Цепея неморалис

16. Стелла и история одного алмаза

Того фигуранта, с которого следовало начать, Стелла знала уже несколько лет, но последние годы звонила редко, однако телефонный номер бережно хранила, аккуратно переписывая на новые симки. Был у нее один такой друг детектив-фрилансер, этакий д'Артаньян за деньги.

— Да? — наконец послышится из телефона знакомый для Стеллы глуховатый мужской голос.

— Привет. Это я, — сказала сыщица.

— Привет! Правда, ты? Офигеть, сама позвонила! Как жизнь, расскажи. Чего-то давно тебя не видел, не слышал.

— Да так себе, ничего особо хорошего, и плохого тоже ничего. Что делаешь?

— Отсутствие новостей, как гласит английская поговорка, уже хорошая новость. А делаю нечто совсем бесполезное. Книжку вот в Сети ищу, никак не найду, — ответили с того конца провода.

— Какую именно? Это что, теперь для тебя трудно?

— А вот да! Никогда бы не подумал, что в наше время могут возникнуть сложности с поиском текста. Это со сборником Вальтера Скотта «Письма о демонологии и колдовстве» вдруг проблемы возникли. Не могу найти русский перевод, хоть ты тресни. В электронном, в бумажном виде, неважно. Судя по интернет-форумам, книгу много кто ищет, но безуспешно. Умиляют комментарии к моим поискам: «лучше Библию почитай» или «слава Богу, что не нашел». Библию? Спасибо за совет. И правда, зачем мучаться, искать, тратить деньги? Лучше уж всю жизнь мурыжить одну книгу, зато какую! К сожалению, мой английский не настолько хорош, чтоб читать Вальтера Скотта в оригинале и при этом получать истинное удовольствие.

— А библиотеку посетить не пробовал? Обычную, бумажную?

— Про библиотеку, — съехидничал приятель Стеллы, — сам никогда бы не догадался. Ладно, ерунда это все. Может, сходим куда-нибудь? Посидим, поговорим.

«Как удачно все получилось, — подумала Стелла, — предложил как раз то, что мне сейчас нужно! Вот только не вспугнуть бы. А то обидится и спрячется в свою раковину, хрен потом выманишь».

— Тогда так, — взяла быка за рога сыщица, пока ее еще не покинуло вдохновение, — встретимся в этом, как его, дай бог памяти? Короче, на Никитской открылось миленькое такое заведение. Кафе или ресторанчик, не знаю, неважно, тебе понравится. Все очень атмосферно и приятно так, демократично, декорировано под старину. Кто первый придет, тот захватит два места. Если повезет, можно взять столик на двоих.

— Погоди, но я же там никогда не был! Где это? Как хоть пройти?

— Очень просто: поворачиваешь с Тверского на Никитскую, пропускаешь пару переулков, потом сворачиваешь в третий, и вот оно, пожалуйста. От угла там больше ничего нет. Так что не перепутаешь.

— Как хоть называется? — задергался ее друг. Вечная его привычка спрашивать о малозначительных вещах, а потом еще и болтать об этом.

— Да не помню я, созвонимся, если что не так.

— Ладно, — недовольно буркнул собеседник Стеллы. — В Сети найду.

— Боюсь, не получится: заведение недавно открылось, у него может и не быть своего представительства в Сети. Проверь, если хочешь.

— Так ты сама-то как? Сто лет не виделись.

— Не сто, а всего один. Вечно ты все преувеличиваешь. Вот встретимся и поговорим, а то очень долго получится. Ты когда можешь?

— Да хоть сейчас, — с готовностью ответил телефонный собеседник.

— Сейчас не надо, а вот через час самое то будет. В общем, давай, звони, если что.

Отзвонившись своему приятелю, сыщица быстро (и получаса не прошло) привела себя в порядок, спустилась к машине, выехала на улицу и влилась в поток машин.

Вообще-то автомобильную езду Стелла очень любила. Это когда-то раньше она ездила на метро, а потом устав от вечной толкучки и обилия малоприятных лиц, скопила денег на бюджетные «Жигули». В настоящий момент перемещалась на взятом в кредит Солярисе. То была уже третья ее машина. Денег оставалось в обрез, экономила даже на самом важном. На отпуске, на фитнес-центре и на косметике от Диора. Но жизни и работы без своего автомобиля сыщица уже не представляла. Конечно, ей приходилось отдавать кредит за машину, расплачиваться за втюханное автомобильным дилером добавочное оборудование и несуразно-дорогую страховку. Ей постоянно надо было решать кучу мелких, но противных проблем. С мойкой, с парковкой, с царапинами, с заменой расходников и с гарантийным обслуживанием, а раз в сезон менять резину и три раза в неделю заливать полный бак. Придурков и неадекватов на дорогах тоже никто не отменял, но Стелла, в принципе, не жаловалась. Каждый отдельный денежный впрыск в машину был ей вполне посилен, вот только если бы она тщательно подсчитала цену обладания своим сокровищем, то выяснила бы, что узкоглазый четырехколесный друг ежемесячно сжирает половину доходов и половину свободного времени. Сыщица могла бы купить себе вместо южнокорейской очаровашки старую добрую «Ладу-Зубило», чтобы не заморачиваться. Не обременять себя ни подозрительно дорогой страховкой, ни коррозией металла, ни царапинами, ни драгоценными запчастями. Могла бы бросать машину где угодно, а чинить за мелкий прайс в безымянном гараже рядом с домом, без бумажной волокиты, очередей и возни. Могла, но так никогда уже не поступит. Если бы кто-нибудь сказал Стелле, что машину она выбрала не по своему уровню и не по средствам, девушка даже поленилась бы посылать собеседника в задницу. Девушка просто сделала бы большие глаза и повертела пальцами у виска.

Улицы города. Движение, светофоры, пробки. Пробки в столице возникают практически везде. Говорят, что есть такая программа по избавлению от пробок, и она, программа эта, предусматривает корректировку светофоров, перевод улиц на одностороннее движение и выделение полос под разные виды транспорта. Не верила Стелла во все эти программы. Сколько их было, сколько еще будет, а от машин не протолкнуться.

Словно в подтверждение своих мыслей, сыщица угодила в небольшой, но противный затор на Профсоюзной улице. Как только пробка начала понемногу рассасываться, Солярис Стеллы подрезала серебристая Лянча с какой-то нахальной крашеной в солому бабой за рулем. Поцарапанным оказалось левое переднее крыло Стеллы и заднее правое нахалки. Хорошо хоть зеркало не снесла, а могла бы. Виновница остановилась, лениво вышла из машины и подошла прямо к Стелле. Та опустила стекло и спросила:

— Вы что, правил дорожного движения не знаете?

В ответ раздалось:

— Рот свой закро-о-ой, женщина-а-а! Он тебе совсе-е-м не для этого нуже-е-ен!

«Лет двадцать пять, не больше, — подумала сыщица. — Скорее, сильно меньше, просто так выглядит. Макияж как у порнозвезды, а все туда же… крутую из себя корчит, дура».

Блондинка говорила с модным в определенной среде акцентом: фразы произносила чуть нараспев, растягивая гласные в конце слов. Такую манеру Стелла ненавидела до отвращения и нервной дрожи. Спокойно, но громко и отчетливо она произнесла с расстановкой:

— Еще раз повысишь на меня голос, сука, мозги тебе вышибу и по асфальту размажу!

После этого она вытащила из сумочки пистолет Стечкина и аккуратно положила его поверх приборной доски, поближе к стеклу: в Лянче, на пассажирском сидении, просматривался толстый мужской силуэт. Крашеная блондинка маневра не заметила и переспросила в прежней манере:

— По роже-е-е захоте-е-ела?

На что сыщица тихо, но отчетливо ответила цветисто-развесистой фразой исключительно из нецензурных слов и сленговых выражений. Закон и правила приличия не позволяют воспроизвести здесь этот замечательный текст.

— А ты что, уголовница? Сидела? — удивилась крашеная, внезапно позабыв свой акцент. Похоже, она только сейчас заметила «пушку» у ветрового стекла.

Тогда Стелла поразила ее глубиной мысли:

— Не для того Господь даровал мне мозги, чтобы сидеть! А ну, брысь!

На этом диалог завершился. Крашеная вернулась в свою Лянчу, и обе женщины стали дожидаться автоинспекцию. Было видно, как блондинка что-то возбужденно втолковывает неподвижному силуэту. Однако спутник нахалки не сделал никаких попыток вмешаться в ситуацию: так и просидел, не меняя своей позы и положения.

Пока ждали дорожных полицейских, сыщица поняла — в кафе не успеть ни при каких обстоятельствах. Тогда она сделала «звонок другу». Возможно, повезет, и он еще не приехал.

— Да? — как-то неуверенно отозвался друг. Правда, что ли, опоздал? Вот хорошо бы.

— Ну? Ты что, все еще не вышел? — перешла в наступление сыщица. — Или уже? А то я ненадолго задержусь.

— Ненадолго? Это часа на два? — из трубки доносились раздраженные интонации. — Я уже на месте.

— Быстро, — на секунду растерялась Стелла. Она была просто уверена, что друг опоздает: или кафе не найдет или застрянет в пробках. А тут на тебе — и кафе нашел, и столик занял, и сидит уже. — Ладно, вероятно скоро приеду, перезвоню тогда, если получится. Не скучай там.

Когда минут через сорок друг позвонил сам (автоинспекции даже видно еще не было), сыщица не стала прояснять ситуацию. Желания ехать не осталось совсем, настроение оказалось испорчено безвозвратно, а идти в кафе в таком состоянии сыщица не могла и сослалась на внезапную мигрень и общую неспособность к полезным действиям. Передоговорились на послезавтра или как-нибудь на потом. Как получится.

Однако встречу с другом пришлось отложить на неопределенный срок. Дело в том, что Стелла совсем закопалась в документах связанных с «Бирюзовым Глазом» и довольно-таки быстро заключила: познаний ей катастрофически не хватает. В физике, кристаллографии, а главное — в геммологии она мало что смыслила, и что такое геммология, практически не знала совсем. На каком-то сайте вычитала, что наука сия изучает свойства драгоценных камней, особенности их состава, декоративные и художественные качества, а также разные аспекты обработки и огранки. На этом ее сведения в данной области заканчивались. Еще она слышала, что объектами геммологических исследований являются как природные ювелирные камни, так и искусственные заменители.

Сыщице пришлась пройтись по разным сайтам и перелопатить массу статей, и к своему неудовольствию осознать полное невежество в нужном вопросе. Без живых бесед со специалистами не обойтись никак, даже библиотеки с архивами не спасали. Поэтому Стелла волевым решением ограничила круг потребляемой информации, оставив только то, что по ее мнению, будет нужно для поисков. В профессиональные дебри сыщица решила не углубляться.

Правда, был у нее один знакомый французский искусствовед русского происхождения, и Стелла иногда обращалась к нему за помощью по разным вопросам. Звали его Виктор, работал он в одном из парижских музеев. Сыщица почти сразу наткнулась в скайпе на нужный контакт, убедилась, что юзер в онлайне (вот повезло!) и сходу озадачила его вопросом:

— Привет, Виктор! Как жизнь? Дело к тебе. Ты же знаешь, сколько может стоить консультация у специалиста твоего профиля, но имеющего докторскую степень? Вообще цены известны?

— Привет Стелла. Вообще-то докторская степень и у меня есть, так что можешь сразу спросить. В чем дело-то?

— Ты пи эйч ди? Я и не знала. Мне по ювелирному делу спец нужен.

— Вообще-то у меня ученая степень хабилитированного доктора^[13], — слегка обиделся собеседник Стеллы. — А все-таки, чего хотела узнать?

Стелла как можно более кратко и сжато, не вдаваясь в излишние подробности, объяснила свои пожелания.

— Да… не повезло тебе со мной. Тут нужен сертифицированный эксперт по ювелирным камням, геммолог, а в своем окружении таких просто не знаю. Ты вообще любишь огорошить… вопросики у тебя, как у журналистов. В этой области мало что смыслю, и тут точно ничем помочь не могу.

«Врет небось, — подумала Стелла, — все он может, просто связываться не хочет».

— Так ты не знаешь, сколько может стоить подобный вопрос? — спросила она вслух.

— Мне кажется, это зависит как от вопроса, так и от специалиста.

— Само собой. Но если надо выяснить историю какой-то очень дорогой, но малоизвестной вещи? Ситуация нестандартная, самого предмета нет, его пока только ищут.

— Это исторические изыскания в архивах или вопрос об известном артефакте типа легендарного Святого Грааля или Ковчега Завета?

— Не, Святой Грааль и Ковчег Завета, — засмеялась Стелла, — слишком известные артефакты. С этим лучше обратиться к Индиане Джонсу или к Стивену Спилбергу.

— Доктора тоже разные бывают: есть такие, которых все знают, они у всех на слуху, хотя специалисты они так себе, а есть не столь известные, но энциклопедисты в своей области. Такой, если вопрос из его области, и бесплатно все расскажет, а если…

— Я знаю, — перебила Стелла, — что многие специалисты помогают абсолютно бесплатно, даже обижаются, если им кто-нибудь предложит деньги…

— …а если нанимать доктора, — продолжал Виктор, — то тут, зависит от страны. Если у вас, то это значит, что работать будет не столько сам доктор, сколько бригада его младших коллег. Такие вещи у вас обычно кандидатам наук заказывают. Причем не особо распространяются на данную тему.

— Короче, порядок цен ты не знаешь?

— Да нет его, этого порядка! — явно обозлился Виктор. — Это же не статья или там книга. Если исследование плановое, то оно обеспечивается грантом, если заказ частного лица, то это вообще не к доктору. Но если частному лицу все же приспичило именно доктору заказать, и он такового доктора уже отыскал, то тут все упирается в щедрость заказчика и нужду этого самого доктора. О таких ценах не говорят, и я их не знаю. Вопрос сугубо частного порядка.

— Ты не кипятись. Я же по-дружески спросила.

— Твой вопрос выглядит нелепо и нереалистично. Ты что, пишешь роман в стиле Дэна Брауна? Тогда придется тебе и туфту такую же сочинять, про докторов, тайных католиков и катакомбы Ватикана. В жизни такого никогда не случается.

— Если бы все было так просто, я бы в интернете давно нашла, — на сей раз уже рассердилась Стелла. — Или из разговоров бы узнала. А Дэн Браун, кстати, очень-очень популярный автор, хоть и любит писать разную ненаучную фантастику. Но, все-таки, сколько могут запросить за такую консультацию? Хотя бы чисто теоретически?

— Чисто теоретически ты не отчаивайся, — вдруг внезапно подобрел Виктор. — Лет двадцать назад наиболее известный мне российский специалист-геммолог жил и работал в Петербурге, в геммологическом кабинете музея Горного института. Доктор наук, профессор. Зовут — Марк Иванович Анвальт. Только он, по-моему, давно уже помер. Потрясающий был старикан, все знал. Но, возможно, у него остались ученики. У специалистов такого ранга просто обязаны быть ученики. Так что вот тебе для начала такой адрес: Санкт-Петербургский государственный горный университет, Геологоразведочный факультет, Кафедра геммологии.

На этом распрощались, и Виктор отсоединился. Предстояло ехать в Петербург. Вообще-то большие города Стелла любила, но за одним исключением — терпеть не могла портовые. Не понимала она, что там хорошего. Вонь, грязь, куча людей и машин… Высокая преступность. А Петербург не любила вообще никогда, и всегда, когда туда попадала, стремилась побыстрее вырваться куда-нибудь на природу. При этом многие ее знакомые вертели у виска пальцем и недоумевали, как это так, Питер не любить? При этом любить жить в «Большой Деревне»? Но Стелла Петербург не выносила, зато Москву обожала. Этот город был ей дорог и любим с самого детства. Только здесь она могла восстановиться, когда ей делалось плохо; только здесь она, выходя на улицу, говорила себе «я дома» и только здесь она чувствовала себя действительно свободной. Потому, что это был ее город, близкий ей по настроению, близкий по духу. Здесь она нашла человека, которого полюбила, и здесь состоялась как личность и как профессионал. Все у нее связано с Москвой. Поэтому и жить сыщица хотела только в Москве.

Как Стелла добралась до Кафедры геммологии Горного института — а ныне, университета, история не такая уж и простая, об этом нужно рассказывать отдельно. Стоит лишь упомянуть, что тут-то и пригодилось то самое удостоверение, временно выданное ей Конторой. Пластиковая карточка с плохой фотографией Стеллы, штрихкодом и номером произвела магическое действие. Сыщицу встретила доцент кафедры — Алевтина Петровна Горохова, — корпулентная дама бальзаковского возраста.

— Так чем мы вам можем служить? — пафосно спросила дама низким грудным контральто. Стелла почему-то подумала, что Алевтина Петровна в свободное от работы время поет на сцене самодеятельной оперы. — Давайте пройдем в кабинет Андрея Михайловича, там все равно свободно.

Сыщица не стала уточнять, кто такой этот Андрей Михайлович, а молча проследовала за дамой. Кабинет оказался тесноватой комнатушкой заставленной разноплановыми шкафами с какими-то громоздящимися сверху пыльными коробками. Окно скрывала старая пожелтевшая французская штора. Еще тут имелся обычный канцелярский стол, пара стульев и потертое кожаное кресло за столом. Сам стол был чист и пустынен, словно космодром из фантастического мультика.

Первым делом Алевтина Петровна поместила себя в кресло, что предательски заскрипело, после чего сказала:

— Вот здесь нам никто не должен помешать. Так что вас интересует?

— Я слышала, что работал у вас такой профессор Марк Иванович Анвальт, — сразу же приступила к делу сыщица. — Не знаю, жив ли он еще.

— Марк Иванович? Жив, конечно, только он давно уже на пенсии. Ему знаете сколько? Восемьдесят пять! А зачем он вам вдруг понадобился?

— Нужна его консультация по поводу похищенного за границей бриллианта, — пояснила Стелла, украдкой разглядывая окружающий интерьер. — Когда-то он принадлежал нашему государству, и сейчас появилась возможность вернуть. Как эксперта рекомендовали именно Марка Ивановича. Дело очень важное, и я, к величайшему моему сожалению, не вправе всего рассказать. Ну, вы меня конечно понимаете?

— Как же, как же, понимаю, — закивала Алевтина Петровна. — А Марку Ивановичу позвоню. Обычно он дома у себя сидит, лишь пару часов утром и два часа вечером прогуливается по набережной. Но старик молодец, без работы не может, и всегда, как только возникает необходимость, мы привлекаем его в качестве консультанта или эксперта. Да, совсем забыла, он же у нас числится на какой-то должности на четверть ставки что ли… Это формально необходимо, чтобы имел право подписывать разные документы и экспертные заключения. Но сам Марк Иванович точно не пострадает?

— Да нет, что вы! Наоборот, специально приехала за помощью. Если нужно, то пришлют официальный запрос, но это долго, не люблю лишнюю бюрократию.

— Попробуем без бюрократии. Я ее тоже не люблю, писанины и так хватает. А Марк Иванович, он человек удивительной судьбы и потрясающей памяти. Ходячая энциклопедия. Знает о драгоценных камнях все, что с ними связано и все то, что когда-то вообще было известно в этой области. Подозреваю, что он знает даже то, что никому пока неизвестно! На самом деле он никогда не был профессором, которым его часто ошибочно считали, он доктор геолого-минералогических наук, доцент. Проблема в том, что Марк Иванович терпеть не может никого учить. Даже лекции читать не любит, хоть и приходилось ему это делать. Поговорить за чаем, с глазу на глаз, это да, это пожалуйста. А вот семинары, лекции… увольте.

— Так взял бы аспирантов. Научному руководителю лекции читать необязательно. Или что-то путаю и не так понимаю?

— Да были у него аспиранты… но недостаточное количество, чтобы стать профессором. Впрочем, от этих аспирантов Марк Иванович такого натерпелся, что кроме вреда ничего не получил и до защиты так никого и не довел.

— Почему?

— Ну, как почему… как всегда. Из-за чужой глупости, трусости, жадности и человеческой подлости.

— Не расскажете?

— Отчего нет? История стала хорошо известна в узких кругах, и тайной никогда не являлась. Первого аспиранта навязали, как только Марк Иванович защитил докторскую. Он отказывался, но недостаточно активно, и аспиранта все-таки взял. Это оказался пронырливый молодой человек, который первым делом на Анвальта донос настрочил. Обвинение было немудрящее: мол, ворует неучтенные бриллианты и продает за границу. Интересно, где бы он взял эти неучтенные бриллианты? В ту пору он работал в Институте кристаллофизики академии наук. Когда Марка Ивановича арестовали, его ученик украл рукописи своего учителя, чтобы переписать и выдать за свои. Что и сделал. Такое, к сожалению, случалось время от времени. Этот тип сразу же отказался от прежнего руководителя, нашел себе формального, которому все было до лампочки, и начал готовить диссертацию. Марку Ивановичу, если бы его осудили, по тогдашним законам грозил расстрел, поэтому его аспирант ничего не боялся, чего-нибудь похожего на совесть, как мы понимаем, у него отродясь не было. Сначала на материалах Марка Ивановича этот аспирант сварганил несколько неплохих статей, ведь материал-то был действительно качественный, Марк Иванович работать умеет. А потом из этих и других статей слепил диссертацию, накропал автореферат и представил ученому совету института. И все бы прошло успешно, если б не стечение обстоятельств. Во-первых, оказалось, что тот аспирант плохо знал тему «своей» работы. Намного хуже, чем должен, если судить по «его» статьям. Во-вторых, кто-то из коллег Марка Ивановича кое-что вспомнил, а в-третьих, самого Марка Ивановича внезапно выпустили на свободу. В ту пору как раз раскручивали очередное бриллиантовое дело, и в процессе следствия стало известно, что Марк Иванович никак не вписывается в схему преступления. Более того, сам Марк Иванович сильно помог следствию как эксперт, поэтому следственные органы поняли, что к чему. Там тоже не всегда дураки сидят. Настоящих обвиняемых вполне хватало, те уже пели соловьями, сваливая друг на друга, только вот имени Марка Ивановича в этом пении слышно не было.

— А что потом было с тем аспирантом?

— С аспирантом? Ничего не было, до сих пор работает. Государственным человеком стал.

— А дальше?

— А дальше Марка Ивановича хоть и отпустили, но на работе так и не восстановили. Начальству отчего-то не захотелось держать доктора наук, которого в чем-то пытались обвинить. Пусть и ложно обвинить, но все равно. В ту пору у них в институте был глупый и очень трусливый директор, который решил подстраховаться. Как бы чего не вышло. Вот Марк Иванович и был вынужден из Академии уйти и устроиться на работу в геммологический кабинет Горного института. Но в учебном институте доктора наук должны участвовать в учебном процессе, и Марка Ивановича обязали читать лекции и навязали сразу двух новых аспирантов.

— И эти тоже оказались жуликами?

— Вы не поверите, но да. Тоже. Только жуликами совсем иного склада. Один сам воровал камни, а другой просто-напросто выдавал искусственные рубины за природные, снабжал их липовыми заключениями и продавал. Обоих посадили, Марка Ивановича долго таскали на допросы, но потом отстали. Зато так и не дали профессорскую должность, только доцента, а еще возникла упорная молва, что у доцента Анвальта аспирантуру лучше вообще не проходить. Дурная примета. В результате прекратили приставать с преподавательской работой и оставили по научно-исследовательскому сектору. Периодически вопрос о преподавании возникал, но так же быстро и затухал.

— Вот бы с ним поговорить! — мечтательно произнесла Стелла. — Сам Марк Иванович Анвальт! Я даже не надеялась на такую возможность. Может, существует какая-нибудь вероятность встречи с ним?

— Существует, конечно. Я ему позвоню и предупрежу о вас, потом перезвоню уже вам, и тогда сможете с ним договориться. Сейчас уже поздно, — он рано ложится.

— Ой, я вам очень признательна! Скажите, как можно вас отблагодарить?

— Да ерунда, было бы о чем вообще разговаривать. А вот Марка Ивановича обязательно отблагодарите. Он человек крайне деликатный, поэтому сам вам ничего не скажет, наоборот, будет всячески отказываться, уверять, что ему ничего не надо, и для него само по себе удовольствие быть полезным и оказать помощь такой очаровательной девушке. Это он вам так скажет, или почти так. Но старик один-одинешенек, и ни на кого, кроме нас, его коллег, рассчитывать ему не приходится. Живет почти на одну пенсию, поэтому заплатите. Он доктор наук, мировая величина в своей специальности, и цена за подобную консультацию у экспертов его класса составляет сто евро. Поэтому исходите из таких примерно расценок. А чтобы нам не обижать старика, я скажу, что у нас с вами заключен договор, и ему положена плата за экспертную работу. Врать не хорошо, но возьму грех на душу.

— Почему обязательно врать? Фактически, так оно и есть. Тогда может, действительно заключим такой договор? Официально, на бланке со всеми печатями?

Собеседница Стеллы как-то странно замялась.

— Можно, конечно, но вы знаете, какая это будет потом возня? Мы же со всякими бумажками замучаемся.

* * *

Дверь открыл слегка сгорбленный старичок с морщинистым, как печеное яблоко, лицом, на котором сверкали ярко-голубые и необыкновенно проницательные глаза. Он был в домашних тапочках, американских джинсах и теплом шерстяном свитере. Левая рука явно плохо слушалась его: почти всю тыльную сторону занимал старый ожоговый рубец. Стелла назвала себя.

— Марк Иванович, — в ответ представился старичок. — Да, меня зовут как того чеховского героя из «Шведской спички». Только я не Кляузов, а совсем даже наоборот Анвальт^[14].

Заметив, что Стелла обратила внимание на его искалеченную руку, Марк Иванович пояснил:

— Еще мальчишкой блокаду пережил. С тех пор на всю жизнь памятка осталась — ожог термитной бомбы. Вы проходите, проходите. Сейчас мы чайку организуем, вы расскажете, чем интересуетесь, а уж я-то постараюсь помочь. Если смогу, конечно.

У него оказался скрипучий надтреснутый голос, но четкая дикция и очень правильная чистая русская речь, которую ныне уже нечасто встретишь на российских просторах.

Стелла объяснила причину своего визита. Когда хотела, сыщица умела говорить образно и весьма убедительно.

— Да, все так и есть, — закивал Марк Иванович. — Мне уже звонили из Горного. Вас интересует «Бирюзовый Глаз». Неужели нашелся? Боже мой, сколько же лет прошло! Еще не отыскался? Только следы? Будьте с ним осторожнее, чрезвычайно опасная, хоть и любопытнейшая вещь, а еще более занятно, что вы заинтересовались ею именно сейчас. Надо же, «Бирюзовый Глаз», поверить не могу. Вообще-то его странную и запутанную историю почитатели бриллиантов во всем мире знают, но знают плохо, а если где-то не хватает информации, то ее место занимают рассказы и ложные выдумки о других, чем-то сходных голубых камнях, которые не имеют к нашей истории никакого отношения. Отсюда частые недоразумения, разночтения и ошибки. Не побоюсь сказать, что «Бирюзовый Глаз» — наиболее загадочный из всех драгоценных камней. Но не только совершенной красотой прославился этот образец. Слабая известность его истории — вот одна из главных загадок. Какая-то мистика, честное слово. Видимо, сам камень хранит собственные тайны, и заботится о нераспространении правдивой информации о себе. Но людей трудно заставить молчать. Люди вообще питают слабость к чудесным драгоценным камням и ко всяким мистическим рассказам, что с ними связаны. Такой интерес возникает вовсе не потому, что эти истории касаются огромных денег, и даже не потому, что этот камень божественно красив. На людей действует зачаровывающая магия этого камня. Мне, как нескромно полагаю, удалось воссоздать наиболее «чистую» версию судьбы «Бирюзового Глаза» — «Третьего Глаза Кали» — таково его первое, историческое имя.

Получалось так, что с этим бриллиантом действительно творилось что-то удивительное, что вызывало самое искреннее изумление. А поскольку его владельцами зачастую становились богатейшие и влиятельнейшие представители нашего мира, то чисто человеческий интерес к данным событиям многократно усиливался. К тому же «Бирюзовый Глаз» сам по себе являлся очень непростым объектом. В нем абсолютно нет никаких включений и изъянов. По всем физическим характеристикам этот камень «самый-самый»: самый твердый, превосходящий не только все известные алмазы, но и нитрид бора — самое твердое, согласно справочникам, вещество. Он еще и самый прозрачный, самый блестящий, самый дорогой для такого веса. Да и самый опасный, как это вам уже известно. Кто и когда при такой твердости сумел придать ему огранку — неизвестно. Это еще одна из его загадок.

Какими только именами его не награждали в истории. «Третий Глаз Кали», «Алмаз-убийца», «Бирюзовой бриллиант французской короны», «Голубой Дьявол», «Смертельный алмаз»… И все это он, легендарный голубой бриллиант, который сейчас известен во всем мире под именем «Бирюзовый Глаз». Овальной огранки, кристальной чистоты в пятьдесят три карата он прославился как зловещий, роковой камень, приносивший страшные беды, безумие, болезни и смерть почти всем своим владельцам. Есть только одно исключение из этого правила, о нем я потом расскажу. Несмотря на дурную славу, за голубым бриллиантом фанатично охотились во все времена: многократно похищали и выкупали у владельцев за баснословные деньги. Из-за него убивали, предавали и шли на самые гнусные преступления.

Надо сказать, что цвет у бриллианта действительно весьма необычный — не просто голубой, а при определенном освещении флюоресцирующий красным. Обычно его цветовая гамма варьирует в зависимости от характера и природы освещения. Так в колеблющемся факельном свете он сияет рубиново-красным цветом, при дневном освещении его оттенки меняются от небесно-бирюзового до темно-голубого.

По официальной европейской версии, этот уникальный алмаз когда-то давно был добыт в Коллурских копях, огранен и укреплен во лбу статуи богини Кали в главном храме Калигхата. По индийской же легенде он был принесен в храм самой богиней. Как долго он украшал лик богини, не знает никто, только в тысяча шестьсот пятьдесят восьмом году бриллиант был украден знаменитым расхитителем храмов, известным как Махаб Рам. Никто толком не знает, такое ли его настоящее имя, но, судя по всему, то был незаурядный человек. Сохранилась древняя поэма о его похождениях, где неизвестный автор рассказывал, что Махаб Рам происходил из влиятельной семьи брахманов, но еще в юности за какое-то ужасное преступление был изгнан из своей касты, оказался вне общества и стал практически неприкасаемым. Предприимчивому молодому человеку ничего не оставалось, как сделаться вором, однако воровская среда его тоже не приняла. Тогда он решил, что раз уж боги настолько несправедливы, что прогневились на него и выбросили из общества, то будет вполне закономерно обворовывать самих богов. Так Махаб Рам избрал профессию расхитителя храмов. Помощников он не признавал и всегда действовал в одиночку. Он совершил множество дерзких и неизменно удачных краж и ограблений, пока не покусился на третий глаз страшной и ужасной богини Кали. Эта уникальная богиня, пожалуй, самая пугающая среди всего индуистского пантеона. Ее изображают как синевато-черную четырехрукую стройную молодую женщину, обычно обнаженную или полуодетую в шкуру леопарда. В одной руке у нее меч, в другой — голова убитого ею демона, двумя остальными она благословляет своих почитателей, делая изгоняющий страх жест. Вместо серег — два трупа, на груди — колье из человеческих черепов, пояс из отрубленных рук. Ее глаза сверкают кровавым огнем, лицо и тело залиты кровью, а ногой она опирается на тело своего мужа, бога Шивы. Тем не менее, ошибочно считать богиню Кали исключительно злой богиней. Кали разрушает невежество, тем самым, поддерживая мировой порядок.

По легенде, страшная богиня Кали прокляла всех, кто осмелится владеть ее похищенным глазом. В ту пору в Индии уже появились европейцы, и Махаб Рам продал в Мадрасе украденную святыню богатому английскому купцу, некоему Роберту Кингстону. Дальнейшая судьба расхитителя храмов трагична и хорошо известна. Вор попался случайно, уже во время следующего ограбления, нелепо сломав ногу при неудачном прыжке. Согласно индийским законам, меры наказания, применяемые к вору, зависели от того, был ли он задержан на месте преступления или нет, совершена кража днем или ночью. Преступника, пойманного с воровским инструментом на месте кражи, закон предписывал казнить не колеблясь. На свою беду Махаб Рам действовал ночью и обладал целым набором соответствующих приспособлений. Местные власти недолго с ним церемонились: бедняге отрубили обе руки и посадили на кол. Так закончил свои дни легендарный вор Махаб Рам — несостоявшийся брахман, затем везучий вор, а в конце жизни безумный неудачник, оскорбивший саму богиню Кали.

Английский коммерсант Роберт Кингстон, первым приобретший алмаз, не захотел связываться с явно ворованной и опасной святыней, поэтому почти сразу перепродал камень известному французскому торговцу драгоценностями Жану-Батисту Тавернье, который тогда держал в руках всю европейскую торговлю бриллиантами с Индией. Тавернье, в свою очередь доставил камень ко двору Людовика Четырнадцатого.

Сам Жан-Батист Тавернье печально закончил свои дни. Сначала для него все складывалось очень удачно: он был представлен Людовику, возведен во дворянство и на скопленные средства приобрел титул барона. Женившись на дочери богатого парижского ювелира, Тавернье отошел от дел и принялся за написание мемуаров. Но позже по причинам, которые до сих пор вызывают разногласия среди историков, бывший торговец выехал из Парижа, намереваясь отправиться в Персию, но умер, когда проезжал Москву. Здесь же он и был похоронен на Лефортовском кладбище.

Людовик Четырнадцатый, услышав страшную историю голубого алмаза, не пожелал оставлять у себя камень с такой дурной репутацией в неизменном виде. Его величество повелел, чтобы бриллиант огранили заново. Считалось, что переогранкой можно «снимать проклятие» с драгоценных камней. Но ни один из парижских ювелиров не принял такой заказ, поэтому решено было отправить алмаз в Антверпен, в тогдашнюю ювелирную столицу Европы, и выполнить работу там. Однако по дороге, на охраняемую карету с королевским конвоем было совершено разбойное нападение шайки известного грабителя Жака Родэ. Охрана оказалась перебита, а сам алмаз похищен. Однако бандиту такая баснословная добыча не принесла сколько-нибудь продолжительной удачи. Он был вскорости схвачен властями, но камня при нем так и не обнаружили. В ту пору Жак Родэ был широко известен как жестокий и беспринципный преступник, но, несмотря на пытки, разбойник так и не сказал, куда делся королевский бриллиант. Вернее, всякий раз он называл новые места, но посылаемые туда отряды вооруженных людей ничего не могли обнаружить. Вероятно, он просто забыл, где алмаз, а может, даже не знал. Неверные же признания совершал исключительно под действием жесточайших пыток, дабы прервать мучения. Как бы там ни было, но Жак Родэ был приговорен к казни и двенадцатого июня тысяча шестьсот семьдесят перового года празднично колесован в Париже.

Вы же знаете, что такое колесование? Нет? Эта экзекуция хорошо и подробно описана в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона. На досуге полюбопытствуйте. В России только великий государь Петр-реформатор ввел эту изуверскую средневековую казнь, и лишь при Николае Павловиче она была изъята из уложения о наказаниях, как устаревшая и не очень эстетичная.

После Жака Родэ история знаменитого камня прерывается, и доподлинно неизвестно, что с ним происходило до самого тысяча семьсот восемьдесят восьмого года, когда он снова вернулся ко двору французских королей. Таинственный голубой алмаз был торжественно преподнесен уже Людовику Шестнадцатому на шестилетие дофина. Такой щедрый подарок французскому королю сделал сам его величество Карл Третий Испанский, втайне ненавидевший Францию, в свое время втянувшую его в неудачную войну с Великобританией и Португалией. Какими путями «Бирюзовый Глаз» оказался у испанской короны, неизвестно: Мадридский двор всегда ревностно сохранял свои секреты.

Людовик Шестнадцатый не признавал суеверий, считал себя просвещенным монархом, увлекался техникой, науками и не счел нужным как-то оберегать себя от мифического проклятия какой-то языческой богини. Сначала он владел голубым алмазом сам, а потом одарил им свою обожаемую супругу Марию-Антуанетту, которая позволяла играть им своим детям. Но недолго они наслаждались роковым алмазом. Почти сразу после возвращения бриллианта, всевозможные беды и неудачи стали преследовать королевскую семью. Король, вначале своего правления зарекомендовавший себя как умный и проницательный монарх, вдруг начал совершать грубейшие ошибки. Людовика словно подменили. Он рвал выгодные союзы, заключал гибельные, предавал друзей, возвышал врагов и изменников, принимал решения губительные для государства. Власть короля таяла, а в сентябре тысяча семьсот девяносто второго года Национальный конвент вообще объявил об упразднении монархии. Людовик Шестнадцатый к тому времени уже давно был пленником, а вместе с ним и его семья: жена Мария-Антуанетта, дочь Мария-Тереза и маленький Луи-Шарль, ставший наследником после смерти своего старшего брата, на шестилетие которого королю и подарили роковой бриллиант. Людовика обвинили в заговоре против свободы нации, лишили титула короля и публично гильотинировали при большом скоплении народа. Проклятье рокового камня коснулось и судьбы королевы: спустя девять месяцев Марию-Антуанетту ложно обвинили в разных несуществующих преступлениях и убили на той же гильотине, точно так же, как и ее супруга. Их сын, маленький Луи-Шарль, был отдан «на революционное воспитание» сапожнику, потом заключен в тюрьму, где и умер от туберкулеза осложненного общим истощением. Таким образом, несчастный мальчик занял свое место в череде жертв рокового бриллианта.

Тем временем «Бирюзовый Глаз» опять украли. Когда с началом Великой Французской революции королевское семейство попало под арест, во дворец проникли воры и похитили все драгоценности короны. Вместе с прочими сокровищами пропал и бирюзовой бриллиант. Согласно одной из гипотез, кража была организована Дантоном для подкупа врагов революции. Как бы там ни было, но «Бирюзовый Глаз» оказался в Англии, был продан Георгу Четвертому, который потом подарил его одной из своих фавориток. Вскорости «Бирюзовый Глаз» ушел с молотка ради покрытия долгов любовницы Георга. Самой девушке подарок не принес ничего кроме гибели: почти сразу она сошла с ума, и оказалась в лондонской Больнице святого Луки — приюте умалишенных из привилегированных членов общества, где и умерла через пару лет.

Следы же Бирюзового Глаза в очередной раз временно потерялись.

Таинственный голубой бриллиант «всплыл» на поверхность истории ко второй половине девятнадцатого века, причем снова в Париже. «Бирюзовый Глаз» наделал там много шуму, постоянно менял владельцев, которые едва успевали от него отделываться, тем самым, сохраняя свою жизнь, рассудок и благополучие. Именно в это время британский писатель Роберт Льюис Стивенсон, находившийся в ту пору во Франции и впечатленный рассказами о таинственном бриллианте, написал свою знаменитую повесть «Алмаз раджи».

И вот, наконец, в тысяча девятьсот десятом году «Бирюзовый Глаз» оказался в руках уже тогда знаменитого французского ювелира Пьера Картье — основателя прославленной династии и всемирно известного бренда «Cartier». Прекрасный бриллиант был куплен за астрономическую по тогдашним меркам сумму — за более чем полмиллиона франков. Популярный ювелир стал активно распространять всяческие слухи, чаще всего нелепые и ложные, о разных чудесах, происходящих с камнем. Разумеется, в чисто коммерческих целях. Он снабдил голубым алмазом потрясающий кулон, украсив серией значительно более мелких бесцветных бриллиантов.

После довольно шумной рекламной акции, от Пьера Картье голубой бриллиант попал к одной экстравагантной особе — Эвелин Уолш-Маклин, родной дочери хозяина крупнейшей американской газеты Washington Post. С упорством маньячки, она надевала «Третий глаз богини Кали» даже на свою собачку. Светскую львицу стали преследовать многочисленные неприятности и беды. Ей не везло в любви. Поклонники никогда не оправдывали ее ожиданий. В результате она вышла замуж за безнадежного старого развратника и повесу, который окончательно разбил ее надежды на счастливую жизнь. Муж Эвелин начал беспробудно пить, а затем и вовсе лишился рассудка. Страшные несчастья коснулись не только Эвелин, но и членов ее семьи: почти сразу после покупки рокового бриллианта общество стали потрясать новости одна печальнее другой. Дочь Эвелин покончила с собой, наглотавшись снотворного. Муж Эвелин, находясь в припадке безумия, оказался под колесами автомобиля, получил травму черепа, попал в клинику, и умер, не приходя в сознание. Сама же Эвелин угодила в психиатрический центр Creedmoor, где и провела остаток дней, скончавшись в страшных мучениях. Сложно поверить в то, что весь этот кошмар произошел в одной семье, но история подтверждается газетными публикациями того периода.

Наследники Эвелин оказались значительно умнее и сразу же избавились от опасного алмаза, продав его известному ювелиру — Гарри Уинстону, который прославился не только своим мастерством, он был не просто превосходным художником, еще при жизни он сделался человеком-легендой. Будучи весьма состоятельным ювелирным магнатом, Уинстон устраивал роскошные «алмазные балы» как в самих Соединенных Штатах, так и за их пределами. Его помпезные и яркие вечеринки представляли собой настоящие шоу, на которых богатая публика узнавала лучшие и наиболее дорогие бриллианты Америки. На каждой красавице сияло какое-нибудь невероятно роскошное украшение, которое публика с удовольствием рассматривала, выражая восхищение или договариваясь о выгодной сделке.

Любопытно, что сам ювелир многократно уверял публику, что не суеверен и абсолютно не верит ни в какое проклятье. «Я видел различные камни, и все страшилки о них — чушь собачья», — всякий раз говорил Гарри и снова выставлял бриллиант на выставках и балах. Странно, но в его судьбе действительно не произошло никакого несчастья. Вероятно, то был единственный владелец рокового камня, которого минуло проклятие богини Кали. Возможно, коварная богиня действительно пощадила жизнь человека с таким упорным и сильным характером… человека, что не хвалился наличием роскошного и знаменитого алмаза, не пытался подороже продать, а просто одаривал его красотой многих людей, устраивая пышные вечера. В те годы бриллиант многократно экспонировался на международных выставках, а все собранные средства ювелир передавал на благотворительные цели. В это сложно поверить, но факт остается фактом. Потом Гарри Уинстон баловал высшее общество присутствием голубого бриллианта на «алмазных балах» еще несколько лет, до тех пор, пока в тысяча девятьсот сорок девятом году не подарил сокровище на семидесятилетие генералиссимуса Иосифа Виссарионовича Сталина. Трудно сказать, какими мыслями руководствовался известный американский ювелир, но как бы то ни было, знаменитый бриллиант с длинной кровавой историей оказался в стране победившего социализма.

Семидесятилетие товарища Сталина праздновалось с небывалым размахом. Еще задолго до великого праздника было специальное постановление Политбюро, детально расписывавшее все этапы подготовки к знаменательному дню. В стране началось воздвижение новых памятников вождю и происходило присвоение имени Сталина различным промышленным предприятиям, колхозам, совхозам, станциям метро, улицам и населенным пунктам. Ему пели дифирамбы как большому ученому и великому теоретику, искусному организатору и гениальному полководцу. Десятки тысяч подарков юбиляру поступали со всех концов страны и из-за рубежа. Музей революции в Москве, где они выставлялись, на долгое время фактически сделался выставкой подарков товарищу Сталину.

Однако «Бирюзового Глаза» в этой экспозиции никто так и не увидел. Как известно, вождь всех времен и народов был весьма проницательным человеком, и с большим пониманием относился к разным восточным легендам и традициям. Поэтому сразу же велел отдать драгоценность в закрытый алмазный фонд Гохрана, а в пятидесятом году по указу вождя бриллиант был передан для изучения в Институт кристаллофизики Академии наук СССР. Ваш покорный слуга имел честь быть одним из молодых специалистов, допущенных к тайне. Однако сам товарищ Сталин не прожил и пяти лет после рокового подарка: умер при каких-то подозрительных и странных обстоятельствах пятого марта пятьдесят третьего года. Сразу же изучение «Бирюзового Глаза» было строго засекречено, меня от исследований отстранили, а впоследствии все работы с камнем курировались исключительно службой государственной безопасности. Но на тот момент, пока я еще имел допуск, удалось выяснить, что этот бриллиант представляет собой вариант редчайшего минерала — гексагонального алмаза, одного из самых твердых известных веществ.

Впервые кристаллики этого минерал были найдены в тридцатых годах отечественными геологами на севере Сибири в пределах стокилометровой Попигайской астроблемы — древнего ударного кратера, возникшего от падения астероида в конце эоцена. Новый минерал был условно назван «ударным алмазом». Информация, как это было принято в те годы, осталась похороненной в закрытых секретных отчетах Геологического фонда, и лишь в шестидесятые годы минерал был открыт заново американцами, получил название «лонсдейлит», о чем и вышла соответствующая статья в журнале Нейчур. Далее, уже в семидесятых годах, наши геологи заново обнаружили месторождение гексагональных алмазов в районе того самого метеоритного кратера, где еще до войны находили первые ударные алмазы. По твердости лонсдейлит в полтора раза превосходит обычный алмаз, а если точнее — на пятьдесят восемь процентов! В природе крупные прозрачные кристаллы гексагонального алмаза вообще не встречаются. Этот минерал известен только в метеоритных кратерах, где из-за колоссального давления при ударе графит превратился в лонсдейлит. Ударные алмазы совсем не похожи на обычные, на вид они неказисты и имеют темную окраску. Также их отличает высокая плотность и твердость. Но эти алмазы мелкие, с большим количеством примесей и включений, а крупный кристалл должен иметь время для роста. Так что «Бирюзовый Глаз» — уникальный образец, практически единственный в нашем мире. Я говорю «практически», потому что есть еще один такой, но меньшего размера и с другими свойствами. Но о нем нет никаких сведений уже лет пятьдесят. Если честно, вообще не представляю, каким образом они могли взяться на этой грешной планете, а главное — кто и как смог их огранить? Это вопрос. Впрочем, я уже, по-моему, об этом говорил. Тут впору уверовать в инопланетян или сверхъестественные силы, но я — скептик-материалист, так что остается теряться в смутных догадках.

Ну вот, а уже в Перестройку «Бирюзовый Глаз» опять украли. На сей раз, похитителем оказался полковник КГБ Анатолий Ликвицкий, который по подложному паспорту сбежал за границу, прихватив с собой драгоценность уже тогда оцениваемую в тридцать миллионов долларов. Затем этот беглый предатель продал «Бирюзовый Глаз» одному влиятельному арабскому коллекционеру бриллиантов, но сам протянул недолго: уже в том же году был кем-то застрелен в предместье Лондона. Ходили слухи, что его устранили сотрудники одной из спецслужб, но что там было в действительности, можно лишь гадать. Арабскому магнату дорогое приобретение тоже не принесло продолжительного счастья. Через несколько лет он стал совершать какие-то нелепые сделки, обанкротился и умер от какой-то загадочной болезни. Он катастрофически быстро терял память, перестал узнавать окружающих, впал в детство и вскорости скончался. Все его состояние унаследовал сын — Абдель аль Рахим. К моменту его вступления в права, оказалось, что имущество отца пребывает в плачевном состоянии, и чуть ли не единственный сохранившийся актив — наш старый знакомый — «Бирюзовый Глаз». Уже в недавнее время произошла официальная переоценка бриллианта, и страховая стоимость возросла до пятидесяти миллионов долларов. Впоследствии Абдель аль Рахим поместил бриллиант в швейцарский банк, откуда тот и был непонятным образом похищен. На этом доступная мне история голубого бриллианта прерывается. Однако алмазы живут долго и имеют привычку «всплывать» на поверхность в самые неожиданные моменты. Думаю, с «Бирюзовым Глазом» будет та же история. Неизвестно, что еще ждет его впереди. Вот практически все, о чем могу вам сообщить.

Некоторое время Стелла потрясенно молчала, подбирая слова, а Марк Иванович ждал ответной реакции. Наконец сыщица произнесла:

— Огромное вам спасибо, Марк Иванович. Теперь хоть понимаю, с чем буду иметь дело.

— Может, расскажете, что там сейчас с «Бирюзовым Глазом»? А то так вот помру в одночасье и не узнаю, чем дело-то кончилось.

— Да не кончилось еще, к сожалению. Ищем. Пока даже перспектив никаких. Спасибо вам за помощь, вы меня просто выручили.

— С моей стороны к вам будет ответная просьба.

— Да?

— Вы же записали мой телефон? Не теряйте. Когда найдете «Бирюзовый Глаз», а вы найдете, не сомневаюсь, расскажите мне по секрету, что там с ним происходило, ладно? С глазу на глаз, я никому не скажу, — и Марк Иванович хитро подмигнул левым глазом.

— Договорились, — честно пообещала Стелла. — Еще раз, огромное вам спасибо, вы мне очень помогли.

— Это спасибо вам, — за что-то поблагодарил Анвальт.

— А мне-то за что?

— За то, что не забываете старика. И еще за то, что про блокаду не стали расспрашивать. Не могу я об этом говорить.