Ого, вот это встреча. Это, как если бы гора пришла к Магомету. Сама.
— Неожиданно, — хмыкаю я, судорожно соображая, что делать и как делать. — Только у нас ничего не протекает, и сантехника мы не вызывали.
Эй, док, ты мне нужен, давай-ка просыпайся, старина!
— Течь всегда внезапно возникает, — спокойным уверенным голосом отвечает мой ночной гость. — Хоть в трубе, хоть в голове…
Хм… Что такого я могу знать, что он решил ко мне пожаловать? Учитывая, что квартира у дядьки была перевёрнута вверх дном, он явно что-то искал. Ну, может, и не он, конечно, но только я готов поставить на то, что он напрямую с этим связан.
— Ладно, — говорю я, — время позднее, нужно спать давно, а не шарады разгадывать. Готов выслушать, чего тебе нужно.
— Молодец, я предполагал, что ты пацан разумный. Давай тогда сразу к делу. У тебя есть кое-что моё. И я бы хотел это себе вернуть.
— У меня? — удивляюсь я. — Любопытно. И что же это такое? Почка, печень, сердце?
— Чего?
— Я говорю, откуда вдруг у меня могло бы что-то твоё оказаться?
— От дядьки, ясно откуда. У меня предложение. Не пустое, не голословное, а полновесное, реальное и очень хорошее. Тысяча рублей. Штука. Я могу прямо сейчас вытащить из кармана и отдать тебе в руки пачку денег. Как тебе идея? Нравится?
— Отличная идея, давай, — соглашаюсь я. — Деньжата лишними не будут.
— Но не просто так, за эти деньги я хочу у тебя кое-что выкупить.
— Выкупить? — переспрашиваю я удивлённым голосом
— Я хочу купить машину. Продай её мне.
— Ну, — чешу я в затылке, — если честно, странное предложение. Вообще-то машина дорого стоит. Тысяча за тачку — весьма скромное предложение. Даже и говорить смешно.
— За «запорожец»? — удивляется он, — ржавый и неисправный? Вернее, даже, не неисправный, а полностью разваленный? Ты откуда свалился?
— Но его можно легко починить, чем я теперь и занимаюсь.
— Машина к тебе попала по ошибке. Сначала к дядьке твоему, а потом и к тебе. Она моя и дорога мне, как память. Так что я делаю весьма щедрое предложение. И вообще, то что ты сейчас разговариваешь, торгуешься, а не хрипишь, захлёбываясь собственно блевотиной и кровью, уже подарок с моей стороны.
Он внезапно закашливается, отхаркивается и сплёвывает в сторону.
— А дядя мой хрипел и захлёбывался, когда ты к нему вломился? — обостряю я.
— Что? Да его пальцем никто не трогал, дурика твоего.
— Понятно.
На самом деле, не так уж много мне понятно. Ему нужна тачка. Значит, в ней что-то есть. Что? Деньги? Золото, бриллианты, как у Семён Семёныча?
— А Боцман? С ним как?
— Нет, пацан, нихера тебе не понятно, — подтверждает он мою мысль, игнорируя вопрос про Боцмана. — Ты, возможно, думаешь, что это типа приключение и всё по приколу. Ты молодой и дерзкий и всё тебе похеру. Но картина в натуре выглядит немного по-другому. Картина, сука, маслом. Мне нужна моя вещь. Эта вещь — старый «запор» со всеми потрохами. Въезжаешь? И если я её не получу завтра, или, в крайнем случае, послезавтра, никаких бабок тебе не будет. А знаешь, что будет?
Он приближает своё лицо к моему и я отчётливо ощущаю густой запах табака.
— Нет, — пожимаю я плечами.
Если бы он хотел меня запугивать, действовал бы наверняка более театрально. А у него, такое ощущение, вообще нет эмоций, как у жидкометаллического терминатора.
— Пёрышко в брюхо. Ты про Боцмана спрашивал? Видел его, да? Значит, можешь всё представить. Сначала мать-старушка, потом безутешный папаша и, наконец, ты сам. Вкурил?
Ну, типа, вкурил. Страшно мне? Денёк у меня был богатый на эмоции. Алкоголь уже выветрился, но голова пустая, в теле усталость и вообще, будто всё это не со мной было и есть. В груди, конечно, пробуждается сосущий червь, и сердце ускоряется, но это не страх. И не Тёмный Доктор.
А он бы сейчас вполне мог пригодиться. Эй, аллё, док, где ты? Усладил плоть и спишь теперь, гад? Можно было бы, например, заставить этого Сантехника, рассказать, что там такое в этой тачке, что он даже тысячу рублей готов отдать. А потом можно было бы предложить ему как следует разбежаться и воткнуться головой в кирпичную стену. А что, было бы не плохо, да только этот козлина не реагирует. Эй, док!
— Машина в ремонте, — говорю я. — Это значит, завтра я её забрать не смогу. За ремонт бабки заплачен, к тому же и…
— Видишь ли, — перебивает он, произнося слова по-змеиному тихо. — Понимаешь ли, это не особо меня касается, не особо трогает и интересует. Если не будет машины, амбец матушке твоей. Думаешь это шутка? А как тебе вот это?
В темноте раздаётся щелчок и он вдруг, выбросив вперёд правую руку, хватает меня за ворот. Точно! Он же левша! Нож у него в левой. Боцмана он долбил тоже с левой стороны. Хочет меня пугануть, козёл. Но срыв захвата мы отрабатывали как раз на последней тренировке. Удачно, прямо в кассу.
Я резко жму на большой палец, срывая его руку и тут же выворачиваю кисть так, что его голова ныряет вниз, на уровень моего колена, а левая с ножом, которым он, судя по всему, хотел меня пощекотать, уходит далеко за спину.
— Не, дядя, так не договоримся, — назидательно говорю я. — Можем только по обоюдному согласию сторон. Брось свой тесак. Бросай-бросай.
Я чуть подкручиваю его руку и он, захрипев, выпускает «пёрышко». Оно тут же падает на асфальт и, судя по звуку, представляет собой довольно массивный инструмент.
— Отпускаю, — говорю я. — Тихонько. Давай, только без резких движений, лады? А то, кто к нам с пером придёт, тот от пера и погибнет, слыхал?
Я разжимаю пальцы, и он тут же отскакивает в сторону и начинает растирать руку.
— Сучёнышь… — хрипит он.
— Давай так. Тачку доставлю послезавтра. Но заплатишь ты не штуку, а две. Идёт?
— Больно ты алчный, щенок. Штука и точка и этого тебе слишком много. Если ментам стукнешь, денег не будет. И мамки не будет, и папки. И приёмчики дешёвые не прокатят. Мы знаем всё про родаков твоих — где работают, когда уходят, когда приходят. Адрес, телефон. Полная картина. Усёк?
Усёк, как не усечь? Только вот хрен тебе, козлина. Думаешь, что захочешь будешь делать?
— Усёк, — недовольно подтверждаю я. — Где будем передавать?
— Привезёшь машину, куда скажу. Там же и бабки свои получишь. Послезавтра.
Он наклоняется, поднимает орудие, складывает лезвие и, повернувшись, уходит. Тает в темноте. Я сейчас, честно говоря, посидел бы в ночной прохладе на лавочке, да надо идти домой. Ладно, два дня у меня есть, что-нибудь придумаю.
Утром я просыпаюсь позже обычного. Один из минусов юности — это то, что пяти часов сна явно недостаточно, и никакой кофе, особенно растворимый, их не восполнит. Сегодня вместо пробежки я дрыхну лишних два часа.
Поднимаюсь, когда родителей уже нет. Мама вчера была крайне недовольна моим поведением. Она позвонила Юрику, и тот сообщил, что я отправился на день рождения к Вике. Тогда мама позвонила Вике, поговорила с ней и узнала, что со дня рождения я ушёл давным-давно.
А заодно и Вика узнала, что не приехав к мотоциклисту Игорьку, я пошёл не домой, а хрен знает куда. Это, как раз, не беда, это, может, даже и к лучшему. Но вот то, что мама пережила пару часов, пребывая в смятении и волнении, конечно, нехорошо.
Я, разумеется, пообещал в будущем держать её в курсе своих перемещений, но лучше было бы постепенно научить её, да и папу, ложиться спать, не дожидаясь моего возвращения.
Я делаю зарядку и решаю, раз уж не побежал, немного помедитировать. Иногда я это делал во взрослой жизни. Неплохо, кстати, помогало от похмелья. Нет, сейчас у меня никаких последствий вчерашнего не наблюдается. Молодость — это сила, да и много не пили. Просто, чувствую, было бы неплохо сконцентрировать энергию своей мысли для решения задачки с Чебурашкой.
А подумать, в этом смысле, есть о чём. Моя медитация проходит без мантр и религиозного подтекста, без Будды, Кришны и не знаю, кого ещё. Всего лишь отрешённый взгляд внутрь себя. Я просто максимально расслабляю тело и, не анализируя, даю мысли свободно течь.
Ложусь на пол, расслабляю руки и ноги, закрываю глаза и смотрю внутрь себя. Сначала мне кажется, что я вижу себя так, будто лечу внутри своего тела на маленьком аэростате. Лечу и рассматриваю. Вот сердце. Тук-тук, тук-тук. Большое, сильное, здоровое и молодое. Лёгкие, сосуды, трахея, кости, позвоночник.
Я провожу санацию, проверяю и контролирую. Дыхание становится ровным, а видение более чётким и реалистичным. Если сначала всё это кажется похожим на рентгеновский снимок, то теперь больше напоминает компьютерную анимацию.
Вот желудок, печень, селезёнка… А это… А что это? Спокойно, дышим ровно, остаёмся в потоке… Просто какой-то кокон. Вся эта картина чисто умозрительная, так что в действительности внутри меня нет никакого кокона. Он просто обозначает какую-то психическую или психологическую проблему. Сейчас разберёмся. Нужно подобраться поближе и посмотреть…
Я облетаю вокруг кокона и понимаю, что это никакой не кокон, а спящий в позе эмбриона человек. Ба… А это я… Точно, это же я… А что ж такой небритый, сморщенный и старый?..
Спокойно-спокойно, главное не дёргаться и не психовать, чтобы не разрушить видение. Это лишь визуализация моих чувств, ничего больше, тихо… тихо…
«Я» открывает глаза и смотрит на меня. Я — на него, а он — на меня. Привет, «Я»… Кукушечка, ку-ку, вот я уже и сам с собой разговариваю… Тихо, не вздумай засмеяться.
— Просыпайся! — говорю я себе. — Что ты тут делаешь?
«Я» не отвечает, но расправляет плечи и начинает увеличиваться в размерах, охватывая органы. Он оказывается проницаемым, как облако, поглощающее всё внутреннее пространство. Он расширяется, расширяется и вдруг…
Вжжж-вуум!
Раздаётся тот самый звук и вспыхивает бледное неоновое свечение. Меч джедая. Вау! Включился! Ну давай, спроси: «Что, новый хозяин надо?», как три человечка из «Волшебного кольца». Ну…
Нет, не спрашивает, но я и так вижу, что он готов выполнять мои команды, как голем. Хорошо… сейчас мы с тобой поупражняемся.
— Выключись! — командую я вслух и в тот же миг видение рассыпается.
Тьфу! Я открываю глаза. Блин, спугнул. Но, вообще-то… Но, вообще-то это круто. Я разбудил Тёмного Доктора по своей воле! Он появился не потому, что возникла стрессовая ситуация, я сам пробудил его. А это… а это значит, что им можно научиться управлять!!! И это очень хорошая новость.
Я даже на некоторое время забываю про Сантехника. Блин, да и какой, нахрен, Сантехник? Если я сейчас натренируюсь, то не надо будет ничего придумывать, я просто пойду на стрелку и заставлю его сделать всё что захочу! Капец! Это круто! Я становлюсь суперменом, ё-моё!
Снова закрываю глаза, но волнение не даёт сосредоточиться и проходит чуть ли не полчаса, прежде чем я снова начинаю видеть рентгеновский снимок. Вот он кокон, спящий док. Я его бужу, но на этот раз, он не просыпается. Я начинаю его расталкивать. Расталкиваю, расталкиваю и, наконец, он открывает глаза. Я облегчённо выдыхаю, и… картинка тут же рассыпается. Блин! В третий раз у меня уже не выходит вообще ничего. Я бешусь, а это совсем не то, что способствует медитации.
Убив кучу времени на безрезультатные попытки, я бросаю это дело до следующего раза и собираюсь идти к Виктору Фёдоровичу. У меня есть два знакомых мента — дядя Витя и дядя Хаблюк. В вопросе с Сантехником, разумеется, логичнее положиться на Витю, тем более, он уже в курсе всех этих дел.
Хреново, конечно, что он узнает, что в машине есть что-то очень ценное, превышающее по стоимости тысячу рублей и, разумеется, в несколько раз, это точно…
Я быстро одеваюсь и уже подхожу к двери, как раздаётся трель звонка. Здрасьте! Вот это неожиданность… И как это понимать прикажете? Наташка Луткова. Стоит, чуть отставив ногу и уперев руку в бок. Бровь приподнята, в глазах не то вопрос, не то упрёк. А хороша, зараза… Немного долговязая, но красивая.
— О… привет, Наташ…
— Ну, — строго начинает она. — И как это понимать?
— Ты про что? — удивляюсь я, хотя догадываюсь, конечно, в общих чертах…
— Про что? — повторяет она. — Правда что ли? Ты типа не знаешь, о чём речь, да?
Типа знаю.
— Наташ, в женщине, конечно, должна быть загадка, но не могла бы ты пояснить? Извини, кстати, я ухожу, видишь, обутый уже. Очень был бы рад, пригласить домой, но может… мы пройдёмся пока?
Она недовольно качает головой.
— Да больно надо было! Не хочешь, как…
Говоря это, она разворачивается и двигает к лестнице. Я тут же выскакиваю, захлопываю дверь и ловлю её за локоть.
— Ты чего сердитая такая? Мне в милицию надо, туда опаздывать нельзя.
— В милицию? — вмиг забывает она о капризах, и в глазах вспыхивают любопытные огоньки.
— Ага. Да, там ничего интересного, я нашёл человека э-э-э… раненного. Ну, и теперь вот дёргают.
— Раненного? Как это?
— Ну, ножом мужика пырнули.
— Да ты что! А где? А он выжил? А ты прям само нападение видел?
Ох, вот я, похоже, разбудил её духа любопытства. Мы выходим из подъезда, и я рассказываю ей лайтовую, максимально сокращённую, версию происшествия. Без подробностей и взаимосвязей.
Она шагает рядом со мной, заглядывая на ходу в глаза и засыпая кучей вопросов. Мы шпарим по Красноармейской. Летят машины, грузовики и автобусы. Солнце припекает, пахнет бензином и соляркой. Лето в разгаре.
— Ну, а вчера-то что с тобой случилось? — спрашивает она, когда мы разделываемся с историей про Боцмана. — Почему ты не приехал к Игорю?
— Да знаешь, — пожимаю я плечами, — подумал и решил, что это как-то стрёмно. Какого хрена, я должен с ним тусоваться? Домой к нему приезжать? Сама подумай.
— Ну, хотя бы с того, — поджимает она губы, — что я тебя ждала. Ты же мне пообещал, а сам не приехал. Как-то не по-мужски, тебе так не кажется?
— Серьёзно? — удивляюсь я. — Ты серьёзно меня ждала?
— Ну… — чуть смущается она. — А что такого? Мы же с тобой договорились. Ты пообещал, а сам… А сам вообще исчез. Сказал, что пойдёшь домой, да только дома тебя до поздней ночи не было.
— Да что ты за шпионка, такая⁈ — смеюсь я. — Откуда ты узнала, что меня дома не было?
— Мне Вика сказала, ей мама твоя звонила после двенадцати уже.
— Ну, у вас прям мафия. А вы сами-то во сколько вернулись?
— Вике отец разрешает только до одиннадцати гулять. Вот к одиннадцати и вернулись.
— А тебе?
— Что? — не понимает она.
— Тебе отец до какого времени разрешает гулять?
— Ну, тоже до одиннадцати. И тебе, судя по всему, да? Так куда ты делся вчера?
— Да… — рассказывать про дискач мне не хочется. — Встретил Миху и с ним немного поболтался.
— Что⁈ — она останавливается, как вкопанная. — Ну всё, Костров! Всё, предатель! Забирай свои игрушки и не писай в мой горшок!
— Ты чего, Наташ?
— Чего⁈ — мечет она громы и молнии. — Ты с ним на дискотеку ходил!
— Почему ты так решила?
— Почему? Потому что я не дура и отлично знаю, куда Миха вчера ходил! Ну, ты и гад, Костров! Почему меня-то не взял? Я бы тоже с вами пошла!
Пошла бы, верю, но мы туда, вообще-то, не танцевать ходили, а тебя пришлось бы охранять весь вечер от различных хищников, рыскающих в поисках женской плоти. А быть этой самой плотью тебе пока что рановато. С третьекурсницами из медучилища тебе пока конкурировать сложно, хоть ты и красотка.
— Наташ…
— Нет! Даже не оправдывайся! Знать тебя не желаю! Как там было-то? Классно? Расскажи!
— Слушай… Ну, в общем, я не любитель таких тусовок. Сдуру увязался за пацанами. Они меня уболтали.
— Уболтали! — кивает она, нахмурившись. — Ну-ну. Заставили! Насильно, ещё скажи, затащили.
— Наташ, ну и там хорошим девочкам вроде тебя делать нечего, поверь.
— А с чего это ты взял, что я хорошая девочка? — вздёргивает она бровь, и в её взгляде проскакивает что-то… дикое, первобытное, варварское, будто она говорит, что устроила бы мне такое, по сравнению с чем медичка Надя оказалась бы бледной тенью.
Я улыбаюсь:
— Ну, мне нравится думать, что ты хорошая девочка. Ладно, мы пришли уже.
— Тебя подождать? — спрашивает она. — Хороший мальчик.
— Слушай, я не знаю, сколько это времени займёт. В прошлый раз час ждал, прежде чем мной займутся. Что ты здесь целый час будешь делать?
— Ну, ладно, — дёргает она головой. — Тогда я пойду. Приходи к… Вике потом. Я у неё буду.
— Хорошо, — киваю я.
— Не вздумай соврать, ты понял? — свирепо заявляет она.
Нет, я не пойму, я за кем ухлёстываю, за тобой или за Викой? Или вы там уже всё распределили?
Дяди Вити не оказывается на месте.
— А когда он вернётся? — спрашиваю я дежурного.
— Он мне не докладывает, — резко отвечает тот и теряет ко мне интерес.
— Кто? — спрашивает молодой лейтенант, зашедший вслед за мной. — Шерстнёв что ли? Да он вон, в блинную пошёл. Я его только что видел. На Красноармейской.
— Чё, серьёзно? — ржёт дежурный. — В блинную? Сейчас вернётся, надо будет его под**бнуть. Он же говорил, что это дыра, куда приличному человеку ходить впадлу.
— Так он десять раз оглянулся, проверил, что его никто не видит, — смеётся лейтёха.
— А ты как его запеленговал?
— Я в троллейбусе был. Там на светофоре, как раз стоял. Он у меня, как на ладони был.
— Ну, Шерстнёв, — ржёт дежурный. — Это залёт!
Дальше я не слушаю и, выскочив на улицу, иду в блинную. Она здесь неподалёку, через несколько домов, в полуподвале хрущовки, с отдельным входом с улицы. Так даже и лучше, можно будет с ним в непринуждённой обстановке потолковать. Да и ждать не придётся.
Добежав до «Блинной», я сбегаю по лесенке и заглядываю в небольшое тёмное помещение. Сразу замечаю дядю Витю. Он сидит спиной ко входу и меня не видит. Сидит он, правда, не один. Рядом с ним расположился…
Твою за ногу! Это Сантехник. Он что-то втолковывает дяде Вите и начинает оборачиваться в мою сторону…
Дуня, люблю твои блины,
Ах, Дуня, твои блины вкусны…