Булава скифского царя

Глава вторая Пир Ассея

Всё пространство у реки заполонили кибитки. Тысячи, тысячи повозок возов и телег жались к выступающим островкам скал у речушки, (ныне р. Коротыш), где находился большой шатёр царя. Гости прибывали, их становилось больше и больше, а сюда привело всех большое событие. Впервые, за много лет, сколоты севера Меотиды — подданные царя Ассея собрались вместе по приглашению их царя. Каждый из родов занимал место, огораживая кибитками свой мини-лагерь.

У одного из таких лагерей, состоящего из пары возов и стольких же телег, были привязаны четыре лошади, а рядом — жеребёнок. Глава семейства, скиф преклонных лет у которого отсутствовало левое ухо, хлопотал около жеребёнка, осматривая сбитую ногу. Он всё время хрипло ругался и без радости озирался по сторонам. Стороннему наблюдателю бы показалось — этот скиф напряжён и опасается чего-то.

В кибитке открылся полог, и появилась такая же, как и он — хмурая и худосочная с виду баба лет сорока двух. Она озиралась, как и одноухий, тщетно пряча испуг и, наконец, направилась к нему.

— Мы зря приехали сюда, муж. Наших сыновей никто и ничто не спасёт. Дурни! Ведь знали, что последует за осквернением могилы знатного скифа. Знали! Вещун сказал — нашим детям не жить. Мой муже, царю Ассею не до нас. У него родился сын. А когда у царя праздник, глупо и наивно считать, что он снизойдёт к нашему горю.. — У женщины блеснули слёзы горя. Она запричитала: — О Папае, помоги нашим детям и нам. Не дай им умереть, а нам лишиться сыновей. Какое горе то у нас. Одноухий не стал отвечать жене. Он сжал сухие и потрескавшиеся губы. На широком и скуластом лице заходили желваки. Он обнял жену и тихо зашептал: — Я приму участие в состязаниях лучников и стану одним из семи лучших… И тогда, предстану пред нашим царём и попрошу его о милости к моему роду. — Жена с сомнением покачала головой. — Ты уже не тот, как раньше, сколе, — не тот. Мой муж, неужели ты думаешь, что царь выслушает тебя? Да и кто мы такие, кто ты для него. Ты уже не молод для таких соревнований, посмотри, сколько молодых лучников. Ты оставил свои силы в сраженьях. Мы не нужны царям.

— Заткнись, старая дура — беззлобно ответил Одноухий и отстранился. Он, было, направился к своему коню, когда вслед обиженно ругнулась жена и, послышался топот всадников.

— Сам заткнись дурень. А это кто такой? — Она смахнула слёзы, чтобы не показать гостям непочтения к царю. Мимо них, вздымая пыль, неслись полтора десятка всадников. Гориты у них находились справа, а не слева, как у сколотов; одежда заметно отличалась от скифской. Возглавляющий процессию, молодой голубоглазый вождь «будинов» — Дрон на мгновенье переключил внимание на Одноухого и его жену. Довольный вниманием к своей персоне и почтительным поклонам семейной пары, он пришпорил коня, зычно гикнул и поскакал к мосту.

Лишь в этом году он стал одним их вождей народа Будинов, живущих севернее Миуса, и претендентом на звание царя. Приглашение Ассея обрадовало его. Это был хороший повод укрепить отношения со скифами и показать себя. Лёгкая накидка пурпурного цвета, взмыла воздух и затрепетала.

Одноухий провёл процессию и снял с седла боевой пояс. Как в молодости, он привычным одним движением опоясался, поправил горит и зычно цокнул языком, подбадривая себя, как в молодости.

— Жена, я пошёл, — сдерживая охватившее волнение и дрожь, сказал он. — Иди к кибитке, успокой невестку и внука. Скоро появится наш царь. Участники собрались.

— Ты подошёл бы к Ассею, может и простит наших детей; чай ты не последний воин был.

— Подойду, потом, даже если не получиться войти в семёрку.

— Иди муж, пусть тебе поможет Папай — жена тяжело вздохнула и направилась к повозке. Их нехитрое имущество: пара волов, три лошади и повозка, с нехитрым скарбом. Остальное, — забрала засуха и пожар в степи. Невестка вопросительно выглянула, тоже с опухшими от горя глазами. Старая женщина не стала отвечать на немой вопрос, а раздула курильницу.

— Подойдите ко мне, дети — позвала она. — Будем молиться Табити и Папаю.

.

Желающих участвовать в состязаниях оказалось немало. Распорядители разбили участников на три группы — детей, юношей и мужчин. Главный вещун царя громко объявил: — Из каждой группы будут выбраны двое лучших. Седьмого победителя изберут зрители, а затем пять, среди взрослых участников, — главный распорядитель сделал паузу. Раздались восхищённые крики: на лужайку вывели жеребёнка. — Будут соревноваться за этого красавца из конюшни царя Ассея. Это главная награда победителю. Всем семерым царь Ассей лично вручит призы. Соревнования проводятся только в одном виде — стрельба на точность.

— А Зиммелих приехал? — загалдели в толпе. Вещун ответил коротко: — Нет.

Одноухий приуныл, и было от чего — правила соревнований изменили, и шансы войти в победители заметно поубавились. Взрослых участников было около пятидесяти. Большинство из них — бывалые воины.

— А жеребёнок — то, хорош — услышал он знакомый голос.

— Крей? — удивился неожиданной встрече Одноухий, — и ты здесь. Давно я тебя не видел. Почитай, одиннадцать лет.

— Да — вздохнул тот. — Время быстро идёт, а ты как? Седеешь сколе, а дети выросли, небось?

— Выросли, — выругался одноухий и умолк. Крей подозрительно покосился: — Выкладывай, что у тебя?

— Меня застал пожар в степи… Мало что удалось спасти… Дети решили помочь и «помогли»… Застукали их у кургана с добром. Вот и вся история.

Крей покачал головой и почесал бороду: — Не завидую тебе брат. Сходи с просьбой к Ассею, чай ещё помнит тебя и твой выстрел под Ольвией. По окончанию соревнований вместе подойдём к нему. О нашем царе всяк своё говорит, но Ассей справедлив.

— Но как? К нему не так просто попасть, всюду охрана, а горбоносый вещун предупредил: «Сунешься к царю и тебе не видать тихой старости». Потому я и решил участвовать. Я боюсь этих колдунов, а в открытую, после состязаний, вещун не посмеет тронуть меня. — Крей нахмурился спросил: — Это, тебе вещун так сказал? Ты не ошибаешься, это был горбоносый?

— Да, сколе. Детей моих хотят сжечь. Неужели нет другого наказания. Я бы отдал всё имущество, хотя, честно говоря, после того пожара мало что уцелело.

— То, что совершили твои дети, подлежит наказанию, но решает такие вопросы не вещун. Мы с тобой давно не соревновались в стрельбе из лука, а ведь под Ольвией ты был моим сотником и славным воином. Что с тобой случилось сколе, успокойся. Ведь ты, как и я — воин. Я думаю, что наш царь не забыл еще тебя. Всё будет в порядке, твоих детей мы отстоим. А теперь — за дело. Первые лучники пошли на пробу. Пойдём и мы, сколе, — покажем молодёжи наше искусство. — Крей тепло усмехнулся и, обняв старого друга, Одноухого, повёл к собирающимся лучникам. Тот тяжело вздохнул, обернулся в сторону своего рода и понуро поплёлся за товарищем.

По приказу царя установлены три столба для лучников. Начальное расстояние: для детей — 20 локтей, юношей — 120 локтей, мужчин и гостей царя — 200. Каждый участник имеет право на пробный выстрел. Следующий — зачётный. Все стрелы индивидуально маркированы.

Справка:…длина локтя — расстояние от локтевого сустава до края среднего пальца царя, т. е. 45–55 см. Боевые сигмаобразные неравнобокие луки скифов были индивидуальны; изготавливались, когда у детей скифов не увеличивался рост — т. е. 16–20 лет. Разные по длине дуги лука позволяли вести прицельную стрельбу в различных рельефах местности (на спуске, подъёме, равнине) и в любых погодных условиях (нисходящий и восходящий, встречный, попутный и боковой ветер). Длина лука не превышала длины от боевого пояса к коленному суставу 60–80 см.

Лук считался священным оружием сколота. Ни одного лука не найдено до сих пор в захоронениях, даже — распавшегося.

Одноухий и Крей сели на траву и вынули из горитов луки Каждый из них, усилием ног пригнул рога лука и натянул, смазанную жиром, тетиву из ножного сухожилия молодой лошади. Холостой выстрел, без стрелы успокоил обоих. Луки туго звенели. Воины переглянулись и улыбнулись друг другу… можно начинать. Пробные выстрелы первого круга соревнований получились у всех. Одноухий на какое-то время забыл обо всех своих жизненных неурядицах. Он снова, как раньше был на войне. Распаляясь, Одноухий крикнул Крею: — Мой боевой лук ещё не высох, мы покажем им!

— Ха, вот это другой разговор. Не опускай нос. Наконец, я вижу в тебе воина, сколе — подмигнул товарищу Крей.

Безмолвные ивы ниспадали до земли застывшим ливнем зелёных ветвей. Изредка с ними играл ветер. От редких порывов, ветви вздрагивали и колыхались. У кроны одной из них, невидимые многим гостям и собравшимся на праздник, в тени прохлады, радовались жизни — мать и её малыш. Дитя сопело и сосало материнскую грудь. Безмолвные охранники сидели у границы верб и скучали. И было от чего. Сегодня им не удастся посоревноваться с лучниками и показать своё искусство, а жаль. Из всей своей охраны, царь позволил метать стрелы только свободным от службы воинам.

Диск слепящего катился вверх к зениту; становилось жарче и жарче, а гости всё прибывали. Казалось: — потоку кибиток и конников не будет конца. Соревнования лучников севера Меотиды приближались к апогею; о том сообщали восторженные крики зрителей и болельщиков. — Крее, Крее, Крее! Победи всех! Молодец сколе!

Охранники мамы и младенца зашевелились и приподнялись в надежде увидеть хоть что-нибудь из происходящего, но как они не вытягивали шеи, потуги не принесли результатов.

— Жаль, я не участвую — задорно и кичась своей доблестью, не удержался один из дозорных. Его сосед, высокий скиф с выступающим наружу животом, высокомерно зашёлся презрительным смехом. В такт хриплому хохоту, затрясся и его живот: — Можно подумать, что ты прошёл бы первый круг — ха? Радуйся, что в карауле юнец. Тоже мне стрелок. Таких как ты, я сбиваю с коня и вместе с конём одним ударом своего живота. Ха-ха-ха.

— Может, и не победил бы — возразил, не обидевшись на старшего товарища, молодой воин с едва пробившейся бородкой. — Там сейчас самое интересное. Жаль.

— Эх, не говори, сколе — согласился с ним толстяк и выплюнул изо рта травинку. Третий дозорный, развалившийся на траве, побеждая дремоту, осклабился: — Ты, — обратился он к толстяку, — вышибаешь врагов из седла не своим животом, а вонью из твоей задницы.

— Тупой вол. — Толстяк состроив обиженную мину, показал кулак и хотел ответить смачнее, но вдруг, лежащий насторожился и запоздало вскочил, заправляя боевой пояс и приводя себя в порядок. Дозорные незамедлительно приняли боевую стойку, и приосанились. Послышался тихий говор и этот говор приближался.

В сопровождении вещуна к ивам торопливо шёл несколько худощавый скиф. По пружинистой и уверенной походке его узнали бы многие. В простой, без украшений, белой конопляной рубахе с короткими рукавами и тонких кожаных штанах к воинам приближался их царь — Ассей. В боевом поясе наискось — булава и, непременный атрибут — лук в горите. Накладки горита, из серебра. На них отчеканен лось с семью ветвистыми рогами. Охранники выпрямились и застыли. Старший наряда бойко отрапортовал:

— Мой царе, всё тихо, твой сын не плакал и не кричал.

— Правда? — усмехнулся Ассей. — Ах вы, кобыльи дети. Так то вы блюдёте службу и охраняете покой моего сына.

— М-мы, — толстяк стушевался и заметно убавил в росте и животе. Примятая трава и приставшие к одежде воинов стебельки и листья говорила сами за себя:

— Устроили лежбище доблестные стражи, а? — Царь снова усмехнулся и неожиданно хлопнул ладонью в выступающее пузо толстяка. Тот от неожиданности громко икнул и с трелями пустил газы.

— Хи-хи — хи, — кх-хе, гы-гы — зашёлся высоким смехом вещун, а вслед, не выдержав, захохотали воины. Пузан поправил боевой пояс. — А шо я, я не виноват, само вышло.

— И всегда у тебя само выходит, сколе, или бывает и по-другому?

— Бывает, царе. Вот когда я в седле. Тогда…

— Хе-хе, в седле? — разразился смехом вещун. — У кого в седле, у жены? Ха-ха-ха-ха. — воины заливались без удержу, и говорили наперебой.

— Сколе, а ты впереди войска не пробовал, в седле. Ха-ха-ха.

— Сколе, тебя в кибитку жинка пускает… ха-ха-ах-ха.

— В седле, хе-хе-хе-хи-хи — За хахаканьем и хихиканьем скифы не заметили, вышедшую навстречу супругу царя — молодую маму. Сын лежал в её руках и заинтересованно поглядывал на толстяка.

— Муже, твоему сыну понравилось «про седло» — заговорила Тана.

— Вот и хорошо жена, пойдём, мой народ ожидает. Я открою последний круг лучников. А вы, — Ассей обратился к воинам и показавшимся рабыням, — ступайте за мной и моим сыном.

Жена Одноухого и невестка стояли на коленях около кибитки и истово молились: — Папае, помоги и спаси наш род от позора. Зачем, зачем мои сыновья вы пошли на такое. Неужели я увижу как моих детей. — Причитанья бабушки и матери прервал прибежавший внук. Он так запыхался, что не мог говорить. Невестка в напряжении ожидала приговора. — Мама, бабушка, — закричал мальчик — мой дед в последнем круге. — У жены одноухого округлились глаза, а мальчик тем временем показал две растопыренные ладони. Два пальчика были согнуты. — Мама, пойдём!

— Ты врёшь, внучок. Этого не может быть.

— Нет, баба, наши близкие Роды; они все кричат — Крей и Одноухий. Пошли туды!

Место соревнований окружили зрители и болельщики. Непрекращающиеся крики и разговоры со спорами слились в непрестанный галдёж и гомон, в котором ничего нельзя было разобрать; — кто, о чём кричит и спорит.

«Кому достанется жеребёнок»? — именно эта тема обсуждалось горячо.

Дети и юноши закончили свои круги и ожидали своих наград от самого царя северной Меотиды. У взрослых участников остались восемь стрелков. Пятеро скифиянок — лучниц, не смогли выйти в четвёртый круг. Двух лучших из женщин, тоже ожидала награда, а в пятый — последний круг вошли восьмеро. Распорядители сдвинули метку, а оставшиеся лучники начали присматривать удобное место и положение, и прикидывать поправки на расстояние и ветер.

Одноухий потирал правую руку и непрестанно ругался про себя. Крей коснулся его плеча. — Вот видишь сколе, всё идёт хорошо.

— Нет Крее, не совсем хорошо. Я перенапрягся, когда целился и растянул мышцу.

— Заткнись Однолухий, ты смог выбить из состязаний этого выскочку — царя будинов.

— Да сколе, но у меня боль в плече. У нас, с Дроном был дополнительный выстрел. Я слишком долго примеривался… Не тот я, что раньше.

— Что с тобой брате? Я не понял. Воин боится боли?

— Нет Крее, я не боюсь. С этого расстояния я не смогу попасть, и вдобавок у меня слезятся глаза. Вдруг слова Одноухолго перебил многотысячный рёв. Крей и одноухий обернулись.

— Ассее! — загудело поле тысячами голосов. — Ассее, покажи сына! — Царь поднял руку, поприветствовав гостей, остановился ненадолго у царей и знатных гостей и, ни слова не говоря, направился к лучникам.

Скифы и гости затихли. Мальчик, сын одного из скифских владык, заворожено глядя на по-простому одетого Ассея, тихонько спросил: — Пап, а царь Ассей, он — тоже будет стрелять.

— Я не знаю сынок, помолчи.

— А ты почему не участвовал, отец? — не унялся сын. Отец похлопал сына по затылку. — Потому что нет Зиммелиха, — с заметным хвастовством заявил он, — а царь Асей тоже не участвует…

Одноухий смотрел в колышущуюся толпу не мог из тысяч глаз найти своего внука, но увидел он другое, — к нему, именно к нему не торопясь, идёт царь Меотиды.

Ассей окинул всю восьмёрку стрелков и с удовлетвореньем заметил: двое из восьми — воины охраны. Одноухий опустил голову, избегая встретиться с глазами царя. Каким-то шестым чувством он понял, что Ассей пришёл из-за него. Он начал перебирать все возможные варианты разговора с царём. На ум, однако, ничего не приходило, усиливая растерянность и сомнения в своей просьбе.

Ассей заговорил. На поле мгновенно настала тишь. — Каждый из вас достоин награды. — Он неумолимо шёл к одноухому. Стрелки застыли, ловя каждое слово. Ассей остановился как раз напротив: — Я рад тебя видеть, сколе — старый воин.

Крей улыбался, отвернувшись. Покуда соревновались лучники и проходили второй круг состязаний, он передал царю Меотиды неприятную новость и попросил помочь своему командиру — старому Одноухому. Ассей откликнулся на просьбу своего тысяченачальника — Крея.

— Мам, гляди. Бабушка! — закричал внук Одноухого. Внук с вытаращенными глазами смотрел на поле. Скифы и гости недоумевали. Происходило что-то из ряда вон выходящее.

Что же происходит? Ассей обнял одноухого и ничего не произносит. Кто он — этот одноухий?

К Ассею побежали двое вещунов. Царь разгневанно кричал на них, а гости вовсе перестали понимать, что происходит. Вещуны, кланяясь, торопливо ушли, а двое из восьми вышедших в последний круг, побежали к знатным гостям. Царь отвёл в сторону Одноухого.

— Почему, почему ты за одиннадцать лет не пришел? Мне сказали — ты ушёл в мир отцов. Ты был моим сотником! Почему, сколе, почему ты не пришёл? Твои дети понесут наказание, но их не сожгут. Старший из них на год станет рабом у родственников, чью могилу было разграблено. Младшего, я наказывать не стану; тебе в хозяйстве нужен помощник. Теперь приведите, пусть их увидят все. Я — царь Меотиды, прощаю твоих сыновей.

Одноухий припал к руке Ассея. Красный от гнева царь снова закричал: — Встань, мой воин, сколе, и не позорь себя. Твой выстрел спас мою жизнь, под Ольвией.

(в настоящее время развалины Ольвии находятся поблизости города-героя Одессы.)

Избитые дети Одноухого стояли пред Ассеем на коленях. Царь презрительно взглянул на них и сплюнул. К нему подошёл горбоносый вещун и злобно зашептал: — Царе, не прощай их. Они совершили одно из тяжких преступлений.

— Знаю, не тебе меня учить. — Ассей махнул рукой, не желая продолжать, прекрасно понимая, на что намекает вещун.

….Тогда, десять лет назад он вернулся из Сарматии, заключив обоюдовыгодный мир с «длинноголовыми» и застал пятилетнего сына больным. Ничего не помогало его единственному наследнику, и тогда были приглашены много вещунов-целителей. Многие качали головой и уезжали. Лишь, двое согласились и потребовали большую плату, зная, что грозит в случае неудачи. По обычаям Скифии, вещуну в таком случае грозила суровая кара, но они поклялись богиней Апи, что исцелят сына. Всю ночь они танцевали странные танцы, окуривали травами, заставляли сына пить какие-то настойки, растирали тело вонючим жиром. Мальчик не дожил до рассвета. Не перенесла горя и в тот-же день ушла в мир духов жена Ассея. Сбежавших от наказания вещунов нагнали в степи. Один покончил с собой. Другого с женой привязали к телеге сухим хворостом, зажгли и погнали волов в степь. Пожалел Ассей лишь детей вещуна. Перед своей и мужа казнью, упросила жена вещуна. Имущество было забрано, а дети, проданы в рабство соседним племенам. Таковы законы степи. Одна ошибка вещуна влекла за собой — казнь.

Несколько лун к Ассею боялись подходить верные воины, а женщины обходили стороной и закрывали лицо, дабы не попасть под горячую руку и гнев царя. Прошло много лет. Гнев угас, а боль осталась, время от времени, напоминая прошлое. В жены Ассей взял одну из сестёр скифского царя из Тавриды (Крым), Агасара. Прошло много лет. Богиня очага Табити подарила сына Ассею.

Именно это и имел в виду горбоносый вещун. Асей сразу понял, куда тот клонит. Ассей не долюбливал, но терпел пока горбоносого. По словам скифов, грешков за ним не было. Это и было странным. Царь своим нутром чувствовал, в горбоносом присутствует что-то гадкое и нехорошее. О том говорила и Тана — жена. Сейчас Ассею не хотелось омрачать праздник смертью. Выручил его главный вещун, тем самым, разрядив обстановку.

— Говори Строк, с чем пришёл. — Главный вещун поклонился.

— Мой царе, жертвы богам отправлены, можно начинать торжество. Я проследил за приготовлением мяса и другой еды, по твоему повелению.

— Хорошо Строк, благодарю тебя, а теперь ответь на следующий вопрос. Кто из вещунов приказал сжечь грабителей могил? Я доверил тебе судить моих подданных. Я знаю — это большое преступленье, но ведь сейчас большая засуха. У родов упало много скота. Некоторые покинули мои земли. Я не оправдываю преступлений, но, я предупреждал: такие дела, без меня не решать.

— Мой царе… — главный вещун растерялся. Взгляд Ассея не сулил доброго.

— Мой Ассее, я впервые слышу об этом. Мне ничего не известно. Я разберусь, виновный будет найден и наказан. — Строк снова поклонился.

— Ладно, — смилостивился царь, — а теперь, я обращаюсь к вам стрелки. — С этими словами, Ассей отошёл подальше от столба и сдвинул расстояние выстрела до семисот локтей. Он воздел руку и закричал.

— Победителем станет тот, чья стрела попадет в столб! — Зрители и приглашённые затихли.

Одноухий отказался, сославшись на боль в руке. Семеро лучников выстроились в шеренгу. Первый выстрел и определил победителей. Остальные выстрелы не поразили цель. Стрелы троих воинов достигли столба, но не удержались в дереве и упали. Две — оцарапали кору и, лишь, Крей и молодой Азик, старейшина своего рода, попали в столб. Ассей был удовлетворён результатом. Он обвёл орлиным взором присутствующих и закричал.

— А теперь мой народ и мои гости, в напоминании о ольвийском выстреле Одноухого. Приглашаю всех желающих. За победу — отдельный приз!

Об этом легендарном выстреле знали многие, если не все скифы. Ни одно из состязаний лучников не обходилось без этого. Кульминационный момент настал. С расстояния в 600 локтей, на полном скаку нужно попасть в столб на уровне груди. По условиям — под седоком не должен быть свой боевой конь, привыкший к своему хозяину…

Это произошло много лет назад, когда грекам, под командованием Зопириона не удалось овладеть Ольвией. Не помогли и штурмовые орудия. На помощь Ольвийскому владыке Клеониду пришли союзники-скифы. Тогда, всё и произошло.

Ассея, казалось, ничего не могло спасти. В окружении четырёх греческих всадников, он не успевал отражать удары. Один из мечей вот-вот упадёт на голову Ассея. Воины не успевали на помощь своему царю. И тут раздался свист стрелы. Под македонцем рухнул конь. Меч, лишь скользнул по плечу Ассея. Падая, конь зацепил другую лошадь, тем самым, решив все вопросы. Стрелком был Одноухий. В том, сражении скифы во главе с царём Атонаем наголову разгромили армию Зопириона, полководца великого Александра. Остатки пятнадцатитысячной греческой армии бежали через Тирский мост и Фракию домой. В том сражении был тяжело ранен Одноухий. Затем следы героя потерялись, а память осталась.

— Крее, Азике — я приму участие в состязании, вы — готовы?

— О да Ассее, это честь для нас — ответили ободрённые победители.

— Тогда на коней и, — вперёд. Награда ждёт одного из вас! — Ассей вздыбил своего коня и первый, помчался к цели.

Все три стрелы поразили цель, но лишь одна попала в очерченный, на уровне груди круг. Один из распорядителей состязаний, находившийся у столба, вынул стрелу и поскакал к гостям. Напряжение достигло апогея. Не менее зрителей волновались и лучники. Всадник высоко поднял стрелу и закричал — У жеребёнка появился новый хозяин. — Словно испытывая терпение гостей.

— Говори, кто? Кто? — ухнула разом толпа гостей.

— Победитель — Крей! — Царь одобрительно хлопнул тысячного по плечу. — Я рад за тебя, Крее. В этот раз победил ты. Я приглашаю тебя, Одноухого и Азика к моему столу у самых почётных гостей. К тебе, Азик у меня есть разговор, но не сейчас, а во время трапезы. Пора начинать праздник.

— Погоди, Ассее. — попросил Одноухий. — Спасибо тебе мой царе, мы с женой уж не надеялись. Ты спас моих сыновей от смерти, а мою семью от проклятия и позора. Разреши мне присоединиться позже.

— Как тебе будет удобно Одноухий, но помни: сыновьям твоим — одну и поллуны, лучше не показываться на глаза скифам. Не ровён час. — С этими словами Ассей пришпорил коня.

Любопытные провожали героя дня. Одноухий отвечал на приветствия кивком или улыбкой, а где-то внутри сидела боль, нестерпимая боль. Многие из сколотов, впервые видели героя Ольвии, но не все одобрительно провожали его. Будь, Одноухий повнимательнее, заметил бы пару злых и ненавидящих глаз. Горбоносый вещун был вне себя, от накатившей злобы, а ещё больше от своего бессилия что-либо предпринять. «Нужно было сжечь их вчера», злобно прошипел он и скрылся в толпе ликующих в преддверии праздника скифов. Тем временем Одноухий направился к родственникам, чью могилу разграбили сыновья. К своему немалому удивлению, заметил, но не подал виду: в глазах оскорблённых не было больше той злобы, что накануне. Он подошёл и попросил прощения у старейшины рода. Тот несколько смягчился. — Одноухий, я прощаю твоих детей, но клянусь Папаем, ещё вчера, я убил бы их обоих собственноручно. Пусть будет так, как решил наш царь. Через полторы луны, я жду твоего старшего. Мстить ему никто не будет, а работы у меня много.

У кибитки ожидала в нетерпении вся семья. — Деда! — завопил от радости внучок и бросился на шею. — Научи меня ольвийскому выстрелу, я хочу быть как ты.

— Научу, — прошептал Одноухий. — А сейчас, иди, поиграйся. — Довольный собой внук схватил лук, смастерённый дедом, и побежал хвастаться. Сыновья, опустив головы, молчали. Отец, не говоря ни слова, вынул плеть. Рука не успела устать, когда раздался крик царя.

— Мой народ! — Одноухий громко выругался. — Ану, в кибитку и не показывайтесь.

— Отец, извини — еле слышно проговорил старший. — Я…хотел, как лучше.

— Ладно, будет.

— Отец, прости. — Одноухий смягчился.

— Идите, мать покормит вас и, не забудьте… А ты, мать, налей им по рогу вина. Как-никак праздник.

— МОЙ НАРОДЕ! — закричал Ассей во всю мощь лёгких, взорвав тишину. — МОЙ НАРОДЕ!

Скифы, как один поднялись и умолкли.

— Я пригласил вас разделить мою радость. Трапеза готова и ждёт вас. У меня родился сын!

— Ассее, как ты назвал его, скажи нам, — выкрикнул один из впередистоящих и все приглашённые, как один, завторили.

— Скажи, скажи Ассее! — Царь Меотиды поднял высоко ребёнка. Тот перестал плакать, любопытство взяло верх. Перед малышом качалось живое многоголосое море людей. Он повертел головкой из стороны в сторону, вытянул ручку в сторону «моря» и засмеялся. Смех сына поддержал густой бас отца и собравшийся народ. — Я дал имя вашему будущему царю. — Скифы как один умолкли, боясь пропустить или не услышать. — Имя простое. Оно родилось в свисте стрел, звоне мечей и в умении ваших трудолюбивых рук… Рус — вот его имя и, сегодняшний пир в его имя. — Ассей передал малыша жене — Тане и добавил. — И в твою честь. — Молодая женщина зарделась от нахлынувших чувств.

— Муже, мне можно быть здесь, рядом с тобой?

— Ты ещё спрашиваешь, Танка, — захохотал царь. — Не можно, а нужно — оставайтесь с Русом.

Пир был в разгаре. «Молоко» кобылиц и вино развязали языки гостей и скифов. Диск слепящего неумолимо катился к западу, чтобы завтра вновь родиться где-то далеко за сарматией и иньской страной, где живут жёлтолицые и находится край ойкумены и край всего живого.

Гомон не стихал. Роды обсуждали решение царя о грабителях могил. Изредка вспыхивали, то тут то там, стычки среди молодых и горячих голов степных богатырей, но до кровопролития не доходило. Старейшины родов быстро пресекали зарвавшихся и хмельных парней. Младший сын Перисада, царя Боспора, (половина Крыма) пятнадцатилетний Нритан всё пытался выведать у Ассея. — С-скаажи мне, п-почему не прихал-л-ик Зиммеллих. П-почему?

— Я отвечу тебе, Нритане — перебил молодого царевича посланец царя всех сколотов, Атоная.

— Зиммелих поехал к Тане, на Торжище. Его послал Атонай.

— Почему ты не сказал мне сразу — вмешался Ассей. — Сколько с моим братом воинов?

— Около тридцати, Ассее. Зиммелих отправился за подарком твоему сыну и… ещё по кое-каким делам.

— Не понял, сколе. По каким делам? — Посол приложил палец к губам и таинственно зашептал.

— Ч-что ты ш-шепчешь. — вмешался Нритан, а молодой царь Будинов навострил уши. Имя Зиммелиха не могло оставить равнодушным Дрона. Одна из целей его приезда к Ассею была встреча с Зиммелихом. Посол продолжил, теперь погромче. Сидящая рядом скифская знать притихла. Умолк и Крей, беседовавший с главным вещуном — Строком.

— …в степи, и, не только среди скифов пошли разговоры — начал говорить посол. — В Торжище с иньским караваном идёт человек, называющий себя Скифом, реже Путником. — Гости разом вскочили, а один поперхнулся от услышанного. — Говорят, — продолжил посол — у него ум Папая и сила Гойтосира.

— Я слышал эти байки — раздражённо перебил его Ассей. — Когда Зиммелих отправился в Торжище?

— Три дня назад, царе. А о «путнике» — это не выдумки Ассее. За головой Скифа охотились персы и сарматы. А, он смог врагов превратить в друзей.

— Когда мой брат отправился к Тане? — разъярился Ассей.

— Три дня назад. — Царь побледнел, а посол продолжил, как ни в чём не бывало.

— Недавно прибыл разведчик Атоная и подтвердил слухи. Тот, кто называет себя Скифом, старше тебя Ассее, но моложе Атоная. У него много белых волос, но он не стар. Во владении луком, Путник не уступает Зиммелиху. — Ассей побледнел ещё больше и незаметно для всех кивнул Крею. Они тотчас поднялись и отошли от гостей.

— Крее, повтори слова, сказанные тобой, вчерашним вечером.

— Мой царе, царь Едугей с сотней вооружённых всадников отправился в Торжище. Он бахвалился перед моими воинами о том.. — Крея словно пронзила молния, — что привезёт из Торжища две головы и о том, что скоро о Едугее будет говорить вся Скифия.

— Дальше. — нетерпеливо перебил Ассей.

— Мне показалось, о царе, что среди его сопровождения были двое воинов из личной охраны Атоная. С Едугеем находились лучшие его лучники. Мой царе, — вскричал Крей — я всё понял. Вторая голова…

— Да, мой Крее — Приложил к губам палец Ассей. — Тише. Едугей хочет занять место Атоная. Я не пойму одного — на помощь кого из царей он рассчитывает. За ним большинство царей не пойдёт. Разгорится междоусобная война. Это на руку сарматам и грекам. Вот что, Крее. Немедля собери сотню лучших моих воинов и отправляйся сейчас же к Торжищу. — Тысячный понятливо кивнул царю: — Мы будем быстры как молнии Папая, мой царе.

— И, ещё мой воин, что бы не случилось, привези Едугея живым. В дороге не останавливайся.

Отсутствие Ассея прошло незамеченным среди изрядно охмелевших гостей, но не для жены. Обеспокоенная отсутствием и бледностью мужа, Тана спросила. — Что с тобой, мой Ассее?

— Всё хорошо, моя Танка. Зиммелих скоро вернётся. Как себя чувствует Рус?

— А ты посмотри сам. — Улыбнулась жена. Мальчик сладко спал и тихо посапывал. — Муже, я устала от этих разговоров, пойду, отдохну.

— Иди — согласился Ассей и тут же обратился к послу Атоная, уже изрядно навеселе: — Продолжай, сколе. — Тот пьяно прищурился и выдавил из себя подобие улыбки. — Так-к в-вот, Ассее. Мой царь приказал Зиммелиху привести Скифа живого или — голову. С ним отправились Тертей Накра и двадцать всадников.

— Значит молва о Путнике не выдумки пьяных степняков — задумался царь Меотиды, — у нас любят такие побасенки. Греки выдумали, что мы дети Геракла и змееногой девы. — Царь натянуто рассмеялся и налил себе килик вина. Его примеру последовали и остальные гости. В разговор вмешался несколько пришедший в себя Нритан.

— На Боспоре неспокойно. Лисимах — наместник геллеспонта через своих послов и торговцев, требует снижения пошлин на торговлю. Приплывающие греки стали вести себя в нашей столице — Пантикапее, нагло и бесцеремонно.

— Гм, — Ассей нахмурился; его взгляд скользнул по пирующим гостям и невольно остановился в степи на крохотной точке. Точка скоро превратилась в всадника. Дозорные остановили его, а затем пропустила. У Ассея гулко застучало в груди и стало тревожно. Дозорные подали знаки, несколько раз махнув копьями. Царь догадался.

Всадник стремительно пролетел через ряды кибиток, чем привлёк к себе внимание и недоумение скифов, такой наглой бравадой. У стола царя всадник остановил коня и спешился. На его груди висела золотая бляшка посла Атоная. Скиф подошёл к царю и поклонился. Затем он приподнял рубаху. На груди был вытатуирован ворон.

— Надень рубаху, мне не нужно подтверждение того, что ты посол. Говори, но сначала выпей за здоровье моего сына.

— Выпью, Ассе. — Посол поклонился и осушил чашу. Когда он отдышался, Ассей отошёл в сторону и поманил посла.

— А теперь говори сколе.

— Царь Ассей, Атонай — царь всех скифов желает благоденствия тебе и здоровья твоему сыну. Теперь — главное, — когда закатится солнце, по всей Скифии запылают сигнальные костры, — чеканя каждое слово, произнёс посол. Это было то, чего опасался Ассей. Гости, кто был ближе, тотчас перестали жевать и поднялись. Разговоры смолкли и хмеля, как не бывало.

— Продолжай посол — невозмутимо приказал Ассей…

— Царю всех скифов, Атонаю нужна твоя помощь, Ассее. От твоего ответа зависит очень важное — будущее Скифии. У Атоная недостаточно воинов для такой битвы. Через восемь дней он будет ожидать тебя у Альтиры, притока Тиры, в районе красных глин.

— Я знаю это место, продолжай посол.

— Лисимах предложил нам, скифам отдать под его контроль, Ольвию и Боспор. — знатные гости и цари племён присвистнули, а Ассей сузил глаза.

— Посол, ты выпей пока и перекуси с дороги. Я посовещаюсь и скоро дам ответ. Долго ждать тебе не придётся. Иди к моему столу, а ты Строк собери побыстрее старейшин, тысячных и, ко мне.

— Ассее, я могу присутствовать на «Круге Ассея»? — спросил молодой царь будинов. Ассей утвердительно кивнул. — Пойдём, ежели хочешь.

Через десять минут Ассей вернулся, в сопровождении царей, старейшин родов и своих тысячных. Посол уже был на ногах и ожидал ответа. Царя было не узнать; плотно сжатые губы и твёрдые, жёсткие глаза впились в посла.

— Мы всегда с Атонаем помогали друг другу. Через шесть дней я приведу к Альтире 14 тысяч воинов. Из них, десять тысяч конных воинов, в том числе две тысячи — тяжёлой. Ещё тысячу лёгкой конницы приведёт царь будинов. Дрон утвердительно кивнул.

— А будины успеют, далековато? — засомневался посол. — Я успею, — скоро ответил Дрон, — мой посланник уже в пути. Куда мне прибыть, к — Альтире?

— Да, именно туда, царь Дрон. — К послу подошёл Ассей и коснулся плеча. — Где сейчас Атонай?

— Атонай приносит молитву богам. Мой царь просит тебя передать ему «ольвийскую» чашу. Атонай сказал, что на сбор совета царей не было времени. Потому решение он принял единолично. И последнее: царь Боспора уже собирает своё войско. Нритану необходимо вернуться домой — приказ Перисада.

— Я всё понял посол, — ответил, пожав плечами Ассей, — но зачем царю всех скифов понадобилась «ольвийская» чаша? — посол пожал плечами и развёл руки. — О Ассее, я этого не знаю.

— Хорошо, пусть будет так, как сказал Атонай. Чашу сейчас принесут. Послезавтра утром я поведу своих воинов. Торопись. С тобой я отправлю двух сопровождающих.

Диск слепящего послал последний луч и скрылся за горизонт. Фигурки всадников не успела скрыть наступающая ночь, как на юго-западе вспыхнул огонёк. За ним, по обе стороны зажглись другие. Костров становилось всё больше и больше. Сигнальщики Ассея приняли эстафету тревоги и передали дальше. Притихшие и обеспокоенные гости сходились к царю. Факела дрожали в руках ожидающих скифов. — Ассее, что случилось?

— Мой народе, — Асей поднял руку и настала тишина. — слушай меня. Я поведу вас на войну с греками. Против нас выступил Лисимах. Отравляйте стрелы и точите мечи. Резерв оружия у меня есть. У кого в том надобность — подходите. Я готов вооружить рабов. Кто из них пожелает — может надеть доспехи воина, в обмен на свободу. Послезавтра утром мы выйдем. Наша цель — река Тира. Остальные подробности узнаете у ваших старейшин. Готовьтесь, пришло наше время.

Оглушённые новостью подданные царя Меотиды, некоторое время молчали, а потом начали тихо расходиться к своим родам.

Степь готовилась к войне.