Часть 63

Семьсот девяностый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

С Киевской операции я вернулся выжатый как лимон. Никогда еще я так не уставал. Все же не легкая это работа - из болота тащить бегемота... А дел впереди, как говорится, начать и кончить. На территории бывшей Российской империи практически нет таких мест, что не были бы похожи на кровоточащие язвы. Помимо проблемы Учредительного собрания, собранного большевиками совершенно не вовремя, имеет место Финляндия, где вот-вот вспыхнет гражданская война между «красными» и «белыми», Молдавия, где власть взял Сфатул Церий - такой же самозваный, как и ликвидированная мной Центральная Рада, в Симферополе окопалась крымско-татарская Директория, на Дону - войсковой атаман генерал Каледин, провозгласивший Войско Донское независимым государством, а на Кавказе в драке с большевиками и между собой готовы сцепиться грузинские меньшевики, армянские дашнаки и азербайджанские мусаватисты. И это только западный фас территории бывшей Российской империи, а ведь имеются еще Туркестан, Урал, Сибирь, Забайкалье, Дальний Восток и территория КВЖД, где все еще вилами по воде писано. Нет, конечный итог предопределен: единой и неделимой Российской Советской Социалистической Республике быть, но вот пока совершенно неясно, сколько для этого потребуется пролить крови (и своей, и чужой) и сколько сложить в террикон отрубленных голов разных умствующих придурков.

А ведь до того момента, когда местные товарищи смогут справляться с государственными делами самостоятельно, еще очень и очень далеко. Урезанное после чистки ЦК пока еще мало похоже на идеальную команду единомышленников, по доброй воле дружно гребущих веслами в такт, как викинги на драккаре. И мало их еще для того, чтобы решить все задачи, и у каждого в голове сидят свои тараканы - как, например, у товарища Коллонтай, являющейся сторонницей свободной любви без обязательств. Возникла мысль отправить эту особу для повышения квалификации в Аквилонию, но думаю, что тамошние женщины ее идей не поймут, да и сама мадам от местных порядков будет в шоке. У Дзержинского в его «избушке» другие игрушки. Все этот умный человек понимает, но его сильно заносит в сторону неограниченного насилия, чему изрядно способствует допинг в виде «Балтийского коктейля», размывающий в его сознании границы между допустимым и недопустимым. Товарищ Урицкий как будто лишен этих недостатков, но это деятель значительно меньшего, губернского калибра, не годный Дзержинскому даже в заместители. Товарищ Сокольников - хороший организатор и финансист, но при этом сторонник коллегиального руководства партией и страной. Товарищ Муранов - вообще проходная фигура, место которой не в ЦК, а двумя этажами ниже. И даже товарищ Ленин находится на неправильной позиции и занимается текущими вопросами, а не разработкой новой теории и созданием советского законодательства. Остается полагаться только на товарища Кобу и цельнокристаллическую натуру товарища Стасовой. И на этом все. Фрунзе, Чичерин, Калинин, Молотов, Киров, Орджоникидзе и другие положительные герои сталинской эпохи пока еще не члены ЦК.

У Советской России, помимо открытия Учредительного собрания, совмещенного с его немедленным разгоном, на кону еще два эпохальных события: внеочередной восьмой съезд РСДРП(б), на котором Ленин будет прокладывать курс в будущее, и вполне очередной Третий съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. А тут еще, будто некая субстанция, в российской политической проруби болтается такое явление, как партия левых социалистов-революционеров. Выслушав комментарий энергооболочки и прочитав составленную по этому вопросу докладную записку, я пришел к выводу, что сейчас эти кровавые революционные мальчики и девочки, привыкшие решать все вопросы взрывами бомб и выстрелами из браунингов, стремительно растрачивают авторитет в массах и даже в собственных низовых организациях. В Основном Потоке окончательную точку в этом процессе поставил июльский мятеж, а тут нам до такого доводить не следует, кончать левых эсеров необходимо после первого же взбрыка по вопросу Брестского мира. И тут я вспомнил, что у меня в отстойнике башни Терпения уже восемь дней кукуют аж два члена левоэсеровского ЦК, изъятые их Брест-Литовска вместе с прочими подельниками гражданина Троцкого.

Владимир Карелин в свои двадцать семь лет по партийным стандартам выглядел как пацан с рогаткой, ибо присоединился к эсерам, когда основной накал террора уже спал. Год провел в тюрьме, пять лет в ссылке - и не в какой-нибудь Восточной Сибири, а во вполне цивилизованных местах Европейской части России. Первоначально являлся пламенным сторонником союза с большевиками, но потом в Основном Потоке взбрыкнул на Брестском мире и понесся по наклонной. Активно участвовал в левоэсеровском мятеже, скрылся от следствия, а потому был приговорен к трем годам тюрьмы заочно. Арестован в Харькове в феврале девятнадцатого года, но через несколько месяцев был освобожден, потому что отказался от борьбы против советской власти. С двадцать первого года работал юристом в различных учреждениях Харькова, два раза подвергался профилактическим арестам, окончательно попал под ежовский замес в тридцать седьмом году. Тогда вообще подчистую заметали всех бывших диссидентов и борцов с большевиками, вне зависимости от их текущей политической ориентации. На процессе «Правотроцкистского антисоветского блока» гражданин Карелин дал показания против Бухарина, заявив о его сговоре в восемнадцатом году с лидерами левых эсеров с целью захвата власти, и вместе с ним загремел под расстрел. На носу была Большая Война, и товарищ Сталин не собирался терпеть в своем государстве тех, кто в критический момент мог ударить ему в спину.

Анастасия Биценко - эсерка совсем другого полета. В партию эсеров вступила во втором году, с пятого года член Летучего отряда Боевой Организации, застрелила генерал-адъютанта Сахарова, прославившегося усмирением крестьянских волнений в Саратовской губернии. В р-революционной прессе писали, что эти волнения генерал усмирял массовыми порками и расстрелами мужиков, но это вряд ли. Русского человека такими «методами» успокоить невозможно, получится только разозлить. Но как бы то ни было, террористку скрутили на месте преступления, судили и приговорили к смертной казни, впоследствии заменив ее пожизненной каторгой. В революционной России товарищ Биценко выступала за союз с большевиками как до, так и после Брестского мира, мятеж левых эсеров не поддержала, и в декабре восемнадцатого года вступила в партию большевиков. Но от мясорубки ежовских репрессий это ее не спасло. В тридцать восьмом году исключена из партии, отдана по суд и приговорена к расстрелу, как говорится, «до кучи», как бывшая эсерка. Кстати, как говорит энергооболочка, в Основном Потоке Рихард фон Кюльман обозвал Анастасию Биценко простодушной фанатичкой и жестокой убийцей, похожей на пожилую экономку.

Товарищ Бергман после первой же беседы отставила левоэсеровских фигурантов в сторону, ибо не просвечивалось за ними ни сотрудничества с разведками Антанты, ни заговора с целью «ха-заризации» Советской России. А чтобы эти люди не теряли времени даром, распорядилась предоставить им ограниченную свободу передвижения и, самое главное, попросила товарища Половцева отвести их в нашу библиотеку и ткнуть носом в соответствующую историческую литературу. Чтобы, значит, разум, если он в их головах имеется, возмущенно вскипел и выбил паром крышку. И, судя по всему, это вполне удалось. Когда этих двоих сопроводили ко мне (именно сопроводили, а не отконвоировали) выглядели они вполне созревшими для серьезного разговора. Но для начала я выложил на стол копию мирного договора между Германской империей и Советской Россией и заверенный по всем правилам перевод этого документа на русский язык.

- Вот чего, товарищи левые эсеры, - сказал я, - мне удалось добиться всего за пять дней после вашего силового отстранения от переговоров при помощи доброго слова, Божьего благословения и тяжелой дубины, готовой гвоздить прямо по самым высоким головам.

- И это все? - спросил потрясенный Карелин, закончив читать документ.

- Да, все, - кивнул я. - Западная граница России приведена к состоянию на тысяча семьсот девяносто пятый год, германские войска уже снимаются со своих позиций и отправляются, скажем так, по своим делам, оставляя на бывшей линии фронта только отряды завесы, которые отойдут к новой границе после ратификации мирного договора Третьим съездом Советов и германским рейхстагом. Ни с той, ни с другой стороны я никаких взбрыков не жду, ибо народные массы обеих стран страшно устали от войны. И любимое вами крестьянство, кстати, тоже. Любой, кто выступит против этого мирного соглашения, будет сметен им с лица земли без малейших размышлений. Теперь советскому правительству предстоит заниматься исключительно внутренними проблемами. И одной из этих проблем является ваша партия левых социалистов-революционеров. И вы уже знаете почему.

- Но мы не будем возражать против ТАКОГО мира с Германией! - воскликнул Карелин.

- Вы лично, возможно, возражать не будете, - ответил я, - но в вашей среде обязательно найдутся люди, которые вас поправят, ибо такова логика борьбы за власть. Большевики неуклонно увеличивают свое влияние в массах, а вы, левые эсеры, его теряете. И удаление из большевистского ЦК таких деятелей, как Троцкий, Свердлов, Бухарин, Каменев и Зиновьев, только ускорит этот процесс. Кончится это тем, что целые низовые организации будут переходить от вашей партии к большевикам, ибо у них есть великая идея, какая-никакая теория и политические фигуры общегосударственного масштаба, а за вами нет ничего, кроме истории террора. Никто из руководства вашей партии и в самой малейшей степени не равен Ленину, Сталину, Дзержинскому, Фрунзе, Кирову и даже Молотову. Да вам такие люди и не нужны. После низвержения самодержавия и дележки помещичьей земли (которой в Российской империи было не так уж и много, значительно больше пашни лежит под межами) у социалистов-революционеров не осталось нерешенных задач. А вот большевики свою деятельность только начинают. Следующими их шагами будут широкая, но не окончательная, демобилизация армии, превращение диктатуры пролетариата в диктатуру трудящихся, а также переход от продразверстки к продналогу, что окончательно повернет крестьянство на их сторону. А дальше в их планах создание общенациональной системы здравоохранения, ликвидация безграмотности и индустриализация, чтобы вывести Советскую Россию в ряды развитых промышленных держав, в перспективе двадцати ближайших лет догнать и перегнать Германию, Британию и САСШ. И что вам останется делать тогда, кроме как бунтовать против неизбежного развоплощения, не по этому поводу, так по другому, ибо народ в массе пойдет за Лениным и Сталиным, а не за вами? Как это было в истории миров Основного Потока, вы уже знаете.

- Да, об этом мы уже знаем, - кивнул Владимир Карелин. - Спасибо вашим товарищам, просветили. Мы не знаем только того, почему вы с нами тут разговариваете, а не приказываете поступить с нами так же, как с членами несчастной украинской делегации в Брест-Литовске: вздернуть на виселице и умыть руки?

- За последователями Мазепы, - сказал я, - просматривалось большое предательство, резко осложняющее переговорные позиции Советской России, приглашение на Украину германских войск, гражданская война, миллионы погибших и полное разорение охваченной этим безобразием земли. За вами ничего подобного нет, да и вообще вы пока еще считаетесь союзниками большевиков. И ведь какой у товарища Ленина был гениальный замысел - устроить политическую систему Советской России по самому прогрессивному на данный момент демократическому американскому образцу, когда власть друг у друга на выборах будут оспаривать две одинаково социалистические и советские партии большевиков и левых эсеров. Большевики должны были окучивать рабочий класс, левые эсеры - крестьянство, чтобы они все вместе, связанные двухпартийным консенсусом, двигались в светлое будущее к молочным рекам и кисельным берегам. Ну прямо водевильная идиллия, на фоне которой счастливый народ пляшет и поет.

- Вот черт! - непроизвольно выругалась Анастасия Биценко, до того молчавшая, будто воды в рот набрав.

- Черт тут совсем ни при чем, товарищи левые эсеры, - вздохнул я. - В Основном Потоке вы сами были кузнецами своего несчастья, да и тут, боюсь, повторится та же история. Причина в том, что ваша партия к такой высокой роли оказалась непригодна в принципе. Большевиков, сохранив их монолитное ядро, от налипшей шелухи справа и слева я очистить могу, а вот ваша партия организационного ядра не имеет. Совсем. Оно у вас осталось там же, где и господин Чернов с компанией, чьи мечты не простирались дальше роли лидеров коалиции большинства в буржуазном парламенте. За примерами далеко ходит не надо. Возьмите Францию, где депутатов, именующих себя социалистами различных оттенков, в Национальном Собрании как собак нерезаных, а никакого социализма в Третьей Республике нет и в помине. Трындеть с трибуны - это вам не мешки ворочать. И такие же планы на российскую действительность имеют господа меньшевики и правые эсеры с примкнувшими к ним кадетами. Вот завтра откроется всероссийская учредительная говорильня, и первым делом господа депутаты выберут своим председателем господина Чернова, после чего тот получит исполнение своей заветной мечты и пять минут бессмертной славы. Далее Учредилка наотрез откажется подтвердить декреты Советской власти и ратифицировать заключенный мир, а депутаты от большевиков и левых эсеров в знак протеста покинут зал заседаний. Потом там появлюсь я со своими людьми и объявлю, что Российская Советская Социалистическая Республика была учреждена на Втором съезде Советов, и более ничего учреждать в России не требуется, а те, кто с этим не согласны, голыми и босыми отправляются в вечную ссылку без права возвращения. Тропический остров в одном из доисторических миров для этой цели я уже присмотрел: для меня такая операция по изоляции от общества ненужного контингента далеко не первая, и думаю, что не последняя.

- А мы? - спросила Биценко.

- Вы лично прямо сейчас отправитесь в Петроград, - ответил я, - к друзьям и товарищам, с благой вестью о заключенном мире и предупреждением, что после первой же обструкции или детской истерики я, ни на минуту не задумываясь, поступлю с вами точно так же, как и с правыми эсерами. Места на том острове хватит для всех, а прятаться от меня бесполезно. Ну а перспективы вашей партии в случае ее разумного поведения я уже описал. Только имейте в виду, что управлять государством, даже в роли лояльной оппозиции и младшего партнера большевиков - это гораздо сложнее, чем стрелять из браунингов в царских чиновников и генералов. Тут нужны ум и такт, а не беспринципность и беспощадность.

- Мы вас поняли, товарищ Серегин, - сказал Владимир Карелин. - Должен сказать, что удивлен вашим гуманизмом на фоне того, как вы поступили с другими врагами большевиков и даже с некоторыми их товарищами по партии. Им башку с плеч, и дело в архив, а нас уговариваете жить мирно и дружно.

- То были не враги большевиков, а враги России как исторической общности, которая даже при изменении социального строя все равно остается сама собой, - ответил я. - А это, товарищи, совсем другое дело. Вы же своей стране пока не враги, и надеюсь, что никогда ими не станете. И вот еще что, товарищ Карелин: мой вам совет - держитесь подальше от людей, подобных Николаю Бухарину. Коля Балаболкин - это еще тот поц, предаст и продаст любого за совсем ничтожную цену, и его последователи ничем не лучше. Также передайте мой привет товарищам Натансону и Прошья-ну - с ними мне нужно встретиться и поговорить, но уже не как с недобровольными гостями, попавшимися под горячую руку, а как с людьми, способными составить у вас то самое недостающее идейное и организационное ядро. Без него ваша партия не выживет даже при самом лояльном поведении к советской власти...

- Но все же, зачем вам вся эта двухпартийная система и прочие сложности? - не унимался Карелин. - Не проще ли было максимально усилить большевиков, сразу уничтожив всех их конкурентов?

- Проще - не значит лучше, - ответил я. - Иная простота хуже воровства. Это в армии все вертикально и единоначально, потому что иначе ее неизбежно ждут поражения, а в государстве, даже советском, необходима лояльная оппозиция, которая в рамках патриотического консенсуса будет указывать власти на ее ошибки и перегибы. Сейчас вся надежда на товарища Сталина, пока настроенного на сотрудничество с самыми разными силами, лишь бы те действовали в интересах страны. Но стоит вам один раз его подставить, не говоря уже о попытке организовать мятеж, как он тут же станет вашим злейшим врагом, да таким, что я могу даже не успеть отправить вас в ссылку. Такой уж это человек. Но другого вождя для Страны Советов на ближайшие тридцать-сорок лет у Истории просто нет. Сейчас этот разговор следует закончить и попрощаться - ненадолго, на два-три дня, до межпартийной конференции, на которой после ликвидации Учредилки и будет составлен тот самый двухпартийный консенсус лет на тридцать вперед, которого и вам, и большевикам надо будет придерживаться как путеводной нити Ариадны...

- Потому что в противном случае наша судьба будет печальна, - сказал Владимир Карелин, вставая и пожимая мне руку. - Ну что же, мы вас поняли и непременно доведем это понимание до наших товарищей. Спасибо вам, товарищ Серегин, за то, что отнеслись к нашей партии по-человечески, а не списали сразу в расход. Мы обязательно постараемся убедить наших товарищей, что другого разумного выхода из этой истории для нашей партии нет.

18 (5) января 1918 года. Полдень. Петроград, Таврический дворец. Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Прежде чем открывать и сразу же закрывать Учредительное собрание, требовалось предварительно подчистить кое-какие хвосты. В ночь с семнадцатого на восемнадцатое января на конспиративной квартире был в полном составе арестован Комитет защиты Учредительного Собрания во главе со своим руководителями: правыми эсерами Василием Филипповским10, Борисом Соколовым и Дмитрием Сургучевым. Арест производила неистовая Кобра, которой ассистировали товарищ Дзержинский и товарищ Стасова (и даже удивительно, как там никого не убили). Очевидно, увидев в руке Темной Звезды взведенный в боевое положение плазменный шар и пылающий над ее головой алый нимб Адепта Хаоса, господа заговорщики сразу поделались покорными судьбе, будто гимназисты, пойманные строгим учителем за курением в туалете.

Вторую ночную операцию по разоружению Семеновского и Преображенского полков, а также пятого броневого дивизиона проводил я сам при силовой поддержке бригады Александра Тучкова. Настоящая старая гвардия почти без остатка сгорела летом шестнадцатого в боях на реке Стоход, и сейчас в казармах этих полков квартировали раздувшиеся до полного безобразия запасные батальоны. Правые эсеры распространили среди солдат слухи, что большевики хотят послать их на фронт, в результате чего эти полудезертиры решили под прикрытием броневиков с оружием в руках идти к Таврическому дворцу, чтобы защитить Учредительное собрание от предстоящего разгона. Контуры контрреволюционного заговора11 по насильственному свержению советской власти обозначились вполне конкретно.

Впрочем, разбуженные среди ночи потенциальные мятежники никакого сопротивления разоружению не оказали, после чего их, прямо в исподнем и босиком, в полном составе выдворили в сортировочный лагерь, организованный в мире Славян. Там сейчас разгар лета, чай, не простудятся. Усатые ветераны Бородина на этот сброд, застигнутый со спущенными штанами, смотрели с чувством оскорбительного пренебрежения. Эти люди предали царя, предали Временных, и теперь собирались предать советскую власть, но не срослось. Теперь их ждет сортировка. Тех, что услышат Призыв (наверняка есть там и такие), зачислят в армию генерала Багратиона, других, не особо грешных, отправят на перевоспитание в Аквилонию, где будут рады любому русскому контингенту, третьих ждет пожизненное прозябание на необитаемом острове вместе с депутатами Учредилки, коих они рвались защищать. Обратно в восемнадцатый год из них не вернется никто.

Закончив свои дела, мы с Коброй явились в кабинет Ленина в Смольном, а там в сборе вся большевистско-левоэсеровская верхушка: Ленин, Сталин, Марк Натансон и Прош Прошьян.

- А вот и товагищ Сегегин с товагищем Кобгой! - воскликнул Ильич, едва только мы шагнули к нему через портал. - Надеюсь, у них все прошло успешно?

- Более чем, товарищ Ленин, - ответил я. - Верхушка эсеровской боевки, намеревавшаяся устроить завтра крупные беспорядки со стрельбой и, если получится, свергнуть советскую власть, захватив вас в Таврическом дворце, уже кается в своих прегрешениях перед товарищем Бергман и товарищем Дзержинским. Что касается сброда, именовавшего себя преображенцами и семеновца-ми, то его я отправил в свои артанские владения для последующей сортировки. Относительно хороших людей - в одну кучку, нехороших с возможностью исправления - в другую, неисправимых мерзавцев - в третью. И каждому будет свое.

- Вот, - Ленин вздел вверх указующий перст, - товагищ Серегин - преинтеснейший человек. С одной стороны, он настоящий большевик и Защитник Русской Земли, с другой, самовластный монарх и Специальный Исполнительный Агент Доброго Боженьки. И эти свойства существуют в нем нераздельно, плавно перетекая одно в другое.

- К левым эсерам товарищ Серегин тоже относится довольно неплохо, - сказал Марк Натансон, пожимая мне руку. - Наших товарищей, случайно попавших в лапы его инквизиции вместе с товарищем Троцким, не бросили в застенки, а вместо того посвятили во многие великие тайны, раскрывшие нам глаза.

- Товарищ Троцкий нам теперь совсем не товарищ! - выкрикнул Ильич. - И про вас, товарищи левые эсеры, мы знаем теперь тоже достаточно, но решили дать вам последний шанс. Или вы ведете себя как ответственные взрослые люди, и тогда все у вас будет хорошо, или снова впадаете в детские истерики, но в таком случае для партии левых эсеров все закончится печально.

- Мы постараемся вести себя как взрослые люди, товарищ Ленин, - вздохнул Натансон. - Однако должен согласиться с утверждением, что в нашей партии великовозрастных детишек хоть отбавляй.

- Товарищи, - сказал я, - давайте проблему взаимодействия между большевиками и левыми эсерами и выработку двухпартийного консенсуса отложим до будущей межпартийной конференции, а сейчас сосредоточимся на первоочередном вопросе разгона Учредительного собрания. Должен сказать, что ни в малейшей степени не понимаю, для чего вообще вам понадобилось проводить эти

выборы, если было заранее известно, что созываемое учреждение в корне несовместимо с властью Советов? Вот в мире товарища Половцева, где большевики при силовой поддержке извне пришли к власти на четыре недели раньше, они сперва просто отложили выборы в Учредилку на неопределенный срок, потому что вообще-то такими делами в воюющей стране не занимаются. Потом, когда на Втором съезде Советов Россию провозгласили Республикой Советов, выборы в Учредилку были заменены выборы в Советы всех уровней, назначенными на конец марта восемнадцатого года. И большевики на них победили с разгромным счетом, потому что к тому времени они успели заключить с Германией мир, подавить проявления окраинного сепаратизма, отбить наскоки держав Антанты, перейти от продразверстки к продналогу, оформить свое отношение к трудовому казачеству особым законом, и тем самым поставить страну на рельсы мирного строительства.

- А что в том мире стало с партией левых эсеров? - спросил Прош Прошьян.

- Вам уже, наверное, сообщили, - сказал я, - что из того мира к нам попали только сто двадцать пять человек (курсанты выпускного курса Иркутского егерского училища Красной гвардии и их командиры-наставники), но ни одной книги. Я задал вопрос своим верным о левых эсерах, и они ответили, что на всеобщих выборах восемнадцатого года эта партия набрала треть от всех голосов избирателей, в двадцать третьем году, после переименования в Социалистическую партию, четверть голосов, а на выборах двадцать восьмого года доля социалистов в Верховном Совете упала до минимума в семь процентов, и в дальнейшем колебалась возле этой отметки, не поднимаясь выше десяти процентов. И в то же время никто из моих Верных родом из того мира не вспомнил ни о каких эксцессах, связанных с вашей партией, попыток переворотов, мятежей12 или парламентских обструкций. Впрочем, бунтовать против большевиков в Верховном Совете было бесполезно, ибо, имея более половины мест, они не нуждались в партнерах по коалиции для того, чтобы провести любой нужный им закон. При этом в правительстве тамошней Советской России политической была только должность председателя правительства, избираемого прямым тайным голосованием на все тех же Всеобщих выборах, а наркомов себе товарищ Сталин (избранный, кстати, двумя третями голосов) подбирал уже сам, ориентируясь только на их профессиональную компетентность. Так что, как говорят, при большевистском большинстве в правительстве наркомами бывали и левые эсеры, и бывшие кадеты, и даже лояльные к советской власти монархисты...

- Да, товарищ Серегин, - кивнул Ильич, - преинтереснейшая информация. Однако мы опять отклонились от главной темы.

- А если по теме, - сказал я, - то за господами правыми эсерами осталась еще одна провокация, на этот раз вполне мирная и невооруженная. Завтра, то есть уже сегодня, на десять часов на Марсовом поле назначен сбор участников шествия к Таврическому дворцу в поддержку Учредительного собрания. В основном контингент состоит из либерально настроенной интеллигенции и некоторой части несознательных рабочих, недовольных тем, что неумные действия некоторых деятелей из числа большевиков привели к почти полному коллапсу промышленных предприятий, расположенных в Петрограде и его окрестностях. По мере того как моя служба безопасности капля по капле выдавливает из господина Троцкого содержащееся в нем дерьмо, меня все больше и больше охватывает желание устроить ему и его подельникам такую казнь, какой еще не было в истории. Но Чернов и компания тоже хороши: достали из бабушкиного сундука инструкции по организации Кровавого Воскресенья и хотят по ним устроить день памяти попа Гапона.

- И что же нам делать, товарищ Серегин? - спросил Сталин. - Наверняка у вас есть какой-то готовый рецепт.

- Рецепт есть, и он не потребует участия Красной гвардии или верных советскому правительству воинских частей, - ответил я. - Разгонять сторонников Учредилки мы будем при помощи высоких технологий, то есть излучателей инфразвука. Главное, делать это там, где бунтующей публике будет куда разбегаться, не создавая давки, а не то жертв может быть даже больше, чем от пулеметного огня.

- Тогда делать это надо прямо на Марсовом поле, - сказал будущий лучший друг советских физкультурников, - а еще лучше просто не допустить накапливания демонстрантов в точке сбора.

- Хорошо, товарищ Сталин, так мы и сделаем, - согласился я. - Первоначально у меня был план накрыть уже собравшуюся толпу излучением с воздуха, но ваша идея лучше. А сейчас позвольте нам откланяться, ибо в данный момент мое присутствие требуется в другом месте. Всего наилучшего, товарищи, встретимся в полдень уже в Таврическом дворце.

Стационарный излучатель производства мастерских «Неумолимого», представлявший из себя серую четырехгранную пирамиду семиметровой высоты, мои люди установили в центре Марсова поля часов в восемь утра. Автономный источник питания гарантировал устойчивую работу в крейсерском режиме примерно в течение пары лет. Но нам столько было не надо.

В ста метрах от установки уровень излучения был смертельным, в трехстах - панически невыносимым, в полукилометре очень сильным, и даже в Таврическом дворце (два с половиной километра), по расчетам Клима Сервия, должно ощущаться легкое беспокойство. Зато в Смольном (три с половиной километра от эпицентра) не почувствовали ровным счетом ничего.

Но, самое главное, в трехсотметровую зону попадало и британское посольство (пакость в стиле Зул бин Шаб удалась на славу). Господа дипломаты и укрывающиеся в посольстве лица, разыскиваемые советской властью, густо, как тараканы из-под печки, полезли наружу и разбежались по всей северной столице. Накрыло и Петропавловскую крепость, где содержались разного рода контрреволюционеры, арестованные ВЧК. Кроме того, практически по всему Петрограду завыли и зашлись лаем собаки и отчаянным мявом заорали кошки. Одним словом, ни о каком марше протеста не могло быть и речи, ибо протестуты даже близко не могли подойти к месту сбора, а каким-то образом изменить планы у них уже не было никакой возможности. Во-первых, мы арестовали, людей управляющих и координирующих действия мятежников, во-вторых, при отсутствии на руках миллионов смартфонов и действующих социальных сетей управление процессами в реальном времени исключалась в принципе.

Тем временем стрелки часов все ближе подходили к полудню; господа депутаты, поминутно озираясь непонятно из-за чего, накапливались в Таврическом дворце. Прибыл и патриарх всех этих бабуинов - господин Чернов. Седой барин от революции, он делал все возможное, лишь бы ничего не делать. Находясь во власти при Временном правительстве, эсеры палец о палец не ударили для решения земельного вопроса. Зато Октябрьскую революцию встретили в штыки, заявив, что «захват власти большевиками является преступлением перед родиной и революцией». Впрочем, в противоположность «нетерпимым», «твердокаменным» большевикам, у эсеров имелась крайняя свобода мнений, группировок и течений. Часть из них прямо поддерживала контрреволюционных генералов Каледина, Корнилова и Алексеева, у них были центристы, вроде Чернова, безудержно болтавшие о святой российской демократии, и только совсем недавно от них откололись левые-интернационалисты, примкнув к большевикам.

Наблюдая из бывшей императорской ложи за этой кишащей и побулькивающей массой, я испытывал такое же тошнотворное чувство, как и в деле с украинской Центральной Радой. Только там имелось два десятка самых омерзительных персонажей, а тут на глаз их было не менее двух с половиной сотен, и все - сплошные Явлинские, Немцовы, Зюгановы, Гозманы и Новодворские.

- За исключением большевиков и части левых эсеров, в моих глазах это сборище выглядит как клоака, полная нечистот, - сказал я Ленину.

- Совершенно с вами согласен, товарищ Серегин, - ответил Ильич, потирая руки. - Ну что же, приступим?

- Да, пожалуй, - согласился я. - Когда дело ясное, то затягивать его нет смысла.

Началось заседание с небольшой обструкции. Согласно декрету Совнаркома от девятого декабря тысяча девятьсот семнадцатого года открывать заседание должен был председатель ВЦИК, но решением Юридического Совещания о порядке открытия Учредительного собрания, не признававшего советскую власть, предлагалось, в соответствии с традицией, признать временным председательствующим старейшего депутата. Таким почетным старцем среди присутствующих был эсер Егор Лазарев (63 года), однако, ожидая физического противодействия со стороны оппонентов, его подельники остановили свой выбор на втором по возрасту, но физически более крепком Сергее Швецове (60 лет). Пока этот человек поднимался к трибуне, я внимательно разглядел его Истинным Взглядом, и решил, что контингент, направляемый на необитаемый остров, нуждается в дополнительной сортировке, ибо выглядел господин Швецов не как прожженный политикан, а как хороший специалист с некоторым количеством тараканов в голове. Да уж, и в навозной куче тоже могут попасться жемчужные зерна...

В Основном Потоке большевики и левые эсеры «приветствовали» эсеровского временного председателя свистом, улюлюканьем и бешеными криками, но на этот раз в зале заседаний стояла гробовая тишина, ибо я сказал Ленину, что беру этот вопрос на себя. И в самом деле, господин Швецов поднялся на трибуну, как я накрыл его пологом тишины, будто мышь стаканом. Рот открывается, а в зале не слышно ни звука. Сначала на левых скамьях стали раздаваться отдельные смешки, но скоро они переросли в сплошной гомерический хохот. И тут засвистели и заулюлюкали уже эсеровские депутаты; впрочем, у них запала хватило ровно до того момента, когда, пожав плечами, господин Швецов покинул трибуну, освободив место для Михаила Калинина, который заменил13 в должности председателя ВЦИК отстраненного и арестованного Якова Свердлова.

Помешать ему попыталась уже эсеровская фракция, но я бросил на центральные и правые скамьи заклинание «путалки», так что у вскочивших со своих мест депутатов большинства получилась настоящая куча-мала. Чем-то это напоминало знаменитую борьбу в грязи, только, собственно, без самой грязи. Веселье на левых скамьях достигло апогея.

- Давно я уже так не смеялся, товарищ Серегин... - сказал мне Ленин, утирая платком слезы. -Цирк, да и только.

Тем временем будущий всесоюзный староста, невозмутимый, как индеец Джо, поднялся на трибуну. Первым делом он поприветствовал присутствующих, после чего выразил надежду, что Учредительное собрание утвердит все декреты советской власти, а также ратифицирует подписанный несколько дней назад мирный договор между Советской Россией и Германской империей. Ответом на эти слова были стук, свист и яростные выкрики: «Долой!».

- Отказ от ратификации уже подписанного мирного договора сделает этих деятелей врагами примерно девяноста процентов российского населения, ужасно уставшего от войны, - сказал я Ленину. - Все прочее на этом фоне - мелочь, не заслуживающая внимания.

- Пожалуй, вы правы, - хмыкнул в ответ Ильич. - Никогда еще не видел людей, с таким энтузиазмом копающих себе политическую могилу.

- Ну почему же, - пожал я плечами, - видели. Я имею в виду бывшего царя и его царицу. От Ходынки и по сей день... Все сами, сами, сами, сами. И это при том, что монархические настроения в стране никуда не делись, просто династия Романовых пала, исчерпав сама себя, и сейчас народ ищет глазами нового настоящего царя.

- И это тоже верно, - не стал спорить Ленин. - Большевики на эту роль оказались пригодны, ибо, взяв власть, занялись делами, а эта вечно болтающая ни о чем публика - нет.

Пока мы так мило беседовали, Учредительное собрание выбрало председателем господина Чернова, потом по предложению депутата от большевиков Скворцова-Степанова в полном составе спело Интернационал. Затем депутат от большевиков Мещеряков внес предложение утвердить декреты Совнаркома и ратифицировать подписанное в Брест-Литовске мирное соглашение, но Учредительное собрание большинством голосов отказалось даже рассматривать это предложение, вслед за чем, согласно предварительной договоренности, депутаты от большевиков и левых эсеров в знак протеста встали и покинули зал заседания.

- Ну вот и все, пора ставить точку, - сказал я, выпуская своего архангела на свободу. - Зажмурьтесь, товарищи!

Миг - и помещение озарил Истинный Свет, после чего в воздухе запахло паленой шерстью. Еще один миг - и через раскрывшиеся двери в зале заседаний появились бойцы разведывательного батальона капитана Коломийцева, с оружием наизготовку. Господа депутаты загомонили, повскакали с мест и принялись озираться по сторонам, будто угодившие в ловушку зверьки. И сразу же все они как один уставились на бывшую императорскую ложу, где находились я, Ильич, Сталин, Марк Натансон и Прош Прошьян.

Усилием воли притушив сияние атрибутов, чтобы свет не резал глаза, я поднял руку и заговорил громовым голосом:

- Российская Советская Социалистическая Республика была учреждена на Втором съезде Советов, и более ничего в России учреждать не требуется. У вас был шанс признать существующие порядки и тихо самораспуститься, но вы им не воспользовались, а посему Властью Защитника Земли Русской, данной мне Всемогущим Творцом Всего Сущего, и от имени Совета Народных Комиссаров Российской Советской Социалистической Республики, за попытку контрреволюционного переворота и разжигание гражданской войны на просторах бывшей Российской империи приговариваю вас, господа, к пожизненной ссылке в другой мир, без права возвращения на родину ни в каком виде. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит и приводится в исполнение немедленно! Любой, кто попытается бежать или оказать сопротивление, будет убит моими людьми на месте.

Сразу после моих слов вместо декоративной стены за местами президиума разверзся огромный проем, через который, наверное, мог бы пролететь штурмоносец, явив взору синее море, пляж, пальмы и лесистые прибрежные холмы. Бойцы капитана Коломийцева взяли оружие наизготовку, а нехорошо ухмыляющиеся бывшие дикие амазонки обнажили свои акинаки. Жалобно гомонящие депутаты учредилки, спотыкаясь и падая, бесформенной толпой кинулись в указанном направлении, с двух сторон обтекая возвышение президиума. А там, наверху, сидел господин Чернов, в оцепенении глядя, как его соратники спасаются бегством от безжалостных сатрапов, тыкающих их кончиками штыков или остриями мечей при малейшем неподчинении. И вот, наконец догадавшись, что его это тоже касается, господин председатель суетливо вскочил с места и, подхватив саквояж с бутербродами, одним из последних сбег из зала заседаний Таврического дворца в Каменный век. Портал закрылся, и наступила тишина.

- Вот и все, товарищи, - сказал я. - Исторические слова сказаны, и нет больше у вас Учредительного собрания, и партии правых эсеров как таковой тоже нет, ибо в эту дыру провалилось все их ЦК вместе с Черновым и Гоцем. Как видите, ничего особо сложного. Теперь необходимо извлечь из Петропавловки томящихся там кадетов и присоединить их к господам эсерам. Потом, дней через пять, а может, через десять, когда бражка в головах созреет, туда прилетят аквилонцы и начнут отделять человеческое вторсырье от тех людей, из которых ничего путного сделать уже нельзя.

Семьсот девяносто второй день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Утром девятнадцатого января по григорианскому стилю (шестого января по юлианскому) газеты «Известия», «Правда», «Земля и воля», а также некоторые другие, вышли с аршинными заголовками: «Декрет Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета „О роспуске Учредительного Собрания"». А под заголовком, шрифтом помельче, но все равно достаточно крупно, было напечатано:

«Российская революция с самого своего начала выдвинула Советы Рабочих Солдатских и Крестьянских Депутатов как массовую организацию всех трудящихся и эксплуатируемых классов, единственно способную руководить борьбой этих классов за их полное политическое и экономическое освобождение.

В течение всего первого периода Российской революции Советы множились, росли и крепли, изживая иллюзии на собственном опыте соглашательства с буржуазией, обманчивость форм буржуазно-демократического парламентаризма; приходя практически к выводу о невозможности освобождения угнетенных классов без разрыва с этими формами и со всяким соглашательством. Таким разрывом явилась Октябрьская революция, передавшая всю власть в руки Советов.

Учредительное собрание, выбранное по спискам, составленным до Октябрьской революции, явилось выражением старого соотношения политических сил, когда у власти были соглашатели и кадеты.

Народ не мог тогда, голосуя за кандидатов партии эсеров, делать выбор между правыми эсерами, сторонниками буржуазии и левыми, сторонниками социализма. Таким образом, это Учредительное собрание, которое должно было явиться венцом буржуазно-парламентарной республики, не могло не встать поперек пути Октябрьской революции и Советской власти. Октябрьская революция, дав власть Советам, и через Советы - трудящимся и эксплуатируемым классам, вызвала отчаянное сопротивление эксплуататоров, в подавлении этого сопротивления обнаружила себя как начало социалистической революции.

Трудящимся классам пришлось убедиться на опыте, что старый буржуазный парламентаризм пережил себя, что он совершенно несовместим с задачами осуществления социализма, что не общенациональные, а только классовые учреждения (каковы Советы) в состояния победить сопротивление имущих классов и заложить основы социалистического общества.

Всякий отказ от полноты власти Советов, от завоеванной народом Советской Республики в пользу буржуазного парламентаризма был бы теперь шагом назад и крахом всех завоеваний Октябрьской рабоче-крестьянской революции.

Открытое 5 января Учредительное собрание дало, в силу известных всем обстоятельств, большинство партии правых эсеров, партии Керенского, Авксентьева и Чернова. Естественно, эта партия отказалась принять к обсуждению совершенно точное, ясное, не допускавшее никаких кривотолков предложение верховного органа Советской власти: признать „декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа", признать Октябрьскую революцию и Советскую власть, а также обсудить ратисрикацию мирного договора заключенного между представителями Советской России и Германской империи. Тем самым, отвергнув коренные чаяния народа, Учредительное собрание разорвало всякую связь между собой и Российской Советской Социалистической Республикой. Уход с такого Учредительного собрания фракции большевиков и левых социалистов-революционеров, которые составляют сейчас заведомо громадное большинство в Советах и пользуются доверием рабочих и большинства крестьян, был неизбежен.

А вне стен Учредительного собрания партия большинства Учредительного собрания (правые социалисты-революционеры и меньшевики), ведут открытую борьбу против Советской власти, призывая в своих органах к свержению ее, объективно этим поддерживая сопротивление эксплуататоров переходу земли и фабрик в руки трудящихся.

Ясно, что оставшаяся часть Учредительного собрания может в силу этого играть только роль инструмента буржуазной контрреволюции по свержению власти Советов всех трудящихся и возобновлению войны до победного конца в интересах иностранных банкиров, капиталистов и помещиков. Российская Советская Социалистическая Республика учреждена на Втором съезде Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов, и более ничего в России учреждать не требуется. Поэтому Центральный Исполнительный Комитет постановляет: Учредительное собрание распускается.

1814 (5) января 1918 г.»

Следом за декретом о роспуске Учредилки газеты опубликовали перевод текста подписанного мирного договора с Германией, протокол о присоединении к этому договору Австро-Венгрии, декрет о широкой демобилизации армии, декрет о борьбе с бандитизмом, а также декрет об отмене продразверстки и замене ее продналогом. Так граждане молодой Страны Советов узнали, что уже пять дней живут в невоюющей стране. Отказ господ депутатов даже обсуждать ратификацию мирного договора разом сделал их врагами самых широких кругов российского населения. Воевать до победного конца рвались только те, кто на фронте не мог оказаться ни при каких обстоятельствах, а все остальные хотят только прекращения войны. Недаром же, как и в Основном Потоке, левые эсеры ни старались разрушить Брестский мир и спровоцировать возобновление боевых действий: успехи на этом поприще у них были весьма скромные и к тому же крайне недолговечные.

К мирному договору пока не присоединились только Болгария и Османская империя, но это только из-за того, что лично я видал их верховное руководство в гробу и белых тапках. Людоеды и братоубийцы не нужны мне на этом свете живыми ни в каком виде - ни у власти, ни даже пленными. Процессы века мне устраивать банально некогда, так что ждут их быстрая кара и безымянные могилы, если сами не пустятся наутек. Но это потом, а сначала нам предстоит решить первоочередные проблемы в самой Советской России, и с целью определения круга ближайших задач я собрал у себя в Тридесятом царстве заседание большевистского ЦК.

- Итак, товарищи, - сказал я, - поздравляю вас и ваше государство с избавлением от временного статуса. Но тут вы сами виноваты - не нужно было идти на поводу у разного рода Каменевых и Зиновьевых. Потворство требованиям создания однородного социалистического правительства или выборов в Учредительное собрание означало не что иное, как добровольный возврат власти в руки компрадорской буржуазии, свергнутой в октябре семнадцатого года. Ничем хорошим (не только для партии большевиков, но и для всей России в целом) это бы не закончилось. И вообще, обсуждение такого рода капитулянтских предложений необходимо начинать с расстрела их авторов. Нет худшей контрреволюции, чем та, что притаилась в ваших собственных рядах.

- А вот тут, товарищ Серегин, вы совершенно правы! - воскликнул Ильич. - Решительность и бескомпромиссность - вот главные составляющие успеха революционных преобразований.

- Решительность решительности рознь, - ответил я. - Иной решительный товарищ, круша все налево и направо, вреда способен принести не меньше любого капитулянта. Задача у вас, как у хитроумного Одиссея - провести революционный корабль между Сциллой всеобщего разрушения (ибо ему обрадуются только империалисты Антанты) и Харибдой возврата к прежним порядкам, уже доказавшим свою несостоятельность. Сразу скажу: русский народ вышел из Империалистической войны не оттого, что полностью растратил необходимые для борьбы силы, а потому что потерял веру в ее цели. В Основном Потоке сил ему хватило на три года Гражданской войны и отражение многочисленных иностранных интервенций, а это говорит о многом. До завершения войны в Западной Европе у нас около года, может, чуть больше, может, чуть меньше. К тому моменту Советская Россия должна преодолеть свою внутреннюю слабость и противоречия, подавить сепаратизм окраин, восстановить боеспособность армии и флота и быть готовой отразить вторжения двунадесяти империалистических держав. И вообще, привыкайте к положению осажденного военного лагеря, окруженного кратно превосходящими вражескими силами, и ни в коем случае не надейтесь, что вас оставят в покое и предоставят своей судьбе. Такого не будет точно, ибо первое в мире государство рабочих и крестьян станет костью в горле у всего мирового империализма.

- Мы вас поняли, товарищ Серегин, - кивнул Сталин. - Мы уже знаем, что плохого вы нам не посоветуете, а потому давайте от общих перспектив перейдем к конкретным задачам ближайшего плана.

- Первая и, может быть, самая главная задача - это ратификация Третьим съездом Советов мирного договора с Германией, - сказал я. - Тут я вам ничем помочь не могу - все сами, сами, сами. Вторую задачу вы уже почти решили. Вернувшиеся с фронта мужики должны растить хлеб, а не ударяться в разного рода повстанческие движения, и самым верным средством для этого являлся переход от продразверстки к продналогу. И еще. Вопрос о земле на самом деле ключевой. Если сейчас мужики не смогут или не захотят наладить производство товарного хлеба - то есть не только для своих нужд, но и на продажу - то в ближайшее время страну ждет жестокий голод, и бесполезно будет посылать в деревню продотряды, потому что хлеба не будет и там. Уравниловка, когда экономический результат труда не зависит от приложенных усилий - это не путь к социализму, а дорога в ад, вымощенная благими намерениями достигнуть всеобщего равенства. Апологеты товарища Прокруста так же вредны, как и правые оппортунисты. Третья задача - это финский вопрос. Сейчас революционные движения в Финляндии и России существуют совершенно отдельно, и если в ближайшее время этого не изменить, то в паре десятках верст от Петрограда появится крайне озлобленное буржуазно-националистическое государство. Сейчас, когда вы признали независимость Финляндии, на ее территорию не распространяется пункт мирного договора с Германией, гласящей о невмешательстве во внутренние дела. Провозгласив Российскую Советскую Социалистическую Республику, вам следует немедленно перейти к созданию Советского Союза, заключив соответствующий договор с правительство Советской Финляндии, к которому впоследствии смогут присоединяться и другие государства, не входившие в состав бывшей Российской империи. Промедление в этом вопросе смерти подобно.

- Гениально! - воскликнул Ленин. - Так нам не надо будет брать обратно свое слово, и в то же время мы сможем далеко продвинуть вперед дело революции.

- Финляндия, - сказал я, - это не только ценный мех, то есть военно-морская база Гельсингфорса, но и гарантия безопасности Петрограда, а финские националисты - это такие лютые звери, что за их ликвидацию будущие поколения скажут вам спасибо. Я тоже помогу финской революции -например, без всякой пощады поубивав главарей контрреволюционного мятежа и вздернув на древе генерала Маннергейма - как предателя и Иуду. Прощать таких людей не в моих правилах.

- Вы, товарищ Серегин, вздернете на осине только Маннергейма, или Каледина тоже? - спросил Сталин.

- Прежде чем я потрогаю руками Калединщину, - сказал я, - с вашей стороны необходим декрет о красном трудовом казачестве и соглашение между Советским государством и русской православной церковью о нормах сосуществования на одной территории, образцом для которого я предлагаю сделать конкордат Наполеона и Римской Католической Церкви. От священников требуется лояльность к советской власти, а от нее - терпимость к чувствам верующих. Предварительное согласие патриарха Тихона подписать такой договор я уже получил. И прекратите воевать с Богом. Занятие это такое же дурацкое, как и плевки в небо. Вы уж поверьте, я знаю, о чем говорю. Там, наверху, ваших усилий даже не заметят, зато тут, внизу, подобные действия значительно усилят сопротивление масс социалистическим преобразованиям.

- Как я понимаю, товарищ Серегин, вы хотите использовать пропагандистский аппарат церкви в интересах советской власти? - с интересом спросил Ленин.

- В первую очередь, я хочу, чтобы этот аппарат не могли использовать ваши враги, - ответил я. - Если вы не дразните гусей, то и они не будут вас щипать. Я уже объяснил патриарху Тихону, что фраза «Христос терпел и нам велел» в устах нынешних священников выглядит ужасным фарисейством. Сын Божий добровольно пошел на свой подвиг, чтобы принести человечеству вечные истины о любви к ближнему и равенстве всех людей, а изнемогающие под гнетом помещиков и капиталистов рабочие и крестьяне страдали ради того, чтобы их хозяева могли построить себе еще один дворец.

- Ну хорошо, - взмахнул рукой Ленин, - уговорили. Но как сделать так, чтобы этот конкордат не превратился в филькину грамоту, так как нарушить его могут как наши товарищи, по незнанию, так и своевольничающие попы.

- Контроль за соблюдением подписанного соглашения с православной церковью можно возложить на наркомат по делам национальностей и лично на товарища Сталина, - сказал я, - благо в данном вопросе он почти дипломированный специалист. Да и репутация соответствует - у него никто не забалует. А что касается своевольств, то их я скорее жду не от попов, а от наших товарищей на местах, среди которых частенько попадаются люди случайные, честолюбцы, сумасшедшие, да и просто разная уголовная дрянь, набравшаяся на каторге от наших товарищей большевистской фразеологии. С этим делом тоже пора наводить порядок, ибо нет худшей контрреволюции, чем та, что идет изнутри самой партии большевиков. Края бассейна, за которые заплывать категорически не рекомендуется, должны быть очерчены очень четко, и всех нарушителей ведомству товарища Дзержинского нужно немедленно ставить к стенке. А вообще-то, товарищ Ленин, сейчас, когда партия большевиков уже победила и отбросила последние остатки двоевластия, вам в первую очередь следует сосредоточиться на создании нового советского законодательства. И это касается не только отношения к церкви, но и всех прочих вопросов. Необходим весь свод советских законов, начиная с конституции и заканчивая трудовым, уголовным и даже брачным кодексом. Со своей стороны я помогу вам чем могу: библиотека Тридесятого царства, из которой можно черпать перлы истины, полностью к вашим услугам. И только когда эта работа будет закончена, станет понятно, за что, кому, чего и сколько отмерять в годах тюремной отсидки или граммах свинца в черепную коробку.

- Последнее предложение чертовски соблазнительное, - потер руки Ильич. - Эх, была не была! Вот только пройдет Третий съезд Советов, оставлю вместо себя исполняющим обязанности предсов-наркома товарища Сталина, и к вам в гости примерно так на месяц - для поправки здоровья и повышения квалификации.

Товарищ Сталин бросил на меня быстрый взгляд и кивнул, будто подтверждая какую-то старую договоренность.

- Не беспокойтесь, товарищ Ленин, - сказал он, - я вас не подведу.

- И вот еще что, товарищи, - произнес я. - Бывшего царя Николая Романова с семейством и родней я у вас, пожалуй, заберу, с концами, дабы в вашем мире не случилось ничего подобного Ганиной яме. Тут это семейство элемент раздражающий и притягивающий к себе контрреволюционные элементы, а у меня в разных мирах для каждого из них может найтись дело по душе и по способностям.

- Забирайте, товарищ Серегин, - махнул рукой Ленин, - в советском хозяйстве нет ничего более бесполезного, чем бывший царь. И вообще, за то, что вы для нас сделали, ничего для вас не жалко. Как говорится, Романовы с возу, народу легче.

Семьсот девяносто второй день в мире Содома, час спустя. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Перед тем, как заняться делом Романовых, я собрал в своем кабинете предыдущую генерацию этой семьи - то есть нашу Анастасию, а также Ольгу с Татьяной и Михаила Александровича родом из четырнадцатого года. Ни товарища Ленина из четырнадцатого года, ни даже Кобу я на это толковище звать не стал, так как дело было только между мной и семьей Романовых.

- Итак, - сказал я, - в восемнадцатом году закончен первый этап операции по нормализации местной советской власти. После проведения нескольких акций устрашения мне удалось «уговорить» германское руководство на почетный мир с Советской Россией. После этого мы выкинули из большевистского ЦК гешефтмахеров и иностранных агентов, предупредили лидеров левых эсеров о неприемлемости истеричного поведения, а затем ликвидировали Учредительное собрание, являвшееся пережитком эпохи Временного правительства, и арестовали всех его депутатов, не входивших во фракции большевиков и левых эсеров. Далее - двадцать первого января состоится внеочередной Седьмой Съезд партии большевиков, на котором товарищу Ленину предстоит проложить новый политический курс и разгромить уцелевших оппонентов, а сразу по его завершении, двадцать третьего января, откроется очередной Третий Съезд Советов, удачно подгадавший под эпохальные события. Теперь, во избежание негативных последствий, вызванных истеричной реакцией ультрареволюционных оппонентов, пришло время заняться изъятием из окружающей среды тамошних воплощений членов вашего семейства, и товарищ Ленин дал нам на это свое полное согласие. Хотя бывший товарищ Свердлов уже арестован и чалится у меня в инквизиции, на свободе осталось достаточно много его подельников, друзей и единомышленников, да и обитающие на просторах России то тут, то там низовые организации правых эсеров тоже не питают к вашему семейству большой любви. Вот я и подумал, что если промедлить еще немного, то можно получить ту же Ганину яму, только в профиль.

- Я вас поняла, - потупив глаза, сказала Ольга. - С кого вы начнете - с ПапА, МамА и наших сестер?

- Так уж получилось, - ответил я, - что экс-император, экс-императрица, их дети, а также сопровождающие лица пока находятся в относительной безопасности, ибо до места их ссылки в Тобольске еще не добралась советская власть, и даже о ликвидации Учредительного собрания там станет известно не ранее, чем через десять дней. Возможность расправы угрожает сейчас в первую очередь бывшему Великому Князю Михаилу Александровичу, пока еще проживающему в Гатчине. Это совсем рядом с эпицентром событий, и не исключено, что прямо сейчас отряд анархиствующих матросов направляется туда из Петрограда, чтобы убить хоть кого-нибудь из знаковых фигур, раз я забрал у них из-под носа арестованных лидеров кадетской партии. Еще некоторое количество ваших злосчастных родственников обитают в Крыму, в имении Дюльбер, но их положение не так опасно, потому что опекуном им от центральных властей назначен революционный матрос неопределенной партийной принадлежности по фамилии Задорожный. На самом деле это загадочный человек, потому что, по непроверенным сведениям, до революции он служил в Качинской авиашколе под командованием великого князя Александра Михайловича, а после завершения своей миссии бесследно исчез, будто растворился в пространстве. В Основном Потоке все члены семьи Романовых, порученные его попечению, благополучно дождались прихода сначала германских оккупантов, а потом и англичан, после чего живыми и здоровыми выехали в Европу на британских военных кораблях. Сие не значит, что я брошу крымскую группировку Романовых на произвол судьбы, но начинать следует все же с Гатчины. Михаил Александрович, вы составите мне компанию в этой операции, чтобы ваше «другое я» при этом не особо волновалось?

- Разумеется, Сергей Сергеевич, - коротко кивнул мой собеседник. - Со своим воплощением из времен русско-японской войны я встречаться просто боюсь, экое он чудовище, но вот с этим «другим я» почему бы и не поговорить. Но что вы собираетесь делать с ним дальше, ведь в родном мире места ему уже не будет?

- Если он услышит Призыв, - ответил я, - то возьму его с собой в верхние миры. Хорошие генералы с задатками командующих подвижными соединениями на дороге не валяются.

- А почему этот Призыв не слышу я? - спросил Михаил Александрович. - Ведь, насколько я знаю, император Михаил из пятого года стал вашим Верным.

Я посмотрел на него внимательным взглядом и ответил:

- Моим верным стал не император Михаил, а поручик синих кирасир Мишкин, а это совсем не одно и то же. Я же сделал все возможное для того, чтобы мой новый Верный как можно скорее возмужал, превратившись сначала в генерал-лейтенанта Михаила Романова, а потом и в императора Михаила Второго. Теперь он для меня не подчиненный, а сосед с фланга, которому Творцом Всего Сущего поручена самостоятельная задача. Должен сказать, что Призыв обычно слышат либо одиночки-ронины, ни с кем не связанные узами верности, либо люди, сильно неудовлетворенные своим положением, ибо их текущий Патрон оказался ненадлежащего качества. Именно на этом основании ко мне от императора Александра Павловича ушла целая армия героев Бородинской битвы. Вы же к моменту нашего тесного знакомства уже приняли предложение своей племянницы, и оно вас вполне устроило.

- Да, Сергей Сергеевич, - согласился Михаил Александрович, - нынешнее положение меня устраивает, а мое «другое я» из восемнадцатого года наверняка захочет уйти дальше вверх по мирам вместе с вами. На этом, я думаю, предварительные обсуждения стоит прекратить и приступать к делу, поскольку все нужные слова уже сказаны. Возможно, что вы правы и времени на лишние разговоры уже нет, и все прочее мы сможем обсудить, когда мое воплощение из восемнадцатого года и его семья окажутся в полной безопасности.

- Именно так, - подтвердила Ольга. - Сделайте это, Сергей Сергеевич, и наша благодарность вам будет безмерна. Теперь мы воочию, а не в книгах видим, от какого кошмара вы нас отвратили, и нам до слез жаль как те другие наши воплощения, обреченные на жестокую и безвременную смерть, так и великую страну, которую безумные либералы по наущению из Лондона и Парижа бросили в самую пучину Смуты. И еще... обязательно возьмите на это дело Нику-Кобру - уверен, что она весьма пригодится в деле уговоров тамошнего воплощения нашего дяди Михаила вести себя прилично.

- Да... - с загадочным видом хмыкнул Михаил. - Интересно будет глянуть на первую реакцию моего «другого я» на эту сногсшибательную особу и сделать выводы для себя самого...

В ответ я лишь пожал плечами: мне было известно, что на Кобру последовательно западали и поручик синих кирасир Мишкин из четвертого года, и сидящий сейчас передо мной Великий князь Михаил Александрович. Император Михаил из позапрошлого для нас мира русско-японской войны от отчаяния, вызванного неразделенной любовью, даже додумался до идеи вовсе не жениться, а составить себе гарем из Верных остроухих и размножаться только в их кругу. Михаил Александрович из четырнадцатого года до такого экстрима пока не докатился - наверное, потому, что в нем так и не открылась возможность генерировать Призыв, а может, по причине того, что уже имеет опыт скоропалительного брака на первой попавшейся особе. Не знаю, надо спросить у Птицы, а для меня вся эта психология не более чем темный лес. Однако и в самом деле надо будет посмотреть, как это третье воплощение одного и того же человека отреагирует на Кобру, и ответит ли она сама на чувства того, кто сможет отправиться с нами вверх по мирам. А сейчас надо срочно собираться, ибо предчувствие, что мы можем опоздать на повороте, становится невыносимо сильным.

19 (6) января 1918 года, поздний вечер. Гатчина, Большой дворец.

Бывший Великий Князь, бывший командир дикой дивизии, бывший почти Император Михаил Александрович Романов.

Стемнело. Час назад из Питера вернулся личный секретарь бывшего Великого князя Джонни Джонсон, по совместительству являвшийся его другом юности (однокашником по Михайловскому кавалерийскому училищу), и привез с собой целую пачку советских газет и еще больше самых разных слухов. Столица бывшей Российской империи со вчерашнего дня буквально кипела ими, шипела и пузырилась.

- Представляешь, Майкл, - буквально с порога заявил Джонсон, - большевики разогнали Учредительное собрание после того, как господа депутаты отказались даже обсуждать вопрос ратификации мира с Германской империей. Вот, читай...

Он бросил на стол пачку газет. Михаил, брезгливо морщась, выбрал из газетной стопки «Известия рабочих, крестьянских и солдатских депутатов», при новой власти игравшую ту же роль рупора официоза, что и «Санкт-Петербургские ведомости» в безвозвратно ушедшие времена.

Декрет о роспуске Учредительного Собрания его не удивил. И так было понятно, что созывают его большевики только ради подтверждения своих полномочий, а в случае отказа итог для господ депутатов будет печальным. Керенского с его камарильей свергли вооруженной рукой, и этих тоже свергнут, не моргнув глазом. Посмертное дитя временного правительства родилось мертвым, а потому его не задумываясь швырнули в ведро для отходов. Удивляла только последняя формулировка: «Российская Советская Социалистическая Республика учреждена на Втором съезде Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов, и более ничего в России учреждать не требуется», прямо противоречившая тому, что большевики говорили прежде - мол, все их решения только до созыва Учредительного собрания.

«А что же они с самого начала не были такие храбрые, - подумал Михаил, - и не отменили выборы в Учредилку сразу и на корню? Или решительности большевикам придал заключенный каким-то чудом мир?»

А вот как раз текст мирного договора вызвал сильное удивление. При том состоянии русской армии, в каком она находилась после прихода к власти Временных, и особенно большевиков, условия мира оказались более чем почетными. Это было так не похоже на обычный германский способ ведения дел, что у бывшего Великого князя возникали вопросы. Кайзера Вильгельма Михаил знал достаточно хорошо: чтобы этот алчный и жестокий монарх согласился на такие условия, кто-то должен был хорошенько напугать лично его, начертав на темной стене опочивальни огненные письмена...

- А ты что думаешь, Джонни15, по поводу этого мирного договора? - спросил он у своего секретаря. - С чего это наш любимый дядюшка Вилли вздумал соглашаться на такие невероятные условия со стороны бессильных в военном отношении большевиков?

- Мистер Бьюкенен говорил, - понизив голос, сказал тот, - что в датских и шведских газетах писали, что некоторое время назад в ставке кайзера в Бад-Кройцахе случилось удивительное происшествие. Внезапно, прямо среди бела дня, этот маленький городишко был захвачен воинской частью неизвестной государственной принадлежности, численностью в несколько тысяч штыков. Грубые незнакомцы, в форме никому не известного образца и в сопровождении наземных панцер-кампфвагенов устрашающего вида, а также боевых летательных аппаратов, объявились прямо из воздуха и в считанные минуты захватили контроль над зданиями, где квартировали генеральный штаб и ставка кайзера...

- И что? - с интересом спросил Михаил.

- А ничего, - пожав плечами, ответил Джонсон. - Известно только, что предводитель этого отряда, герр Сергий из рода Сергиев, жестоковыйный самовластный монарх никому не известного великого княжества Артания, чудотворец и полководец, явился к Вильгельму в его апартаменты и вручил тому отрезанные головы генералов Гинденбурга и Людендорфа, в последнее время ставших в Германии кем-то вроде военных диктаторов. Потом этот человек провел с германским кайзером не очень длинный разговор без свидетелей, после чего откланялся и забрал с собой своих солдат -они отступили из этого городишка в неизвестном направлении так же стремительно, как и пришли. И более ничего не произошло. Обитателям Бад-Кройцаха пришлось, конечно, натерпеться страху, а кое-кому полежать мордой в пол, но помимо тех двух генералов, не был ранен или убит ни один германский офицер или солдат, не случилось ни одного разбитого окошка, обесчещенной горожанки или ограбленного обывателя.

- Последнее звучит невероятно, - скептически хмыкнул бывший Великий князь. - Солдаты своевольничали во все времена и во всех армиях, тем более если это русские революционные солдаты нынешних последних времен.

- В том-то все и дело, что это не были русские солдаты, тем более нынешних времен, - понизив голос, сказал его секретарь. - Люди, захватившие Бад-Кройцах, называли себя легионерами и разговаривали на странной смеси языков, при этом на вопрос, заданный по-польски, следовал быстрый ответ на латыни, немецком или французском. И при этом все всех понимали. Мистер Бьюкенен говорит, что в Лондоне весьма обеспокоены случившимся. Сегодня этот герр Сергий, смахивающий на капитана Немо и Робура-Завоевателя, предъявляет ультиматумы германскому кайзеру, а завтра его люди захватят Вестминстер и Букингемский дворец, чтобы продиктовать свои условия уже британской нации. И в последних петроградских событиях тоже явно видна рука этого человека, ибо опальные депутаты разогнанной Учредилки не были ни распущены на все четыре стороны, ни арестованы в Петропавловку, ни даже просто расстреляны (скрыть такое в центре города было бы невозможно), а просто исчезли неведомо куда. Участники первого и последнего заседания Учредительного собрания вошли в Таврический дворец, но вышли оттуда только большевики и левые эсеры, а депутаты от эсеров и меньшевиков исчезли бесследно. Очень похоже на то, что случилось в Бад-Кройцахе... И, кстати, некий С. С. Серегин подписал мирный договор с Германией как гарант исполнения соглашения обеими сторонами.

- Чудны дела Твои, Господи... - сказал Михаил Александрович, перекрестившись. - Воистину наступили последние времена, после которых не будет уже ничего...

И в этот патетический момент в кабинет к бывшему Великому князю вбежал его камердинер Василий Челышев и сообщил, что по проспекту Императора Павла Первого16 и Адмиралтейскому мосту всторону дворца проехали два грузовых авто, светящих в ночи ацетиленовыми фарами. Ничего хорошего такой ночной визит местным обитателям не обещал. Полгода назад, после завершения июльского кризиса, Временное правительство тоже обрушило репрессии не только на взбунтовавшихся большевиков, но и на не причастных ни к чему монархистов и в первую очередь на членов Дома Романовых.

И точно: на площади Коннетабля неизвестные авто свернули на Екатериновердерский17 проспект инаправились прямо к Дворцовой площади. Накинув на плечи шинель, бывший Великий князь вышел на парадное крыльцо навстречу опасности. Поступать иначе он считал для себя невместным. Если его хотят убить, то пусть делают это скорее, лишь бы не видеть творящегося вокруг ужаса. Тут-то все и случилось...

Когда оба грузовика уже свернули с Екатериновердерского проспекта на Дворцовую площадь, с неба упал луч бело-голубого света, буквально пригвоздив к земле головную машину, полную вооруженными людьми в матросской форме. Через мгновение чуть в стороне от первого вспыхнул еще один луч, накрыв второй грузовик. Треск моторов стих, и в наступившей тишине с небес громыхнул глас: «Сдавайтесь! Вы окружены!».

Матросики в кузовах машин матерно загомонили и, скинув с плеч винтовки, открыли беспорядочную стрельбу во все стороны, но большей часть все-таки в сторону зависших в небе летательных аппаратов странных округлых форм, светивших на них прожекторами. Несколько пуль свистнули неподалеку от бывшего Великого князя и его спутников. Впрочем, продолжалась эта вакханалия недолго. Прошло секунд пять, и стрельба прекратилась, потому что приехавшие на грузовиках начали корчиться и падать там, где стояли, после чего с обеих сторон Дворцовой площади из темноты уверенной походкой вышли вооруженные люди, одетые в зимнее обмундирование неизвестного образца.

- Наверняка это они, люди из отряда господина Серегина, - выдохнул Джонсон, - а вон те штуки в небе до икоты напугали кайзера Вильгельма.

- Возможно, ты и прав, Джонни, - сказал Михаил, глядя, как от общей группы вооруженных пришельцев отделяются четверо и направляются к входу во дворец.

И если трое из них были одеты в ту самую военную форму неизвестного образца, то на четвертом была длинная русская кавалерийская шинель с виднеющейся из отворотов красной подкладкой и сбитая на затылок генеральская фуражка. Чем ближе эти люди подходили к бывшему Великому князю и его окружению, тем сильнее становилось очевидно, что этот генерал - не кто иной, как еще один Михаил Александрович Романов. Бывший Великий князь от этого открытия буквально остолбенел. С господином Серегиным, будь он хоть три раза чудотворец, встретиться для того, чтобы выслушать ультиматум или приговор, он был согласен, а вот «другое я» его собственной личности, уверенное в себе до наглости, пугало его внутреннюю сущность до дрожи в ногах. Впрочем, и спутники того второго Михаила Романова тоже оказались не так просты, как казалось с самого начала. Чем ближе они подходили, тем заметнее становились нимбы над их головами: бело-голубые у двоих, и багровый, как адское пламя - у третьего человека, который, приблизившись на десяток шагов, оказался... дамой.

Бывший Великий князь набрался храбрости, сделал шаг вперед, отделившись от своего окружения, и спросил:

- Господа, чем обязан столь позднему и неожиданному визиту?

- А разве ты, Миша, еще не понял, что, если бы не этот поздний и весьма неожиданный визит, то и ты и твои домашние со слугами через некоторое время оказались бы мертвы, а Гатчинский дворец разграблен? - вопросом на вопрос ответил второй Михаил Романов. - Кстати, позволь представить тебе Сергея Сергеевича Серегина, Божьей милостью самовластного Великого князя Артанско-го, Адепта Порядка, Специального Исполнительного Агента Творца Всего Сущего, по полному праву носящего титулы Защитника Земли Русской и Божьего Бича, а также православного священника отца Александра, голосом которого иногда глаголет сам Господь, и госпожу Нику, с боевым позывным Кобра - магиню Огня категории «Темная Звезда» и Адепта Хаоса. Я сам - это и в самом деле ты, только из четырнадцатого года, где теперь, после визита Сергея Сергеевича, все отличается от того, что знал ты. Австро-Венгрия там разгромлена вдребезги, Германия согласилась на почетный мир, а русская армия с боями вышла в непосредственные окрестности Константинополя и готовит решающее наступление на Кавказском фронте. Как говорит жених нашей племянницы Ольги, жить стало лучше, жить стало веселее.

- Ну что же, - сказал бывший Великий князь, которого вдруг охватило чувство, что все теперь будет хорошо, - прошу пройти в дом, господа. В моем кабинете вести подобные разговоры гораздо удобнее, чем тут под открытым небом, на пронизывающем ветру.

Четверть часа спустя, там же, кабинет Михаила Романова Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Когда вслед за нами в кабинет бывшего Великого князя попытался просочиться его секретарь, я нахмурился и сказал:

- Эта встреча предназначена только для персон первого ранга, мистер Джонсон, а вы к таковым не относитесь. Отец Александр является тут Голосом Бога-Отца, госпожа Кобра - это моя левая рука, вместе с которой мы прошли через множество славных дел, Михаил Александрович Романов из четырнадцатого года представляет тут всех своих родственников из того мира... а вы, простите, кто такой?

Хозяин кабинета хотел было открыть рот, чтобы возмутиться, но его «другое я» из четырнадцатого года сказал:

- Так надо, Миша, можешь мне поверить. После этого разговора ты сам решишь, о чем рассказать своему секретарю, а о чем умолчать, и стоит ли вообще рассказывать ему хоть что-нибудь.

На этом вопрос был замят, и после того, как мистер Джонсон покинул помещение, я наложил на запертую дверь Печать Тишины. При этом мои люди, оцепившие дворец, имели приказ брать под арест любого, кто в столь поздний час попытается покинуть Гатчину, даже если для этого потребуется применять вооруженную силу. Если этот деятель сядет в «роллс-ройс» и попробует рвануть в Питер, к своему куратору мистеру Бьюкенену, то так будет даже лучше. Меньше возни. Вряд ли с четырнадцатого года его роль поменялась хоть в малейшей степени, а потому судьба его в любом случае должна быть печальна.

Однако первым разговор начал не я, а Михаил Александрович из четырнадцатого года.

- Ну, Миша, ты и учудил, - сказал он. - Не принял трон после Ники, после чего все окончательно понеслось под откос...

- А ты бы на моем месте принял? - огрызнулся хозяин кабинета.

- На твоем, наверное, нет, - ответил его «другое я» из четырнадцатого года. - А вот исходя из того, что я знаю сейчас, то принял бы, и непременно. Действующая армия в тебя верила, ведь ты был плоть от ее плоти и кровь от крови, а ты предал ее ожидания. Недаром же первое, что сделали Временные после твоего отказа от трона, это разгромили наш офицерский корпус, издав свой злосчастный «Приказ номер один».

- Действующая армия была на фронте, - вздохнул бывший Великий князь, - а тут, в Петрограде, все расползалось жидкой грязью, да так, что не за что было уже ухватиться.

- Брэк, господа Михаилы Александровичи, - сказал отец Александр. - Должен напомнить, что был уже в истории случай, когда Верховный Тайный Совет предложил вдовой курляндской герцогине Анне Иоановне трон Российской империи в придачу с кондициями. Трон она приняла, но, немного освоившись на новом месте, кондиции разодрала, а их клочки скормила авторам. Женщина сия была малоприятная и как государыня почти никакая, но от новой семибоярщины страну избавила. В России такая ситуация может закончиться либо военным переворотом в пользу царствующего монарха, либо всеобщим бунтом, сносящим все до основания. Поскольку до такого бунта вы уже доигрались, то предлагаю свернуть обсуждение былых ошибок и перейти к текущим делам.

- Да, - согласился хозяин кабинета, - бывшее не бывшим сделать уже не получится. Кстати, господин Серегин пока так и не сообщил, с какой целью он совершил к нам столь неожиданный, хотя и весьма своевременный визит.

- Вы правильно сказали, что нельзя сделать бывшее не бывшим, - хмыкнул я. - Поэтому после всех совершенных за последние четверть века художеств Российская империя - это прошлое, а Российская Советская Социалистическая Республика - будущее Русской Земли. Монархию в обозримом будущем воскресить невозможно, потому что последний носитель императорского титула изрядно вывалял эту идею в грязи и измазал в дерьме...

- Так, значит, господин Серегин, большевики теперь навсегда? - со вздохом спросил бывший Великий князь. - Воистину наступили последние времена, которым не хватает только Второго Пришествия Христа.

Выпустив на свободу архангела, я рявкнул:

- Не раскисать! Времена, в которые вы живете, для страны не последние, а промежуточные, когда хаос распада павшей империи кристаллизуется в новую систему, что взметнет Российскую державу на высоту, недосягаемую в прежние времена. Моя задача, предписанная свыше - не реставрировать то, что уже умерло безвозвратно, а сократить время анархии, исключив из него период Гражданской войны, чтобы кратчайшим путем от буйства санкюлотов прийти прямо к Наполеону Бонапарту. По счастью, нужный человек не служит поручиком где-то далеко на периферии, а входит в ближайшее окружение господина Ленина, так что передать ему власть можно будет без лишних телодвижений.

- Да, Миша, - подтвердил Михаил Александрович из четырнадцатого года, - господин-товарищ Сталин - это титан, каких мало. Прежде за подобные задачи брался только Петр Великий, выдернувший Россию из трясины азиатчины и направивший ее по европейскому пути развития.

Михаил Александрович из восемнадцатого года некоторое время переводил ошарашенный взгляд с меня на свое «другое я» и обратно.

- То, что вы сейчас сказали, господа, просто не укладывается в моем понимании, - растеряно произнес он. - Большевики - это же величайшая мерзость, какая только может быть на свете, а вы утверждаете, что они не разрушают, а возрождают державу. Но в то же время я чувствую, что вы меня не обманываете, и это противоречие просто сводит меня с ума.

- Большевики тоже бывают очень разные, - сказал я. - Безудержных пламенных разрушителей и агентов Антанты я из большевистского ЦК уже убрал, выбросив эту кодлу во тьму внешнюю. Сейчас среди соратников господина Ленина остались только те персонажи, что пошли в революцию ради построения нового справедливого общества, а не для того, чтобы разрушить все до основания. Ведь вы и сами были жестоко неудовлетворены социальным устройством Империи во времена правления вашего брата Николая. Тончайший слой роскоши поверх необъятной массы всеобщей нищеты возмущал вас до глубины души, но вы были бессильны что-либо изменить, да и понятия не имели о том, что делать нужно, а чего категорически избегать.

- Да, - вздохнул бывший Великий князь, - я был жестоко неудовлетворен, возмущен, но что-то сделать мог только в своих собственных имениях, где постарался устроить жизнь по справедливости. Но вы-то, господин Серегин, откуда об этом знаете?

Михаил Александрович из четырнадцатого года рассмеялся невеселым смехом и сказал:

- Ты, Миша, даже не представляешь себе, что Сергей Сергеевич о нас знает, ведь ему ведомо даже то, о чем мы и сами не подозреваем. Ведь он не просто так сделался Специальным Исполнительным Агентом Всемогущего Господа, которому поручено исправлять различные неудачные варианты российской истории. Ты не поверишь, но среди пройденных им миров есть такой, где наше младшее воплощение сделалось императором Михаилом Вторым и принялось выражать свое неудовлетворение существующими порядками с такой решительностью, что все жирные коты в тамошнем российском государстве взвыли от отчаяния. А еще в одном мире, где сейчас идет начало двадцать первого века, еще одно воплощение нашей с тобой сущности запомнили как переосновате-ля династии императора Михаила Великого, Лютого и Ужасного. А все потому, что тот на излете счастливо выигранной русско-японской войны принял от несчастного Ники Россию с сохой и в лаптях, а через полвека сдал ее наследнику, государю Александру Четвертому, в роли мощнейшей мировой державы, стратегически превосходящей всех оппонентов вместе взятых. И ни о какой революции в том мире не могло быть и речи, ибо все необходимые изменения были проделаны сверху. Об этом господину Серегину известно в том числе и потому, что из того мира происходит его богоданная супруга, Елизавета свет Дмитриевна, в девичестве княжна Волконская. Эта женщина в одном лице любящая жена и мать, истинная аристократка и боевой офицер тамошних воздушно-космических войск, потому что потомственное дворянство и высшая аристократия в той Российской империи обязаны служить государю под страхом списания в мещане. И так решило именно наше с тобой воплощение, отменив указ императора-недоделка Петра Третьего «О вольности дворянской» и повелев первому сословию неустанно трудиться во благо Государства Российского.

- А начальник штаба в моем войске, - добавил я, - происходит еще из одного мира, где ключевые изменения произошли в канун Октябрьской революции. Там ваше воплощение запомнили как генерал-лейтенанта Красной гвардии Михаила Романова, яростного сталиниста, верного сподвижника пришельца из будущего генерала Бережного и неутомимого защитника Советской России от внешних и внутренних опасностей.

- Но как же так?! - воскликнул бывший Великий князь. - Каким образом то другое мое воплощение могло просто помыслить о том, чтобы пойти на службу к большевикам, до основания разрушившим любимую мною страну?

- Там вас увлек за собой генерал, а тогда еще полковник Бережной, пришелец из будущего, яростный патриот и сильнейший харизматик неимператорского толка, - сказал я. - Он доказал вам, что, сменив цвет своего знамени, Россия все равно остается сама собой. Тем более что в том мире помощь большевикам пришла еще до их прихода к власти, и они ничего не разрушали, а сразу принялись созидать. Тут картина несколько иная, а потому я намерен предложить вам совсем другой путь. В этом мире вы лишний человек, член бывшей правящей династии, а еще камень преткновения для всех противоборствующих сил. Кто-то может пожелать переманить вас на свою сторону, кто-то - взять в заложники вместе с семьей, а кто-то - просто убить, чтобы вы не перешли на сторону врага. Я же предлагаю вам отправиться со мной вверх по мирам в должности командира формирующегося сейчас резервного мобильного соединения. У нас не делят людей по сортам, не злословят, не предают и не бьют в спину. И сражаться вам придется не во имя различных идеологических химер, а исключительно ради блага Отчизны, защищая ее от врага, по сравнению с которым даже ту-мены Батыя покажутся всего лишь стайкой расшалившихся гимназистов.

- Соглашайтесь, Мишель, - сказала Кобра, - и тогда вы вступите в наше Воинское Единство, которому благоволит сам Господь.

Мишель перевел взгляд на нашу Грозу Драконов, растерянно вздохнул и сказал:

- Я-то, скорее всего, соглашусь, ибо понимаю, что другой возможности сесть в седло у меня уже не будет. Но что при этом станет с Ники, Аликс, их девочками, а также с МамА, Ольгой, Сандро и прочими нашими родственниками, которые находятся не в меньшей опасности, чем я сам?

Я положил руку на рукоять меча и ответил:

- Клянусь вам, что все ваши родственники, до кого у меня получится дотянуться, в самое ближайшее время будут эвакуированы из этого кровавого бедлама в мои владения, и экс-императора с семьей, вдовствующей императрицы, а также обеих ваших сестер это касается в первую очередь. При этом им будут гарантированы безопасность, достойные условия проживания, а также возможность самим выбрать дальнейший жизненный путь. Впрочем, все это я собираюсь сделать в любом случае, вне зависимости от вашего отказа или согласия пойти ко мне на службу, в случае которого я также позабочусь и о вашей нынешней семье: супруге, падчерице и сыне, создав им бытовые условия соответствующие вашим должности и чину. Dixi!

После этих слов за окнами громыхнуло, так что в окнах зазвенели стекла.

- Что это было? - обеспокоенно спросил Михаил Александрович из восемнадцатого года.

- Это Всемогущий Боже скрепил мою клятву своей печатью, - ответил я. - Ну что, Михаил, каково будет ваше решение? Вы идете с нами или остаетесь, ибо принудительно мы спасаем только несовершеннолетних, а взрослые люди сами должны решать свою судьбу, если на это, конечно есть время?

- Я иду с вами, поскольку что-то мне подсказывает, что в случае отказа я до конца жизни буду жалеть о проявленном малодушии, - ответил бывший Великий князь, и эти слова заглушил еще один раскат грома.

Дело было сделано, теперь следовало объявить эвакуацию всего семейства вместе с чадами, домочадцами и слугами в случае их желания, но в этот момент Михаил Александрович, только что пожавший мне руку, вдруг согнулся в приступе жесточайшей боли.

- Лилия! - скомандовал я. - Ты мне нужна! Срочно!

Раздался звук «хлоп!» - и маленькая богиня в своем докторском наряде, в очках и со стетоскопом, объявилась посреди нашей компании.

- Кому нужно помочь, папочка? - спросила она, оглядываясь по сторонам.

- Вот этой, третьей по счету, инкарнации нашего общего друга нужна срочная помощь, - сказал я, указывая на Михаила Александровича из восемнадцатого года. - Мы уже принесли друг другу все надлежащие клятвы, но тут ему сделалось нехорошо.

Лилия бросила на пациента внимательный взгляд и заявила:

- Это язва желудка, папочка. Хроническая неудовлетворенность существующим ходом дел вызвала это заболевание на нервной почве. Именно из-за него этот человек и был вынужден оставить командование на фронте и удалиться на тыловую должность. Но для меня тут нет ничего сложного: пара недель лечения у нас в Тридесятом царстве - и эта инкарнация нашего общего друга тоже будет будто новенькая, как и две остальные. А сейчас, в качестве обезболивающего и средства первой помощи, пациенту следует выпить вот это...

Лилия протянула бывшему Великому князю высокий стакан, до краев наполненный магической водой Фонтана с обертонами регенерирующих и обезболивающих заклинаний.

- Выпей это, Миша, и тебе сразу полегчает, ведь это настоящая живая вода, - сказал Михаил Александрович из четырнадцатого года. - Я, знаешь ли, тоже проходил лечение в Тридесятом царстве, и нимало об этом не пожалел. По сравнению с тамошними специалистами в медицине немецкие профессора - просто шарлатаны и неучи, а мадмуазель Лилия и вообще лучшая из лучших. И не обращай внимания на ее внешний вид - ведь перед тобой античная богиня, которой уже больше тысячи лет от роду, и все это время она практиковалась в медицине.

Страдалец взял у Лилии стакан, отпил из него один маленький глоток, потом второй, третий, после чего, видимо, почувствовав облегчение, начал пить настолько быстро, насколько это позволяли приличия. Покончив с этим делом, он вернул стакан Лилии и, склонив голову, сказал:

- Благодарю вас сударыня, мне и в самом деле стало лучше. Примите же мои уверения в почтении и уважении.

- Должна сказать, - деланно нахмурив лоб, ответила Лилия, - что это было еще не лечение, а всего лишь скорая помощь для уменьшения страданий. Проблемы со здоровьем у вас весьма серьезные, поэтому сразу же, как устроитесь у нас в Тридесятом царстве, приходите к нам в госпиталь, чтобы я могла вас обследовать самым серьезным образом и назначить стационарное лечение. В этом мире, за исключением отдельных поручений моего приемного отца, вам не предстоит никаких активных действий. Но к тому моменту, когда труба позовет вас в поход, вы должны быть уже в полном здравии. Папочка, я все правильно сказала?

- Да, - подтвердил я, - все совершенно верно. А сейчас объявляю эвакуацию. Михаил Александрович, скажите своим домашним, чтобы они немедленно собирались. Много вещей с собой брать не нужно: в моих владениях ваше семейство будет находиться на полном обеспечении. На все вам не более получаса. Аллюр три креста, раз-два. Все прочие разговоры будем вести уже у нас в Тридесятом царстве.

Семьсот девяносто третий день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Семью Михаила Романова вместе с самыми преданными слугами, как и положено в таких случаях, мы разместили в Башне Терпения, а его самого Лилия на ночь засунула в оздоравливающую ванну. Утром, перед завтраком, наш пока еще гость вышел из купален посвежевшим и помолодевшим.

Кстати, с мистером Джонсоном случилось несчастье. Когда я выпер его из кабинета, этот персонаж сел в «Роллс-Ройс», принадлежащий Михаилу, и рванул в сторону Петрограда. И к гадалке не ходи, что конечной целью этой поездки было британское посольство. Мои люди отъезду не препятствовали, но за деревней Большое Верево беглеца настиг один из двух участвовавших в операции «Шершней». Скорость машины была, по нашим меркам, невелика, километров двадцать в час или около того, так что после обработки парализующим излучением «Роллс-Ройс» съехал в кювет и заглох. И все. «Шершень» снизился и завис неподвижно, лилитки бортового десанта выскочили наружу, вытащили обездвиженного водителя с его места, загрузили в десантный отсек и были таковы. Пробудился потом этот достойный британский агент только в ведомстве Бригитты Бергман. Кстати, и машину мы потом тоже прихватили. Не для того, чтобы на ней ездить, а в качестве раритета для миров «сто лет тому вперед».

За завтраком я и объяснил своему гостю, что там было да как, присовокупив, что, по данным следствия, мистер Джонсон, даже продолжая испытывать к своему однокашнику дружеские чувства, все равно выполнял роль агента британской разведки, стараясь управлять настроениями и поведением своего шефа. Это именно он отговорил Михаила принимать трон, после чего все в России понеслось кувырком. И в то же время, когда дело уже шло к концу, британцы рекомендовали своему агенту покинуть Советскую Россию, но тот, тем не менее, отправился в ссылку вместе с бывшим Великим князем, где они и погибли в один день и час. Такова она - дружба англосакса, совмещенная в одном флаконе с извечными британскими интересами.

Михаил Александрович выслушал меня с каменным лицом и сказал, что верит мне даже больше, чем полностью, тем более что он своему секретарю ничего не поручал и машину тот взял самовольно. На этом история этой версии мистера Джонсона закончилась окончательно и бесповоротно, потому что я присовокупил его, как и предыдущую версию этого человека, к команде королевы Виктории, намеревающуюся колонизировать Англию шестого века.

Надо отметить, что к моменту того разговора Михаил Романов из восемнадцатого года остался единственным воплощением самого себя в Тридесятом царстве, ибо его брат-близнец из мира четырнадцатого года убыл к себе домой по месту службы. Его Особый Сводный Корпус со дня на день должен был принять участие в штурме Стамбула (то есть Константинополя), и место генерал-лейтенанта Романова было вместе со своими солдатами и офицерами.

А уже после завтрака бывший Великий князь пришел в мой кабинет в сопровождении Кобры для обсуждения дальнейших действий в отношении семьи Романовых. Ольга Николаевна оказалась права: с этим воплощением Михаила Романова Кобра вела себя намного более раскованно, чем с двумя другими версиями этой личности. Проглядывало в ней даже что-то такое материнское: желание опекать и наставлять мужчину как ребенка. Неужели через два с половиной года похода по мирам наша Темная Звезда наконец-то заведет себе пару и хоть немного смягчится? Хочется надеяться, что так и будет.

- Итак, - сказал я, - следующая наша операция называется «Дюльбер». Именно в этом имении, если я не ошибаюсь, принадлежавшем Великому князю Петру Николаевичу, укрылись сейчас все «крымские» Романовы.

- А почему, господин Серегин, вы не хотите сначала освободить из заточения Ники с семейством? - спросил Михаил Романов.

- Бывшему царю и его близким сейчас пока ничего не угрожает, - ответил я. - При нынешних средствах коммуникации Тобольск - это почти другая планета. Там даже о разгоне Учредительного собрания узнают не раньше, чем через десять дней. Экстракция членов вашей семьи будет производиться в порядке убывания угрозы гибели спасаемых лиц. Опасность для вас лично была наиболее велика, и мы едва успели. Романовы в Крыму собраны в одно место и находятся под относительно надежной охраной человека, который расстреляет их только при получении приказа из Петрограда, лично от господина Ульянова. При этом нам известно, что такой приказ никогда не поступит, и в то же время местные Советы, где власть захватили анархиствующие товарищи, буквально выпрыгивают из штанов, желая расправиться с представителями «кровавой царской своры». На убежище ваших родственников было уже несколько набегов вооруженных банд - и отбить их удалось только предупреждающим пулеметным огнем поверх голов. Для товарища Задорожного у меня есть мандат, подписанный Ульяновым-Лениным, а вот чтобы ваши родственники, фигурально говоря, не начали в панике прыгать из окон, мне нужна ваша помощь.

- Кстати, господин Серегин, - хмыкнул мой гость, - исчезновение незнамо куда правоэсеровских и меньшевистских депутатов Учредилки - ваших рук дело?

- Ну почему незнамо куда? - удивился я. - Остров Пасхи за сорок тысяч лет до нашей эры -это вполне курортное место. Море, пляжи, лес, весна круглый год и никаких хищников. Туда же я присовокупил и находившихся под арестом в Петропавловской крепости кадетов и октябристов. Самое подходящее место для политических болтунов, чтобы они могли постигать Дзен и достигать истинного обезьяноподобия. А что еще я должен был сделать с самовлюбленными придурками, что отобрали власть у вашего брата, но не сподобились совершить ничего хорошего, а одно только плохое, превратив неприятную ситуацию в катастрофу? Это не большевики разрушили государство, а эти бабуины, поэтому по подвигу будет и награда. И вообще, мы с господином Дзержинским достигли соглашения о том, что всю арестованную «контрреволюцию» его люди будут передавать в мое ведение, а уже я решу, кого отправить в отстойник на остров Пасхи, кого использовать по специальности в других мирах или принять на службу, а кого выбросить во тьму внешнюю. Есть, знаете ли, такие люди, которые в Основном Потоке совершили такие преступления против собственного народа, что им теперь и жить-то незачем - как, например, генерал Краснов, пошедший на службу к врагам России. Или ваш двоюродный брат Кирилл Владимирович, сначала принявший самое активное участие в февральском перевороте, а потом провозгласивший себя императором в изгнании Кириллом Первым...

- Кузен Кир - это просто невоспитанный балбес, - вздохнул Михаил. - Хотя, сказать честно, в те дни я и сам был не умнее его. Всем нам тогда казалось, что Россия погибнет, если не принять экстренных мер, чтобы сломить упрямство Ники. Поэтому прошу, не судите его слишком строго.

- Меры вы приняли, но все стало еще хуже, - хмыкнул я, - ибо Родзянки, Рябушинские, Гучковы и Милюковы водили вас, Великих князей, за нос, желая установления республики по французскому образцу, а уже ими втемную манипулировали англо-французские кураторы, чьей целью было расчленение территории России на зависимые от них полуколонии. Ну ладно, я учту ваше ходатайство и направлю бывшего Великого князя Кирилла Владимировича в пожизненную ссылку на остров Пасхи вместе с его подельниками. Dixi!

- Батя, мы отклонились от главной темы, - напомнила мне Кобра, - тем более что Кирилл Владимирович сейчас с семьей не в Крыму, а прячется где-то в Финляндии.

- Да, действительно, - сказал я, - давайте вернемся к господам Романовым, что маются от неведения в имении «Дюльбер» на южном берегу Крыма. Для товарища Задорожного, что сейчас пасет их души, у меня имеется мандат, подписанный Лениным и Дзержинским, для спокойствия самих экстрактируемых со мной будет Михаил Александрович, а для солидности и представительности на задание с нами пойдут одна штурмовая рота и два звена «Шершней». Будем надеяться, что работать им по основной специальности не придется. А теперь все! Отправляемся немедленно, форма одежды походная.

20 (7) января 1918 года, полдень. Крым, окрестности Ялты. Имение «Дюльбер».

Еще летом, в эпоху, когда Россией правили люди, которые сами называли себя «временными», многим Романовым разрешили уехать из Петрограда в свои крымские имения, дабы они не мозолили новым властям глаза. Этой возможностью воспользовались Великий князь Петр Николаевич с супругой Милицей Черногорской, Великий князь Николай Николаевичи с супругой Анастасией Черногорской, Великий князь Александр Михайлович, его супруга Великая княжна Ксения Александровна плюс выводок из шести их сыновей «Романовы в квадрате», вдовствующая императрица Мария Федоровна, а также Великая княжна Ольга Александровна с мужем, полковником Николаем Куликовским. Также вместе с представителями рода Романовых в Крыму отсиживалось семейство князей Юсуповых: князь Феликс Феликсович (старший) с супругой Зинаидой Николаевной и их сын Феликс Феликсович (младший) с супругой Ириной Александровной (приходящейся старшей и единственной дочерью Великому князю Александру Михайловичу) и дочерью Ириной, трех лет от роду. Полковник Куликовский был единственным просто потомственным дворянином в компании августейших и сиятельных особ, относившихся к нему как к какому-то парии.

К январю восемнадцатого года имение «Дюльбер», где и собралась описанная выше компания, напоминало спасательный плот, без руля и без ветрил болтающийся на поверхности моря в свежую погоду. И ничегошеньки в его судьбе не зависело ни от пассажиров, ни от команды, ни даже от капитана. А капитаном на этом плоту был не абы кто, а комиссар Севастопольского совета Филипп Львович Задорожный, коему вменялось опекать и охранять оказавшихся в Крыму Романовых. Загадочнейший человек, о котором не известно ничего, кроме его фамилии, имени и отчества, одновременно жесткий и обходительный - да так, что о нем восторженно отзывалась даже вдовствующая императрица: «Забота о нас Задорожного и желание его охранить нас от жестокости революции приближают нас, людей, к Богу». А Великий князь Александр Михайлович писал в своих мемуарах: «Моя семья терялась в догадках по поводу нашего мирного содружества с Задорожным. Великим благом было для нас очутиться под такой стражей. При своих товарищах он обращался с нами жестко, не выдавая истинных чувств...». И только Великая княжна Ольга Александровна называла своего тюремщика «обаятельным убийцей».

И была еще одна загадка. В мемуарах господ Романовых говорилось, что систему обороны имения «Дюльбер» комиссару Задорожному помогал обустраивать Великий князь Александр Михайлович, рассчитавший сектора обстрела из пулеметов. Но с чего бы это? Заканчивал милейший Сандро морской корпус, служил исключительно на флоте, а потом и в авиации, но ни одного дня не воевал в пехоте. И вообще никто в той компании не воевал, кроме одного человека, которым оказывается... полковник Куликовский, имеющий за спиной два с половиной года в окопах Германской войны. Вот так - присвоил себе Великий князь Александр Михайлович заслуги простого полковника, и даже глазом не моргнул. Наверное, просто по привычке.

Однако всю это застойное болото бытия разом куда-то сгинуло около полудня седьмого января (по Юлианскому календарю, ибо обитатели имения мыслили исключительно в его рамках), когда выставленные комиссаром Задорожным наблюдатели обнаружили, что к имению со стороны моря приближаются летательные аппараты неизвестной конструкции. Тут следует отметить, что выскочившие на обращенную в сторону моря галерею второго этажа комиссар Задорожный и Великий князь Александр Михайлович отнюдь не были чайниками (то есть несведущими профанами) в воздухоплавании, но тем не менее застыли в необычайном изумлении, ибо то, что предстало их взору, не походило ни на что привычное. Эти штуки (одна очень большая, как крейсер, и восемь маленьких, напоминающих миноносцы эскорта), не являлись аэропланами, так как у них отсутствовали растопыренные в стороны тонкие полотняные крылья. Но и назвать их дирижаблями тоже было нельзя, потому что боковой ветер, довольно сильный, не влиял на их полет. И, самое главное, где оглушающий шум и треск многочисленных моторов? Эти аппараты перемещались в воздухе бесшумно, словно призраки. И не наблюдалось ни государственных флагов, ни опознавательных знаков, свидетельствующих о национальной принадлежности нежданных гостей.

И вот они уже совсем близко. Большой аппарат прямо в воздухе разворачивается на восемь румбов и плавно опускается перед главным входом во дворец, а несколько малых скользят над самой крышей, и тут же там раздается грохот человеческих шагов по железной кровле и слышатся женские голоса: «Бросай оружие! Руки вверх! Лежать! Не шевелиться!» Все это произносится громко, резко и сурово, на русском языке, с неизвестным акцентом, с добавлением слов, не публикуемых в орфографических словарях. Матросики, по сигналу тревоги бросившиеся к своим пулеметам на крыше, явно попали как кур в ощип, когда прямо на их головы начали спрыгивать невежливые пришельцы (точнее, судя по голосам, пришелицы).

Комиссар Задорожный и Великий князь Александр Михайлович ошарашенно переглянулись и стремительно кинулись к главному входу, так как на галерее, им делать было уже нечего.

Прибежали они уже к шапочному разбору, и, спустившись по парадной лестнице, оказались как в театре на галерке, глядя поверх голов столпившихся внизу и гомонящих господ Романовых и Юсуповых. А посмотреть было на что. На заднем плане, сразу у парадного входа, цепью выстроили два десятка невероятно наглых на вид вооруженных девиц, одетых в мужскую военную форму неизвестного образца. Позы напряжены, оружие наготове, но пока направлено в пол, а из-за левого плеча у каждой торчит рукоять меча или сабли. И улыбочки - этакие зловеще-торжествующие: такие расстреляют, и глазом не моргнув. Но это нижние чины, а вот командиры (мужчина и женщина) стоят впереди, широко расставив ноги. Вид у них даже не наглый, как у их подчиненных, а уверенный и властный. Свет падает сзади, а потому кажется, что у этих двоих над головами зависли нимбы: бело-голубой у мужчины и багровый у женщины. Рядом с ними (предположительно иностранцами) стоит еще один мужчина в расстегнутой русской кавалерийской генеральской шинели, и именно на него, открыв рты, уставились все присутствующие тут августейшие и сиятельные особы.

Если комиссару Задорожному было неведомо, почему обитатели дворца сбежались навстречу к пришельцам, а не кинулись от них врассыпную в разные стороны, то Великий князь Александр Михайлович сразу все понял. Тот тип в генеральской шинели - это его деверь, Мишкин, самый младший из сыновей императора Александра Третьего. Его явно забавляет этот спектакль, когда только он один из дражайшей родни понимает, что происходит. И даже, более того, среди этих грозных пришельцев, с легкостью разоруживших охрану и захвативших дворец, он свой среди своих.

- Дражайшие родственники и приравненные к ним лица, - говорит Мишкин, заметив появление Великого князя Александра Михайловича, - позвольте представить вам Сергея Сергеевича Серегина, воина и полководца, Божьей милостью самовластного Великого князя Артанского, Адепта Порядка, Специального Исполнительного Агента Творца Всего Сущего, по полному праву носящего титулы Защитника Земли Русской и Божьего Бича, а также госпожу Нику с боевым позывным Кобра - маги-ню Огня категории «Темная Звезда» и Адепта Хаоса. Помимо других своих должностей, титулов и званий, эти двое являются членами центрального комитета партии большевиков и имеют большое влияние на господина Ульянова-Ленина.

Мужчина-командир (тот самый Артанский князь) подвыдергивает из ножен свой меч. С лезвия, обнажившегося на одну ладонь, в глаза собравшимся бьет магниевая вспышка, которую сопровождает короткий громовой раскат. Княгиня Ирина Юсупова, вскрикнув, валится в обморок, а все остальные, напрягая извилины, пытаются понять, как можно совместить в одном человеке должности самовластного монарха, Посланца Господа и высокопоставленного большевика, приближенного к вождю мировой революции. И на все это, презрительно скривив губы, смотрят до зубов вооруженные первопризывные амазонки.

Тем временем товарищ Серегин замечает глыбообразную фигуру комиссара Задорожного, и говорит (вроде бы не повышая голоса, но так что в окнах жалобно зазвенели стекла):

- Товарищ Задорожный, идите сюда! У меня к вам послание от товарища Ленина.

Комиссар встрепенулся - и, будто ледокол через торосы, проломился через толпу Романовых-Юсуповых и встал перед Артанским князем. Взяв в руки поданную ему бумагу, он прочел ее от шапки до подписи «Ульянов-Ленин» и после некоторых размышлений заявил:

- Распоряжением Совнаркома все присутствующие за свои множественные преступления перед трудовым народом должны быть переданы товарищу Серегину для помещения их в пожизненную ссылку за пределами этого мира. Не было тут таких никогда, и точка. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Затем Задорожный вернул мандат Серегину и застыл неподвижно, по-байроновски сложив на груди руки. Он свою функцию выполнил: сохранил Романовых в целости и сохранности и передал их в руки представителя центральных советских властей. Увидев такую реакцию своего защитника, Романовы и Юсуповы оцепенели от ужаса.

Первой в себя пришла вдовствующая императрица.

- И конечно же, господин Серегин, пожизненная ссылка в другой мир означает, что вы нас расстреляете?! - заявила она с апломбом французского академика, знающего, что небо не твердь, а потому камни с него падать не могут. - Делайте что хотите, но я с вами не пойду, убивайте меня прямо здесь!

- Ты, Маман, конечно, умная женщина, но, прости меня Господи, сейчас ведешь себя как полная дура, набитая ватой, - заявил Михаил. - Миров гораздо больше, чем один или два, и ссылка в другой мир означает только ссылку, то есть удаление нашего семейства оттуда, где оно поделалось лишними шестеренками в политическом механизме. Сейчас любой политический деятель, от либералов до ультрарадикальных марксистов, желает только нашего унижения и гибели, а потому, удаляя нас из этого мира, Сергей Сергеевич спасает наши жизни, а не пытается нас погубить, как думаешь ты. Я лично уже записался в его армию и дал согласие возглавить формирующееся сейчас резервное войсковое соединение, чтобы делом искупить то, что наша семья наворотила, доведя вверенную ей Российскую империю до революции. Никто нас не заставлял и не толкал под руку, мы все сделали сами и только сами. Нет теперь больше Великого князя Михаила Александровича, а есть генерал-лейтенант Артанского воинства Михаил Романов.

Августейшие и сиятельные особы в ответ на речь бывшего Великого князя возмущенно и обиженно загомонили, но тут заговорил Серегин.

- Вы все тут грешны так, что дальше некуда! - рявкнул он так, что опять зазвенели стекла. -И ни у кого из вас, за исключением редких исключений, ничего не екало при виде необъятной массы народной нищеты, на которую был намазан тончайший слой вашей роскоши. А потому всем вам полчаса на сборы, а иначе пойдете в ссылку в чем есть или даже в чем мать родила! А с вами, госпожа Дагмара, у меня будет отдельный разговор...

- Да, Маман, - сказал младший сын вдовствующей императрицы, - во владениях господина Серегина на данный момент проживают уже два твоих воплощения, которым он в качестве приза за примерное поведение даровал вторую молодость. И тебя тоже не минет доля сия, ибо персонаж ты в российской истории неизменно положительный.

- Как ты сказал... вторую молодость? Сын, я не ослышалась? - переспросила вдова императора Александра Третьего.

- Именно так, - подтвердил Михаил Романов. - А сейчас собирайся, ибо господин Серегин крайне занятой человек и очень не любит ждать. Ему еще Ники с семьей спасать из его узилища.

- И вот еще что, - добавил Артанский князь, - если кто-то из вас решит вдруг бежать, то... скатертью дорога. То-то будут рады разные анархиствующие деятели, отлавливая таких беглецов и без разговоров ставя их к стенке.

- Товарищ Серегин прав, - подтвердил комиссар Задорожный, - за пределами этого дворца вас ждет только смерть, и ничего более.

- А вы-то сами, Филипп Львович, со своими людьми уходите с нами или остаетесь? - спросил Серегин.

- Как уходить, как пленные? - ощетинился Задорожный.

- Ну почему же, - пожал плечами Артанский князь, - как почетные гости. Потом, если захотите, по первому требованию высажу вас хоть в Севастополе, хоть в Петрограде, хоть в Сан-Франциско, хоть где-нибудь еще. Вы свою задачу выполнили, и теперь свободны как птицы.

- Ах, даже так... - задумался комиссар и через некоторое время ответил: - В таком случае, товарищ Серегин, мы уходим с вами. Что-то мне подсказывает, что мы об этом не пожалеем.

- Действительно не пожалеете, - подтвердил Артанский князь. - А теперь собирайтесь, ибо лишнего времени у нас и в самом деле нет.

20 (7) января 1918 года, 23:05. Тобольск, бывший губернаторский дом. Место ссылки эксимператора Николая Романова с чадами и домочадцами

День седьмого января для бывшей царской семьи, квартировавшей на втором этаже бывшего губернаторского дома, прошел как обычно. Днем бывший император пилил дрова (что составляло его обычное занятие в светлое время суток), потом преподавал бывшему цесаревичу историю, в то время как младшие девочки делали свои уроки, а старшие Ольга и Татьяна помогали матери по хозяйству. За стол садились четыре раза в день. В тринадцать часов садились завтракать, в пять часов вечера пили чай. В восемь был обед, а в двадцать три часа подавали вечерний чай, после чего все расходились по своим комнатам готовиться ко сну. Даже в ссылке бывшая царская семья не оставила аристократической привычки ложиться спать за полночь и пробуждаться не ранее полудня.

И вот, когда члены семьи Романовых и часть свиты, допущенная в семейный круг, сели чаевничать, с первого этажа дома (где квартировали надзирающие над ссыльными солдаты) вдруг донеслись отчаянные крики и грохот18, будто кто-то сильный и веселый принялся ронять мебель. Бывшие император и императрица, их четыре дочери и сын, а также генерал-адъютант граф Илья Татищев, гофмаршал князь Василий Долгоруков, графиня Анастасия Гендрикова, преподаватель английского языка англичанин Сидней Гиббс, наставник Наследника Цесаревича француз Пьер Жильяр, фрейлина экс-императрицы баронесса София Буксгевден и ее личная подруга гоф-лектрисса Екатерина Шнейдер замерли в испуге. Ничего хорошего от такого внезапного ночного происшествия они не ждали. Официант Франц Журавский метнулся было посмотреть, что там происходит, но сусликом застыл на месте, заслышав тяжелые шаги людей, поднимающихся по деревянной лестнице. Мебель на первом этаже к тому времени падать уже перестала, обозначая, что с охранниками бывшей царской семьи уже покончено.

Дверь в гостиную, где чаевничала компания, распахнулась - и на пороге, будто кролик из шляпы, неожиданно образовался... нет, не комиссар в кожанке и не черт с вилами, а улыбающийся во все тридцать два зуба бывший Великий князь Михаил Александрович в распахнутой кавалерийской генеральской шинели и сбитой на затылок фуражке.

- Добрый вечер, Ники, добрый вечер Аликс, а также прочие медам и месье! - поздоровался он. - Мы, собственно, за вами. Время на сборы ограниченно, так что попрошу вас не мешкать. Отправиться мы должны строго по расписанию.

- Кто это «мы», Мишкин? - округлила глаза Алиса Гессенская. - И куда мы должны вместе с вами отправиться?

- Мы - это воинство самовластного князя Великой Артании, в котором я имею честь служить вот уже второй день, - ответил генерал-лейтенант Михаил Романов. - А отправиться нам предстоит пока что в одну из вотчин господина Серегина в Тридесятом царстве, а там уже будет видно, кого куда.

- Никогда не слышал ни о таком государстве, как Великая Артания, ни о господине Серегине... -растерянно пробормотал экс-император, переглянувшись со своей дражайшей половиной.

- Да, - подтвердила экс-императрица, - я тоже никогда не слышала ни о том, ни о другом, поэтому, дорогой Мишкин, будь добр подробнее объяснить Нам, что происходит. А иначе Мы с тобой никуда не пойдем. Ведь ты такой легковерный, отчего очень легко попадаешься на посулы разных проходимцев.

- Ну вот, опять как всегда... - пробормотал Михаил Романов и добавил уже в полный голос: -Если я начну объяснять, что и откуда взялось, то разговоры могут затянуться до утра, а так не годится, потому что у Сергея Сергеевича еще много других разных дел, помимо спасения от гибели нашего семейства. И вы, и свергнувшие вас Временные, и большевики успели наворотить столько всякого разного, что сейчас он едва успевает поворачиваться.

- Но все же, Мишкин, - сказал Николай, передернув плечами, - я ничего не понимаю, а значит, никуда отсюда не пойду.

- Скажи, Ники, - вздохнул Михаил, - не все ли вам равно, кто вытащит ваше семейство из-под расстрела и направит к лучшей жизни? Если вам не жалко самих себя, то пожалейте хотя бы своих девочек, Алексея и ваших верных слуг. Впрочем, вы сами этого хотели. Встречайте: Сергей Сергеевич Серегин, воин и полководец, Божьей милостью самовластный князь Великой Артании, господин Тридесятого царства, Адепт Порядка, Специальный Исполнительный Агент Творца Всего Сущего, по полному праву носящий титулы Защитника Земли Русской и Божьего Бича, а также член центрального комитета партии большевиков!

В дверном проеме засияло так, будто там зажгли корабельный прожектор, и в гостиную вошел гладковыбритый мужчина в военной форме, при светящемся над головой нимбе. Все Романовы и их прихвостни как завороженные уставились на опущенный острием к земле ярко сияющий меч архистратига Михаила, который крепко сжимала правая рука Артанского князя. Они просто потеряли дар речи, поскольку никак не ожидали увидеть ничего даже близко похожего. А вот зайди сейчас сюда плюгавый плохо выбритый мужичонка в поношенной хламидке и сандалиях на босу ногу, на него и внимания бы никто и не обратил.

- О Боже! - наконец смог воскликнуть Николай: от скептического неверия он сразу перешел к религиозному экстазу.

- Боже тут тоже будет, - мрачно кивнул Михаил Романов, - но попозже. И вот тогда-то и полетят клочки по закоулочкам...

- Николай Александрович Романов, бывший император всероссийский и бывшая императрица Александра Федоровна, она же Алиса Гессенская, - громыхающим голосом произнес Серегин, и нимб над его головой засиял даже ярче меча, - вы оба грешны сверх всякой меры. Вы промотали наследство, доставшееся вам от предков, разорили доверенное вам государство неумными решениями, безалаберностью и разгильдяйством. Вы приближали к себе дураков, жуликов и политических проходимцев, вы разорили страну дурацким золотым стандартом, загнав ее в долги к Ротшильдам. Вы повелели называть голод недородом, а умирающих от него крестьян - пьяницами и бездельниками. За двадцать лет вашего правления Россия настолько отстала от Европы в промышленной мощи, что теперь, чтобы покрыть этот разрыв, потребуются воистину титанические усилия. Вы заботились в первую очередь не о народном благе, а только о демонстрации внешних признаков своего величия, забыв о том, что богатство государства исчисляется не по капиталам высших классов, а по благосостоянию низших. Вы выбрали себе в союзники такие страны, с которыми вам не нужно было и врагов. Вы проиграли две войны и создали условия для возникновения двух революций. Вы, вы и только вы стали причиной несчастий и гибели миллионов людей, а потому не может быть вам прощения, а только воздаяние и искупление. Судить вас за все это я доверяю одному из лучших моих сыновей, Специальному Исполнительному Агенту и моему Бичу, предназначенному для всяких негодяев - самовластному князю Великой Артании Сергею Сергеевичу Серегину. Аминь!

- Ну вот и все, Ники, - вздохнул Михаил Александрович, - Всемогущий Боже в ваш с Аликс адрес высказался вполне определенно. Любой судья после такой прокурорской речи сразу вынес бы обвиняемому смертный приговор.

- Я убиваю только на поле боя, - возразил Артанский князь уже обычным голосом, - а смертные приговоры выношу только людоедам, вроде хана Батыя или лорда Пальмерстона, а ваш брат не таков. Поэтому моим приговором ему и его супруге будет не смерть, а пожизненное изгнание в другой мир, куда не дотянутся руки злобных идиотов, вопящих: «Распни его, распни!». Я не казнил смертью даже вашего дальнего родственника Василия Романова, в широких народных массах более известного как Лжедмитрий Первый...

- Но, позвольте! - воскликнул забывшийся Николай. - Ведь Лжедмитрием Первым был Григорий Отрепьев!

- И это вы говорите мне, человеку, на месте происшествия лично разбиравшему дело о возникновении Смуты? - усмехнулся Серегин. - Тогда я лично избавил от смерти свергнутого царя-недоросля Федора Годунова, обеспечил надежную охрану патриарху Иову, а потом, когда обстановка для того созрела, опять же лично произвел внезапный ночной арест Самозванца прямо в его шатре в сельце Красном. И после этого уже на первом допросе выяснилось, что сказавшийся мертвым стольник Василий Романов и самодельный «царевич Дмитрий Иванович» - это одно и то же лицо. Впрочем, даже без этого неопровержимого факта выгодная дому Романовых версия с Гришкой Отрепьевым могла быть опровергнута на одних только косвенных доказательствах. Во-первых, мужицкий сын и монах-расстрига не мог бы выдавать себя за урожденного царевича даже пяти минут, ибо в тогдашнем высшем обществе не умел ни ступить, ни молвить. Во-вторых, спесивая шляхтянка Марина Мнишек скорее легла бы в постель со зверем крокодилом, чем с мужицким сыном, а вот молодой человек боярского происхождения был для нее более чем подходящим брачным партнером. В-третьих, единственным из Годуновых, уцелевшим после встречи с Лжедмитрием Первым, был Иван Иванович Годунов, счастливо женатый на Ирине Романовой, любимой сестре Василия. А вот Лжедмитрий Второй, он же Тушинский вор, к Романовым никакого отношения не имевший, умучил Ивана Годунова насмерть на глазах его жены. В-четвертых, если бы Самозванец был мужицкого происхождения, у тогдашней боярской верхушки не было бы причины так тщательно уничтожать его тело - выкинули бы труп в канаву и забыли о том, что такой жил на свете. В-пятых, после той истории имя Василий стало для вашей семьи запретным. За триста лет ни одного Василия ни в основной, ни в боковых ветвях рода так и не появилось. Александры, Иваны, Федоры и Михаилы были, а вот Василиев никогда не было. В-шестых - на Земском соборе тысяча шестьсот тринадцатого года, Иван Романов по прозвищу Каша - единственный из сыновей Никиты Романовича Захарьина-Юрьева, помимо Филарета уцелевший в мясорубке Годуновской опалы - голосовал против кандидатуры Михаила Романова, бо тот недостоин. Ну что, Николай Александрович, достаточно вам этих доказательств или нужно отвести вас на тропический остров в одном доисторическом мире и лично познакомить с дальним-дальним родичем, голым как зверь обезьян, в окружении такого же голого гарема?

Выслушав Серегина, экс-император пристыженно опустил взгляд на чашку с остывающим чаем, а гофмаршал Василий Долгоруков подкрутил ус и сказал:

- Собственно, господин Серегин, для того, чтобы доказать, что самозванец по происхождению не был мужиком или купцом, достаточно было и первого соображения. Мужик среди бояр был бы заметен так же, как и осел в табуне скаковых жеребцов. Но это дела давно минувших дней. Скажите, всех нас вы тоже сошлете голыми на необитаемый остров?

- Вас - нет, - ответил Артанский князь. - Васька Романов, озлившись за беспричинную опалу на царя Бориса Годунова, не заметил, как при этом предал Отечество и православную веру. И только за то, что он при всем честном московском народе с лобного места повинился в своих делах и раскрыл людям свое инкогнито, я не казнил его смертью, а отправил в ссылку, присовокупив к его компании невесту Маринку Мнишек да «мамочку» Марью Нагую. Вы же настолько не нагрешили. Все, что натворили Николай Александрович и Алиса Гессенская, произошло не по злобе, а от неведения, самодовольства и по лености души, забывшей, что монарх несет ответственность за все, что творится в его государстве: и за мор, и за глад, и за неудачные войны, и за материальную и духовную нищету его подданных. Собственно, в общих чертах свое наказание вы уже получили. С трона вас турнули и загнали в Тобольскую ссылку те самые люди, которых вы сами пригрели на своей груди: генералы, министры и либеральные властители дум. И еще лет сто тому вперед русские матери будут пугать своих детей проклятым отсталым царизмом, когда народ в России голодал, а государство не могло обеспечить себя самыми насущными промышленными товарами. Как выходец из первой четверти двадцать первого века, я знаю это совершенно точно. Так же точно я знаю, что оставлять вас в этом мире нельзя ни в коем случае. На территории Советской России, невзирая на пол и возраст, вас сожрут живьем, а за ее пределами вы превратитесь в послушных марионеток ее врагов -а за такое, как Защитник Земли Русской и Бич Божий, я убиваю на месте.

Экс-император хотел было возмутиться, но не успел он набрать в грудь воздуха, как заговорил его брат Михаил.

-Да, Ники, Господь действительно сделал ставку на большевиков, точнее, на русского Наполеона Бонапарта, притаившегося в их рядах. И без помощи господина Серегина этот человек за десять последующих лет должен был сожрать всех своих оппонентов и из одного из многих членов их Центрального Комитета превратиться в некоронованного красного императора. Но теперь все будет и проще и быстрее, ибо десять лет превратятся в десять дней. Нашей семье в этом мире места больше нет - неважно, умрем мы или отправимся в изгнание. И именно поэтому я принял приглашение господина Серегина вступить в ряды Артанской армии, ибо у меня имеются все необходимые качества для того, чтобы быть хорошим командиром дивизии или корпуса. Для примера скажу, что первой армией в его войске командует византийский стратег Велизарий, а второй - генерал от инфантерии Петр Багратион. Встать в один строй с такими людьми для меня величайшая честь и знак доверия, как со стороны господина Серегина, так и его Небесного Патрона.

После этих слов своего брата Николай опустил плечи и голову, застыв неподвижно, ведь ему, в отличие от Михаила никто ничего подобного не предлагал. Но тут заговорила его супруга.

- А как же быть нам, у кого нет таких качеств, тем более женщинам и детям? - спросила она, заламывая руки. - Неужто вы, господин Серегин, бросите нас на произвол судьбы и большевиков... или все же сплавите на необитаемый остров? Боже, что мы там будем делать?!

- Нет, я вас не брошу и не сплавлю на необитаемый остров, - ответил Артанский князь. -Это не в моих правилах. Тем более что ваши дочери, сударыня, которых, так уж получилось, я знаю лучше вас, внушают мне значительные надежды. Среди миров первобытного Каменного века есть один совершенно особенный. Там, где человечество еще не пережило своего грехопадения, Господь решил построить новую ментально чистую цивилизацию, лишенную грехов алчности, зависти и похоти, для чего в качестве закваски взял русских выходцев из двадцать первого века, которые, как и я сам, хорошо знают, что есть зло, а что добро. Тамошние люди убивают зверей ради пропитания и шкур, а людей - только защищаясь от нападения или защищая слабых и сирых. Там на равной основе смешались местные аборигены, русские и французы из двадцать первого века, бритты из седьмого века, римские легионеры и баски времен Цезаря, русские военные моряки и солдаты из восемнадцатого, девятнадцатого, двадцатого веков, викинги времен ярла Рюрика, беглецы от сарацинского нашествия во Францию времен битвы при Пуатье, люди, освобожденные из плена берберских пиратов шестнадцатого века, а также многорасовая команда межзвездного корабля из далекой русской галактической империи будущего. В том государстве, именуемом Народная Республика Аквилония, есть начальники и подчиненные, но нет высших и низших, бар и холопов, господ и слуг: каждый налегает на общее дело изо всех своих сил, а правители труждаются даже больше всех остальных, как в свое время труждался Петр Великий. А еще людей там не делят по национальным и религиозным сортам, но при этом всегда особо рады русскому контингенту. Однако свое полноправное гражданство аквилонцы дают только тем, кто согласится неукоснительно соблюдать их обычаи и законы; диссидентов и правовых нигилистов они пытаются перевоспитать тяжелым трудом и христианской проповедью, а если это не получается, то изгоняют их в дикую местность, что означает верную смерть. Однако последнее правило не распространяется на женщин и особенно на детей. Впрочем, исходя из ваших прегрешений, и выбора у вас никакого нет: или на необитаемый остров, или эмиграция в Аквилонию, третьего не дано.

После этих слов Божьего Посланца в гостиной бывшего губернаторского дома наступила мертвая тишина. Романовы и их добровольная свита переваривали услышанное. Профессиональная фрейлина графиня Гендрикова тихо плакала, гоф-лектрисса Екатерина Шнейдер сидела с каменным лицом, а Алиса Гессенская, широко открыв глаза, смотрела на Артанского князя.

- Да как же мы там будем? - растерянно спросила она.

- Привыкнете как-нибудь, - пожал плечами тот, - человек вообще ко всему привыкает. В конце концов, это всяко лучше, чем в могилу или на необитаемый остров. К тому же аквилонское начальство не забивает гвозди микроскопом, то есть не использует образованных людей для прополки огородов или на лесоповале. Вы же женщина деятельная и пробивная - вашу бы энергию да в благих целях, цены бы вам тогда не было. В Аквилонии людей на руководящие должности назначают, не обращая внимания не только на их национальность, но и на пол. Вот отбудете предписанную вам епитимью за все сделанное и несделанное, усвоите местные правила приличия, оботретесь среди людей, поймете, что делать можно и нужно, а чего нельзя ни в коем случае, и начнете делать карьеру. В быстро растущем обществе, каким является Аквилония, это относительно несложно, ибо там регулярно открываются вакансии руководителей, требующие деятельных и умных людей.

- А что там будем делать Мы? - по привычке во множественном числе спросил о себе экс-импе-ратор, подняв голову.

- А то же, что и здесь, Николай Александрович, - ответил Серегин, - пилить дрова и ходить на охоту. Что-что, а это вы делать умеете и любите. Только охотиться вы будете не ради развлечения, а для добычи пропитания большому количеству народа. Хорошие охотники в аквилонском обществе - люди уважаемые и ценимые, а еще там есть обычай никогда не поминать прежних прегрешений тем, кто уже отбыл свою епитимью.

- Ну что же, - произнес Николай, - это можно. Только хотелось бы знать, что там станет с нашими детьми? Ведь они ни в чем не виновны ни перед людьми, ни перед Господом, и наказывать их не за что.

- Насколько я знаю аквилонские обычаи, - хмыкнул Артанский князь, - никакие ваши грехи с Алисой Гессенской на них не распространяются. Все они начнут новую жизнь с чистого листа, пройдут профориентационное тестирование и будут учиться у специалистов своего дела в соответствии с предписанным профилем. Что касается Алексея, то проблемы с его здоровьем вполне преодолимы. У меня в Тридесятом царстве этого могут добиться магическими средствами, а в Аквилонии отличная медицина цивилизации пятого уровня, с такими же возможностями. Точнее я вам сейчас сказать не могу, ибо сам не обладаю медицинскими талантами. В Аквилонии имеются целых два профессора медицины из русской галактической империи, а среди моих соратников присутствует античная богиня с аналогичным уклоном и тысячелетним стажем работы.

- Ну хорошо, господин Серегин, - сказал экс-император, вставая. - Мы пойдем с вами - пусть и без большой охоты, но и без сопротивления. А сейчас скажите, сколько у нас времени на сборы?

- Не больше часа, - ответил Серегин, - потом мы уходим, и тот, кто не успеет собраться, уйдет с тем, что будет держать в руках. И вот еще что. В Аквилонию вы попадете далеко не сразу. Первые десять дней, или около того, ваше семейство пробудет в моих владениях в Тридесятом царстве. Должны же вы познакомиться с предыдущими инкарнациями вашей семьи из четвертого и четырнадцатого годов, посетить нашу библиотеку и узнать, как ваше правление выглядит с высоты сто лет тому вперед и что за это время сумели свершить большевики, о которых у вас такое превратное мнение. Кстати, при сборах не хватайтесь за деньги, золото и бриллианты: все это не имеет хождения ни в Тридесятом царстве, ни в Аквилонии, но не забудьте теплую одежду - ее следует держать в руках. В Тридесятом царстве стоит вечное жаркое лето, а в Аквилонии, по странному совпадению, сейчас на календаре тоже седьмое января. А сейчас, господа Романовы, разговоры прекращаются и наступает время действовать. Все, часы пошли.

21 (8) января 1918 года. Вечер. Петроград, Таврический дворец. Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Оставив в Тридесятом царстве семейство Романовых под опекой Анастасии и Птицы, я с головой кинулся в политический омут послереволюционной России. Отстраниться от внеочередного седьмого съезда большевистской партии не было никакой возможности, ибо там решалась моя главная системная задача в этом мире - с минимальными издержками развернуть партию большевиков на новый курс. Но все прошло как нельзя лучше. Правда, Ильич вытащил нас с Коброй в Президиум, как почетных гостей, но это, как говорится, было уже неизбежное зло. После того, как кайзер Вилли вынудил меня поставить свою подпись гаранта на мирном договоре, прятаться от широких народных масс уже не имело смысла.

Первым, с внеочередным докладом выступил... товарищ Дзержинский: он сообщил съезду, что в руководстве партии вскрыт заговор агентов британского, французского и американского капитала, поставившего своей целью скорейшее низвержение советской власти и раздел России на зависимые от них колонии. С этой целью бывшие товарищи Троцкий, Свердлов, Бухарин, Иоффе и другие намеревались не допустить подписания мира с Германией и спровоцировать Советскую Россию, не готовую к такому повороту событий, на так называемую революционную войну, которая добьет ее примерно к маю месяцу. Все это настолько хорошо укладывалось в то, что эти персонажи постоянно трындели с самого момента Октябрьской революции, что ни у кого не осталось никаких сомнений в том, что все так и было. Впрочем, докладывая съезду, Железный Феликс ничуть не лукавил, ибо, когда следствие ведет Бригитта Бергман, потом не нужен даже патологоанатом, и так все ясно. В тридцать восьмом году всю эту кодлу пустили на мясо по таким же причинам, и их корни уходили еще в дореволюционные времена.

После Дзержинского ожидаемо выступил товарищ Ленин с докладом о мирном договоре с Германией. Текст договора был опубликован в газетах, так что суть сего животрепещущего вопроса делегаты съезда знали хорошо. Желающие революционно повоевать с Германией среди присутствующих, конечно, имелись, но так как товарищ Дзержинский только что назвал таких людей «наймитами мирового капитала», их языки сразу же втянулись в задницы. Если уж Троцкого со Свердловым зажевали железные зубья следственной машины ВЧК, то мелкие соратники этих людей и вовсе будут ей на один оборот. Так что возражать Ленину никто не решился, и когда вопрос был поставлен на поименное голосование, решение об одобрении ратификации было принято единогласно.

Потом Ильич вытащил на трибуну... меня. Мол, товарищ Серегин, настоящий большевик из отдаленных будущих времен, приложил просто нечеловеческие усилия для того, чтобы заключить этот мирный договор с Германией, и это его заслуга в том, что все разрешилось так быстро и благополучно. Пришлось говорить.

«Товарищи, - сказал я, бросив в затихший зал заклинания Истинного Света и Концентрации Внимания, - социалистическая революция в бывшей Российской империи - это не случайность и не ошибка, а неумолимая закономерность. Напротив, социалистическая революция в Европе и Северной Америке невероятна и попросту невозможна, ибо для нее нет движущих сил. Там большинство пролетариев стремятся не к справедливому устройству общества, а к тому, чтобы самим выбиться в люди, перейдя из класса наемных рабочих в класс буржуазии. Всеми этими людьми владеет мечта о мгновенном обогащении, именно она вызывает так называемые «золотые лихорадки», когда десятки тысяч бедняков срываются с места и устремляются на край света в надежде нажить невероятное богатство. В итоге обогатиться удается единицам, а остальные усеивают своими костями безлюдные просторы юконской тундры или южноафриканской пустыни. Сие стремление так же бесплодно, как и бег осла за подвешенной перед носом морковкой, но людям, охваченным всепожирающей алчностью, такие вещи объяснять бессмысленно. И даже те трудящиеся западных стран, которые не мчатся на край света за богатством, желают только того, чтобы их национальная буржуазия немножко делилась с ними доходами от эксплуатации колоний.

В России люди устроены совсем по-другому. Одержимых алчностью уродов-мироедов среди нас абсолютное меньшинство, а большинство народа одержимо поиском правды. Правда - зачастую штука весьма неудобная, но крайне нужная, ибо без нее непонятно, как жить дальше. А общество при последнем царе Николае Романове все больше и больше становилось устроенным не по правде, отчего главным народным чувством становилась мысль “так дальше жить нельзя”. Более того, когда царя свергли, то оказалось, что европейский капитализм, который принялись строить Временные, подходит русскому народу еще меньше, чем монархия Николая Романова. Люди, десятки лет неустанно болтавшие о народном благе, дорвавшись до власти, не выказали никакого желания претворять свои программы в жизнь, вместо того принявшись творить нечто прямо противоположное. Это такой буржуазно-демократический образ ведения дел, когда предвыборные обещания партии никак не связаны с ее действиями после прихода к власти. Так, буржуазно-демократическая февральская революция не только не сняла всех имеющихся противоречий, но и породила обострение революционной ситуации, вылившееся в октябрьскую социалистическую революцию. Закономерным было стремление буржуазии устроить все в России самым удобным для себя и неудобным для народа способом, и также закономерным было желание народа свергнуть такое правительство и отдать всю власть Советам, то есть большевикам, которые и есть главная советская партия.

Взяв власть в свои руки, вместе с ней вы взвалили на себя огромную ответственность перед многонациональным российским народом устроить его жизнь по правде, то есть построить на территории бывшей Российской империи практический социализм. Как военный человек с большим опытом, скажу вам, что тоненькая синяя штриховка на карте, обозначающая непролазное болото, зачастую нисколько не мешает ни полету мысли кабинетного стратега, ни движению его карандаша, указывающего направление удара. А потом на местности в этом болоте с головой тонут корпус за корпусом, как это случилось с русской армией в боях на реке Стоход.

В политике еще хуже: там болота и овраги на местности зачастую вообще никак не обозначены. В вашем мире еще никто не строил социализма и не набивал себе на этом шишек, а кабинетные стратеги товарищи Маркс и Энгельс зачастую рассуждали о том, о чем не имели ни малейшего понятия. Мне, как выходцу из времен сто лет тому вперед, в отличие от основоположников марксизма, известно, где в будущих временах расположены болота и овраги, а где засады врага. И эти знания я уже передал товарищу Ленину, товарищу Сталину, товарищу Дзержинскому, товарищу Фрунзе и некоторым другим товарищам, чтобы они внесли изменения в теорию в той части, в какой она не подтвердилась на практике, а также составили на основании этих сведений программу партии на следующий этап ее существования - от победы социалистической революции в России до окончательного построения развитого социализма. Вам я сейчас скажу одно. Мировая революция -это процесс не одномоментный, как писал товарищ Маркс, и не перманентный, как трындел бывший товарищ Троцкий, а поэтапный.

Совершив в России социалистическую революцию, вы осуществили только первый этап этого процесса. Теперь вам следует закрепиться на достигнутых рубежах, наладить в стране мирную жизнь и приступить к построению социализма, которое должно сопровождаться тотальной ликвидацией безграмотности и массовой индустриализацией, ибо то состояние промышленности, которое вам в наследство оставил бывший царь Николай Романов, совершенно не удовлетворяет требованиям ни сегодняшнего, ни тем более завтрашнего дня. Мир, заключенный с Германией при моем посредничестве, призван дать Советской России двадцать лет для того, чтобы она смогла провести все необходимые социалистически преобразования, накопить силы и во всеоружии встретить натиск мирового империализма. Ну а сейчас наши злейшие враги Антанта и Германия до последней капли крови должны сражаться друг с другом до полного изнеможения. Чем дольше они так провоюют, чем больше истощат свои людские и материальные ресурсы в бессмысленной войне, тем лучше для Советской России, которую хоть на какое-то время оставят в покое, ибо международным хищникам будет не до нее.

Оправившись от потерь нынешней империалистической войны, мировой капитал непременно бросит все свои силы на то, чтобы уничтожить первое в мире социалистическое государство трудящихся. Чтобы выстоять в грядущих классовых боях, разгромить орды вторгшихся захватчиков и осуществить второй этап Мировой революции, промышленность Светской России по своей мощи должна догнать и перегнать совокупную промышленную мощь всех империалистических стран, а ее армия - стать сильнейшей в мире. И вот тогда в Европе совершатся социалистические революции, но не силами собственного пролетариата, которого там нет, а железной мощью непобедимой Советской Армии, которая сомнет жалкую бестолочь пограничных столбов буржуазных государств Европы.

На этом у меня все, товарищи, планировать дальнейшие действия можно не раньше, чем под руководством товарищей Ленина и Сталина будут достигнуты цели и задачи второго этапа Мировой Революции».

Закончив говорить, я отключил подвешенные в воздухе заклинания и сошел с трибуны, сопровождаемый бурными аплодисментами, и первыми зааплодировали Ленин со Сталиным. Потом на трибуну опять поднялся Ильич и сообщил собравшимся, что обновленные теоретические положения и соответствующая им программа действий будут разработаны новым составом ЦК к следующему, восьмому, съезду партии, который и должен будет их утвердить. За один или два дня, на коленке, такие дела не делаются. Проголосовали и за это предложение - почти единогласно, воздержались лишь трое.

В самом конце выступил товарищ Сталин с организационными вопросами, предложив новый список членов и кандидатов ЦК, в который попали и товарищ Фрунзе, и товарищ Молотов, и товарищ Калинин, и товарищ Серегин с товарищем Коброй, и много кто еще, но ни одного «соратничка» бывших товарищей Троцкого или Свердлова. А вот товарищ Урицкий не попал даже в кандидаты, ибо, как я уже говорил, оказался слишком мелок для общегосударственного масштаба. За каждую кандидатуру голосовали поименно, и в результате утвердили всех. Вот так я стал дважды членом большевистского ЦК.

На этом съезд завершил свою работу, уложившись в один день вместо трех, а все оттого, что люди, в Основном Потоке до хрипоты спорившие с Лениным по вопросам войны и мира, теперь имели возможность общаться только с Бригиттой Бергман, герром Шмидтом и товарищем Дзержинским. Такова у них оказалась селява, а у меня появилась возможность досрочно посвятить целый день вопросу семьи Романовых и их устройству в Аквилонии.

Семьсот девяносто пятый день в мире Содома, Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

И вот по одну руку от меня сидит аквилонская делегация: товарищ Грубин, товарищ Петров, товарищ Давыдов и товарищ Сагари, а по другую - все семейство Романовых, какое мне только удалось собрать. Тут Николай со своей Алисой, все их четыре дочери, Александр Михайлович с супругой Ксенией и их старшие сыновья Андрей, Федор, Никита, Дмитрий, Ростислав, а также Петр и Николай Николаевичи с женами-черногорками Милицей и Анастасией. Радом с ними князья Юсуповы Феликс Феликсович старший с женой Зинаидой Николаевной и Феликс Феликсович младший с женой Ириной. Как бы на отшибе сидит Ольга Александровна с мужем Николаем Куликовским. Отсутствуют только госпожа Дагмара, уже приступившая к процедурам по омоложению, Алексей, над которым сейчас упражняется Лилия и генерал-лейтенант Михаил Романов, чья судьба уже решена.

Если все остальные в шоке (особенно Юсуповы, попавшие в этот замес, в общем-то, случайно), то семейство Романовых-Куликовских даже радо такому исходу, ведь Аквилония гарантирует им покой и ту тихую сельскую жизнь, которой они так жаждали. Довольны и дочери Николая и Алисы, ведь я, считай, снял их прямо с эшафота, и теперь им не придется умирать молодыми. Они уже встретились в кулуарах со своими предыдущими воплощениями, отрекомендовавшими им будущее место жительства и меня самого наилучшим образом, и теперь полны сдержанного оптимизма. В Ак-вилонии они не пропадут и не затеряются. Их родители, напротив, после краткого курса истории будущего выглядят какими-то прибитыми и потерянными. А как же иначе: сын грузинского сапожника сумел совершить то, что прежде получалось только у Ивана Грозного и Петра Великого. Зато последняя царствующая чета из семьи Романовых вошла в историю, будучи измазанной такой черной краской, что теперь, пожалуй, их и не отмыть, хоть ты десять раз назови это семейство новомучениками и святыми. Небесный Отец святости по политическим мотивам не признает, а потому кое-кто уже загремел по адскому этапу по статье «грубое превышение должностных полномочий». Впрочем, сейчас это к делу не относится.

- Господа Романовы, - сказал я, - перед вами сидит полномочная комиссия Правящего Акви-лонского Сената: председатель Сената старший прогрессор и отец-основатель Аквилонии Сергей Петрович Грубин, его помощник и ученик младший прогрессор Сергей Васильевич Петров, помимо всего прочего, по галактической имперской классификации имеющий свойства кандидата в императоры первого ранга, председатель коммунистической партийной организации Аквилонии Яков Антонович Давыдов, а также штатный аквилонский маг разума леди Сагари Брут. За леди Сагари будет первое слово относительно пригодности ваших кандидатур и поселения в Аквилонии, а за товарищем Грубиным - последнее, после которого никакие апелляции уже невозможны. И даже мое слово после его слова не будет значить ничего, ведь аквилонцы для меня - не подчиненные, и даже не союзники, а всего лишь соседи с фланга, во внутренние дела которых я не вмешиваюсь, ибо не имею на то ни полномочий, ни желания.

- И если нам откажут, то вы закинете нас на необитаемый остров? - скривив губы, спросил Николай Николаевич.

- Закину без малейших колебаний, - ответил я, - а вас еще и с превеликим удовольствием, за многие грехи. Тех, кто может быть полезен мне самому, я из вашей компании уже отобрал.

- И наша Маман тоже оказалась вам полезна? - подняв голову, спросил экс-император.

- Ваша Маман, Николай Александрович, - хмыкнул я, - это орудие страшной разрушительной и созидательной силы. Если бы четверть века назад трон от покойного Александра Миротворца вместо вас унаследовала она, то Российская империя была бы сейчас как куколка - в бело-сине-крас-ном наряде, красивая и сверху и снизу. При этом разные придурки вроде кайзера Вильгельма, императора Франца-Иосифа, султана Абдул-Гамида и императора Муцухито боялись бы в ее сторону даже смотреть, ибо никто из них не бессмертен. Не зря же у вас в высшем обществе вдовствующую императрицу прозывали Гневной. И именно поэтому такой сгусток неуемной энергии нельзя посылать в Аквилонию, зато можно и нужно использовать в верхних мирах, где имеется значительный дефицит хороших управленцев.

- Да, - вздохнула Ольга Александровна, - Маман, она такая. Но все же, господа аквилонцы, начинайте скорей, а то нет никаких сил ждать решения своей судьбы.

Леди Сагари сняла свои противомагические очки и внимательно посмотрела на младшую дочь императора Александра Третьего и ее супруга.

- Вы можешь не беспокоиться, - сказала она, - ты и твой муж - добрый человек, и мы примем тебя как свой. Ты есть сама любовь и терпение, и я буду давать совет, чтобы сделать тебя помощница наш главный детский воспитатель леди Фэра, а где применить твой муж, будет думать наш главный военный вождь.

- Леди Фэра - это одна из моих старших жен, заведующая воспитанием нашего подрастающего поколения, - пояснил товарищ Грубин.

- Одна из жен?! - воскликнула Ксения Александровна, сделав круглые глаза. - Так что же, господа, у вас там многоженство, как у турок и татар?!

- Да, господа аквилонцы, - подтвердил Александр Михайлович, - расскажите, пожалуйста, о ваших брачных обычаях, а то слова «одна из старших жен» звучат возбуждающе, как фраза из «Тысячи и одной ночи».

- В Аквилонии количество женщин раз в двадцать превышает количество мужчин, - вместо товарища Грубина сказал товарищ Давыдов, - и все эти женщины хотят замуж. Также у нас существует правило, что все дети должны знать своих отцов, накладывающее строгий запрет на добрачные и внебрачные связи, а также правило, что от женщины в брачном вопросе требуется желание, а от мужчины согласие. Наша семья - это комплот добрых подруг, считающихся нареченными сестрами, которые объединились для совместного ведения своего хозяйства и воспитания детей, поклявшись в верности друг другу и своему мужу. При этом старшая жена, обычно происходящая из будущих времен - это не начальница, а наставница, призванная следить, чтобы ее сестры-собрачницы росли в своем культурном уровне. Желающие замужества девушки и вдовы из местных жительниц обычно предварительно сбиваются в дружескую компанию, находят себе кандидатку в старшие жены, и так, уже почти готовой семьей, подходят знакомиться с потенциальным женихом. Сам я пока не женат, но не исключено, что брачная сеть для меня уже сплетена, и как только настанет весна, ко мне подойдут и предложат стать их мужем, и я при этом не буду против.

- Какой ужас - двадцать женщин на одного мужчину! - воскликнула Алиса Гессенская. -Ведь такая мужская смертность просто уму непостижима! Что вы там делаете - штурмуете Врата Ада?

- Это не у нас, мадам, такая смертность, а у местных, - хмуро ответил товарищ Петров. - Каменный век - очень жестокое время, и мужчины, являющиеся основными добытчиками пропитания, на охоте погибают гораздо чаще, чем женщины при выкапывании съедобных корешков и сборе лекарственных трав. При этом охотничья добыча скудна, и хватает ее на ограниченное количество едоков, а рождаемость высока, поэтому каждый год в канун зимы вожди кланов изгоняют в лес на голодную смерть вдов с девочками-сиротками и девушек-бобылок, не сумевших найти себе мужа. Но так было прежде. Сейчас во время хода лосося мы устраиваем ярмарки, на которых вымениваем у местных ненужный им женский контингент на керамическую посуду и стальной инструмент. Местные женщины выносливы, умны, старательны, дружелюбны и лишены большинства недостатков дам из так называемых цивилизованных времен. Быстро усвоив наши обычаи и технологические приемы, они становятся основной движущей и производящей силой нашего общества. Единственное, чего они хотят - это хорошего доброго мужа, надежных подруг-собрачниц и теплого уютного дома, в котором так хорошо переносить зимнюю непогоду. Так что мы приветствуем любых мужчин, пришедших со стороны, если они согласны соблюдать наши обычаи и не являются ни педиками, ни жестокими тиранами. Наше государство в обмен на их труд обеспечивает своих граждан всем необходимым для повседневного выживания, а вот покой и уют в наших семьях - это дело рук наших жен. Любой другой образ жизни привел бы нас к быстрому развоплощению и гибели, так как либо общество быстро развивается, либо деградирует, и третьего не дано. Никогда не стоит бояться трудностей, ведь только через них может прийти настоящий успех. Наш примас отец Бонифаций говорит, что человек рождается слабым и ленивым, но это не проклятие и не первородный грех, а то, что следует преодолевать, чтобы душой приблизиться к Богу.

- А меня больше волнует не многоженство, которое мы как-нибудь переживем, - сказал экс-император, - а то, как в Аквилонии относятся к бывшим царям и их детям. А то наличие высокопоставленного большевика в вашей компании нас несколько настораживает. Может, и в самом деле моей семье лучше закончить свои дни на необитаемом острове?

- Бывших царей в наше общество еще не попадало, - сказал товарищ Грубин, - вы будете первые, но с леди Сагари, которую ее соплеменники называют княгиней, дворянином рюриковой крови адмиралом Толбузиным и франкской графиней Альфобледой мы вполне ужились. Классовое происхождение новоприбывшего для нас не имеет никакого значения, важно только то, что это за человек по своим моральным и деловым качествам.

Леди Сагари всмотрелась в бывшего императора, его половину и дочерей, и сказала:

- Этот человек неплох, только слаб и ленив, как говорит падре Бонифаций. Талант руководитель нет. Менять его бессмысленно, но как простой гражданин он будет нам вполне годен. Достаточно совсем небольшой искуплений. Его жена штука сложнее. Но я не говорить ей нет. Тут надо трудиться, и все может получиться. Только труд должен быть двойной - и ее, и наш. Если все будет хорошо, то у нас будет еще один леди, а если нет, то новый монах. Их дочка - чистый лист, который можно принять и обнять как свой. Один из них - маленький ламия, но это мы знать и так. Все.

- Я утверждаю ваше решение, леди Сагари, - сказал товарищ Грубин. - Теперь скажите, что вы думаете по поводу остальных?

Первыми под пронизывающий взгляд аквилонской магини Разума попали поеживающиеся братья Николаевичи и их жены черногорские принцессы. Вынесенный вердикт оказался жестоким и бескомпромиссным.

- Этот нам негоден, ни мужчина не женщина, - с отвращением на лице произнесла леди Сагари. - Способности их очень ограниченные, а мнение о себе, наоборот, большое. А потому интриги они делают так же легко, как дышат. Такой у нас лучше сразу прогонять в дикий местность или рубить ему голова. Иной решений быть не может.

И тут мне пришло в голову, что необязательно выкидывать этих четверых на необитаемый остров. Есть и еще один вариант с эмиграцией этой четверки к тевтонам мира Содома. Надо будет только подлечить и омолодить все эту компанию, а потом пусть начинают карьеру с самых низов -может, с лейтенантов, а может, и с простых кнехтов.

- Значит, так, господа Николаевичи, - сказал я, - для вас у меня есть еще один вариант. Ссылка на необитаемый остров может быть заменена вашей эмиграцией в соседнюю долину этого мира, где обосновалось германоязычное войско тевтонов, насмерть воюющее с местными содомитами. Их командующий генерал-майор Галке - мой хороший знакомый. Только для него все ваши титулы -это пустой звук, и делать карьеру вам придется с младших офицерских чинов. Чтобы у вас была такая возможность, я обязуюсь вылечить вас и ваших жен от всех болезней и вернуть молодость двадцати лет мужчинам и шестнадцати лет женщинам. На размышление вам трое суток, а пока попрошу соблюдать тишину. Продолжайте, леди Сагари.

- Этот, - указала аквилонская магиня разума на Александра Михайловича и его супругу, -не муж и жена, как говорят, а совсем отдельно. Она чужой ему, а он чужой ей. У нас так нельзя. При этом мужчина - очень умный и иметь талант организатор, а женщина - пустая как кукла и не годен быть старший жена. Мы не посылать в дикий место и не рубить голова женщина, а потому, если Путь Искуплений не привести ее к истине, то, значит, у падре Бонифаций будет еще один монах.

- Если они чужие друг другу, - сказал я, - то и посылать их тоже нужно в разные места. Александра Михайловича - в Аквилонию, где нужны умные люди с талантами организатора, а госпожу Ксению, после омоложения - к тевтонам, искать себе нового мужа. А сыновья у них уже взрослые, пусть сами выбирают, за кем они пойдут - за отцом или за матерью. И там, и там службу им придется начинать с должностей рядовых бойцов. Тем более, насколько я помню, в Аквилонии человек, оставивший своего супруга или супругу в другом мире, считается вдовой или вдовцом.

- Да, это так, - подтвердил товарищ Грубин, - и пусть у нас теперь открылась возможность ограниченных межмировых сообщений, этого правила мы менять не будем.

- Если с омоложением, то я согласна к тевтонам, - вскинув голову, заявила Ксения. - Прости меня, дорогой, но мы и в самом деле стали друг другу совсем чужими. Лучше и в самом деле разойтись как в море корабли - ты туда, а я сюда. Наберешь себе гарем и заживешь как султан...

В ответ Александр Михайлович только пожал плечами. Мол, что возьмешь с бешеной бабы, от которой он уже давно не знал, как избавиться, не нарушая при этом приличий. И тут все образовалось само собой. Короче, разобрались.

Последними рассматривалось дело семейства Юсуповых, и если старшее поколение, аквилон-цы к себе забрать согласились, то против Феликса Феликсовича Младшего леди Сагари выдвинула категорическое возражение.

- Этот человек, - сказала она, скривившись, будто попробовав тухлого, - трусливый, подлый и коварный. Я вижу, как он бьет ножом в спину и наливает в бокал другому человеку отрава, а потом топить его в прорубь. Он - как Карло Альберто Тепати, даже хуже. Пусть идет к ваш тевтон или на дикий остров, но нам такой не нужен. Голова ему надо рубить сразу, не дожидаясь неприятность.

Это значит, товарищ Сагари увидела, как господин Юсупов-младший с подельниками убивали Распутина. Ну что же, тевтонам такую свинью я тоже подкладывать не буду, а выкину этого деятеля, единственного из всей компании, на необитаемый остров. И все об этом человеке, как говаривала Шахерезада - совсем все, а не до особого распоряжения, как у некоторых.

Загрузка...