Человек-Муравей и Оса. Путь героев

ГЛАВА 3, или Хэнк Пим действовал на нервы Хоуп

Хэнк Пим действовал на нервы Хоуп ван Дайн.

Опять.

Честно говоря, чтобы вывести ее из себя, особых усилий не требовалось. Будучи его дочерью, Хоуп, должно быть, к этому уже привыкла. Но теперь, казалось, абсолютная мелочь может вывести ее из равновесия. Возможно, это связано с тем, что она целыми днями торчала с отцом и ей больше не с кем было поговорить.

Или, возможно, это было время для размышлений. Находясь наедине со своими мыслями, она просто не могла не думать об одних и тех же вещах снова и снова. Думать обо всем.

Нет. Не обо всем.

Не о своей матери.

И, возможно, она была порядком зла.

— Ты и слова не сказала за все утро, — произнес Хэнк, не отрываясь от микроскопа. — Я правильно понял: ты чем-то недовольна?

— Недовольна? — Хоуп чуть слюной не подавилась от возмущения. — Не думаю, что этим словом можно выразить мое состояние.

— Ты разговариваешь, — ответил Хэнк, оторвавшись от микроскопа. — Это прогресс.

— Прогресс, должно быть, похож на то, что я возьму этот микроскоп и…

Хэнк поднял руки в знак того, что сдается.

— Я был ослом.

Хоуп взглянула на потолок, подыскивая подходящие слова.

— Дело не в том, что ты осел, — медленно произнесла она.

— Я заметил, ты не стала оспаривать тот факт, что я осел.

— Дело в том, что тебя как будто и нет здесь. Сижу тут взаперти, в твоей лаборатории, и это напоминает мне о детстве, — сказала Хоуп, скривив уголки рта. — Мне было одиноко. Тебя никогда не было рядом, даже если ты был рядом.

В комнате ненадолго воцарилось молчание. Хоуп взглянула на отца. Ей хотелось сказать ему что-то, что изменило бы прошлое и сделало настоящее лучше. Но она знала, что это невозможно.

— Извини, — произнес Хэнк тихим голосом. — Я не могу изменить то, что случилось. Все, что я могу сделать, — сейчас быть с тобой рядом.

— Знаю, — ответила она, размышляя: то ли обнять отца, то ли дать ему промеж глаз. — Но это не делает меня менее злой.

В детстве единственная дочь Хэнка и Джанет Пим привыкла к тому, что родители вечно где-то пропадали, оставляя ее под присмотром нянь или хороших друзей. Иногда на день или два. Порой на целые недели. Хоуп могла поклясться, что однажды они отсутствовали целый год, но, скорее всего, ей только так показалось.

Конечно, родители других детей ее возраста тоже работали. Но в ее семье дела обстояли иначе. Хэнк Пим был ученым и работал на ЩИТ, Шестую Интервенционную Тактико-Оперативную Логистическую Службу. Он провел много времени в лаборатории, где и обнаружил существование так называемых частиц Пима — субатомных частиц с уникальным свойством, позволяющим уменьшать и увеличивать размеры человеческого тела, а также других существ и объектов. Это был невероятный прорыв, который вполне мог изменить ход человеческой истории.

И так оно и было бы, если бы Хэнк разрешил использовать частицы Пима кому-то еще.

Только он знал, как опасна и нестабильна могла быть сила уменьшения или увеличения. А вдруг кто-нибудь захотел бы уменьшить шпиона или армию? Ядерное оружие? Или сделать это самое оружие размером с дом? Само понятие безопасности было бы бессмысленно в мире, где практически все можно уменьшить до размеров ушка иголки или увеличить до размера горы. Поэтому Хэнк держал в секрете свойства частиц Пима. Но это не означало, что он не использовал их во благо других. Теперь он был не просто ученым ЩИТа, но еще и агентом. Он создал костюм, который позволял телу выдержать стресс и давление при уменьшении. Его начальники прозвали его «Человек-Муравей» из-за способности уменьшаться до размера насекомого. И было решено, что Человек-Муравей поможет решить немало довольно немаленьких проблем.

Но когда Хэнк стал пропадать на работе все чаще, мать Хоуп убедила его, то должна быть рядом с ним. Человек-Муравей нуждался в партнере, который мог бы прикрыть его, которому можно было бы доверить свой секрет и свою жизнь.

Этот довод убедил Хэнка, и вскоре у Джанет появился свой костюм под кодовым названием «Оса», которое так шло ее упорному и цепкому характеру.

Если бы только юная Хоуп знала, что ее родители были практически вездесущими спецагентами, возможно, она бы считала, что это круто. И, возможно, меньше бы по ним скучала в их отсутствие.

Но она не знала. Ей было известно лишь, что время от времени мамочка и папочка куда-то уезжали и подолгу не возвращались.

А однажды настал день, когда папа вернулся домой, а мама — нет.

В лаборатории было душно, и Хоуп от этого тошнило. Казалось, что они собирали вещи и переезжали с места на место каждый день. И, благодаря гениальности Хэнка, им в буквальном смысле приходилось это делать: лаборатория была переносной. Можно сказать, у нее было много общего с небольшим трейлером, который можно расположить где угодно. Только в их случае Хэнк уменьшал лабораторию при помощи частиц Пима и приделывал ручку, чтобы всюду брать ее с собой.

«Наша работа, — с тревогой думала Хоуп. — Мы пашем день и ночь, а я не могу сказать, приближаемся мы к разгадке или отдаляемся от нее».

— Скоро нам вновь придется переезжать, — громко сказала Хоуп. Фраза предназначалась не Хэнку и даже не ей самой. Она сама не знала, с кем разговаривает.

— Новый день и новое укромное местечко, скрытое от любопытных глаз, — отозвался Хэнк. Он оторвался от микроскопа и подошел к прибору, который походил на большую металлическую оконную раму.

— Скоро нам понадобится эта новая деталь, — пробормотал он, глядя на свое творение. — Конечно, достать ее было бы проще, если бы мы не прятались, как…

— Преступники? — с горечью в голосе спросила Хоуп. Кое-что о преступниках она знала. Скорее, об одном преступнике.

Скотт Лэнг.

Это по его вине Хоуп с отцом застряли в лаборатории и вынуждены постоянно переезжать, чтобы оставаться на шаг впереди закона. Это он был виноват, что проект, над которым они с Хэнком работали, никак не удавалось завершить.

Ждать еще. Всю свою жизнь она провела в ожидании. Хоуп устала ждать.