Цена мечты

Глава XXVIV

Свадьба маркиза Д’Алваро и третьей дочери герцога эль Виатора, Лавинии, наделала в свете немало шума. Как и предполагала герцогиня, такая внезапность вызвала у многих понятные сомнения и вопросы, однако стараниями отца невесты лишних пересудов удалось избежать: в конце концов даже те, кто хорошо знал Астора Д’Алваро, сошлись во мнении, что это, пожалуй, вполне в его духе. Близкие родственники маркиза комментариев на сей счет никому не давали, сами молодожены, обвенчавшись, тут же покинули столицу, так что салонным сплетницам остались лишь версия Герхарда эль Виатора да собственные домыслы. Спустя уже несколько дней интерес высшего общества Мидлхейма к этой пикантной истории ослаб, а после и вовсе сошел на нет — ни Астор, ни Лавиния в свете никогда не блистали, не были завсегдатаями модных гостиных, на людях тоже появлялись редко, и все о них очень быстро забыли.

Почти все.

Для четы Д’Элтара решение маркиза было что гром среди ясного неба, но если барон хотя бы знал причину, побудившую шурина связать свою жизнь с дочерью человека, которого он глубоко презирал, то для баронессы известие о грядущей свадьбе стало настоящим ударом. Вдвойне сокрушительным потому, что узнала она об этом совсем не от брата…

На следующий день после визита маркиза в дом эль Виаторов, за утренним кофе в столовой, где собралась вся семья, Инес Д’Элтара, лениво просматривающая колонку светской хроники «Огней Мидлхейма» вдруг застыла над газетной страницей. И, вчитавшись в печатные строчки, изменилась в лице. «Девочки, — странным, каким-то не своим голосом произнесла баронесса, не поднимая головы. — Идите к себе» Кассандра и Кристобель, переглянувшись, тотчас же встали и вышли — они никогда еще не видели мать такой, и что-то спрашивать, а уже тем более спорить никому из них даже не пришло в голову. Барон, сидящий подле жены, с недоумением наморщил брови: «Что-то случилось, Инес?»

Та не ответила. Медленно, аккуратно она закрыла газету, положила ее на стол и, выпрямившись, посмотрела на старшего брата. Маркиз Д’Алваро глаз не отвел. Он уже понял, что именно сестра прочла в светской хронике.

«Значит, эль Виатор? — помолчав, сказала баронесса. — Лавиния эль Виатор? Замечательно. Поздравляю, Астор!»

Руэйд, ничего не понимая, переводил взгляд с супруги на шурина и обратно. Что происходит? Что за Лавиния, при чем здесь эль Виаторы, к чему поздравления? «Инес, милая…»- начал было он, однако баронесса только резко дернула плечом, и муж растерянно умолк.

«Ну же, братец! — совершенно ледяным тоном произнесла баронесса. — Что ты молчишь?»

Астор, словно принимая вызов, нагнул голову:

«А что ты хочешь от меня услышать, Инес? Извинения?»

Губы сестры сжались в нитку. «Объяснения, Астор, — я жду объяснений, на которые имею право! Как все это понимать?!» Она со смесью возмущения и отвращения кивнула на «Огни Мидлхейма». Руэйд Д’Элтара нахмурился. Быстро протянул руку, взял газету и, пролистав пахнущие типографской краской страницы, замер, не веря собственным глазам.

«Герцог и герцогиня эль Виатор счастливы объявить о помолвке своей дочери, госпожи Лавинии эль Виатор, с маркизом Астором Д’Алваро, сыном покойных…»

Барон ахнул. «Астор!..»- в полнейшем замешательстве вскричал он, но тот даже головы не повернул в его сторону. Брат и сестра, сидящие за столом друг напротив друга, одновременно подались вперед как два изготовившихся к атаке дракона.

«Что тут понимать, Инес? — бросил маркиз Д’Алваро. — Да, я женюсь. Почему бы и нет?»

«На дочери Герхарда эль Виатора?!»- Темные, как у него самого, глаза баронессы сверкнули. Астор кивнул:

«Да, и что с того? Мне, кажется, уже достаточно лет, чтобы самому решать, когда и кого брать в жены. Или мне следовало прийти к тебе за благословением? Так ты мне не мать, Инес. И твой тон мне совершенно непонятен!»

Баронесса Д’Элтара, побагровев, задохнулась от негодования.

«Тон? Тон мой тебе не нравится?! А тесть, что свел в могилу твоего же друга, значит, как раз по тебе?!»

Плечи маркиза напряглись. Еще ниже нагнув голову, он приподнялся в кресле: «Я женюсь не на нем, а на его дочери, и не собираюсь спрашивать чьего-либо разрешения! Это мой выбор, сестра! И уж точно не тебе меня учить, как мне жить и что делать!»

Баронесса медленно сощурилась. Ее муж, беспомощно моргая, многоопытно втянул голову в плечи. «Вот как? — сквозь зубы процедила Инес Д’Элтара. — Твой выбор, стало быть? Прекрасно. Действительно, кто я такая, чтобы его оспаривать? Только ответь мне на один вопрос, любезный братец… Как выглядит Лавиния эль Виатор?»

В столовой повисло молчание. На щеках застигнутого врасплох маркиза против его воли заиграли желваки, барон обессиленно прикрыл лицо руками, а с губ баронессы слетел громкий уничтожающий смешок. «Тебе стоило взглянуть на нее, братец, — проговорила она, не сводя с Астора пылающего яростью взгляда, — или озаботиться хотя бы портретом, прежде чем делать из меня дуру! Ты знать не знаешь свою невесту, и уж точно не сам ее выбирал! Ты женишься только затем, чтобы навсегда закрыть перед Кассандрой двери Даккарая — не так ли?!» Инес, с трудом переведя дух, на миг опустила веки и усмехнулась. «Восхищаюсь Герхардом, — обронила она. — Так выгодно сбыть залежалый товар… Конечно, Астор, я тебе не мать. Но, да простят меня боги, я очень надеюсь, что мать твоих детей окажется под стать своему отцу, и ты поймешь, кому ты бросил под ноги честь рода Алваро!»

Лицо маркиза потемнело от гнева. «Это уже переходит всякие границы…»- начал было он, сжимая кулаки, но сестра лишь вновь нетерпеливо дернула плечом. А потом с громким скрежетом отодвинула свой стул, поднялась и направилась к двери. Руэйд Д’Элтара, отняв от лица ладони, привстал:

«Инес, дорогая! Прошу тебя! Не надо так, ты просто не понимаешь!..»

Баронесса, уже стоя на пороге, на миг обернулась. «Молчи, Руэйд. Уж лучше бы я действительно не понимала, — она посмотрела на взбешенного брата, и темные глаза стали холодны, как лед, что недавно звучал в ее голосе. — Делай что хочешь, Астор, меня это больше не касается. Но та, ради которой ты поступился собственной гордостью и выставил себя на посмешище, сегодня же получит мое благословение на учебу в Даккарае — может, тогда хотя бы кого-то в нашей семье мне не стыдно будет назвать офицером!» Баронесса Д’Элтара вздернула подбородок. И покинула столовую, хлопнув дверью так, что дом сотрясся от фундамента до самой крыши. Маркиз, тяжело дыша, сгорбился в кресле, невидящим взглядом упершись в стену. Руэйд Д’Элтара, сминая газету, что все еще держал в руках, горько улыбнулся.

«Прости меня, Астор, — тихо сказал он. — И ее прости, она была неправа, но, поверь, если бы она знала…»

Шурин отстраненно качнул головой. «Она права, — чужим голосом отозвался он. — И если бы она знала, то я не дал бы за жизнь этого мальчишки ломаного гроша. А за твою и подавно, если вспомнить, кто его отец. Забудь, Руэйд. Что сделано, то сделано».

Тот не посмел ему возразить. Брат и сестра не сказали больше друг другу ни слова до самого дня венчания, на котором Руэйд все-таки уговорил жену присутствовать. Дочь хозяина Даккарайской пустоши стала маркизой Д’Алваро, свою первую брачную ночь молодожены провели под крышей дома эль Виаторов, а наутро покинули Мидлхейм, даже не заезжая в восточный пригород. Баронесса Д’Элтара на все вопросы любопытных отвечала с неизменной улыбкой, отделываясь общими фразами, барон, следуя примеру супруги, делал вид, что все в порядке вещей, и скоро их обоих оставили в покое. Кассандра, которую на скромное торжество в честь дядиной свадьбы не взяли, к изменению его семейного положения и спешному отъезду отнеслась равнодушно, как и ко всему в последнее время. Только Кристобель, пожалуй, была единственной, кто искренне поздравил маркиза и его новоиспеченную супругу, а после огорчился, что все вышло так скомкано и вдруг.

«Знаешь, — вздыхая, призналась она сестре несколько дней спустя, — им, конечно, виднее, но это все было как-то… неправильно! Даже объяснить не могу, почему. Просто у меня такое чувство, что свадьба должна быть совсем другой!» Кассандра, мыслями витающая где-то далеко, без интереса пожала плечами, однако печаль в голосе Кристобель все же заставила ее проявить какое-никакое сочувствие. «Не переживай, — отозвалась она. — У тебя-то уж точно всё будет иначе. Ты вспомни, сколько дяде Астору лет — ему уж, наверное, все эти праздники давно поперек горла… А что наша тетушка? Какая-нибудь почтенная вдова?» Кристобель отчего-то смутилась. И обронила неловко, опустив глаза к своему вышиванию: «Да нет. Она много моложе него и… на самом деле, очень милая девушка» Голос ее предательски дрогнул. Однако младшая сестра, сочтя свой долг выполненным, уже снова ушла в себя — поэтому ничего не заметила.

Она вообще мало что замечала теперь, бесцельно слоняясь по дому с утра до вечера и не зная, чем себя занять. Ее «болезнь» давно сошла на нет, но и до этого, в сущности, ей не было дела — Кассандре попросту ничего не хотелось. Ни читать, ни разговаривать, ни гулять. Сама того не замечая, она старалась держаться подальше от окон, что выходили на соседский сад, а занавесь на окне в ее собственной спальне теперь всегда была плотно задернута. Каждую ночь, перед тем как улечься в кровать, Кассандра наощупь проверяла задвижку на раме — крепко ли держится? — и до рассвета, ворочаясь в постели, задыхалась от духоты. Она знала, что никто не придет, никто больше тихонько не постучит в стекло, дождавшись самого глухого часа, никто не перепрыгнет с ветки клена на подоконник… Но все равно раз за разом повторяла этот никому не нужный ритуал: подкрасться к окну, сунуть руку в прорезь занавеси, подергать тугую задвижку и, пятясь, отступить, убедившись, что граница на замке.

Кассандре было страшно.

Забиваясь в самые темные углы дома, поворачиваясь спиной к открытым дверям, вздрагивая от каждого шороха, она боялась — но не мстительной силы, из чьих смертельных объятий ей чудом удалось ускользнуть, а того, кто был ее средоточием. Она боялась Нейла. В каждом клубке сумеречных теней за порогом, в каждом слетающем наземь жухлом листе, в каждом движении ветра ей мнилось его незримое присутствие, и деться от этого кошмара было некуда. Потерянный друг смотрел на нее из глубины понимающих отцовских глаз, его голос слышался ей в мягком тягучем выговоре дяди, его улыбка чудилась ей в улыбке старшей сестры. Каждый раз, когда где-то в доме хлопала дверь, или кто-то из родных внезапно окликал ее по имени, Кассандра внутренне вздрагивала и вся съеживалась: безжалостный призрак собственного предательства всюду следовал за ней, ни на минуту не оставляя ее в покое. И куда бы она ни спряталась, чем бы не пыталась заглушить его настойчивый шепот, всё было зря.

Первые дни она боялась, что Нейл придет к ней во сне. Склонит голову набок, так знакомо, грустно спросит: «Ты получила, что хотела, значит, я больше тебе не нужен, Сандра?» — и сердце ее от стыда разорвется на части. Но он так ни разу и не пришел, а сны теперь были темны и пусты, словно бездонная пропасть. Не грезились даже драконы. Проклятые драконы! Лучше бы ей никогда их не видеть! Кто, как не они лишили ее разума, а заодно и всякой совести?!

Кассандра смела выстроенные на камине фигурки летучих тварей в старую шляпную картонку и задвинула альбомы с энциклопедиями на самую дальнюю полку книжного шкафа. Она даже думать больше не хотела о драконах. Но отец, так же, как и дядя, вновь поняли все по-своему. Они говорили с ней о Даккарае, не замечая, как тяжело ей это выносить, они утешали, они обещали, они повторяли «наездник» снова и снова, и Кассандра внутренне корчилась в муках.

Молча.

Обессиленная, опустошенная, раздираемая на части чувством вины, она засыпала на рассвете, каждый раз давая себе зарок покончить уже, наконец, со всем этим, сказать правду, покаяться, однако день шел за днем, а она молчала. Нейл был потерян навсегда, но небо — оно было так близко! Совсем рядом, стоит только протянуть руку, убедить себя, что должно же ей хоть что-то остаться, должна же она хоть чем-то утешиться… И совесть затихала, послушно прячась в тени, чтобы, дождавшись ночи, вновь подать голос, а наутро опять быть изгнанной. Кассандра не могла решиться. А время шло.

До начала вступительных испытаний в высшие школы оставалось чуть больше недели, когда маркиз Д’Алваро женился и покинул их дом. Кристобель расстроилась, а ее младшая сестра, напротив, вздохнула с облегчением. Почему-то именно присутствие дядюшки тяготило ее больше всего, хотя маркиз, к его чести, после того их памятного разговора старался как можно меньше докучать племяннице. И отнюдь не он предложил Кассандре устроить ей «последнюю встречу» с Нейлом, а отец… Встречу! Им! Всякий раз, мыслями возвращаясь к этому, девушка с ног до головы покрывалась холодным потом. Конечно, она отказалась: что еще она могла сделать? Вновь увидеть друга, посмотреть ему в глаза и сказать: «Прости, я последняя дрянь, я променяла тебя на мундир и крылья»?

А ведь он простил бы. Даже вылепи она ему все вот это в лицо — простил бы, потому что не умеет по-другому! Нет, это было выше ее сил. И, конечно, она отказалась…

Трусливая курица!

— Слышишь? — глядя на свое отражение в зеркале, уже вслух повторила Кассандра. — Ты — жалкая, подлая, трусливая курица!..

Отражение глядело уныло. Оно слышало это не в первый раз, и, похоже, к оскорблениям давно успело привыкнуть. Кассандра, раздраженно щелкнув по раме пальцем, с тяжелым вздохом отвернулась. И окончательно сникла — пасмурный взгляд упал на небольшой дорожный сундук возле кровати. На его крышке, уже перетянутой ремнями, стоял открытый ридикюль. Двадцать седьмое августа, лето почти что кончилось. Уже завтра она попрощается с няней, сестрой и матерью, отец погрузит ее немудрящий багаж в дорожный возок, и они вместе отправятся на Даккарайскую пустошь. В школу. Навстречу почти сбывшейся мечте, о которой сейчас нет сил даже думать.

Кассандра опустила глаза и, отойдя от зеркала, с ногами забралась в любимое кресло. Откинулась затылком на его потертую кожаную спинку, подтянула колени к груди. Завтра. Она столько лет ждала этого дня, но сейчас единственное, чего ей хочется — чтобы ночь длилась вечно… Боги! Это невыносимо!

Она усмехнулась. Боги? Да они просто смеются над ней устами родных: папа вчера измучил придирками конюхов и каретного, едва ли не с увеличительным стеклом осматривая возок и лошадей в преддверии отъезда, Крис который день только и щебечет о Даккарае, даже мама — и та вдруг сдалась, торжественно благословив Кассандру на путь в новую жизнь. Они все как сговорились! И ведь ничего теперь не возразишь, никуда не спрячешься, остается только фальшиво улыбаться, кивать и делать вид, что счастливее тебя нет никого на свете.

Девушка мученически скривилась. Чувствовала она себя отвратительно и не сомневалась, что завтра будет еще хуже. Только кому теперь об этом расскажешь?.. Кассандра с новым тяжелым вздохом повернула голову, скользнув щекой по теплой коже обивки, и медленно обвела взглядом свою девичью спальню. Узкая кровать с высоко взбитой подушкой и отогнутым уголком тонкого одеяла; придвинутый к стене круглый рабочий столик, одинокая свеча на нем, желтый круг света на шелковых обоях с мелким набивным рисунком в виде маленьких, перевязанных розовой ленточкой, букетиков полевых цветов; глянцево поблескивающие в полумраке бока комода, высокий ящик у окна… Шишша. «Совсем я о тебе позабыла, бедняжка», — подумала Кассандра, уже привычно ощутив укол совести — забывать она в последнее время стала мастерица! — и издав еще один, на этот раз покаянный вздох, сползла с кресла.

Старая ящерица дремала на своей коряге, обвив ее хвостом. В углу деревянного ящика, наполовину утопленные в песок, темнели блюдца с водой и подсохшими кусочками фруктов. Кассандра нахмурилась. Склонившись над корягой, она провела ладонью по шершавой спине Шишши, легонько ущипнула ящерицу за бок — и, заметив, что складка не разглаживается, закусила губу. Обезвоживание. Ну конечно, и глаза вон как запали — кто за ней ухаживал все эти дни? Крис? Она же понятия не имеет, как это нужно делать! Шишша — не травоядная ящерица, а воду из блюдец они вообще не пьют, да еще эта чудовищная жара… Кассандра, мысленно обозвав себя бесчувственной гадиной, коснулась пальцем сборчатой шеи питомицы и торопливо выпрямилась.

— Потерпи, девочка, — шепнула она. — Я сейчас!

Ночной набег на кухню был стремителен и увенчался успехом. В леднике нашлась свежая рыба, быстро оттаявшая в тепле, большая глиняная кружка доверху наполнилась водой. Лучше бы, конечно, дождевых червей, думала Кассандра, поднимаясь обратно по лестнице в свою комнату и косясь на тарелочку с мелко нарезанной макрелью. Или улиток — Шишша их обожает! Только где все это среди ночи отыщешь в темном саду? Завтра перед отъездом надо будет попробовать раздобыть. Озабоченно качая головой, девушка вернулась к ящику, вынула блюдце с фруктами, поставила вместо него принесенную тарелочку и, набрав полный рот воды из кружки, принялась обильно опрыскивать корягу, саму Шишшу, и деревянные стенки ее узилища. Ящерица оживилась. Изредка моргая круглыми глазами, она слизывала холодные водяные капли, а Кассандра смотрела на нее сверху с любящей жалостью, ругая себя на все корки.

— Наездник, — со злой иронией пробормотала она. — Да такому «наезднику» не то что дракона — и ящерицы доверить нельзя!..

Она утерла рукавом мокрый подбородок, поставила на пол опустевшую кружку и, поднявшись на ноги, решительно отдернула занавесь. Потом потянула тугую задвижку на раме, раз, другой — и распахнула окно.

Теплый чистый воздух, напоенный ароматами садовых цветов, ударил в лицо. Кассандра закрыла глаза, жадно вдыхая его всей грудью. Ушей коснулся громкий стрекот невидимых в ночи цикад, из темноты донеслось глухое собачье ворчание, приветственно зашуршал листьями красный клен. Девушка стиснула пальцами подоконник: завтра и это останется в прошлом. Вместе с Шишшей, вместе с…

— Прости, Нейл, — вырвалось у нее тихое, словно вздох, — я так виновата!

Она опустила голову. И непроизвольно вздрогнула, услышав позади скрип дверных петель.

— Так и знал, — укоризненно проговорил, входя, барон Д’Элтара. Дочь, стоящая у окна, обернулась. — Давно полночь пробило, Кэсси, — завтра вставать ни свет, ни заря, а ты еще не ложилась! Разве это дело?

Вместо ответа Кассандра вновь опустилась на колени возле деревянного ящика. И, сунув туда руку, пробормотала:

— Кто же ее теперь будет кормить, папа? И чистить песок? Крис не умеет, как надо, боится… А скоро она уедет в Данзар — как же тогда Шишша?

Она подняла на барона растерянный взгляд, и отец, тронутый глубокой печалью, что стояла в нем, ласково улыбнулся:

— Ну, Кэсси, не расстраивайся. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

Он прикрыл за собой дверь и, подойдя к дочери, по ее примеру опустился на пол у окна. Заглянул в ящик — старая Шишша, оставив свою корягу, уже занялась рыбой, не обращая внимания на двуногих.

— Ее нельзя просто выпустить в сад, — сказала Кассандра. — Она же совсем ручная и давно, наверное, разучилась охотиться. Она умрет с голоду, папа.

Руэйд, на минуту задумавшись, тряхнул головой.

— Этого, — самым решительным тоном пообещал он, — я ни за что не допущу! От дюжины золотых в год мы точно не обеднеем, а младшие садовники, уж верно, передерутся за такую прибавку к жалованию: твоя ящерка будет жить, как королева!

Кассандра неуверенно улыбнулась, чувствуя, как немного отлегло от сердца.

— Спасибо, папа, — сказала она. Барон неопределенно шевельнул могучими плечами.

— Не за что, милая, — он нежно провел рукой по ее щеке и, отдуваясь, тяжело поднялся с пола:- Не волнуйся больше ни о чем и поскорее ложись. Нам с тобой придется целых три дня провести в пути, трясясь по проселочным дорогам, а когда мы, наконец, доберемся до Даккарайской пустоши, у тебя будет совсем мало времени, чтобы отдохнуть перед вступительными испытаниями. Нужно поберечь силы.

Он, протянув руку, помог Кассандре встать. Потом заглянул в ее бледное лицо, на котором отражалась мучительная внутренняя борьба и, помедлив, сказал:

— Всё будет хорошо, Кэсси. У всех всё будет хорошо.

Барон легонько сжал пальцы дочери в своей большой горячей ладони, коснулся губами ее лба и, пожелав доброй ночи, развернулся к двери. Кассандра, провожая взглядом его спину, непроизвольно сжала кулаки.

Нет.

Нет, это неправильно, так нельзя.

«Хватит с них, — с каким-то обреченным спокойствием вдруг поняла она. — И с меня тоже».

— Папа! — резкий и хлесткий как удар кнута голос дочери нагнал барона уже на пороге спальни. — Стой!..

Руэйд Д’Элтара встревоженно обернулся.

— Папа, — глядя на него и до боли впившись ногтями в ладони, проговорила Кассандра, — я никуда не поеду. Я этого не заслужила. Я недостойна стать наездником, папа, потому что я трусиха и врушка! Нет у меня ни чести, ни совести — я опозорила семью, а потом предала единственного друга ради каких-то драконов!..

— Кэсси… — ошеломленно выдохнул тот, но ее уже было не остановить.

— Да! — почти выкрикнула она. — Нейл мне друг, и всегда им был, он мне как брат, а вовсе не то, что вы все подумали! Нет у нас никакой любви, не о чем вам было беспокоиться — и я должна была сказать об этом сразу, а я промолчала! И ты, и дядя, вы твердили, что он мне не пара, а я только кивала и поддакивала — потому что я бесстыжая дрянь и боялась остаться без Даккарая, без крыльев, которых на самом деле не стою! Не нужны Геону такие наездники, папа, и я никуда не поеду!

Широкое лицо барона застыло. Краска медленно сбежала с его щек, а мягкие синие глаза, еще минуту назад лучившиеся нежностью, обратились в камень.

— Значит, друг, — хриплым, изменившимся голосом обронил он. — Значит, как брат?.. Да, ты выбрала лучший момент, Кассандра, чтобы сообщить мне об этом. Но я рад, что хотя бы Нейлар эль Хаарт теперь навсегда от тебя избавлен: с такими друзьями, как ты, никакие враги не нужны… Увы, нам всем повезло куда меньше. И ты действительно не стоишь ни Даккарая, ни даже самого последнего из его драконов. Но ты поедешь туда — и станешь наездником, чего бы тебе это ни стоило!

Последние слова барона прозвучали с таким исступленным ожесточением, что Кассандра, уже собиравшаяся было возразить, только прижала ладонь ко рту и попятилась. Она никогда не видела отца в таком гневе — казалось, он сейчас ее ударит.

— Папа, прости… — едва слышно пролепетала она, но Руэйд Д’Элтара только яростно тряхнул головой.

— Довольно, Кассандра! — потеряв власть над собой, рыкнул он. — Я не желаю больше этого слушать! Поздно! Никому здесь не нужны ни твои запоздалые извинения, ни твое раскаяние! Ты уничтожила всё, до чего только смогла дотянуться, и думаешь, одно жалкое «прости» что-то теперь исправит?! По твоей милости близкий тебе человек едва не стал убийцей, из-за тебя репутация его отца висела на волоске, твоими стараниями твоя же сестра чуть было не лишилась будущего, а семья — доброго имени! Я лгал в лицо твоей матери, она вычеркнула из сердца родного брата, а он обрек себя на унижение и жизнь с нелюбимой женщиной — ради тебя! Всё было ради тебя, а теперь ты, стоя по колено в руинах, заявляешь: «Мне ничего не нужно»?! К демонам такое самоотречение! Оно ничего не вернет, и мне наплевать на то, чего ты там «заслуживаешь», а чего нет!.. Ты соберешь вещи, сядешь в экипаж, отправишься в Даккарай и выдержишь все испытания; ты будешь трудиться до кровавых мозолей, зубрить устав, ломать себе кости, падая с высоты… Я заплачу за твое обучение, но это последнее, что я сделаю для тебя: никто больше не станет с тобою нянчиться, хватит, довольно!

— Папа…

— Ложись в постель! — не дав ей договорить, приказал он. — Немедленно! А если вздумаешь завтра все это вывалить матери — клянусь богами, я отдам тебя замуж за герцога эль Вистана и посоветую ему не слишком с тобой церемониться!.. Ты едешь в Даккарай, Кассандра! Разговор окончен!

Он круто развернулся и, не глядя на дочь, покинул комнату. Тихо захлопнулась дверь. Девушка, дрожа, как осенний лист, в одиночестве осталась стоять у окна. В горле у нее пересохло, язык прилип к нёбу, а перед глазами все плыло — как тогда, в душный полдень Ивового дня. Папа… Это был папа? Тот, кто сейчас рычал, как дикий вепрь и готов был задушить ее собственными руками?.. Как такое возможно?

Шорох за спиной заставил Кассандру испуганно вскрикнуть. Дернувшись, она резко повернула голову к открытому окну, но не увидела ничего, кроме тонущих в темноте ветвей клена. Наверное, белка или ночная птица. Или Шишша в своем ящике. Никого другого ей услышать уже не придется… «Ты разрушила все, до чего только смогла дотянуться» — вот что сказал папа. Наверное, так оно и есть.

Кассандра шмыгнула носом. Исповедь, на которую у нее каким-то чудом все же хватило духу и которая должна была принести облегчение, обернулась кошмаром наяву. Конечно, она знала, что виновата, и понимала, что вряд ли ее простят за это только потому, что она сама призналась — но она так надеялась, что станет хоть сколько-нибудь легче! А вместо этого осталась наедине с таким, что невозможно даже описать словами — и все это ей придется взять с собой. В Даккарай, куда она, будь ее воля, теперь ни за то не поехала бы, в новую жизнь, которая больше никогда не станет прежней. Да, папа говорил ей ужасные вещи, он пообещал отдать ее замуж силой — и сделает это, раз поклялся всеми богами, но он имел на это полное право. Ему пришлось лгать, надрывать себе душу — так же, как дяде, который… Кассандра вновь шмыгнула носом.

И пытаясь унять дрожь в ногах, вдруг поняла: что-то не сходится. Крис, Нейл и его отец, ложь, на которую пошел папа ради нее, все это ужасно, и это ее рук дело, но причем тут дядя Астор? За что мама «вычеркнула» его из своего сердца? О каком «унижении» шла речь? Почему он женился, если не любит свою жену, — и чем тут повинна она, Кассандра?

Брови девушки медленно сошлись на переносице. Она подняла руку, смахнула с ресниц непрошеные слезы и посмотрела на дверь. Потом — на часы. Крис, конечно, давно уже спит, но она была на свадьбе дяди вместе с родителями, и она, кажется, упоминала ведь что-то такое, «неправильное»… Что? Кассандра нахмурилась еще больше. Оглянулась на распахнутое окно, потом бросила взгляд на дорожный сундук — и, прихватив со столика свечу, решительно выскользнула из комнаты.

В спальне старшей сестры было темно и тихо. Младшая, осторожно просунув голову в щель двери, прислушалась. Потянула на себя витую ручку, перешагнула через порог и подняла подсвечник повыше. Кристобель спала. Длинные каштановые локоны разметались по подушке, пушистые ресницы сомкнуты, на лице совсем детская, безмятежная полуулыбка… Жаль будить, подумала Кассандра, любуясь сестрой, и вздохнула. Жаль. Но надо. А Крис простит, она такая же, как Нейл, она все и всем прощает.

Девушка плотно прикрыла за собой дверь, подошла к постели и, поставив свечу на прикроватный столик, склонилась над спящей.

— Крис, — негромко позвала она. — Крис!

Та шевельнула головой, сминая подушку, но глаз не открыла: у старшей дочери барона всегда был крепкий сон. Кассандра, забравшись с ногами на кровать, требовательно потрясла сестру за плечо:

— Крис! Ну же, Крис, проснись! Просыпайся, я тебе говорю!..

Кристобель, с трудом приоткрыв склеенные сном тяжелые веки, вяло моргнула. Болезненно сощурилась от света, прикрыла глаза рукавом и зевнула в ладошку:

— Кэсси? Что такое?.. Что ты тут делаешь?

— Мне надо у тебя спросить кое-что, — торопливо проговорила сестра. — Пока я не уехала. Ты там была, ты должна знать, что папа имел в виду…

— Папа? — ничего не понимая, Кристобель села в постели. — Кэсси, ведь ночь! Это не может подождать до завтра?

Кассандра ожесточенно помотала головой.

— Ладно… — подавив новый зевок, сдалась старшая. — Все равно ты уже меня разбудила. Так что там папа? Что ты хотела про него спросить?

— Не про него, — сказала Кассандра. — Про дядю Астора. Ты была на его свадьбе, и она тебе не понравилась — почему? Потому что дядя не хотел жениться, да?

— Кэсси! — залившись краской, сконфузилась сестра. — Что ты такое говоришь!

— Я знаю, что. Так, значит, не хотел? Его заставили?

Кристобель широко раскрыла глаза:

— Да что на тебя вдруг нашло, Кэсс? Как можно заставить мужчину жениться?.. Конечно, дядя Астор сам этого желал! Я говорила совсем про другое, вовсе не про него… А он, если хочешь знать, ни секунды не думал над вопросом жреца! Сразу сказал, что согласен, тот едва договорить успел!

Младшая сестра, натужно сопя, закусила губу. Помолчала. И прищурилась:

— Крис, а на ком он женился? Кто она такая? Как ее зовут?

Та задумчиво сдвинула брови.

— Имя… Кажется, Эмилия… Нет, погоди! Лавиния. Точно, Лавиния эль Виатор. Но чего ради тебе ни с того ни с сего это понадобилось? Я не понимаю, Кэсс, и мне…

Она, растерянно умолкнув, с тревогой подалась вперед, увидев, как вдруг остекленели широко раскрытые глаза сестры.

— Кэсси? Все в порядке?..

Та медленно покачала головой. Эль Виатор. Герцог эль Виатор — глава военной школы Даккарая. И эта Лавиния, стало быть, его дочь, ведь Крис говорила, что она много моложе дяди. «А он женился на ней лишь для того, чтобы меня взяли на курс. Он, папа — они боялись, что я свяжу свою жизнь с магом, и поэтому согласились на Даккарай, ведь чародеям туда вход заказан. А я ни разу не видела живого дракона вблизи. Навряд ли я поступлю, даже с папиными деньгами — так они думали… И дядя Астор решил действовать наверняка».

— Кэсси! Да что с тобой?!

Кассандра моргнула.

— Ничего, — пробормотала она. Впутывать во всё это Крис у нее не было ни малейшего желания. Довольно и остальных: мамы, папы, Нейла, дяди, его жены… «Много моложе» — это, интересно, сколько? Ей лет двадцать или еще меньше? А дяде Астору почти пятьдесят, он для нее, наверное, совсем старик, и, конечно, она тоже его не любит. «Значит, и ей я испортила жизнь», — подумала Кассандра. А потом, взяв себя в руки, взглянула на сестру:- Извини, Крис. Не обращай на меня внимания, это просто нервы… Завтра ведь уезжать, и потом Даккарай… я сама не своя сейчас! Ты ведь меня простишь, правда?

Она заискивающе улыбнулась. Потом крепко обняла растерянную сестрицу, чмокнула ее в щеку и сползла с кровати:

— Ты спи! И не сердись, ладно?

Кристобель оставалось только кивнуть. Младшая повела себя странно, явившись к ней среди ночи, но сейчас уже все было вроде как в порядке, да и причины Кэсс назвала весомые. Она ведь никогда не уезжала одна так далеко от дома. Кристобель, вспомнив, что и ей самой это вскоре предстоит, ободряюще улыбнулась:

— Я не сержусь, Кэсси, ну что ты! Я же понимаю… Беги спать. Мы еще попрощаемся завтра.

Та кивнула. Забрала подсвечник, послала старшей сестре от порога воздушный поцелуй и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Спальня вновь погрузилась во тьму. Кристобель улеглась обратно на подушки и, устроившись поудобнее, закрыла глаза. Перевернулась на бок, потом на другой. Перебитый сон не хотел возвращаться. «А все-таки, с чего вдруг Кэсс вспомнила про дядю? — мелькнула непрошенная мысль. — И еще эти вопросы…» Она подложила ладонь под щеку. Конечно, дядю Астора никто не заставлял жениться, это совершенно ясно. Но, пожалуй, даже хорошо, что Кэсс не стала больше расспрашивать о их новоиспеченной тетушке!

Кристобель была девушкой наивной и доверчивой, жизнь и людей мерила по себе, однако даже ей трудно было отделаться от смутного ощущения, что минувшая свадьба больше напоминала похороны. По крайней мере, в отношении невесты: бедняжка, казалось, вот-вот лишится чувств! Конечно, с одной стороны это объяснимо, такой особенный день, волнение, и все же… За весь вечер маркиза ни разу не взглянула на супруга. А когда молодожены прощались с гостями в холле, и Кристобель следом за матерью подошла к невесте, чтобы еще раз ее поздравить, и коснулась ее руки, она невольно вздрогнула — пальцы новобрачной были холодны, как лед. «Б-благодарю», — запинаясь, прошелестела Лавиния Д’Алваро в ответ на пожелание счастья, но в глазах у нее при этом стояла полнейшая безысходность. Совсем как у Кэсс пару минут назад. Или и то, и другое ей просто почудилось?..