Цена мечты

Глава I

Столицы всех государств одинаковы во все времена. Жизнь в них бурлит от рассвета до заката, обманчиво затихая с наступлением вечерних сумерек и вновь набирая силу к ночи. Неважно, что сияет над головой, звезды или солнце, или пуховое покрывало облаков вовсе скрывает небо от людских глаз — столица не спит никогда!

Она встречает рассвет скрипом тележных колес, звоном конской упряжи, ворчливой перекличкой торговцев на еще пустых базарах, хлопаньем отпирающихся ставен и хриплым лаем собак.

К полудню она раскидывается пестрой шалью запруженных народом улиц — о, этот знакомый, всегда похожий один на другой и каждый раз новый узор! — а множество голосов сливаются в сплошной непрерывный гул, столь милый сердцу жителя большого города.

Лиловые вечерние сумерки таинственно искрятся фонарями вдоль ее центральных аллей, набрасывают невесомую вуаль на лица, сглаживая их очертания и одновременно даря особую, загадочную притягательность. Проносятся по сверкающей огнями набережной щегольские экипажи, распахиваются двери парадных подъездов, позвякивает столовое серебро, зажигаются свечи, шелестят атлас и шелк, вспыхивают и растворяются в воздухе первые несмелые улыбки. Вечер — это обещание, вечер — это предвкушение!

И когда столицу окутывает ночь, город, словно очнувшись от краткого забытья, распускается под луной диковинным цветком. Каплями росы вспыхивают в ушах и на запястьях холодные звездочки бриллиантов, музыка становится все громче, окна гостиных и бальных зал озаряются все ярче, на щеках дебютанток пылает румянец, пузырится в высоких бокалах пьяное игристое вино, блестят глаза, трепещут ресницы, щелкают каблуки. Ночь кружит в танце, кружит голову, она уже не обещает — она щедро дарит тех, кто растворяется в ней, укрывает черным бархатным крылом осмелевших влюбленных, прячет от чужих глаз нескромное сияние своих, шепчет за спиной тихо, едва слышно: «Не оглядывайся. Рассвет еще нескоро», и ей так хочется верить…

Шумные улицы ночного Мидлхейма остались позади. Карета с гербом барона Д’Элтара мелко задрожала, сворачивая с мощеной булыжником набережной, и покатила в сторону восточного пригорода. Ровная широкая дорога запетляла между невысоких холмов; поплыли за окошком экипажа, сменяя друг друга, окутанные вечерней тенью и зеленью роскошные особняки. Восточный пригород, почти заповедный остров, имевший свои четкие, пусть нигде и не обозначенные границы, был не для всех — только столичный житель знает, как порой недешево обходятся такие, казалось бы, простые и естественные вещи, как чистый воздух, покой и тишина. Здесь селились самые видные люди Мидлхейма — из тех, конечно, кто мог себе это позволить — и ни один еще не пожалел о выборе. Столица все равно оставалась в каком-нибудь часе езды от дома, участки, пусть небольшие в сравнении с родовыми поместьями, все же были солидные, соседи — достойные люди своего круга… К тому же, пригород охранялся: и днем и ночью целый десяток караульных разъездов берег спокойствие здешних обитателей, а это дорогого стоило.

От главной дороги к холмам то и дело взбегали другие, поменьше, на самой развилке обозначенные верстовыми столбами, каждый из которых был снабжен указателем с изображением родового герба. Де Тайлезы — созревшая виноградная лоза на стальном шипе, Бэнкрофты — две скрещенные шпаги, Д’Айны — каменный лев с поднятой вверх когтистой передней лапой… Кучер, завидев впереди столб с гербом в виде снежно-белой остроконечной горы на золотом фоне, подстегнул коней. Шторка на окне экипажа колыхнулась.

— Не гони, — в тягучем, с сильным южным выговором, голосе, донесшемся из глубин кареты, мелькнула улыбка. — Торопиться нам некуда, еще колеса по пути растеряем…

— Обижаете, ваше сиятельство! — отозвался кучер, впрочем, ничуть не обидевшись. И уж тем более не испугавшись: колдобин на дорогах восточного пригорода отродясь не водилось, а барон Д’Элтара был хозяин рачительный, бездельников да неумех не держал, так что и выезд у него был с иголочки, не рухлядь какая, и слуги свое дело знали. К тому же, им за это хорошо платили.

Астор Д’Алваро, откинувшись на мягком сиденье, прикрыл глаза. В столицу он наезжал нечасто и порядком успел от нее отвыкнуть — поэтому когда суета и блеск центральных улиц Мидлхейма остались, наконец, позади, он внутренне вздохнул с облегчением. Права была сестра, в письмах нещадно клеймившая его «бирюком» и «затворником» — может, лет двадцать назад, когда кровь бурлила и энергия молодости била ключом, не давая усидеть на месте, столица и казалась ему переделом мечтаний, но время многое меняет. То, что нагоняет смертную тоску в двадцать пять, к сорока семи приобретает неизъяснимую прелесть: тихое поместье, где дни похожи один на другой, нечастые наезды старых друзей, любимые книги, долгие прогулки… Поймав себя на этих мыслях, Астор снова улыбнулся — ни дать, ни взять, старый пень, тихо покрывающийся мхом на родном болоте! Будь здесь Инес, она бы точно не удержалась от очередной шпильки. Деятельная баронесса хоть и была всего-то на пять лет младше брата, зачахла бы в родовом гнезде семьи Д’Алваро от скуки, и кто бы стал ее осуждать? Но Астор свое «болото» любил. И покидал его редко, каждый раз с большой неохотой, — не выбрался б, наверное, и на именины сестрицы, но увы! Ежегодный военный парад, обычно проводящийся в столице Геона четырнадцатого августа, отчего-то в этот раз перенесли на первое июня. И баронесса Д’Элтара, разумеется, не преминула этим воспользоваться.

Улыбка на смуглом лице «затворника и бирюка» погасла. Сестру он нежно любил, однако вновь шевельнувшееся в груди беспокойство относилось не к ней. Почему перенесли парад? За почти два десятка лет со дня окончания войны такого ни разу не случалось. Да еще эти слухи о возможном усилении пограничных крепостей — может, и дым без огня, но все же… Астор Д’Алваро не первый день жил на свете. И знал, что дыма без огня не бывает.

Экипаж тряхнуло, лошади встали. Снаружи сквозь опущенную бархатную шторку просочился колеблющийся свет, по мраморным ступеням торопливо застучали каблуки. Астор выпрямился.

— Добро пожаловать, ваше сиятельство! — распахивая дверцы кареты, провозгласил подоспевший лакей. Гость, оглядев его парадную ливрею с позументами и вышивкой, привычно поморщился. Сестрица верна себе — уж если пускать пыль в глаза, так только золотую и прямо с порога!.. Он кивнул согнувшемуся в почтительном поклоне слуге и, выбравшись из экипажа, внутренне присвистнул: очевидно, барон Д’Элтара решил не мелочиться, по примеру дражайшей супруги. Особняк сиял в ночи как волшебный фонарь. Из распахнутых по теплому времени окон лился яркий свет, отражаясь от белых стен и гладкого мрамора крыльца, по которому скользили многоцветные призрачные блики, что отбрасывали высокие, в пол, витражные окна второго этажа. Дрожали в напоенном ароматами цветов воздухе звуки музыки, с тонущих в тени открытых галерей то и дело слышался смех — то кокетливый, то беззаботно-счастливый. А за широко распахнутыми дверьми парадного подъезда, в ярко освещенном огромном холле, бесконечно перетекая из одной залы в другую, клубилась пестрая толпа: покачивались в высоких прическах цветы и перья, сверкали драгоценности и ордена, искрилось в бокалах вино, блестели от пота лица лакеев, снующих с подносами… Приемы в доме Д’Элтаров всегда устраивались с большим размахом, но нынче, кажется, хозяева решили превзойти самих себя. Точнее, хозяйка — в этом Астор ни капли не сомневался. «Так ведь и разориться недолго», — подумал он, медленно поднимаясь по ступеням. Лакей, спохватившись, отвел глаза: брат баронессы бывал в ее доме нечасто, и даже вышколенные слуги редко могли удержаться от того, чтобы не пялиться ему в спину. Высокая прямая фигура гостя, его военная выправка и правильные черты смуглого лица, покрытого морщинами вперемежку со старыми шрамами, до сих пор вызывали к нему интерес, особенно со стороны дам, и все же… Чаще взгляд приковывают не достоинства, а недостатки — шурин барона Д’Элтараа был калекой. Изувеченная правая нога, одним лишь чудом собранная когда-то полковыми лекарями из ошметков костей и мышц, этот печальный трофей, доставшийся Астору в память о Битве Знамен, не сгибалась в колене и порядком усохла за многие годы. Назвать «колченогим» ветерана войны и былого героя Геона ни у кого не поворачивался язык, однако его прыгающая походка и вывернутая правая ступня в маленьком, не по размеру, сапоге, против воли вызывала жалость — а что может быть хуже для мужчины и воина?..

— Я доложу их милости, что вы прибыли, маркиз Д’Алваро, — вспомнив о своих обязанностях, сказал лакей, захлопывая дверцу экипажа и взмахом руки отсылая кучера. Астор не ответил.

Преодолев последнюю мраморную ступеньку, он оправил замявшийся в дороге камзол и вошел в дом. Приостановился на мгновение — расторопный лакей, пролетавший мимо, поднес новому гостю бокал — и оглядел разномастное сборище. Кого здесь только не было! Солидные промышленники, тучные, с красными шеями, преющие в своих тяжелых бархатных жилетах, и их разряженные в пух и прах щебечущие жены; светские львы и львицы, словно застывшие в одном возрасте, блестящие и величественные, как покрытые позолотой статуи; юные девицы на выданье, в облаке шелка и органзы похожие на едва-едва распустившиеся цветочные бутоны, их строгие тетки и матери в фамильных драгоценностях от макушки до пят, зорко поглядывающие через головы супругов на веселящуюся молодежь… Сегодня в особняке Д’Элтаров собрался весь свет Мидлхейма, как высший, так и не очень, учитывая всё тех же промышленников — но если у человека есть мозги, хватка и деньги, то титул вместе с положением в обществе он себе обеспечит даже без длинного родословия.

Астор послал приветственный полупоклон графу де Тайлезу, «винному королю» Геона, и пригубил из своего бокала. Однако, где же Инес? Хозяйке праздника негоже прятаться от собственных гостей, да и не в ее это характере. «А обо мне сестрице наверняка уже доложили», — подумал он. Сделал еще глоток сладкого игристого вина и, плюнув на этикет, привалился плечом к мраморной колонне у входа. Знакомых лиц на приеме было раз-два и обчелся, а проталкиваться сквозь плотную толпу в поисках сестры, рискуя без того единственной здоровой ногой, ему не улыбалось. К тому же от шума и непривычно яркого света уже начинало ломить в висках.

— Астор!

Смеющийся женский голос — негромкий, но на удивление звучный, донесся откуда-то сверху. Маркиз поднял голову: по широкой лестнице, устланной алым ковром, спускались барон и баронесса Д’Элтара, веселые, довольные жизнью и друг другом. Широкое, лоснящееся в свете огромной люстры лицо барона, с неизменным румянцем во всю щеку, сияло искренне радушной улыбкой, в которой проглядывало что-то по-детски трогательное. Его супруга тоже улыбалась, но иначе — чуть сдержанно, тихо, как и полагается порядочной замужней женщине ее круга, однако в глубине теплых карих глаз баронессы призрачно вспыхивали знакомые Астору с детства золотистые искорки. Инес была хороша. Несмотря на свои теперь уже сорок два года, несмотря на то, что ее статная фигура давно потеряла былую гибкость, а в уголках глаз наметились предательские морщинки — она была хороша! Густые темные волосы цвета спелого каштана, без малейшего намека на седину, чистая матовая кожа, округлые плечи, царственный поворот головы… Баронесса Д’Элтара по праву считалась одной из самых привлекательных женщин столицы, и прекрасно об этом знала.

Маркиз поставил свой бокал на низкий столик у колонны и двинулся навстречу хозяевам. Гости расступались перед ним: оклик баронессы расслышали все, кто был в холле.

Инес Д’Элтара под руку с мужем спустилась с лестницы и протянула обе руки подошедшему брату.

— Астор! — ласково повторила она, глядя на него. — Неужели наконец до нас добрался?..

— Кто до кого добрался — это еще вопрос, — краем губ улыбнулся он, сжав в ладонях ее затянутые белой лайкой пальчики. — Надеюсь, на бал я уже опоздал?

— Только на первую часть, — лукаво опустила ресницы сестра. Ее супруг хохотнул:

— Так что сможешь сбежать после ужина… Ну, здравствуй, Астор! Мы уж боялись, что нынче так тебя и не дождемся!

Мужчины крепко пожали друг другу руки. Барон спросил, хорошо ли шурин добрался, тот ответил, что вполне. Баронесса молча улыбалась, но глаза ее быстро искали кого-то в пестрой толпе. Искали и нашли — от стайки девушек у входа в бальную залу отделилась стройная фигурка в голубом шелковом платье, и несколько мгновений спустя чуть запыхавшаяся Кристобель Д’Элтара уже приветствовала дядю безукоризненно изящным поклоном. Астор, тихо рассмеявшись, взял племянницу за подбородок и коснулся губами ее лба.

— Крисси, — тепло сказал он, любуясь нежным овалом ее лица и большими лучистыми глазами, карими, как у матери. Юная баронесса была прелестна — и самой своей цветущей молодостью, и нежной фарфоровой кожей, и робкой, еще детской улыбкой, в которой угадывалась улыбка ее отца. Сколько же ей? Должно быть, уже восемнадцать? — Как ты выросла, девочка! Просто не узнать.

— Еще немного — и она бы тебя не узнала, — не удержавшись от шпильки, дополнила супруга барона. — Когда ты ее видел в последний раз? Год назад, два?

— Возможно, — не стал отпираться Астор. — У меня всегда была плохая память на даты… Однако, Крисси, ты стала просто красавицей!

Кристобель, порозовевшая от дядюшкиных комплиментов, стыдливо опустила густые ресницы. Астор Д’Алваро огляделся:

— А где же моя вторая племянница?

Барон крякнул. Его супруга, бросив вопросительный взгляд на старшую дочь и не получив ответа, натянуто улыбнулась:

— Ты же знаешь Кассандру, Астор. Видно, где-то бегает или заболталась с подругами. Да и гостей сегодня так много!

— Это уж точно, — поняв, что тему лучше не развивать, маркиз окинул взглядом переполненный холл и хмыкнул:- Ты все такая же мотовка, милая моя! А я все тот же бедный родственник, как это ни прискорбно. Надеюсь, мой потертый камзол не слишком тебя компрометирует?

Он откровенно смеялся, однако сестра в ответ только повела плечами. На ее шее блеснул крупный рубин в золотой оправе.

— Бедность — не порок, — сказала Инес, а в ее темных глазах читалось: «Но и богатство — не преступление, так ведь?» Астор с трудом удержался от улыбки. Тяга баронессы Д’Элтара к роскоши и веселью, так же, как и огромное семейное состояние, целиком доставшееся ее мужу, были в Мидлхейме притчей во языцех. Но супруги были так щедры, так милы и приятны в обращении, так внимательны и тактичны к тем, кого судьба обошла своим вниманием, что им прощали всё. А уж ему, Астору, и вовсе нечего было кому-то прощать — тем более, любимой сестре. Да, Инес жадна до жизни и всех ее удовольствий, так что ж? Странно ожидать чего-то другого от женщины, чье детство и юность прошли в деревенском захолустье, на приграничье, в старом мрачном поместье с отцом-тираном, который кичился древностью рода, не замечая, что его собственные дети ходят в обносках и порой ложатся в постель голодными… Даже Астору приходилось несладко, а что уж говорить об Инес? Поэтому когда дочери маркиза Д’Алваро улыбнулась удача в лице тогда еще молодого, но уже баснословно богатого столичного повесы, невесть как оказавшегося проездом в их медвежьем углу, единственный сын горой встал за сестру. И как бы ни плевался, как бы ни топал ногами батюшка, мечтавший заполучить в зятья герцога или, на худой конец, такого же маркиза, как он сам, Инес стала баронессой Д’Элтара. Любила ли она мужа? Астору хотелось думать, что да. Барон, человек простой и открытый, всегда ему нравился. Да и в его глубоком, даже спустя годы трепетном чувстве к супруге сомневаться не приходилось.

По дому гулко разнесся протяжный удар гонга. Мажордом, распахнув двери обеденной залы, зычно объявил, что ужин подан. Все присутствующие заметно оживились. Баронесса выразительно посмотрела на мужа, наклонившись к уху старшей дочери, шепнула: «Поищи сестру, дорогая» и взяла брата под руку.

— Пойдем, — сказала она, глядя, как гости, предводительствуемые бароном, нестройной вереницей потянулись из холла. — Надеюсь, ты задержишься у нас хотя бы на день дольше, чем в прошлый раз?

— То есть, на два? — весело уточнил он. Но сестра, против его ожиданий, иронии не оценила. Чуть сбавила шаг и сказала, глядя куда-то в сторону:

— Мне нужно кое-что обсудить с тобой, Астор. Серьезно обсудить. Я уже не знаю, что и делать — Кассандра…

Она, не закончив, на миг прикрыла глаза и едва слышно вздохнула. Маркиз тревожно сдвинул брови, но сестра уже справилась с собой. «После», — шепнула она, указав взглядом на заполняющуюся людьми столовую. И улыбнувшись вдовствующей герцогине эль Вистан, что проплывала мимо в сопровождении внука, встрепенулась:

— Кристобель, дорогая!..

Разрумянившаяся от волнения еще больше, чем тогда, у лестницы, девушка только что вынырнула из толпы позади них. Она была одна. Значит, Кассандру отыскать так и не удалось. Баронесса ласково коснулась полыхающей щеки старшей дочери и проговорила утешительно:

— Ничего, милая, после я сама поищу ее. Надеюсь, ты окажешь честь своему дяде и будешь его дамой на сегодняшнем празднике?

— С радостью, мама, — отозвалась воспрянувшая духом Кристобель, робко улыбнувшись маркизу. Баронесса присоединилась к мужу. Астор галантно подставил племяннице локоть — и, уже входя в обеденную залу следом за четой Д’Элтара, услышал тихий голос сестры:

— …просто недопустимо, Руэйд. Где она? Что она о себе думает? И это после сегодняшнего!

— Ну, полно, Инес. Не сейчас.

— Как пожелаешь, — холодно отозвалась супруга. — Но если твоя дочь не объявится, пока гости не сели за стол, ей придется остаться без ужина.

Барон нахмурился, но, тем не менее, возражать не стал. Он прекрасно понимал, что жена права. Последняя выходка Кассандры могла стоить репутации всей семье, и дело тут, увы, было совсем не в ужине. Руэйд Д’Элтара покачал головой. Он обожал своих девочек, баловал обеих и различия между ними не делал никогда, но Кассандра… Кассандра, этот маленький норовистый жеребенок, с которым нет никакого сладу! Барон оглянулся на пустеющий холл. Младшей дочери нигде не было видно.

Величественный особняк белел в темноте дивным видением из снов. Над круглой крышей, над аккуратными ажурными башенками и резными портиками галерей дрожало теплое золотое свечение — оно окутывало дом легкой искрящейся дымкой, словно приподнимая его над землей, и делало похожим на мираж, из тех, какими славится Шарарская пустыня.

Нейл, лежа на толстой ветке старого дуба, покрепче обвил ее ногами. И уткнув подбородок в скрещенные руки, опустил глаза на собственный тихий сад. Он был запущенный, дикий и блеклый — даже сейчас, в неверном свете луны: кривились стволами больные, иссушенные деревья, торчала вдоль кое-как расчищенных дорожек жесткая трава, больше похожая на вставшую дыбом кабанью щетину, и даже густые заросли акации, живой изгородью разделявшие владения герцога эль Хаарта и барона Д’Элтараа, не топорщились острыми красными иглами: сухие они были, ломкие, буро-ржавые, даже не кололись, а просто ломались — и не под лапками птиц, под ветром. Птицы здесь не гнездились, чуяли беспечные пичуги, что не вылупится в мрачном саду потомство, вытянут из него жизнь как нитку… Лишь старый кряжистый дуб, росший у самой изгороди, до сих пор держался, балансируя между жизнью и смертью. Его корням граница была неведома — крепкие, узловатые, они давно проросли далеко за пределы соседских владений, залегли глубоко под зеленым шелковым газоном, жадно впитывая сладкие земляные соки, и дуб жил. Так же, как чертополох у ворот, упрямый и стойкий, который никогда не сдавался: дуб давно не давал желудей, но чертополох осмеливался даже цвести — недолго, однако Нейлу хватало и этого. Других цветов здесь не росло много лет. А успевшие родиться той короткой весной, что дом стоял пустым, не дождались осени: герцог эль Хаарт вернулся домой с молодой женой и сыном, кончился праздник жизни, и сад захирел снова. Но Нейл, в то время еще двухлетний мальчик, до сих пор помнил алые бутоны роз, маленькие голубые колокольчики, дрожащие под ветром, — кажется, вот-вот зазвенят! — и белые полянки ромашек, все в ярких фиолетовых пятнах ирисов. Он не срывал их, но они все равно умирали, скукоживаясь и темнея под его пальцами. Тогда он еще не понимал, отчего… Нейл вновь поднял взгляд вверх, на сияющий в ночи соседский особняк. Свой сад видеть не хотелось. Вспоминать о том, каким он был и каким мог бы стать, тоже.

Со стороны особняка Д’Элтаров послышались звуки музыки. Значит, ужин уже закончился, и продолжился бал. Нейл знал, что у хозяйки дома сегодня именины, и еще вечером видел, как к дому барона съезжались один за другим роскошные экипажи: из них выпархивали похожие на фей девушки, дамы в ярких платьях, мужчины в щегольских камзолах. Пестрым потоком они вливались в широко распахнутые двери, а Нейл на своем суку провожал их пасмурным взглядом, хотя прием этот был на его памяти далеко не первым — барон Д’Элтара купил особняк по соседству около шести лет назад. Но сегодня было как-то особенно тоскливо. Может, оттого что в доме эль Хаартов никогда не устраивали праздников — там и гостей-то почти не бывало, а может, потому, что чувство собственной инаковости именно сегодня казалось нестерпимо острым.

Сыну, точнее, пасынку герцога Кендала эль Хаарта в марте исполнилось восемнадцать. Он был молод, любил веселье, музыку, смех и хорошеньких девушек — он любил жизнь! Но она проходила мимо, сторонясь его, как зачумленного. Время, когда Нейл ненавидел себя за это, давно прошло, он смирился с неизбежным, но иногда… Иногда все-таки находило. Вот как сейчас. Ему страстно хотелось быть там, среди них, в самой гуще волнующейся толпы — и он знал, что этого никогда не будет. Скорей бы осень, подумал молодой человек. Оглянулся — дом в конце сада, такой же запущенный, темный, даже отсюда казался холодным и лишенным души. Будто и ее капля за каплей вытянули из него хозяева, спавшие сейчас в своих скудно обставленных комнатах: род Хаартов не был беден, просто герцог не одобрял излишеств. Тому же он учил и Нейла, и младшего сына, а что думала по этому поводу герцогиня, было тайной для них для всех — Нейлу порой казалось, что мать попросту не замечает ничего вокруг себя.

Порыв теплого майского ветра колыхнул листья дуба, взъерошил короткие волосы на макушке. Совсем поздно. А бал кончится только к рассвету, не дожидаться же его? Заснешь и ухнешь с ветки, как куль с мукой! Нейл неохотно выпрямился и уже собрался было спуститься вниз, когда его внимание привлекло небольшое светлое пятнышко, скользнувшее далеко впереди по газону — от особняка к редкой кипарисовой рощице. Кто это? Похоже, какая-то девушка. Но почему она совсем одна, без подруг, без матери или тетки, без кавалера, в конце концов? Ночь же.

Он нахмурился. Владения барона Д’Элтараа совершенно безопасны, здесь полно охраны, так что за жизнь и здоровье любительницы поздних прогулок можно не опасаться, но все-таки… Без веских причин девушки бала не покидают — а если и покидают, так уж точно не затем, чтобы помолиться. К тому же, в домашнем храме чужой семьи!

— Сандра?.. — недоверчиво-тревожно пробормотал он. И еще раз оглянувшись на свой спящий дом, быстро соскользнул с ветки.

Маленький круглый храм Танора притаился в густой тени плакучих кипарисов. Не звенела назойливая мошкара, не стрекотали ночные цикады, даже огонь в напольных каменных жаровнях у входа не гудел, не приплясывал, словно боясь нарушить тишину священной рощи. Отполированные мраморные ступени, ведущие в обитель Верховного бога, тонули в сонном полумраке — только внутри, у алтаря, ровно горели три белых свечи.

Тоненькая девичья фигурка в розовом бальном платье с пышными оборками замерла пред каменным ликом Танора — коленопреклоненная, с опущенной головой и молитвенно сложенными ладонями. Глаза девушки были закрыты, а губы беззвучно шевелились: «Светлый Владыка, вершитель судеб, склоняюсь перед тобой! Даруй мне свою защиту, а с нею — мудрость, а с ней — смирение, чтобы услышать и принять волю твою…»

Кассандра шептала знакомые с детства слова, но утешения они не приносили. В груди все так же жгло, на глаза сами собой наворачивались слезы, и недавний короткий разговор с матерью все еще вертелся в голове, не давая сосредоточиться на молитве. Наверное, не стоило приходить сюда сейчас, гневя Владыку суетными мыслями и напрасными жалобами, но куда же еще с ними идти? Мама уже всё сказала, папа всегда держит ее сторону, дядя Астор, на которого она, Кассандра, так надеялась, только молча покачал головой в знак своего неодобрения. Значит, и отсюда помощи ждать нечего. А Крис — у нее одна любовь на уме!

Язычки свечей недовольно колыхнулись. Кассандра открыла глаза. Каменный барельеф в центре алтарной стены, изображающий светлый лик Верховного бога, в полумраке всегда казался ей живым. Взгляд мудрых глаз из-под полуопущенных век проникал в самое сердце, утешал, ободрял… Но сейчас лицо Танора было непроницаемо. «Не откликнулся», — с тяжелым сердцем поняла Кассандра, вставая с колен.

— Прости, Владыка, — покаянно шепнула она. В последний раз низко склонила голову перед алтарем и вышла из храма. Сквозь редкие стволы кипарисов просвечивали белые стены родного дома. Окна его сияли в ночи, из них лилась нежная мелодия вальса. Бал. Пальцы девушки сами собой сжались в кулаки, на глаза опять навернулись злые слезы. Ну почему все так? Почему никогда нельзя делать то, что тебе действительно хочется? Разве это жизнь? Разве это вообще похоже на жизнь?!

Она, не сдержавшись, громко шмыгнула носом.

— Не помогло? — сочувственно раздалось из темноты. Кассандра вздрогнула и повернула голову. Синие глаза, сейчас казавшиеся совсем черными, испуганно блеснули в свете жаровни: на мраморной скамеечке, почти скрытой клонящимися к земле ветвями плакучего кипариса, кто-то сидел. Девушка инстинктивно попятилась было обратно, под защиту храма, но знакомое, негромкое «Сандра?..» заставило ее остановиться. Только один человек называл ее так.

— Нейл! — воскликнула она, вспыхивая улыбкой. — Ох, Нейл! Как хорошо, что ты пришел!

Вихрем слетев со ступеней, Кассандра привычно повисла на шее у поднявшегося ей навстречу друга.

— Ну, тихо, тихо, — сказал тот, тревожно косясь в сторону ярко освещенных окон особняка. — Еще услышит кто-нибудь, узнают, что я здесь. Что случилось?

— К ужину опоздала, — нехотя отозвалась девушка, избегая смотреть ему в глаза. — Тоже мне, трагедия… Ужин!

— И всё? — проницательно хмыкнул молодой человек. Она убрала руки с его шеи, отвернулась и засопела — как случалось всегда, когда под мелкими ее прегрешениями пряталось кое-что посерьезнее. — Не темни. Что ты опять натворила? Сандра, нельзя же так с родителями.

— Да? — едва не плача, спросила она. — А со мной, значит, можно? Что они вцепились в это мое «блестящее будущее»?! Как будто бы Крис им мало!

— Тс-с-с, — еще раз бросив настороженный взгляд на дом, Нейл торопливо потянул подружку в тень старого кипариса. — Не кричи, меня и так в прошлый раз чуть не поймали. Пойдем на скамейку. Сядем, все мне расскажешь. Пойдем?

Она согласно шмыгнула носом. Как была ребенком, так им и осталась, подумал Нейл, увлекая девушку под защиту густых ветвей и усаживая на скамеечку. Да, Сандре всего через месяц исполнится шестнадцать лет, но что это изменит?.. Нейл, глядя на юную баронессу, улыбнулся. Кудри в разные стороны, синие глаза знакомо сверкают — совсем как пять лет назад, когда он увидел ее впервые. Младшей дочери барона Д’Элтараа тогда еще было одиннадцать, она носила короткие платьица и банты, а голосок у нее был совсем по-детски тонкий и смешной — правда, только до тех пор, пока Кэсси, как ее называли дома, все устраивало…

В тот день она сильно повздорила с Кристобель и подняла такой крик, что Нейл, по своему обыкновению взобравшийся на старый дуб, едва не сверзился с ветки прямо на баронский газон.

«Зачем ты ее выкинула?! — ревела девчонка, топая ногами. Старшая сестра пыталась что-то возразить, но младшая не желала и слушать:- Зачем? Моя ящерка! Она же не кусалась! Она была совсем маленькая! А ты… Ты… Кукла безмозглая! Вот ты кто!» Нейл у себя наверху округлил глаза. Кристобель, приоткрыв от возмущения рот, крикнула: «Мама!» и, подхватив юбки, бросилась в дом. Тяжело дышащая Кэсси осталась стоять у изгороди со сжатыми кулачками. Правда, ненадолго — звучный голос баронессы, донесшийся из окна особняка через пару минут, сурово возвестил, что младшей дочери надлежит немедленно извиниться перед своей сестрой. Извиняться, как считала сама Кассандра, должна была вовсе не она, поэтому материнский приказ окончательно вывел ее из себя. Сорвав с макушки пышный голубой бант, девочка с таким ожесточением принялась топтать его ногами, что сын герцога эль Хаарта только присвистнул. Увы, недостаточно тихо — девчонка внизу вдруг замерла и вскинула голову. «Кто там?»- после паузы спросила она. Нейл прикинулся ветошью, но это его не спасло. «Эй! — оставив в покое бант, повторила младшая баронесса, подходя вплотную к изгороди. — Я знаю, что ты тут, на дереве! Покажись! Не то папе скажу!..» Такого развития событий ему совершенно не хотелось, поэтому пришлось высунуть голову из листвы. Кэсси улыбнулась. Мальчик был немного постарше ее самой, русоволосый, коротко стриженый и с серьезными светло-голубыми глазами, в которых ясно читалась досада, почему-то смешанная с затаенной тревогой. Боится он ее, что ли?.. «Ты кто? — помедлив, спросила девочка. — Как тебя зовут?» Нейл замялся, но тут на крыльцо особняка вышла баронесса Д’Элтара и, сама того не подозревая, спасла положение. «Кассандра! — отчеканила она. — Немедленно подойди ко мне!» Сидящего на дереве соседского паренька баронесса не заметила. Кэсси, надув губы, обернулась к матери, крикнула: «Сейчас!» и, только лишь Нейл успел с облегчением выдохнуть, добавила, покосившись в сторону изгороди: «Я вечером еще приду. Научишь меня лазать по деревьям, а то Крис не умеет?» После чего, не дожидаясь ответа, подняла с травы истерзанный бант и побежала к дому. Нейл остался сидеть на ветке, пытаясь понять, что это вообще такое было, и что он будет делать, если голосистая пигалица сейчас расскажет о нем родителям. Д’Элтары знали, чей дом стоит по соседству. И если дойдет до отца…

Но девочка никому ничего не сказала. И после ужина, уже в сумерках, действительно вернулась к изгороди — только на ветке дерева за ней так никто и не появился. Звать она не решилась, да и как? Ведь своего имени новый знакомый ей не назвал. Однако так просто от Кэсси было не избавиться: она приходила сюда всю следующую неделю, несколько раз на дню, и тихо спрашивала: «Эй! Ты там?» Однако дуб молчал. Кассандра не знала, что Нейл с перепугу дал себе зарок вообще больше никогда не приближаться к границе соседских владений.

Беда в том, что и он не знал, кто такая Кассандра Д’Элтара. Изгородь? Ха! Кэсси не считала ее серьезной преградой. И воскресным вечером, когда барон с баронессой отправились на званый ужин, а Кристобель, сидя с нянюшкой у себя в комнате, прилежно вышивала гладью, Кассандра, которой полагалось уже спать, потихоньку выскользнула из постели. Ее снедало жгучее любопытство: куда делся тот странный мальчик? Если он живет рядом, почему она его никогда не видела раньше? И Крис ничего не говорит, а спроси ее о соседях — так только делает испуганные глаза и грозится «рассказать всё маме». А что рассказывать? Ну вот что?!

Темноты младшая дочь барона никогда не боялась. И колючие заросли акации ее не пугали — подумаешь, царапина! Она не какая-нибудь неженка, вроде Крис!.. Зато соседский сад, темный, глухой и холодный даже летом, заставил ее уже через минуту всю покрыться мурашками. Только вот заставить отступиться от рискованной затеи не смог — и когда сидящий на берегу маленького искусственного пруда Нейлар эль Хаарт увидел в воде рядом с собой отражение довольно улыбающейся девчонки, той самой, из особняка Д’Элтаров, он едва не потерял дар речи.

«Вот ты где! — воскликнула она, весьма чувствительно ткнув его кулачком в плечо. — А я тебя жду и жду! Почему не приходил?»

От нового тычка Нейл пришел в себя. Глаза его широко раскрылись, и без того бледное лицо стало совсем серым. Он вскочил на ноги. «С ума сошла?! — прошипел он. — Как ты здесь оказалась?!» Кассандра, озадаченно глядя в его испуганные глаза, пролепетала что-то про изгородь, но странный мальчик ее, похоже, не услышал. И уж точно не обрадовался. Вместо этого, схватив ее за руку и беспрестанно озираясь, будто в любую минуту из-за куста мог выпрыгнуть дикий зверь, он поволок нежданную гостью назад к старому дубу. Она пыталась брыкаться, но он был старше и сильнее, а кричать было стыдно… Только когда они добрались до изгороди и мальчик, одним движением раздвинув плотное хитросплетение веток акации, вытолкал Кэсси обратно на зеленый газон, юная баронесса возмутилась.

«За что?! — крикнула она, вцепившись в колючие стебли и прижавшись лицом к медленно смыкающимся веткам. — За что ты меня прогнал? Что я тебе сделала? Я просто хотела узнать, где ты, и как тебя зовут!»

Искреннее непонимание мешалось в ее голосе с горячей обидой, большие синие глаза заблестели от сдерживаемых слез. И мальчик, уже повернувшийся, чтобы уйти, этого сделать не смог.

«Меня зовут Нейл, — помолчав, все-таки сказал он, глядя на нее сквозь изгородь. — Нейлар эль Хаарт. Не приходи сюда больше, это опасно. Ты… Ты не понимаешь! Я не такой, как твои друзья и родные» Он умолк, прислонившись лбом к стволу дуба. Кассандра склонила голову набок — насколько она успела увидеть, мальчик был самый обычный. Только очень бледный, худой и какой-то напуганный.

«Ну, не такой, — действительно мало что понимая, протянула Кэсси. — И что? Все не такие. Одинаковых не бывает… Почему мне нельзя к тебе приходить? Ты не хочешь меня видеть?» Нейл посмотрел на нее и покачал головой.

«Я бы хотел, — честно сказал он. — Забавная ты… Но не приходи, не надо. И не говори никому, что была здесь, что я дотрагивался до тебя, иначе нам обоим сильно попадет».

Девочка наморщила брови: «Почему?» Нейл тяжело вздохнул. Какой смысл тянуть? Это все равно пришлось бы сделать, она узнает рано или поздно. Лучше уж тогда сразу!..

«Потому что я маг, — тихо ответил он. — Ты уже не маленькая, наверняка тебе рассказывали хоть что-то… Мои родители — маги, и я тоже. И я могу причинить тебе вред, пускай мне этого совсем не хочется. Теперь понимаешь?» Девочка, помедлив, неуверенно кивнула. «Маг» Она слышала это слово от Крис, и еще пару раз о чем-то таком говорили родители, но чем так страшны те самые «маги», юная баронесса не очень себе представляла. А теперь и подавно — новый знакомый, кажется, сам себя боялся куда как больше!

Она пожала плечами. Маг? Ну и пускай! Он ей понравился.

«Меня зовут Кассандра, — твердо сказала младшая дочь барона Д’Элтараа, глядя Нейлу прямо в глаза. — И ничего ты мне не сделаешь. Если нужно, пожалуйста, я никому не скажу… Но ты ведь научишь меня лазить по деревьям?»