Бьерн. Том I и Том II

Глава 1

Легче мне стало только на второй день, после того, как я очнулся в первый раз. Перестало тошнить до рвоты, и я хоть как-то стал осознавать окружающее. Иногда заходила незнакомая старуха, перебинтовывала мне голову, давала воды и выносила стоящий рядом с кроватью горшок.

В голове творился полный сумбур. Последнее, что я помнил — это как заснул в своей кровати. И даже не пил ничего, а мирно смотрел видосики перед сном. Одновременно вспоминалась оскаленная пасть какого-то огромного монстра и сильный удар по голове.

Я был бы рад списать всё это на бред, но узнавание старухи мне давал второй набор воспоминаний. Ассоциативный ряд всегда стартовал с травм, боли, а потом переходил на цепкий взгляд, аккуратные прикосновения рук и аромат трав.

Впрочем, я вообще вспоминал что-либо из второго набора ассоциаций, в основном, увидев это. Не было такого что я резко получил второй набор воспоминаний, картинки, образы приходили в процессе взаимодействия с окружением.

Вот и сейчас, раздался скрип петель, и в закуток, вошла всё та же старуха-целительница. Окинув меня уверенным взглядом, она скрипуче что-то спросила на неизвестном языке и, скривившись, бросила взгляд на стоявший возле кровати горшок. Голова заболела ещё сильнее, но общий смысл того, что от меня хотят, я понял.

Медленно кивнул, стараясь не тревожить гудящую голову. И потихоньку, опираясь на неожиданно крепкое плечо женщины, начал вставать с постели. Немного переждав головокружение, мы неспешно вышли наружу.

Большая комната, небольшой предбанник, и мы оказались на озаряемом ярким солнцем дворе. Второй набор ощущений говорил, что всё нормально — я дома. Да и мне было в целом не до отвлечённых размышлений и переживаний — все мои силы оказались отданы, чтобы дойти до туалета.

Старуха не закрывала дверь, смотря на то как я пытаюсь разместиться внутри. И только наткнувшись на мой злой взгляд, усмехнувшись, закрыла дверь и оставила меня в одиночестве.

Обратный путь дался мне ещё тяжелее и, выпив воды, я отключился. В этот раз надолго, но, проснувшись, я чувствовал себя намного лучше. А если лежать и не двигаться — даже голова не болела и появилась возможность подумать о ситуации.

Во-первых, это не моё тело. В этом я полностью убедился ещё во время похода в туалет. Младше, менее тренировано, да и набор шрамов другой.

Во-вторых, чужие воспоминания. Их было не так много, да и то, что было, сложно связать во что-то цельное. В основном, это были голые эмоции и короткие картинки.

Голод, краюха хлеба от бородатого лица, тепло стога сена. И чужая речь, не очень понятная, скорее воспринимаемая эмоционально. И работа, конечно. Много всякой самой простой и грязной работы, которую даже привычный деревенский люд не любит.

При воспоминании о том, как я, задорно помахивая лопатой, вычищаю туалеты, меня чуть не вырвало. Но к моей радости — просто нечем. Одно было понятно кристально точно: я больше не дома.

И пробивающийся в затянутое слюдой окошко свет двух лун этому способствовал. Нет, их было не видно, но в том, что это окажется именно так, я не сомневался. Хоть я и должен был бы паниковать, метаться, но сил на это у меня никаких не было.

Единственное, о чём я переживал, это о своих родных дома. Как они там, и что случилось со мной? Неожиданно умер во сне? Но от чего? Тромб в сосудах, сердце? Но я проверялся недавно. После того, как коллега по тренировкам Миха слёг в больничку, я изрядно кирпичей отложил и всех врачей прошёл.

Ну да, они там много чего нашли, но с тех пор я стал намного аккуратнее в препаратах и дозировках. Да и больше не тренируюсь для подиума. С чего мне умирать в двадцать три года? Но, так или иначе, заснул дома в своей кровати, а проснулся уже тут. В теле местного дурачка, даже не способного нормально говорить.

— Не видать мне в ближайшее время фитоняшек и подснежников! — тихо прошептал, проговаривая мысль.

Протянув руку, я подхватил небольшой кувшин, стоящий рядом на табуретке, и отпил воды. Меня до сих пор мутило, да и от размышлений голова начала гудеть. Так что я предпочёл откинуться на набитую сеном подушку и отключится. Утро вечера мудренее.

Проснувшись утром, я выпил воды и, аккуратно ступая, вышел наружу. Где, присев на крыльцо, подставил лицо солнечным лучам. Голова не болела и тошнота прошла. И это было само по себе таким кайфом, что думать о каких-либо проблемах не хотелось. Особенно о тех, что я всё равно не могу изменить.

Из дома вышла старуха и что-то недовольно проскрипела, на что я только виновато улыбнулся.

Покачав головой, она бросила короткое слово и поманила меня в дом. Там, на столе, стояла миска жидкой похлёбки, к которой я под звук заурчавшего желудка сразу прикипел взглядом.

Под её разрешающий кивок я подхватил кусок хлеба и заработал ложкой. На что знахарка удивлённо подняла бровь. Но только уже когда я начал скрести по дну миски, до меня дошло. Я взял столовый прибор правильно, пальцами, а не просто схватив ладонью, что диктовали рефлексы тела.

Вот так и палятся попаданцы. На мелочах и несоответствиях. Но не думаю, что сейчас это будет иметь значение. Чувствуя приятную тяжесть в желудке, я отвалился от стола и вопросительно посмотрел на знахарку. Она показала подбородком на кровать и, вздохнув, я отправился отдыхать дальше.

Так следующие дни и прошли: я ел, спал и внимательно слушал, что мне говорит женщина, всё чаще выхватывая смысл слов. Жидкие супчики сменились кашей с несколькими кусочками мяса. Но и всё. Мне этого не хватало категорически, жрать хотелось постоянно. Судя по всему, дело тут было не в больничном режиме, мне просто больше было не положено.

Через три дня целительница протянула мне ветхие портки да рубаху из грубой ткани и показала на дверь. Поклонившись на прощание, я оказался на улице. Босой, голодный и без малейшего понимания, что делать дальше.

Короткие обрывки воспоминаний привели меня к хлеву с коровами, где, среди сена, обычно парень и спал. Я же постоял, посмотрел на это и, развернувшись, отправился к главным воротам. Находиться в деревне мне некомфортно. Запахи витали далеко не самые приятные для бывшего городского жителя.

Провожаемый неуверенными взглядами пары стоящих на вышке деревенских парней, вышел наружу. Останавливать меня не стали.

Я отправился на протекающую в полукилометре реку. Ноги сами привели меня туда по коротким проблескам воспоминаний. Скинув одежду, я бросил её на берегу и, внимательно оглядевшись, вбежав в воду, наконец, с удовольствием окунулся с головой.

Коротко накатила паника, но явно не совсем моя, до этого моё тело явно плавать не умело. Купался я очень недолго, через полминуты выскочив на мелководье, где как следует потерев тело песком, вылез обратно на берег. Раскинувшись на траве, уставился в синее небо с медленно плывущими облаками.

В очередной раз заурчало в животе, и я внимательно оглядел берег. Небольшой кусок песчаного пляжа, перевёрнутая вверх дном лодка, с которой местные, видимо, ловили рыбу. Подальше к берегу заросли уже подходили сплошняком и лезть туда не хотелось.

В речке плескалась рыба. Но… У меня нет ни удочки, ни сетей, ни чего-либо подобного. И рыбак я ещё тот, никогда не увлекался подобным. Как и охотой, к слову. Как мне добыть себе пожрать? Возвращаться в деревню очень не хотелось. Хотя, наверное, миску жидкой похлёбки или даже каши мне выделят, особенно если я немного поработаю сначала.

Но хотелось настоящей еды, мяса или хотя бы рыбы. Ещё раз оглядев реку, вздохнул, и начал собираться обратно в деревню, жалея, что никогда не интересовался азами выживания в дикой природе или изготовления примитивных инструментов. А жрать хотелось сильно.

Через двадцать минут, обвязав лицо рубахой, я уже работал в коровнике, выгребая дерьмо.

Работы там на самом деле было всего на полчаса. А потом, когда я закончил, жена хозяина коровника вынесла мне миску тёплой каши. Которую я там же по-быстрому и съел, не обращая внимания ни на что. Голод — не тётка. И люди вокруг иждивенцев терпеть не будут.

Окатившись водой из колодца, я смыл часть запаха и выдвинулся в сторону местной таверны, расположенной в центре нашей деревни. Привязь для коней, слева от здания проход на конюшню. Внутри меня встретила большая комната с лавками и столами, освещаемая небольшими окнами в самом верху или камином и свечами. Из элементов декора её украшало только несколько оскаленных голов разных тварей на стенах да пара драпировок на бревенчатых стенах.

Дверь на кухню, лестница на второй этаж да стеллаж на входе, вот и всё убранство местного постоялого двора. Из кухни, насколько я знал, был свой выход на конюшню и задний двор. Десяток маленьких комнатушек наверху, пару из которых занимали хозяин с домочадцами.

Окинув взглядом убранство, я прошёл в уголок, где никому не буду мешать, и присел на пол. Удивительно, но ничего, подобного барной стойки, не было. Бородатый хозяин курсировал между кухней и посетителями, чаще всего сам. Бросив на меня острый взгляд, он просто тяжело вздохнул и разрешающе кивнул, не став меня выгонять.

Зал потихоньку заполнялся усталыми мужиками, рассаживающимися за столиками. Перекидываясь редкими словами, они пили своё пиво, а потом трактирщик начал выставлять закуски. Мяса было не много, в основном речная рыба, поджаренный хлеб, каши. Сглотнув слюну, я постарался отстраниться от запахов, внимательно смотря и, главное, слушая окружающих.

Я пришёл сюда учить язык. На меня обращали внимание, что-то эпизодически говорили в мою сторону. Но не выгоняли. Вообще, как я заметил, местные мужики, когда хорошо выпили, оказались на удивление спокойными. Даже голос никто старался не повышать, а те, кто напивались, в основном спокойно уходили домой.

Из необычного, что я отметил, это поголовная вооружённость. Также стало понятно предназначение полок при входе, на которых местные размещали своё оружие, перед тем как разместиться за столиками. Копья, топоры, большие кинжалы и даже несколько мечей.

Я сидел на месте и за это короткое время, стал значительно лучше понимать, что говорят окружающие. Всё же я оказался не полным нулём в местном языке, какие-то слова сразу давали ассоциативный отклик. Это радует.

— Ешь, — раздался голос бородатого хозяина местной таверны, громко поставившего миску с жареной рыбой на стол.

Выплыв из своих мыслей, я недоумённо посмотрел на мужчину. Поняв, что он это мне, благодарно кивнул, поднимаясь со своего места в углу и пересел за стол. Миска опустела очень быстро, а я расслабленно замер, наконец, ощутив сытость. Впервые с того времени, как очнулся.

Посетители разошлись, и в зале не осталось никого больше. Бородач прошёлся вокруг, туша свечи. Я вздохнул, поднимаясь с лавки, пора и мне было идти, родной стог сена в коровнике ждал меня.

На что бородач усмехнулся и махнул мне рукой, велев следовать за собой. Мы прошли через кухню с погасшей печью и вышли у конюшни. Где мужчина вручил мне тонкое одеяло и показал на конюшню, где на втором этаже у него складировалось сено.

— Спасибо, — коряво произнёс я на местном языке.

Толстяк дёрнулся, окинув меня удивлённым взглядом. А после, качая головой, произнёс длинную фразу, из которой я понял только что-то про удар по голове.

Виновато пожав плечами на его речь, я полез наверх, где стал устраиваться на сене, завернувшись в одеяло. Посмотрев мне в след, бородач недоверчиво покачал головой, и, развернувшись, отправился отдыхать.

А я страдал. Комары, сено колется, да и всяких букашек полно. Но, тем не менее, поворочавшись около получаса, я всё же уснул.

Проснулся утром от женских голосов. Мощно зевая, спустился вниз, где круглолицая жена трактирщика, подождав, пока я умоюсь и выпью воды, практически мгновенно взяла меня в оборот: Поколоть дров, убрать навоз в конюшне и отвести его на компостную яму, натаскать воды.

К лошадям меня не пускали, как и не давали в руки опасный инструмент, кроме колуна. И то, хозяйка сначала смотрела, как я им пользуюсь. Пользовался я им так себе, но стремления отрубить себе ногу не демонстрировал. Одна из дочек трактирщика — полная светловолосая девушка лет пятнадцати — некоторое время всё равно за мной присматривала, что-то бойко лопоча, но потом, видя, что я не очень понимаю, что она говорит, отстала.

На самом деле зря, я выучил ещё несколько слов. Но так или иначе, дел мне хватило до самого вечера. И свою кашу с мясом на обед я точно заработал. Хотя вечером пришлось и побегать, убирая зал после посетителей.

Свой третий день в новом мире я провёл ровно по тому же сценарию, как четвёртый и пятый, молча выполняя указания трактирщика и его жены. Народ тут был простой, не прихотливый. Но вот насчёт того, что бедный, я бы не сказал. Совершенно не разбираюсь в средневековой денежной политике, но не далее, как вчера, мельник праздновал свадьбу сына, решив напоить чуть ли не всех желающих. И платил золотыми монетами.

Хотя стоит сказать, что продукты в селении дорогие. Отдать серебряную монету за хороший ужин и пиво — обычное дело. Кажется, что это всё же не нормально для средневекового поселения.

Днём у меня практически не было времени находиться в зале, трактирщик нагружал меня всё сильнее и сильнее. Но я не в обиде, кормил он меня в местных реалиях от пуза. А дел у мужика, живущего с двумя дочками и женой, накопилось очень много. Мужских рук сильно не хватало в таком большом хозяйстве. Больше десяти дней я просто разгребал залежи того, до чего у него не доходили руки.

— Эй, ты там, вставай! — раздался снизу голосок младшей дочери корчмаря.

Разлепив глаза, я выпутался из одеяла и, почесавшись, высунул голову из своего сенника.

— Ирма? — вяло спросил, отряхиваясь от сена.

— Идём, отец ждёт! — воскликнула рыжеволосая девочка, нетерпеливо стуча ножкой по земле.

Я вздохнул и начал спускаться по лестнице. Девочка, увидев, что я не отлыниваю, развернулась и пулей вылетела из конюшни. Я же умылся из бадьи и через минуту последовал за ней.

Бородач ждал меня в том углу двора, где у него стояли чучела и прочий инвентарь для тренировок. Приветственно кивнув, он кинул мне стоящее у стенки копьё, а потом и щит.

— Смотри. Повторяй, — кратко произнёс мужчина, вооружаясь ровно таким же набором.

И медленно начал мне показывать, как правильно держать копьё, щит, атаковать и защищаться.

— Лапоть, — усмехнулся он, смотря, как я пытаюсь повторить его движения. — Показываю ещё раз. Держи спину ровно.

В его исполнении это выглядело красиво. Мгновенные уколы сбоку от щита, сверху. Экономно и быстро, выдавая огромную практику. У меня же через полчаса от махания копьём начали отниматься плечи. Видимо, вилы и лопата явно не дали этому телу необходимой тренировки.

Я разучивал пока только один удар — боковой от щита. Это сложно. Правильная работа корпусом и ногами, и, что доставляло особую сложность, так это щит. Но потихоньку что-то начало получаться. Отдохнув пару минут и выпив воды, я встал напротив деревянного манекена, изображающего огромного волка.

Короткий выпад в пасть. В ногу. В грудь. Повторить. Выполнял всё очень медленно, стремясь поставить прежде всего правильную технику. А рядом тренировался толстяк. И вот он работал копьём как швейная машинка. Атакуя сразу несколько манекенов в различные зоны. Очень-очень быстро и не промахиваясь. Красиво. А уж когда он начал активно перемещаться, перестав тренировать строевую технику и перейдя на индивидуальный бой…

Меня он, к слову, начал сразу тренировать под строй, судя по всему. Сидя на одном из чучел, я зачарованно наблюдал за тем как он начал демонстрировать работу только копьём.

Кажется, я нашёл себе занятие, которое полностью уничтожит понятие «свободное время». Но мне подобное привычно. Я с юных лет ходил на всякие секции. Несколько лет самбо, потом два года бокса. Даже выступил на соревнованиях, в которых занял последнее место. Тогда и понял окончательно, что, к сожалению, у меня просто плохая реакция. Я медленный. В борьбе это проявлялось не столь сильно, а вот в боксе, на который я пошёл, желая подтянуть ударку, вылезло очень явно.

Я так хотел выступать в смешанном стиле, что это меня тогда подкосило. Можно тренироваться до посинения, но большим чемпионом мне не стать. Сейчас понимаю, что просто стоило вернуться в борьбу. Но тогда… Я и так плохо учился, мечтая о спортивной карьере, а тут и вовсе плюнул на всё, начал пить с мигом нашедшимися приятелями.

И только через пару лет привычка к тренировкам взяла своё. Я как раз познакомился с Михой, соседом по подъезду, он и привёл меня в качалку. Сначала тренировался натурально, но старший товарищ мне объяснил расклады и перспективы подобных тренировок. Так и началось моё злоупотребление химией. Что привело меня в итоге к паре выступлений на районных соревнованиях и работе инструктора по фитнесу в нашем же зале.

— Продолжай! — скомандовал мне бородач, после того, как немного отдышался, закончив тренировку с копьём.

Я тяжко вздохнул и встал в стойку. Укол. И ещё.

Поняв, что я не своевольничаю и действительно правильно отрабатываю один удар, мужчина кивнул и отправился в конюшню ухаживать за животными. Меня он пока к ним не подпускал. Только если с лопатой вывезти конские каштаны на компостную кучу.

Закончив тренировку, я облился холодной водой из колодца и развалился на лавке, переводя дух. Долго отдыхать не вышло, меня позвали на завтрак, а после всё потонуло в уже привычной рутине. Принести воды, помыть полы и прочее.

На следующее утро, несмотря на то, что болели все мышцы, я опять стоял возле манекена, отрабатывая выученный удар. На что трактирщик одобрительно хмыкнул, немного размялся и показал мне укол сверху щита, а также правильный порядок смены стойки.

Дни летели быстро. Размышлять на посторонние темы было особо некогда, но я с удивлением обнаружил, что восстанавливаюсь невероятно быстро. Даже на самом сильном курсе я так не мог. А тут уже на второй день после первой тренировки я был в полном порядке. Это явно ненормально, но я постарался принять это как данность и просто начал активнее тренироваться.

Может тут все люди такие, кто знает? Да и тренировались тут без скидок на пол и возраст, возле манекенов эпизодически собиралась вся семья трактирщика. Девочки учились копью, стрельбе из лука и арбалета. И на фоне хотя бы жены бородача мои успехи выглядели довольно бледно.

Но, тем не менее, уже через две недели трактирщик взял меня на общую тренировку. Поутру, коротко размявшись, мы вышли за ворота деревни. Дул ветер и хмурые невыспавшиеся мужики собирались в строй напротив десятка свежих манекенов, изображающих всяких тварей.

— Ты всё же притащил его? — недовольно осведомился кузнец, щеголяющий полным латным доспехом.

— Ещё одно копьё лишним не будет, — равнодушно пожал плечами толстяк.

— Ну-ну, — покачал головой коваль, окинув меня презрительным взглядом, махнул мне рукой на левый фланг и приказал: — В строй!

Меня неделю немного натаскивали трактирщик с женой, но всё равно я чувствовал себя как пятое колесо в телеге. Ну успевал со сменной стоек, перестроениями, ловя на себе злые взгляды кузнеца. Но хуже стало, когда он решил, что нужно поддержать меня и словесно.

— Дурак, спину прямо, щит плотнее. Налево. Ты знаешь слово лево вообще? Дали боги дурака в строю! Ровнее держи, выродок!

Зло сплюнув, он встал рядом, оттолкнув меня плечом. Я сжал зубы, не позволяя себе сорваться на ругань. Я уже выучил достаточно слов и выражений, практически первое, что я выучил в этом наречии, хоть и не всегда понимал все нюансы смысла.

И да, все мужики вокруг здоровее меня. Я же теперь подросток лет пятнадцати, достаточно крепкий для такого возраста, но всё же не набравший до конца рост и массу.

— Густав, оставь парня в покое, — вздохнул трактирщик, которому надоело слушать всё, что начал выплёскивать на меня кузнец во время перерыва в тренировке.

— Как будто он заслуживает другого! — желчно ответил кузнец.

— Какая муха тебя сегодня укусила? — сплюнул толстяк. — Мы обязаны ему в последнее нападение тварей. Если бы не он, все бы там остались. Успокойся!

— Он подкатывал к Фриде, когда та ещё жива была, но та его отшила, — фыркнул седой пекарь, вытирая пот. Мужику уже было под шестьдесят, тренировки давались ему нелегко.

Я же стоял, пытаясь отдышаться и вникнуть в их слова. Язык благодаря оставшейся памяти парня мне давался очень быстро. Но всему есть свои пределы. Даже их диалог, я скорее додумал. И то, что я понимал, заставляло беситься всё сильнее и сильнее.

— Парень тут причём? — поднял бровь трактирщик.

— Запала она ему сильно. Красива была, чертовка. Блондиночка, фигурка точёная, как у аристократки. Как глянет своими голубыми глазищами, так сразу за душу брала, — восхищённо продолжил седой пекарь, прищурив глаза.

— И сгорела за месяц, после того, как родила ЭТО, — зло сплюнул в мою сторону кузнец.

— Нахер иди! — с трудом сдерживая подступающее бешенство, процедил я.

Кузнец рассусоливать не стал и с шагом зарядил мне левый прямой в челюсть. Ну и нарвался на правый кросс из-под руки. Бил я от души — один из моих любимых ударов — а после отшатнулся назад, разрывая дистанцию и готовясь к продолжению боя. Но не потребовалось. С хрустом костей здоровый мужик рухнул на землю, потеряв сознание.

— О как! — присвистнул рядом пекарь, а после шагнул к лежащему телу, и нагнувшись, внимательного того осмотрел, после чего констатировал: — Жив! Но, похоже, парень сломал ему челюсть.

Я же стоял, тяжело дыша и пытаясь унять всплеск адреналина. Где-то внутри меня полыхал огонёк восторга. Дело даже не в самой драке. Удар я нанёс довольно криво, без наработанной телом моторики, и, судя по всему, вывихнул кисть. Дело в другом. Я успел и мужик не показался мне особо быстрым. А значит прозвищу «Улитка» больше не быть!

— Надеюсь, ты сможешь это повторить, когда он очнётся и поправится, — хмыкнул трактирщик. — Иначе быть тебе сильно и часто битым.

Я сжал кулак, поморщившись от прострелившей кисть боли и, смотря на лежащее в пыли тело, уверенно ответил:

— Справлюсь!

А про себя я молился, чтобы его челюсть заживала дольше, чем моя рука, и составлял программу дополнительных тренировок. Пришло время проверить, что может это тело.