Глава 11. Создатель оазисов и прорицатель Хадебуда

Заснул Лейлор уже под утро, а в половине девятого его разбудил стук в дверь. Нажав кнопку дверного переговорного устройства, он сонно спросил в микрофон:


— Кто? Если это уборка, то ещё рано. Я сплю!


Из динамика его оглушил незнакомый голос, отчеканивший:


— Никак нет! Цветы!


Озадаченный, Лейлор пробормотал, нажимая кнопку открывания двери:


— Входите…


В номер вошёл высокий и широкоплечий голубоглазый красавец в чёрной форме и чёрном берете. В руках у него была корзина с цветочной композицией.


— Куда прикажете поставить? — осведомился он, вытянувшись по стойке «смирно».


— Можно на тумбочку, — ответил Лейлор, натягивая на себя одеяло.


Курьер поставил корзину на тумбочку и опять вытянулся. Для курьера доставки цветов он был слишком вымуштрованный и, хотя при нём не было оружия, он походил, скорее, на бойца спецназа. Он уже повернулся, чтобы уйти, но Лейлор спросил его вдогонку:


— Извините, а от кого это?


Странный курьер круто развернулся к нему и отчеканил:


— Там всё написано! Разрешите идти?


— Да, конечно, — пробормотал Лейлор. — До свиданья.


— До свиданья! — И курьер, повернувшись кругом, вышел.


Лейлор пододвинулся к тумбочке и взял корзину. Порывшись в цветах, он обнаружил небольшой плоский футляр; на его чёрной бархатистой поверхности нигде не было никаких надписей, и Лейлор открыл его. На белой атласной подложке сверкал красный, как кровь, камень, огранённый в форме сердечка, в оправе из каэлия и на цепочке из того же металла. Внутри крышки футляра была карточка, на которой золотистыми чернилами было написано от руки:


Я вынул моё сердце из груди и огранил его, чтобы украсить им вашу грудь. Будьте с ним осторожны: если вы его разобьёте, я умру.


Покорённый вами Р.


Камень, по всей видимости, был холлонитом, редкой красной разновидностью феона. «Р.» могло означать только Раданайт, и Лейлор зажал ладонью восторженный вопль. Сжав в кулаке холлонитовое сердце, он сунул голову под подушку и дал выход распиравшим его чувствам. Подушка заглушила его крик, но взрыв восторга внутри Лейлора был слишком мощным, и он, покричав в подушку, вскочил с постели и начал прыгать по комнате. Потом ему пришло в голову, что он ведёт себя ребячливо, и он, опомнившись, опять бросился на кровать. Любуясь огромным алым холлонитом и перечитывая записку, он ежесекундно прыскал в ладошку.


Однако он не надел камень, а спрятал его в сейф. В дверь снова постучали.


— Детка, пойдём завтракать, — сказал из динамика голос отца.


Завтракали они обычно втроём в номере отца. Подставляя отцу щёку для поцелуя, Лейлор пытался разглядеть какие-нибудь признаки того, что между ним и Асспленгом что-то было, но ничего особенного он не замечал. Отец держался с полковником так же, как и прежде, и никаких нежностей между ними не было.


Потом отец ушёл на процедуры, Асспленг пошёл в бар, а Лейлор отправил письма двум своим школьным друзьям и Илидору, а потом хотел посмотреть, что новенького в разделе местных развлечений, но забыл обо всём, получив послание от короля. Оно пришло на экран сервиса по каналу администрации и было весьма лаконичным:


______________________________________________


"Жду вас сегодня. Холл главного корпуса, 21.00.


Р.


P.S. Наденьте мой подарок".

______________________________________________


Прочитав это послание, Лейлор не мог думать больше ни о чём, кроме этого свидания. Отец вернулся с процедур в махровом халате и тапочках, с полотенцем на голове, заказал в номер зелёный чай для себя и сок для Лейлора, включил канал новостей.


— Мы с полковником идём сегодня в бильярд, — сказал он. — А у тебя какие планы на вечер, дорогой?


— Да ничего особенного, — ответил Лейлор. — Я ещё не решил. Может быть, схожу в дансинг или просто прогуляюсь. А может, останусь в номере, закажу что-нибудь вкусненькое и посмотрю телевизор. В общем, я пока точно не знаю.


Почему он не сказал отцу, что встречается с королём? Он сам не знал. Он и вчера не сказал, где так долго пропадал, соврав, что ушёл к себе в номер и лёг, потому что заболела голова. Отец спросил:


— Кстати, как ты сегодня, милый? Как твоя головка?


Лейлор, внутренне устыдившись за свою вчерашнюю ложь, ответил:


— Я в порядке, папуля.


— Не забудь сходить на свои процедуры, — напомнил отец.


Лейлор ходил на контрастный душ, массаж, лечебную гимнастику и иглоукалывание с ароматерапией. По графику в полдень у него была гимнастика, в час — душ, в два — массаж, а в три — сеанс иглоукалывания. Между процедурами он пил воду.


— Ты не представляешь, как мне сегодня прочистили кишечник — страшно вспомнить! — сказал отец, делая глоток зелёного чая. — Хорошо, что это бывает не каждый день, а то я, наверно, не выдержал бы! А завтра — ой, завтра будут чистить почки…


— А как это? — полюбопытствовал Лейлор.


— Тоже мало приятного, — ответил отец. — Тебя сажают в специальный аппарат, ставят катетер, и ты пьёшь каждые двадцать минут стакан целебной воды. Аппарат действует так, что из тебя течёт не тогда, когда мочевой пузырь наполнится, а постоянно.


— И сколько нужно так сидеть? — спросил Лейлор.


— Пока из тебя не вытечет два литра, — сказал отец. — Вода растворяет камни и выводит песок.


Одевшись в тренировочный костюм и сложив в пакет полотенце, махровый халат и тапочки, Лейлор отправился на процедуры. После сорокаминутной гимнастики он немного отдохнул и выпил стакан целебной воды, потом его тело мягко массировали водяные струи, то тёплые, то прохладные, после чего он сорок минут отдыхал в релаксационном кресле и выпил второй стакан воды. Потом могучие руки массажиста мяли его, как кусок теста; после сеанса массажа он посетил туалет и оправился на иглоукалывание. Ощетинившийся иголками, он лежал на процедурном столе в приглушённо освещённой комнате, наполненной тонким ароматом умиротворения, безмятежности и мягкости. Расслабленный и задумчивый, он выпил чашку ягодного чая на целебной воде, в четыре часа вернулся в свой номер и заказал обед.


В восемь отец с Асспленгом ушли. «Пусть, — сказал себе Лейлор, вспоминая слова короля. — Если отец спасается от одиночества в обществе этого занудного служаки, пусть. Мне тоже есть чем заняться». Над причёской он не мудрил слишком: его роскошные волнистые каштановые волосы были хороши и без причёсок. Он просто убрал их наверх и надел на открытую шею подарок короля, холлонитовое сердце на каэлиевой цепочке.


Без пяти девять он был уже в холле главного корпуса. Скользя взглядом по лицам, он волновался: не король ли? Нет, короля не было видно. Вместо короля к нему приблизился летающий «глаз».


— Добрый вечер. Позвольте вас идентифицировать.


Лейлор повернул лицо, и «глаз», моргнув, сказал:


— Благодарю вас. Будьте любезны, следуйте за мной, вас ждут.


Лейлор последовал за «глазом» в кабинку лифта. На двадцать втором этаже они вышли, и Лейлора сразу остановил человек в чёрной форме — точно такой же, в которую был одет утренний курьер. Незнакомец в форме был такой же рослый и широкоплечий, но, в отличие от курьера, вооружённый. Он отсканировал радужку Лейлора портативным идентификатором и посторонился:


— Проходите.


«Глаз» привёл Лейлора в роскошный номер президентского класса. На первый взгляд Лейлор не успел определить, сколько в нём всего комнат: осмотреться ему не дал очередной вооружённый охранник в чёрной форме. Несмотря на то, что Лейлор уже прошёл двойную идентификацию, этот охранник отсканировал его глаз ещё раз и сказал:


— Проходите на балкон.


Лейлор пересёк шикарно обставленную огромную гостиную с кожаными диванами и красными дорожками и вышел на широкий балкон полуовальной формы, уставленный кадками с цветущими кустами белого ормокса. На балконе был накрыт стол, а у парапета спиной к Лейлору стояла фигура в длинном тёмно-фиолетовом плаще, на который спускалась блестящая коса. Когда фигура повернулась лицом, Лейлор узнал короля. Под плащом на нём был чёрный костюм с золотыми галунами на обшлагах рукавов и блестящие чёрные сапоги, а единственной белой вещью на нём были перчатки. На его груди, разумеется, сверкала королевская цепь, а лоб венчала корона.


— Ваше величество… — начал было Лейлор.


Белая перчатка поднялась, приказывая ему умолкнуть. Лейлор растерянно замолк, теряясь в догадках, что это могло означать. Король, не сводя с него сверкающего пристального взгляда, подошёл и дотронулся до холлонитового сердца на шее Лейлора.


— Дитя моё, вы не должны заговаривать с королём первым, — сказал он. — Следует дождаться, когда он сам обратится к вам.


— Простите, ваше величество, — пробормотал Лейлор, похолодев от ужаса при мысли, что он допустил такой промах.


Уголки губ короля дрогнули в улыбке, взгляд потеплел.


— Ничего, это пустяки. Тем более, сегодня не я ваш король, но вы властитель моего сердца. — Раданайт потрогал кроваво-алый холлонит и поцеловал Лейлора в шею.


Лейлор вздрогнул: прикосновение губ короля словно обожгло его кожу. Король отодвинул стул, приглашая Лейлора сесть.


— Прошу вас, окажите мне честь, разделив со мной этот лёгкий ужин.

* * *

Джим уже сожалел о том, что согласился пойти с полковником Асспленгом в бильярдную. Одетый, как для торжественного приёма, он скучал на высоком табурете у стойки бара, пригубливая золотистое вино из изящного высокого бокала и наблюдая, как полковник гоняет шары с ещё одним офицером, тоже заядлым любителем бильярда. Полковник пришёл в такой азарт, что снял китель и закурил сигару, как будто даже забыв о Джиме. С дымящей сигарой в зубах он увлечённо бил кием, шары со стуком катались по столу, и голова полковника поблёскивала в свете лампы над столом, такая же гладкая, как бильярдный шар.


Когда в бокале Джима оставался последний глоток вина, в бильярдную вошёл высокий альтерианец в хаки. Его голова была обмотана платком на бедуинский манер, а обут он был в высокие пыльные сапоги. Присев на свободный табурет, он сказал бармену:


— Стакан воды со льдом.


— Сию минуту, ваша светлость, — ответил тот.


Запотевший стакан с холодной водой и звенящими в ней кубиками льда был подан, и незнакомец в хаки с наслаждением отпил первый большой глоток. Его приятное загорелое и голубоглазое лицо было запылённым, пыль была даже у него на ресницах, и он утёрся краем своего головного платка, но на его лбу и щеках всё равно остались грязноватые полосы. Джим достал упаковку влажных салфеток и протянул ему:


— Вот, возьмите. Салфетки лучше очищают.


Запылённый незнакомец взглянул на Джима своими ясными голубыми глазами и белозубо улыбнулся. Улыбка у него была открытая и светлая, в ответ на неё тоже хотелось улыбнуться.


— Благодарю вас, — сказал он, вытаскивая из упаковки салфетку.


Он утёр лицо, и на салфетке осталась грязь — впрочем, и на его лице тоже. Джим вытащил из упаковки вторую и предложил:


— Давайте, я вам помогу. У вас ещё осталась грязь.


— Буду очень вам признателен, — улыбнулся незнакомец.


Джим вытер с его лица остатки грязи и спросил:


— Где вы так пропылились?


— В пустыне, — ответил ясноглазый незнакомец.


— Позвольте полюбопытствовать, что вы там делали? — спросил Джим.


— Я там работаю, — сказал его собеседник.


У него был открытый взгляд и длинные ресницы, правильный нос, твёрдые, смело очерченные губы и ямочка на подбородке. Его красота была неброской, но изысканное благородство черт его загорелого лица не могла скрыть никакая пыль и грязь. Он был высок и прекрасно сложён, высокие сапоги на шнуровке ловко облегали его стройные голени, а большие загорелые руки были правильной и красивой формы, с длинными сильными пальцами. Ногти на них были коротко обрезаны.


— И что же у вас за работа в пустыне? — полюбопытствовал Джим.


— Я создаю оазисы, — ответил незнакомец. — Правильнее сказать, делаю пустыню плодородной. На Флокаре достаточно воды, чтобы сделать пригодной для возделывания треть его площади, но вся она находится очень глубоко, и пятьдесят процентов всех запасов представляют собой глубинные ледники. Есть много подземных рек и даже озёр.


— А подземных океанов случайно здесь нет? — спросил Джим.


— Глубоко залегающие льды по своему общему объёму могут сравниться с целым океаном, — сказал незнакомец. — В сущности, это и есть океан, только замёрзший.


— Поразительно, — проговорил Джим. — Сверху палящая пустыня, а под ней — вечные льды!


— Флокар — удивительная планета, она ещё очень мало исследована, — улыбнулся мелиоратор пустынь. — В ней масса загадок, которые ещё предстоит разгадать. — Отпив ещё один глоток воды, он сказал: — Простите, я забыл представиться. Я лорд Хайо, но можно просто Рэшхарм. Впрочем, я не очень люблю это имя и предпочитаю его укороченный вариант — Рэш. Что я могу сказать о себе? Мне тридцать два года, в Книге Лордов я на одном из последних мест, да и внушительным состоянием похвастаться не могу. Род Хайо довольно древний, но его представители никогда не отличались практичностью и умением сберегать и приумножать свои деньги, и мы всегда страдали от их хронического недостатка. Мой старик разорился и, не выдержав этого, умер, оставив мне в наследство кучу долгов и наше родовое гнездо. Чтобы отдать долги, мне пришлось продать дом и все ценные вещи, и всё, что у меня осталось от былого величия — это титул. Сейчас я выживаю исключительно благодаря этой работе и надеюсь, что проект по освоению Флокара не заморозят. — Рэш поиграл льдом в стакане и допил воду. — Думаю, его не заморозят, поскольку Альтерия заинтересована в сохранении «Оазиса».


— Вы живёте здесь? — спросил Джим.


— Да, — кивнул Рэш. — Поскольку я один из ведущих специалистов, мне позволено снимать номер в «Оазисе» за полцены и пользоваться всеми здешними благами, но я экономлю. — Рэш усмехнулся, отправил стакан бармену за добавкой. — Да, представитель рода не умеющих экономить взялся сколачивать капитал… Впрочем, больших денег мне здесь не нажить, но я максимально ужимаюсь во всех тратах, чтобы скопить хоть что-то. Сначала я жил в общежитии вместе с рабочими, но там оказалось слишком тесно для моей светлости. — Рэш опять усмехнулся, поймал подкатившийся к нему стакан. — И я нашёл выход из положения — живу в палатке. Конечно, жилище не из лучших, зато своё собственное.


— А для чего вы копите деньги, если не секрет? — спросил Джим.


— Хочу накопить на домик, — ответил Рэш. — Думаю обосноваться здесь. Работа для меня здесь всегда найдётся, и без куска хлеба я не останусь. Построю домик и, может быть, обзаведусь семьёй.


— Хорошие у вас планы, — сказал Джим. — От всей души желаю, чтобы вам удалось претворить их в жизнь.


— Благодарю вас, — ответил Рэш, залпом выпивая свою воду и утирая губы краем своего запылённого головного платка. — Ну, а вы? Вы, как я вижу, здесь отдыхаете?


— Да, врачи прописали мне курс лечения здешней водой, — ответил Джим. — Я здесь с сыном и полковником Асспленгом. Вон он, играет за третьим от нас столом.


— Который из двух? — уточнил Рэш, посмотрев в указанном направлении. — Тот, что с волосами, или лысый?


— Лысый, — ответил Джим. — И с сигарой.


— Гм, а кем он вам приходится? — спросил Рэш. — Вы с ним случайно не обручены?


— Нет, — усмехнулся Джим. — И вряд ли обручусь, хотя он, наверно, был бы очень рад, если бы я дал согласие. Он просто сопровождает нас с сыном.


— Простите, я так и не услышал вашего имени, — с улыбкой напомнил Рэш.


— Джим Райвенн, — представился Джим.


Брови Рэша приподнялись.


— Райвенн? Вы родственник нашего короля?


— Он мне брат, — ответил Джим. — Но не кровный: я приёмный сын лорда Райвенна. Я был спутником лорда Дитмара, а в этом году будет шесть лет, как я вдовец. — Джим подавил вздох и продолжил: — У меня пятеро сыновей: трое — от лорда Дитмара, один — от моего первого избранника, и ещё один приёмный.


Джим достал фотоальбом — овальную, размером с брелок плоскую коробочку, включил световой экран и стал показывать Рэшу фотографии.


— Это Илидор, мой старший. Он служит в аэрокосмических силах, уже в чине капитана. Это Серино, его мы с милордом Дитмаром усыновили. В соответствии с порядком наследования титула лордом должен был стать он, но он отказался от титула в пользу Дейкина. Он преподаёт и параллельно работает над докторской диссертацией по какой-то заумной естественно-философской теме, даже не вспомнить, как она звучит… Вот близнецы Дейкин и Дарган. Дейкин на пятнадцать минут старше, поэтому ему достался титул лорда Дитмара. Он преподаёт в Кайанчитумской медицинской академии и продолжает исследования своего родителя, а в прошлом году он сочетался с сыном лорда Келлока, и скоро они подарят мне внука. Дарган окончил ту же академию, сейчас у него своя практика, он специалист по нервным заболеваниям. У него есть друг, но они пока не спешат сочетаться. А это младший, Лейлор. — Джим улыбнулся, показывая фотографию. — Ему пятнадцать, он ещё учится. Он здесь, со мной.


Рэш, взглянув, тоже улыбнулся.


— Ваш младшенький просто чудо… Вылитый вы.

* * *

Одна рука Лейлора лежала в белой перчатке короля, а другая — на его плече: они танцевали в маленькой гостиной. Жалюзи были закрыты, всюду в комнате горели трепещущим пламенем свечи. Выпив две рюмки маиля, Лейлор пребывал на пике счастья и блаженства, забыв об отце с Асспленгом: для него сейчас существовали только глаза короля, полные грустной мудрости и задумчивой нежности. Звучала тихая музыка, мерцали свечи, и Лейлор почти не чувствовал под собой ног в объятиях короля. Его глаза были томно полузакрыты, с губ не сходила улыбка блаженства, и они, подрагивая, тянулись к губам короля, прося поцелуя. Раданайт, нежно глядя на него, приблизил губы и проговорил:


— Что вы сделали со мной, дитя моё… Вы хотите окончательно свести меня с ума? Впрочем, я уже всецело ваш… Владейте мной, милый Лейлор, приказывайте что угодно: я всё исполню.


— Поцелуйте меня, — прошептал Лейлор, закрывая глаза.


— Да будут благословенны губы, сказавшие это, — проговорил Раданайт. — С радостью повинуюсь.


Он очень осторожно и нежно коснулся губами дрогнувших губ Лейлора, которые в ту же секунду с готовностью раскрылись навстречу поцелую. Руки Лейлора поднялись и легли вокруг его шеи, а король прижал его к себе. У дверей большой гостиной стоял охранник, неподвижный и бесстрастный, как статуя, с широко расставленными ногами и оружием наперевес. Ему было известно, что у короля свидание с юной особой по имени Лейлор Райвенн-Дитмар, но ему не было дела до того, что у них в маленькой гостиной происходит: его единственной задачей было охранять короля и его гостя, что он и делал.


— Вы понимаете, что вы сделали, Лейлор? — сказал король. — Ваша прелестная головка осознаёт, что в ваших руках — сердце короля, которое уже однажды было ранено? Ту рану оно вынесло, но следующая будет смертельной, знайте это.


— Ах, нет! — Лейлор со слезами прильнул к королю всем телом. — Я никогда не раню ваше сердце, ваше величество… Дороже его для меня отныне нет ничего на свете!


— Я поверил вам, дитя моё, — проговорил Раданайт, глядя Лейлору в глаза и касаясь дыханием его губ. — Теперь всё в ваших руках.


Глаза Лейлора вдруг широко раскрылись и заблестели.


— Если вы хотите убедиться в том, что я не обману вас, ваше величество, можно обратиться к прорицателю… Как же его зовут? А, вспомнил, Хадебуда! Он принимает круглосуточно… Кажется, возле утилизатора отходов номер три.


— Вы верите всяким шарлатанам, выдающим себя за пророков? — усмехнулся король. — Впрочем, если вам угодно, давайте наведаемся к этому прорицателю. Заодно проверим, не шарлатан ли он. Если я выясню, что он морочит людям головы, ещё и беря за это деньги, за него всерьёз возьмутся и, будьте уверены, прикроют его лавочку. Подождите меня здесь, я сейчас приду.


Лейлор взволнованно ждал, бродя от свечи к свече и спрашивая у каждой: наяву ли это происходит или только снится ему? Что происходит между ним и королём? Любовь ли это или, быть может, мираж, которому не суждено просуществовать долго? В зеркале он видел на своей шее горящее алой звездой холлонитовое сердце, и ему хотелось верить — нет, он просто не мог не верить: разве король может обмануть? Послышались шаги, и в маленькую гостиную вошли четверо охранников. Все они были в одинаковой чёрной форме и чёрных беретах, только один из них был не так высок и широкоплеч, как остальные, и на нём были широкие тёмные очки. Он сказал голосом короля:


— Посмотрим, узнает ли он меня.


Через час белый королевский скутер и три чёрных скутера охраны опустились на песок неподалёку от огромной свалки, на которой ни на минуту не прекращалась работа мусорного пресса. Понюхав воздух, король поморщился:


— Ну и местечко выбрал этот прорицатель!


Он сошёл на песок и подал руку Лейлору. Охране он сказал:


— Ждите здесь.


Они направились к уродливому чёрному сооружению вроде шатра, возле которого в песок был воткнут белый щит с надписью на нескольких языках, гласившей, что здесь ведёт приём великий прорицатель Хадебуда. Лейлору на мгновение стало страшно, но король ласково взял его за руку.


— Ничего не бойтесь, дитя моё. Мы выведем этого шарлатана на чистую воду.


Он откинул полог шатра, и они вошли. Они попали в маленькую его часть, отгороженную занавеской из старых покрывал; посреди этого отделения стоял невысокий круглый столик, накрытый чёрной тканью, на котором горела толстая свеча. На протянутой между поддерживающими шатёр балками верёвке были развешаны сушеные угреобразные гады, а возле стенки шатра стояла прозрачная пластиковая коробка, сверху прикрытая листом железа, и внутри неё копошились те же гады, но живые. Лейлор передёрнулся от омерзения, а король усмехнулся:


— Впечатляющий антураж.


Край занавески приподнялся, и появился тот самый мальчик с голубой кожей и ушами на стебельках, который вручил Лейлору с отцом рекламные карточки. С низким поклоном он сказал:


— Великий господин Хадебуда ждал вас. Сейчас он выйдет. Извольте присесть.


Пол шатра был выстлан старыми, вытертыми ковровыми дорожками, а перед чёрным столиком были разложены подушечки: очевидно, на них мальчик и предлагал гостям присесть. Король и Лейлор уселись и стали ждать, а мальчик зажёг ещё две свечи и поставил их на пол у стенок шатра. Наконец занавеска снова поднялась, и в переднее помещение выползло паукообразное чудовище, четырёхрукое, восьминогое и трёхглазое. Два фиолетовых глаза блестели, отражая тусклое пламя свечей, а третий глаз был закрыт кожистым веком. Кожа чудовища была тоже голубая, но темнее, чем у мальчика, нос был покрыт роговыми пластинками, лежащими внахлёст, а улыбающаяся пасть содержала великое множество острых, как шипы, зубов. На голове у чудовища был чёрный с блёстками тюрбан, а на синем лоснящемся толстом теле было накинуто нечто вроде мешковатого халата, сшитого из блестящей чёрной материи. В голову Лейлора вползли, извиваясь, как гады в коробке, его словомысли:


«Вы не верите в пророческий дар Хадебуды? Сейчас он покажет вам, на что он способен. Ваш маскарад, мой уважаемый господин, — обратился он к королю, — не обманет меня. Вы — облечённый большой властью человек. Вы правите целым народом. Гм, гм… Однако у вас есть одна маленькая слабость. — Хадебуда ощерил зубастую пасть в жутковатой ухмылке. — Страсть к братьям».


Лейлор не понял, что это означало, но король нахмурился и слегка побледнел.


«А вы, мой юный прелестный друг, скрыли от вашего отца, что встречались с этим господином, — сказал Хадебуда Лейлору. — Кажется, вы не одобряете, что ваш родитель проводит время с неким офицером с круглой лысой головой».


Ошеломлённый Лейлор не мог выговорить ни слова. Хадебуда между тем с мерзким шипением выпустил в разные стороны несколько толстых белёсых нитей и повис на них над столиком.


«Знаю, зачем вы пришли. Хотите, чтобы Хадебуда предсказал вам будущее? Хадебуда предскажет и ничего с вас за это не возьмёт».


Из рукава он вытащил колоду карт со странными изображениями. Сначала он долго перетасовывал их, перебрасывал по всем четырём рукам, а потом предложил Лейлору и королю вытащить по карте. Лейлор, протянув дрожащую руку к засаленной колоде, вытащил карту, то же сделал король.


«Положите ваши карты на стол», — сказал Хадебуда.


Он стал снимать и раскладывать остальные карты вокруг выбранных Лейлором и королём. Всматриваясь в расклад, он теребил четырёхпалой рукой синий подбородок.


«Гм… Карты говорят о большом чувстве, о страсти, которая вскипает между вами, — сказал он наконец. — Будет много безрассудства, слёз и боли, но страсти это не угасит. У вас, уважаемый господин, — Хадебуда слегка поклонился королю, — будет двое детей — так говорят карты. — Он показал на две из разложенных на чёрной материи карт. — Они также говорят, что одного из них вы потеряете: вот знак смерти. — Хадебуда показал пальцем с толстым загнутым когтем ещё на одну карту. — У вас, мой юный друг, — прорицатель повернулся к Лейлору, — я тоже вижу двоих, но оба живы. Больше ничего карты не хотят сказать сегодня… Однако, я что-то проголодался: предсказания отнимают много сил. С вашего позволения, я слегка закушу».


С этими словами Хадебуда схватил с верёвки одного сушёного гада, оторвал от него зубами половину и проглотил. Отправив в зубастую пасть и вторую половину, он сказал:


«Сушёные химоны — неплохо, но живых я всё-таки люблю больше».


И он, протянув одну из четырёх рук к коробке с извивающимися тварями, приподнял прикрывающий её железный лист. От вьющегося там клубка гадин отделились две самые шустрые и жаждущие свободы, перегнулись через край и, извиваясь, стали выползать наружу. Лейлор, приподнявшись на подушках, вскрикнул от ужаса и омерзения, а Хадебуда, посмеиваясь, ловко схватил обеих тварей за хвосты.


«Куда побежали, мои вкусненькие? Не уйдёте!»


Подняв извивающихся гадов над полом, он полюбовался ими немного, а потом широко разинул пасть и с удовольствием бросил в неё обоих химонов. Мощным усилием глотательных мускулов он отправил живых гадин к себе в брюхо и ещё около минуты издавал мерзкие хлюпающие и крякающие звуки.


«Ох, как хорошо… Вот это мне нравится больше всего! Как они там борются!»


Лейлор, зажав рукой рот, зажмурился: смотреть на это было невыносимо противно. Борясь с приступами тошноты, он отвернулся. Король выдержал это зрелище стойко, не моргнув глазом и лишь слегка скривив губы: и нервы, и желудок у него были явно крепче. Хадебуда, похлопав себя по брюху, сказал:


«Ну вот, подзакусил немного. С картами сегодня больше работать нельзя, но если уважаемые господа пожелают, я могу погадать вам по ладони».


— Погадай мне, монстр, — сказал король насмешливо, протягивая Хадебуде ладонь. — Посмотрим, что ты наплетёшь.


Прорицатель прищурил фиолетовые глаза.


«Всё ещё не верите, мой господин? Хорошо, слушайте. — Хадебуда всмотрелся в ладонь короля и начал: — Вы средних лет, мой господин, за вашими плечами половина жизни. Всю свою жизнь вы посвятили карьере и достигли высот. Но карьера ваша ещё не окончена, вы будете обладать властью ещё долгое время. Гм, а это что такое? О, мой господин, в прошлом у вас была несчастная любовь! Вам отказали, ваше сердце разбито. Сейчас вы опять влюблены, но как будто в того же самого человека… Не пойму. Как будто в того же самого, и вместе с тем другого. Не могу понять, что это значит. — Помолчав, Хадебуда потеребил подбородок. — Гм, господин, а вы непростой человек… То, что у вас снаружи, отличается от того, что скрыто внутри. Вы умны, властолюбивы и скрытны. За внешней сдержанностью скрывается страстная и не чуждая порока натура. Опасно иметь вас в качестве врага, но и любить вас нелегко, потому что вы склонны мучить своего возлюбленного ревностью и собственническими замашками. Вы способны на глубокие и сильные чувства, но не останавливаетесь ни перед чем, чтобы достичь желаемого. От этого могут пострадать ваши близкие».


— Довольно, — оборвал его король. — Не хочу больше слушать этот вздор. Лейлор, дитя моё, пойдёмте отсюда. Мы зря потратили время.


«О нет, сначала мне нужно сказать вашему юному другу пару слов наедине, — ощерился Хадебуда. — Не волнуйтесь, ничего предсказывать я ему не буду, раз вы так относитесь к моим словам. Пойдёмте со мной, деточка, не бойтесь. Это очень важно».


— Лейлор, не ходите с ним! — воскликнул король.


Но Лейлор, повергнутый взглядом фиолетовых глаз прорицателя в некое подобие транса, повиновался его сухой и холодной четырёхпалой руке и пошёл следом за ним. Хадебуда откинул занавеску и повёл его за собой в сумрачное и опутанное тенётами помещение, выбил из когтей искру и зажёг свечку. В свете её тусклого маленького пламени в голове Лейлора зашелестели его клейкие словомысли:


«Ты мне кого-то напоминаешь, малыш, и я долго не мог вспомнить, кого. Но теперь я вспомнил. Твоего папочку зовут случайно не Джим?»


Лейлор смог только кивнуть.


«Значит, я не ошибся, — удовлетворённо проговорил Хадебуда. — А ведь я знал твоего дражайшего родителя, малыш. Это было давно, когда тебя ещё не было на свете. Думаю, тебе будет интересно узнать, чем занимался твой папуля, когда был таким же юным и прелестным, как ты… До того, как попасть на Альтерию, он жил здесь, на Флокаре, и был проституткой. Ты знаешь, что это такое, малыш? Он отдавался всем, кто платил деньги. Он переспал с половиной Галактики, на нём негде ставить пробы. Вот такой он, твой любимый папаша. А теперь ступай, проваливай! И чтобы ноги твоей здесь больше не было!»


Лейлор на подгибающихся ногах выбрался в переднее помещение. Внутри у него всё превратилось в камень. Король сразу протянул к нему руки.


— Дитя моё, на вас лица нет! Что он вам наговорил?


— Пойдёмте отсюда скорее, — пробормотал Лейлор глухо. — Я больше не могу здесь находиться…


Когда звук отлетающих скутеров стих, прорицатель вылез из-за занавески.


«Собирай вещи, малыш, — сказал он мальчику. — Мы сматываем удочки с этой планеты».


Мальчик испуганно встал.


— Но почему, господин Хадебуда?


На когтистом синем пальце прорицателя покачивался и сверкал на цепочке алый камень в форме сердечка.


«Хорошая вещица… Дорого стоит. Нам она пригодится в наших скитаниях… Почему, ты спрашиваешь? Да потому что это был король Раданайт, а с ним шутки плохи. Собирай все наши манатки и не забудь собрать всех сушёных химонов, а живых… Я съем, сколько смогу, а остальных придётся оставить: с этой коробкой пускаться в бега несподручно. Мы свалим отсюда на ближайшем мусоровозе, и никто нас не найдёт. Давай, малыш, шевелись! У нас мало времени».


Мальчик начал собирать их скудные пожитки, а прорицатель стал жадно поглощать своё любимое блюдо — живых химонов, отправляя их себе в желудок одного за другим. Никогда он ещё не ел так много, но оставлять любимое лакомство было слишком жалко. Отдуваясь, он глотал извивающихся тварей, стремясь унести в своём желудке как можно больше, но жадность сыграла с ним злую шутку. Внезапно он почувствовал адскую боль в животе.


Мальчик, торопливо засовывавший в мешок сушёных химонов с верёвки, испуганно обернулся, услышав пронзительное верещание. Прорицатель, держась за живот, катался по полу, суча паучьими лапами и выкатив все свои три глаза. Его синее брюхо вздулось, и видно было, как внутри что-то шевелится, стремясь выбраться наружу: по всей вероятности, именно это и причиняло человекопауку неимоверные страдания. Брюшная стенка растягивалась, из синей становясь бледно-голубой, и наконец не выдержала. Химоны прогрызли её изнутри и полились из отверстия чёрным блестящим потоком длинных, извивающихся живых тел. Прорицатель уже не верещал, а хрипел в агонии, а проглоченные им химоны, выбираясь из его живота, выворачивали наружу и его внутренности. Несколько тварей погибли, разъеденные его желудочным соком, но большинство были целы и невредимы. Выбравшись на свободу, они расползлись по всему шатру, тычась головами в ковровые дорожки: они искали песок, чтобы в него зарыться. Мальчик, схватив палку, стал бить их и нескольких убил, а остальные с мерзким злобным писком стали кидаться на его ноги. Вскрикнув, мальчик вскочил на столик и опрокинул свечу, и она упала на ковровую дорожку, но не погасла. Один химон, обжегшись, запищал и укусил другого, а тот, разъярённый укусом, вцепился в третьего, третий — в четвёртого, и так далее. Через пять минут пол шатра был усыпан телами дохлых тварей, перегрызших друг друга. Прорицатель с разорванным брюхом лежал неподвижно, уставившись выпученными глазами в потолок: он был мёртв.


Потрясённый мальчик ещё пару минут сидел на столике, не решаясь спуститься. Потом он боязливо опустил одну ногу на пол, но ни один химон не пошевелился. Мальчик слез со столика и, брезгливо ступая между их чёрными безжизненными телами, подошёл к своему хозяину.


— Господин Хадебуда, — позвал он дрожащим голосом.


Прорицатель уже не отозвался. Весь пол рядом с ним был залит его синей кровью, жёлто-фиолетовые кишки были выворочены наружу, свешиваясь из огромной дыры в брюхе. Мальчик, присев рядом на корточки, заплакал, но не от жалости к хозяину, а скорее от растерянности и отчаяния. Но нужно было что-то делать, как-то спасаться, и он, вытерев слёзы, вскинул лысую голову. Ещё вздрагивая от всхлипов, он выгреб из тайника в песке все деньги, повесил на плечо котомку со своими пожитками и уже хотел покинуть шатёр, но его взгляд упал на алый камень в форме сердца, блестевший на полу среди тел химонов. Подобрав его и сжав в кулаке, мальчик вышел из шатра.


Мусоровоз был уже готов к отлёту, когда пилот увидел прыгающую и размахивающую руками фигурку. Она так отчаянно жестикулировала, что пилот поднял крышку кабины, снял шлем и высунулся.


— Ну, чего тебе?


— Сэр, подождите! — кричала фигурка. — Пожалуйста, возьмите меня с собой! Мне надо отсюда улететь! Я вам заплачу!


— Да чем ты можешь заплатить, малыш? — усмехнулся пилот. — Своей хорошенькой попкой? Это, конечно, весьма заманчивое предложение, только я не педофил.


— У меня есть деньги, сэр! — крикнул мальчик. — И вот это!


В руке мальчика поблёскивало, покачиваясь, что-то алое и яркое.


— Это хорошая вещь, стоит очень дорого! На вашу зарплату пилота мусоровоза вы такое не купите!


— Ну-ка, покажи поближе, — заинтересовался пилот. — Взбирайся сюда.


Мальчик с обезьяньей ловкостью вскарабкался к кабине и показал пилоту камень-сердечко. Пилот присвистнул.


— И правда, вещица не из дешёвых! Признавайся: кого ты обокрал?


— Я не вор, сэр, — обиделся мальчик. — Это плата, которую оставил клиент моему хозяину, господину Хадебуде.


— А, этот старый азук! — сказал пилот. — Ты что же, от него сбегаешь, крошка?


Мальчик всхлипнул.


— Господин Хадебуда умер… Объелся химонов. Мне некуда податься, я совсем один… Пожалуйста, помогите мне отсюда улететь, сэр!


И мальчик тихо заплакал, прикрываясь ладошкой.


— Ну, ну, не хлюпай, — поморщился пилот. — Ладно… Конечно, пассажиров брать мне не положено, но, с другой стороны, жалко тебя, беднягу. Давай, прыгай ко мне. Высажу тебя на заправочной станции, а дальше ты сам выкручивайся. Устроит такой вариант?


Мальчик радостно кивнул и вытер слёзы.


— Спасибо вам, сэр. Вы такой хороший!


И, чмокнув пилота в щёку, он забрался в кабину. Пилот, вытерев щёку, проворчал:


— Вот ещё… Нежности. — И добавил деловито: — Возьми там шлем, малыш, и надень, а то в полёте задохнёшься. Тебе повезло, что я сегодня без напарника.


Положив в карман лётного комбинезона камень на цепочке, пилот надел свой шлем, проверил, правильно ли это сделал мальчик, закрыл кабину и завёл двигатели.


Лейлор плакал, лёжа ничком на диване в шикарном королевском номере. Король, ещё в чёрной форме охранника, стоял у окна, скрестив на груди руки. Его брови были сведены, губы сжаты. Лейлор всхлипывал всё сильнее, и король, не выдержав, подошёл к нему и присел рядом.


— Милый мой, не плачь. Если этот камень не найдётся, я подарю тебе другой. Не расстраивайся так.


— Дело… не в камне, — всхлипывал Лейлор. — Он такое сказал… про папу…


Король нахмурился.


— Что он тебе сказал?


Лейлор приподнял голову от подушки и повернул к нему залитое слезами лицо.


— Он сказал, что папа… до того, как я родился, давно… жил на Флокаре. И был… проституткой! Отдавался всем за деньги… Переспал с половиной Галактики!


— Что?! — Король взял его за плечи, приподнял и заставил сесть. Сжимая его плечи, он слегка встряхнул Лейлора. — И ты поверил в эту клевету, детка? Да это… бредни выжившего из ума старого монстра! Милый, посмотри на меня!


Лейлор открыл полные слёз глаза. Взяв его лицо в свои ладони, король сказал твёрдо:


— Ни в коем случае не верь в это, Лейлор. Это грязная клевета. Никого чище, чем твой папа, я не знал в своей жизни. Он самое прекрасное, самое непорочное существо не только в Галактике, но и во всей Вселенной! Да за такие слова этого монстра следует поджарить на медленном огне!


Раданайт встал и встряхнул сжатыми кулаками, прошёлся по комнате. В форме он выглядел подтянуто и воинственно, на его скулах играли желваки гнева, глаза сверкали.


— Старый безумный монстр, — процедил он. — Я сотру его в порошок, мокрого места от него не оставлю, не будь я король Раданайт!


Он разгневанно расхаживал по комнате, а Лейлор следил за ним влажным, полным боли взглядом, в котором начало сквозить какое-то понимание.


— Я понял, что значили его слова, — вдруг сказал он. — О том, что вы влюблены в того же человека, что и раньше, и вместе с тем другого.


Король посмотрел на него.


— О чём ты? — нахмурился он.


— Это был папа, — прошептал Лейлор. — Это его вы любили когда-то. И всё ещё любите. А тот же, но вместе с тем другой — это я! Во мне вы видите папу.


Закрыв глаза, он с бледным, застывшим, как мраморное изваяние, лицом опустился на подушку, как будто из него разом утекла жизнь. Раданайт бросился к нему, опустился на колено и склонился над ним.


— Лейлор! — воскликнул он нежно. — Дитя моё… Да, признаю, когда-то я любил Джима. Но это в прошлом, это было много лет назад. Теперь и он изменился, и я стал другим. Много воды утекло… Да, ты похож на него. Так похож, что даже становится жутко. Но ты — не он, ты — это ты, мой милый Лейлор. Лишь в одном этот негодяй прав: я влюблён. — Раданайт склонился ниже, почти касаясь губами губ Лейлора. — В тебя, малыш. Ради тебя я готов на всё. И не верь всему, что этот шарлатан наговорил обо мне. Я никогда не стану мучить тебя, я не обижу тебя и не заставлю страдать. Я скорее предпочёл бы умереть, чем стать причиной твоих слёз.


Вернулись охранники. Король, поднявшись, спросил:


— Ну, вы нашли этого мерзавца?


— Ваше величество, он мёртв, — был ответ.


— Как это? — нахмурился Раданайт.


— Мы обнаружили его в шатре на полу, со вспоротым животом и выпущенными кишками, ваше величество. Вокруг валялись какие-то дохлые твари. Рана выглядит так, как будто что-то вырвалось у него изнутри сквозь живот.


— Вы обыскали шатёр? — спросил король.


— Так точно, ваше величество! Мы провели тщательный обыск, но камня не обнаружили.


— А мальчишка? — вспомнил Раданайт. — Там был мальчишка с голубой кожей.


— Никакого ребёнка мы также не обнаружили, ваше величество. Мы прочесали свалку и её окрестности, но безрезультатно.


— Он не мог уйти далеко, — сказал король. — Объявите его в розыск, разошлите на него ориентировки — думаю, это даст результат. Приметы — маленького роста, худощавый, голубая кожа, лысая голова, уши на стебельках. Камень также объявите в розыск. Холлонит в форме сердца, весом в пятнадцать лотенов. Тело азука и всех этих тварей — на экспертизу. Действуйте!


— Есть, ваше величество!


Оставшись наедине с Лейлором, король присел и нежно склонился над ним. Гладя его разметавшиеся по подушке волосы, он сказал:


— Не переживай, камень найдётся. По горячим следам всегда много шансов что-то найти. А всё, что он наговорил, забудь. Всё это клевета, за которую он уже поплатился. Тебе ясно?


Лейлор отвернул лицо. Король нахмурился и снова повернул его к себе.


— Не слышу, детка. Ясно?


— Да, ваше величество, — чуть слышно отозвался Лейлор.


— Тогда иди ко мне.


Король подхватил его на руки и понёс в спальню.

Загрузка...