Часть 2 : Истории Валена

Глава 6

Вален закрыл глаза, и попытался погрузиться в медитацию. Двоим его телохранителям—Рейнджерам он мог показаться совершенно спокойным, совершенно безмятежным — почему бы и нет? Все закончено.

После более чем десяти лет бесконечной, кровавой, ужасной войны, все было кончено. За'ха'дум лежал у их ног. Флоты Теней были уничтожены или рассеяны. Их союзники были отрезаны и вынуждены сдаться. Почти беззащитный За'ха'дум лежит перед ними. Собран самый большой флот за всю историю Минбара, корабли присоединяются уже к той силе, что может закончить эту войну. Через день—другой все они будут здесь, и тогда…

Все будет закончено.

Но Вален не предавался подобным мыслям — потому что он знал правду.

Еще ничто не закончилось.

Это не закончится, по крайней мере, на ближайшую тысячу лет. Он смирился с тем, что не узнает истинный исход последней Войны Теней. Он смирился с тем, что идет по собственным следам, следуя по пути, предопределенном историей и судьбой. Он привык жить без удивления и неожиданности.

Но не смог, и знал что никогда не сможет, привыкнуть к тому, как умирают те кто шел за ним.

Он открыл глаза и тихо выдохнул. Взглянул на его телохранителей — Немейна, что выглядел все еще юным, несмотря на опыт и потери, и Маннаманна что был юн, но таковым не выглядел. Вален спросил себя, уже не в первый раз — догадываются ли они о роли что сыграют они в истории.

Дверь в его личные покои открылась и вошла Дераннимер. Она остановилась и склонила голову жестом, сочетавшим в себе любовь и уважение.

Какое—то время он в задумчивости смотрел на нее — как он обычно делал перед событиями что потрясали галактику. С самого мига рождения избранная стать его женой, она полюбила его с первой их встречи. Ее судьба была написана на звездах почти так же ясно, как и его, и ворлонцы уделили ей внимание. Они не знали правды — Вален был уверен в этом, и он был рад утаить этот секрет.

В ней было что—то от Кэтрин; впрочем на более строгий взгляд — ему пришлось бы признать, что этого было больше, чем чего—либо от нее в Кэтрин. Тысяча лет пройдет, пока она не родится, пока они не встретятся, пока он не потеряет ее.

Но пока этого не случилось — ее душа обитала в Дераннимер.

— Ты готов? — тихо и робко спросила она, ожидая его реакции.

Он рассказал ей. Три года назад, после битвы в мертвом мире, где умер ее страж, Первый Воин и старший брат по духу. Конечно, Вален знал правду — и он рассказал ей не все, лишь необходимое.

Он сказал ей, что был рожден в будущем, через тысячу лет, назван Джеффри Синклером, и принадлежал к расе которая сейчас еще не знает и радио. Он сказал ей, что вернулся на тысячу лет в прошлое, чтобы исполнить написанное им самим пророчество. Он сказал ей, что люди и минбарцы должны объединиться, и что так много зависит от союза между минбарцами и расой, о существовании которой они еще не знают.

И он сказал, что ее душа возродится в женщине, которую он знал и любил через тысячу лет, и что он не может сказать Дераннимер ли он любит, или же отблеск Кэтрин, что видит в ней.

Она была растерянна и возмущена, она была рассержена, но в конце концов она приняла это. И ответ она рассказала что никогда не знала — сама ли она любит ли его, или же любовь к нему — заранее вложена в нее, ради ворлонского предсказания.

Она не спросила его о исходе войны, а он ей не сказал. Кое—что он не скажет ей никогда.

— Ты готов? — повторила она.

— Да. — ответил он. Он не боялся. Те кто следует за ним — почувствуют это и это поддержит их. Если великий Вален не чувствует страха — как могут страшиться они? — Да.

— Все ждут тебя.

Он подошел к ней, его рука нежно коснулась ее рук, и в дверь они вышли вместе. Немейн и Маннаманн отстали от них лишь на шаг. Здесь, на борту флагмана сильнейшего из собранных минбарцами флотов, опасаться было практически нечего, но осторожность нужна всегда. Викххеран однажды едва не прикончил его на борту Вавилона—4. Лишь вмешательство Маррэйна с Парлонном спасло его.

Маррэйн собственной персоной ждал за дверью. Он стоял совершенно неподвижно, словно превратился в статую. В клане его заслуженно прозвали Каменным Воином. Лучший боец в за историю последних трех сотен лет — уступающий, может быть, лишь его лучшему другу.

Вален не был удивлен, увидев Маррэйна здесь. Тот не был Рейнджером, хотя прежде и служил его телохранителем. В последнее время он предпочитал оставаться на своем флагмане, "Осано—но". Если он и покидал свой корабль — то всегда лишь сопровождая Дераннимер.

Маррэйн коротко и резко кивнул. Немейну и Маннаманну могла не нравиться его грубость, но ее терпел Вален, и о нем заботилась Дераннимер — и у них не было выбора. Сейчас Маррэйн говорил редко, и когда это случалось — то были приказы его воинам или совещание с Дераннимер.

А сейчас, очевидно, настало исключение.

— Вы должны увидеть кое—кого. — коротко сказал он.

— Кого? — спросил Вален в ответ.

Глаза Маррэйна еще больше потемнели… хоть это и казалось невозможным.

— Хантибан. — сказал он.

Вален вздохнул. Несмотря на все его знание о том что будет, порой события все же огорчали его. Хантибан присоединился к Теням много лет назад, продав весь его клан ради власти. Его союз с ними стал известен, и он бежал, прихватив с собой немногих, оставшихся верными. Даже сейчас, почти десятью годами позже они продолжали появляться — как шпионы и убийцы.

Вален пристально взглянул на Маррэйна, но от этого было мало пользы — даже если бы он и пытался найти следы эмоций на этом каменном лице.

Хантибан был его лордом.

А сейчас Маррэйн был Первым Воином клана, что был предан Хантибаном.

— Вам надо услышать это от него самого. — продолжил Маррэйн, все еще глядя на Валена. Он бросил беглый взгляд на Дераннимер и его взор смягчился. Самую малость, но мало кому удалось бы добиться большего. — Вам не стоит туда идти, моя леди.

Она выпрямилась, удивленное выражение скользнуло по ее лицу. На краткий миг Вален был смущен мыслью — как похожа она на Кэтрин в такой момент, но потом он осознал сказанное Маррэйном, и понял — о чем догадался Каменный Воин.

— Почему? — медленно спросила Дераннимер. — Прежде ты ничего не скрывал от меня.

На самом деле, Вален знал это, Маррэйну было что скрывать.

— Не нужно. — коротко повторил он, тихим, насколько это было возможно, голосом. — Это слишком…

— Нет. — твердо сказал Вален. — Она может знать все, что знаю я.

Он осторожно сжал ее теплую руку. Со временем она все равно узнает. Он лишь предпочел бы, чтобы она узнала это не сегодня.

— Как прикажет мой лорд. — процедил Маррэйн. — Сюда.

Он развернулся и хмуро зашагал прочь. Даже в гневе, он все же шел так, чтобы Дераннимер могла поспеть за ним.

— Раньше он был другим. — тихо прошептала Дераннимер, взглянув Валену в глаза. Он мог заглянуть в ее глаза, в ее душу. И он видел отражение бесчисленных слез катящихся по ее лицу.

— Я знаю. — Он хотел бы узнать настоящего Маррэйна, но сомневался под силу ли это кому—либо. Дераннимер удалось подойти к нему близко, очень близко, но она была не большим воином чем сам Вален. И потому оставались вещи которых ни он, ни она не смогут понять.

С мгновения самой первой их встречи — и даже раньше он знал, что Маррэйн и Парлонн предадут его. Но в то время двое воинов были всего лишь абстрактными символами, не более реальными чем сказочные герои или персонажи книги. Знать их, слышать их голоса, услышать их мечты, смотреть в их глаза… это меняло многое.

И он шел рядом с женщиной, которую любил — которую он всегда знал, что будет любить, и видел ее сердце разбитым — когда она узнает то, что он всегда знал, но никогда не мог представить.

"Ты готов?"

Жар сейчас был почти невыносимым. Никто из них не мог устоять рядом. Никто, кроме Воина Огня. Дрожащие тени порожденные пеклом плясали и носились по стенам пещеры, рисуя жутковатые фрески на тему страхов и трагедий. Лишь воин огня оставался неподвижен, молча глядя в пламя.

— Он должен быть жарче. — сказал он.

— Он уже достаточно горяч, лорд. — осмелился прошептать один из жрецов. Их тут было больше, чем многие могли себе представить. Культ Тени. Они существовали еще до Дня Света, даже до Маркар'Арабар, говорившие о Темных Богах на окраине галактики. Теперь пришел их день. Пришли их Хозяева. Пришел их предводитель.

— Он так же горяч, как ярость пылающая в душе воина? Так же горяч, как погребальный огонь, который унесет мою душу? Так же горяч, как наш гнев на тех, кто нас предал? Так же горяч как пламя, что пылает в нас?

Нет? Значит он должен стать жарче.

— Да, лорд. — прошептал послушник. Они поспешно начали раздувать пламя.

Тракандар. Там где порождения Теней создавались, обретали форму, цель и смысл. Прорастая в баках питательной смеси, вылупляясь из самой тьмы или же очищаясь и закаляясь в огне достаточно жарком, чтобы сжечь душу.

Место где создавалось оружие.

И каждому воину нужно оружие, с которым он пойдет в его последнюю битву.

— Вы готовы, Лорд? — спросил верховный жрец. Его имя не имело значения. Он был одним из тех кто пришел сюда просить о мире. После Дня Света, после того как был казнен Шрайн, горстка таких прибыла сюда, на окраину космоса, говорить о мире, милосердии и сотрудничестве.

Посольство дураков, мечтателей и идеалистов. Но некоторые, очень немногие знали, что ожидает их и были к тому готовы,

Культ Тени.

Их верховный жрец был здесь — для церемонии. Их предводитель должен быть подобающе благословленн прежде чем отправиться воевать. Его оружие должно быть сломано и перековано вновь.

Он должен очиститься и стать обновленным.

Что ж, он уже несколько раз был сломан и становился обновленным. В огне, поглотившем Ашинагачи, в гибели Гисейнотоши, в его собственном поражении на Ивожим.

Но в те годы, что прошли после его смерти он узнал цель, стремления и откровения большие, чем когда—либо прежде.

И сегодня все это подходило к концу.

— Да. — коротко ответил он. — Я готов.

Жрец начал речитатив: "Мы зовем вас, наши темные владыки, чтобы видеть, как ваш слуга и ваш предводитель во имя вас отправляется на войну… "

"Приносящие Хаос благословляют тебя."

"Повелители Войны благословляют тебя."

"Ваятели Тьмы благословляют тебя."

"Владыки Тени благословляют тебя."

Пламя кузнечного горна обожгло его кожу, но он не вздрогнул. Он протянул руку и огонь охватил ее, но он выхватил свой клинок из пламени — и они вместе стали тверже чем были прежде.

"Ты готов, Лорд?"

— Да. — ответил Парлонн, предводитель Приносящих Хаос. Огонь пылал в его глазах, в его душе. Не было удивительно, что пламя горна не причинило вреда ему, что жар огня не обжигал его.

Он был Огнем и его враги сгорят перед ним.

Не так должен умирать воин. Воин должен умирать в бою, окруженный кольцом врагов, под грохот молний, проливая на землю кровь, высоко подняв оружие, и вызывая на поединок тех кто достоин его.

Это не была смерть, достойная воина, но и Хантибан, бывший Первый Воин Клинков Ветра не был достойным воином.

Он повернул голову, когда открылась дверь его камеры. Двое Рейнджеров вытянулись по сторонам. Один машинально коснулся рукой оружия, словно уверяясь, что оно все еще при нем.

Хантибан видел эти денн'бок. Дурацкое оружие. Безобразное, тяжеловесное и совершенно бесчестное. Чем становятся минбарцы…

Он знал двоих из трех вошедших, и его взгляд остановился на третьем. Он не совсем точно знал чего ожидать — но не был удивлен увиденным. Это таилось не в росте, не в сложении, ни в цвете глаз или манере движений. Дело было в жестах, осанке и взгляде.

Хантибан рос рядом со старшим братом — который источал силу и властность, которому повиновались по первому слову. Всю свою жизнь он хотел обладать такой же силой, и лишь недавно он убедился что никогда не добьется ее.

Этот Вален был силен. Несомненно. Нет места сомнениям, нет места сожалению. Ни страха, ни желаний, ни горя. Хантибан изведал их достаточно, и сейчас он испытывал острую зависть.

— Я хотел увидеть тебя своими глазами. — сказал он глядя на Валена. — Я думал, ты будешь выше ростом. Мой брат был выше.

— Твой брат умер. — проговорил Вален. Его голос был… старым. Хантибан не был удивлен и этим. Тяжести опыта в трех коротких словах хватило бы на пару жизней.

Он лишь улыбнулся.

— Считай как хочешь. Я хотел увидеть тебя — перед финалом.

— Ты пришел сдаться?

— Минбарский воин никогда не сдается. Он скорее умрет, от своей руки, если понадобится. Ты всерьез спрашиваешь — пришел ли минбарский воин сюда, в центр самой величайшей битвы в его жизни — чтобы сдаться его врагу?

— Я не твой враг.

— В любом случае это неважно. Я не воин. Маррэйн в тысячу раз более воин, чем я, и он тебе расскажет. Нет, я здесь не для того чтобы сдаться. Я просто хотел увидеть Валена Бесчестного своими глазами.

Он взглянул мимо Валена, на Дераннимер. Она сильно изменилась за эти десять лет. Пришли опыт и зрелость. Все так же прекрасна, но закалена потерями и знанием. Теперь она была настоящим вождем — такой, какой он представлял ее прежде.

— "Владычество и признание всеми минбарцами" — процитировал Хантибан. — Что ж, ты это получил, или получишь вскоре — когда закончится эта битва. Я это вижу. Если он — тот, о котором вы мечтали, Леди Дераннимер, то я едва ли могу упрекнуть вас за отказ от моего предложения.

Итак, Лорд Вален, я увидел тебя. Я готов умереть. Все кончено и мы все это знаем. Я просто слишком труслив чтобы сидеть и ждать конца. К тому же я более не командую нашими силами. Уже изрядное время.

— У вас новый командующий. — сухо сказал Маррэйн, его голос прозвучал словно скрип гравия.

Хантибан кивнул.

— Забавно, не так ли? Но как ни странно — подходяще.

— Назови его. — проговорил Вален.

Хантибан горько усмехнулся.

— Ты знаешь его имя.

— Назови его.

— Есть поговорка, и Маррэйну она хорошо известна. "Не может быть худшего врага, чем тот, кого ты прежде называл другом." Парлонн тебе это докажет.

— Парлонн никогда не был моим другом. — прошептал Вален. — Тем не менее, я благодарю тебя за то, что ты принес это известие.

— Это для меня — удовольствие. Он сражается куда лучше и решительней, чем мог бы я. Представить только, последняя битва, битва на подготовку которой я потратил десять лет — и сейчас меня заменили. Впрочем, неважно. Я никогда не был достаточно хорош.

Но сюда я пришел без страха, и спокойно приму свою судьбу. Ты заберешь мою жизнь сам, как подобает повелителю? Или же изменишь традиции, как изменил прочее?

— Ты не умрешь здесь.

— Что?

— Ты будешь возвращен на Минбар, чтобы ответить перед судом за свои действия. Суд будет честным и беспристрастным. Если будешь признан преступником — ты проведешь остаток своей жизни в заключении. Там у тебя будет достаточно времени, чтобы медитировать и думать о своих деяниях и о тех, кто пострадал от них.

— Нет! — Хантибан отшатнулся. Его единственный миг отваги. Его единственный смелый поступок — и он закончится подобным образом. — Нет! Ты не можешь так поступить!

— Могу. Я не вижу смысла убивать без причины. Тебя будут держать здесь, пока все не закончится.

Он направился к выходу, не оглядываясь, нежно коснувшись руки Дераннимер. Леди, что Хантибан преследовал, и за которую воевал, посмотрела на него с бесконечной жалостью, взглядом что прожег его насквозь, и последовала за Валеном.

— Я хочу поговорить с ним. — сказал Маррэйн Валену, и тот кивнул.

Дверь закрылась и Маррэйн обернулся к первому из Рейнджеров—охранников.

— Вы оба свободны. — приказал он. — Подождите снаружи.

— Мы не покинем комнату. — ответил Рейнджер.

— Я отдал тебе приказ.

— Вы не можете нам приказывать.

Хантибан знал что случится. Он заметил, как темное облако пронеслось во взгляде Маррэйна. Боевой стиль Маррэйна всегда был основан более на выносливости и неподвижности, чем на рефлексах, но когда это было необходимо — он был способен на поистине изумительную скорость. И он был воином, вся его жизнь служила бою и смерти. Рейнджеры, едва тренированные слабаки, не имели ни шанса.

Первый внезапно упал без сознания. Второй выхватил свое оружие, дурацкий, бесполезный денн'бок. Маррэйн отбил удар в сторону и ударил рейнджера поддых. Тот упал.

— Ты не убил их. — заметил Хантибан.

— С какой стати мне убивать мальчишек? — Маррэйн повернулся лицом к лицу к его бывшему лорду. — Мне без того есть о чем позаботиться.

— Сегодня — день когда я умру.

Это несомненно. Я могу пасть перед ним в бою, или же могу победить и возродиться в огне победы, но выиграв или проиграв — я умру.

Я помню слова, что ты сказал мне, когда вытащил мое тело из могилы, которой стал тот мир.

"Выслушай наконец. Мы лжем, да, и мы лгали, но мы не лжем сейчас. Выслушай, и если не согласишься — ты можешь уйти, но только лишь выслушай нас. "

"Итак, ты будешь слушать?"

И мой собственный ответ, так же ясно звучащий в моих ушах, как и в тот день, когда я ответил.

"Я буду слушать."

— Ты не лгал мне. Я всегда знал — на свой лад, и я всегда сомневался, но ты не солгал мне. Ты просто подтвердил мои сомнения.

Он уничтожит нас. Проиграем мы или победим — он уничтожит нас. Валена не волнует — что мы есть, и чем мы были всегда. Его заботит лишь будущее. Что ж, пусть он получит свое будущее, но ему придется сражаться за него. "Сквозь тьму и пламя" — сказал он. Что ж, пусть он убедится в своих словах. Пусть он идет сквозь тьму и пламя.

Пойми это. Я делаю это не ради тебя. Я воин. и всем воинам нужен лорд, которому они будут служить, лорд что не предаст их. Но я делаю это не ради тебя. Я противостою им. Я уважаю тебя настолько же, насколько ненавижу их. Лучше враг, которого уважаешь, чем лорд, которого презираешь, верно?

Ты спас мне жизнь, и потому я служил тебе эти годы. Долг выплачен. Победив или проиграв, живым или мертвым, сегодня я оставляю службу.

Ты понимаешь?

Парлонн поднялся и взглянул на существо перед ним. Загадочное и величественное, исполненное древности и мудрости тысячелетий, существо, что правило империей, скрытой от любопытных глаз смертных, которую немногие могли даже представить.

Король Сумерек и Тишины кивнул, один лишь раз.

"Пусть твои боги не оставят тебя, воин."

"Предводитель."

Маррэйн медленно провел пальцами по отточенному лезвию дэчай, оставив на нем кровавый след. На слабую боль он не обратил внимания.

Сейчас он мало что чувствовал.

Боль напоминала тому, кем он стал, что он еще жив, а настоящий Маррэйн давно умер.

— Когда—то Шинген сказал, что воин должен помнить в лицо каждого, кого он убил, но лорд должен помнить куда больше. Лорд должен помнить не только тех, кого он сам убил в бою, но и тех, кого он посылал в бой на смерть. и тех кто умер по его слову.

Я не помню всех, кого зарубил, но я далек от идеального воина. Скажи мне, лорд. Ты помнишь всех, кого убил?

Хантибан опустил голову.

— Нет, совершенно нет. — сказал он с горечью. — Тех, кого убил в бою, да. Во всяком случае большинство из них. Но остальных… нет. Их слишком много.

— Да. — сказал Маррэйн, тень того, что могло бы быть горечью, мелькнула в его голосе. — Слишком много. Есть одна, особенная. Ты помнишь ее?

— Твоя… подруга. Да, я ее помню. Я молил предков, чтобы это было не так. Она не закричала. Когда они рвали ее кожу, когда ее жгли, когда ей вбивали гвозди в руки, даже когда они насиловали ее… Она не закричала. Я отдал бы что угодно за подобную доблесть.

— Думаешь, это доблесть?

— Чем еще это могло быть? Она не была первой, полагаю, ты знаешь это. И не последней. Я мог бы винить Шрайна, но… Он лишь заронил мысль о измене. Я зашел так далеко потому, что искал кое—что в сердцах и мыслях служивших мне воинов.

Остальные… все остальные… они кричали, они рыдали, они сознавались в малых грехах, они выдумывали большие. Они были слабы, все до единого. Она была сильна, но…

Если бы я знал тогда то что знаю сейчас, я все равно сделал бы то, что сделал. Она была сильна, но ты — гораздо сильней. Взгляни на себя, Маррэйн. Ты куда сильней без нее. Я предпочел бы одного, такого как ты, тысячной армии таких как они. Истребить половину клана и сделать оставшихся подобными самому камню. Чтобы они обливались кровью врагов в пути. Чтобы их имена вспоминали с ужасом. Чтобы они шли вперед, оставляя позади тела своих товарищей, не бросив на них ни взгляда.

— Слова Шингена. — заметил Маррэйн.

— Мечта Шингена. Мой брат говорил что я слишком много мечтаю, слишком много — для моих способностей. Он был прав. Что я сделал с ней… это была проверка. Я испытывал ее, я испытывал тебя, и я испытывал себя. Она, и ты — оба выдержали испытание, но я…

Когда все было почти кончено, когда не было признаний, но осталась стойкость, я послал палачей взять ее, насиловать ее. Я отвернулся. Я не мог на это смотреть.

Вот так, Маррэйн. В конце концов, я понял что слаб. С этого самого момента я знал, что недостоин править кланом, и достойным не буду. Все эти годы ты служил слабаку, тому кто полон страха и сомнения. Ты заслуживал лучшего.

— Мы все этого заслуживали. — холодно ответил Маррэйн. — Унари умер в одиночестве, в бессчетных световых годах от дома. Беревайн умерла в мучениях, изуродованная, сломанная и отверженная — по твоему слову. Я умирал кусок за куском, день за днем.

Ты должен был остановиться. Ты должен был отступить. Если бы ты не тронул ее, я остался бы с тобой. Я мог бы смирится с чем угодно иным, и я остался бы с тобой.

И когда явился Вален, мы могли бы сражаться с ним вместе, и мы могли бы победить.

Что угодно! Я вынес бы что угодно иное. Думаешь, меня волнует — известен ли тебе страх? Думаешь, мне важна твоя слабость? Я знал, что ты не Хантенн, но это было неважно. Ты был моим лордом, и я следовал за тобой.

Но этого я вынести не мог.

Ни за что.

— Маррэйн… Я не желал тебе такого пути. У тебя был выбор, самый главный выбор. Я не виню тебя за то что ты сделал. Хантенн должен был жить. Я всегда бы оставался в его тени, но он должен был жить. Вместе вы могли бы уничтожить Валена и все что он принес — но я никогда не был достаточно силен.

Что ты будешь делать теперь?

— Проиграв или победив — сегодня я умру. Смертью воина, в бою. Я проиграю и умру, или выиграю и буду возрожден.

Ты убил Беревайн. Я не любил ее, но она любила меня, и она заслуживала лучшего — от нас обоих. Ты пытал ее, обесчестил ее, казнил ее. И она мертва, пусть даже она и вернется когда—нибудь.

Ты сделал меня сильнее, но порой я думаю, что предпочел бы остаться слабым. Но я то, что ты из меня сделал, не считаясь с моими желаниями.

И тебе придется заплатить за это.

— Мне не следует ждать морр'дэчай, верно?

— Ты не заслужил этого.

— Нет. Не заслужил. Это будет быстро?

— Ты не заслужил и этого. Но — да, это будет быстро.

Хантибан опустил голову и закрыл глаза.

— Ты был прав брат. Как всегда, ты был прав. Скоро я присоединюсь к тебе.

Это было быстро, не дольше мгновения — и он умер.

Он возродится через тысячу лет, ни он, ни Маррэйн не знали этого, как не знал и тот, кто унаследовал его ошибки и его трагедию.

Глаза Синовала закрылись.

— Знал ли ты, Соновар?

— Ты знал, не так ли?

Вален смотрел на нее, в который раз остро чувствуя двойное проклятие своей жизни. Он мог видеть будущее, он знал почти все что случится, и все же не мог изменить в нем ни мгновения. Он знал о Дераннимер, Маррэйне, Парлонне — но сейчас они были настоящими. Сейчас он мог слышать их голоса, знать их мысли, чувствовать их присутствие — и все, что он знал, только лишь тяжелее ранило его.

— Да. — скупо ответил он.

Дераннимер горько кивнула.

— Ты мог бы мне сказать.

— Ты хочешь стать такой же, как я?

— Да… Нет! Я не знаю…

Вален мотнул головой.

— И ты не захочешь этого. Знать… что случится.

— Ты знаешь, что случится с Маррэйном. Ты знаешь, что будет с Немейном, Затрасом, Кин, всеми остальными. — пауза, и она продолжила уже тише. — Ты знаешь, что будет со мной.

Он не ответил.

— Где будет наша свадьба? Сколько у нас будет детей? Как мы назовем их? Кто из нас умрет первым? — Непролитые слезы блестели в ее бездонных, прекрасных, печальных глазах. — И случится ли хоть что—то из этого? Я умру здесь? И переживу ли я хотя бы эту минуту?

Не говори мне. Я не хочу знать. Как ты можешь это вынести? — Она закрыла лицо рукой и из—под нее послышался тихий всхлип. — Как ты…?

Потом она выпрямилась.

— Есть ли способ вернуть его? Хотя бы один? Мы можем поговорить с ним. Я могу поговорить с ним. Я знала Парлонна всю мою жизнь. Если бы я…

— Нет. — ответил он. — Тут ничего не сделать.

— Он умрет, верно?

— Мы все умрем.

— Я говорю про этот день.

— Не спрашивай меня. Прошу.

— Я… мне нужно побыть одной. Я хочу подумать.

Он кивнул и она поднялась, чтобы уйти.

— Я люблю тебя. — сказал он, когда она подошла к двери.

Она обернулась.

— Ты знал, что скажешь это? — спросила она. — Ты знаешь, что я сделаю потом? Я — не знаю.

Она ушла.

Руки Маррэйна были в крови. Как всегда. Когда на тренировках он танцевал с дэчай, он вспоминал первого убитого им воина.

Он едва закончил первый курс тренировок, когда был назначен сопровождать Хантенна, в то время еще не Первого Воина, к имперскому двору. Там, как всегда, кипела обычная смесь политических интриг, союзов и вражды. Маррэйн стал жертвой похвальбы и дерзости, и привлек внимание мастера клинка из Звездных Всадников, Кожукенна. Выпад следовал за выпадом — и в итоге была назначена дуэль.

Место дуэли было выбрано у подножия ступеней к Храму Варэнни, чтобы боги старины могли видеть их. Маррэйн не боялся, несмотря на то, что Кожукенн был на десять лет старше и куда более опытен. Хантенн был здесь и смотрел на него, и дух его предков горел в его душе и более всего — было какое—то… невыразимое ощущение, что он просто не сможет умереть здесь. Даже если он отбросит свой дэчай и бросится на обнаженный клинок его противника — он выживет.

Ему уготовано… большее.

Атака Кожукенна была яростна, жестока и умела, но дэчай Маррэйна стал стеной, что просто нельзя было пробить. Он не сделал ни шага назад или вперед. Он просто удерживал натиск противника и наконец нашел слабину.

Кровь Кожукенна забрызгала его руки. Он вспоминал это со стыдом. Смертельный удар должен быть чистым.

Тогда его руки оказались в крови — и так будет всегда. До дня его смерти.

Он мог бы убить тех двоих Рейнджеров. Это было так просто. Но он этого не сделал. Он не мог решить, был ли это признак того, что у него еще оставалась душа или нет.

Он двигался с природной грацией и привычной выносливостью, что всегда отличали его. Он был камнем и сталью. Камень не чувствует, сталь не льет слез. Они не чувствуют ни горя, ни печали и не предают. Они выдерживают все.

Он развернулся, дэчай сверкнул в его руках, завершая Порыв Третьего Ветра.

Прямо перед ним, молча и неподвижно стояла Дераннимер. Он вовремя удержал падающий клинок, и тот мягко лег на ее плечо.

Тишина, что он приветствовал мгновением раньше, вдруг стала гнетущей. Она плакала недавно, он мог это заметить, но сейчас не было слез. В первый раз за все время, что он ее знал, ее взгляд был подобен стали.

Ее рука нежно коснулась его кисти, и она столкнула клинок с плеча. Тот с лязгом упал на пол. Когда смолкло последнее эхо его звона, она шагнула вперед.

Поцелуй был неожиданным и страстным. Ее рука обвилась вокруг его шеи. Она приподнялась на цыпочках и ее стройное тело плотно прижалось к нему. К собственному удивлению, его руки сомкнулись на ее талии и привлекли ее ближе. Прежде она всегда казалась воздушной, такой, словно могла превратиться в туман и выскользнуть из его рук, но сейчас она была настоящей. Совершенно настоящей.

Она медленно отодвинулась, пристально глядя в его глаза,

— Я выйду замуж за Валена. — тихо сказала она.

Он не знал, что могло бы причинить ему боль сильнее. Ни удары, ни раны, ни слова не могли причинить ему боль с тех пор, как умерла Беревайн, но эти слова ударили его в самую душу. И все же он не отпустил ее. Она была так трепетна и тепла — и в его руках.

— Другого пути нет. — продолжила она. Она тоже не разомкнула объятий. — Ворлонцы видели это. С того самого мига, как я родилась, они знали что этот день придет.

Она опустила голову ему на грудь. Ее дыхание было таким громким.

— Ненавижу их. — Его голос был тверд и ровен, но глаза выдавали правду.

Она подняла голову, ее глаза наполнились слезами.

— Я тоже.

— Мы можем уйти. — сказал он, подлинная надежда в первый раз постучалась в его сердце. — Мы можем просто… уйти. Вернуться в Широхиду или… куда угодно.

— Нет. — прошептала она. — Не можем.

— Я люблю тебя. — В первый раз он сказал эти слова кому—либо. Он не сказал их Беревайн. Ни разу.

— Как и он. — ответила она. — Я люблю вас обоих. Это неправильно? Я так же любила Парлонна — и он ушел к этим… Один из вас умрет сегодня. Думаешь, я не знала? Ваш последний бой… Вы, наконец, узнаете — кто лучший.

— Да.

— Ты не думал — каково будет мне?

— Всегда.

— Нет. Ты не думаешь. Я не воин. У меня нет такой души. Потому и я просто не смогу понять — и не захочу. Как и Вален. Мы не воины.

— Я люблю тебя.

Она поцеловала его вновь, куда тверже и страстней. Ее пальцы впились в его спину, но он не заметил этого.

— И я люблю тебя. — прошептала она.

На эти недолгие часы она стала настоящей. Воздух и Земля сошлись вместе, в ярости, в огне — и в любви.

Когда Маррэйн пробудился от самого мирного за многие годы сна — она уже ушла, и единственным знаком того, что она была здесь, осталась память о нежных поцелуях на его плечах.

— Думаю, что эта ночь изменила Маррэйна больше, чем все остальное. Когда люди смотрят на его падение, они предпочитают сосредоточится на "Свете в Полуночи", речи о "Времени что придет", или даже о том, что случится позже, на За'ха'думе.

Лично я думаю, что именно та ночь более всего предопределила его судьбу. В ее объятьях он узнал любовь, наслаждение и радость; то, чего не знал раньше. Камень слегка дал трещину — но недостаточно.

Узнав это, он поднялся выше, чем когда—либо прежде… и падать пришлось куда глубже…

— Я не знала что ты настолько романтик.

— Очень смешно. Но я не романтик.

— Ты мог притворяться.

— Я… вспоминаю ошибки, что все они сделали. Для Маррэйна, для Дераннимер эта ночь была ошибкой. Я не виню никого из них. Любовь, страсть — они могут… толкнуть на многое.

Разве это неправда?

Я должен извлечь урок из всего, что было сделано ими неверно. Разве не в этом смысл этих уроков? Извлечь урок из ошибок прошлого, чтобы не повторять их.

— И взамен ты совершишь кучу новых.

— О чем ты?

— И зачем я опять пришла сюда? Это заметно не с первого взгляда. Если бы Маррэйн не был настолько бездушен поначалу, все могло бы не зайти так далеко. Ты считаешь что подражая ему, поступаешь правильно. Холодность, бесстрастность, бесчувственность… И до чего это доведет?

— Это "доведет" меня до победы.

— И превратит тебя в тирана, худшего чем могут быть ворлонцы или тени. Ну и мне придется заняться своей работой.

— Вселенная несовершенна.

— Юмор, как погляжу? С этим надо что—то делать.

Парлонн чувствовал… что—то. Что—то носилось в воздухе, странным сочетанием любви и ненависти, судьба и злой рок трудились рука об руку, свивая и переплетая свои нити.

И его клинок был готов разрубить их.

Он не мог медитировать. Не мог упражняться. Не мог проверять и перепроверять линии защиты. Он мог лишь ходить от стены к стене, лаская руками закаленное в огне лезвие перекованного дэчай. Клинок не ранил его — его кожа была слишком груба для этого.

Он был Огнем, и ничто, созданное пламенем, не причинит ему вреда. Ничто.

Он поднял взгляд на вошедшего воина. Вот оно. То, что он предчувствовал.

— У нас пленник, лорд. — коротко произнес тот.

Парлонн кивнул.

Связанную, избитую, окровавленную Дераннимер втолкнули в комнату.

Перед тем как все закончится — они встретятся еще дважды.

История семи лет созидания, история ставшая легендами, вскоре подойдет к концу. Еще дважды встретятся они.

И это был последний их шанс изменить то, что должно случиться, но он не был использован. Один чересчур хорошо знал тщетность изменения того, что предрешено, другой…

Другой был слишком разъярен, слишком одержим любовью, ненавистью и гневом, чтобы рассуждать.

— Ты никогда не поймешь. — прошипел Маррэйн. — Наша честь, наш путь, наши древние традиции… что они для тебя. Ты никогда не поймешь.

Вален выпрямился.

— Ваша честь, ваши пути… сколько смертей принесли они? Сколько умерло ради пустых слов? Больше не будет убийств. Ты слышишь меня, Маррэйн? Минбарцы не будут убивать друг друга.

Хватит! Клянусь, с этим будет покончено.

— И что это будет за жизнь? Ведь ты забирал его жизнь так же верно, как если бы сам убил его. Ты лишь превратил бы каждую ее секунду в пытку.

— Ты убил моего пленного. Ты напал на солдат, которых я оставил охранять его. Ты не просто убил пленного, Маррэйн, ты убил мое доброе имя. Подумай об этом.

— У тебя нет доброго имени, и я без труда мог бы уложить там же и твоих мальчишек. Я больше всех ненавидел Хантибана за то, что он сделал, но все же он был моим лордом, и он все же был воином — и он был достоин быстрой смерти.

— Хватит! — прорычал Вален. Даже его рейнджерская свита отшатнулась от ярости его слов. Лишь Затрас, против обычного молчаливый, остался на месте. — Хватит говорить о смерти так, словно она твой старый друг! Смерть не друг и не отдых. Нет в ней ничего почетного.

Это упущенный шанс, потерянные надежда и любовь. Подумай о всех, кого ты убил. Подумай о том, что ты отнял у нас — у Минбара, у мира. Кто—то из тех воинов мог быть поэтом и наполнять миры красотой. Кто—то мог быть артистом, кто—то — дипломатом и приносить мир.

Когда ты убиваешь — ты не просто обрываешь одну жизнь, ты забираешь все, чем они могли стать. Ты отбираешь жизнь их нерожденных детей. Ты оскудняешь жизни тех, с кем могли встретиться они. Хантибан мог бы искупить то, что он сделал. Он мог бы сделать шаг — хотя бы один — на пути к спасению.

Ты отобрал у него шанс. Когда ты убиваешь — у кого—то ты отнимаешь все.

— А что с теми для кого смерть — это все? Что с теми кто может лишь убивать — для кого смерть это все, что они знают, и все что они будут знать?

— Таких не встретят в моем великом доме.

— Но они есть. Ты не понимал и не поймешь. Именно они умирали ради тебя с самого начала, даже до того как они узнали твое имя, а ты просто выбросишь их прочь.

Не волнуйся за меня. Мне не нужно место в твоем великом доме.

— Ты не получишь его. Ты лишен звания Первого Воина и Шай—Алита. Ты возвращаешься на Минбар, ответить перед судом за убийство пленника.

Маррэйн коротко рассмеялся.

Его рука потянулась к дэчай.

— И кто меня вернет? Сперва я залью эту комнату кровью.

Больше сказать было нечего. Никто не мог знать, что же чувствовал Вален: ярость и вместе с ней — отчаянное желание уберечь Маррэйна от его судьбы.

Маррэйн, что впервые за всю свою жизнь узнал любовь, был поглощен ей; камень треснул и раскололся — и наружу вырвалось пламя.

Что—то вмешалось. Можете звать это судьбой, если пожелаете.

Рашок из дома Дош, Рейнджер.

— Лорд Вален, — выкрикнул он, едва вбежав. — Лорд Вален! Леди Дераннимер…

Холодная рука стиснула сердце Валена. Он знал кое—что, хоть и не в подробностях. Он знал, что она не погибнет здесь, но… Он сомневался. Помоги ему боги — он сомневался.

— Она исчезла. Ее флаер покинул флагман больше часа назад.

— За'ха'дум. — прошептал Вален. — Она отправилась искать Парлонна.

Маррэйн развернулся на месте, и бросился прочь, двигаясь с быстротой, которую Вален прежде за ним не замечал. Ему пришлось догонять воина, но он все же поймал его.

— Ты…

Маррэйн обернулся, дэчай сверкнул в его руках. Вален увидел мимолетный отблеск света на клинке прежде чем кровь ослепила его. Он отшатнулся и упал, понимая, несмотря на боль, что Маррэйн мог бы убить его — если бы он того захотел.

Послышался шум — Рейнджеры бросились вперед, с посохами на изготовку. Послышался звук шагов Затраса — и Маррэйна, занимающего боевую стойку. И далекое эхо дыхания Дераннимер.

— Подходите. — прошипел Маррэйн — Все. Подходи и умри.

— Нет! прокричал Затрас. Глупость, да! Большая глупость! Вы послушаете Затраса. Если Вален слушает Затраса. То и вы можете послушать Затраса. Ты, Рашок, ты слушал Затраса раньше?

— Да. — ответил Рашок, чуть замешкавшись.

— Значит, сейчас вы все послушаете Затраса. Мы сражаемся с Тенями, не друг с другом!

Вален поднялся, медленно, зажимая одной рукой рану на лбу, и стирая другой кровь с лица.

— Ты не можешь отправиться за ней, Маррэйн. — проговорил он, холодно и твердо. — Флот еще не подтянулся. Ты не можешь атаковать За'ха'дум в одиночку. А я не пошлю корабли умирать вместе с тобой.

— Даже чтобы спасти ее?

— Она… поймет.

— Ты никогда не был ее достоин. Никогда! Мы идем сражаться и умирать к За'ха'думу.

— Ты умрешь.

— Значит мы умрем. И скажи мне… Ради чего нам жить?

Он ушел.

Никто не задерживал его.

— Я не хочу в это верить.

— Я тоже.

— Как ты смог?

Парлонн помолчал, раздумывая.

— Ты не поймешь. — сказал он, наконец.

Дераннимер вскинула голову. Она хорошо перенесла свои раны. Он уже слышал историю ее пленения. Она отважно сражалась. Она не боялась. Как всегда.

— Так помоги мне! — выкрикнула она. — Дай мне понять! Поначалу… я не хотела верить. Потом я думала… какой—то обман, принуждение, но нет… Это ты. Просто ты.

— Просто я.

— Почему? — она опустила голову словно под гнетом отчаяния. — Почему именно ты?

— Он убивает нас всех. Он убьет всех нас. Не буду говорить, что он неправ, не скажу, что он заблуждается, не буду утверждать, что он на самом деле не верит в правоту своего дела. Но я скажу, что в его мире для таких, как я не будет места.

— Ты даже не назвал его имени.

— Я — противостоящий ему. Я… сомневался достаточно долго, но считал это неважным. Я не переживу войны, так что мне за дело, какой мир будет ею создан? Когда я лежал, истекая кровью и умирая на Ивожим, я… прозрел.

Я увидел, насколько эгоистично это было. Его сила проистекает от его убежденности, от его искренней веры, что своими поступками он делает мир лучше. Я точно также сильно верю, что он ошибается. Почему я не могу быть таким же источником веры и убежденности, как и он? Я говорил со здешними вождями. Мы верим в одно и то же. Мы не должны были сражаться с ними. Все, чего они хотят — чтобы мы были сильнее.

— Ты лжешь.

— Когда я лгал тебе?

— Нет… Ты не лжешь. Ты не видишь лжи. Просто не видишь.

— Я буду драться со всей отвагой, со всей уверенностью, со всем что у меня есть — чтобы остановить то, что он с нами делает. Я убью его, если придется. Чтобы сохранить то, что мы есть…

Я сделаю все.

— Я столько плакала. Я думала что ты умер, и я столько плакала. Я так много потеряла с тобой. Мне нужен был кто—то, с кем я могу поговорить — и не было никого! Я люблю Валена, и я люблю Маррэйна и я пыталась не причинять им боли, но…

Я не могу говорить и с тобой!

Парлонн медленно опустился перед ней на колени, осторожно коснулся ее лица руками. Он поцеловал ее в лоб.

— Ты научилась быть сильной. Я горд тобой, но больше не могу помочь тебе.

Он поднялся и вышел. Звуки ее плача преследовали его, пока он готовился к бою.

У Маррэйна был один момент для покоя и размышлений, прежде чем он покинул флот.

Лишь один момент.

— Мы нападаем до срока, Шай—Алит.

— Мы впишем свои имена в историю. — ответил он — еще не дождавшийся этого мига. — Мы получим ту смерть, которой достойны, и в которой он отказал нам. Любой кто пожелает — может уйти. Я не буду им мешать.

Никто не пошевелился.

— Что ж, мы идем к предкам.

"Осано—но" ринулся вперед, нацеливаясь на За'ха'дум и флот Теней ожидающий рядом.

Маррэйн не командовал атакой. У него было более важное дело. Он найдет Дераннимер и защитит ее.

И он найдет Парлонна, и… все закончится.

Он думал о этом бое, и о нем одном, больше десяти лет. Только теперь, с памятью о поцелуях Дераннимер, появились иные мысли — вторгшиеся в час его смерти.

И это были мысли о жизни.

Одно кристально ясное мгновение.

В которое он понял, что все—таки хочет жить.

Но только ради нее.

— Война… Хотел бы я чтобы это было иначе, но я никогда не был действительно искушен в ней. Я уже видел, как мой народ умирает в войне, принесенной надменностью и непониманием, и сейчас вижу это вновь.

Нет, вру. Я не хочу быть искушенным в войне. Никогда. И после этого дня мне оно не понадобится. С этим закончено.

Я знал, что это случится. Пожалуй… это изменило меня, как думаешь? Думал ли так кто—нибудь из настоящих генералов? Разумно было бы подождать, пока не прибудет остальной флот. Здесь у нас преимущество. За'ха'дум силен, но с полными силами нашего флота мы раздавим их оборону. Присоединиться к Маррэйну и атаковать сейчас…

Я знаю, почему он бежал. Я хочу, чтобы Дераннимер была невредима, также сильно как и он — но я знаю что с ней ничего не случится. Знание того, что произойдет… не делает ли оно все это бессмысленным?

Что мне делать?

Затрас пожал плечами.

— Ты великий полководец. Затрас поддерживает корабли на ходу. Ты не говоришь Затрасу как ремонтировать корабли, Затрас не подсказывает тебе как править.

— Мне нужен совет, старый друг, и ты единственный… единственный, кто может понять. Ты знаешь, что принесет будущее, точно также как и я.

— Затрас знает многое. Затрас не такой глупый, как говорят некоторые.

— Я никогда не считал тебя глупым. Скорее наоборот. Я думаю что в чем—то ты знаешь побольше меня.

— Затрас знает, как работать трехдюймовым зажимом. Ты знаешь, как работать трехдюймовым зажимом?

— Я даже не знаю что такое трехдюймовый зажим.

— Инструмент. Для подтяжки креплений на креслах.

— Я думаю, что ты знаешь куда больше этого. Знаешь, одна деталь, похоже, выпала из истории… Я знаю, что случится с Маррэйном, Парлонном, Дераннимер, всеми остальными. Я знал что А'Иаго умрет на "Красной Звезде". Я знаю что Немейн сменит Дераннимер на посту главы Серого Совета…

Но я не знаю, что случится с тобой.

— Затрас не так важен, чтобы о нем говорилось в истории.

— Думаю что тут кроется что—то большее.

— Затрас не знает, но Затрас будет готов, когда настанет время. Сегодня оно еще не пришло.

— Так что же нам делать сегодня?

— Это Валену решать. Если Затрас знал бы ответы на эти вопросы, то Затрас бы командовал минбарцами, а Вален драил полы.

Вален хмыкнул.

— Что ж, давай с этим заканчивать. А после все уже будет неважно.

Курс на За'ха'дум.

Она казалась мирно и безмятежно спящей, купающейся в свете самих небес… Парлонн нежно коснулся ее лба.

— Я горжусь тобой. — прошептал он. — Знай это.

Он поднял взгляд на массивную, неподвижную, похожую на статую фигуру Короля Сумерек и Тишины. Он пришел сюда, на галерею, смотрящую в глубокую пропасть протянувшуюся далеко в недра планеты. Парлонн пришел сюда — зная что даже сквозь битву кипящей наверху Маррэйн сможет найти дорогу сюда, к нему.

— Я служил тебе верно и достойно. — сказал он безмолвной Тени. — Это мой долг, как воина перед своим лордом и я не вправе требовать что—то в уплату. Но лорд так же обязан тем, кто ему служит, как и они — ему. Я был и лордом и воином и знаю это.

Я прошу, как просит воин, идущий на смерть.

Проследи чтобы она выжила, если же она должна умереть — пусть она встретит смерть лицом к лицу. Она не была посвящена в воины — но она воин в душе. Я считаю ее лучшей из всех — и более всего потому, что она не замечает этого. Я знал ее и любил ее.

Это моя последняя — и первая просьба, лорд.

Король Сумерек и Тишины кивнул.

"Да будет так."

Из пропасти поднимался свет — ярко сияющий свет, прогоняющий все тени и осветивший темные уголки его души. Парлонн повернулся, и ушел, не глядя на него.

Здесь его слуха не достигали звуки боя; не было ни криков, ни воплей ни команд. Он шел и не было ничего, кроме уверенности. Наконец—то все закончилось. Больше нет сомнений или страхов. Тысяча лет мира, что заставит замереть и умереть его общество — пройдет без него. Он пытался сражаться, но любому из воинов это было не по силам.

Появился Маррэйн.

"Кто ты?"

"Тот же вопрос, что задают они. Не думаю, что они действительно знают на него ответ. Ужасно, когда сражаются те, кого ты любишь, не так ли?"

"Маррэйн, он…"

"Идет за тобой. Ты знала, что он пойдет."

"Я не…"

"Ты хотела, чтобы он пришел."

"Да, хотела. Я хотела, чтобы кто—то думал лишь обо мне. Я люблю Валена, но он… как я могу делить его с целым народом? Любому из живущих минбарцев, не говоря уж о половине остальной галактики, всем нужен он. Он помнит о них. И о тех, кто родится только лишь через тысячу лет. Я хотела чтобы кто—то думал лишь обо мне."

"И он не может. Он воин. Как и у Валена — у него своя жизнь, и ты не можешь и не сможешь стать ее частью."

"Я не понимаю этого. Их кодекса. Я просто не понимаю этого."

"Это не вопрос понимания. В этом их сила, это единственная вещь, которую Вален взял от них и использовал для себя. Согласие. Честь — это все, доблесть, долг, верность, иерархия. Ты не задаешь вопросов, ты просто повинуешься. Тем же оно станет для Рейнджеров."

"Ты считаешь, что это неверно?"

"А ты?"

"Да. Думаю, что все в их воинском кодексе неправильно. Все до последнего. "

"Почему?"

"Честь, доблесть, верность… Где сострадание, где любовь, где дружба?

"Возможно, они существуют в большем количестве обликов, чем ты ожидаешь."

"Ты напоминаешь мне…"

"Кого?"

"Моего отца. Он пытался… учить меня подобному. Я ничего не понимала, но он продолжал учебу. Он учил меня даже после смерти. Ты точно также пытаешься учить народы."

"Я пытался. Слушали немногие из них. Это ужасно — когда воюют твои дети. Когда—то я верил… Они остались, когда ушли остальные, чтобы присматривать и направлять юные расы, но все чем они занимаются — это война. Они остались чтобы доказать, что они были правы а остальные ошибались".

"Тени?"

"И ворлонцы. Они связаны в замкнутом круге, неспособные увидеть, чем они стали. К сожалению, большинство из них и не пытается увидеть. Они слишком увлеклись вашими воинскими идеями и перенесли их на свое назначение. Тени верят в честь и отвагу. Они думают, что оставаясь здесь — выказывают мне уважение. Они не понимают. А ворлонцы… долг и иерархия. И они требуют этого от юных рас. Никто не смеет думать иначе, чем предписано ими."

"Ворлонцы наши союзники."

"Ты и впрямь так думаешь?"

"Нет. Они разбили мне жизнь. Их… пророчество… отметило меня с самого дня рождения. Как они узнали?"

"У них есть дар предвидения. Они сильны, и всегда были хорошими учениками. В некоторых расах есть пророки, оракулы…"

"Да."

"Они есть и среди ворлонцев, но куда более сильные, чем те, о ком ты слышала. Они… видят время, они видят его потоки и ключевые точки, его повороты и возмущения."

"Как они это делают?"

"Я учил их. Я видел… великую трагедию в их будущем и надеялся, что заставлю их осознать, что они наделали, что они смогут одуматься. Я ошибался. Потому я пришел сюда, ждать, наблюдать и надеяться, что хотя бы к одной из сторон придет понимание.

"Почему ты рассказываешь мне об этом?"

"Потому что ты можешь понять."

"Такова моя судьба? Я знаю."

"Твоя, твоих потомков, их потомков. Да, это судьба. Я видел часть ее. Я хотел увидеть тебя своими глазами, пока ты здесь. Я хотел увидеть еще кое—кого."

"Парлонна? Маррэйна?"

"Нет, того кто еще не наделен мыслью, но уже получил жизнь. Я был рад встретиться с тобой. Прощай, юная мать."

Как было предназначено судьбой, предопределено и благословлено роком, двое воинов встретились в темных тоннелях, ведущих к сердцу За'ха'дума.

Парлонн — цель и знание уступили древней мудрости и предопределенности. Он уже умирал, под ярко сияющим небом Полуночи, и он вернулся в мир, с новой целью и желаниями, кипящими в его жилах словно огонь. То предназначение пока что было забыто. Если он победит — эта задача вновь будет тяготить его, пусть и чуть меньше чем прежде. Он сражается за спасение народа Минбара — но на его, пылающий темным огнем, взгляд — очень немногие минбарцы заслуживают спасения.

Маррэйн — любовь и нежность в первый раз осветили его мысли. Он умирал тысячу раз, каждый день, с тех пор как увидел, как душа Беревайн ушла к ее предкам, и лишь сегодня, закрывая глаза он не видел ее лица. В первый раз в жизни у него было за что сражаться и умирать — большее, чем умирающий кодекс, и забывающиеся обычаи. Эта любовь и память оставались в нем даже когда он смотрел в лицо своему противнику.

Прежде враги, прежде друзья, что—то большее. Теперь…

Что?

— Ты изменился. — холодно заметил Парлонн.

— Как и ты.

— Нет, это в твоем взгляде.

— Она в безопасности?

— Она жива. Она сильна.

— Знаю.

— Я был бы счастлив увидеть, как ты женишься на ней.

— Я возьму ее в жены.

— Рад так думать. Я буду сражаться с тобой.

— Знаю.

— Воин, защищающий своего лорда, стерегущий святилище. Последний защитник павшего замка…

— Не стоит мне объяснять.

— Не тебе. Я заставлю понять других.

— К чему этот труд? Они никогда не поймут.

— В этом все дело. Они не поймут.

— Я пойму.

— Мы последние. После нас не будет никого. После нас не будет ничего. Ничего.

— Нет. Останутся наши дети, и дети других. Кто—нибудь вспомнит.

— Я был бы рад так думать. Ты готов?

— Я готов уже десять лет.

— Как и я.

И, наконец, пришло время. Мрачные стены из черного камня сомкнулись вокруг них и здесь нет света, но они не нуждаются в свете. Они вынуждены сражаться — силой своих душ и оковами своей чести.

Это была последняя дуэль на дэчай. Ничьи глаза не видели ее; ни историки ни поэты не писали о ней.

И это не было важно. Нисколько.

Вален закрыл глаза и гром, жар и ярость битвы остались где—то вдали.

"Ненавижу это. Ненавижу войну."

"Это будет концом. Финал. Никто более не узнает этого, не почувствует этого. Больше нет страха, больше нет потерь. Мир."

"Тысяча лет мира."

"А потом…?"

Он открыл глаза. Это уже узнать не ему.

Это было событие, что не повторится более. Титаны, легенды минбарцев, те кого многие даже называли богами…

Если бы я должен был точно указать миг, в который закончилась старая эпоха, им была бы эта последняя дуэль. После этого — ничто не было прежним. Маррэйн и Парлонн — осталось лишь двое тех, кто действительно знал, что значит быть воином. Все остальные были мертвы. Хантенн, Шузен, Магатсен… Величайшая из эпох воинов увенчалась Шингеном, и с его смертью начался закат, а когда Маррэйн и Парлонн в последний раз встретились в бою — это стало последней вспышкой пламени. Вален возвестил о новой эпохе мира, и в этом тысячелетии мира для таких, как они не было места.

Что было — то было. Будь возможным продлить эту дуэль до бесконечности — оба воина воспользовались бы таким шансом, но такой возможности не было. В итоге — должен был остаться лишь один победитель. Они оба нашли себе новые цели, новые желания, но в то время, как Парлонн видел — как его надежды угасают и гибнут, надежда Маррэйна жила.

Чего еще желать победителю?

Маррэйн, окровавленный, израненный, почти лишившийся сил, опустился на колени перед его павшим другом и врагом и протянул руку.

Парлонн медленно потянулся и принял ее, кровь текла у него изо рта, огонь покидал его глаза.

Никто не сказал ни слова.

Слабый свет в пещере погас, когда он умер.

Дераннимер вздрогнула во сне. Она чувствовала Короля Теней возвышавшегося над ней, и странного старика, чья душа сияла светом.

Она чувствовала, как приближается кто—то, и ее сердце забилось чаще — и именно тогда разговор покинул ее память.

Она была слишком слаба, чтобы двигаться, говорить или же сосредоточиться и она пропустила последовавшее, но почувствовав обнявшие ее сильные руки и услышав слова любви, она открыла глаза.

— Я люблю тебя. — услышала она голос. — Я всегда любил тебя.

— Я люблю тебя. — ответила она, чувства слишком сильные, чтобы их можно было высказать словами, переполняли ее сердце. — Я люблю тебя, Вален.

— Лорд Вален!

— Да?

— Они… они все бегут. Все корабли. Все.

Мы… мы победили!

Он ступил на кроваво—красный мир как тот, кем он никогда не хотел быть: как завоеватель. Захватчик миров, победитель в войнах.

У него есть вся оставшаяся жизнь, чтобы стать известным иначе.

— Вам не стоило приходить сюда. — проговорил Немейн со своей стороны. — Вы подвергаете себя опасности. Тут еще могут оставаться Тени.

— Я в полной безопасности. — ответил он.

Он увидел фигуру, появившуюся из темного тоннеля впереди. Маррэйн явился из дыма и пепла, как истинный воин. Он нес Дераннимер на руках.

— Они мертвы. — сказал он. — Все.

Он был покрыт кровью, и часть ее была его собственной. Его мундир был изорван в лохмотья, а взгляд тускл и тяжел.

— Парлонн? — прошептал Вален.

— Мертв. Все мертвы. — Осторожно, как никогда осторожно, он опустил Дераннимер у его ног. — Парлонн, Король Теней, все. Все мертвы.

— "Осано—но"…

— Знаю. Хорошо заботься о ней. Если ты разобьешь ей сердце — я тебя убью. Ты понял меня?

— Я понял. Он опустился на колени, чтобы коснуться лица Дераннимер. Когда он поднял взгляд — Маррэйн уже исчез.

Время потеряло для него значение. Он не знал сколько заняла работа. Подобное более не было важно. Боль от ранений, резь в мускулах, горечь в сердце, все отошло в сторону.

Это была последняя дань почестей Маррэйна, Первого Воина Клинков Ветра, его павшему другу.

Наконец он отступил, закончив работу. Она была недостаточно хороша, но достойной быть не могло. Парлонн не должен был умереть здесь, во тьме, в тени, незамеченным, без траура и оставшимся в памяти лишь как предатель.

Эта часовня была хоть чем—то. Маленький кусочек памяти. Через тысячу лет, когда эпоха Валеновского мира подойдет к концу — кто—нибудь сильный найдет ее. И тот, кто найдет эту часовню и вспомнит былое — возродит могущество истинных воинов.

"Здесь пал Парлонн из Первого Храма касты воинов народа Минбара, от руки Маррэйна, что ныне без храма, без касты и без народа. Пусть душа Парлонна взойдет к старым богам его храма, и встретит там его братьев. Пусть простят они его за сделанный им выбор, также как, без сомнения, они не простят мой."

И последние слова, ясным видением будущего.

"Так он был спасен от третьего предательства, и так избежал той судьбы, что ныне легла на мои плечи."

Здесь стояла свеча, но она не была зажжена. Тот кто найдет это место… тому достанется труд зажечь ее.

Маррэйн еще какое—то время молча и неподвижно стоял рядом, затем развернулся и ушел.

Тишина.

Покой.