Обратный путь домой был затруднен мятущимися толпами народа. В городе царила откровенная паника. Портовые служащие, многие из которых жили прямо при порте, и Виталий окрестных деревень, расположенных вдоль Великой реки, ломились в город со всеми своими пожитками, чадами и домочадцами. Стрельцы с трудом регулировали потоки телег и людей, набивавшихся в город.
— Тебе только полосатой палочки в руках не хватает, — сказал юноша одному особо ретивому стрельцу, командовавшему на перекрестке. — Что случилось? Нападение?
— Да какое там нападение? Иди отсюда, не мешайся, — не поворачивая в его сторону головы, отмахнулся стрелец.
Юноша хмыкнул и решил немножко изменить маршрут движения. Вместо того чтобы направиться прямиком к подворью Янки Вдовицы, он двинулся против течения, пробиваясь сквозь людской поток в сторону порта. Картина, открывшаяся его взору, откровенно радовала глаз. Бабы вытаскивали детишек из воды и гнали их обратно домой. Рыбаки, душевно матерясь, вытаскивали свои лодки на берег. Иноземные корабли, не закончив разгрузочно-погрузочных работ, в спешном порядке снимались с якоря, поднимали паруса и валили, от греха подальше, спасаясь от «диавольских рыбок», пока они не схарчили их корабли вместе со всей командой. Больше всего Виталий умилила группа стрельцов, с ручными пищалями, нацеленными на ведро, которое какая-то баба вытягивала из колодца. Рядом стояла другая баба и причитала:
— Это я, выходит, мужика свово вчера зазря обидела!
— А что?
— За водой его послала, а он все ведра расплескал. Я, грит, над колодцем наклонился, а оттуда черти полезли и на меня «Га-а-а!!!» Ну я его ухватом и благословила. Какое еще «Га-а-а!!!», кричу, пьянь ты подзаборная! Ой, зря обидела мужика! Чекушку ему, что ль, купить? Может, простит?
— Не, чекушки мало, — усмехнулся один из стрельцов, — штоф бери, а лучше два. Я чуток попозже зайду, подсоблю тебе его уговорить.
— Мужика или штоф? — заржали остальные стрельцы, которые, как и положено солдатам, воинского духа не теряли и панике не поддавались.
— Погодите, дети мои! Водичку сию освятить не помешает.
К колодцу спешил батюшка в длиннополой рясе с большим серебряным крестом в руках.
— Та-а-ак. Процесс пошел, — радостно сказал царский сплетник, — Вот что значит — великая сила искусства! Пусть только теперь бояре попробуют сказать, что от моей газеты толку нет.
Насладившись картиной сотворенного им переполоха, Виталий развернул стопы в другую сторону, но все же не мог не задержаться в Нижнем граде около столба со своей листовкой, под которой вещал толпе какой-то добровольный оратор. В том, что он добровольный, юноша был уверен на все сто: среди его людей такого кадра не было. Судя по робе, он был тоже рыбак и вещал толпе об ужасах ночного браконьерского рейда по Великой реке. И в его изложении ограбивший его призрачный корабль был населен уже не мертвыми с абордажными крючьями, а мертвыми с косами, которыми они грозились выкосить всех браконьеров Великореченска, если те не перестанут грешить с сетями и переметами на Великой реке.
— Ну браконьеров от Великой реки, я, кажется, отвадил. Операция «Большой улов» идет к финишу. Ну-с, мне здесь больше делать нечего. Пора домой.
Так как до дома ему идти пришлось вдоль потока, а не против, добрался до него довольно быстро — минут за пятнадцать. Около подворья Янки Вдовицы топтался Семен с пятеркой своих самых преданных и верных бойцов, которые держали в руках большой трепыхающийся сверток.
— Молодцы! Наслышан о ваших подвигах! — радостно приветствовал их царский сплетник.
Семен посмотрел по сторонам и, убедившись, что посторонних поблизости нет, таинственно прошептал в ответ:
— Кэп, деньги срочно нужны.
— Зачем?
— Пару лабазов с летниками снять надо.
— Зачем?
— Так рыбы ж до фига! Думаю, и пары лабазов мало будет. Надо четыре брать.
— Рыба откуда?
— Что значит «откуда»? Из Великой реки. Ночью добыли. Ну… когда задание твое выполняли.
— Это как вам удалось?
— Так… ну… подплываем мы к этим браконьерам по-нормальному, только начинаем разъяснительную работу вести, а они сети, весла, лодки, улов бросают, в воду сигают и саженками к берегу. Ну не бросать же добро! Короче, трюм доверху осетрами забит. Лед нужен.
— Да вы оборзели, мужики! Что, нельзя было в воду улов спустить?
— В воду? — дружно ахнули пираты, и царский сплетник понял, что сказал что-то святотатственное.
— Однако вы времени даром не теряли. Ладно, делаем так. Вот вам деньги, — выудил из кармана царский сплетник кошель немецкого посла, — снимайте два лабаза с летниками. Половину улова туда ссыпайте. Это будет наш стратегический запас. А вторую половину… Дуйте сейчас в посольскую слободу, ищите там немецкого посла и загоняйте, что останется, ему.
— А-а-а… — растерялся Семен.
— У меня там все уже схвачено. Посол готов скупать рыбку оптом и в розницу, но вы цену крутую не ломите. Нам потом еще проценты с навара пойдут. Все понял?
— Все. Кстати, мы тебе одну рыбку принесли.
Пираты плюхнули в руки царского сплетника дергающийся сверток, радостно ударили по рукам, разделились пополам, и одни рванули скупать лабазы с летниками, а другие в сторону посольской слободы — пристраивать товар. У Васьки, наблюдавшего за этой сценой с забора, замаслились глаза.
— Ры-ы-ыбка-а-а… — страстно мурлыкнул он.
— Скорее, акула, — пробормотал юноша, с трудом протискиваясь в ворота. — Чего глаза выпучил, Жучок? Рыбку при ни май. А ты, Васька, топор тащи. Такого монстра одними зубами не разделаешь. Ой, чую, достанется мне за все эти художества от царя-батюшки. Операция «Большой улов» заканчивается и начинается другая — «Ты что, сволочь, наделал?».
Виталий словно в воду глядел. Не успели Васька с Жучком отволочить добычу на плаху, как со стороны ворот послышался нетерпеливый стук.
— Царского сплетника срочно требуют к царю-батюшке! Живого или мертвого!
— Ты что, сволочь, наделал?
Это было первое, что услышал царский сплетник, как только вошел в тронный зал. В голову ему полетела держава. Виталий поймал ее, деликатно сдул с символа царской власти невидимую пылинку и вернул его обратно Гордону, Умудрившись при этом увернуться от скипетра, которым Державный норовил садануть ему по лбу.
— Так его, царь-батюшка, так! — радостно загомонила боярская дума.
— Цыц! — прикрикнул на бояр Гордон, — Без вас знаю как!
Василиса, сидевшая рядом с мужем на своем троне, ласково погладила супруга по руке.
— Да спокоен я, спокоен, — прорычал Гордон и опять набросился на царского сплетника: — Ты что, сволочь, наделал? Весь город на ушах стоит! Ты чего в своей газетенке понаписал, бумагомарака хренов?
— В смысле как чего понаписал? — нейтральным тоном переспросил Виталий.
— Вот это вот твоя работа? — гневно тряхнул листовкой, содранной с какого-то столба, царь-батюшка.
— Моя.
— И ты хочешь сказать, что все это правда?
— Истинная правда. От слова до слова! — уверенно заявил юноша. — Я вам больше скажу…
— Молчать! Ты наговорился уже! — гневно рявкнул Гордон, еще раз тряхнув листовкой. — Народ Великореченский как с ума сошел. Его теперь к реке калачом не заманишь!
— А уж слухи-то какие страшные ходят! — радостно подхватил глава думы боярин Буйский, — Будто бы корабль по реке Великой ходит, а на нем мертвые с косами стоят и рыбаков стращают. Костями своими трясут и жалобятся: «Зря мы наперекор указу царскому пошли! Вот что с нами теперь за это сталось!» Из-за этого ирода, — ткнул пальцем в Виталика Буйский, — у нас половина рыбаков заиками стала!
— Небольшое уточнение, — деликатно кашлянул царский сплетник, — не рыбаков, а браконьеров.
— А где нам теперь рыбку свежую брать? — взвился царский воевода.
— На базаре вся рыба исчезла!
— А я ушицу люблю. Из чего ее теперь делать прикажешь, собака?
— На кол его, царь-батюшка! На кол ворога! — начала входить в раж боярская дума.
— Ну и что ты на это скажешь? — обжег гневным взглядом царского сплетника Гордон.
— Даже не знаю, как быть, — вздохнул Виталий. — Правду скажу — не поверите, совру — на кол посадите.
— Правду давай, — оживился Гордон. — Люблю забавные байки. А насчет кола не волнуйся. Если к Малюте попадешь, до него не доживешь. Очень ему хочется испанский сапог на ком-нибудь примерить.
— Это меня успокаивает, — хмыкнул юноша и начал говорить «правду», — Я, как истинный профессионал газетного дела, еще вчера почуял неладное, хотя подозрения о грозящей Великореченску беде зародились у меня гораздо раньше.
— Когда именно? — потребовал уточнения царь.
— Да почитай сразу, как твоя боярская дума мне то дурацкое задание насчет браконьеров дала, — спокойно ответил царский сплетник и, заметив мимолетную улыбку, скользнувшую по губам Василисы Прекрасной, продолжил как ни в чем не бывало: — И пришлось мне обратиться к волхвам, колдунам да ведуньям всяким за помощью.
— Ты что, с ума сошел? — расстроился царь. — К нечисти за помощью обращаешься и нам тут об этом рассказываешь?
— Так ты ж правду просил говорить, царь-батюшка. Опять же не надо забывать, что я царский сплетник. Мне по должности положено информацию любыми путями собирать и на страницах своей газеты ее выкладывать. А уж где, как и каким способом я эту информацию добыл — никого не касается.
— Даже меня? — ахнул Гордон.
— Даже тебя, — кивнул Виталий. — Профессиональная этика. Если я свои источники информации буду всем подряд сливать, со мной работать никто не будет. Мои информаторы должны быть уверены, что за царским сплетником они как за каменной стеной!
— Вот у кого вам учиться надо! — треснул по подлокотнику трона скипетром Гордон, обводя суровым взором боярскую думу, — А вы только и делаете, что грызетесь да кляузы друг на друга строчите. Рассказывай дальше, — уже более благосклонно кивнул он Виталию, — что интересного от нечисти узнал?
— Узнал, что заговором на великой Руси попахивает, — начал перечислять юноша, — Узнал, что появится на Великой реке корабль-призрак и сначала будет рыбаков пугать, а потом, ежели ослушаются они указа царского и опять браконьерствовать замыслят, пойдут эти мертвые со своими крючьями абордажными да косами ржавыми на Великореченск — виновных резать. И не только их, но и всех членов их семей со всем подворьем в придачу.
Виталий все это рассказывал, не сводя глаз с царя, и очень жалел, что не имеет глаз на затылке. Очень ему хотелось посмотреть на реакцию бояр: не дернется ли кто в страхе, не спадет ли с лица?
Глаза на затылке ему не потребовались. Боярская дума взвыла так громко и горестно, что сразу стало ясно: чьи холопы и по чьему приказу на Великой реке браконьерством промышляют.
— Я думаю, царь-батюшка, что с браконьерством на нашей Великой реке покончено, — удовлетворенно сказал юноша, выразительно ткнув большим пальцем руки за спину.
В ответ дума взвыла еще жалобней, сообразив, что сама себя сдала державному. Василиса Прекрасная звонко рассмеялась, благосклонно глядя на царского сплетника.
— Ну что, господа бояре, выполнил ваше условие царский сплетник? — весело спросила она.
— Выполнил, — стыдливо понурилась боярская дума.
— Значит, газете на Руси быть? — задала еще один вопрос царица.
— Быть, — покорно кивнула дума.
— Тогда по тысяче золотых с каждого боярского подворья в казну! — рявкнул царь.
— Да мы уже давали! Теперь-то за что? — попытался было вякнуть царский воевода.
— За шалости браконьерские отступные! — прорычал царь. — Чтоб к утру деньги были в казне, а не то всех на кол! Я вам покажу, как указов царских не слушаться. Слышь, Лексеич, — испытующе посмотрел он на Виталия, — ты там ничего больше у этих колдунов не накопал?
— Кое-что накопал, но это только для твоих ушей информация, царь-батюшка, ну и твоих, царица-матушка.
— Ясно. Вон отсюда! Все вон, кроме царского сплетника. Тронный зал молниеносно очистился от бояр.
— Пошли в мой кабинет, — распорядился царь. Гордон помог спуститься с трона своей супруге, подхватил ее под ручку и энергично потащил к выходу из зала. Юноша поспешил вслед за ними. Оказавшись в своем рабочем кабинете, Гордон пододвинул Василисе кресло, жестом предложил садиться царскому сплетнику и сам сел напротив него рядом с женой.
— Ну выкладывай, что еще накопал?
— Погоди, царь-батюшка, на сухую язык говорить отказывается, в горле пересохло. Прикажи подать сюда бочонок доброго пива, и тогда я тебе что-то очень важное покажу.
— Гмм… сделаем. — Гордон сдернул со стола серебряный колокольчик и яростно зазвонил. — Бочонок пива сюда срочно! — приказал он сунувшему в кабинет нос слуге.
Через пару минут слуги внесли в кабинет бочонок пива и три кружки.
— Ну что там у тебя такого важного. Показывай, — распорядился царь.
— Во! — вытащил из кармана засушенную пиранью царский сплетник и начал стучать ею об край стола. — Это и есть та самая дрянь, что всех браконьеров от Великой реки отвадила, — сообщил он опешившей царской чете. — Такая грызучая, зараза! Но под пивасик идет хорошо.
— Так это ты эту страсть в реку Великую выпустил? — побагровел царь.
— Что ты, царь-батюшка? — обиделся Виталий. — Я с головой еще дружу. Чисто на нашей Великой реке. Я просто использовал подвернувшийся мне в виде этой рыбки шанс, Чтобы запугать браконьеров, ну и вычислить, на кого они работают. Оказалось, на бояр, задание которых я заодно и выполнил.
— Рыбка откуда? — требовательно спросил царь.
— Не скажу.
— Как смеешь? — возмутился Гордон.
— Царь-батюшка, рыбку эту в Великореченск доставили для совершения террористического акта, это мне ясно как божий день. К счастью, мне удалось в это дело вовремя вмешаться и у злодеев ее отбить. Есть уже первые подозреваемые, но, если я тебе их сейчас назову, они ж сразу у Малюты на дыбе окажутся. Так ведь?
— Так.
— А вот этого делать пока категорически нельзя.
— Почему?
— Потому что я вышел пока на пешек, а нам надо взять ферзя. Если раньше времени пешек возьмем, то ферзь тут же затаится, личину сменит и опять козни да смуту строить начнет.
— Голова-а-а…
— Голова, — согласно кивнул довольный собой и жизнью юноша.
— Но как злыдня того поймаешь, чтоб все вернул взад! — потребовал царь, — Я, понимаешь, тоже свежую рыбку к столу люблю.
— Сказал бы раньше! Я, после того как основную массу в оборот пустил, последнюю стерлядочку Ваське с Жучком отдал. Они ее сейчас топором обрабатывают.
— Ну что к Ваське попало, то пропало, — безнадежно махнул рукой царь, не задумавшись над странной фразой Виталий «в оборот пустил», — Ты, главное, мне на реке порядок наведи. А то от Великореченска уже иноземные корабли шугаются. Этак от Руси вся Европа отшатнется.
— Да и шут с ней! — пренебрежительно махнул рукой царский сплетник. — Прогибаться еще перед кем-то. Да захотим — и дело тут так поставим, что эта Европа в штаны наложит, да на карачках к нам с мирными договорами приползет, и будет здесь тише воды и ниже травы. В рот тебе, царь-батюшка, и тебе, царица-матушка, подобострастно смотреть будет да поддакивать.
— А что, мне такая перспектива нравится, — одобрительно кивнул царь, — а тебе, Василисушка?
— Мне тоже. Ну думаю, мое присутствие здесь больше не требуется. А то подняли ни свет ни заря: «Спасай царского сплетника, дурака этакого, пока он в беду не попал!» Теперь вижу: не царского сплетника надо спасать, а Великореченск от царского сплетника. Такой шустрый мальчик оказался. То город штурмом берет, то без рыбы его оставляет.
— Это кто ж за меня хлопотал? — удивился Виталий.
— Много будешь знать — скоро состаришься.
— Благородная седина мне будет, возможно, и к лицу, но пусть это произойдет лет через пятьдесят, не раньше. А на счет рыбки — неправда ваша. Я о Великореченске позаботился. Стратегический запас сделал. Да у меня ее сейчас столько, а цены на стерлядочку и осетрину скоро будут такие…
— Так, Василисушка, ты говорила, тебе по хозяйству пора? — заволновался царь, — Так иди, иди. Дела у нас сейчас с Лексеичем пойдут скушные, неинтересные, — И, не удержавшись, ерзая от нетерпения, все-таки спросил у Виталика при Василисе: — Рыбы много?
— Два лабаза с летниками под завязку, — успокоил его царский сплетник, — но есть конкурент. Однако я знаю, как с ним управиться. Он еще и на нас поработает.
— Понял, — расплылся Гордон, азартно потирая руки. — Беру твои лабазы оптом.
Но по утроенной цене!
— С ума сошел? С какого перепуга по утроенной?
— Инфляция. Опять же мои мертвяки не забесплатно Великую реку рассекали. Они хоть и мертвяки, а покушать да погулять любят! А это все денежек стоит.
— Это не те мертвяки, что недавно вместе с тобой город брали, а потом в порубе холодном сидели?
— А стоит углубляться в детали?
— Стоит. Колись давай, — приказал Гордон.
— Работники у меня многогранные, мастера на все Руки, — начал нахваливать своих людей пройдоха. — С малолетства, можно сказать, пестовал, уму-разуму учил, для себя Растил!
— А вы действительно два сапога пара, — усмехнулась, поднимаясь из-за стола, Василиса. — Ладно, работайте на благо государства. А я пока по хозяйству, как вы говорите… Кстати, а все-таки хоть намеком, кого в деле сем вредительском подозреваешь? — обратилась она к царскому сплетнику, уставившись на него колдовскими зелеными глазами.
— Тут есть только три варианта, — важно сказал юноша, почему-то вдруг забыв, что все свои предположения собирался оставить в секрете. — Либо это Кощей, либо ННЗ, что в переводе на нормальный язык означает «неизвестный науке зверь», либо Дон.
— Кто-о-о? — выпучил глаза царь.
— Дон. Как мне доложили мои информаторы, есть здесь, в Великореченске, такой криминальный авторитет. Да ты ж сам мне говорил, что они с Кощеем тебя уже достали.
— А ты с этим Доном уже встречался? — осторожно спросила царица.
— Пока нет, но выходы на него уже есть, — нагло соврал царский сплетник, — Так что ежели это он за всем стоит, то от справедливого возмездия не уйдет!
Василиса Прекрасная внезапно согнулась от смеха пополам и плюхнулась обратно в кресло.
— Вот так вот, царь-батюшка, — выдавила она из себя сквозь всхлипы рвущегося наружу смеха, — сам с этим Доном не разберешься, Лексеич его в момент приструнит! Ты на ус-то мотай, мотай. Пригодится…
И тут в раскрытое окно влетел черный ворон, хлопая крыльями, сделал круг по рабочему кабинету царя-батюшки и сел на подоконник.
— И кто из вас тут будет царский сплетник? — лениво, с ноткой пренебрежения спросил он.
— Слышь, носатый, — нахмурился юноша, — кончай выделываться. Можно подумать, ты не знаешь кто! Я твой черный фейс еще у патриарха срисовал и в подкорке зафиксировал.
— Базаришь много, — оборвал Виталий ворон, — Тебе Кощик «стрелочку» на малине забил. Ближе к вечеру «У Трофима» намечается небольшой сходнячок. Так что изволь быть. Желательно трезвый. Ряд вопросов перетереть надо, а без тебя никак.
В наглую птицу полетела чернильница-непроливайка, запущенная царской дланью. Ворон сорвался с подоконника и, сделав лихой вираж, улетел прочь.
— Нет, ну совсем оборзела Кощеева братва! — возмутился Гордон. — Уже при мне моим людям «стрелку» забивают. Обнаглели холопы! Ты рамсы, случаем, не попутал? — вызверился державный на Виталия.
— Я нет, — спокойно пожал плечами юноша. — Я этого носатого сюда не приглашал. Это он меня на малину приглашал. Но вот мучает меня теперь один вопрос: откуда вы такие нехорошие слова знаете, царь-батюшка? На мысли странные меня это наводит.
— Ты что, своего царя в чем-то подозреваешь? — выпучил глаза Гордон.
— Упаси боже! Просто что-то тут в мозаике обшей картины не складывается…
— Пшел вон! — завопил Гордон, давая знать, что аудиенция закончена.
Так как чернильница была уже за окном, то в юношу полетела ее подставка. Царский сплетник и тут был на высоте. Он оказался гораздо шустрее ворона. Юноша не только успел пригнуться, пропуская этот импровизированный снаряд над головой, но еще и допить пиво, прежде чем выскочил за дверь, оставив на столе перед разгневанным царем забытую впопыхах «тарань», хищно скалящую зубы на державного…