Итак, они на Ганзе! Пользуясь случаем, Игорь с любопытством разглядывал, как тут все устроено. Станция была отделана светлым мрамором, а толстые квадратные колонны вверху — украшены фигурками людей и изображениями растений. Яркий свет с непривычки слепил глаза. Но обстановка здесь была тревожной: множество людей в форме и с оружием сновало туда-сюда с озабоченным видом.
Профессор и Марина удивлялись куда меньше. «Ну да, ведь Профессор здесь уже был», — вспомнил Игорь.
За несколько патронов «гостям Ганзы» разрешили устроиться в небольшой потрепанной палатке, где на полу лежали относительно чистые матрасы и заштопанные одеяла. Марина сказала, что здесь, на Кольцевой, есть душевые, и за вполне скромную плату можно помыться. Игорь обрадовался — на этой блистающей чистотой станции ему и самому не хотелось выглядеть грязным оборванцем. Правда, тут же вспомнил, что переодеться ему не во что, но Марина успокоила его — можно отдать постирать свои вещи, а ему взамен дадут пока чужие. Так оно и вышло. Громову выдали широкие выцветшие спортивные штаны и рубаху, которая была ему маловата. Марина облачилась в какую-то хламиду темного цвета и замотала другим платком раненую руку, а Женя оказалась в трикотажной линялой синей кофте, которая была ей на пару размеров великовата, и таких же штанах. «Надо было все-таки купить девчонке одежду получше», — покаянно подумал Игорь. Впрочем, строптивица никакого недовольства по поводу одежды не высказывала. Она, кажется, напрочь была лишена обычного женского кокетства, или оно просто еще не успело в ней проснуться. «Да она не так уж красива, бедняжка, — подумал Игорь. — Ключицы выпирают, угловатая… Может, выровняется потом, у подростков так бывает». Профессор надел трикотажную кофту на пуговицах, вновь подозрительно похожую на женскую. Штаны были ему коротковаты, и выглядел старик немного странно. Один из прохожих, не распознав со спины, даже сказал ему: «Подвинься, бабушка!»
Марина сменила Профессору повязку. Рука у него слегка распухла, но ничего угрожающего Игорь пока не заметил.
Вечером Игорь вдруг решил задать Профессору давно уже вертевшийся на языке вопрос — что же он все-таки рассказывал про бежавшую женщину с ребенком, которую люди потом стали считать заступницей.
— Я думаю, это просто легенда такая, — пояснил тот. — Действительно, какая-нибудь женщина вполне могла убежать в туннель с младенцем. Ну, мало ли, родильная горячка приключилась или что-нибудь в этом роде. В таком состоянии женщины способны на самые странные поступки. Ну и, конечно, бедняжка погибла. Нет, я даже допускаю, что она могла добраться до соседней станции, что там ее приютили. Но ничего сверхъестественного в этой истории нет. Просто люди сочиняют легенды, приукрашивают их по-своему, потому что им хочется верить в чудо. В этой легенде, я думаю, воплотилась народная мечта о свободе, отваге и торжестве справедливости. Ведь подумайте, какое мужество потребовалось женщине, чтобы пойти наперекор всему, бросить вызов охранникам, заведенному порядку, да даже и самой смерти! Пусть, мол, все равно погибну, но по своей воле, а не по вашей. Вот это и есть настоящая свобода выбора!
— Ну да, из двух зол. Шило на мыло поменять, — хмыкнул Игорь. На самом деле эта легенда в таком виде, как ее преподнес сейчас Профессор, ему очень понравилась. Ему понятнее стал поступок неизвестной женщины, чьи кости уже наверняка давно истлели в туннеле. Ах, нет, Профессор же говорил — их на обереги растащили. Даже после смерти люди не хотели оставить ее в покое, обращались к ней за помощью.
— Да ведь не ей же смертью угрожали, — заметил Игорь. — Убить хотели только ребенка.
— А вы считаете, что после этого она смогла бы жить среди этих людей как ни в чем не бывало? — хмыкнул Профессор.
— Но ведь глупо пытаться ее найти. Это все равно что ветер ловить. Если вы имеете в виду, что ее помощью кто-то хочет заручиться…
— Тсс! — Профессор недовольно приложил палец к губам, оглядываясь по сторонам. И, понизив голос, продолжал: — Разве я говорил, что ищут ее?
— Но как же тогда понять тот наш разговор на Цветном бульваре? — удивился Игорь.
— Вы не поверите, какие странные вещи способны выдумывать люди, — произнес Профессор еще тише. — Ходят слухи, что женщина-то погибла, но такой страшной ценой она купила жизнь своему новорожденному сыну. И он рос, как обычный ребенок: она некоторое время его опекала, а потом вывела к людям. Мальчик воспитывался на одной из станций, где никто не знал его истории. Сейчас, как некоторые считают, ему может быть примерно лет двенадцать. И вот именно его-то и ищут… некие, скажем так, заинтересованные лица. Они считают, что, найдя ребенка, смогут заручиться поддержкой его матери, заставить ее помогать им. Да и то сказать, какая мать устоит, если пригрозят замучить ее сына?
— Ну, это нереально, — пробурчал Игорь. — По всему метро искать мальчишку…
— Одержимые люди способны на многое, — не согласился Профессор. — В древней истории известен случай, когда один из царей, желая убить единственного младенца, представляющего для него опасность, просто отдал приказ истребить всех родившихся в этот день мальчиков. Для человека, обладающего властью, ничего не стоит отдать любой приказ, сколь бы он ни выглядел абсурдным, а уж как его выполнять — о том пусть болят головы у его подчиненных. Да притом круг поисков все же несколько ограничен. Считают, что история эта произошла на Полежаевской, поэтому искать ребенка будут на ближайших станциях.
— Беговая, Улица тысяча девятьсот пятого года, — прикинул Игорь.
— Ну да. До вольного города Тушино они вряд ли доберутся. А впрочем, кое у кого руки длинные.
Игорь шел по станции, и вдруг его окликнули:
— Громов, ты? Как ты здесь оказался?
Он вздрогнул, оглянулся. Остренькое личико, обрамленное растрепанными белокурыми патлами. Тонкие губы. Красные, как у крысы-альбиноса, глаза. Хрупкая фигурка, затянутая в костюм цвета хаки.
Эля. Его конкурентка по разведшколе.
То есть это она так считала, что конкурентка. Ей вечно хотелось доказать себе и окружающим мужикам, что она круче, умнее, способнее. К Игорю она, кажется, неровно дышала, и тем сильнее лезла из кожи вон. А он старался держаться от нее подальше.
Она вечно придумывала какие-то вычурные варианты своего имени. Называла себя то Элеонорой, то Эвелиной. А в последнее время ей нравилось, чтобы ее звали Элен. Причем вся эта «экзотика» настолько не вязалась с ее внешностью заморенного крысеныша, что Игоря смех разбирал. Какая, к черту, Элен? К тому же было противно — получалось вроде бы сравнение с Леной. С прекрасной, гордой и прямодушной Еленой, которая была бесконечно далека от всех этих расчетов и интриг. Игорь знал, что Эля Елену ненавидела, а та ее просто не замечала.
Было в Эле что-то странное. Игорь не понимал, зачем она так стремилась попасть в разведшколу. Считал, что нормальным девушкам там не место. А она старалась поразить его воображение своей удалью. Рассказывала, как присутствовала на допросах, как при ней пытали пойманного шпиона. И как ей доверили загонять иголки ему под ногти.
— Ты не представляешь, как он визжал! — с упоением рассказывала Эля. Игорю в этот момент захотелось ее ударить, он еле сдержался.
У Эли всегда была куча идей, как можно развязывать языки молчаливым.
— Нужно привязать пленника и запустить в комнату голодных крыс. Он тут же выложит все, что знает, и даже то, чего не знает. Даже самый стойкий сломается, — деловито говорила она. И все время старалась продемонстрировать начальству свою старательность и инициативность. Но ею как будто слегка брезговали. А она-то, наивная, все никак не могла понять — почему…
Эля любила заводить задушевные разговоры, старалась выпытать подноготную собеседника. Чтобы потом, извратив самые невинные признания, поливать его грязью и со смехом рассказывать гадости окружающим. У нее были свои способы управлять людьми — сначала втираясь в доверие, прикидываясь беспомощной, белой и пушистой и вызывая на откровенность. Когда оценивали задания, Эля так и сюсюкала с однокурсниками, добиваясь хороших отзывов. Но если кто-то смел усомниться в ее выдающихся способностях, поливала конкурента отборным матом. Без свидетелей, разумеется, чтобы не выходить из образа. Тем не менее скрыть что-то на станции было трудно, и все уже давно об этих ее милых особенностях знали. При этом Эля искренне жаловалась на непонимание, на то, что ее никто не любит и не ценит. Впрочем, Громову все это было параллельно — он по жизни был замкнутым, в доверительные беседы с нею, да и с другими никогда не вступал. Он давно взял на вооружение фразу, вычитанную в какой-то книжке. Название той книжки он не помнил уже, но фраза очень ему понравилась: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас».
С тех пор Игорь всегда старался говорить поменьше, а слушать побольше. Он знал, что окружающие считают его молчаливым, надежным и недалеким. Знал и пользовался этим. Когда его пытались втянуть в игру, которая ему не нравилась, достаточно было сделать вид, что плохо понимаешь собеседника, и тот вскоре отвязывался, досадуя на его тупость. С Элли тоже нередко так бывало. Она пыталась строить ему глазки, а Громов делал вид, что не замечает ее маневров. Все это его очень развлекало.
Но теперь Игорь даже рад был увидеть старую знакомую. Возможно, она поможет ему. Вот только что она здесь делает? Шпионит в пользу Красной линии? И как ему держаться теперь с ней, чтобы она не поняла — он уже не считает себя бойцом товарища Москвина, он теперь сам по себе?
— Как тебя зовут здесь, Элли? — спросил он, чтобы выиграть время.
— Неужели ты жив? — не отвечая на вопрос, все бормотала она. — А мы-то тебя давно похоронили…
— Эльза! — вдруг окликнул ее проходивший мимо тип в серой форме, с трехконечной свастикой на рукаве. И неприязненно уставился на Игоря. Тот напрягся, а Эля вздрогнула.
— Вы обознались, — быстро ответила она типу, но Игорь мог бы поклясться, что Эля одновременно сделала ему какой-то знак.
— Простите, фройляйн, — усмехнулся тип и отошел, но продолжал поглядывать на них издали. Игорю вдруг пришли в голову странные мысли. А что, если Элли работает здесь не только на красных? Он всегда думал, что она вполне могла бы найти общий язык и с фашистами. Двойной агент — почему нет? Элли всегда хотелось устроиться получше. Пожалуй, надо быть с ней осторожнее.
— Я думала, тебя уже нет в живых.
— Я и сам еще недавно так думал, — хмыкнул Игорь.
— У нас говорили, что тебя казнили в Рейхе.
— Недоказнили, как видишь. Ты рада?
— Спрашиваешь! А почему ты не вернулся обратно на Красную линию?
— Ты думаешь, это так просто, Элли? — усмехнулся Громов.
— Ладно, все успеется со временем, — тут же сменила тему девица. — Пойдем, потолкуем. Заодно отпразднуем твое спасение, бражки выпьем, я угощаю. Да говори потише, тут полно посторонних ушей!
Они зашли в палатку-столовую, взяли по шашлыку из свинины и по кружке браги.
Прихлебывая брагу, Элли оживилась и раскраснелась. Вполголоса возбужденно говорила:
— Не вернулся — и не надо. Здесь тоже можно неплохо устроиться. Я тебя с нужными людьми сведу.
Облизнув губы, она села поближе к Громову.
— Я тебе помогу. Со мной не пропадешь.
Игорь слегка отодвинулся. Эля ему была без надобности. А она уже строила какие-то далеко идущие планы.
— Вместе мы — сила! — говорила она. — Мы ведь самые-самые способные были из всего выпуска. Я так переживала, когда узнала о твоей смерти…
И она нежно погладила его по плечу.
— Мой бедный мальчик. Как же тебе было плохо! Пойдем ко мне в палатку. Ты должен мне все рассказать. Ты ведь успел узнать кое-какие секреты там?
Игорь развеселился. Шустрая девица уже прикидывала, как использовать его с выгодой для себя.
Глаза у нее сделались осоловелыми. Похоже, Эля совсем раскисла. Но даже в таком состоянии не забывала о своих планах. Игорь решил, что на сегодня с него хватит.
— Элли, я тут не один. Я пойду, а завтра снова встретимся и еще потолкуем.
Услышав такое, девица сразу как будто слегка протрезвела.
— Что значит — не один? А с кем ты тут?
— Да так, случайные попутчики, — пытался отделаться от нее он. Но взгляд ее стал цепким и жестким. — Встретимся завтра, Элли, — с легким нажимом повторил Игорь и пошел, спиной ощущая ее возмущение.
Он чувствовал — она этого так не оставит. И действительно, немного позже, когда они с Мариной и Женей сидели возле палатки и пили чай, он вдруг увидел, что Элли стоит рядом и пристально смотрит на них. Ее глаза впились в Марину, та недовольно тряхнула головой, но промолчала. Игорь заметил, что здесь, на Кольцевой, Марина старалась вести себя тихо и даже не развлекала народ сказками собственного сочинения.
Элли отозвала его в сторону.
— Где ты подобрал эту шлюху? На какой помойке? Фингал под глазом ей пьяный собутыльник поставил? Или ты сам, из ревности? Не думала, что ты так низко пал. Якшаешься с бомжами!
— Успокойся, это не то, что ты думаешь. Она просто меня спасла.
Лучше бы он этого не говорил. В глазах Элли полыхнула ненависть.
Вечером Громова вызвали к коменданту станции.
Невысокий плотный человек с холодным взглядом предложил ему садиться и без предисловия поинтересовался:
— Ну, и что делать будем?
— В смысле? — не понял Игорь.
— А в том смысле, — сказал человек, с интересом его разглядывая, — что странная у вас компания. — Он заглянул в лежащие перед ним бумаги. — Предположим, про вас я ничего сказать не могу — пока. А вот Кондрашова Марина Степановна — она же Манька Черная, она же Машка-гадалка и так далее, — моя старая знакомая. В прошлом году уже была депортирована с Ганзы за попрошайничество и по подозрению в воровстве.
Игорь не очень и удивился. Он ожидал чего-то подобного. «Элли постаралась», — подумал он.
— Да и человек, называющий себя Профессором, уже появлялся здесь, хоть и под другим именем. Бродяга, бомж, тунеядец, не способный к полезной для общества деятельности. Знаете, я всегда считал, что излишнее образование до добра не доводит. Человек, несомненно, многое знающий, но ни на что не пригодный, одна смута от него. В общем, короче. Я не хочу, чтобы эти люди оставались на вверенной мне станции. Предлагаю им завтра с утра убраться добровольно, иначе их выставят силой.
— Но наши пропуска действительны еще неделю… — начал Игорь.
— Это меня не интересует, — отрезал начальник.
Игорь задумался. Ему показалось, что попробовать откупиться — бесполезно. Но в словах начальника была некая лазейка.
— Вы сказали — предлагаете им? А я могу остаться?
— Приятно разговаривать с умным человеком, — сказал начальник, его глаза ощупывали Громова. — Не знаю пока, откуда вы взялись, но если дурака валять не будете, то какое мне дело до вашего темного прошлого? В вас чувствуется военная выправка. Сильные люди, умеющие владеть оружием, нужны всегда — в охрану, например. Если хорошо проявите себя во время испытательного срока, жаловаться на жизнь вам не придется. А девочка — сестра ваша, я так понял? Надеюсь, она еще не успела испортиться в такой компании. Она может остаться при вас. Но женщина и старик должны уйти. — Человек побарабанил пальцами по столу и спросил: — И вашим первым заданием, как кандидата на получение ганзейского гражданства, будет попытаться убедить их сделать это добровольно. Ну как, согласны?
— Мне нужно время — подумать, — сказал Игорь.
— Конечно, конечно, — согласился начальник. — Даю вам время на размышления до завтрашнего утра. Ну ладно, даже до завтрашнего вечера — я сегодня добрый. Надеюсь, за день ваши бродяги не успеют ничего натворить. Впрочем, за ними будут приглядывать. Видите, сколько мне с вами хлопот? Ну, буду ждать вашего решения, надеюсь, проявите благоразумие. Но завтра вечером ваши спутники, если не уйдут до тех пор сами, будут депортированы принудительно. Говоря проще, их вышвырнут со станции вон. Вы сами же вольны остаться или уйти с ними. Подумайте о моих словах и передайте… этим…
Когда Игорь вернулся к «этим», Марина вопросительно взглянула на него, словно догадывалась, о чем шел разговор. Профессор тоже был невесел. Но Громов пока ничего говорить им не стал — ему хотелось для начала разобраться в своих мыслях и желаниях.
Он очень много успел пережить за последний месяц. Он давно уже перестал ощущать себя разведчиком на службе Красной линии. С этим было покончено. Сейчас он наконец добрался до Ганзы. Все получилось, как он хотел, и даже лучше. Повезло в кои-то веки. Ему и работу прямо с ходу предложили. С пустячным, в сущности, условием: отделаться по-хорошему от бродяг. Он ведь и сам еще недавно хотел того же.
Нечего сомневаться, что его служба на Ганзе будет неплохо оплачиваться. Он сможет позволить себе все, чего душа пожелает. Ну, или почти все. Будет сыт и пьян. Если захочет, будет иметь красивых девочек, дурь из-под полы. Но так будет только до тех пор, пока с ним что-нибудь не случится. Если он станет немощным инвалидом, ему разве что кусок хлеба дадут из милости.
«А вообще-то девочки за мной и так бегали, — подумал Игорь не без гордости. — Так что на это и тратиться особенно не придется. Можно найти себе тут постоянную девушку, семьей обзавестись». Почему-то при мысли об этом у него скулы свело от скуки.
Рассматривать Элю в качестве возможной подруги ему и в голову не приходило, несмотря на ее авансы. Игоря отталкивали ее странные садистские наклонности. И пусть сейчас она откровенно вешалась ему на шею, Громов был уверен — случись с ним беда, Эля мигом его бросит. Причем постарается сдать с выгодой для себя.
«А я ведь в любой момент могу выйти из строя после тех побоев, — подумал Игорь. — Глядя на меня можно подумать, что я крепкий и сильный. Никто ведь не знает, как меня отделали в Рейхе… Если что-нибудь серьезно повредили внутри, то и не поймешь, от чего умер…
Стоп! Но меня вынуждают отказаться от единственных людей, которым есть до меня хоть какое-то дело. Просто так, без какой-либо выгоды для себя. Допустим, Марина — лгунья и, возможно, даже воровка. Думаю, если она что-нибудь и стащила, то только чтобы прокормить себя и Женьку, и вряд ли стоит ее строго осуждать за это. Но она выхаживала меня, когда я был полутрупом. Без какой-то выгоды, теперь я понимаю это. Наверное, это называется — из сострадания. Сама голодная, делилась со мной жалкими крохами еды. И если я заболею опять, она не бросит меня. Она будет заботиться обо мне снова.
А Женя? Ели сейчас их с Профессором выгонят, а я останусь здесь, девочка со мной не останется. А мне так хотелось бы, чтоб она стала больше похожа на обычного ребенка. Чтоб улыбалась хоть иногда, чтоб доверяла мне. Чтоб я не видел этого постоянного ужаса в ее глазах. Ее, наверное, сильно обидели, а мне почему-то не безразлично, что с ней будет. Я хотел бы с ней подружиться…»
Игорь сам удивился, как мысли у него перескочили уже на другое. Следовало сначала все же определиться с решением, а сложные отношения с Женей могли подождать.
«Так, — подумал он. — Но если их отсюда гонят, а я расставаться с ними не хочу, тогда надо нам всем вместе куда-нибудь с Ганзы уходить. Вот только куда?»
Вольный город Тушино — вдруг вспомнилось ему. Про это место говорил Саид, и еще от кого-то он о нем слышал. Ах, да, та хорошенькая анархистка, Крыся, тоже упоминала Тушино. А что, возможно, это выход! Там их никто не знает, там они могли бы жить спокойно. Кажется, Крыся рассказывала, что там нет таких строгих порядков, как на Ганзе. На окраинах всегда как-то полегче, там проще затеряться от внимательных глаз. А для Громова это очень даже актуально — его будут искать фашисты, и красные тоже будут искать, когда узнают, что он уцелел. А они наверняка узнают — уж Элли постарается. Как только поймет, что ей тут ничего не обломится, — тут же сдаст и тем, и другим. «Поэтому Полис тоже отпадает, — облегченно подумал Игорь, как бы оправдываясь сам перед собой. — Там, скорее всего, тоже полно шпионов».
Он стал прикидывать, как им добираться до Тушинской. Сначала по кольцу до Краснопресненской на дрезине, а оттуда — через Баррикадную и Улицу 1905 года. Может быть, там он своими глазами увидит Нюту — победительницу зверя. Интересно ведь — столько слышал о ней. Ну, а дальше узнают дорогу. Говорят, там народ как-то приспособился обходить по поверхности заваленные туннели к Полежаевской.
«Вот и ладно, — подумал он. — Завтра обрадую своим решением ганзейского начальника, а сейчас самое время поговорить с Мариной».
Женщина отлучилась и сейчас как раз возвращалась с тремя дымящимися кружками чая в руках. Чай здесь был какой-то особенно вкусный, его все еще поставляли с ВДНХ, несмотря на тревожную обстановку. Но цены на него постоянно взвинчивали, распуская слухи, что ВДНХ не сегодня завтра падет под натиском черных и тогда достать чудной заварки будет уже неоткуда.
Марина вручила одну кружку Громову, другую — Профессору.
— Я говорил сегодня с начальником станции, — начал Игорь. Марина кивнула. — Он, оказывается, помнит вас с Профессором. Сказал, чтоб завтра же оба выметались отсюда.
Марина молча глядела на него. Невозможно было понять, о чем она думает. Потом женщина кивнула:
— Что ж, собраться недолго…
— Куда думаешь идти? — спросил Игорь.
— Где-нибудь приткнемся, — беспечно ответила Марина. — Нам не привыкать. Оставишь нам немного патронов на первое время?
— А разве я говорил, что остаюсь? — притворно удивился Игорь.
Марина уставилась на него. Затем шутливо толкнула в бок, едва не расплескав кипяток в кружке. Громов притворно сморщился, охнул, и они рассмеялись.
— Что, все еще болит? — спросила она. И чуть погодя, заглядывая в глаза: — Ты правда уверен, что хочешь уйти с нами? Тебя-то наверное не станут отсюда гнать. Это только мы тебе мешаем тут устроиться.
— Вы мне не мешаете, — заспорил Игорь. — И чего-то меня не тянет тут устраиваться. При ближайшем рассмотрении мне здесь далеко не все понравилось. Поэтому у меня конкретное предложение: как насчет того, чтобы отправиться в вольный город Тушино?
— Это далеко, — вздохнула Марина. — Но можно, наверное, дойти. Почему бы и нет?
Она задумалась. Потом снова поглядела на него:
— Но ты точно уверен?
— Ну конечно, — стараясь казаться беспечным, ответил он. — А то кто же мне еще будет так интересно рассказывать про Изумрудный город?
Марина прыснула и снова ткнула его в бок.
— Ну, тогда заметано, — подытожил Игорь. — Завтра с утра на дрезину и — покатим с ветерком!
Он понимал, что трудностей впереди будет еще много. Но главное, самое трудное решение было принято.
— Надо Жене сказать. Думаю, она обрадуется. На дрезине прокатится, станции новые посмотрит… Кстати, где она?
У Марины сползла с лица улыбка:
— Когда я уходила за чаем, она была здесь.
— Наверное, отошла куда-нибудь, — предположил Игорь, хотя его кольнуло нехорошее предчувствие. Он постарался не давать воли дурным мыслям. Ну что может случиться с девочкой здесь, на хорошо охраняемой станции?
«Все, что угодно, и ты прекрасно это знаешь», — ответил внутренний голос.
Они обошли всю станцию, рассматривая людей, пытаясь заглядывать в палатки. Жени нигде не было. Если только ее не удерживали где-нибудь силой в укромном уголке.
Девочка бесследно пропала.