Буря в летнюю ночь

Глава 16

Под безоблачным небом пестрели крохотные сжатые поля, коричневатые стога сена, бледно-зеленые колонны тополей, фруктовые сады с красновато-желтой листвой, виноградники; далеко отстояли друг от друга домики фермеров, покрытые либо соломой, либо янтарного цвета черепицей. На полях работали крестьяне, одетые в блеклые синие блузы и сабо; их повозки и телеги, запряженные быками или ослами, были ярко раскрашены. Крепкие, коренастые крестьяне, на минутку опустив косы и серпы, поднимали головы, чтобы взглянуть на проезжающих.

Запахи горячей земли и лета почти заглушались пылью, поднятой копытами лошадей и колесами кареты, катящей на юг. На ее крыше громоздился багаж. Лошадьми правил человек в черной одежде и высокой шляпе; второй, одетый сходным образом, сидел на запятках кареты. Шестеро в штатском платье, но с мечами на поясах ехали верхом. Их выправка выдавала солдат.

Дженифер высунулась в окно кареты. Платье девушки пропылилось, лицо тоже было грязным.

— Что тебе там нужно? — резко спросил Нобах Баркер, сидевший напротив Дженифер. Он куда сильнее, чем девушка, страдал от жары и непрерывной тряски.

— Мне нужен глоток свежего воздуха, — огрызнулась она. — Что, и это тоже запрещено?

— Это неприлично, мистрис Элайн — когда девица выставляется на всеобщее обозрение.

Она недобро усмехнулась:

— Именно поэтому вы сидите в карете, ваше преподобие? Ну уж позволь мне быть до конца бесстыдной! Дай мне лошадь, чтобы я могла ехать верхом, а не задыхаться здесь!

— Нет. Сколько раз повторять? Почему я должен постоянно бранить тебя, как ребенка?

— Не нравится? Могу говорить с тобой так, словно я — собака!

— Потише! — взвизгнул он. — Ох, если бы я мог выпороть тебя вожжами, чтобы изгнать демона презрения, одолевшего тебя! Да, выпороть, чтобы ты рыдала и умоляла о прощении за свою наглость, которой нет предела!

— Предлагаю сделку, — сказала Дженифер. — Исчезни с моих глаз, и ты не услышишь от меня ни одного дурного слова.

— Нет. Твой опекун настрого приказал мне постоянно печься о твоей душе и неослабно трудиться ради твоего исправления. Мне думается, он ошибся, запретив телесное наказание; оно бы ослабило боль, мучающую меня. И все же я исполняю приказ, я повинуюсь. Ради спасения своенравной овечки я насилую себя. Убери голову из окна. Это приказ!

Дженифер не обратила на приказ никакого внимания. Высунувшись из кареты как можно дальше, она принялась махать рукой крестьянской девушке, пасущей гусей на обочине дороги.

— Привет, сестренка, привет! — закричала Дженифер. — Je suis ta soeur… Маленькая сестренка, свободная сестренка, помолись за меня, ведь я в тюрьме. Prie pour moi.

— Распущенность! Папизм! А ну, уберись из окна! — взорвался Баркер. Он схватил девушку за талию и потащил внутрь.

Дженифер развернулась и царапнула его ногтями по щеке. Баркер тут же выпустил ее и занялся кровоточащими царапинами. Чуть погодя Дженифер произнесла ледяным тоном:

— Предупреждаю тебя в последний раз, Баркер. Еще раз дотронешься до меня — останешься без глаз.

— Я… это дикость… насилие… ты и в самом деле сумасшедшая! — Он взял себя в руки. — Твой дядя дал мне власть самому выбирать способы выполнить задачу. Полагаю, сюда входит и подчинение плоти…

Дженифер вздохнула:

— Уж лучше я буду вести себя тихонько, чем позволю, чтобы ты прикоснулся ко мне.

Баркер попытался изобразить улыбку:

— Дитя, мне жаль тебя. В самом деле, ведь те муки, которые я терплю из-за тебя, приведут меня в рай небесный. Да, ты прекрасна снаружи, но ты испорчена внутри — и все же, если счистить ту грязь, которой испачкал тебя чернокнижник Руперт, откроется душа чистая, как едва выпавший снег.

— Ну, снег — штука холодная, и слишком быстро тает.

— Холодная? Ну… — Он достал из корзины бутылку. — Смотри, я плачу добром за зло, и предлагаю тебе воды — ведь такая жара…

— Я не стану пить из бутылки, к которой прикасались твои губы.

— Ты издеваешься надо мной, Дженифер, ты ранишь меня! — Он приложил руку к груди.

— А у меня от твоего вида живот болит!

Это добило Баркера. Встряхнув бутыль, он заявил:

— Может, и к лучшему, что ты отказалась. Воды почти нет. Пусть жажда, заставит тебя подумать.

Допив воду, Баркер глубоко вздохнул и заявил:

— Я продолжу беседу, которую ты так грубо прервала. Если ты еще помнишь, мы говорили о восемнадцатой главе книги Левит, где упоминается о грехе вожделения…

Дженифер демонстративно смотрела в окно.

— Итак, я разовью мысль… — Тут вдруг Баркер сунулся к другому окну и заорал: — Трокмортон! Там никаких заборов не видно впереди?

— Зеленая изгородь, в миле отсюда, — откликнулся возница.

— Подхлестни лошадей, а там остановишься. Дело Божье не может ждать. — Баркер снова сел на место. — Так на чем я остановился? Ах да… Мы — на земле развратных папистов, в стране, которая…

Дженифер перебила его:

— Хотя они и католики, они все-таки терпят протестантов.

— А! Католическая страна — лжива насквозь, тут нет свободы, а их праздники — просто позор… Трокмортон, нельзя ли поскорее, сколько раз повторять!

— Мы уже почти доехали, хозяин, — послышался ответ.

— Я тебя на каждой остановке предупреждала, — сказала Дженифер, — что французская еда — или напитки? — никак не сочетается с английской конституцией!

— Это происки Сатаны, он старается помешать мне, — заявил Баркер.

Карета остановилась. Лакей спрыгнул с запяток и распахнул дверцу. Баркер помчался за зеленую изгородь.

Дженифер неторопливо вышла из кареты, разминая мышцы после утомительной тряски. Она почти с симпатией взглянула на лакея: он мог бы сойти за статую, если бы не чихал время от времени. Но, по крайней мере, он не приставал к Дженифер с разговорами. И все же он был врагом Руперта. Остановившись в тени кареты, Дженифер с наслаждением потянулась, оглядываясь вокруг.

По гравию проскрипели чьи-то башмаки. Это Свардлард Джерсон спешился и подошел к девушке. Ведя коня на поводу, он остановился в ярде от Дженифер, переминаясь с ноги на ногу, и робко поклонился, когда девушка бросила на него взгляд. Его детские щеки пылали румянцем.

— Как вы себя чувствуете, мистрис Элайн? Могу я чем-нибудь вам помочь?

— Я устала до полусмерти, — ответила она. — И… дай-ка подумать… о, ты и вправду можешь оказать мне услугу.

— Все, что вам вздумается, моя леди!

— Эй, поосторожней! — рыкнул сидевший в седле Райту с Джерсон. — Ведьма может взять с тебя обещание предать!

— Ох нет, — сказала девушка. — Мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь оказал благодеяние не только мне, но и всей вашей банде — выдернул бы язык Нобаха Баркера и затолкал ему поглубже в глотку.

Трое из Круглоголовых захохотали. Еще один хлопнул себя по ляжке и заметил:

— Славное намерение; но вот беда-то — язык у него до того скользкий, что за него и не уцепишься!

Райтус Джерсон нахмурился.

— Эй, поуважительней! — прикрикнул он. — Это наш священник! Кто бы нам прочел святую службу в этой земле Велиала?

Дженифер отошла на обочину дороги, присела на корточки и запустила пальцы в траву, пестревшую мелкими цветами.

— Здравствуйте, цветы Франции, — сказала девушка. — Я принесла вам привет от ваших английских кузенов…

И снова Дженифер услыхала робкие шаги — и поднялась навстречу Свардларду. Юноша пробормотал с несчастным видом:

— Не можете ли вы… позволить… ну хоть что-то сделать для вас? Мне так хочется видеть вас счастливой, мистрис.

Дженифер смягчилась.

— Ты очень добр, — негромко сказала она.

— Но кто бы сумел быть недобрым с вами? И я никогда не поверю, что вы одержимая. Демоны могут налетать на вашу душу, как мошки на огонь свечи — но они сгорят в вашем сиянии! И вы храбры, как лев, даже если и сбились с пути. Я так хочу помочь вам!

— Да, я чувствую, что ты желаешь мне добра, — ответила Дженифер. — Что ж, может быть… Ну, пока что мне хотелось бы выпить воды из твоей фляги.

— О, если бы это была не вода, а амброзия! — Он отстегнул от пояса кожаную флягу, дрожащей рукой открыл ее, обтер горлышко своим шейным платком и чуть не свалился с ног, когда с поклоном протягивал флягу девушке. Та сделала несколько жадных глотков.

Когда она вернула флягу Свардларду, юноша сначала уставился на кожаную бутыль, а потом, не удержавшись, поднес ее к губам и тоже сделал глоток. Вид у него при этом был такой, словно он причастился святых тайн.

Из-за живой изгороди показался Баркер. Теперь он шагал неторопливо, с достоинством.

— Ну, братья, не пора ли нам продолжить путь? — воззвал он. — Или лучше отдохнуть с полчасика? Наверное, лучше устроить передышку, чтобы все вы смогли послушать наставления, которые я прочту нашей заблудшей овечке.

— О Боже! — воскликнула Дженифер, обращаясь к небу. — Если Ты от меня отвернулся — я вполне Тебя понимаю!

Свардлард задохнулся от ужаса:

— Вы и вправду сходите с ума… как можете вы богохульствовать?!

Положив руку на рукоять меча, он четким шагом подошел к Баркеру.

— Перестаньте! — воскликнул юноша, обращаясь к священнику. — Разве вы не видите, что лишь причиняете вред? Довольно и того, что она лишена свободы и что ее заставляют делать то, что она считает предательством. Но заставлять ее еще и слушать ваши напыщенные речи!..

Его старший брат торопливо бросился к нему, крича:

— Ах ты, щенок, не смей нагличать!

Свардлард с отчаянным упрямством возразил:

— Это не наглость! Просто… ну, проповедовать можно по-разному. Те, кто с радостью прислушиваются к простым словам любви, что произносил Христос, — пугаются теологии… Ну, эта леди тверда, колотить ее именем Бога бессмысленно… так можно лишь вызвать в ней отвращение к святому имени.

— Какое красноречие! — насмешливо бросил Райтус. — Ты что, стал монахом?

Дженифер подошла и взяла юношу за руку.

— Он просто демонстрирует здравый смысл, — сказала она. — А вам и не догадаться? Вы его порицаете за то, что он смотрит на меня как на человека, а не как на вещь. Но с этих уст слетают слова, которые доходят до моих ушей.

Баркер закипел от негодования.

— Да как ты смеешь, нахальная девка… — начал было он, брызгая слюной.

— Эй, потише, сэр! — перебил его Райтус. — Я знаю своего брата… да и ее тоже. Может быть… Давайте-ка поговорим вон там, в сторонке.

Он спрыгнул на землю и увлек Баркера подальше от остальных. Они долго о чем-то шептались. Остальные Круглоголовые тем временем таращили глаза на юношу и девушку. Свардлард погрузился в унылое молчание, сам напуганный своей храбростью. Но Дженифер что-то шепнула ему — и он воспрянул духом и наполнился решимостью, как Маккавей.

Нобах Баркер и Райтус Джерсон вернулись. Священник откашлялся и заговорил:

— Мы решили сделать новую попытку. — Он повернулся к Свардларду. — Мой мальчик, попробуем назначить воспитателем тебя. Возможно, твоя мягкость и доброта растопят лед там, где бессильна логика. И если тебе удастся склонить ее к раскаянию, я скажу, что Господь зовет тебя в лоно церкви своей, и сам буду учить тебя проповедовать. Но если ты потерпишь неудачу…

— Ну, хуже-то не будет! — вмешалась Дженифер. — О Боже! Ты все-таки не бросил меня!..

— В общем, дальше мы поедем так, — не слишком радостно продолжил Баркер. — Вы по очереди будете давать ей своих лошадей, а сами будете ехать со мной в карете… — Он вдруг просиял. — И мы уж поговорим! Райтус Джерсон, ты, пожалуй, будешь первым. Я прочту тебе свою новую проповедь.

Дженифер и Свардлард не обращали внимания на священника. Они радостно смотрели друг на друга.

Руперт шел с кормы. Принц задумался, низко склонив голову — так, что длинные кудри почти скрыли его лицо. Но в средней части палубы его внимание вдруг привлекло одно из орудий. Принц остановился. Опытной рукой он провел по стволу, потом взял одно из лежавших рядом ядер.

Глухой шум заставил его насторожиться. На палубу опрокинулась крышка люка.

«Кто может быть сейчас в пороховом погребе?» — удивленно подумал принц и притаился за лафетом, наблюдая.

Из люка высунулась голова Уилла Фарвелла, повертелась туда-сюда и расплылась в улыбке.

— Никого нет, — тихонько сказал драгун. — Как я и думал. Выбирайся!

Он поднялся на палубу и встал рядом с люком, поправляя пояс. Следом за драгуном появилась горничная Нина — с растрепанной прической, в криво застегнутом платье.

— Не забудь подпоясаться, детка, — напомнил Уилл. Нина хихикнула.

Руперт выпрямился и шагнул вперед.

— Buenas tardes, — сказал он.

Нина взвизгнула. Уилл подпрыгнул на месте, но тут же разразился хохотом.

— Ох, мой лорд! Вы не забыли, что такое разведка! Ну, вы, наверное, помните и о нуждах простого солдата. — Он повернулся к смущенной девушке. — Не бойся, моя голубка, лети к себе, почисти перышки, и не забывай о том, что скоро мы снова встретимся.

Он шлепнул ее по заду. Нина бросила на Руперта отчасти опасливый, отчасти плутовской взгляд и убежала. Уилл водворил крышку люка на место.

Принц вздохнул и покачал головой.

— Как ты этого добиваешься? — спросил он.

— Да очень просто, сэр, — ответил драгун. — Или вас удивляет, как это я их добиваюсь, с моей-то рожей… да ведь это выдумки, что женщины ищут красоты в мужчинах, как мужчины ищут красоты в женщинах. Нет, мой генерал, им нужно внимание, им нужно уважение… да, внимание, а не красота, или высокое положение… они даже выгоды не ищут, да, сэр…

— Довольно болтать, — оборвал его Руперт. — Давно ты туда забрался?

— Так давно, что другим такое и не снилось, так она мне сказала, сэр…

— Заткнись, болван! — Руперт вздохнул и безнадежно махнул рукой. — А, ладно. Но я был крайне удивлен, обнаружив, что мой солдат занимается распутством в пороховом погребе.

Уилл заржал.

— Думаете, мы могли взорвать его? Ну, кто знает, она ведь девушка горячая! Но должен заметить, сэр, что запах пороха очень возбуждает женщин.

Руперт решил прекратить этот бессмысленный разговор.

— Ладно, иди отсюда, — резко сказал он и, когда Уилл исчез, задумчиво встал у поручней, глядя на воду.

«Ох, я и сам не новичок в этом деле, — думал он. — Я и сам грешил… и едва помню милую Мэри… Белинда… Дженифер… это лишь поиск плоти, голод тела… Но Дженифер… преданная, целомудренная, помолвленная со мной в языческом святилище… одна из благородных девиц, вроде тех, что воспел Сервантес… Да еще это кольцо. Куда оно меня приведет? Попаду ли я в лапы дьявола, или найду золото фей, которое улетит из моих рук, обернувшись осенними листьями? Что такое это кольцо, и что представляет собой та, что дала его мне? Белинда — вот истинно земная женщина. Но есть еще и Герман — давший мне убежище, доверяющий мне… ох! Я расчувствовался, как дитя. Неужели это такой уж тяжелый труд — соблюдать приличия? Впрочем, поживем — увидим…»