Цепея неморалис

21. Ведьма

Прежде чем навещать родителей художницы Инны, надо было посетить еще одно место — шикарную квартиру в престижном жилом комплексе на пересечении проспектов Луначарского и Энгельса. Здесь с некоторых пор жила и работала Арина — петербургская ведьма с черными, как уголь волосами, сумасшедшими глазами, удивительно красивой фигурой и потрясающе устойчивым характером. Вероятно, она добилась всего этого разными колдовскими методами. Время встречи было нами оговорено заранее, мне выделили пять часов, что при загруженности Арины казалось удивительным везеньем. За эти часы следовало полностью уложиться. Познакомились мы в Петербурге много лет назад, история случилась презабавная, и я, может быть, еще когда-нибудь поведаю о ней. Арину тогда звали Ириной, она жила совсем в другом месте и в иных условиях, только начинала свою колдовскую карьеру и сама еще не верила, что ее дар не исчезнет внезапно, а останется с ней как минимум надолго. И вот я прошел в ее гостиную, обставленную старинной мебелью в стиле модерн, где тихо тикали часы башенкой, идущие в обратном направлении, где по стенам висели колдовские зеркала, отражающие реальность не так, как зеркала обычные, а с точностью до наоборот, и где в центре потолка привлекал особое внимание живописный плафон фривольного содержания.

— Теперь можем спокойно поговорить, — сказала ведьма, когда мы удобно устроились в этой ее безумной гостиной. Интересно, а почему не в кабинете? — А то из нашего тогдашнего телефонного разговора так ничего и не поняла. Что ты хочешь?

— Расскажи о себе. Только честно. Просто хочу понять, отчего у тебя выходит то, что обычным людям не по силам.

— Зачем? Будешь что-то там писать?

— Тебя не обманешь, — заметил я.

— На том стоим. А почему бы и нет? — неожиданно легко согласилась она. Я-то уже настроился на долгие уговоры, споры и просьбы. — Только рассказывать буду сумбурно, не в хронологическом порядке, иначе не умею, да и напрягаться сейчас не хочу. Потерпишь?

Ради подобного случая готов был терпеть и не такое, только попросил разрешения включить диктофон. Она молча кивнула и принялась повествовать. Говорила она долго, часто перескакивая с одной темы на другую, возвращалась назад, в детство, потом снова принималась за более поздние события. Сначала я хотел сохранить ее рассказ так, как он был, со всеми перескоками и флэшбэками, но потом передумал. Немного подправил стиль, сильно урезал объем, убрал повторы и сократил некоторые длинноты. Кроме того, пришлось вырезать некоторые куски по просьбе самой Арины.

— Ладно, включай свой диктофон… поведаю, как дошла этого своего существования. Рассказ получится длинный и временами жутковатый, так что потом не жалуйся. Вернее, так, — это для меня он жутковатый, а тебе вообще смешным может показаться, так что Стивен Кинг будет спать спокойно, мне далеко до его историй. Так вот, однажды записался ко мне на прием один странноватого вида мужик и попросил проверить фамильную драгоценность на предмет снятия с нее проклятия или порчи, обещал принести какую-то ювелирку, доставшуюся не то от прабабушки, не то от дедушки. Они всегда так говорят — «фамильная драгоценность», но я-то вижу, что ничего фамильного там нет. В общем, ничего особенного в таких случаях, как правило, не бывает, и время от времени попадаются подобные клиенты. Что-то им там не нравится, или снято с какого-нибудь трупа, или родственные слухи, или семейные сплетни…

— Извини, — перебил я, — какая между ними разница? Всегда думал, что слухи и сплетни это одно и то же.

— Нет, это не синонимы. Слухи — это непроверенные, активно распространяемые неподтвержденные данные о чем-то или ком-то. Иногда — всего одна фраза… или краткое сообщение типа: «Петюня женится!» Иногда о далеком или недавнем прошлом. А сплетни — это сравнительно длинные рассказы, основанные на неточных или заведомо неверных, часто нарочито искаженных сведениях о твоих современниках. Бывает, что эти понятия перекрываются, но вообще-то они разные. Так вот, о драгоценностях. Чаще всего оказывается, что никаких «проклятий» на них нет, глупости это все. Обычные драгоценные цацки… или полудрагоценные, или вообще никакие не драгоценные, а просто старые… иногда новые. Обычно в подобных ситуациях я заказ принимаю, работу исполняю и говорю с чистой совестью, глядя клиенту прямо в глаза: работа сделана, и нету, мол, сейчас никаких проклятий и заклятий на вашей вещи, чиста она и непорочна, аки невинная девушка… спокойно можно носить отныне и до веку. А то, что ничего там никогда и не было, клиенту знать вовсе даже необязательно. Если пристает с лишними вопросами, отвечаю: не вникала. Очистила и все. Это как с низкоуровневым форматированием флешки: что было, где было — ничего не осталось. Информация безвозвратно уничтожена, а теперь пусто. Вот и в тот раз заподозрила я очередную банальщину. Но ошиблась, да еще как ошиблась! Посетитель, а теперь уже клиент, принес камень, вернее, это для простоты понятий называю его «камнем», а чем он был на самом деле, не знаю, как даже и объяснить. Предмет выглядел здоровенным бриллиантом, карат этак на пятьдесят, а то и больше. Он будто светился изнутри, сияя всеми цветами радуги, но основной тон оставался зеленовато-голубым, будто летнее небо. Сверкал так, что глазам становилось больно, но при этом менял насыщенность и яркость в зависимости от того, как на него смотреть. Цвет менялся в зависимости от освещения. На солнце камень казался одним, под лампой — другим, а при подсветке лазерной указкой вообще сиял не таким как у самого лазера цветом. Нет, словами растолковать невозможно, тут видеть надо. Но увидеть уже не получится по причинам, что станут потом понятны, как я надеюсь. Посмотрела я на этот камень, повертела, проверила и встала в тупик. Передо мной лежал не просто артефакт, а предмет силы неимоверной… такой мощи, что ничего близкого никогда в жизни не попадалось, даже при обучении. От него так и перло силой. Если уж совсем честно (да знаю я, что прилагательное «честно» и наречие «совсем» плохо сочетаются друг с другом, но не буду ничего заменять или опускать, извини уж, плевать я хотела на все эти правила), то мне очень тогда резко расхотелось браться за эту работу. Душа не лежала. Но что-то очень сомневаюсь я в существовании у меня души…

— Ты это к чему? — невольно перебил я.

— Ну, правильно, ты же меня все еще плохо знаешь. Ладно, расскажу, давно уже собиралась. Если сейчас окружающие видят меня брюнеткой, то это вранье, как все мое теперешнее существование, имя и внешность — это все ложный облик… искусственный имидж. Вообще-то прирожденно я рыжая, однако обстоятельства сложились так, что прежнюю меня пришлось если не совсем похоронить, то почти забыть… отречься. Я как бы умерла. Моя теперешняя личность не имеет ничего общего с той наивной девочкой, что когда-то прыгала от восторга, прочитав свое имя в списке поступивших на первый курс… Поэтому показалось правильным сменить масть, улучшить фигуру и поработать над собственным лицом. Теперь такое уже умею. В результате меня не узнают не только старые знакомые и одноклассники, но даже бывшие соседи. Оно и к лучшему, как говорится, меньше вопросов. Недавно где-то прочитала, что в Москве арестовали тринадцать «экстрасенсов», еще шесть отправили под домашний арест, а троих отпустили под подписку о невыезде. Интересно, из каких таких соображений столь разные меры пресечения? Потом, правда, всем припаяли по пять лет. Когда же наши люди да и журналисты тоже, наконец, поймут, что любой, называющий себя экстрасенсом, является шарлатаном? Между тем, все чаще пишут о каких-то «лжеэкстрасенсах» — тем самым разумея, что в природе якобы существуют и некие «истинные экстрасенсы». Лжеэкстрасенсов быть не может потому, что любой экстрасенс является жуликом, шарлатаном и мошенником по определению. А тут еще и сериал про какую-то экстрасенсорную слепую тетку. Фильм явно не фантастический, с претензией на реализм. Однако увлеклась… наболело, знаешь ли. Меня ведь тоже называют «экстрасенсом». Никакой я не экстрасенс, я колдунья… ведьма, если хочешь.

— Ведьма — вполне хорошее слово. Я всегда очень уважал ведьм.

— Да, знаю я, ты уже говорил. Ну, так вот, о себе. Родилась в обычной ленинградской семье инженеров и до поры до времени понятия ни о чем не имела, разве что странность одна случилась в детстве. Где-то лет до шести я была вовсе не Ирина, а Ольга. Так меня звали все, и так меня называла бабушка, которая очень меня любила и постоянно играла со мной в какие-то удивительные развивающие игры. Но когда бабушка неожиданно исчезла, и мы переехали в освободившуюся ее квартиру, то мама вдруг заявила, что бабушки больше нет, и меня теперь зовут Ира, а прежнее имя надо забыть, причем больше никогда не произносить. Я не могла понять — почему? Как это? С чего вдруг? Я же Оля! В результате пришлось привыкать, что бабушка умерла, а я теперь именуюсь иначе. Имя мне переписали, каким-то образом, подозреваю, что незаконным, переделали метрику, и с этим новым именем пошла в школу. Так случилась первая моя ломка сознания. Но факт, что на самом-то деле я никакая не Ирина, а Ольга, остался чем-то вроде личного секрета и потаенного сакрального знания. Потом, когда уже выросла и стала зависать в Интернете, это имя сделалось личным ником, и со всеми друзьями, даже с теми, кого потом встречала в реале, старалась именовать себя именно так — Ольга. Или (по германски!) Хельга. Под этим именем меня знали в Сети, под этим именем я появлялась на всяких неформальных тусовках и под этим же именем встряла в опаснейшую историю, переделавшую всю мою дальнейшую жизнь. Ты чего-то хочешь спросить?

— Нет, потом. Я тебя внимательно слушаю.

— В детстве лучшим для меня времяпрепровождением всегда казалась возможность поудобнее устроиться с интересной книжкой и погрузиться в иной мир… живой, полный приключений, героизма и отваги. Фантастика, путешествия, чьи-нибудь похождения — любимые жанры. До сих пор держу дома большую библиотеку фантастики и приключений, но в связи с катастрофической нехваткой времени все реже и реже заглядываю туда, и, тем не менее, иногда просматриваю. Новые поступления в книжные магазины тоже отслеживаю… так, для общей информированности. Кстати, радуют люди, которые приезжают куда-то в магазин на другой конец города за нужной книжкой, которую не найти в интернете. Ни комиксы, ни тем более фильмы с сериалами или компьютерные игры не развивают так воображение, не способствуют усвоению языка и грамотности, как книги. «Книга — источник знаний», «книга — лучший подарок» — для меня эти изречения никогда не являлись пустыми надоевшими всем штампами. Вот так и жила, постепенно взрослея. Окончила школу, поступила в универ, а когда родители уехали по контракту в Финляндию, я осталась в Петербурге одна со своей старой собакой. Собака скоро умерла, и на меня нахлынуло полное одиночество. Однокашники не в счет. Один из них, тот, кого я считала другом, оказался жутким засранцем и шарил по квартире, когда я приводила его к себе. Потом я его… впрочем, неважно. Иногда, на выходные, мать с отцом приезжали, устраивали мне выволочку с неизменным заключительным скандалом, поэтому перед каждым их приездом проводила тотальную чистку и генеральную уборку. Предварительно мать всегда звонила… очень злилась, если я не подходила к телефону. А телефоны я не любила, мне всегда казалось, что они высасывают из моего тела самую сущность. Хроническое отвращение к телефону резко обострилось после одного неприятного случая. Как-то раз, еще в универе, во время подготовки к очередному экзамену, мне позвонила школьная знакомая — Лена Пронина. Не подруга, а просто одноклассница. Прежде чем успела извиниться и повесить трубку, на меня обрушился поток информации о других одноклассниках… как живут, что делают, у кого какие проблемы. Все то, что при острой необходимости можно почерпнуть на сайте «Одноклассники ру». Я такого стремления никогда не испытывала и «Одноклассников» не посещала. Не желая расстраивать Лену, которой явно хотелось выговориться, зажала трубку между плечом и подбородком и занялась своими текущими делами, отвечая случайными «ага!», «да?» и «офигеть!». По ходу беседы проверила почту, написала пару ответов, а затем села за конспекты. Через несколько минут вдруг дошло, что на той стороне полная тишина. Немного смутившись, спросила: «Извини, ты что-то сказала? Телефон глючит… тут помехи какие-то». Лена ответила с явной обидой: «Не вовремя звоню, да? А ты страшно занята?» Почувствовав неловкость, я пробормотала: «Ну, есть немного. Завтра экзамен, вот и нервничаю, поэтому не слишком внимательно слушаю. У тебя, надеюсь, ничего срочного?» «Не слишком внимательно? — переспросила Лена. — Просто не знала, как тебе рассказать. Вроде ты с Хетаной за одной партой сидела, да? Так вот, она сейчас лежит в психушке с фибрильной шизофренией. Никого не узнает и из бреда не выходит. Ее уже почти не лечат, врачи говорят: нельзя ничего давать, кроме снотворных… хотят погрузить в искусственную кому. Но если для тебя тут ничего срочного, то не смею задерживать». После этого Пронина повесила трубку. Одноклассница по кличке «Хетана» была обычной вредной девчонкой, с которой меня сначала не связывало ничего, кроме общей парты, за которой нам приходилось вместе сидеть на английском. Потом, когда мы обе уже учились каждая в своем универе, она отбила моего парня, оклеветала и опозорила меня, и я всей душой, от всего сердца пожелала ей зла. Самого страшного зла, какое только может случиться с человеком. И вот она мучительно умирает от какой-то жуткой болезни. Известие произвело тягостное впечатление и еще более отвратило меня от телефонных разговоров. Но именно тогда я задумалась и почти заподозрила, что могу влиять на реальность, вернее, на жизни отдельных людей. Я еще не читала роман-воспоминание Аркадия Стругацкого «Дьявол среди людей», историю, где автор описывал события, реально случившиеся на его глазах. Я тогда не видела американского фильма на ту же тему и понятия не имела, что такие, как я, хоть и нечасто, но регулярно встречаются в нашем мире. Но это все были неясные подозрения, пока не нашла спрятанную бабушкой библиотеку… Надо сказать, что квартирка у нас считалась очень даже неплохой. Четырехкомнатная, в старом доме на улице Белинского, с высоченными потолками, заполненная разным антикварным хламом, что остался еще со времен бабушки. Мебель, картины, зеркала… по стенам висели странные маски, а в гостиной, кроме мебели в стиле модерн, стояли большие напольные часы, похожие на уменьшенную копию какого-то архитектурного сооружения. Часы эти на моей памяти никогда не работали и неизменно показывали без десяти двенадцать. Еще учась в школе, вдруг поняла, что циферблат в башенке часов зеркально отражен, а римские цифры проставлены в обратном порядке. Что за часы такие? Моя мать так ничего и не объяснила… бабушкина память, — говорила она. А отец отмалчивался или рекомендовал спросить у мамы. Потом, уезжая в Финку, родители не велели даже прикасаться к маскам и часам, не говоря уж о перемещении любых других бабушкиных вещей. Но, разумеется, я прикасалась! Кроме того, родители строго-настрого запретили приводить кого-либо к себе домой… ни друзей, ни приятелей, ни подруг… вообще никого, вне зависимости от пола, возраста и личных взаимоотношений. Ты уже знаешь, как я отреагировала на такой запрет. Мама не знала одного: я немного помнила бабушкины уроки, не все, конечно, но основную суть. Они отложились где-то в недрах памяти, в самой глубине сознания. А то, что это никакие не игры, а именно уроки, стало очевидным довольно скоро. Бабушка вкладывала в мою детскую головку необходимые сведения, знания и умения, что пригодятся в дальнейшей жизни после моего совершеннолетия. В том числе знание свойств некоторых домашних вещей, которые выглядели как обыкновенные безделушки и украшения, — неработающие старинные часы, страшноватые ритуальные маски, а еще книги…

— Это те, спрятанные? — перебил я.

— Да. На бабушкину библиотеку я наткнулась случайно. Как-то раз, готовясь к приезду родителей, решила привести в порядок вешалку в передней. Еще с зимы там оставались пухлые куртки, меховые шапки и теплые шерстяные шарфы. Внизу так и стояли мои угги да меховые гадики. Петербург, конечно, далеко не субтропики, но даже у нас на лето зимнюю одежду принято убирать с глаз долой. Вот тогда-то и напоролась на стенной шкаф, замаскированный вешалкой. Чего только не было в этой библиотеке! Жуткие, зловещие и иногда мерзкие книги, за которые не стоит браться, если у тебя не очень устойчивая психика или просто очень впечатлительный характер. Но за некоторые издания из этого шкафа любой библиофил заложил бы душу какому-нибудь ростовщику. Примерно в то же время, благодаря какой-то неожиданно объявившейся полусумасшедшей бабушкиной подруге, я получила старые записи самой бабушки. Текст оказался зашифрован, но с помощью одного интернет-френда код я взломала. Этот парень потом приехал в Петербург, угодил под раздачу, оказался в ментовском обезьяннике, высвободился с моей помощью, и у нас была одна-единственная потрясающая ночь. Я влюбилась в него по самые ушки. А потом, на другой день, он уехал к себе в Москву, а я осталась. Жутко по нему скучала, переживала, даже заболела. Подсела на какую-то дурь, стала видеть разные ужасы, пустилась во все тяжкие и чуть было не погибла. Врачиха, что лечила меня в ту пору, вообще была убеждена, что жить мне осталось всего ничего… И тут приехал он… пришел ко мне в больницу, держал за руку и рассказывал всякие красивые сказки. Под его голос я засыпала. Я находилась в таком состоянии, что плохо осознавала свое положение, мозги у меня работали скверно. Когда проснулась, моего друга рядом уже не было… но я пробудилась словно совсем другой, чувствовала себя лучше. Во сне, хоть до сих пор не уверена, что это был обычный сон, ко мне пришло понимание, что мой друг выкупил мою жизнь ценой отказа от своей прежней личности… да и моей заодно. Физически я выздоровела, но стала той, кем стала. И еще одно, — после выздоровления я потеряла способность любить… именно любить в духовном смысле, секс тут ни при чем. Не могу поддерживать длительные дружеские контакты, про иные связи уже и не говорю, ведь всегда полагала, что «любить» — вовсе не означает «быть всюду вместе». Некоторым думается, что если временами расставаться, иногда даже жить врозь, значит, меньше любить. Какая чушь! Только глупые ревнивцы таскают всюду своих баб, а те вынуждены терпеть неинтересные им занятия партнеров. Так неумные «мамочки» испытывают великую вину, с радостью передавая бабушке единственного ребенка на пару часиков. Но на самом-то деле лишь совсем маленькие дети требуют постоянного и как можно более близкого контакта с матерью, а те, что постарше, и уж тем более взрослые «дети», вполне себе справляются с недолгим отсутствием любимого человека. Конечно, совместное существование для любящих очень важно, но оно может и просто обязано чередоваться с расставанием, с философским одиночеством, что будет заполнено другими занятиями и делами… Куда-то не туда меня опять занесло, ладно, сотрешь потом, если что. Теперь, если с кем-то и завожу любовную, вернее, псевдолюбовную интрижку, то такой человек начинает слабеть, быстро стареть, и если не оставить его в покое, то скоро умрет. При этом получаю жизненную подпитку для своего тела и своих сил. Я сразу же порвала со спасшим меня другом, и больше он меня не видел. Я же его встретила лишь один раз, но в ту пору была уже такая, как сейчас, и он меня просто не узнал. Да и находились мы на заметном расстоянии друг от друга.

— То есть вы расстались навсегда?

— Да. Потом произошло много чего разного, о чем, пожалуй, умолчу. Но все это было до нашего с тобой знакомства. Ты мне тогда здорово помог, если помнишь, и я тебе по-прежнему благодарна. К тому времени я уже знала, как совершенствовать и правильно использовать свой дар. Научилась контролировать воздействие на других, могла влиять на некоторые аспекты реальности так, как это мне казалось нужным, при этом не разрушая самою себя… в очень ограниченных пределах влиять, но даже этих пределов хватало, чтобы не думать о хлебе насущном. Короче, вместе с образованием, полученным в универе, и значительным цинизмом, заработанным в нашем чудесном городе, получила некоторые особенные знания и умения, что позволяли забыть о финансовых проблемах. В деньгах уже не нуждалась. Первым делом изменила внешность, переехала в новую квартиру, сделала ремонт по своему вкусу и в дополнение к бабушкиному наследству накупила разных волшебных штучек (а если знать, где и что искать, можно приобрести любую вещь). Кстати, родители были потом рады до смерти, что я могу о себе сама позаботиться и забираю «весь этот опасный хлам». Любовников заводила, но использовала их я, а не они меня. Как только замечала на их лицах первые симптомы старения, немедленно бросала. Женатый, не-женатый — меня это совершенно не беспокоило. Это была моя пища. Быть любовницей женатого мужика? Можно. Каково и как ощущается? Это, скажу я тебе, не каждой девушке по силам. Да, знаю, потому как случалось такое неоднократно. Собственно по сабджекту: познакомилась как-то с одним таким мужиком на заре моего входа в новую ипостась. Я посещала тогда «Кобылку-party» (тогда ее еще не закрыли), таскалась по разным барам, нажиралась в хлам и под утро еле доползала домой, — мне все было нипочем.

— Слушай, а зачем ты мне… — пытался перебить я.

— Погоди. Гордиться, конечно, нечем, но тогда это мне казалось необходимым. Ясно дело, что во время пьянки некоторые мужики поглядывали на мое свежее мясцо. Мол, пьяная баба себе не хозяйка. Ха, знали бы они! Но они не знали, а я пила не для отключки, а для расслабона, поэтому комиссарского тела^[19] не попробовал никто. И вот в один прекрасный вечер я, как обычно, бухала, будто скаженная, флиртовала со всеми подряд и пыталась лапать стриптизерш. Тут и подкатил ко мне мужчинка, приятный такой, симпатичный, мы с ним даже потанцевали, хоть парных танцев терпеть не могу. Оказался хорошим собеседником, — поговорили о разном. Продолжения не последовало, и мы расстались. Ну, думаю, все как обычно. Ушел к более сговорчивой и менее стремной бабе. Но вот бы еще с ним потолкаться в теснющем баре, поговорить за жизнь. В результате, начала целенаправленно ходить в этот бар, чтобы опять там его встретить. Целый месяц, каждые выходные, но все равно уходила ни с чем… И вот оно! Аллилуя! Вот опять, вальяжный такой, сначала со мной потанцевал, а позже куда-то меня пригласил. Пошли, гуляли по ночному городу с бутылкой пива — одной на двоих. Болтали о том о сем, кто мы такие по жизни, как живем, по каким понятиям. Я напропалую врала, он верил. Признался, что женат… ну, потом как всегда — они не видятся, они вместе давно не спят, они друг друга не любят, бла, бла, бла… Я этим бла, бла давно уже не верю, меня такими байками не разведешь, но ситуация сразу все поставила на места. И что? Это оказалось абсолютно отличное решение… самый правильный поступок на тот момент жизни. Наши отношения стали прекраснейшим экспириесом. Между нами не было никакой такой любви, только сексуальное притяжение, зато все честно и никаких тайн и условностей. Мы оба знали, чего хотим, поэтому особых страданий не было даже после разрыва. Веселились вовсю. Он уже «взрослый» мужик, и я такая из себя молодуха. На вид — чуть больше двадцати, но меньше четвертака. Он показал мне, как надо действительно круто отрываться, водил на свою работу, свозил в Москву только потому, что не хотел похмелья в Питере… познакомил меня с разными людьми: приятными, неприятными, творческими и не очень. Первый наш секс случился в номере паршивенькой петербургской гостиницы. Мне — детский сад, ему — приключение, но нам обоим этого было не достаточно… Где-то полгода мы каждую пятницу упивались в хлам, веселились безумно, проводили ночи черт знает где, а потом трахались. Уже сейчас с ужасом понимаю, сколько ж на меня его личных ресурсов было спущено! А ведь я вряд ли была таким его одним приключением. Он любил развлекаться и оттягиваться по полной, с парой-тройкой друзей и красивых телок. А потом… потом вдруг заметила то, что давно уже должна была увидеть. Морщинки у глаз, в уголках рта, на шее… Да и со здоровьем у него проблемы начались — сердечные перебои, тяжесть в груди, наползающая внезапно тьма… Потом с ним случилась настоящая беда, и я проявила о нем заботу, поскольку чувствовала свою вину. Спасла, можно сказать… с того света вытащила, чего совсем даже не следовало делать. И все. Мы поняли, что перешли некую черту, за которой что-то с кем-то уже может случиться. Ну, ясен пень, что не со мной, но все-таки. Собственно переход такой четы и доводит до разнообразных неприятностей и проблем. Одни проблемы — последствия дел любовных, другие, так сказать, деловых. Первые приводят к свадьбе, а вторые — к могиле. Таковы уж законы этого мира, так устроена жизнь. Вот мы и разбежались в разные стороны… по обоюдному согласию кстати, абсолютно добровольно. Напомню, что тогда как раз заканчивала меняться, а он начал быстро стареть, но я вовремя остановилась. Поволновалась немного, ибо самооценка пострадала, мизантропия возобладала, а так — все, конец. Как отрезало. Больше ни звонков, ни писем и никаких пьяных разговоров. Отвалилось, будто старый пластырь. Потом-то он и с женой развелся, и до сих пор, говорят, так и не женился, но я о том знала лишь по рассказам: у каждого давно своя жизнь. А после, когда окончательно прошла трансформацию и стала собой, мы встретилась. Он постарел, а я — теперь другая я. Теперь оба мы смотрим на эту историю как на детсадовские приключения в песочнице.

— То есть, иногда вы видитесь?

— Бывает, куда деваться? Он знает, что я ведьма и ничего не может с этим поделать. Но слово «ведьма» все-таки не люблю, от него веет средневековыми враками, кострами инквизиции и попсовой литературой. К термину «колдунья» тоже отношусь весьма отрицательно. Всякие там экстрасенсы вместе с разными иными шаманами опять же выпадают из моих симпатий, оставаясь в зоне профессиональных интересов фантастов, телевизионщиков и прочих журналистов. Тогда что у нас в остатке? Предпочитаю называться ведуньей. Это выглядит вполне мирно, в меру таинственно, и несет некий налет седой старины. Но в своих объявлениях я пишу потомственная колдунья, практикующий маг, именно маг, а не «магиня» и не «магичка». Эти два последних термина оставим на совести фэнтезийных писателей, а колдунья — это просто для пущей понятности.

— Погоди, но про алмаз-то ты так и не рассказала! — чуть не забыл я.

— А, ну да, конечно. Там, правда, почти нечего уже рассказывать. От работы я отказалась, да и сам клиент ушел.

— Что за клиент? Как выглядел?

— Фактурный такой мужик, примерно твоих лет, никаких особых примет не имел. Принес и унес свою драгоценность, больше я ни его самого, ни того бриллианта не видела. Но не это самое интересное. Через какое-то время ко мне зарегистрировалась одна баба. Молодая сравнительно, лет тридцати или чуть меньше. Спортивная такая. Судя по регистрационной записи в журнале, ей надо было делать отворот. Но это ерунда, ни о каком отвороте даже разговора не возникло. Ее интересовал только этот самый алмаз и все с ним связанное. Ничего себе, да? Ну, а что я? Фактически, тот человек клиентом так и не стал, денег я с него и не взяла и работу не делала, поэтому никаких обязательств в отношении него не имела. Рассказала все как есть, вот прям как тебе сейчас. Ну, теперь вот говори, чего действительно хочешь. И отключи, пожалуйста, свой диктофон.

Я повиновался, диктофон отключил и как можно подробно объяснил, для какой еще надобности, кроме увлекательного рассказа, напросился на эту встречу. Прекрасная ведьма немного поразмыслила, а потом задумчиво, лениво растягивая слова и делая небольшие паузы произнесла:

— Сразу скажу, это так просто не делается. Прямо сейчас не получится ничего, — деловым тоном разъяснила Арина. — Сколько ты тут пробудешь? Всего-то? Нет, до твоего отъезда точно не успею, тут и говорить не о чем. Тогда поступим следующим образом, — если с моей стороны все будет сделано, то тебе сообщение кину, и ты сможешь подготовиться. Согласен на такой расклад? Очень хорошо.

— И еще одна просьба, чисто дружеская, — попросил я без всякой надежды на успех.

— Слушай, не борзей, а? Имей совесть.

— Имею, но все будет зависеть от твоего ответа. Просто уточнить хотел.

— Ну? — требовательным тоном спросила Арина.

— Ты же сможешь определить, когда человек врет?

— Я поняла. Ты хочешь посадить передо мной ряд своих подозреваемых и спросить каждого: «Ты убийца?» А я должна определить, кто врет, так что ли?

— Примерно так, — кивнул я. — Достаточно подать мне незаметный знак… пальчиком пошевелить, например.

— Может не сработать…

— Да? Почему? — не понял я.

— Очень просто. Например, ситуация такая. Среди опрашиваемых людей — заказчик преступления. Он себя убийцей не считает, и честно ответит: «Не убивал», а я правдиво засвидетельствую, что он говорит правду. Или так: имеются двое. Некто, подчинивший чье-то сознание и этим подчиненным сознанием управляющий, и второй, чье сознание было взято под управление. Первый скажет «нет», поскольку не убивал лично, второй то же самое скажет, поскольку вообще не знает ничего — в памяти не отложилось. И оба будут некоторым образом правы, не соврут во всяком случае.

— Вопрос можно же как-нибудь иначе сформулировать. Например, таким образом: «накануне преступления вы знали о предстоящем убийстве?»

— А если решение было принято не накануне, а за минуту до преступления? Или такой вариант — убийца сделал это случайно, не желая подобного исхода. Он тоже не будет считать себя преступником.

— Так он тогда и не преступник, вообще-то.

— Вообще-то преступник. Преступление по неосторожности никто пока не отменял. Статья полегче, наказание поменьше, но преступление остается преступлением. Если только убийца оказался невменяем и не был в состоянии контролировать себя, тогда да, обвинение снимается. Таких в институте Сербского за раз вычисляют. Много всяких нюансов. Наконец, любой человек может просто заблуждаться и свято верить в свою собственную ложь. Короче, ты сначала сформулируй правильный вопрос, вот и поговорим.

— Но откровенное вранье ты определять умеешь?

— Без проблем, — подтвердила ведьма.

— А замаскированного отморозка, способного на убийство, психопата распознать сможешь? Того, кто только усилием воли притворяется обычным нормальным человеком.

— Да, конечно. Это вообще самое легкое. Если что, вот так пальчиком укажу, — и Арина изобразила, как именно укажет, — а теперь давай-ка обсудим, сколько и чего ты будешь мне должен за всю эту работу.