Четвертой точкой нашего маршрута оказался «Дельмонико». Честно говоря, я даже слегка прибалдел от того, насколько сильно изменился контингент, с которым мы теперь работали. Уровень покупателей, жаждущих заполучить свою порцию алкоголя, скаканул где-то в район отметки «Охренеть, как круто.»
Для Нью-Йорка 1925 года «Дельмонико» — это был не просто ресторан, это был храм высокой кухни и таких же «высоких» гостей. Место, где за столиками, накрытыми белоснежными скатертями, финансовые воротилы заключали многомиллионные сделки, политики вели негромкие беседы, решая судьбу Америки, а звезды бродвейских подмостков показывали свои новые наряды.
«Дельмонико» располагался в самом сердце Манхэттена, и даже его черный вход, куда мы подъехали на своем «Додже», выглядел солидно — аккуратная кирпичная арка, чисто выметенный асфальт, никаких помойных баков.
Я уже собирался заглушить мотор, как Патрик резко поднял руку и ткнул пальцем куда-то в сторону.
— Джонни, гляди.
Я поглядел. А потом мысленно выматерился на родном, русском языке. Потому что только русский мат мог передать всю гамму испытываемых мной эмоций. Жаль, что нельзя было высказаться вслух.
Из-за угла, плавно, словно акула, скользящая в глубине вод, выкатился длинный, черный «Кадиллак». На фоне этой тачки наш «Додж» выглядел как деревенский дурачок, попавший в столичный бомонд.
Автомобиль проехал вперед, мимо нас, а затем бесшумно остановился поперек узкого переулка, полностью перегородив дорогу. Мои пальцы инстинктивно сжали руль.
— Это не клиенты, — тихо произнес я, — Не гости ресторана.
— Соглашусь. — Напряженно ответил Патрик, пристально изучая тачку. — Здешние гости через задний ход не пойдут, даже если перед парадными дверьми разверзнется твердь земная и все черти ада полезут наверх.
Двери «Кадиллака» распахнулись. Из него вышли трое. Они были одеты дорого, но без вычурности — добротные костюмы, начищенные до блеска туфли, шляпы, надвинутые на глаза. Эту троицу по глупости можно было бы принять за финансистов средней руки. Но только по глупости.
Потому что в их осанке, в манере двигаться чувствовалась не деловая хватка, а знакомая до боли уличная агрессия. Это были «солдаты». Высококлассные, может даже с определенным статусом, но «солдаты».
Один, похожий на быка, с низким, нависшим лбом, остался у машины. Замер, скрестив руки на груди. Его взгляд беспрестанно сканировал пространство, а напряжённая поза свидетельствовала о том, что в любой момент он найдет другое применение своим рукам. Например, обеспечит их оружием.
Двое других направились к нам. Тот, что шел впереди, выглядел постарше напарника. Ему навскидку было около двадцати семи-двадцати восьми лет. Тогда как парню, который топал следом, я бы не дал больше двадцати одного.
Оба — с умными, холодными взглядами. Оба — спокойные, уверенные, чуть нагловатые. Но это была не та босяцкая наглость, которая, например, отличала людей Фрэнки Йеля. Нет. У этих наглость выглядела оправданной. А значит, за парнями стоят реально серьёзные люди.
Они двигались в сторону «Доджа», изучая нас с Патриком из-под низко опущенных полей своих шляп. Первый явно был за главного.
Я приоткрыл дверь, чтоб иметь возможность для переговоров, но выходить пока не торопился. Парни явно не для дружеского знакомства топают к нам.
— Помочь вам, джентльмены? — спросил я, как только эта парочка оказалась рядом с «Доджем». Старался говорить спокойно, нейтрально. Хотя внутри, врать не буду, бурлил адреналин, от которого меня легонечко подтрясывало.
— Забирай свой хлам и проваливай, пацан, — Сходу, без предисловий и прелюдий, заявил старший. — И скажи своему боссу, что «Дельмонико» было, есть и будет клиентом мистера Хиггинса. Здесь не место выскочкам с Сицилии.
Я слегка завис, соображая, о чем, а вернее, о ком говорит этот тип. Хиггинс… Что, твою мать, еще за Хиггинс⁈ То есть всех этих Маранцано, Лучано и Хреначано было мало, теперь у нас новые действующие лица нарисовались?
— Ну ты что… — Тихо шепнул Патрик, поняв по моей слегка удивленной физиономии и затянувшейся паузе, что я понятие не имею, чьим именем козыряет этот ирдандец в прикиде финансового дельца. — Чарльз «Ванни» Хиггинс. Фредо рассказывал…
И вот только после этого в моей башке что-то щёлкнуло. Я вспомнил. Да. Вспомнил. Фредо действительно упомянул в одной из своей лекций о иерархии криминального Нью-Йорка господина с таким именем.
Если верить старику, оно было известно всем. Приди в голову ирландской мафии дурная мысль иметь своего «крестного отца», им бы стал Чарльз «Ванни» Хиггинс. Бывший докер, поднявшийся до короля бутлегеров Бруклина, хозяин доков и лидер печально известной банды «Белая рука». Жестокий, расчетливый, беспощадный.
Его люди контролировали поставки спиртного в ирландские кварталы и отчаянно конкурировали с итальянскими семьями за влияние в нейтральных зонах, к которым, безусловно, относился и шикарный Манхэттен. Зашибись расклад!
— Сука… — Тихо процедил я сквозь зубы. — Что ж вас, как тараканов, тут набежало…
Стало понятно, беседа нам предстоит весьма занятная. Мне сейчас открытым текстом велели уезжать вместе с товаром. А я, как бы, сделать этого не могу по вполне очевидным причинам. Но передо мной не уличная шпана нарисовалась и даже не подельники Фрэнки Йеля. Тут ребята посерьезнее будут. Они работают на человека, который реально крут.
В этот момент боковая дверь ресторана открылась, и на пороге появился худощавый мужчина в безупречном фраке, с седыми «баками». Судя по слишком постной и где-то даже высокомерной физиономии, это был либо сам хозяин, либо старший метрдотель. Мужик выглядел крайне встревоженным.
— В чем дело, джентльмены? — обратился он к ирландцам. — Вы перекрыли проезд. У меня ожидается поставка свежих устриц. Донни… — Мужик встревоженно посмотрел на главного. — Ну зачем все это? Мы же решили.
— Устрицы подождут, Энрико, — Ирландец, которого мужик назвал Донни, мрачно уставился на бедолагу, оказавшегося, по сути, между молотом и наковальней. Похоже, ресторан только недавно перешел от ирландцев к итальянцам. — Мы здесь обсуждаем более насущный вопрос. И я не знаю, кто там что решил. Может ты сам у себя в голове придумал эти решения? Ты какого дьявола решил сменить поставщика? Забыл, кто все эти годы привозил в твой ресторан лучшие виски и ром? Кто помогал тебе решать вопросы с проверяющими, которые закрывали глаза на твои маленькие махинации с отчетностью? Энрико, ты же понимаешь, мистер Хиггинс не забудет, как быстро, а главное — внезапно, ты переметнулся.
Энрико побледнел. Собственно говоря, его можно было понять. Ему открыто сейчас сказали:«Тебе капзда, мужик».
Он нервно провел рукой по «бакам», а затем слегка дрожащим голосом произнёс:
— Я… у меня нет выбора. Ко мне приходили люди дона Массерии. Они предложили… лучшие условия. И защиту.
— Защиту? — ирландец язвительно усмехнулся. — От кого? От нас? Так посмотри вокруг, Энрико. Ты видишь здесь серьезную охрану? Вот твоя защита. — Донни кивнул на меня и Патрика, — Двое мальшек в обносках. А теперь посмотри на нас. Как думаешь, кто выигрывает в этом соревновании? И еще… Поверь, мистер Хиггинс примет твой поступок за личное оскорбление. Ты ведь знаешь, как он реагирует на оскорбления? Зачем тебе такие сложности? У тебя семья. Жена, дети…
Ирландец медленно, почти небрежно, расстегнул свой пиджак, дав Энрико и нам увидеть рукоять кольта, торчащую из кобуры. Его напарник проделал то же самое. Посыл был ясен и недвусмыслен.
Энрико сглотнул, бросил на нас с Патриком взгляд, полный отчаяния и страха, затем медленно отступил к двери.
— Я… я понял. Прошу, никакого насилия у моего заведения. Здесь сейчас находятся слишком… важные люди, которые хотят просто отобедать. — Пробормотал он.
— Умный малый. — Кивнул удовлетворено Донни, а затем снова повернулся ко мне. — Ну что, парень? Ты все еще здесь? Или тебе помочь принять правильное решение?
И вот тут, в момент, когда ситуация вроде бы стала еще более напряжённой, меня вдруг наоборот отпустило. Мои пальцы разжали руль, адреналин, который секунду назад сжимал горло ледяным комом, внезапно кристаллизовался в холодную, ясную ярость. С хрена ли в этом долбаном Нью-Йорке каждый придурок, мнящий себя «крутышом», считает своим долгом угрожать мне?
Интонация, с которой говорил Донни, не оставлял сомнений — это был ультиматум. Собственно говоря, демонстрация оружия тоже свидетельствовала о наличие двух вариантов развития событий. Либо мы с Патриком молча сваливаем, либо… Либо мы один хрен молча сваливаем, но уже в какой-нибудь труповозке.
Мозг начал усиленно обрабатывать вводные данные. Силовой вариант абсолютно проигрышный: мы вдвоем, безоружные, против трех вооруженных головорезов. Я, конечно, могу иногда вести себя странненько, но диагноза «клинический идиотизм» у меня не имеется. Как и шизофрении. Соответственно, драки, ругань и попытки нагнуть противника физически — исключаются.
И будь на моем месте настоящий Джонни, он, возможно, уже развернул бы тачку, чтоб убраться восвояси. Но я не Джонни. Нейронные связи Макса Соколова включилось в дело. Заработало мышление коуча, который зарабатывал на жизнь тем, что вел переговоры и находил слабые места в самых непробиваемых клиентах.
Я медленно, демонстративно расслабленно вышел из машины, оперся о теплый капот «Доджа» и улыбнулся. Улыбка была не дружелюбной, а скорее снисходительной, почти жалеющей.
— Мистер… мммм… простите, не запомнил ваше имя, — Начал я, мой голос звучал спокойно, почти лениво. — Вы говорите о лучшем виски. Интересно. А вы лично пробовали тот пахучий самогон, что Хиггинс гонит в своих бруклинских подвалах? Это же отрава для печени. Я, конечно, не сомелье, но могу отличить выдержанный скотч от жидкости для чистки канализационных труб.
Ирландец замер. Его глаза сузились. За спиной Донни тот самый «бык» у машины напрягся, сжав кулаки. Видимо, им впервые приходилось слышать нечто подобное. Имею в виду вот так, в лоб. Уверен, мало находилось самоубийц, желающих обгадить товар одного из самых опасных криминальных боссов.
— Какой самогон? — Обиженно встрепенулся парень, который до этого молча стоял за спиной Донни. — Отличный виски! Шотландский! Контрабандой тащим его через Канаду! Ты чего плетёшь, макаронник!
— Шон, заткнись! — Рявкнул Донни, при этом даже не обернувшись назад. Смотрел он только на меня и в его взгляде появилось что-то… что-то отдалённо похожее на неуверенность.
Отлично. Первый шаг сделан. Цель моего спича была как раз в том, чтоб вывести ирландцев из состояния уверенности. Естественно, даже дурак понимает, в такое заведение самогон никто не повезёт.
Энрико, стоявший в дверях, тоже напрягся, но немного иначе. Он смотрел на меня, будто я только что добровольно облился бензином и протянул противнику коробок спичек.
— Ты хочешь умереть, мальчик? — тихо, почти ласково, спросил Донни. Его рука лежала на рукояти кольта и, по-моему, это был недвусмысленный намёк.
— Я хочу говорить о бизнесе. О настоящем бизнесе. Вы упомянули мистера Хиггинса. — Я развёл руки в стороны и покачал головой, — Ну что ж. Уважаемый человек. Однако скажите мне, он платит вам за то, чтобы вы пугали поваров, официантов и прочую шушеру? Или за то, чтобы обеспечивали бесперебойные поставки качественного товара в такие заведения, как «Дельмонико»?
Я замолчал, давая вопросу повиснуть в воздухе. Здесь снова требовалась небольшая пауза. Ирландцы должны засомневаться в цели своего визита.
— Посмотрите на себя. — Я уставился сначала на Донни, затем перевёл взгляд на второго парня, и потом снова переключился на Донни, — Трое взрослых, серьезных мужчин. Ресурс мистера Хиггинса. Вы реально думаете, что вас бросили на то, чтобы отбивать у какого-то ресторана право поставлять туда выпивку? Это все равно что стрелять из пушки по воробьям. Или… — я притворно задумался на секунду, — Или у мистера Хиггинса больше нет крупных проблем? Может, итальянцы окончательно отжали у него доки в Бруклине и ему не о чем волноваться? Или канадские контрабандисты перекрыли кислород? И все, что ему осталось — это сражаться за один ресторанчик?
Я видел, как мои слова бьют в цель. Взгляд Донни окончательно потерял свою ледяной уверенность. Он был солдатом, а солдаты не любят, когда их миссию выставляют незначительной и глупой. Ну и еще, ирландец, конечно, реально засомневался. Вдруг его на самом деле отправили для другого, а он просто не понял.
— Мы делаем то, что приказано, — заявил Донни угрюмо.
— Именно! — воскликнул я, будто он произнес гениальную мысль. — Вы — исполнители. Вас должны бросать на важные фронты. А этот ресторан… — я презрительно усмехнулся и махнул рукой в сторону «Дельмонико», — Это уже не фронт. Это поле боя, которое проиграно.
— Что? — не понял ирландец.
— Мистер Хиггинс проиграл эту точку. Еще вчера. Дон Массерия заплатил не только Энрико. Он заплатил в полиции, он заплатил в мэрии. Завтра утром здесь будет десяток наших ребят, не таких, как мы с Патриком, а настоящих громил, с «томми-ганами». Вы же не считаете дона Массерию глупцом? Разве он отправил бы с товаром двух парней, без оружия, заметьте, если бы не был на сто процентов уверен в том, что «Дельмонико» теперь — его территория. Этот ресторан ваш босс уже списал со счетов.
Я блефовал. Блефовал красиво, уверенно, добавив в интонации оттенок сожаления. Будто сообщал ирландцу неприятную, но очевидную новость. Техника «раскадровки будущего» — один из любимых мною инструментов для работы с сопротивляющимися клиентами. В данном случае, я частично использовал именно ее.
— Ты врешь, — сказал ирландец, но в его голосе уже не было прежней убежденности.
— Проверьте. Позвоните своему боссу. — Резко ответил я. Причем, действительно резко. Чтоб Донни услышал мое недовольство. Чтоб почувствовал себя дураком, который бестолковиттся там, где все уже решено. — Спросите, действительно ли мистер Хиггинс готов развязать войну из-за «Дельмонико». Спросите, сколько человек он готов потерять здесь сегодня. А мы пока что… — Я кивнул Патрику, который сидел в машине с выпученными глазами. Даже его впечатлило мое выступление. — Мы подождём. У нас есть приказ — доставить товар. Мы ведь тоже всего лишь солдаты.
Игра была рискованная. Если Донни полезет звонить, вся ложь всплывет. Но я делал ставку на его гордость и на то, что никто из мафии не любит выглядеть идиотом в глазах начальства, задавая глупые вопросы.
Ирландец несколько секунд молча смотрел на меня, его взгляд буравил мою физиономию, пытаясь найти слабину или признаки обмана. Но я в ответ пялился прямо на него, с легкой, усталой улыбкой человека, который просто констатирует факты.
Наконец, Донни принял решение. Он выругался на родном языке, сплюнув на асфальт.
— Хорошо. Мы еще раз выясним все обстоятельства. Но вы… Вы передайте своему ублюдку Массерии, что «Белая рука» этого так не оставит. Это его территория? Пусть попробует ее удержать.
Донни повернулся к своим людям и кивком головы велел им садиться в «Кадиллак». Перед тем, как устроиться на переднее сиденье, он обернулся и бросил на меня взгляд, в котором теперь читалась не злоба, а едкая, язвительная усмешка.
— Чем-то ты, пацан, не угодил своим боссам. — Произнес ирландец, — Говоришь, эта точка только с сегодняшнего дня официально перешла под контроль Массерии? А сюда отправили вас, сопляков, без оружия. Понимаешь? С твоей точки зрения это признак уверенности Массерии в своем положении. А с моей… Тебя подставили, парень. Пару часов назад стало известно, когда приедет товар макаронников. Меня ведь прислали не для уговоров. Меня прислали чистить территорию. Тебе крупно повезло, что мы сейчас разъезжаемся в разные стороны.
Я молча пожал плечами и направился к «Дожду». Постарался не показать виду, насколько меня задели эти слова. Потому что Донни был прав. Абсолютно прав. Это — ловушка. Нас послали на убой.
«Кадиллак» бесшумно тронулся и исчез в переулке. Энрико, не говоря ни слова, юркнул обратно в ресторан, хлопнув дверью.
Я глубоко вздохнул. Руки слегка дрожали. Пошла «отдача». Адреналин снова выплеснулся в кровь.
— Святые угодники, Джонни! — запричитал Патрик, вылезая из машины. — Я думал, нас сейчас прибьют! Что это было? О чем ты с ним говорил? Нес какую-то околесицу, честное слово.
— Выгружай ящики, — коротко бросил я. — Быстро. Они не так далеко уехали, чтоб не иметь возможности вернуться.
Мы занесли несколько ящиков с бутылками через черный ход в подсобку. Молодой испуганный поваренок молча указал нам куда ставить. Ни Энрико, ни кого-то еще мы не видели. Пухлый конверт нам тоже отдал парнишка, который принимал товар.
Через пять минут мы уже снова сидели в «Додже». Я резко завел мотор и вырулил из переулка на оживленную улицу. В башке крутилась только одна мысль
«Чертов Донни был абсолютно прав. Меня решили убрать чужими руками»