ГЛАВА 9. БОГ ИДЕТ

За зиму Канал почти всюду довели до нужной глубины. Теперь большинство стен укрепляло ненадежные участки склонов. Много рабов ровняло место на берегу недалеко от башни Ацтара, там должно было строиться Святилище Канала.

Однажды, выехав осмотреть очередную глыбу, Ор увидел расхаживающую по площадке женщину в желтом плаще. За ней следовали кормчие, умельцы с рисунками, поясняя и выслушивая указания. В движениях женщины Ору почудилось что-то знакомое. Он свернул с нижней дороги на верхнюю, проходящую рядом с площадкой. Вглядевшись в золотистое, словно точенное из ценного камня лицо, Ор изумился — это была колдунья из умизанского храма, ставшая женой Севза! Люди, которых он считал навсегда ушедшими, появлялись вновь. Что за предзнаменование? Пока все было тихо. Сим не показывался. Хиаб, проезжая мимо, подмигивал Ору, как и всем своим бесчисленным приятелям.

Незаметно подобралась весна. Заслезились и поползли склоны. Все захлебнулось в грязи: ступени, по которым выносили землю, жилища, дороги с повозками — вся работа, как неуклюжая колымага, застряла в раскисшей глине.

Едва подсохла земля, в Западной бухте задвигались под тысячами рук огромные бревна. Сюда согнали самых сильных рабов, поставили во главе лучших умельцев.

Бревна обтесывали до равной толщины, потом в одном конце долбилась дыра, куда загоняли увесистый каменный наконечник. Уже были готовы скрепленные попарно корабли, над которыми возвышались ворота со свисающей каменной гирей.

Перед вечерними барабанами всех умельцев призвали к Кеатлу. Он сидел у раскладного кожаного стола, заваленного рисунками. Когда все собрались, Кеатл, оторвавшись от листов, всгал и сделал знак подойти ближе.

— Вырыл землю не на месте, — заговорил он, — можно принести обратно. Рычаг под камнем сломался — подсунь новый. Так было. Теперь настает другая работа. Одно бревно треснувшее или плохо забитое погубит всю стену. Рухнет стена — конец

Каналу! Новое дело нельзя делать быстро и плохо.

Собравшиеся зашевелились, откашлялись и вновь застыли.

— Время кормчих кончилось! — Кеатл обвел глазами коричневые куртки. — Настает время умельцев. Красные плащи больше не будут подгонять вас. Ни один даже не сунется в бухту! — В толпе заулыбались.

— Но новую работу нельзя делать медленно. Если через две луны не кончим обе стены, не хватит теплых дней, чтобы срыть перемычки. Осенние бури и льды свалят стену — конец Каналу! Слушайте сами и передайте всем в бухте, — Кеатл поднял тяжелую ладонь. — Если успеем, каждый умелец станет кормчим, ремесленник — подкормчим, раб — свободным. Не успеем — всем казнь! — Толпа вздохнула одной грудью, потом зашелестела изумленно. Дав людям проглотить сказанное, Кеатл закончил: — Еще два дня привыкайте, потом разделю вас надвое — будем работать днем и ночью. Через пол-луны стает лед на востоке — часть перейдет туда. Кто придумает, как что-то сделать быстрее и лучше, пусть идет прямо ко мне. За удачные замыслы особая награда. Идите.

В Канале, как прежде, свистели бичи, рычали волки, исходили проклятиями властные. А в бухтах за перемычками шла совсем иная жизнь. Люди работали как бешеные. Рабы по первому знаку кидались исполнять повеления умельцев. И ни одного надсмотрщика. Лишь поодаль маячила цепочка серых фигурок — стражей с волками.


Боги тепла помогали восставшим. Юго-восточные ветры за короткий срок перенесли флот повстанцев от Анжиера к берегам Срединной.

Годы подготовки к борьбе не прошли даром, Анжиер вместе со стоявшими в бухте кораблями удалось захватить за полдня. Сперва был пущен слух о войне яптов с коттами. В Анжиере узнали о готовящемся сражении и движении отрядов противников. Оба отряда были окружены атлантами, шесть тысяч отборных коттов и яптов стали рабами и томились в подвалах крепости в ожидании прихода кораблей. И вот в условленный час во время погрузки они бросились на стражей. Одновременно конные отряды борейцев и гиев ворвались в город. Обученные искусству соколиной охоты, либы следили за тем, чтобы ни один голубь не вылетел из города. Высокомерные атланты были застигнуты врасплох.

Пятьдесят кораблей с четырьмя тысячами разноплеменных воинов отправились к земле врагов. В Анжиере была оставлена армия для противостояния атлантам Востока. Пеласги и пленные атлантские моряки повели суда вслед за кораблем Зогда, на котором плыли вожди. Зогд вел эскадру на север, пока «Глаз ночи»[6] не поднялся над безбрежными водами на нужную высоту, потом повернул на запад. И вот в середине девятнадцатого дня пути с кораблей увидели невысокий в этом месте берег Атлантиды.

— Где мы? — спросил Промеат Зогда.

— Видишь тот двугорбый холм? — ответил моряк. — Это вход в бухту мертвого города Умиада. Все идет, как задумано, высаживаемся севернее Канала, в двух днях пути.

— Если нас не задержат, — пробурчал Бронт.

— Пора пускать птицу, — заторопился Севз.

— Теперь можно, — Промеат принял у Инада голубя и подбросил его. Взмахнув крыльями, птица сделала круг и полетела на юго-запад, к Каналу.

Корабли входили в бухту мертвого города. Его стены заросли скрюченными березками, улицы тонули в зарослях крапивы. Некогда центр плодородной области — город захирел и был брошен, когда дыхание льдов обесплодило окрестные земли. Теперь лишь изредка в бухту заплывали рыболовы, да охотники устраивали стоянки в развалинах.

Сейчас берег был пуст. Едва нос головного корабля вылез на песок, Севз тяжело спрыгнул на берег.

— Будь ты пр-роклята! — прорычал он, погружая конец меча в песчаную землю бухты.

Котты и борейцы тащили по мосткам ошалевших от качки коней. Топча крапиву, строились пешие отряды.

Гехра, Гезд, Посдеон, Хамма, мать ибров Койр и другие вожди окружили Севза и Промеата. Вот они сели на коней. Хлестнув золотистого жеребца, Севз возглавил кавалькаду и двинулся вдоль неровных, колышущихся копьями рядов.

— Будь проклята, Атлантида! — выкрикивал он на языках всех племен.

— Свободу братьям! — кричал ехавший следом Промеат.

«Проклята! Свободу!» — подхватывали воины. Вдруг по рядам прокатился смех: вслед за предводителями, переваливаясь и скуля от волнения, бежал Ым. Промеат придержал коня. Радостно оскалившись, волосатый ловко вспрыгнул на круп за спиной атланта.

С передовыми конниками Севз и Промеат поднялись на невысокую гряду западнее бухты. Знаток показал на рисунке идущую на Юг дорогу.

— Сегодня нам встретится только три небольших селения, — сказал он.

— А эта башенка? — Севз ткнул пальцем в рисунок.

— Город Хиом. Туда мы придем завтра утром.

— Плохо! — поморщился Севз. — Весть успеет обогнать нас.

Подбадривая себя криками, разноплеменное войско двинулось по заброшенной дороге на Юг. Эстипог с частью пеласгов остался охранять корабли.


Весна выдалась поздняя. Пахари маленькой северной общины топтались на своих полях, обсуждая, не пора ли сеять ячмень. Больше ничего не родила их постылая земля.

— Вечером комары вились высоко, — сказал старик. с чахлой бороденкой. — К теплу?

— Не знаю про комаров, — возразил другой, — а вот рана у меня на бедре всю ночь ныла. Не дунуло бы оттуда. — Он кивнул на уходящие к северу холмы. Вдруг пахарь замер, уставясь на сходящую с холма дорогу. По ней спускалась, качая копьями, змея из тысяч воинов.

— Что там? — спросил седобородый.

— Дикие! — прохрипел бывший воин, прижимая руку к бедру.

— Обезумел? Откуда здесь быть диким? — От змеи отделились всадники и поскакали к кучке людей, топчущихся посреди мокрого поля.

— Спасайтесь!

Нагнав бегущего позади всех старика, бореец ударил его копьем в шею. Выдернув острие, он провел по нему рукой и, глядя на ладонь, рассмеялся. Первая за тысячу лет кровь с копья чужеземца упала на землю Атлантиды.

— Безоружных! Зачем? — Промеат с болью смотрел, как один за другим падают пробитые копьями пахари.

— А что: ждать, пока они вооружатся? — засмеялся Севз. — Жалеешь? — Лицо его отвердело. — Пробыв шесть лет на Канале, ты забыл бы, что такое жалость!

— На Канале! — Глаза Промеата прищурились, словно пытаясь заглянуть за гряды холмов. — Знать бы, что там сейчас.

— Половина времени до полудня, — сказал ехавший рядом Инад. — Сим, должно быть, уже получил весть.

— Эй, голощекий! Где отец?

Сим, помешивавший похлебку на очаге, поднял голову.

— Будь богат, молодой хозяин! Господин пошел к главе точильщиков. Пояс ему продает. Третий день торгуются…

— Быстро беги за ним! В город товары привезли — не знаю, брать ли. Весть от Промеата! — шепнул юноша, наклоняясь с седла, и снова заорал: — Ну, живей, беломордый!

— Мигом, сын господина! — Япт опрометью побежал мимо мастерских и складов к низкому строению, где ремесленники затачивали наконечники кирок и лопат. Юноша-атлант, соскочив с коня, нетерпеливо ждал возле колымаги. Она стояла на обычном месте — у края поселка, окружающего башню Ацтара. Наконец между домами показались бегущие рысью Сим и Хиаб.

Забравшись внутрь колымаги, торговец и раб склонились над узкой полоской бересты. Юноша глядел в щелку занавеса, чтобы случайный прохожий не застал их врасплох.

— Дождались! — тихо сказал Сим, подняв голову от листка. Все трое вылезли из колымаги. Юноша, понурив голову, шагнул к своему коню. Начинается самое интересное, а его отсылают в Атлу! Когда еще восстание дойдет до столицы!

— Пока гнев дойдет до Атлы, может быть, немного стихнет? — задумчиво сказал Хиаб, глядя вслед сыну.

— Вряд ли, — покачал головой Сим.

Они отвязали лошадей. Каждый взял по мешку с товарами. Забытая похлебка стыла на потухшем огне. Сим поехал на Запад, Хиаб — на Восток. И по их следам, возникая из чуть заметных знаков, мельком кинутых слов, потекло невидимыми струйками по сухому руслу: «Бог идет! Дождались! Завтра, после утренних барабанов».

Хиаб вернулся первым. Он развел огонь под похлебкой, но не мог есть. Волнение стягивало горло. Сим приехал в сумерках, перед самыми барабанами, кинул на дно повозки похудевшие мешки, снял с шеи деревянный знак и тяжело опустился на войлочную скамью.

— Все успел? — спросил торговец, придвигая япту еду.

— Почти. В Западную бухту не пустили.

— Ладно, — сказал Хиаб, — я сам съезжу туда на рассвете.


Проводив Хиаба, Сим уже не ложился. До утреннего сигнала он не смел отойти от колымаги. Первые же встречные стражи, ничего не спрашивая, затравили бы его волками.

Вот из серой мглы проступила Башня — девять сужающихся кверху ступеней, каждая в три человеческих роста. Она походила на зазубренное копье с обломанным острием. Рассвет по ступеням башни спускался вниз. Из мглы проступали окружающие постройки. Когда из редеющей тьмы выступили стены медвежьего загона, Сим сжал кулаки и подался вперед, словно пытаясь сквозь частокол разглядеть, как медленно просыпаются бурые звери, — зевают, встряхивают цепями, нюхая, не несут ли утренний корм.

Каждый из сотни бурых получал утром по большой рыбине — подслащенной медом, в меру тухлой. Такой не добудешь на воле! Стиснув руки, Сим провожал глазами фигуры медвежатников с корзинами. Вчера он передал котту, рабу хранилища, горсть комочков из аппетитно пахнущего сала. Их делала Да-метра, Зогд вез через океан, Ситтар — на Канал. Съев такой шарик, зверь не вставал с ревом на дыбы, как от грубой борейской отравы, не катался по земле, как от костяных иголок, что кладут в приманку гии. Нет, медведь облизывался и умиротворенно засыпал, подложив лапу под голову. И не просыпался.

Скрипели двери, вспыхивали огни светильников и костров: повара грели оставленную с вечера еду. Пробегали первые вестники. Звери за частоколом затихли. И тут же донеслись испуганные понукания, растерянная перебранка. Кто-то, выбежав из ворот, метнулся в одну, в другую сторону… Сим глубоко вздохнул — кажется, удалось! В это время с вершины башни донесся тоскливый голос трубы, и в ответ вдоль всего Канала загремели барабаны.

Придерживая болтающийся на груди деревянный знак, Сим побежал к руслу.

— Что-о?! — Кормчий охраны схватил за шиворот главу медвежьего челна.

— П-передохли! — дрожа от ужаса, повторил тот. — Когда я прибежал…

Не дослушав, кормчий рванул за шиворот лязгающего зубами главу зверей и поволок к лестнице, ведущей на верх башни. На каждом этаже слуги, стражи, писцы с удовольствием смотрели, как сухощавый охранник пинками гонит впереди себя полного, бледно-желтого главу медведей. Приятно, когда кого-то ждет кара. За что, интересно?


Ацтар жил на седьмой ступени башни. Выше были голубятня, хранилище времени и площадка с каменными перилами.

— Где… Не встающий на колени?

— Уже поднялся наверх. А что…

Внизу еще не видели солнца, а для титана оно уже приподнялось над краем Восточного океана. Стоя у перил, он смотрел, как темные вереницы рабов растекаются по огромному ущелью, заткнутому пробками перемычек.

«Ну вот, — подумал он, — дно почти везде готово. Почистить бока, укрепить камнем где нужно…»

— Всесильный, дозволь! — Ацтар скривился. Он не любил, чтобы являлись без зова. Но кормчий уже вытолкнул на площадку главу зверей. Тот шагнул к титану и повалился на каменные плиты.

— Вот! — охранник пнул его ногой. — Уморил всех медведей!

— Всесильный! — медвежатник завыл, не смея поднять голову. — Кто-то отравил их! Еще вчера ни один не болел…

«Вот оно!» — мелькнуло в голове Ацтара.

— Встань! — Он ногой поддел опущенное лицо. — Говори, кто мог… — не договорив, титан обернулся на странные звуки, взлетающие над руслом Канала. — Неужели… — пробормотал он, вглядываясь в поднимающуюся пыль.

Глава медведей задом полз к лестнице, шепотом молясь: пусть эта какая-то новая беда будет достаточно велика, чтобы отвлечь титана от передохших зверей. Боги неожиданно щедро откликнулись на его моление.


Смолкла последняя раскатистая дробь барабанов. Вереницы рабов выходили из-за частоколов, в окружении волков и людей в волчьих шкурах, понуро брели к руслу. Лишь немногие — один из тысячи — знали, что сегодня голоса барабанов кричат совсем о другом, кричат в последний раз.

Вереницы разошлись по наделам. Надсмотрщики, пощелкивая бичами, направляли сотни к размеченным веревками ломтям. Подкормчие и писцы затеяли обычную перебранку на границах наделов. Стражи присматривали местечко — подремать на утреннем солнышке. Волки брели за ними, брезгливо отряхивая лапы от росы… И тут кто-то первый крикнул протяжно:

— Бог идет! Наш бог идет! Бей узкоглазых! — и опустил окованный бронзой конец лопаты на голову надсмотрщика.

— Идет! Бей! — откликнулось с соседнего надела. — Убивайте проклятых! Бог близко! — донеслось с другого склона.

— Дождали-ись! — Пеласг с наполовину выдранной бородой вскочил на глыбу, потряс киркой и прыгнул к растерянно поднимающемуся с перевернутой корзины стражу…

Волки опомнились первыми. Они всегда чуяли, сколько злобы таится под внешней безропотностью рабов. Щелкая зубами, звери без команды кинулись на запах просыпающегося гнева. Но в этот миг уже не десятки, а десятки тысяч знали, что час настал. Пока волк успевал рвануть одного, четверо уже тащили зверя за лапы, а пятый бил ломом по хребту.

Стражи кинулись на помощь зверям. Но теперь знали уже сотни тысяч! Тощие руки хватались за острия, зубы впивались в кожаные куртки, скрежетали, натыкаясь на защитные полосы бронзы. В атлантов, успевших отступить, летел град камней. Один за другим краснолицые тонули в безмерном, выкормленном тяжкими муками и бесконечным ожиданием гневе. «Бог идет! Бей узкоглазых!» — ревел Канал.

Поднятая рука Агдана замерла с зажатыми в ней камешками. Увлекшись игрой, властные не услышали первых криков. Но когда внизу взвыли тысячи голосов, игроки повскакивали с расстеленных на солнце шкур.

— Что они вопят? Обвал? — неизвестно кого спросил Тарар.

— Вряд ли! — Агдан прислушался. — Может, вода перемычку прорвала?

— Ой, тогда всех казнят! — захныкал Танпил.

Переговариваясь на бегу, они достигли берега Канала и заглянули вниз. Через миг все бежали в разные стороны. Танпила тупой страх перед карой погнал к его наделу, где уже не было ни одного живого атланта. Двое метнулись к торчащей на востоке башне. Тарар юркнул между кучами земли и помчался прочь от Канала.

Агдан два дыхания стоял, озираясь, увидел поодаль торопливо строящихся воинов дозорной ладьи и побежал к ним, правой рукой выдергивая из ножен меч, а в левой все еще сжимая игральные камешки. Он не видел, что Ип — верный раб, великий проныра, любитель сплетен и вкусных объедков — бежит следом. В руке у либийца был каменный пест — тот, которым он истово отбивал мясо, чтобы нежно таяло во рту у хозяина.

Вот Ип настиг Агдана, но не ударил, а схватил за край плаща, как воины на его родине хватают за хвост льва, уклоняющегося от схватки. Споткнувшись, хозяин обернулся:

— Ты что, скотина… — рык Агдана не очень походил на львиный. Пест в руке Ипа крутанулся, набирая силу, и ударил Агдана в висок. Нагнувшись над упавшим, Ип вырвал у него меч. Другая ладонь кормчего раскрылась сама, уронив горсть пестрых камешков.

Дозорная ладья, отшвыривая кучки вылезших наверх рабов, подступила к откосу русла. Навстречу рабам, карабкающимся по склону, полетели стрелы. Убитые, катясь вниз, сбивали с ног еще нескольких. Кормчий быстро окинул взглядом лежащее внизу русло. Справа десяток наделов был пуст. Слева сквозь пыль виднелись окруженные толпами рабов кучки надсмотрщиков и стражей.

«Столкнуть проклятое стадо вниз, — прикинул кормчий, — и идти, выручая всех, кто еще бьется, к Башне титана…»

По команде первый ряд, покачивая мечами, ступил на косогор. Из-за его плеч высунулись наконечники копий. Лучники, двигаясь сзади, били через головы первых рядов. Бронза — рубящая, колющая, летящая — впилась в вал человеческих тел, качнулась, давая упасть сраженным, вновь ударила. Обливаясь кровью, хрипя от бессильной ярости, вал пополз вниз.

— Ко-опья! — пропел кормчий и захрипел, задыхаясь. Чьи-то костлявые руки сдавили сытую шею.

— Берегись! Они сзади! — взвизгнул кто-то из загребных.

Поздно! С откоса на попавшую в ловушку ладью валились, прыгали, летели невесть откуда взявшиеся рабы. Покрытая пылью и кровью груда тел несколько дыханий судорожно билась на дне русла, потом рассыпалась на живых и мертвых. Никого из атлантов не было среди живых. Лишь их оружие яркими искрами поблескивало над головами одетых в лохмотья людей.

— Бра-атья! — Рыжий гий, похожий на наскальный рисунок — одни плечи и ноги, соединенные совсем тонкой полоской живота, — вскочил на опрокинутую повозку. — Братья! К логову главного зверя, к Башне!


— Бейтесь, дети Цатла! Подмога идет! — размахивая мечом перед орущими лицами, Строп успевал следить за движением дозорной ладьи, сталкивающей рабов на дно русла. Горсть атлантов образовала полукруг, опирающийся на отвесную скалу.

Сосланный на Канал, разжалованный в надсмотрщики кормчий во всех своих бедах винил коварных дикарей. Изо дня в день он вымещал кипевшую в душе ненависть на рабах своей сотни. Примерный и ревностный служитель плети удостоился похвалы самого Ацтара. Теперь он оказался во главе десятка атлантов надела.

Строп хорошо выбрал место для защиты. Груды убитых мешали рабам голыми руками вцепиться в разящую бронзу. Волки, просовываясь между воинами, наскакивали на сбившихся вокруг врагов и тут же отскакивали под защиту окровавленных лезвий.

— Бейтесь, дети Цатла! Ладья идет к нам! — рослый котт кинулся на Стропа с поднятой лопатой. Мягким движением бывший воин отвел удар и ткнул острием в раскрытый криком рот.

— Доорался, собака! Ага, теперь твоя очередь? — Длинноголовый оол схватился за грудь и упал под ноги нападающим. — Бейтесь, атланты! Помощь уже… — Строп покосился влево и запнулся, увидев, как ладья, смешавшись с врагами, катится на дно русла. — Эх, кормчий! Надо было идти верхним краем.

— Бейтесь, воины!.. — Строп озирался, пытаясь отыскать новую надежду на помощь или хоть горсть своих, не захлестнутых этой бешеной волной. Но нигде не было видно ни одной кожаной брони, ни одной волчьей куртки или волчьей пасти, не проткнутой копьем.

— Бейтесь, де… — тяжкий обломок камня ударил в грудь Стропа. Старый воин, примерный сотник, зашатался и выронил меч. Управившиеся на своих наделах рабы набегали справа и слева, придавливая к скале горсть краснолицых.


Сангав, как всегда бормоча что-то поощрительное, следил, как четверо отличных рабов — за любого не жаль семи браслетов — деревянными кувалдами вгоняют наконечник в конец бревна. В восточной стене заканчивали третий ряд бревен.

— Хорошо стукнул! — Сангав мигнул бугристому от мускулов либу. — Теперь ударь правее.

Это каменное острие было на сегодня последним. От шалашей уже спешили к местам своих работ свежие люди. Вот и барабаны! Канал начинал и кончал по ним работу, а в бухтах одна смена замещала другую.

— Что же ты? — Сангав окликнул либа, замершего с поднятой кувалдой. Раб прислушивался: что кричит какой-то бореец на куче бревен у середины бухты.

— Ну что же ты! — повторил Сангав, уже сердясь. Тяжкая, избитая о камни кувалда качнулась над головой раба и, пролетев в двух пальцах от каменного острия, рухнула на Сангава.

Бухта словно ждала этого. Один за другим люди отряхивались от гнета обещанной свободы и кидались в бой за другую свободу — вырванную у врага, свободу не только себе, а всему племени, всей земле, стонущей под сапогом меднолицых повелителей.


Когда забили барабаны, Хиаб, втянув голову в плечи, ударил пятками коня, хотя знал, что не успеет. Ретивый стражник задержал расспросами, и время было потеряно. Три или четыре надела Хиаб миновал, пока слова «Бог идет!» от единиц передавались к тысячам, еще два проскользнул в пыли загорающихся схваток. А потом навстречу выкатился сверкающий зубами и бронзой вал.

— К Башне! К Ба-ашне! — взлетало над хмельными от ярости и полузабытой свободы людьми. Хиаб рванул коня в сторону.

— Вот! Еще один! — покрытый язвами оол повис на поводьях.

— Братья! Я друг Принося… — Япт, похожий на Сима, ловко метнул камень. Разбитые губы не смогли докричать спасительных слов. Да и кто бы их услышал!

Через несколько дыханий толпа вновь устремилась к Башне. Впереди на Хиабовом коне скакал япт, так ловко метнувший камень. Атлантский торговец — болтун и весельчак, приятель всех подкормчих Канала, господин и самый дерзкий помощник Сима — лежал, уткнувшись в комья засохшей глины.


Ацтар наблюдал гибель Канала. Он видел, как надел за наделом расправляются с двуногими и четвероногими стражами, как билась и, опрокинувшись на дно, погибла ладья западного края. Восточная ладья пошла к Башне верхней дорогой. Сперва она легко отбивала наскоки вылезавших из русла рабов. Потом ей наперерез кинулась толпа; другая выбралась из Канала за спиной. Кто-то направлял действия диких.

Стиснутая ладья остановилась, вразнобой замахала копьями и… рассыпалась на горсти беглецов. Ацтар отвернулся: помощи ждать неоткуда. Кликнув вестника, он продиктовал послание в Атлу. Больше никто не прибегал с вестями, не спрашивал повелений. Глава охраны внизу распоряжался защитой Башни, расставлял людей на крышах воинских домов и у окон. Пока они без труда отгоняли рабов поселка и ближних наделов. Но Ацтар видел, как с обеих сторон, по руслу и верхним дорогам, текут к Башне новые толпы.


В Западной бухте кипела работа. Свежая смена накинулась на нее, как голодные на дымящееся мясо. Здесь, как и на Востоке, заканчивали третий ряд свай, устанавливали последние подпорки. Их крепили к сваям огромными бронзовыми гвоздями. Атланты тяжким вздохом провожали каждый забитый гвоздь — богатство весом в три десятка браслетов.

Ор поднял голову на странный шум за перемычкой. В нем не было ударов бронзы о камень, стонущего крика людей, не прорезались злобные вопли надсмотрщиков.

Кривоносый и Львиный Коготь, катившие бревно, тоже замерли, ловя странные звуки. Словно огромный зверь, выкопанный людьми из-под земли, ревет, колеблясь между радостью и гневом…

Один за другим рабы бросали работу. На край ямы, где месили глину, вылезли покрытые грязью желтые фигуры. У шатра возле берега показался Кеатл. Вверх побежал гонец, скрылся за перемычкой и не вернулся. А странный шум на Канале становился все громче.

Из шалашей высовывались головы отдыхавших после смены. Знакомый грохот работ их не разбудил бы. Но эти непонятные звуки… Забеспокоилась цепочка стражей. И тут над дальним краем перемычки показался всадник. На высоком коне, покрытом алой попоной, сидел запыленный гий. Растерзанная рубаха раба едва держалась на костлявом теле. Несколькими скачками всадник достиг бухты и вдруг завопил на ут-ваау:

— Что же вы? Уснули? Бог идет! Бей узкоглазых!

— Бо-ог! Бе-ей! — откликнулись голоса в разных местах бухты.

— Бей! — заревел Кривоносый, хватая бронзовое тесло.

А Ор за рисованием знаков, видно, отвык на крик о добыче или опасности отвечать мгновенным прыжком. Бухта уже билась клубками яростных схваток, а он сидел, приоткрыв рот, держа никому уже не нужный лист кожи.

— Господин!.. Брат! — поправился Львиный Коготь. — Сними скорее это! — Он дернул бронзовый знак о семи веслах. Тонкий ремешок лопнул.

— Бог идет! Бей! — опомнившись, завопил Ор. Схватив попавшуюся жердь, он озирался, ища жертву. Вблизи бить было уже некого. Часть рабов побежала к стражам, остальные — к шатру, где вокруг Кеатла сбилась горсть воинов, умельцев и ремесленников. Ор помчался туда.

— Проклятые безумцы! — кричал Кеатл, отмахиваясь мечом. — Я же подарил вам свободу!

— Подавись ей! — Раб из ямы с глиной швырнул ему в лицо горсть жидкой грязи. Ослепленный Кеатл замотал головой. Рабы захохотали. Ору так и не удалось пустить в ход жердь. Когда он добежал до шатра, на берегу уже плясали над трупами, метались в поисках оружия, рвали Кеатлов шатер и листы с повелениями и рисунками.

— Что вы наделали! — закричал пораженный Ор. — Убили величайшего из умельцев, знатока тайн, мудреца…

— Нам его мудрости… — крикнул кто-то.

— Бейте прихвостня! — заорал здоровенный котт, надвигаясь на Ора.

Только заступничество Львиного Когтя спасло гия. Вместе, увлекая за собой толпу рабов, они побежали на южный край перемычки, где была конюшня.

— Братья! К Башне! — кричал Кривоносый.

Ор взял Кеатлова коня борейской породы. Желтогривый, мохнатый, незавидной бурой масти, он на дальних расстояниях легко обходил тонконогих котт-ских жеребцов.

Всадники быстро обогнали пешую толпу. Незаметно Ор оказался вождем трех десятков конных. Собственно, решили кони: Кеатлов Бурый не давал обгонять себя. Странно, дико выглядело в дневном свете умолкшее, почти пустое русло. Лишь кое-где лежали трупы, да брели наугад раненые. По берегам горели частоколы, рабы толпились у хранилищ еды. На одном из наделов два мамонта, довольные передышкой, набирая в хоботы пыль, посыпали друг друга.


Когда Ор со своими всадниками прискакал к Башне, вокруг нее остывал неудавшийся приступ. Видимо, уже не первый. Перед воинскими домами лежали трупы. Живые отбегали, прячась за стены складов и мастерских. Отползали раненые. Атланты, стоящие в два ряда на плоских крышах, не добивали их, сберегая стрелы.

За одним из домов Ор увидел Сима с несколькими людьми разных племен. К ним шли отряды, сумевшие раздобыть оружие, и отсюда бежали занять места среди осаждающих.

Ор подвел воинов к Симу.

— О! Ты из Западной бухты! — обрадовался тот. — Значит, Хиаб успел?

— Не знаю. Нас известил какой-то гий… — Лицо Сима омрачилось. В это время пеласг из толпы кинулся на Ора:

— Я знаю этого! Он служил узкоглазым! Повелевал нами… — Кривоносый оттолкнул пеласга. К тому на помощь кинулись два либа…

— Стойте! — Сим поднял руку. — Знайте и скажите другим: этот охотник, обманув врагов, освободил могучего вождя, который сейчас вместе с Дающим Огонь идет к нам на помощь. — Либы попятились, недоверчиво бурча.

Снова начался штурм. На этот раз частокол рухнул под ударами бревен, и вал орущих людей, прыгая через обломки, прорвался к Башне.

Невидимая за каменными стенами битва медленно ползла вверх. Вот из окна третьей ступени выбросили труп атланта. Потом с пятого этажа сам кинулся ошалевший от ужаса вестник…

Ацтар прислушался к лезущей со ступени на ступень схватке, еще раз окинул взглядом холмы вокруг Канала. Никакой надежды на подмогу. Кто-то очень умный и ненавидящий готовил этот заговор. И, конечно, не только на Канале. Может быть, уже сейчас в городах и общинах, на кораблях и в храмах рабы кидаются на убаюканных безнаказанностью хозяев.

«Пускай! — подумал Ацтар. — Некому будет судить побежденного титана. И хорошо, что Канал не доделан. Не эти твари, так их правнуки сдохнут от стужи!»

Лязг оружия и крики зазвучали на последнем повороте лестницы. Повелитель Канала влез на барьер, окружающий площадку. Пустое и мертвое лежало внизу русло, вырытое, чтобы принести Хроану бессмертие, Ацтару власть и богатство, Земле — тепло.

— Подлые скоты! — крикнул Ацтар. Толпа притихла, увидев наверху фигуру в сияющем белом плаще. — Подлые скоты! — Ацтар любил знать все, даже ут-ваау. — Слабоумные обезьяны! Вы посягнули на власть народа, выбранного богами. Вы погубили великое деяние! Так пусть страшная кара падет на вас! Пусть ваши щенки окоченеют от холода! Вместе со всей Землей! — Фигура отделилась от перил и с поднятыми в проклятии руками полетела в Канал. Вздувшийся плащ делал титана похожим на диковинный белый цветок. Толпа проводила падение радостным ревом.

— Братья! — тощий плечистый гий вскочил на перила, распахнул руки, как крылья. — Идем навстречу Богу!

— Навстречу! — Масса людей закачалась, раздались голоса: — На Холод! Большой дорогой на Холод!

Ор со своими всадниками ехал справа от главной толпы. Воины за спиной оживленно вспоминали события этого удивительного дня.

— А про что кричал с Башни этот Белый? — спросил молодой котт.

— Заклинание своим богам, чтобы мы все окоченели, — ответил его земляк постарше. — Ничего! Наш бог сильнее. Он не даст Земле замерзнуть.

Ор тоже на это надеялся.


Защищенная морями Атлантида не была готова к вторжению. Глинобитные стены Хиома и небольшой гарнизон могли противостоять разбойничьей шайке, но не спасли самого северного города Срединной, кбгда войско повстанцев окружило его. Пока гии и пеласги вели перестрелку, борейцы, вооружившись бревнами из разрушенных домов предместья, проломили стену и ворвались в город.

Дорога к Каналу была открыта, до него оставалось полдня пути. Войско расположилось на ночевку за городом недалеко от дороги. Дергая за полы Гех-ру, Бронт уговорил ее выслать конные дозоры южнее лагеря. Мать борейцев состроила недовольную гримасу:

— Езжай, Чурмат. Только зря это! Кто может прийти ночью?

Едва отъехав от города, вождь борейцев послал назад двоих. Примчавшись в лагерь, они закричали, ч'го с юга идут огни, много огней! Поднявшись на пригорок, вожди увидели в темном русле уходящей к югу долины капли огня, вытягивающиеся в длинную вереницу. Все новые огни выползали из-за холмов.

Севз послал вперед всех конных. Ускакал с кот-тами Айд, уехал Гонд с сотней гиев, вооружились вымотанные битвой пешие воины. «Если там хоть три ладьи, они издерут в клочья нашу растрепанную стаю», — подумал Бронт с грустью, но не без злорадства.

Севз нетерпеливо топал ногой. Медленно собираются отряды! Надолго ли задержат врага три горсти всадников!

Вот! Началось! Передние огни закачались, рассыпая искры. Взлетели крики… Странно! В бою кричат не так… Промеат понял первым.

— Братья! — завопил он и бросился навстречу огням.

— Бог пришел! Он с нами! — раздалось в ответ.

— Коня мне! — гаркнул Севз.

Бронт остался один. Толпы наплывали из темноты. Факелы освещали тысячи изможденных, безумных от восторга лиц — смуглых, белых, черных. Огромная волна, как малую каплю, растворила четырехтысячное войско пришельцев. Теперь Бронт знал: что бы ни замышлял Севз, ему не обойтись ни сменой власти, ни даже уничтожением рабства. Этого не хватит, чтобы насытить выросший в подвалах и за частоколами гнев.

— Атлантиде конец! — пробормотал Бронт и не расслышал своих слов.


Тифон швырнул умывальную чашу, пнул ногами прислужников, изругал Акеана: мол, утренний кувшин сока плохо согрет. Будь они все прокляты: придворные льстецы с камнями за пазухой, отец, совсем было собравшийся к богам и вдруг окрепший, Майя и Акеан с их интригами, от которых нет толку! А теперь еще Урун — сушеный святоша, лезущий под Небо!

Вместо этих трусливых перешептываний вызвать бы десяток боевых мамонтов! Или выпустить во дворец всех зверей, приготовленных для зрелищ! Тифон захохотал, представив, какая вышла бы славная шутка! Прихлебатели отшатнулись. Скорей бы зазвонили на. Башне, а то Боров того гляди опять что-нибудь выкинет.

Наконец с Башни поплыл над дворцом голос бронзы: Небо звало Подпирающего. Тифон пнул сапогом любимого пса и, переваливаясь, зашагал к лестнице. Акеан на вытянутых руках нес за ним знак о десяти веслах — одиннадцатое отнял проклятый Урун!

У подъема на Башню они столкнулись с двумя людьми. Передний в белом, как у Тифона, плаще, был худ, узкоплеч, высок для атланта. По бледно-желтому лицу с вогнутым лбом, длинным плоским носом, сморщенными губами трудно было угадать возраст. Во всяком случае, он выглядел старше краснолицего Тифона, хотя был моложе на шесть зим.

Сзади следовал старик в необычной одежде. Его алый плащ воителя украшали полосы желтого цвета. На ладонях воина-жреца лежала ладья об одиннадцати веслах.

Глаза Тифона стали совсем узкими. Через силу поклонившись, он пропустил встреченных вперед. Урун с гримасой брезгливости кивнул брату.


Сегодня Небо хорошо лежало на плечах, не качаясь и не давя на костлявый хребет. Уравновесив тяжесть, Хроан отдался привычным мыслям о Канале, малых и больших заговорах, богатствах и тратах.

…Меньше двух лун осталось до дня, когда он пустит стрелу в облитую нефтью стену. А потом — раздать рабов — по три за каждого взятого у владельцев взаймы, перековать на кольца тысячи кирок и лопат — и по Срединной покатятся хвалы щедрости Подпирающего. Пусть тогда Тифон попробует…

Вдруг Хроан краем глаза уловил шевеление. Вестник подал Итлиску листок — очень спешный, раз не дождался конца церемонии. Хроан сморщился: Небо больно надавило на левую лопатку.

Итлиск удивленно осмотрел весть: печать со знаком Хиома, а рядом на желтоватой коже три красные лошадиные фигурки: «Трижды спеши!» Что такого может сообщить глава захолустной Северной крепости? Читая послание, Держащий правую руку пару раз недоуменно моргнул, потом, мигом оценив, кого возвышает новость, протянул полоску Тифону.

«Наконец-то!» — опальный наследник поднял загоревшийся взгляд от торопливо нарисованных знаков. Хватит сетей, приманок, шепота! Пришло время мечей и мамонтов! Схватив за плечо Акеана, он горячо дохнул ему в ухо:

— Гонцов к Италду и Цнаму! Чтобы немедля мчались сюда, — и со злорадной ухмылкой сунул весть Уруну.

Хроан изнывал под Небом, которое покрылось вдруг острыми, режущими спину выступами. Что за весть? Почему Итлиск отдал ее Тифону? Почему тот скалится, словно глядит на голую плясунью, а не на отца, едва удерживающего небесный свод? Что такое шепчет Урун, закатив рыбьи глаза?

Наконец заныла бронза под рукой хранителя времени. Хроан неприлично прыгнул с возвышения, схватил листок. Он дочитывал весть, когда по ступеням вновь затопали сапоги.

— Держащий руку! — задыхаясь, вестник подал Итлиску новое послание. — Опять «Трижды спеши!» — оттолкнув Итлиска, Тифон схватил весть, запечатанную знаком Ацтара.

— Севз? Откуда Севз? Ты привез мне его голову! — кричал Хроан, встряхивая тощими кулаками.

— Севз или не Севз! — заорал Тифон в лицо отцу. — Я не считал ублюдков, которых ты плодил с кругломордыми рабынями! И не я собрал полтысячи тысяч в одном месте копать проклятую канаву! Докопались! А теперь винишь меня, который бил диких и опять побьет. Или за них возьмется этот нюхатель благовоний? — Он, туго ворочая шеей, повернулся к Уруну.

— Не смей указывать мне! — взвизгнул Хроан. — Вот оставлю под Небом Уруна, а сам поведу войско.

Взглянув на чахлого, встревоженного отца, Тифон гулко захохотал. В проходе раздалось звяканье подкованных сапог по каменным плитам. Не спрашивая позволения, в зал Тайных бесед вошли Италд и Цнам. В шепоте, ползущем по дворцу, они уже уловили весть о вторжении и бунте.

— Куда! Не отряхнув пыли, с оружием!

Широкий, налитой силой Италд молча отодвинул

старца. Следом шел Цнам. Наспех склонившись перед Хроаном, оба повернулись к Тифону.

Хроан выпрямился. Его лицо окаменело, выражая спокойную волю.

— Достань рисунок Срединной, — бросил он Итлиску.

Тот метнулся к стенной нише, развернул на столе длинный лист кожи. Еще несколько вздохов назад, пораженный вестью о восстании на Канале, Хроан, казалось, впал в отчаянье. Теперь он владел собой, и Тифон уже не решался возражать ему.

— В одном я вижу заступничество богов, — медленно проговорил Подпирающий. — Наше счастье, что ветер с юго-востока задержал в Срединной войско, готовое плыть в Анжиер. А теперь, воители, подойдите сюда и скажите, какова, по-вашему, может быть сила бунтовщиков и как они собираются действовать. Начнем с Италда.


— Ты что, с мамонта свалился? — приветствовала будущая жрица Канала пыльного растрепанного Акеана.

— Севз… идет на Атлу! — выдохнул Акеан. — Канал взбунтовался!

«Вот оно!» — Майя прикрыла глаза, вызывая в памяти те едва уловимые знаки, которые давно не давали ей покоя. Сейчас казалось странным: как можно было не угадать их значения? Она почувствовала отчаяние, желание разбить голову о полированные камни стены. Потом злоба перекинулась на Сев-за: живучий Бык! Надо было ему вломиться, когда до исполнения заветных замыслов оставалось меньше двух лун!

— Рассказывай! — Майя обернула к кормчему точенное из прохладного камня лицо.

Акеан, путаясь, пересказал вести с севера.

— Пойми, кормчий Хиома узнал Севза, — причитал он, — как нам теперь оправдаться с этой проклятой головой?

— Никак! — Майя достала чистый лист кожи. — Повинимся во всем. Помолчи! — хмуря брови, жрица покусывала тростинку. Потом быстро нарисовала три строчки знаков и протянула лист Акеану: — Ставь свое имя рядом с моим.

По мере чтения глаза Акеана стекленели, а рот открывался.

— Нет! — крикнул он, отбросив лист, словно змею. — Добровольно принять смерть! Ни за что!

— Болван! — Майя ткнула палочку в дрожащие пальцы кормчего. — Разве Севз не показал, как выгодно сколько-то времени побыть мертвым?!

Загрузка...