысячи рублями хранилась в нише за нижним камнем в кладке забора. В магазинчике купил джинсовый костюм, солнцезащитные очки и майку, переоделся в кустах в Тимирязевском парке. В парикмахерскую вошел вальяжной походкой человека, не обремененного трудами и заботами. Правда, мешки под глазами да цвет лица явно не дачный, так это нервы и экология.

— Полюбуйтесь. — Мастер ловко провел щеткой по тому, что осталось на голове, вспугнув невеселые мысли. Белов посмотрел в зеркало и удовлетворенно кивнул. — Я бы еще побрил, но вы же знаете, как только появился этот СПИД, так нам сразу запретили брить клиентов. Я вам так скажу, только меня заставили расписаться под этим приказом в нашей Службе быта, я понял, что нормальный человек уже ни от чего не застрахован. Сейчас они мне доказывают, что если не колоться грязным шприцом и пользоваться презервативом, то можно спать спокойно. Ха! Я тогда уже знал, что все дело в крови. А кровь она у всех — кровь. Значит, опять из-за каких-то извращенцев будут умирать порядочные люди. — Старик почесал большой нос, чуть скосил глаза. — Вы скажете, тоже мне новость. Согласен, но мне от этого не легче! Или вам не было приятно, когда вам грели лицо горячим полотенцем, накладывали теплую пену и брили так, как вы сами никогда не побреетесь? По глазам вижу, что приятно. Чтобы вы знали, мне тоже доставляла радость эта работа. А теперь что я вижу? Все ходят плохо побритые и хорошо порезанные. А эти, которые разносят эту заразу, преспокойно танцуют в телевизоре!

— Жизнь изменилась, но не в лучшую сторону, — вздохнул Белов, пряча улыбку.

— Вы, я вижу, умный человек. Но почему вы называете это жизнью? — Старик пожал острыми плечами. — Лично я живу на чистом любопытстве. Мне хочется досмотреть, чем это все кончится.

— Вы читали Нострадамуса? — спросил Белов, чтобы поддержать разговор.

— Из всего, что написал этот человек, мне понравилось только одно. — Старик пощелкал ножницами над макушкой Белова. — «Не надейтесь на правительство, в дни кризиса оно станет первой его жертвой». Как вам это?

— Здорово! — Белов с интересом взглянул на отражение мастера в зеркале. Тот смотрел Белову в глаза.

— После такой фразы детали в его книге меня уже не интересуют. — Старик опустил взгляд, принялся смахивать волоски с шеи Белова. — Между прочим, Нострадамус был аидом. Для кого-то это все запутывает, а по мне, наоборот, все становится на свои места.

Для Белова, не один год отработавшего в контрразведке на «израильской линии», эта информация была новостью. «Впрочем, чему удивляться, когда работаешь против двухтысячелетий истории. Сколько ни изучай, всего не узнаешь», — резонно заключил он.

— А разве это что-то определяет? — задал он вопрос по профессиональной привычке тянуть информацию до конца. Чутье подсказывало, разговор вильнул в эту сторону не зря.

— Как вам сказать… В сорок седьмом году это на десять лет определило мое место жительства. И многое другое, что было после.

Белов посмотрел в зеркало и вновь встретился с пристальным взглядом старого мастера. Показалось, тот внимательно рассматривает лицо Белова.

— Что-то не так? — Белов всмотрелся в свое отражение. Короткая стрижка открыла хорошо вылепленный череп. Заметнее стали черные густые брови и широко посаженные темные глаза. Крупный нос с едва заметной горбинкой: результат увлечения боксом. Хорошо очерченные крупные губы.

— Все в порядке. Можете быть уверены. — Мастер растянул в улыбке блеклые губы.

Белов сначала поразился догадке, а потом увидел, что даже выражение глаз у них одинаковое; мудрая усталость.

— Может, освежить? — Старик смахнул с его плеч застиранную простыню.

«Сейчас еще „Шипром“ побрызгает, с него станет!» — с испугом подумал Белов и встал с кресла.

— Не надо. Прекрасная работа. — Он провел ладонью по голове. Жесткий ворс приятно покалывал кожу. — Вы настоящий мастер!

Старик польщенно хмыкнул, спрятал в карман халата протянутую Беловым купюру.

— Скажите это тем, кто хочет закрыть это заведение, — пробормотал он, отвернувшись к столику. Принялся перекладывать инструменты.

Белов посмотрел на свое отражение в полный рост. Крепкое тело под майкой, мощные руки, лицо посвежело. Мужчина в полном расцвете лет,

«Если забыть о таблетках в кармане, ФСБ на „хвосте“ и фугасах, — поправил себя Белов. — Не хорохорься, долго не протянешь».

Все время, сидя в кресле, он гонял в голове различные варианты, но даже при самом благополучном раскладе получалось, что больше двух суток ему бегать не дадут.

— Вы, кстати, видели этот круг? — Старик указал на пол.

Белов еще в первый визит восемь лет назад обратил внимание на вытоптанный на полу круг. Краска стерлась от многолетнего хождения вокруг кресла.

— Я специально не позволяю его закрашивать. Почему, сам не знаю! — Старик сунул руки в карманы. — Может быть оттого, что если размотать этот круг, как веревку, то ею можно не один раз обернуть земной шар. Я смотрю и думаю, стоит ли так далеко ходить, если можно, не сходя с этого места, встретить не меньше интересных людей?

— Пожалуй, вы правы.

— Знаете. — Старик прищурил один глаз. — Вы захотели быть похожим на этих крутых ребят, которым нужны только денег пачка, дорогая тачка, а в ней красивая телка. Конечно, это ваше дело, клиент всегда прав. Но хочу вам заметить, вряд ли у вас получится. Есть в вас что-то такое, я не знаю, как это назвать, но от этого самым крутым ребятам захочется бегать перед вами на цирлах и ловить каждое ваше слово. И вам не придется для этого ничего делать, просто посмотреть так, как вы иногда смотрите. Можете мне верить, у меня была возможность посмотреть на людей не только здесь. Это было давно, но такие уроки не забываются.

Белов бросил взгляд в зеркало.

«Может, действительно опер от уголовника отличается только одним — положительным зарядом, а мыслят и действуют одинаково, — подумал он. — А я теперь опер в розыске. Вне закона».

Старик успел нырнуть в нишу, ведущую в подсобку, вернулся со щеткой на длинной палке. Принялся сметать клочки волос в кучку.

— Чем больше живешь, тем больше нового о себе узнаешь, — пробормотал он, не поднимая головы. — Между прочим, там есть дверь. — Он кивнул на подсобку.

Белов секунду помедлил, потом решился. Надо было играть до конца, коль скоро здесь его приняли за своего. На прощанье осторожно хлопнув по плечу мастера, через полутемную подсобку он выскочил в проулок.

Зажмурился от яркого света, нацепил на нос очки.

«Смех и грех! — Он оглянулся на давно не крашенную дверь черного хода, покачал головой. — Пять лет на „израильской линии“, четыре года на оргпреступности, а явку еврейской группировки проворонил. Не зря чутье меня сюда привело, не зря. Знал бы раньше, такую операцию можно было бы закрутить!»

Белов вышел на запруженную транспортом улицу. Вонь выхлопных газов полезла в нос. Он недовольно поморщился. От жары и запаха сразу же выстрелила боль в виске.

Помяв болючую точку, он заставил себя собраться и забыть все, не имеющее отношение к делу.

Вскинул руку, остановил машину. Назвал адрес и цену. Водитель, не раздумывая, кивнул, времена тяжкие, за полета рублей поедешь к черту на рога, а тут всего-то работы — развернуться да проехать по Садовому кольцу.

Белов с трудом поднялся по ступеням под шатер из подмигивающих лампочек. Как вещала реклама, клуб «Казанова» жил полноценной эротической жизнью все двадцать четыре часа в сутки. Белов с трудом перевел дух, в отражении черных стекол дверей сначала рассмотрел себя, потом улицу за спиной. Тревоги ничего не вызвало.

Он толкнул дверь и едва не налетел на негра в парадной форме неизвестной армии.

— Патрия о муэрте, камарад, — вырвалось у Белова. Фразу эту запомнил со времен всенародной поддержки революционной Кубы. С тех пор многое изменилось, весь поросший сахарным тростником Остров Свободы продолжил одинокое плаванье, но уже без советских ракет на борту, бородатый капитан-комманданте Фидель метал громы и молнии в адрес бывших друзей, предавших свою и чужую революцию, а память все еще хранила заставлявшую замирать пионерское сердце Игоря Белова острую, как пороховой дым, фразу: «Патрия о муэрте» — «Родина или смерть».

Негр беспомощно захлопал глазами и выдал ослепительную улыбку. Белов, проходя мимо, недовольно цокнул языком, негр был из того племени, что прекрасно живет и без родины.

Следующим препятствием был охранник, подпиравший раму металлоискателя. Белов по привычке потянулся к нагрудному карману за удостоверением, но вовремя вспомнил, кто он теперь. Поправил пуговку на клапане и опустил руку.

Металлоискатель никак не отреагировал на проход Белова, охранник тоже, только кивнул.

Белов вошел в зал. Под потолком медленно вращался зеркальный шар, разбрасывая по стенам острые зайчики. В бордовом полумраке тускло горели несколько маленьких абажуров. Луч одинокого прожектора бил в подиум, высвечивая из темноты вертикальную штангу с повисшей на нем вниз головой девицей. Обнаженное тело светилось мертвенно фосфоресцирующим светом. Сквозь музыку слышались голоса, но лиц посетителей было не разглядеть, глаза еще не привыкли. Белов принюхался, пахло духами, кухней и сигаретным дымом.

— Добрый день. Чем могу служить? — раздался совсем близко вкрадчивый голос.

Белов оглянулся. Смерил взглядом официанта: бледное лицо, блуждающие глазки профессионала общепита.

«Почему нет?» — решил Белов, подцепил за лацкан официанта, притянул к себе.

— Слышь, любезный, мне Гусь нужен. Разговор есть.

— Нет его, — промямлил официант.

Но он слишком долго тянул с ответом, слишком упорно отводил взгляд, чтобы Белов, отлично знавший, что Гусь места обитания меняет с большой неохотой, не заподозрил неладное. В таких случаях Белов привык ломать источник информации до конца, до хруста позвонков.

— Слышь, недоделанный, мне Гусь нужен. — Белов перехватил слабую кисть официанта, больно сжал мизинец. — Или я один с ним встречусь, или на улице ждут двадцать бойцов. Они здесь всех перетопчут, как слон курятник. А я займусь тобой. Все понял?

Официант соображал достаточно быстро, взгляд сразу же сделался обреченным.

— Как вас представить? — прошептал он.

— Сам представлюсь. Проводи. — Белов опустил руку, но палец официанта из тисков не выпустил.

— Он в отдельном кабинете. — Официант почему-то отвел глаза.

— Да хоть на толчке, мне без разницы! — Белов подтолкнул его плечом. — Двигай, только без фокусов.

Плечом к плечу прошли через зал к арке. За ней лестница уходила круто вверх. Белов успел разглядеть ряд темных окон под потолком и догадался, что лестница ведет на галерею комнат, предназначенных для особо утонченного разврата особо состоятельных клиентов.

Официант затопал вверх по лестнице первым, подгоняемый тычками в костлявую спину. На площадке он неожиданно остановился, Белов по инерции налетел на него, сдвинул в сторону и едва не наткнулся на охранника, загородившего вход в коридор.

Или у них была отлаженная система сигнализации, или официант намеренно громко топал, но охранник уже успел изготовиться к встрече с непрошеным гостем.

— Что надо? — процедил он, выпятив грудь.

— К Папе, — выпалил официант.

Очевидно, он успел подмигнуть или подать какой-то другой знак, охранник нехорошо усмехнулся и скользнул рукой под пиджак.

Белов догадался, что сейчас появится в руке охранника, и пошел в атаку.

— Лицензия на ствол есть? — Вопрос был задан с милицейской требовательностью. — Предъяви документ!

— Не по… — на секунду опешил охранник. Белов на это и рассчитывал. Первый удар пришелся по коленке охранника, тот невольно присел от боли и неожиданности, вторым Белов врезал ему в живот, но пресс у парня оказался тугим и жестким, как автомобильная покрышка, пришлось вложить всю силу в третий удар, боковой в челюсть. Такого нокаута Белов не видел со времен боксерской юности: охранник клацнул зубами, закатил глаза и плашмя завалился на пол. Белов левой ткнул под ребра официанта, чтобы не убежал, правой нырнул под пиджак охранника, выхватил из кобуры пистолет. Успел определить, не игрушка, настоящий кольт.

Сгреб за лацканы официанта, уткнул ствол в трясущиеся губы.

— Еще одна горбатая шутка, — зло прошептал он, — прострелю башку, понял?

Официант старательно изобразил полное понимание и готовность служить.

— Веди! — Белов толкнул его вперед. Коридорчик оказался коротким, всего на восемь дверей. Официант остановился у пятой. Шмыгнул носом и кивнул.

— Позови, — одними губами прошептал Белов и для большей доходчивости повел стволом.

Официант закатил глаза к потолку, словно помолился. Вежливо постучал.

— Что надо? — раздался из-за двери недовольный голос.

— Борис Борисович, презент вам передали, — заискивающе проблеял официант.

— Открыто, — спустя несколько мгновений проворчал хриплый тенор.

Белов повернул ручку, она легко поддалась. Оттер плечом официанта от двери, покосился на бледное от страха лицо, рука с пистолетом сама собой рванулась к цели. Рукоятка пистолета припечатала глаз официанта, Белов надеялся, что именно тот, который перемигивался с охранником.

Под аккомпанемент заячьего визга официанта Белов ворвался в комнату. Сразу же захлопнул за собой дверь, чтобы не маячить мишенью в проеме. В комнате царил интимный полумрак, в слабом свете, проникающим из зала через затемненное стекло, Белов едва разглядел полукруглый диван и столик. Над столом виднелось что-то белое. Белов напряг зрение, а может, глаза уже адаптировались к темноте, и с удивлением обнаружил, что это тугой зад, судя по всему, женский.

— Гусь, голос-то подай! — усмехнулся Белов.

— Что надо? — Гусь был человек ученый и осторожный, бранных эпитетов пока добавлять не стал.

— Свет включи.

На столике зажглась лампочка под бордовым абажуром. В ее свете Белов разглядел молодую особу без признаков одежды, упершуюся руками в диван, между ее раздвинутых ног торчали мужские, обутые в лакированные туфли. Девица так и замерла, полуобернувшись, раскрыв от удивления рот. Руки мужчины лежали на ее плечах.

— Гусь, руки там и оставь, чтобы я их видел. А ты, красавица, замри, но попку отодвинь в сторону. Если он дернется, я пальну, но сослепу могу тебя зацепить и такую красоту испортить.

— Да не задницу задирай, дура, башку пригни! Дай я на него гляну, — прошипел Гусь. Копна волос девицы склонилась на исходную позицию, свет выхватил белую рубашку и блестящие глаза, лицо Гуся осталось в темноте, но Белов уже окончательно узнал его по голосу. — Что-то я тебя не припоминаю. Чей будешь?

— Таможенный терминал, — подсказал Белов.

— А-а! — протянул Гусь. В голосе мелькнуло разочарование. — Сразу не признал. Беспонтовые вы, хуже некуда. Прав до фига, а обязанностей никаких не осталось. Вот и прыгаете с пистолетами по бардакам, девок пугаете. Может, ствол уберешь, Игорь Иванович?

— Ствол я у твоего человека на дверях отобрал. — Белов поиграл тяжелым кольтом. — Думаю, сейчас братва подвалит тебя выручать, пригодится.

— И всего-то делов? — Гусь заелозил плечами вверх по спинке дивана. — Брось пушку, это я сам улажу.

— А в карманах у тебя что? — вежливо поинтересовался Белов.

— Лишнего не ношу. Захотят взять, сами сунут. И ствол паленый, и ножичек кровавый, и мешок героина. У вас же так теперь принято?

— Не со зла же, только для отчетности, — усмехнулся Белов.

Гусь выдавил короткий смешок, подтянул ноги. Белов отступил на шаг назад, судя по тому, что вытворяла на сцене девица, ее напарнице ничего не стоило по команде Гуся задним кульбитом рвануть к Белову, рухнуть на шпагат и змеей проскользнуть между ног.

— Гусь, не шевелился бы ты, — предупредил Белов.

— Ты сюда на группешник пришел или базарить? — прохрипел Гусь.

— Согласен. Гражданка свободна. — Белов отступил от двери.

Гусь оттолкнул от себя Девицу, та, охнув, осела на колени.

— Брысь отсюда, соска. — Гусь легко пнул ее в бедро. — Рот закрой и так его и держи, поняла? Девица, хлюпая носом, затрясла головой.

— Брысь! — подогнал ее Гусь. Девица рванула к двери так, что Белов едва успел отстраниться.

А коридор уже наполнился тяжелым топотом.

— Долго спят, — покачал головой Белов, навел пистолет на Гуся. — Твое слово.

Гусь без всякой подготовки выдал такую фразу по фене, что распахнувший дверь замер на пороге.

— Гусь, мы того… Халдей воет, тебя мочить пришли. Мы и рванули. — Он стрельнул взглядом в Белова, но руку из-под пиджака выдергивать не стал.

— Я ему задницу рвану. — Гусь поправил седой хохолок. — Иди, Коля, мне с человеком потолковать надо. — Он указал Белову на место напротив себя. — Присаживайся, Игорь Иванович.

Коля соображал с трудом, пришлось Гусю при крикнуть:

— Дверь закрой, сквозит!

Белов дождался, пока закроют дверь, щелкнул зам ком. Сел на угол дивана, пистолет пристроил на колене.

Гусь застегнул штаны, заправил выбившуюся рубашку, еще раз пригладил седой хохолок на голове. Взял со столика сигарету, чиркнул зажигалкой, пыхнув дымом, отвернулся к окну. Внизу на подиуме сменилась стриптизерка, кружилась, разбрасывая вокруг себя одежду. Музыка едва пробивалась сквозь толстое стекло.

Комнатка медленно наполнялась кислым дымом дешевого табака, перебившим горький шлейф духов, оставленный девицей.

— Гусь, а что это ты «Приму» садишь? Доходы, как я понимаю, позволяют что-то получше курить, — нарушил молчание Белов.

— Принципы не позволяют. — Гусь не повернул головы.

— Это какие же?

— Привыкнешь к дорогому куреву, а на зоне взвоешь. Лучше уж «Примку» тянуть.

— Ну, ты гонишь. Гусь! Разве тебя братва без «подогрева» оставит?

— А ну как накладка выйдет? Не одалживаться же!

— Резонно, — согласился Белов.

Гусь повернулся, смерил Белова взглядом, нервно дернул щекой и вновь отвернулся.

Белов в свою очередь не таясь разглядывал этого худого человечка с изможденным лицом туберкулезника. Костюм, показалось, сняли с манекена в самом дорогом магазине и напялили на тщедушное тело. Гусь очень старался быть солидным, но сил уже не осталось, слишком поздно пришел фарт, всю стать растерял по зонам. От Белова не укрылось, что первый страх у Гуся, вызванный нежданным визитом, уже прошел, но остался другой, затаенный глубоко внутри. Взгляд старого зека настороженно шарил по залу, цепко выхватывая куражившихся внизу посетителей, перебегал от одного к другому, а потом возвращался к входной двери. Гусь явно кого-то ждал и особой радости от предстоящей встречи не испытывал.

— Плохи твои дела. Гусь, — посочувствовал Белов.

— Это еще почему? — Кадык на морщинистой шее дрогнул, словно хотел прорвать пупырчатую, как у дохлой курицы, кожу.

— Совсем дошел.

— На себя посмотри, — огрызнулся Гусь.

— Это экология. — Белов протер взмокший лоб. — Поеду в деревню, надышусь воздухом, все пройдет. А ты что по такой жаре в городе сидишь?

— Дачи у меня нету.

— Что-то не верится.

— А у тебя есть?

— Так, развалюха в деревне.

Гусь откинулся на спинку дивана, скрестил на груди руки.

— Правильный ты мент, Игорь, вот у тебя ни шиша и нет. Твои начальники на одну зарплату особняки себе строят, счета за бугром имеют, телкам машины дарят, а ты все с голой задницей бегаешь. В бизнесе тоже ни хрена не вышло. Там не работать, а воровать надо, а ты этого не умеешь. Другие, кто из «конторы» уволился, уже детей в Англии учат, а ты дочку в деревню посылаешь. Комаров кормить и огурцы окучивать.

— К чему это ты? — Белову не понравилась осведомленность Гуся.

— К тому, что не один ты правильный. — Гусь затянулся сигаретой, с хрипом выдохнул дым. — Без обид. У меня тоже понятия есть.

В голосе Гуся Белов уловил странную нотку, показалось, тот готов о чем-то попросить, но боится потерять лицо. Белов быстро сопоставил несколько фактов, они сами собой сложились в весьма опасную картину.

— Давай по делу, Гусь. — Белов положил на угол стола пистолет. — Ждешь наезда, так? — По затравленному выражению, на секунду мелькнувшему на лице Гуся, понял, что угадал. — Уехать не можешь, потому что смотрящим над этим бардаком поставлен, но очень не хочется в разборах участвовать. В кабаке на Садовой-Кудринской ОМОН твоих отморозков пошмалял. Круги по воде пошли, так? Иначе, зачем коридоре дебила с пистолетом держать.

— Выходит, знаешь. — Гусь покачал головой.

— Слухи, одни только слухи. — Белов резко подался вперед. — А ты мне правду скажи, может, я чем и помогу.

Гусь, настороженно прищурившись, посмотрел в лицо Белову, потом его взгляд скользнул в окно. Это и решило дело. Гусь сломался.

— Ладно, один хрен сам узнаешь. — Гусь нервно сцепил пальцы. — В понедельник приходил сюда один отморозок. Хотел с Соболем побазарить, а тот его на бабки поставил и турнул, как кота обсосанного. Отморозок, правда, не струхнул, пообещал вернуться вечером. Соболь тот еще баклан, я ему всегда говорил, что нарвется. Вот и нарвался. Отморозок тот мне чем-то глянулся. Послал за ним трех пацанов.

— Их в том кабаке и положили, — догадался Белов.

— Ага. Только менты мне потом рассказали, что отморозок по пацанам катком прошелся. Буба там был, центнера два весит. — Гусь быстро перекрестился. — Весил, прости меня Господи… Так фраер ему в чайник так припечатал, что Буба очухался только когда менты подкатили. Пальба началась, Бубу переклинило, выхватил ствол, ну и пошло-поехало…

— И как этот отморозок выглядел?

— Мельком его видел. Ничего особенного. Рядом с тобой поставь, не разглядишь.

— Однако ты его сразу приметил.

— Да. Глаз царапнуло, это точно. — Гусь прищурил один глаз, будто в него попала соринка. — Видал я таких. Весь срок отмотает, как зверь в клетке; ни с чьей руки есть не станет, никого к себе не подпустит. А Соболь лопухнулся… Нашел, кого на бабки ставить! — Гусь зло чиркнул зажигалкой, поднес огонек к подрагивающей в губах сигарете. — Зато потом разошелся! Страус голожопый, блин… Бегал тут с волыной, все орал: «Как грелку, порву!» А у самого глаза блудливые, я сразу просек. Отвел его в сторонку на правеж, он мне все и выложил. Отморозок этот с утра отметился в одной фирме. Погром там устроил будь здоров. А потом сюда заявился.

Белов не хуже Гуся умел вычислять нестыковки в показаниях и сразу же задал вопрос:

— Чем фирма провинилась?

— Да не фирма, так, плюнуть и растереть. Медицинский центр. Соболь с них даже бабок снимать не стал, ихний врач наших девок осматривал бесплатно. Ну, если кто какую заразу подцепил, лечил бесплатно. — Гусь глубоко затянулся. — Гадалка там одна работала. Вкручивала людям мозги, как Кашпировский. Этот отморозок в ее кабинете аппаратуру нашел. Кино она там снимала, через дырку в стене.

— И Соболь этого не знал?

— Клялся-божился, что не знал; А отморозок сюда с разборами завалил. Соболь же «крышей» считался. — Гусь сбил пепел прямо на пол. — Прижал я Соболя, он и раскололся, что к приходу этого отморозка уже знал про аппаратуру. Охранник доложил. Соболь дурак дураком, но сообразил, что большим людям на любимую мозоль наступил. Решил время потянуть. Ну и потянул! Троих сразу же замочили, как мамонтов, прикидываешь?

— Гадалку хоть додумались прижать к ногтю? — Белов уже вполне представлял, как развивались события дальше.

Гусь нехорошо усмехнулся, выпустил носом дым.

— Не успели! Пока нашли ее берлогу, пока подъехали… Про пожар в Немчиновке не слыхал? Дача дотла сгорела. Шесть трупов: одна баба, пять мужиков. Одному башку срезали, второго как курицу выпотрошили. — Гусь снова стрельнул глазами в окно. — Отморозок, в натуре…

— А откуда знаешь, что это был он?

— Сердцем чую. — Гусь похлопал себя по впалой груди. — Менты говорят, дачу никто штурмом не брал. Чисто сработали, без звука. Видели, что за полчаса до пожара маячил перед дачей какой-то парень. Толком не запомнили. Прикинь, вошел — вышел и шесть жмуриков за собой оставил.

Белов медленно отвалился на спинку дивана. Полумрак, пропитавшийся кислым дымом, начинал действовать на нервы. Напряжение уже дало себя знать, все ощутимей постреливал висок.

«Если была аппаратура, то должны были быть и кассеты. В центре их не оказалось, приехали сюда, а тут ни ухом, ни рылом. Нашли гадалкину дачу, устроили шмон и „зачистили“ всех. Жестоко, но, очевидно, соизмеримо угрозе. Интересно, что там гадалке клиенты натрепали? — Белов не удержался и сам посмотрел в окно. В зале бурлила жизнь: вокруг подиума, на котором выгибалась очередная девица, толпился народ, несколько голых тел светилось у столиков. — Последний день Помпеи», — подумал Белов — и похолодел от догадки.

— А центр как назывался?

— Хм, «Космическое сознание». — Гусь покрутил пальцем у виска.

— Имя гадалки? — Белов уже знал ответ, но боялся его услышать.

— Армянка вроде бы, — пожал плечами Гусь. — Мария Ашотовна, кажется.

«Маргарита Ашотовна», — чуть не поправил Белов, но сдержался.

Белов достал сигарету, но, задумавшись, прикуривать не стал, так и крутил в пальцах, пока не просыпал весь табак, и тогда скрутил бумагу в жгутик, дернул, порвав пополам.

— Ты ментов в известность поставил? — спросил он, все еще не в силах отвлечься от своих мыслей.

— А хрена толку! Вам же только в радость, если у нас разборы идут.

— Резонно, — согласился Белов. Он всегда считал, что провокация стрельбы между бригадами — дело благородное. Трупы в морг, победителей — в камеру. На зоне желательно свести с дружками погибших. За десять лет можно полностью уничтожить носителей генов и идеи бандитизма. — Ментов, значит, подключать побоялся. А отморозков не боишься? Он сюда не один придет, а со своей стаей. Перегрызут вас тут, как лисы кур.

— Зубы сломают, — без особой уверенности в голосе ответил Гусь.

— Поживем-увидим. У центра были хозяева? Ну, кто бабки в него вложил.

— Пропала сучка. Либо на грунт легла, либо… — Гусь провел ладонью по кадыку.

— Резонно, — кивнул Белов. — Под мое крыло пойдешь?

Гусь усмехнулся:

— Чего это ради?

— А потому, Борис Борисович, — Белов резко подался вперед, впился взглядом в лицо Гуся. — Потому, что никто тебя не прикрыл. Никто из тех, с кем ты таможенный терминал делил, хотя бы. И обращаться к ним ты не станешь. Знаешь, что вляпался по самые уши. Никто не знает, что на тех пленках было и куда они пропали. Если ты крупно нагадил серьезным людям или хотя бы напугал их, они же тебя просто по асфальту размажут. Тебя уже приговорили. И ты это знаешь.

— Не дави, опер! — неожиданно ощерился Гусь. Белов с брезгливостью отметил, как мелко дрожат у того губы.

— Иди под крыло, Гусь, — спокойно произнес Белов. — Что зря хвост задрал? Не выдержишь ты таких разборов, не на тех напал. Получается, без твоего ведома кто-то сосал компру на серьезных людей. За это без лишних базаров вырвут тебе хвост вместе с позвоночником, помяни мое слово. А в моих раскладах ты ноль без палочки. Но временное прикрытие обещаю.

— А что попросишь?

— Денег пачку, крутую тачку, а в ней телку с длинными ногами, — усмехнулся Белов.

— Серьезно? — Гусь от удивления выпучил глаза.

— Шутка!

— Да иди ты! — Гусь отвернулся к окну.

— Ладно, замяли. — Белов сел удобнее, вытянул ноги. — Чуть не забыл, тебя просили узнать о краже компьютера. Вспомни, кто-то выставил хату на Октябрьском поле.

— Мне бы твои печали! — Гусь болезненно поморщился. Полез в нагрудный кармашек, достал клочок бумаги, бросил на стол. — На, кровосос. Двое пацанов хату выставили, их не ищи, по другой статье сейчас срок на Урале мотают. Компьютер толкнули барыге, по его наводке работали. Вот с него весь спрос. Телефон покупателя на определителе высветился, барыга сдуру запомнил. Память на цифры у него… это…

— Феноменальная, — подсказал Белов, рассматривая каракули на бумажке. — Но и твои, наверняка, помогли вспомнить.

— Не без этого, — польщенно усмехнулся Гусь.

— Значит, от помощи моей не отказываешься, — заключил Белов. — Иначе, с какого это рожна ты егозил с этим телефончиком, когда у тебя такие неприятности. Я прав?

— Умный ты, аж тошно! — покачал головой Гусь.

— Короче, звонить будем? — не отстал Белов. Гусь вздохнул, бросил взгляд за окно. Запустил руку под пиджак.

Рука Белова сам собой легла на рукоять пистолета.

— Да не дергайся ты! — проворчал Гусь и выложил на стол мобильный.

— Учти, возьму в качестве оплаты, — предупредил Белов, сразу же определив ценность мобильной связи в нынешней ситуации.

— Могу даже телку голую в придачу подарить, — отмахнулся Гусь.

Белов взял телефон, задумавшись, похлопал им по колену.

Он понимал, что у Гуся после звонка возникнут некоторые проблемы. Но они не идут ни в какое сравнение с теми, которые Гусь уже получил. Белов заботился прежде всего о себе, разговор требовалось построить так, чтобы к имеющимся проблемам не добавить себе новых.