Обратно он шёл едва ли не вслепую. Фонарь в его руке горел, но вместо того, чтобы освещать дорогу Лэйд без всякой цели полосовал лучом стены, выхватывая из темноты невесть кому выданные грамоты, кабинетные таблички и развешанные по стенам картины.
Лэйд был слишком занят собственными мыслями, чтобы искать обратный путь, а потому по привычке дал ногам волю, позволив самостоятельно выбирать дорогу. Имеющие огромный опыт по части блуждания улочками Нового Бангора, рано или поздно они всё равно принесут его куда нужно.
Знать бы ещё — куда…
В ближайшее окно, подумал Лэйд, ощущая грызущую кости тоску. Сквозь стекло. Чтоб закончить всё в одну минуту, раз и навсегда. По крайней мере, быстро и, надо думать, почти без боли.
Все эти люди, уступающие мне дорогу в коридорах, опасливо косящиеся вслед, перешёптывающиеся друг с другом — все они думают, что я ищу способ их спасти — и уже почти нашёл. Я лгу им, этим людям, как раньше лгал другим. У меня нет ничего, что могло бы их спасти, лишь смутные предположения, никчёмные гипотезы и загнанные глубоко под кожу страхи.
Выстроить бы их всех шеренгой, подумал Лэйд, ощущая глухую собачью злобу, всех этих господ в хороших костюмах с брильянтовыми булавками на галстуках, и объявить — пусть тот, кто это совершил, сделает шаг вперёд. И тут же Коу с расстрельной командой, и…
— Мисс ван Хольц?
Она не вздрогнула, увидев его, как вздрагивали многие другие, стоило его фигуре появиться из темноты. Лишь кивнула ему — и даже этот кивок показался тяжеловесным, натужным. Точно был не рефлекторным движением тела, а вымученным и не до конца освоенным танцевальным приёмом.
— Уже отбываете, мистер Лайвстоун? Выполнили свою работу?
Она спросила это почти равнодушно, так, точно он был водопроводчиком, явившимся чтобы залатать прохудившуюся трубу. Лэйд на миг и ощутил себя водопроводчиком — усталым малым в промасленном комбинезоне, вечно сыром и тяжёлом, с коричневыми от ржавчины руками и ноющими от влажности суставами.
— Нет, — сказал он тихо, — Не выполнил. Но я на верном направлении.
— И это должно меня чертовски обнадёжить? — улыбка мисс ван Хольц не показалась Лэйду миловидной, скорее, жёсткой и жёлчной, — Не так ли?
— Если хотите, могу добавить «абра-кадабра»! Иногда это помогает.
— Ох нет, зачем? Не стоит! Не тратьте своих драгоценных сил! Лучше ступайте наверх и займитесь настоящей работой в компании прочих джентльменов. Соберите какое-нибудь совещание. Создайте долговременную стратегию венчурных вложений. Потравите анекдоты и вспомните пару-другую подходящих историй из прошлого! Ведите себя как обычно, не утруждайтесь! А мы с девочками уж как-нибудь справимся! Нам не привыкать подчищать за вами дерьмо!
Женская злость — особая категория ядов, настолько опасная, что Лэйд предпочитал не прикасаться к этой материи даже имея под рукой полное защитное снаряжение.
— О, вы ещё здесь? — она изобразила удивление не очень талантливо, но вполне доходчиво, — Чего вы стоите, мистер Лайвстоун? Или ждёте, что я как полагается радушной хозяйке, приглашу вас войти?
— Отчего бы и нет? — он улыбнулся ей самой наглой из своих улыбок, из числа тех, которые обычно держал под замком, — Вечер, кажется, ещё не поздний, погода прекрасная, а я с удовольствием выпил бы чашечку чая в вашей компании.
— Можете посдирать повязки с гноящихся ран в моей компании, — резко отозвалась она, — Подышать запахом несвежей крови и вправить пару сломанных костей. Простите, если это отличается от ваших представлений о приятном романтическом вечере, но именно так я в последнее время провожу свой досуг! Чёрт, да не стойте вы столбом, мешаете ходить… Заходите, чтоб вас!
Комнатушка показалась Лэйду маленькой после гулкого архивного зала, но не такой уж тесной. Пожалуй, размером с половину его собственного кабинета. Чтобы научиться располагаться здесь с комфортом, требовалось поступиться многими требованиями души и человеческой анатомии, но мисс ван Хольц, кажется, успела здесь обвыкнуться.
— На чай можете не рассчитывать, — пробормотала она, наблюдая за тем, как Лэйд неловко протискивается внутрь, — У меня его нет. Чёрт, у меня нет даже воды, а каждую унцию вина приходится вымаливать у Лейтона едва ли не на коленях… Иранда!
Одна из девушек за спиной Лэйда испуганно вскрикнула.
— Иранда, ты опять спишь на ходу? Мистер Пинш мучается от жара и всё ещё ждёт, чтоб ты сменила ему повязку на ноге! Если ты не очень занята, внеси, пожалуйста, это в своё расписание на этой неделе!
— Я… Простите, мисс ван Хольц. Я на минуточку… Уже иду.
Мисс ван Хольц тяжело выдохнула.
— Пустоголовая дура… — пробормотала она вполголоса, когда испуганная подопечная выпорхнула наружу, — Они все здесь пустоголовые дуры. Личики как у куколок, голоса как у ангелов, вот только вместо мозгов… Взять хотя бы эту дурочку Иранду. Она была самой ленивой и необязательной секретаршей из всех, что я видела. Так и норовила задремать на своём месте или задуматься о чём-то, да так, что над ухом из ружья стрелять можно. Мы даже меж себя прозвали её Галатеей[169]. И вот пожалуйста, даже здесь она засыпает на каждом шагу. Или Мелия. Человека с её представлениями о чистоплотности нельзя попускать к больным, где требуется хоть какая-то гигиена. А уж наша дорогая мисс Киннэрд!.. Впрочем, уж она-то, бедняжка, уже вполне наказана судьбой.
— Мисс Киннэрд? — рассеянно переспросил Лэйд, поглощённый совсем другими мыслями, — Знакомое имя. Кажется, я слышал его от мистера Крамби или…
— Это его бывшая секретарша. Та самая, которой срезало лицо оконным стеклом.
Дьявол, подумал Лэйд. Стоит мне задуматься, как язык так и норовят ляпнуть какую-то глупость, выставив своего владельца в нелепом свете.
— Ах да, верно, — пробормотал он, — Трагическая, страшная судьба. Так значит, мисс Киннэрд не считалась здесь образцовой служащей?
Мисс ван Хольц фыркнула. И вышло у неё это не изящно, по-дамски, а как-то по-мальчишечьи презрительно.
— Уж она-то? Наша мисс Елена Прекрасная? Чёрта с два. Мы с девочками иной раз шутили, что надо перестать платить уборщицам за полировку бронзы, а заодно завесить все стёкла и запретить зеркала — всякий раз, когда мисс Киннэрд видела своё отражение, то замирала на полчаса, потрясённая своей красотой, а после принималась прихорашиваться и отводила этому столько времени, что на прочие рабочие обязанности его уже не оставалось.
— И мистер Крамби терпел такое поведение?
Она смерила его взглядом, который Лэйд не мог назвать иначе, чем ледяным.
— Ваше остроумие в образе торговца шерстью мне нравилось больше. В роли демонолога вы порядком поглупели. Или вы думаете, что мистер Крамби принял мисс Киннэрд на работу за умение перемножать в уме трёхзначные числа?
Лэйд не знал, что на это ответить. И не был уверен в том, что его ответа ждут. Поэтому он сделал то, что обыкновенно делает всякий посетитель в непривычном для него месте.
— А здесь уютно, — пробормотал он, стараясь ничего не задеть и вместе с тем устроиться так, чтобы не побеспокоить сидящую мисс ван Хольц.
— Уютно? — она даже не пыталась изображать радушную хозяйку, лишь коротко, по-мужски, хохотнула, — Вы сказали «уютно», мистер Лайвстоун? Тогда добро пожаловать, располагайтесь в моей гостиной! Знаете, раньше это была кладовка для старых газет. А теперь похожа на сестринский покой в военном госпитале. Осталось только повесить в углу вырезанного из бумаги ангела и портрет старой суки Маколи![170]
Её настроение переменилось, но странным образом. На смену вспышкам клокочущей ярости приходили периоды меланхолии, которая больше походила на прострацию — мисс ван Хольц словно забывала о присутствии Лэйда, смотрела в одну точку, беззвучно шевеля губами, или говорила, но таким ровным и монотонным голосом, что Лэйд даже не был уверен, к нему ли она обращается.
— Да, здесь был склад старых газет. Целые кипы «Файнэншнл таймс[171]», «Файнэншнл Ньюз[172]», «Банкира» и, конечно, «Экономиста[173]». Нам пришлось работать несколько часов, чтобы освободить это место от старого хлама, устроив себе уголок для отдыха. Теперь здесь пахнет не газетной бумагой и типографской краской, а мочой и гноем. В ведре позади вас груда заскорузлых от крови бинтов. Хотите знать, из чего мы их делаем? Из старой корреспонденции в основном. Только что толку… С тем же успехом можно лечить гангрену кленовым сиропом. Раны не заживают, даже не закрываются. Обычные царапины в считанные часы превращаются в зловонные язвы. Внутренности ещё живых смердят так, что нам приходится надевать повязки. Половина моих пациентов умирает от жара, а лихорадит их так, что приходится привязывать тряпьём к кровати, чтобы они не сломали себе в агонии уцелевшие кости. Если в этих краях существует утро, мистер Лайвстоун, его не увидят ещё как минимум семеро.
Она почти не смотрела на Лэйда, но в те мгновения, когда одаривала его взглядом, от которого ему невольно хотелось поддеть под пиджак что-то более основательное, чем обычная сорочка. Быть может, кирасу вроде тех, что носили Железнобокие джентльмены мистера Кромвеля[174].
Обозлена. Опустошена. Раздавлена.
Но если из людей, смертельно уставших, энергия выходит, как жидкость из прохудившегося сосуда, то в мисс ван Хольц энергия осталась — злая клокочущая чёрная жижа, ищущая выхода, но находящая его лишь в злых окриках, которыми она награждала своих подопечных.
— Арбара! Живее переставляй ноги! Ритни, ты опять украдкой куришь, не так ли? Видно, думаешь, что ночные горшки вынесут себя сами? Энди! Кто в последний раз видел эту пустоголовую курицу Энди?
Лэйд кашлянул.
— Я проведал мистера Синклера, — сообщил он, — И нашёл, что он держится вполне сносно. Крайне ослаблен и потерял силы, но, думаю, продержится ещё какое-то время. Больше всего меня беспокоит то, что происходит с его телом. Как будто у него под кожей… Мне уже и самому мерещится всякая чертовщина. Вы не могли бы уделить ему немного внимания?
— Уделить? Ему? — мисс ван Хольц явственно скрипнула зубами, глядя на Лэйда, — У меня здесь до черта раненых, мистер Лайвстоун. И многие из них находятся в стократ худшем состоянии, чем он. А я, знаете ли, не имею права сортировать больных по сорту, как вы сортируете товары в своей лавке, только лишь по тяжести их состояния. Придётся ему подождать своей очереди.
Взгляд у неё был тяжёлый, но какой-то плавающий, маслянистый. Такой иногда делается у рыбоедов, когда те переборщат с дозой. Вот только Лэйд готов был поклясться, что мисс ван Хольц не была сторонницей рыбной кухни. Это Розенбергу требовалось зелье, чтоб подстегнуть свой интеллект, поддразнить душу, бросить вызов. Но точно не прелестной мисс ван Хольц, начальнице над секретаршами.
— Мистер Крамби знает, в каком он состоянии?
Мисс ван Хольц фыркнула.
— Не думаю, что ему это интересно. Полагаю, у него сейчас дела поважнее.
— А другие? Лейтон? Розенберг? Коу?
— Никто из них за последние часы даже не спускался на первый этаж. Никто из них даже не справлялся о его самочувствии.
— Я думал, они…
— Приятели? — на миг он увидел зубы мисс ван Хольц, мелкие, белые и острые, похожие на зубы лисицы, — Друзья? Близкие люди? Вы ещё не поняли, как в этой змеиной яме всё устроено? Им плевать на Синклера так же, как плевать вам самому. Думаю, если он умрёт, никто из вас этого даже не заметит. Может, чертыхнётся мимоходом, и только.
Её взгляд показался Лэйду мерцающим, незнакомым. А голос чуть более резким, чем обычно. Нет, подумал он, это не просто злость. Это что-то другое. Это… Ах, дьявол.
Лэйд осторожно втянул носом воздух, ища знакомый аромат. И почти тотчас обнаружил его, едва ощущаемый, плотно укрытый миазмами, выделяемыми разлагающейся плотью, мочой и несвежей кровью.
Лёгкий, слегка горьковатый, смолистый, отдающий спиртом и смолой.
Ну конечно. Уже зная, что искать, его взгляд, точно дрессированная ищейка, в несколько прыжков одолел кабинет и нашёл то, что требовалось. Плоский флакон коричневого стекла, небрежно прикрытый какими-то бумагами. Небольшой, унции на две, он был прикрыт недостаточно хорошо, чтобы Лэйд не смог рассмотреть этикетку.
Tinct. Opium.
Он никогда не отличался хорошим знанием латыни, но знакомство с доктором Фарлоу многому научило его в сфере фармацевтики. Тинктура опиум. Лауданум. Надёжное средство от мигрени, невралгии, кашля и внутренних болей. Прекрасное болеутоляющее, которое мисс ван Хольц, кажется, предпочла выписать себе вместо своих больных. Настойка опия не подарила ей облегчения, лишь взвинтила, наполнив той самой чёрной энергией, что теперь клокотала в ней. Лэйд мог лишь посочувствовать ей.
Мисс ван Хольц подошла к столу, чтобы поправить щипцами фитиль керосиновой лампы.
— Бедный Синклер, — произнесла она, водружая обратно стеклянный фонарь, — Глупый самоуверенный мальчишка. Он ведь в самом деле пытался завоевать их расположение. Участвовал во всех их пирушках, не замечая, что над ним откровенно потешаются за глаза, первым предлагал свои услуги, едва речь заходила о проблемах, едва ли не заискивал перед ними. Верите ли, иной раз мне даже жаль его становилось. Самоуверенный дурак, воображающий себя невесть кем. Иронично, не правда ли? Наверняка, куры в курятнике тоже уверены в том, что хозяева держат их за красоту и милый нрав. А вовсе не из-за яиц, которые каждый день идут на завтрак.
— Что вы имеете в виду?
Её глаза сверкнули — но лишь на миг.
— Не валяйте дурака, мистер Лайвстоун. Время притворяться торговцем шерстью уже прошло. Синклер — никто здесь. Мусор. Тень. Если его и пускают посидеть изредка за общим столом со взрослыми, то только по большим праздникам. Он рад всем угодить, он рассыпается в любезностях, но не видит, не замечает… А вы заметили, конечно. С первой минуты.
— Он член оперативного совета!
Мисс ван Хольц отмахнулась ладонью. Брезгливо, как от докучливой мошки:
— Просто формальность. Как и бедный старикашка Госсворт. Отец мистера Синклера, Синклер-старший, большая фигура в Новом Бангоре. Крупный банкир. Несколько лет назад он оказал одну важную услугу «Биржевой компании Олдриджа и Крамби». Ах, не спрашивайте, в чём она заключалась, я всё равно ничего не смыслю в этих облигациях, фьючерсах и авизо! Кажется, у них какие-то общие делишки на чёрном рынке. Сбывают друг другу какие-то бумаги, что-то вроде этого. Мистер Синклер получил должность в оперативном совете не благодаря тому, кем он является, а благодаря тому, кем является его отец. Сам по себе он не стоит и шиллинга.
— Вы подслушивали, — негромко произнёс Лэйд, — Подслушивали наш разговор с Синклером, не так ли?
Он думал, что мисс ван Хольц возразит или возмутится или сделает ещё что-нибудь из числа того, что обыкновенно делают женщины, когда из застают за чем-то предосудительным. Попытается повернуть всё в другую сторону, выставит его самого виноватым, а может, даже и выругается, но…
Мисс ван Хольц устало усмехнулась. И Лэйд впервые понял, что она совсем не так молода, как ему казалось сперва. А может, опий в оплату своих услуг высосал из неё те чары, которые прежде позволяли ей выглядеть красавицей.
— Конечно подслушивала. Или вы думаете, что я буду покорно ждать, пока змеи тихонько шипят на ушко друг другу, сговариваясь, предавая, строя тайные союзы и свои змеиные интриги? Я не так глупа, как Синклер!
— Мисс ван Хольц!..
Она подошла к нему, пристально глядя в глаза. И Лэйду первым захотелось отвести взгляд. Столько ледяной ненависти он не видел даже в глазах существ, которых истреблял.
— Вы не представляете, чего мне стоило получить это место, — прошептала она, глядя ему в глаза взглядом, пульсирующим от сочетания опия и злости, — И лучше не представляйте, потому что меня саму мутит от воспоминаний. Умилостивить одних, обмануть других, сговориться с третьими. И всё это время оглядываться назад и вздрагивать от каждого шороха, зная, что в любой момент какая-нибудь другая тварь, немногим чуть более ловкая, чем ты, собирается прокусить тебе затылок. Чуть более ловкая — или чуть более ядовитая.
— Мисс ван Хольц!
Она рассмеялась. Даже исполненный злорадства молодой гиены, её смех был прекрасен.
— А вы думали, что мы все тут — одна большая дружная семья? О, Крамби обожает устраивать подобные спектакли. У него отменный актёрский талант. У него и у прочих. Мы в самом деле умеем притворяться семьёй. Но поверьте мне, мистер Лайвстоун, если, конечно, это ваше настоящее имя, окажись вы внутри этой семьи, вы бы бежали отсюда прочь, как из змеиной ямы!
— Вот как?
— Мы ненавидим друг друга. Для вас это сюрприз? Ненавидим и боимся. Мы заключаем союзы, предаём, наушничаем, даём лживые клятвы и всаживаем ножи друг другу в спину! Чем, по-вашему, заняты остальные, пока вы выслеживаете своих демонов? Мужественно строят оборону? Утешают сослуживцев? Смиренно ждут своей участи? Как бы не так! Они все уже действуют, и начали действовать с первой же минуты. Это их змеиная стихия, мистер Лайвстоун. Их природа. Вы ещё не приступили к поискам, а они уже принялись судорожно обмениваться тайными сигналами. И каждый из них сейчас занят не размышлением о том, как избежать катастрофы, а планами — как обернуть эту катастрофу в свою пользу. Как сбыть затратные активы, как подстраховаться, как уничтожить старых врагов или, по крайней мере, стравить их между собой.
— Но это…
— Мы занимались этим годами. Понимаете? Годами! Демон лишь поставил чёртов котёл на огонь, доведя его до кипения. Или вы… Ах чёрт, вы думаете, что вы сами в безопасности? Что члены оперативного совета будут покорно хлопать глазами, ожидая ваших распоряжений и советов? Да они же вас и сожрут, урча от удовольствия! И если вы думаете, что хоть один из людей, которые вам улыбались за сегодня, жали руку или уверяли в своём расположении, удосужится хотя бы возразить, когда от вас полетят перья, лучше бы вам оставаться торговцем шерстью!
Лэйд терпеливо ждал, когда она выговорится, не пытаясь ни перебить, ни утешить, ни возразить. Когда разражается шторм, лучшее, что придумано человеком — прочный каменный мол, предохраняющий города от его чудовищной, мечущейся в природном лоне, силы. Со штормом непозволительно вступать в спор, затевать с ним войну или умилостивить. Шторм можно только переждать.
И судя по тому, что он видел, его внутренний штормгласс[175] указывал на то, что буря минует нескоро.
— Вы ведь явились за мной, верно? По мою душу? Вы расспрашивали Синклера, но подозревали меня. Только ждёте повода, чтобы улучить, да? Мните себя инквизитором, а похожи на старого обрюзгшего трактирщика! Что вам нужно, мистер Лайвстоун?
Лэйд усмехнулся.
— Ну, раз уж вы сами спросили… — он протянул руку ладонью вверх, — Позвольте вашу брошь, мисс ван Хольц.
Она заколебалась. Может, шторм не был так уж и силён, как ему казалось. Может, она нарочно хотела оглушить себя чувствами, чтобы скрыть естественные реакции тела и души. Но взглянув в его пустую ладонь, она вздрогнула. Втянула воздух сквозь зубы.
— Подавитесь ею.
Брошь она прятала не в корсете, как ему чего-то думалось, а в ридикюле. Она открыла его резко, едва не сломав изящный замочек, демонстративно обнажая розовую бархатную подкладку. Лэйд догадывался, чего ей стоило это пренебрежительное движение. Ридикюль — святая святых всякой женщины, обнажить его содержимое так резко и грубо… Впрочем, он толком не успел там ничего заметить кроме пачки мятных пастилок и шпилек. Брошь, которую протянула ему мисс ван Хольц, заинтересовала его куда больше.
Выполненная в форме вытянутого листа, она выглядела изящной, но лишь на расстоянии. Стоило приблизить её к глазам, как становились видны мелкие огрехи ювелира. Сколотые края, нарушения симметрии, небрежная отделка. На ощупь брошь казалась тёплой, только тепло это казалось каким-то неестественным, липнущим к пальцам. Лэйд с усмешкой достал из кармана брегет и щёлкнул крышкой. Стрелки, замершие строго на полночь, не изменили положения, но стоило ему поднести брегет к брошке, как те, мелко задрожав, медленно поползли вправо. Надолго, впрочем, их сил не хватило — они вновь замерли, указывая на одну минуту первого. Лэйд кивнул самому себе.
Конечно. Как и следовало ожидать.
— Милая вещица, — Лэйд погладил брошь указательными пальцем, — Это ведь «Катаката-Харакорэ», прозванный ещё Великим Соблазнителем? Я слышал, в Новом Бангоре уцелело всего три или четыре подобные вещицы. Очень… изящно сработано. Эта штука внутри янтаря в самом деле то, что я думаю? Обрывок пуповины ребёнка, задушившего самого себя в чреве матери?
У мисс ван Хольц едва заметно дёрнулся подбородок.
— Вы уже начали допрос? Или только примериваетесь?
Лэйд вздохнул, делая вид, будто рассматривает брошь на свет.
— Ума не приложу, где вам удалось заполучить этот амулет. Многие мои знакомые, промышляющие кроссарианской утварью на чёрном рынке, не задумываясь выложили бы за эту штуку сотню фунтов. И, чёрт возьми, она стоит каждой гинеи. Хотя лично я побоялся бы держать подобную вещь у себя в лавке, даже в несгораемом шкафу и под замком. Вы отважная женщина, мисс ван Хольц. Очень отважная.
— Почему?
Лэйд взглянул на неё, не скрывая удивления.
— Это «Катаката-Харакорэ». Подлинный. Вы, если не ошибаюсь, носили его на груди? И долго?
Мисс ван Хольц заколебалась. Она явно не знала, как держать себя в этой ситуации. Должно быть, её воображение уже нарисовало следующую сцену, безобразную и неприглядную. Сцену допроса, в которой ей, конечно, была отведена роль гордо молчащей жертвы, ему же, конечно, предназначалось амплуа Питера Бинсфельда[176].
— Несколько месяцев. Вам-то что?
— Не больше трёх?
— Нет. Не думаю. А что?
Лэйду стоило немалого труда скрыть усмешку.
— Да нет, ничего. Это всецело ваше дело, разумеется. Каждый сам распоряжается своей жизнью и своим телом, верно? Не собираюсь читать вам скучных нотаций, вы знали, на что шли.
Сопротивление женщины подобно сопротивлению крепости. Она может выдерживать сокрушительный штурм раз за разом или, озлобившись, терпеть многомесячную осаду, ведущуюся по самым суровым правилам. Но есть оружие, которому сопротивляться они не властны, и оружие это — любопытство. Будучи разожжённым, оно способно в короткое время выжечь полосу укреплений подчистую.
— Почему вы спросили?
— Что?
— Почему вы спросили, сколько я её носила? — мисс ван Хольц пристально смотрела на него, не делая попытки отвести взгляд, — Почему сказали, что я знаю, на что иду? Что это вообще, чёрт возьми, должно значить?
— О, — Лэйд округлил губы в немом удивлении, — Я-то думал, вы знаете. Это же «Катаката-…»
— …«Харакоре»! — раздражённо закончила мисс ван Хольц, — Да, я слышала! Не глухая! Ну и что? Что с того?
— «Катаката-Харакоре» даёт своему владельцу большую силу. Но, как и все дары Аграт, взыскует за это плату. Если его носит мужчина, чаще всего заканчивается слоновьей болезнью[177]. Скверная штука, конечно, но не такая, какая ждёт представительниц прекрасного пола.
Стены крепости затрещали. Предназначенные выдержать титанический натиск извне, они были бессильны против сил, хлещущих изнутри. А напор их делался всё сильнее и сильнее, Лэйд отчётливо ощущал это.
— Что это вы имеете в виду?
Лэйд вернул ей брошь. С удовлетворением заметив, как дрогнула её ладонь, на которую он положил невесомую янтарную каплю. Точно та весила не пару драхм, а хороший стоун, как свинцовые грузики его весов.
— Деформацию плода, конечно, что же ещё. В том-то и коварство этой вещицы. Или вы не знали? Она воздействует на плод внутри женского чрева, превращая его в… кхм… последний из числа тех, что я видел, напоминал смесь сколопендры с голодной крысой. Весьма неприглядное создание, уж можете мне поверить. Я сам едва выжил после встречи с ним, что же до его матери… Скажем так, бедняжка не перенесла родов.
Мисс ван Хольц схватилась за живот — рефлекторно, скорее всего.
— Господи! — вырвалось у неё.
— Не стоит беспокоиться, — Лэйд нарочито легкомысленно махнул рукой, — Судя по тому, как затянут корсет, вы сейчас не в положении. А если судьбой предначертано вам забеременеть… Ну, будем надеяться на лучшее. Я слышал, иногда эти твари рождаются уже мёртвыми, это даст вам шанс сохранить жизнь.
Мисс ван Хольц отшвырнула брошь. С такой силой, будто это было отвратительное насекомое, забравшееся к ней на ладонь. Глаза её расширились от ужаса, посеревшие губы хватали воздух.
— Я не знала… — пробормотала она, — Я думала, это амулет. Не знала, что это…
— Не знали, что это «Катаката-Харакоре»? — вежливо осведомился Лэйд, — Ай-яй-яй. Вот, что бывает, когда человек, не сведущий в кроссарианских практиках, пытается использовать их в собственных целях. А где, если не секрет, вы приобрели эту вещицу?
— В Шипспоттинге. У одного подпольного торговца. Он держит цветочную лавку на Биско-стрит, но из-под полы продаёт всякие… магические вещи. Амулеты, обереги, талисманы. Основной вход заперт, надо заходить с чёрного, стучать четыре раза и…
— Правый глаз у него закрыт повязкой, он немного заикается и от него несёт чесноком.
Она уставилась на него, не скрывая изумления.
— Вы… знаете его?
Лэйду стоило большого труда не усмехнуться. Усмешка испортила бы эффект, как лишняя щепотка соли может испортить хороший, в меру пропечённый, бифштекс.
— Плох тот лавочник, который, купив лавку, не узнает за год всех своих покупателей, коллег и конкурентов на пять миль в округе. Я же занимаюсь своим ремеслом уже двадцать пять. Поверьте, я знаю многих людей этой сферы так хорошо, как вы не знаете собственных машинисток. Амулет вам продал Маго-Горшечник. Он хорват, но иногда выдаёт себя за цыгана. Ушлый тип, торгует обычно всякой ерундой и не прочь нагреть на простаке руки, продав втридорога никчёмную безделушку. Настоящий прощелыга. Глаз, кстати, у него на месте, повязка фальшивая. Только смотрит он внутрь черепа. Не знаю деталей, да и сам Маго не спешит их разглашать. Кажется, он пытался при сделке провести кого-то из жрецов Монзессера, а тот терпеть не может, когда кто-то проводит такие фокусы с его людьми. Что он наплёл вам, когда продавал эту штуку? Что она исцелит вас от болезней? Избавит от проблем? Подарит новые ощущения?
— Влечение, — тихо произнесла мисс ван Хольц.
Она смотрела не на Лэйда, а на свою ладонь, так пристально, будто надеялась в сложных и бессмысленных сплетениях линий на ней определить свою дальнейшую судьбу. В другое время он не стал бы отрывать её от этого важного занятия, но Лэйд подозревал, что времени в его запасе осталось не так и много.
— Влечение? — Лэйд попытался произнести это нейтральным тоном, как врачи произносят название деликатных болезней, но голос изменил ему, присовокупив к этому слову незапланированный, сухой, а потому вдвойне более многозначительный смешок, — Вы имеете в виду…
— Вы знаете, что я имею в виду, мистер Лайвстоун, — она произнесла это холодно и спокойно. Почти бесстрастно — точно сама была не человеком, а никелированным аппаратом вроде «Ремингтона» модели номер два или «Короны», — Да, обычное человеческое влечение. Магнетизм, если хотите. Безотчётную тягу.
— Только у мужчин? Или…
— У… всех…
Только тогда она наконец сломалась.
Затряслась в сухих рыданиях, обхватив себя руками поперёк живота. Эти рыдания происходили без слёз и походили на озноб, оттого Лэйд чувствовал себя вдвойне глупо, протягивая ей свой носовой платок, уже порядком мятый и несвежий.
— Вам ещё повезло, — пробормотал он, ощущая некоторый конфуз, — Маго-Горшечник скверный тип, но не самый скверный из всей публики, которая занимается подобным ремеслом. Кроме того, я уверен, он сам не сознавал силу той вещицы, что вам продал. Говорю же, прощелыга, дилетант, нахватался никчёмной смеси из эзотерики и уже воображает себя великим специалистом по кроссарианству. Вам мог попасться кто-нибудь стократ хуже.
— Неужели?
Она спросила это безо всякого интереса, но Лэйд решил, что мысль эту стоит закончить.
— Уверяю вас. Я знаю полным-полно таких людей — как в мрачном Скрэпси и беспокойном Шипспоттинге, так и в благопристойном Айронглоу. Зачастую эти люди — невежды, сами не сознающие, с какими силами заигрывают. Иногда — хитроумные манипуляторы или самоуверенные дилетанты. Как бы то ни было, люди, им доверившиеся, часто рискуют большим, чем пара потерянных впустую монет. Магистр Абигор, к примеру. Слышали, нет? Впрочем, неудивительно, его имя не из тех, что мелькают в газетах. Известен тем, что свёл в могилу полдюжины своих клиентов — и это только те, про которых мне доподлинно известно. Совершенно жуткий тип. Якшался с последователями Карнифакса, а хуже этой компании уже не найти. Соблазняя доверившихся ему людей и обещая исполнение их желаний, он приносил их в жертву своему владыке, Кровоточащему Лорду. При помощи ритуалов, о которых я не стану распространяться. Некоторых, к примеру, он умерщвлял при помощи ножей, вырезанных при жизни из их собственных костей. Жутковато, не правда ли?
Кажется, ему удалось добиться нужного эффекта. Мисс ван Хольц перестала плакать.
— Ужасно, — тихо произнесла она, — Он…
— Уже не представляет опасности, — заверил её Лэйд, — Знаете, я сам сторонник цеховой солидарности, мне часто приходилось покрывать коллег или оказывать им помощь, но, согласитесь, люди вроде Магистра Абигора уже берут лишку. Кроме того, если в каждом из нас люди будут подозревать даже не мошенника и шарлатана, как это часто бывает, а хладнокровного убийцу, наше ремесло может сделаться убыточным. Я позаботился о том, чтобы Магистр Абигор прекратил свою практику. По крайней мере, в Новом Бангоре.
— Как? Доложили о нём в Канцелярию?
Лэйд поморщился.
— У меня с крысиными господами не очень-то тёплые отношения по многим причинам. Нет, сделал всё собственноручно.
Глаза мисс ван Хольц, сухие, но сильно покрасневшие, округлились.
— Убили? Застрелили?
— Господи, нет! Ещё не хватало, чтобы Лэйд Лайвстоун занимался такими вещами! Я лишь немного подправил один ритуал, который он проводил. Совсем немного, но в достаточной степени, чтобы Карнифакс, Кровоточащий Лорд, счёл его не только нарушением устоявшихся в его культе приличий, но и оскорблением своей натуры. Он завязал все кости в теле Магистра Абигора узлом, набил его желудок негашенной известью, оскопил, четвертовал, а из кожи с его спины сделал пару удобных мокасин, которые теперь со всем почтением носит кто-то из его паствы.
— Это… отвратительно.
— И вы вполне могли наткнутся на кого-то в таком роде, — заметил Лэйд, — Впрочем, не обязательно быть психопатом-карнифакийцем, чтобы накликать беду. В наш век добросовестные дураки причиняют не меньше бед, чем злокозненные злодеи. Про Сухоноса вы, конечно, тоже не слышали?
— Нет.
— Приятный господин, симпатичный и молодой, вам бы понравился. Добросовестный школяр, он штудировал кроссарианскую науку с младых лет, но, увы, не добился в этом деле большого успеха. Кроссарианство — это ведь не геометрия, здесь нельзя вызубрить наизусть пару формул, чтобы добиться успеха. Кроссарианство — это форма общения с нематериальным, а оно по своему устройству непостоянно, хаотично устроено и совершенно, совершенно непредсказуемо. Все эти ритуалы — скорее форма концентрации и направления энергии, чем незыблемые стратагеммы. Впрочем, я отвлекаюсь, вам такие материи, конечно, неинтересны. Сухонос в самом деле кое-чего умел, но ему отчаянно не хватало практики и понимания сути тех процессов, которые он вызывал к жизни. Вообразите себе, однажды он попытался исцелить джентльмена от саркомы[178], которой тот страдал, но то ли что-то перепутал в ритуале, то ли заручился не теми силами, которыми следовало… Я видел дело его рук — двухсотфунтовую[179] саркому, внутри которой существовал крошечный, размером с мышь, человек. Поверите ли, с тех пор, как я это увидел, я утратил аппетит ко многим блюдам шотландской кухни и совершенно не выношу хаггис[180]. Смею вас успокоить, мистер Сухонос до сих пор жив и практикует где-то в Редруфе, надеюсь, ему сопутствует удача. Не можем же мы судить человека из-за одной, пусть и трагической, ошибки? В конце концов, ошибаются даже адмиралы и королевские хирурги! Или вот, например, случай с Профессором Абраксасом, которого мы, его приятели по цеху, прозвали Шляпником. Впрочем, едва ли вам известно любое из этих имён, он прекратил практику ещё двадцать лет назад.
— Не известно, — тихо произнесла она, — Нет, едва ли.
— Между прочим, человек большого искусства и колоссального опыта, стоивший сотню прочих самозваных магистров, никчёмных шаманов и магов-аматоров. Но в какой-то момент он сделался слишком самоуверен, а наша работа этого не прощает. Профессор Шляпник допустил ошибку, которая в итоге обернулась трагедией и погубила людей, которые ему доверились. Семью Биркамов из Редруфа — обоих супругов и двух их дочерей, не считая прислуги и домочадцев. Уцелел только мальчишка, но и его будущее незавидно. Так что вам ещё повезло, мисс ван Хольц. Вы, по крайней мере, ещё живы. И если доверитесь мне, я приложу все усилия, чтобы вы сохранили этот дар как можно дольше.
Но плечи мисс ван Хольц безвольно поникли.
— Что вы хотите знать?
Лэйд всегда вёл строгий учёт времени, полагая его таким же товаром, как и тот, что содержался в ящиках, банках и пакетах. Даже ещё более капризным, требующим надлежащего учёта. Можно получить деньги даже за чёрствый хлеб или прелую муку, но за просроченное время никто не даст и фартинга.
Он потратил достаточно много времени на вступление, приведя мисс ван Хольц в то душевное состояние, в котором она настроена была отвечать на его вопросы. И теперь не собирался терять даром ни секунды, тем более, что мысленно давно составил список этих вопросов.
— Вещи мистера Олдриджа, которые остались после его смерти. Вам известна их судьба?
— Нет. Или вы думаете, что мне на правах главной машинистки позволили присутствовать при вскрытии сейфа?
Превосходно, подумал Лэйд. Первый же выпад ушёл в пустоту.
Он хотел было по привычке подняться и пару раз пройтись по кабинету — мерные шаги всегда уравновешивали дребезжащие вразнобой мысли, но вовремя спохватился. В такой тесноте о подобных манёврах следовало забыть.
— Почему вы спрятали брошь? На том собрании у Крамби, едва только услышали, что я назвал себя демонологом.
— Я испугалась.
— Чего?
— Испугалась вас, — раздельно и чётко произнесла мисс ван Хольц, — Подумала, раз вы демонолог, наверняка, увидев на мне кроссарианскую брошь, решите, что я заодно с… с демоном. Или имею с ним что-то общее.
— Но вы не имеете?
Она стиснула зубы. И пусть это было чисто рефлекторное движение, Лэйд не позавидовал бы никому, кто в этот миг сунул бы палец меж аккуратных жемчужных зубов мисс ван Хольц.
— Не имею, — подтвердила она, — И не имею никакого отношения к тому, что нас постигло. Я просто купила чёртову брошь. И теперь, как видите, достаточно наказана своей легкомысленностью. Но сговор с демоном… На это я бы никогда не решилась даже если бы знала, как это осуществить!
Не лжёт, подумал Лэйд, изучая её лицо. Или лжёт, но так ловко, как умеют лгать только женщины, подсознательно сооружая сеть из полуправды, почти-правды, домыслов и допущений, и столь сложную, что в скором времени убеждают самих себя в том, что со всех сторон являются лишь безвинной жертвой — обстоятельств, завистников, недоброжелателей, соперниц, да хоть злого рока…
— И вы не собирались сводить счёты ни с кем из присутствующих здесь?
Мисс ван Хольц горько усмехнулась.
— К чему? Я не держатель акций, не компаньон, даже не член оперативного совета. Я глава машинисток. Я — такая же собственность компании, как печатные машинки и столы, на которых они стоят. Какое мне дело, кто здесь будет царствующим монархом, а кто — номинальным?
— И в самом деле… — пробормотал Лэйд, — Тогда зачем вы подслушивали наш разговор с Крамби? Тот самый, после совещания?
Он надеялся смутить её резким вопросом, но не добился должного эффекта. Мисс ван Хольц лишь усмехнулась.
— Я подслушиваю любой разговор в стенах этого здания, если это в моих силах. Это не каприз, не прихоть. Считайте это частью моей стратегии выживания.
— Как и соблазнение?
Он не сразу заметил того момента, когда её взгляд из расфокусированного, плавающего, сделался блестящим и острым, точно заточенный стилет. И этот стилет, судя по холодному ощущению, распространявшемуся выше пупка, был устремлён ровно ему в живот.
— Да. Как и соблазнение. У меня нет папаши-банкира, как у Синклера. Финансового гения, как у Розенберга. И змеиной хитрости Лейтона. Я использую то, что мне дано природой, и если вы считаете это аморальным, вас ждёт ещё много неприятных открытий в вашем расследовании. Да, я соблазняла, и не единожды. Не только мужчин. Я делала с ними вещи, о которых не пишут в рубрике «Советы домохозяйке» в «Серебряном рупоре». Иногда я делала очень странные вещи — и очень неприятные. Не делай я этого, сейчас была бы машинисткой с жалованьем двадцать шиллингов в неделю, которую вышвырнули бы на улицу без выходного пособия, как только нагуляла живот!
Лэйд вздохнул.
— Всецело ваше право. Не собираюсь порицать вашу стратегию, мисс ван Хольц, кажется, она вам вполне удаётся. Что ж, больше вопросов у меня нет. Полагаю, мне стоит откланяться и не тратить более ваше время. Тем более, что в этом здании прямо сейчас наверняка звучит множество бесед — какие-то из них вы можете не успеть подслушать.
Она не обратила внимания на насмешку. Наверно, привыкла к куда более худшим — и более ядовитым.
— Вы не закончили, мистер Лайвстоун.
Лэйд удивился.
— Вот как?
— Да. Вы так и не задали главный вопрос, который намеревались.
— О. И что же я хотел спросить?
Мисс ван Хольц усмехнулась. То ли благодаря настойке опиума, всё ещё циркулирующей в её крови, то ли благодаря пережитым эмоциям, сейчас она казалась одновременно и ужасно истощённой, и чертовски соблазнительной, каким-то образом сочетая в себе оба этих качества. Измождённая порочная красота в жутковатой оправе.
— Вы хотели спросить у меня, кто из подручных Крамби мог быть к этому причастен.
Лэйд вздохнул.
— Ну… — пробормотал он, — Давайте представим, будто я и в самом деле спросил у вас нечто подобное. Что бы вы мне ответили?
— О, это просто, — она улыбнулась и набрала воздуха. Чтобы произнести на выдохе одно-единственное слово, — Коу.
Коу.
Лэйд почувствовал себя в высшей степени неуютно. Точно стены чужого кабинета, в котором он провёл не один час, внезапно сомкнулись на несколько дюймов, уменьшив жизненное пространство внутри. Выдавили часть воздуха, которым он дышал. И пусть даже воздух был зловонным, насыщенным миазмами, дышать враз сделалось труднее.
— Мистер Коу, начальник службы безопасности?
Мисс ван Хольц метнула в него презрительный взгляд, которым можно было прошибить шестнадцатидюймовую[181] броневую плиту броненосца типа «Трафальгар».
— Нет, чёрт возьми! Разумеется, я имею в виду Роберта Коу, пуританина и колониста[182]!
Лэйд поморщился.
— Нет нужды кричать. Кроме того, напоминаю, что в здании полно людей Коу, которых он мобилизовал на службу и которые патрулируют все этажи. Не думаю, чтобы он нарочно набирал в свой отряд глухих!
Мисс ван Хольц рефлекторно прикрыла ладонью рот.
— Простите, — тихо произнесла она, опасливо покосившись в сторону двери, — Они не суются сюда, вниз, должно быть, не любят несвежего запаха, но вы правы. Не сомневаюсь, у Коу везде есть осведомители и шпионы.
— Даже среди ваших машинисток?
Мисс ван Хольц смутилась.
— Они хорошие девочки и в большинстве своём преданные, но Коу… Вы не знаете этого человека, Лайвстоун. И даже отдалённо не представляете, насколько он может быть опасен. Если хотя бы четверть того, что я слышала о нём, правда… Слушайте, у вас, случайно, нет при себе рыбьего зелья? Ладно, плевать, неважно. Он не человек, он животное. Опасное животное.
Лэйд позволил себе легкомысленную усмешку.
— Позвольте напомнить, что многие в этом городе называют меня тигром.
— Вы тигр, — согласилась мисс ван Хольц, — А он — бешенный пёс, при этом с челюстями размером с медвежий капкан и из хромированной стали.
— Пёс… — пробормотал Лэйд, кое-что припоминая, — Кажется, Розенберг тоже называл его псом. Цепным псом Крамби или как-то вроде того.
— Так и есть. Он и есть пёс, вскормленный Крамби и преданый лично ему. Но это не ищейка, как некоторым кажется. Да, у него превосходный нюх, но своё содержание он отрабатывает не им. Это совсем другая порода. Он буль-энд-терьер[183].
Лэйд вспомнил равнодушный взгляд мистера Коу, скользящий по лицам и предметам обстановки, как мел портного по хорошей ткани — беззвучно и мягко.
— Значит, его нанял не Олдридж?
— Нет. Крамби. Ему нужен был верный человек в оперативном совете. И он получил его в лице Коу.
— Коу в самом деле служил в детективном агентстве в Новом Свете?
Мисс ван Хольц досадливо дёрнула плечом.
— В «Болдуин и Фелтс»? Не знаю. Может быть. Но мне кажется, он просто прятался за океаном от тех проблем, что поджидали его в Европе. А он оставил в своём прошлом достаточно проблем, уж поверьте мне. Куда больше, чем можно сдать в багаж, если вы понимаете, о чём я говорю.
— Предположим, что не понимаю.
— Кажется, в молодости он носил красный мундир[184]. Даже воевал где-то в Африке или на Ближнем Востоке. Никогда этим не интересовалась. Интересоваться прошлым мистером Коу вообще чрезвычайно опасно, даже Лейтон делал это с оглядкой, а Лейтон с его кошачьим любопытством никогда не знал меры.
— Судя по всему, ваш мистер Коу решил не связывать свою жизнь с армией, — пробормотал Лэйд, — Может, не изыскал достаточно денег на офицерский патент?
Мисс ван Хольц наградила его взглядом достаточно прохладным, чтоб собственное чувство юмора показалось Лэйду неуместным.
— Кажется, Коу оказался втянут в дурную историю и вынужден был дезертировать. Деталей не знаю и не хочу знать. Знаю только, что мистер Крамби встретил его в Джакарте несколько лет назад. В какой-то грязной, кишащей проказой и вшами яме, где Коу подыхал от тифа, будучи не в силах заплатить даже за стакан воды. Крамби спас его. Оплатил лечение и все его долги, поставил на ноги, даже излечил от болезненного пристрастия к морфию. Вернул к жизни, проще говоря.
— Так мистер Крамби — меценат? — удивился Лэйд, почти не пряча сарказма, — Ну надо же!
Улыбка на лице мисс ван Хольц была кривой, несимметричной и неестественной. Как будто она неумело вырезала её с газетного листка и приклеила к собственному лицу. И она точно не могла служить его украшением.
— Коу не спешил вернуться к благословенным берегам Альбиона. Его старые грешки ждали его там. Поэтому он почти не колеблясь принял предложение мистера Крамби сделаться его служащим в Новом Бангоре. Крамби в ту пору ещё не был хозяином предприятия, но подыскивал подходящих людей, чтобы сделать их них удобное ему окружение. И Коу пришёлся как нельзя более кстати.
Что ж, неудивительно, подумал Лэйд. Если старая добрая Англия могла предложить мистеру Коу лишь пару футов пеньковой верёвки, ничего странного, что он решил попытать счастья в тихоокеанских колониях. Судя по всему, мистер Коу — востребованный на рынке специалист.
— Надо думать, он выращивает для Крамби маргаритки, — легкомысленно заметил Лэйд, силясь вернуть на лицо привычную саркастичную усмешку, — А что до автоматического пистолета в пиджаке, носить его прописал ему доктор — от боли в пояснице. Значит, мистер Коу все эти годы защищал вас от грабителей и воришек?
Мисс ван Хольц устало усмехнулась.
— Интересно, из какой дыры вы выползли? Ни одного грабителя в Скрэпси не заинтересуют сейфы «Биржевой компании Крамби» — там давно не хранится звонкая монета, одни только бумаги, в которых не так-то просто разобраться. Но есть другие люди, которых как раз бумаги такого рода весьма заинтересуют… Они с большим интересом захотят ознакомиться с вашими внутренними журналами, договорами и деловой перепиской. Узнать детали переговоров, выудить список контрагентов, стащить детали готовящейся сделки, чтобы переманить выгодного клиента.
— Может, Хукахука и не центр мироздания, но я имею некоторое представление об этом, — пробормотал Лэйд несколько уязвлённо, — Вы ведь говорите о промышленном шпионаже, верно? Значит, этим и занимался уважаемый мистер Коу? Разведка и контрразведка?
Мисс ван Хольц неохотно кивнула.
— В том числе. Он искал среди наших служащих шпионов, засланных конкурентами. И просто тех людей, от которых нужно было избавиться, чтобы обезопасить жизнь Крамби. Разоблачал перекупленных специалистов. Завербованных агентов. Неблагонадёжные кадры, чья верность компании скомпрометирована. Слабые звенья, которые можно расколоть и ненадёжные замки, которые можно вскрыть.
— Надо думать, он справлялся со своей работой.
— И превосходно. Только за последний год он выявил троих. Отличное чутьё. Но это не значит, что он ограничивал себя только этим.
Лэйд нахмурился.
— Диверсии против конкурентов? Саботаж?
— Не забывайте про дезинформацию, запугивание и подкуп.
— Разносторонний специалист, — пробормотал Лэйд, — Я сразу почувствовал что-то подобное.
— Это не всё, — жёстко произнесла мисс ван Хольц, — Ходят слухи, что ему приходилось выполнять для Крамби и более скользкую работу. И прежде чем вы попытаетесь сострить, замечу — эта работа не относится к мытью пола или открыванию устриц, или что вы ещё собираетесь сказать.
Лэйд и не собирался острить. Ему вдруг сделалось тяжело дышать.
— Что-то серьёзное? Пытки? Похищения? Убийства?
— Не знаю и знать не хочу. Я выполняю свою работу и не забываю мило улыбаться, но у меня достаточно мозгов, чтобы не открывать те двери, которые запер мистер Синяя Борода. Вам понятно? Я просто хочу вас предупредить. Этот человек безжалостен, беспринципен и чрезвычайно, чрезвычайно опасен. Сейчас он, скорее всего, стал ещё опаснее. Потому что речь идёт не о деньгах — мне кажется, он к ним равнодушен. И не о корпоративной чести — она потеряла свой смысл. Речь идёт о выживании. А у зверей, насколько я слышала, инстинкт выживания развит необычайно сильно.
— Значит…
— Это значит, у Коу становится всё меньше сдерживающих поводков, — жёстко произнесла мисс ван Хольц, — Всё меньше защитных механизмов, которые защищают нас от него. Я иногда вижу это в его взгляде. В нём словно просыпается… что-то. Крамби, кажется, этого не замечает. Он уверен, что Коу — его личный цепной пёс, беззаветно преданый и надёжный. Но мистер Крамби — это не мистер Олдридж. Крамби часто ошибается.
Здесь тяжёлый воздух, подумал Лэйд. Хорошо было бы распахнуть все окна в здании, и плевать, что вместе со свежим воздухом внутрь заберётся нежащаяся на новобангорских крышах жара. Да, именно так — распахнуть и…
Он заставил себя сделать три неглубоких вдоха. Вполне достаточно, чтоб насытить кровь кислородом и вернуть себе способность ясно соображать.
— Вы думаете, он может быть связан с демоном?
Мисс ван Хольц грустно усмехнулась.
— Низко же вы пали, если вам нужен совет от машинистки по части демонологии, мистер тигр. Может, вы не такой специалист в своём деле, каким хотите выглядеть? Знаете, у меня много достоинств, я не напрасно получаю своё жалование. Я набираю восемьдесят слов в минуту, сносно стенографирую, немного знаю немецкий, обладаю хорошими познаниями по части гигиены и контрацепции, а ещё всегда контролирую свой язык, чем бы он ни занимался. Но я ровным счётом ничего не знаю о демонах.
— Прекратите! — Лэйд едва не ударил в сердцах кулаком по столу, — Вы знаете, что я хочу спросить!
— Вы хотите спросить, не Коу ли вызвал демона. Но мне нечего вам ответить, мистер Лайвстоун. У меня нет ровным счётом никаких доказательств этому.
— Но вы считаете, что он мог бы.
— Да. Мог.
— Но разве это не нелепо? К чему ему губить компанию своего хозяина и благодетеля?
Мисс ван Хольц поправила лиф платья. Удивительно, как ткань ещё не превратилась в грязную тряпку, учитывая, с чем ей приходилось работать и где находиться.
— Мистер Коу не относится к тем людям, которые любят задерживаться в одном месте, — наконец произнесла она, — Их прошлое настигает их в любой точке мира. Кроме того, они беспокойны по своей природе и часто меняют обстановку. Я думаю, мистеру Коу могло наскучить в Новом Бангоре…
В таком случае, мистера Коу ожидает чертовски неприятный сюрприз, подумал Лэйд не без злорадства, едва только он попытается купить билет на любой корабль или покинуть остров каким-нибудь иным способом.
— …кроме того, — мисс ван Хольц машинально потёрла пальцем то место на груди, где прежде располагалась брошь, — С «Биржевой компанией Крамби» его связывает слишком многое, и связи эти могут порядком осложнить Коу его дальнейшую жизнь. Может, ему просто вздумалось чиркнуть спичкой на пороге дома, уже одевшись и стоя в прихожей, как знать?..
Да, подумал Лэйд. Как знать.
— А что на счёт обычной благодарности? Разве Коу не должен быть признателен Крамби за то, что тот ввёл его в оперативный совет? Это ведь немалая честь для человека, подобного ему.
Мисс ван Хольц медленно покачала головой.
— У него было две причины ввести Коу в совет. Во-первых, чтобы сделать его неподотчётным никому кроме себя. Оставить в роли своей личной фигуры. Весьма предусмотрительно, пожалуй. А во-вторых… Вы помните историю про коня какого-то римского императора, которого тот ввёл в сенат?
— Конь Калигулы? Инцитат? Ещё бы. Благословенные времена, — вздохнул Лэйд, — По крайней мере, так кажется сейчас, когда Палата лордов наполнена преимущественно ослами…
— Калигула сделал это не от большой любви к своему коню. А чтобы показать прочим сенаторам своё отношение. Одёрнуть зарвавшихся и продемонстрировать их ничтожество. Так и Крамби. Он возвысил пса над прочими, но не для того, чтоб оказать ему милость. А для того, чтобы прочие не забывались и знали своё место.
Вот, значит, как, подумал Лэйд. Вот отчего бесился Розенберг, презрительно именуя Коу псом. Он, финансовый аналитик, главный актив компании, тоже вынужден был терпеть такое положение вещей. Чёрт, неудивительно, что он пристрастился к рыбе!..
Он поднялся, ощущая болезненный гул в коленях. Достаточно было уступить потребностям тела, позволив ему полчаса посидеть, как оно уже обмякло, застонало, жалуясь всеми своими клеточками, возопило о пощаде. Старое, послушное тело, которому многие годы доставалось из-за его собственной глупости или поспешности. Узнать бы ещё, сколько ему осталось…
— Благодарю вас, мисс ван Хольц, — он улыбнулся ей на прощание, — Ваши ответы были чрезвычайно полезны. Надеюсь, мы ещё свидимся с вами, только в более приятной обстановке.
Она вскочила следом за ним.
— Стойте! Вы уходите?
— Да, я намеревался именно это и сделать. Нельзя же злоупотреблять вашим гостеприимством бесконечно, тем более, что у меня впереди ещё прорва работы.
— Но как же я? Что мне делать?
Лэйд мягко улыбнулся, остановившись на пороге.
— Что делать? Господи, да откуда мне знать? В конце концов, я всего лишь лавочник, а не ваш духовник. Но если вам в самом деле нужен совет… Что ж, для начала, пожалуй, увольтесь. Видит Бог, в этой конторе обитает куда больше демонов, чем мне казалось поначалу. Поступите в какую-нибудь приличную контору, хоть бы и обычной машинисткой. Не возбуждайте вокруг себя слухов, не интригуйте сослуживцев, поддерживайте добрую репутацию…
— Дьявол! Вы знаете, что я имею в виду! Как мне избавиться от амулета?
— Думаю, в этом нет нужды, — Лэйд склонил голову на прощание, собираясь выйти.
Показалось ему или нет, но миазмов в окружающем воздухе как будто стало больше. Они уже не просто затрудняли обоняние, они иссушали слизистую оболочку носа, отравляли мысли, заставляя дышать сквозь плотно стиснутые зубы. Лэйд вспомнил, что отдал мисс ван Хольц свой платок, но не стал возвращаться.
Дурная примета.
— Но я… Господи, я же рассказала вам всё! Я отвечала на ваши вопросы! Я… Вы не можете так со мной поступить! Это бесчестно! Это… Это…
— Будет вам воздух сотрясать, — буркнул Лэйд, поморщившись, — Я лишь имел в виду, что никакая помощь с моей стороны вам не требуется.
— Но амулет!..
— Просто швырните его в корзину для бумаг, и всех дел.
— Но это же «Катаракта-Харакоре»! Великий Искуситель!
— «Катаката Харакоре», — поправил Лэйд, — Господи, под сводами этой крыши ни один человек не знает полинезийского! На наречии полли это означает «Невинная шутка». Это и было шуткой с моей стороны. Может, не вполне невинной, но… Господи, а каких ещё чудес вы ожидали от товара, купленного у Маги-Горшечника? Он отродясь не держал в руках ничего ценнее «куриного бога[185]». Ваша брошь — просто стекляшка с обрывком шнурка внутри ценой в два пенни. Я уже говорил вам, среди нашей публики множество недоучек и мошенников. Плюньте и забудьте.
Лэйд думал, что мисс ван Хольц разразится проклятьями ему в спину и даже немного напрягся, ожидая этого шквала. Но она молчала, тяжело дыша, и молчала всё то время, что требовалось ему для того, чтобы выйти из кабинета. Его даже подмывало бросить взгляд назад — просто для того, чтоб увидеть выражение её лица, но он не стал этого делать.
— Вы умрёте, Лэйд Лайвстоун, — произнесла мисс ван Хольц хрипло, но даже в этот миг голос её показался ему удивительно мелодичным, — Не знаю, когда, не знаю, как, но надеюсь, что это будет мучительная и в высшей степени паскудная смерть. Такая, которой вы заслуживаете.