Целительница из Костиндора

Глава 12.

ГЛАВА 12

Я ожидала чего угодно: Глафира встретила в лесу волка или, вернувшись к моему дому, увидела Безликих. Может быть, кричала Прасковья – она ведь так и осталась сидеть у крыльца, когда я ушла лечить Мишку. Крик был женским, так что кричал совершенно точно не Митяй. Разве что от страха его голос вдруг стал таким звонким?

Я почти не могла шагать от усталости и оставшееся расстояние до дома преодолела благодаря силе воли. Уснуть хотелось хотя бы на полу, раз уж в кровати не удастся. Впрочем, я бы и от сна на поляне под тенью березы не отказалась…

– Идет, идет! – воскликнула Глафира, тыча в мою сторону пальцем.

Я нахмурилась: рядом с ней стоял Митяй, живой и невредимый. Он нервно мял фуражку в руках, сверлил взглядом носки сапог.

На плече Глафиры рыдала Прасковья. Все приговаривала: «Кто же его так? Кто?»

Я пересилила любопытство. Сон валил с ног.

– Мишка в порядке, а я ухожу, – буркнула я Глафире, проходя мимо. У крыльца развернулась: – Ручки не трогайте, в баню не водите. Купайте дома в тазу, но руки опять же не трогайте. Через несколько дней я навещу его. А теперь идите.

– Анка… – Всхлипывающая Глафира посмотрела на меня испуганно. – Там Ванька в лесу… мертвый.

Я потерла нос: зачесался. Вздохнула и кивнула:

– Раз мертвый, то никуда не денется, пока я сплю.

– Он совсем… мертвый, – сказал Митяй. – Изуродованный. Что ж за зверь такое мог сотворить?

«Вы сами, например?» – усмехнулась я про себя. Забить девушку камнями – тоже надо быть зверьем.

– От меня вы чего хотите? Митяй, попроси кого из мужиков, пусть сходят с тобой. Или мне похороны Ваньке устроить? Так и это вы без меня сможете.

– Посмотрела б ты на него и сказала – зверь разодрал его или… кто-то еще. Нам знать нужно, кто или что в лесу завелось.

– Волков полно, сами знаете.

– Да не волк это! – вскрикнула Глафира. – Где ж ты видела, чтоб волки людей избивали?

– А я что могу сделать? Я не могу на глаз определить, что случилось.

– Ну ты ж… это… – Глафира вспыхнула, залилась румянцем. – Ведьма.

– Хватит! Я не спала черт знает сколько, так что мне сейчас не до Ванек, Петек и Агафий. Пойдите в деревню и ждите – я позову. Где вы его нашли?

– У родника! – взвыла Прасковья. – Куда по воду ходи-и-им!

– Ну, значит, не ходите за водой, пока он там. Все, оставьте меня в покое.

Я ушла в дом, задвинула за собой дверь и ненадолго прижалась к ней щекой. Слабое сознание еще боролось, чтобы я не рухнула на пол, но мысли уже отсутствовали. Тенью я добрела до спальни мимо безмолвных демонов, все так же сидящих на скамейке, бросила оценивающий взгляд на бессознательного лорда, убедилась, что он пробуждаться не собирается, и скрылась в комнате.

Здесь, в свете утренней зари, окрасившей стены, пол и кровать в блеклый янтарный цвет, было так тихо и спокойно, что мой уставший мозг мигом забыл все то, что мне пришлось пережить в последние дни.

Христина спала. Теперь она правда спала, а не была без сознания. Она лежала на боку, подложив ладошки под щеку, а не на спине, как я ее оставила.

Надеюсь, проспит до полудня, иначе еще одного бессонного дня я не вынесу. Свихнусь, и всего делов.

Я приоткрыла окно, вдохнула утренний прохладный воздух, наполненный запахом леса. Ранние птички голосили на все лады – их крики напоминали мольбы о помощи, а не пение, так что я прикрыла окно.

Не помню, как заснула, но проснулась на полу с затекшими руками и ногами, а надо мной стояла заплаканная Христина.

– Милая, – я приподнялась на локте, – давно встала?

– Теть, там кто-то есть. – Подбородок девочки задрожал. – Я хотела водички попить, а там…

– Все хорошо, не бойся. Это наши друзья.

– Друзья?

– Они тебя не обидят. Можешь вообще сделать вид, что их нет. Не обращай на них внимания, и все.

Голубые глаза расширились, крупные слезы упали на грудь и впитались в грязное платье.

– Так, давай-ка я с тобой схожу. – Я поднялась, кое-как удерживаясь на ногах. Кажется, мне удалось выспаться – по крайней мере, глаза уже не слипались, да и сознание куда яснее. – Ручку давай.

Христина сунула свою руку в мою, и мы вместе шагнули в кухню.

– Вы вообще никогда не отдыхаете? – удивленно спросила я, застав Безликих в том же положении, в котором они пробыли весь вчерашний день.

– Мы мало спим, – отозвался один из демонов.

Христина прижалась к моей ноге, дрожа от страха.

– Это Христина, – представила я девочку. – Моя двоюродная сестренка. И она вас боится, так что постарайтесь лишний раз ей не докучать.

– Нам не давали приказа уби…

– А вот и вода! – воскликнула я, прерывая демона. – Давай-ка постой тут. – Я отняла свою руку у Христины, но девочка схватилась за мою ногу. – Так, ладненько…

Я зачерпнула кружкой воды из небольшой бочки и протянула сестре. Ехидно улыбнулась Безликим – пусть помнят, что это все еще мой дом, а они здесь только потому, что я разрешила.

Нужно что-то придумать с завтраком для малышки, помыть ее в бане, переодеть в одно из моих детских платьев, которые бабушка бережно хранила в запылившемся сундуке, и уже тогда отвести ее к матери. Мать, собственно, даже не пришла поинтересоваться состоянием дочери.

Неинтересно? Или меня боится? А может, доверяет, знает, что я Христину не обижу?

Нет, скорее первое. Христина с рождения была слабой, и Лукерья с Кузьмой уже давно привыкли к мысли, что ее однажды не станет. Даже запланировали еще одного ребенка взамен этого…

– На, – шепнула Христина, протягивая мне кружку.

Я поставила кружку на стол думая, как бы оставить девочку в доме, пока я достаю продукты из погреба и топлю баню.

Покосилась на Безликих – еды они у меня не просили, много места не занимают, да и особых хлопот не доставляют. Но их предводитель – или кто он там – лежит на моем топчане, из-за чего мне пришлось спать на полу. Сегодня нужно будет проверить его раны, а это тоже отнимает время…

– Вы вчера баню топили, – обратилась я к ним. – Не забыли, как это делается?

Безликие повернули головы в мою сторону.

– Натопите баню. Пожалуйста. Я занята вашим лордом, так что…

Демоны кивнули. Один остался в доме, а второй молча вышел.

– Ты посидишь в комнате недолго? – спросила я Христину. – Я принесу продукты из погреба и приготовлю вкусный завтрак.

– Он меня съест, – едва слышно прошептала она, косясь на демона. – Правда, рта у него нет… А как он ест?

– Он вообще не ест, – вздохнула я. – Тем более маленьких детей. Вы невкусные.

– Обманываешь?

– Нисколько. – Я хихикнула и повернулась к Безликому. – Как тебя зовут?

Мне показалось, что он вздрогнул.

Ответа я ждала долго, даже решила, что демон меня не расслышал.

– Даламар, – произнес он негромко. – Мое имя – Даламар.

– А вы детей едите? – с любопытством спросила Христина, но страха в ее голосе уже не было.

– Не приходилось.

– Так, иди в комнату. – Я мягко подтолкнула ребенка к спальне. – Скоро вернусь, и займемся готовкой. Что хочешь: блинчики или оладьи?

– Оладушки.

Христина убежала, да так резво, словно это не она лежала без сознания почти сутки. Надо же, как быстро восстанавливается детский организм! С лордом Риддлом, думаю, такого не будет. С ним уж точно придется помучиться.

Оладушки были готовы довольно скоро. Во всем доме пришлось открыть окна: день выдался жаркий, а с натопленной печью в комнатах стало слишком душно. Слабого сквозняка хватило, чтобы не исходить потом, но и оставаться в доме уже не хотелось.

После завтрака я помогла Христине помыться. До скрипа отмыла ее волосы и присмотрелась к ранке – она оказалась не такой страшной, как мне показалось поначалу. Царапина уже не кровоточила, но еще и не затянулась. Ничего, разочек намажу мазью из подснежников, и все пройдет.

Из своих детских платьев я выбрала самое красивое – белоснежное и пышное, с кружевами на груди, воланами на рукавах. Я, помню, надевала его на Рождественский ужин и мечтала, что мама когда-нибудь увидит меня в нем и сразу же захочет, чтобы у нее была такая прелестная дочка.

Мама не увидела, а из платья я выросла. Но Христине оно почти в самый раз – разве что чуть-чуть великовато. Я была немного упитаннее, чем она сейчас.

– Чудесное какое. – Девочка восхищенно рассматривала себя в крошечный осколок зеркала, который я держала перед ней. – Ты была принцессой? А корона есть?

– Нет, короны нет, – рассмеялась я. – И принцессой не была. Это платье сшила наша с тобой бабушка.

– Наша бабушка? – не поняла Христина. Она так удивилась, что перестала крутиться и отвлеклась от отражения в зеркале.

– Да. Твоя мама – моя тетя. Она сестра моей мамы. Ты приходишься мне двоюродной сестрой, а моей бабушке – внучкой.

Христина задумчиво хлопала глазами. Кажется, она поняла, но в силу своего возраста ее больше заботило платье, так что уже спустя мгновение девочка снова кружилась по комнате.

Я отвела ее к дому Лукерьи. Заходить не стала, только убедилась, что Лукерья дома: увидела ее через окно. Пообещала Христине, что мы теперь подружки и что ко мне можно приходить в гости, а не как раньше.

– Спасибо за платье! – крикнула она, махая мне ручкой с крыльца.

Я улыбнулась и поспешила прочь. На сегодня еще полно дел: лорда теперь будут мыть демоны, а мне необходимо выяснить, кто и зачем изуродовал Ивана.

Ваньку я почти не знала. Местный дурачок был не слишком разговорчив, да и дружелюбным его нельзя было назвать. Он предпочитал находиться в одиночестве, часто ходил в лес за грибами – собирал, правда, обычно только поганки, будучи полностью уверенным, что они съедобны. Бабушка не раз лечила его от отравления, но он никак не мог понять, что собирание грибов – это не для него.

Я бы предположила, что Ванька наелся грибов прямо в лесу, там же умер, а потом его съели звери, но что-то мне подсказывало, что не все так просто.

К месту гибели Ивана я взяла с собой Безликого, который ходил со мной в деревню. Второй, Даламар, напрочь отказывался выходить из дома. Мне кажется – а может, я просто не видела, – он даже отхожее место ни разу не посещал. Настолько сильно переживает за своего правителя? Боится, что он исчезнет, если за ним не присматривать? Или ждет его смерти, а потому не спускает глаз, чтобы увидеть и услышать последний вздох лорда Риддла?

– Как тебя зовут? – спросила я демона по дороге к роднику.

– Шерон, – хмуро отозвался Безликий.

Он шел за мной след в след, а полы его накидки все время цеплялись за колючие кусты. Ему приходилось останавливаться, чтобы искоркой магии освободить ткань из захвата. Я даже залюбовалась: демон щелкает пальцами, часть накидки вспыхивает черным туманом и, невредимая, свисает к земле.

– Твой друг, Даламар, очень любит своего правителя?

Я перепрыгнула через моховую кочку и легко подтянулась за ветку дерева, чтобы перебраться через поваленный ствол. Шерон просто обошел его.

– Они с рождения вместе, – ответил Безликий. – Рождены под одной луной, воспитаны в одном доме.

– Братья?

– Не родные, но, наверное, их можно назвать братьями.

– Тогда понятно, почему он от лорда ни на шаг не отходит.

– Лорд очнется? – В голосе демона мне послышалась надежда.

– Очнется, куда денется. Да, восстановление займет много времени, все-таки он мало того что истерзан, так еще и пропитан черным колдовством. Мне нужно подождать немного, пока его раны хотя бы перестанут кровоточить, и тогда я смогу заняться очищением крови.

– Ты ему никак не помогаешь.

– А когда мне это делать? – Я развернулась к демону и сдула со своего лба влажную прядь. – То одно, то другое. Между прочим, именно вы превратили деревню в груду хлама, и пострадали невинные. Я им сначала помогу. Не всем, конечно, только детям.

– Ненавидишь своих людей?

– Они не мои.

– Вы живете на одной территории, одна и та же земля вас кормит…

– У людей все иначе, Шерон. Общий кусок земли не делает нас ближе друг к другу.

Я завернула за широкий ствол дуба, и под ногами захрустели желуди. Передо мной возник огороженный камнями родник.

– Где-то здесь, – задумчиво проговорила я, осматриваясь. – Глафира сказала, что Ванька где-то… Божья матерь!

Я увидела его. Увидела и не поверила своим глазам. Тошнота подступила к горлу, и я зажала рот ладонями.

Не звери на него напали, точно не звери.

Голый, он лежал прямо у родника, приваленный к камню. Светлые кудряшки худощавого парнишки были пропитаны кровью, и в них запуталась тина. Перерезанное горло, вывернутая левая рука – правая отсутствовала. В нескольких местах сломаны ноги – из дырок в коже торчали острые края костей.

И отметки на груди и животе – раны, нанесенные цепью с зубцами. Точно такие же полосы я видела на теле лорда.

– Вы не могли ее убить, да? Но что вам помешало связать ее, взять с собой, а на своей территории за завесой наказать по закону? – Я со слезами повернулась к Безликому. – Почему оставили ее?

– Ей уже вынесен приговор, и она понесла наказание. Хари живет на болотах, а лесные тропы заперты магией. Старуха может бродить по ним до конца своей жизни, но никогда не выйдет к людям…

– Зато люди к ней очень даже заходят! – зашипела я в ужасе. – Охотники, грибники…

– Пусть не ходят.

– Не смешно!

– Я и не шучу, Анка. – Безликий повернул голову ко мне. – Мы следили за ней время от времени, и ни разу не видели, чтобы она навредила кому-то из человеческих особей.

– А сейчас что? Что Ванька мог сделать ей такого, за что она…

– Злится. Мы забрали ее пленника.

– Боже. – Я осела на землю, чтобы перевести дух. Снова взглянула на то, что осталось от Вани, и отвернулась, на миг зажмурившись. – Она убила одного и вряд ли остановится. Что делать-то, Шерон? Не ходить в лес – не получится! Мне нужны травы, цветы, ягоды и коренья. Хотя бы для того, чтобы привести в чувство этого вашего лорда! Мужики должны охотиться, иначе зимой костиндорцы от голода вымрут. Черт с ними, с грибами и ягодами, но мясо необходимо!

Безликий молчал. Конечно, ему все равно, что случится со всеми нами – он дождется лорда, и они уйдут за завесу. Как здесь будут существовать люди, его не волнует.

– Сколько ей жить осталось? – без всякой надежды спросила я.

– Много.

– Она бессмертная? Это из-за черного колдовства, да?

– Бессмертием не обладает никто. Но в этой старухе два потока магии: природная и демоническая. Хари пользуется обеими. Проживет чуть дольше века, а сейчас ей лет девяносто.

– Она разная?.. Магия разная? Как это возможно?

– Демоны берут свою силу из-под земли. Ведьмы – из воздуха. Как твоя бабушка и ты: вы обе лечили людей благодаря наземному потоку силы. Ведьмовская сила досталась Клавдии от матери, она переходит по женской линии. По мужской линии передается демоническая сила – ее Клавдия получила от отца. То же самое произошло и с Хари. И Клавдия, и Хари из одного рода – они сестры. Единственное, что мне неясно, так это как Хари объединила обе магии. К прародителю за помощью обратилась, что ли.

– Эта чудовищная старуха – сестра моей бабушки? – Я поморщилась, вздрогнув.

– Да.

Я привалилась спиной к стволу дуба. В голове не укладывалось все то, что сказал Безликий. Бабушка не посвящала меня в подробности нашей родословной, просто учила лечить, и больше ничего. Чувствовать травы, забираться в сознание к людям, ощущать то же, что и они. Так я могу понять, чем человек болен, как ему помочь. Не навредить, а именно помочь.

– Значит, старуха направила свою силу во зло, – пробормотала я самой себе. – А бабуля и я – во благо.

Я взглянула на Шерона.

– Делать-то что? Совет «не ходить в лес» не принимается. И если демоны своих не убивают, то Хари может убить кто-то другой?

– Кто?

– Я. – Произнеся это, я облизнула пересохшие губы. Сморозила глупость какую-то. – Хотя нет, я ведь тоже вроде как демон, да?

– Ты рождена от ведьмы и демона, но инициацию не проходила, – хмыкнул Шерон. – Убить Хари ты можешь, но есть одно «но».

– Какое?

– Силенок не хватит.

Я поджала губы. Шерон прав. Я видела, как застыла природа, когда пришла Хари. Какая должна быть силища у того, кто сумел остановить в воздухе дождевые капли? Мои способности вылечить человека от кашля не идут ни в какое сравнение с тем, что может сделать Хари.

Она взяла в плен Безликого. Да не просто Безликого, а главного! Целого лорда!

Мне с ней не тягаться.

– Откуда ты все это знаешь, Шерон? Про меня, про мою бабушку…

– Я легионер Безликих. Я должен все знать.

– Безликие – что-то вроде правительства за Туманной завесой?

– Вроде того.

Я обняла себя руками, прислушалась к шепоту ветра в листьях. Пока природа дышит, можно быть уверенным, что колдунья далеко. И хорошо, что так, потому что уходить из леса мне не хотелось. Я сумела разговорить Шерона, и нужно хвататься за возможность узнать побольше.

– Ты знаком с моими родителями? Как они там?

– Знаком.

– Моя мама тоже проходила инициацию?

– Проходила.

– Я даже не помню, как она выглядит, – прошептала я, сдерживая слезы. – Она бросила меня потому, что вступила в легион?

– Анка… – Демон осекся, словно раздумывая. – Ты не помнишь не только как выглядит твоя мать, но и как выглядят земли, на которых ты родилась. Когда лорд Риддл очнется, попроси его сводить тебя за завесу.

– А он согласится?

– Ты спасешь его жизнь, он будет тебе должен. И когда спросит, какую плату ты бы хотела, то попроси навестить родителей.

Я подняла глаза на Шерона. В груди разгорелась благодарность за наш короткий разговор.

– Так и поступлю! – воскликнула я воодушевленно. – Мне бы очень хотелось уйти из Костиндора. Плохо здесь, очень.

Шерон хохотнул, и туман у его лица задрожал.

– Пожалуй, хватит болтать, – сказал демон. – С этим-то что делать собираешься?

Я взглянула на Ваню. Деревенским сюда идти нельзя: сгинут.

– Отнеси тело в деревню, а там его похоронят. Я скажу людям правду, предупрежу, чтобы в лес не ходили.

– Мне его нести?

– Ну не мне же!

К счастью, Безликий спорить не стал. Взвалил мертвеца на загривки и первым двинулся по тропе на выход из леса.

Я шла за ним и думала: лорда нужно привести в чувство как можно скорее. Да, я хотела повременить с этим, но раз он будет мне должен, то, значит, я могу попроситься за завесу когда угодно. Успею и детей проверить, и животных, а потом с чистой совестью и легким сердцем уйду.

Но почему Шерон смеялся, когда я сказала, что в Костиндоре плохо? Ни за что не поверю, что за завесой в кругу семьи мне будет хуже, чем здесь.

Сегодня деревня была живее, чем в последние пару дней.

Мужики разбирали завалы у более-менее уцелевших домов, поправляли покосившиеся крыши, очищали дворы. Женщины выносили из разрушенных жилищ что осталось неповрежденным: посуду, вещи. Складывали у дороги в мешки. Беззаботная ребятня носилась по улицам – для многих детей приход Безликих стал ужасом только на один вечер. Для тех, кто не потерял родных.

Отовсюду слышался горестный плач. То ли по уничтоженным вещам, то ли по погибшим.

Я и Шерон остановились в начале главной улицы. Дом Петра вовсю ремонтировали. Я увидела на крыше Митяя – он по кругу обмазывал глиной и навозом печную трубу. Петр чинил крыльцо. Астап собирал забор из рассыпавшегося штакетника.

Во дворе крутилась Меланья – поправляла столбы и натягивала между ними бельевые веревки. Чуть в стороне от нее стояли три лохани со свежевыстиранным бельем.

Справа дом Софьиных родителей, он остался цел, разве что стекла в окнах побиты, как и у всех.

Я не знала, правильно ли будет пойти к Федору и Матрене, чтобы выразить свои соболезнования, или им это от меня не нужно. Но все же решилась.

– Шерон, – обратилась я к Безликому. – Оставь Ваньку вон у того дома – там живет староста – и иди домой. Похоронами мы с тобой заниматься не будем. Я вернусь попозже, мне нужно зайти кое к кому.

Я вошла во двор, постояла. Осмотрелась: ничего не сломано, не покорежено, не разбито. Из сарая доносилось хрюканье – и поросята целы. По загону бродили овцы, чуть дальше на огороженном клочке земли – куры. Софьиной семье повезло, если можно так сказать. Непонятно только, как именно завеса выбирала, кому навредить, а кого лишь слегка потрепать.

– Матрена! – позвала я, легонько стукнув костяшками пальцев по входной двери.

По ту сторону раздались шаркающие шаги. Матрена уже едва ходит: после рождения Софьи ее здоровье совсем подкосилось, ноги то и дело отнимались, да и на головные боли она жаловалась все чаще. Моя бабушка лечила ее, никогда в помощи не отказывала, а та взамен приносила яйца и мясо.

Дверь распахнулась, передо мной возникла заплаканная женщина. С морщинами на сером лице, за последнее дни ставшими будто еще глубже. С опухшими от слез глазами. Старенькое платье вымазано золой, на ногах дырявые тапки.

– Анка, – выдохнула она разочарованно. – Не ждала тебя уж точно… Заходи, коль пришла.

Я подобралась. Меня впускают в дом? Это что-то необычное для Костиндора. Раньше-то и на пороге видеть не желали, а тут смотри-ка: кто-то прощения просит за издевательства, кто-то не прогоняет со двора. Сомневаюсь, что все вдруг перестали видеть во мне злодейку, но что-то в сознании людей явно изменилось.

В доме Матрены пахло спиртом – настойкой на травах, с которой она делала примочки для ног. Бабушка еще в начале лета дала Матрене целый кувшин, с тех пор, видимо, еще не закончилась.

Через дыру на месте окна в крошечную кухоньку задувал теплый ветер, принося с собой запах гари. Трепал занавески, играл с хлопьями пепла на полу – пепел добрался сюда от соседнего дома, дотла сгоревшего.

Матрена села за стол, уголком платка вытерла слезы и уставилась в окно пустым взглядом.

– Софья померла, – сказала она. – И Федор… – Матрена зашлась в рыданиях, прикрыла лицо сухонькой рукой. – Мы когда Прокопа родили, а потом Гришку, так мечтали о дочке… Софьюшка осчастливила нас. Прожила она всего ничего, внуков нам принести не успела. За что погибла-то? Одному Богу известно.

«Федор, – повторила я мысленно. – Матрена потеряла двоих в тот день: мужа и дочь».

– Володька… – сквозь рыдания добавила она. – Володька Веркин…

И внука.

Я вся сжалась. Сын Прокопа и Верки оставался дома один, когда все случилось.

– У них дом сгорел… И Володька… Прокоп запер дверь, чтоб он не убежал на озеро – плавать-то не умеет, утонет еще. Да лучше бы убежал!

Матрена уронила голову на стол, ее плечи затряслись.

Я тихонько выдвинула стул и села напротив нее. В ужасе вспоминала, что Шерон сказал о пяти мертвецах в деревне. Софья, Федор, четырехлетний Владимир… Агафья, скорее всего, тоже не выжила. А кто еще?

– Кого еще нашли? – негромко спросила я, боясь, как бы Матрена не взвилась и не выгнала меня из дома.

Она никогда раньше не испытывала ко мне особой неприязни: не до того ей было. Семья, большой огород, полно скота – где ж среди этого найти время для озлобленности на какую-то там девицу?

– Агафью, – Матрена подняла голову и вытерла лицо рукавом. – Она как упала на дороге, так и не поднялась, и лошади ее затоптали.

– Пятеро их должно быть, – прошептала я. – Кто еще умер?

Соседка посмотрела на меня рассеянно. Она и не обратила внимания, что я откуда-то знаю о пятерых погибших. Наверное, ей хотелось выговориться, а не слушать.

– Яшка. – Матрена на миг поджала губы. – Тоже сгорел. Ванька в тот день в лес ушел, а так бы, может, и проследил за отцом, спас его… Какой ужас! – пуще прежнего заревела она. – Как же такое возможно! Когда они нас в покое-то оставят!

Кто «они», я и так знала – Безликие. В предыдущий раз они приходили в Костиндор за несколько лет до моего рождения. Давно – для тех, кто ничего тогда не потерял. И совсем недавно – для тех, кто лишился домов или родных. Дома отстроились, мертвые забылись. Деревня начала жизнь заново.

И вот это случилось снова. Но если сейчас демоны пришли на мой зов о помощи, то что им нужно было в Костиндоре в прошлый раз? Этого мне бабушка не рассказывала.

Тревожить Матрену еще больше я не стала. Ей и без моих расспросов несладко, так что я решила уйти.

– Приходи, если что надо будет, – бросила я напоследок.

Матрене помогу в случае чего. Когда меня забивали камнями, я почти не запомнила, кто был в толпе, но уверена, что Матрены там не было. Она в сарае убирала или в огороде работала, а может, не хотела участвовать в самосуде. Неважно, почему она не пошла вместе с бабами, главное, что не пришла.

Постепенно мой мысленный список приобретал какую-то форму. В один столбик я заносила имена тех, кто не проявлял агрессии в мою сторону, а в другой – тех, кто ненавидел меня просто за то, что я есть.

Конечно, бабушка сказала бы, что держать в себе обиду неправильно, нужно забыть, и, если не простить, то отпустить. Но у меня избитое лицо – синяки пожелтели и вскоре сойдут. Дырка в бедре – почти затянулась, но иногда жжется. Царапины и ссадины. Вывихнутая рука, которой я едва могу справляться. О выдранных клочках волос я уж и не говорю.

Мою бабушку никто не избивал только за то, что она не угодна деревне, и ей наверняка было не понять, каково это – выживать, а не жить.

Впрочем, моя обида на деревенских и впрямь стихала. Ни жалости, ни уважения, ни симпатии я к ним не чувствовала. Но и мстить уже не очень-то хотела.

Никому, кроме Кузьмы. Он оклеветал меня. Меня могли добить камнями или после суда сжечь привязанную к столбу. Я лишилась бы жизни из-за того, что Кузьма развлекался с чужой женой, разве это правильно?

Я лишь на мгновение задумалась, что поквитаться с Кузьмой – на самом-то деле вовсе не мое истинное желание. Я всегда была доброй и кроткой, и даже в какой-то степени застенчивой. Скажи мне кто, что я собственноручно могу убить человека, я рассмеялась бы в лицо.

Но демоны… Демоны обидчиков не прощают, а во мне течет их кровь.