Чаша и Меч

ГЛАВА 5

— Нет! — Крикнул отец.

— Нет? — Заинтересованно переспросил Бьярн. — Тогда тебе придется ответить на мой вопрос. Один из двух. Скажи, где золото. Или скажи мне, где твой сын?

Магнус Хорфагер перевел глаза на дочь и смотрел на нее некоторое время, не отрываясь. Было видно, что ему даже на коленях стоять было тяжело, так он был измучен.

— Прости, дочка, — во второй за тот день повторил он.

— Ну, что ж, — Бьярн медленно подошел к одному из своих людей, вынул у того из кобуры пистолет и так же медленно вернулся обратно, — ты сам решил судьбу своего ребенка.

— Я не допущу этого!

Бьярн смеялся долго, с удовольствием, явно наслаждаясь беспомощностью противника:

— И что же ты сделаешь, Магнус? Укусишь меня своими вставными зубами?

Магнус протянул вперед окровавленную руку, и Фрейя с ужасом поняла, что у отца на пальцах не осталось ни одного ногтя.

— Гонит меня ныне

Князь, поправший право,

Подлое…

Ярл разрядил ему в лицо не меньше половины обоймы. Как ни ужасно было проклятие, которое собирался произнести Хорфагер, рука Бьярна не подвела — на лбу Магнуса вмeсто серии неопрятных дырок багровело пятно размером с яблоко. Еще несколько секунд он смотрел на своего убийцу широко открытыми глазами, а затем повалился на бок.

Γудрун с криком, больше похожим на хриплый вой, бросилась на тело мужа. Фрейя, оцепенев, смотрела перед собой. Неужели это происходило с ней на самом деле? Словно из небытия перед ней всплыло ненавистное лицо ярла:

— Тогда, может быть, ты ответишь на мой вопрос, Фрейя? Где сейчас твой брат.

Она постаралась сосредоточиться. Почему-то вспомнилось, как отец учил наводить фокус в кадре, повoрачивая кольцо объектива.

— Я могу изменить свое решение. Ты сможешь выйти замуж, как и хотел твой отец.

Постепенно лицо Бьярна обрело ясность. Задыхаясь от ненависти, девушка чуть подалась вперед и тихо, отчeтливо произнесла:

— Мой брат сам найдет тебя, Бьярн Лунд. Он найдет всех, кто сегодня нарушил свою клятву.

Кто-то выругался в углу, и Фрейя узнала голос Орма. Это хорошо, мелькнула мысль, значит, ее услышали все, здесь присутствующие.

— Забирай свою девку, Фенрир, — рявкнул ярл. — Она мне надоела.

Огромная черная фигура заслонила отца, мать и ярла. Девушка почувствовала, как руку стиснули словно клещами. Ее повели к двери.

— Подожди.

Как ни странно, он остановился. Но продолжал так же страшно смотреть ей в глаза. Фрейя привыкла к тому, что мужские взгляды, скользнув по ее лицу, быстро опускаются к груди и бедрам, но Фенрир смотрел на нее так, словно видел в ее глазах что-то жизненно важное. Как наркоман на дозу, подумала она.

От этой жажды в его взгляде накатывать слабость, и девушка оглянулась назад, туда где на полу лежал отец, а рядом с ним с безумными и пустыми глазами сидела, раскачиваясь, мать. Она надеялась обрести силу если не через гнев, то хотя бы через боль.

— Мама!

Гудрун даже не повернулась. Положив на колени голову мужа, она гладила его по волосам, не замечая, как все больше и больше ее руки окрашиваются кровью.

— Бьярн! — Аңунд попытался взять Фрейю за вторую руку, но она резко отшатнулась и чуть не врезалась в огромное твердое тело у себя за спиной. — Ты обещал отдать Фрейю мне.

За спиной послышалось глухое рычание, а Бьярн посмотрел на Анунда с язвительной усмешкой. Только те, кто хорошо и долго знал сына Пешника, понимали в какой он сейчас ярости.

— А ты, Анунд Хендриқсен, обещал мне золото нибелунгов. И где же оно?

— Ты его получишь, — проблеял предатель.

Даже Фрейя в своем полубредовом состоянии чувствовала страх и неуверенность в его голосе. Даже если это мифическое золото и существует, ты, Бьярн, не получишь ни крупицы, мысленно поклялась она.

Девушка повернулась к Фенриру и посмотрела на свою руку. Она почти целиком утонула в кулаке мужчины.

— Я могу идти сама.

В черных, как сама ночь, глазах мелькнула непонятная искра, но испачканные кровью пальцы медленно разжались. Она поднесла ладонь к глазам, словно сама себе ңе веря. Теперь кровь отца пятнала и ее руку. С внезапной хищной злобой она подумала, что была бы счастлива, если бы это была кровь Бьярна… или Фенрира… или Орма.

Дверь дома захлопнулась, и отрезала ее от горевшего внутри света и плача матери. Впереди двигалась широкая мужская спина. Смутно белела в темноте рубашка, она почти сливалась с окружающим их снегом. Свой пиджак Фенрир нес в руке, и мороз его, похоже, совсем не беспокоил. Над его головой поднимался морозный пар, и это единственное напоминало Фрейе, что перед ней живое существо, а не отколовшийся от скалы каменный тролль. Берсерк дышал и говорил, и это было единственным, что объединяло его с людьми и оборотнями.

Сначала девушке показалось, что облачко белесого тумана, зависшего между деревьями, тоже выползло изо рта Фенрира. Но светлая дымка увеличивалась в объеме и вскоре уже заслонила собой кусты и поворот тропинки.

А затем Фрейя услышала далекий вой. Он стремительно приближался, и вот уже среди заледенелых стволов мелькнула светлая шкура, сверкнули желтые глаза. Огромный, размером с теленка, белый волк остановился посреди поляны, оглянулся на девушку, и медленно вошел в туман.

— Прости, дочка, — шепнул ветер.

— Прощай, папа.

Слезы так и не пришли. Проводив глазами фюльгью[20] отца, Фрейя глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки, и пошла за своим новым хозяином. Черный Φенрир, был ее врагом, и потому она не могла позволить ему увидеть ее слабость и страх.

Машина, ожидавшая их чуть в стороне от прочих, была полным отражением своего владельца — огромный черный Хаммер с затонированными стеклами. Тем лучше, Фрейя не хотела, чтобы ее сейчас видели. Хотя… а кому вообще было дело до ее горя?

Фенрир чуть повернул зеркало заднего вида, чтобы контролировать, что происходит в салоне. Ничего хорошего он не увидел: девчонка, белая как мел, сидела, прижавшись к дверце, и пялилась в окно мертвыми глазами. Что она там видела?

Хоть он и оттер руки снегом, но в машине все равно воняло кровью, и она не могла не чувствовать этого запаха. Резко свернув к обочине, он затормозил и снoва посмотрел в зеркало. Фрейя продолжала смотреть в окно, только вся сжалась и стиснула руки в рукавах шубки.

Она что, решила, что он набросится на нее прямо сейчас? Хотя от одной этой мысли в штанах стало тесно, лицо его оставалось таким же безразличным, а дыхание ровным.

Φенрир достал из бардачка небольшой термос, открутил крышку и наполнил ее почти наполовину.

— Держи, — он протянул крышку девушке.

Она помотала головой:

— Не хочу.

Мужчина от души понадеялся, что эта маленькая дурочка не станет объявлять голодовку.

— Это бренди.

Белая рука с посиневшими от холода ногтями потянулась к стаканчику:

— Давай.

Окей. Голодовка отменяется. Фенрир закрыл термос и продолжил путь. Девушка упорно избегала смотреть на него, и потому он мог рассмотреть ее без помех. То, что она избегает его взгляда, ему не мешало. Он привык.

Привык, что его считают чудовищем, животным, хотя меняющие шкуру постоянно забывали, что самым жестоким из животных являются как раз они сами. И ещё люди. Да, он убивал, и делал это намного чаще, чем все остальные эйги Стаи вместе взятые. Но у него, например, никогда не возникало желания вспомнить и вновь обсудить подробности убийства, как делали это прочие мужчины.

Как ни странно, именно обращение к звериной части своей сущности позволяло ему сохранить свою совесть чистой. Его зверь никогда не убивал ради забавы или ради убийства, как такового. И его жертвы, как правило, заслуживали своей участи: хашишийя и мунгики, промышлявшие продажей наркотиков и грабежами. Впрочем, как и нынешние эйги. Стая вырождалась — биологически и морально.

Последняя мысль снова заставила его вернуться к девушке на заднем сиденье. Если бы утром ему сказали, что к вечеру он станет обладателем чистокровной эйги, да еще и из рода Хорфагеp, он рассмеялся бы шутнику в лицо.

Бьярн, надо отдать ему должное, хорошо платил Фенриру за его работу, но такой щедрости от хитрого ярла не ожидал никто. Женщин эйги выкупали за огромные деньги. Не важно, были ли они образованными, красивыми или выросли в деревенской глуши. Каждая из них была на вес золота, особенно те, в чьем роду рождались воины не слабее ульфхеттара. А у Хорфагеров в каждом поколении появлялся, как минимум, один берсерк.

И дочь Магнуса была, ко всему, еще и красавицей. Белая, как снег. Красная, как кровь. Отец мог выдать ее замуж в любую из Стай Свитьода, и заключить выгодный политический союз. Видимо, Бьярна ждали очень тяжелые времена, и он сильно нуждался в Фенрире, раз расщедрился на такой великий дар.

Скольких людей или эйги ему придется убить, чтобы сохранить эту девушку для себя?

— Выйдите все. Ждите за дверью. — Бьярн мотнул головой в сторону все ещё плачущей Гудрун: — Ее тоже заберите.

Дождавшись, когда уйдут все, он проверил, плотно ли закрыта дверь, и вернулся к Магнусу. Тело уже переложили на стол, и ярл не мог не отметить про себя, с каким трудом подняли его четверо мужчин. Покойник оказался необыкновенно тяжел, что было верным признаком того, что лежать в могиле спокойно и мирно он не станет.

Ярлу сейчас меньше всего нужно было, чтобы его навещал живой мертвец. Он помнил своего деда. Старик любил покататься верхом на коньке крыши и частенько приходил в постель к бабке, чем и свел ее в могилу в конце концов. Куролесил как мог, пока его не упокоили старым проверенным способом: отрубили голову и положили ему между колен.

Бьярн с удовольствием поступил бы точно так же с Магнусом, но лишние слухи ему были не нужны. Тем более, сейчас.

Чтоб тебя тролль задрал на том свете, Магнус Хорфагер. Ты оказался хитрее, и обвел своего ярла вокруг пальца. Мальчишку Οрвара ему теперь не достать.

Бьярн выбрал в списке быстрого набора на телефоне третью сверху строку:

— Снимайте засаду. Он не придет.

Греттира Валлина, дружка Орвара, пришлось отпустить. Его отец занимал в Стае слишком видное место, так что ссориться с ним сейчас, накануне возможной смуты, было совсем не выгодно. А это значило, что сын Мангуса не вернется домой.

— Скоро к вам подъедет Анунд. Я даю ему допуск в кабинет хозяина и ко всем его бумагам.

И пусть этот щенок только попробует сказать, что не нашел золота. Ни следа, ни крупинки… Выверну мясом наружу, мстительно подумал Бьярн. Во всяком случае, у него уже готов был список тех, кого можно будет обвинить в неудаче на случай, если другие стаи выразят свое недовольство.

Что, впрочем, дела не меняло. А следовательно, у него осталась одна попытка, которую ему подарила старуха вёльва.

Бьярн некоторое время смотрел в спокойное мертвое лицо, а затем оттянул вниз подбородок покойника и, выудив из кармана камешек с руной, положил его под язык Магнуса. Ярл ничего не понимал в этих закорючках и предпочел бы не испытывать судьбу, но на кон было поставлено слишком многое, слишком. Ему нужно было получить ответ.

— Куда пойдет твой сын, Хорфагер?

Покойник ответил почти сразу, и Бьярну было жутко слышать слова, вылетающие из неподвижного рта.

— Он будет рядом. Очень близко. И когда придет время, он встанет перед тобой лицом к лицу.