Бриллиантовый дождь

Ре Дети, женщины и звери

«Группиз – это как вредное лекарство, – много раз говаривал мне наш мелодист Пиоттух-Пилецкий. – Необходимое зло. С одной стороны, дома из-за них вечно побаливает совесть, с другой, – на гастролях без них не обойтись». Он играл во многих группах, исколесил с ними весь мир, да и жизненный опыт у него значительно больше моего. И все-таки лично я искренне надеялся, что у меня-то подобной проблемы не возникнет. Ведь кроме Кристины мне никто не нужен…

Надеялся.

Но покажите мне мужчину, который, проведя несколько недель вдали от жены, откажется переспать с симпатичной девушкой, которая сама ему это предлагает. Да еще и не просит ничего взамен? Так сказать, «чисто из уважения». Покажите, я хочу посмотреть на этого уникума и пощупать его спину: не пробиваются ли там крылышки? И лоб: не перегрелся ли?

Мы, «Russian Soft Star’s Soul», возвращались из своего первого мирового турне, и, хотя все и прошло более чем великолепно, под ложечкой, где у меня, по-видимому, располагается совесть, слегка посасывало. Смогу ли я вести себя с Кристиной как ни в чем не бывало? А если и смогу, будет ли все так, как было раньше? Или уж лучше рассказать ей все, как есть, и будь, что будет? Объяснить, что коротко, под мальчика, стриженная девушка по имени Скюле, которая прибилась к нам в Осло и исчезла в Стокгольме, не значит для меня ровно ничего, что она лишь помогла мне сохранять форму…

В конце концов, не может же причиной ревности стать мастурбация. А спать с группиз – это практически то же самое…

Поймав себя на вранье, я мучительно перевернулся на полке купе с боку на бок. Кого я хочу обмануть? Себя? Не-ет, это совсем не то же самое. У меня ведь, например, до сих пор ёкает сердце, когда я вспоминаю веснушки на плечах у Скюле… И это ощущение, когда проводишь ладонью по ее коротеньким волосам… Опять же, разве я не звал Кристину с собой? Звал, даже уговаривал, но она заладила: «Показ, показ, ответственный показ…» Если бы она любила меня, она наплевала бы на все эти показы.

Мы женаты уже полгода, но еще так ни разу и не выбирались вместе за пределы нашего чертова мегаполиса. А был такой шанс! Лондон, Париж, Нью-Йорк, Торонто, Токио… И все за счет фирмы. Если бы Кристина любила меня… Или я сваливаю с больной головы на здоровую? Придумываю себе оправдание? Ведь я прекрасно знаю, что она любит меня. Но у нее – своя жизнь, свои дела, своя карьера, свое честолюбие… А у группиз нет ничего своего, они растворяются в своих кумирах.

«Вот и женился бы на одной из них!» – зазвучал у меня в голове расстроенный, просто убитый, голос Кристины. Как будто бы я уже раскололся, и теперь мы с ней скандалим. Я потряс головой. Господи, как все было хорошо до этой поездки… Впрочем, если отбросить эту историю, поездка была великолепна, вот хотя бы… Перед моим внутренним взором вновь упрямо встали нидерландские веснушки, и меня тут же пронзило такое острое чувство вины, что лучше бы уж я слушал, как бранится моя внутренняя Кристина…

От дурных мыслей меня отвлек все тот же Пиоттух-Пилецкий, который, как и я, смотрел в окно, но, в отличии от меня, что-то в нем видел:

– Все-таки хорошо, что мы родились в середине двадцать первого века, – сказал он.

– Почему? – свесившись с полки, поинтересовался я, хотя, в принципе, с ним и согласен. Но он на десять лет старше меня, и мне хотелось услышать его версию. Поглощенный невеселыми размышлениями я и не заметил, что мы не движемся, а стоим на какой-то станции.

– Потому что конец двадцатого – начало двадцать первого были периодом научно-технической стагнации, – пояснил свою мысль мой собеседник. – Я, например, еще застал время, когда поезда ездили по рельсам на колесах.

«Даже не верится, – подумал я, хотя и знал это из учебников. – Сколько было движущихся, трущихся друг о друга деталей, сколько бессмысленных потерь энергии…»

– На самом деле именно для того железные дороги и прокладывали, – продолжал мелодист. – Это потом, уже на моей памяти, обнаружилось, что рельсы – идеальный стержень для гравитационного модуля, и поезда взлетели.

Кто не знает, «мелодистом» в современных группах называют исполнителя мелодических партий. Обычно он играет на полисинтезаторе, но иногда и на древних классических инструментах. Это считается хорошим тоном. Пиоттух-Пилецкий, например, владеет еще соло-гитарой, терменвоксом и виолончелью. Так что прозвище «Пила» он получил отнюдь не только благодаря звучанию фамилии.

Однако, будучи суперпрофи, он, в отличие от меня, уже пережил свой период беззаветной влюбленности в музыку и музицирование, и больше всего его теперь интересуют судьбы мира и технический прогресс. С нашим мастером «золотые руки» Бобом он может говорить на эти темы часами.

– А ты в курсе, что научно-техническая стагнация имела искусственную природу? – продолжал Пила, теребя в руках цепочку на шее, на которой почему-то вместо крестика болтался какой-то ключик. – Сейчас говорят «ННТР», «ННТР» – «Новая Научно Техническая Революция»… А на самом деле это все та же НТР, которая случилась в середине двадцатого века. Но тогда ее слегка придушили. Почти на сто лет.

– Кто придушил? – спросил я. Сугубо из вежливости. На самом деле тема разговора не вызывала у меня особенного интереса. Хотя и отвлекала, спасибо ей.

– Многие, – отозвался Пила. – Разработку дешевых нейрокомпьютеров сдерживала IBM, экомобили не шли в производство под давлением нефтяных гигантов, и даже информация об их изобретении была засекречена. Работы с антигравитацией контролировались и саботировались NASA, а генная инженерия и клонирование по наущению медиков и юристов запрещались правительствами всех стран «по этическим причинам»…

Что-то снова не верится. Какая разница государству, как его граждане размножаются? Лишь бы размножались. Ну, хочет кто-то воспитывать ребенка, как две капли воды похожего на его любимую кинозвезду или спортсмена, почему бы и не разрешить, если технически это возможно?..

Хотя, кое-какие этические, точнее даже юридические, недоразумения в этой сфере сохранились до сих пор. Я вспомнил дешевый разноцветный рекламный проспектик «Дети на любой вкус», найденный в номере голландской гостиницы. Не такой, конечно, обширный, как в лицензированных центрах клонирования, а включавший в себя лишь пару-тройку десятков самых ходовых моделей. Чемпион мира по баскетболу Леон Джавар-Заде, сериальная актриса Джессика Аллен, наша поп-дива Слава-Ярослава, модный кутюрье Стив Ньюмэн и тому подобная шантрапа.

Остается только удивляться, что кто-то покупается на эту дешевку. А потом, лет этак через пять-шесть в каждый первый класс каждой российской школы явится лишь две-три уникальных особи, зато с ними – пяток маленьких Львов-Леонов, пяток Джессик, десяток Слав и пара-тройка Стивенов-Стёп… Почти уверенно можно сказать, что люди, у которых хватает ума заказать себе этих дешевых нелегальных клонов, не пожелают и дать им хотя бы другие имена.

Брр… Позже, лежа на животах и болтая ногами, мы рассматривали этот проспект со Скюле, и она сказала мне на ломаном, до предела упрощенном английском, на котором мы с ней и общались (и нам хватало): «I don’t like this children. I want to have your child…»[9] Приятно это слышать мне было чертовски, хотя тогда я и подумал, что это она врет специально для моего удовольствия. Вряд ли «RSSS» – единственная команда, по которой она фанатеет и с которой, соответственно, спит.

Однако, уже в Стокгольме, она сказала мне на обеде в ресторане: «Doctor said, I’ll bring you child. It’s boy»[10]. Да, сейчас пол ребенка можно определить чуть ли не в момент зачатия. Я замер с ложкой возле открытого рта, а она засмеялась, встала из-за стола и пошла к выходу. И больше я ее не видел. Возможно, эти слова были ее прощанием. Или она все наврала? Просто так. Для эффектности.

… Вагон вздрогнул, перрон поплыл вниз и назад. Поднявшись на свою стандартную трехметровую высоту, поезд почти бесшумно набирал скорость… Я и не заметил, как Пила, по-видимому, обнаруживший мое полное безразличие к беседе, завалился, как и я, на полку и уже удовлетворенно похрапывает. Стану ли я когда-нибудь так же, как он, безразлично относится к собственным изменам? Или я все-таки возьмусь за ум, и больше это не повторится?

Ладно. Время и впрямь позднее, завтра буду дома, встречусь с Кристиной, там и видно будет.

Я перевернулся обратно носом к стенке и закрыл глаза. Только бы заснуть. Только бы не мешала эта… Да что я, право слово, веснушек не видел, что ли?! Да и не в них вовсе дело.

Я и ожидать не мог, что совесть моя очистится прямо в момент встречи с Кристиной. Потому что первым, что она выпалила мне на перроне, было:

– Милый, я поняла: чтобы мне не скучать, когда ты уезжаешь на гастроли, мы должны срочно завести ребенка. – Не дав мне опомнится, она продолжила: – Я уже присмотрела подходящую модель. Это будет Стив Ньюмэн.

Вот так-так… На миг меня охватила горечь, но тут же и отпустила, сменившись резонной мыслью: «Вот и ладно. Это все искупает. Да, обидно, что она не хочет, чтобы биологическим отцом ее ребенка был я. Но она отказывается и от собственного биологического материнства. В то же время, возможно, и впрямь где-то в Скандинавии скоро родится мой конопатый незаконнорожденный сын. Так почему бы мне не взять на воспитание вполне законного Степу Новочеловекова?»

– Не надо упрямиться, – проследив за чередой мимических изменений на моем лице, сказала Кристина, – но я и не тороплю. Это довольно дорого, к тому же ты должен привыкнуть к этой идее.

– То есть за ребенком мы пойдем не сегодня? – заставив себя улыбнуться, спросил я и поднял руку, ловя такси.

– Не сегодня, – без тени иронии кивнула Кристина. – Завтра. А сегодня мы идем на показ зверей. Прямо сейчас.

– В зоопарк? – удивился я. Экомобиль притормозил перед нами, и его дверца приглашающе распахнулась.

– Да нет же, – передернула она плечиками, – я ведь сказала тебе: на показ.

– Черная пантера, первый номер нашей коллекции, – раздался жеманный голос комментатора. – Черной пантерой обычно называют темноокрашенного леопарда, встречающегося в Юго-Восточной Азии. Обратите внимание на изумительный окрас шерсти этого восхитительного существа.

Грациозно потянувшись и мягко переступив с лапы на лапу, пантера повернулась боком, а затем медленно, словно в полусне, прошлась по подиуму взад и вперед.

– Казалось бы, абсолютно черная шерсть пантеры, – продолжал комментатор, – покрыта еще более темными пятнами, словно бы крупными веснушками, какие бывают на теле северных женщин.

Зря он это сказал.

– Пантера – кошка, которая гуляет сама по себе, пантера – деловая самка, пантера – хозяйка джунглей, никому не позволяющая безнаказанно вторгаться на ее территорию.

В этот момент из-за кулис на противоположную сторону подиума выскочило некое, явно травоядное, животное и испуганно уставилось на хищника. Музыка стала напряженнее и резче. Пантера издала угрожающий рык и приготовилась к прыжку.

– Второй номер нашей коллекции – лань! – вскричал комментатор восторженно. – Парнокопытное животное из семейства оленей. На голове у самца лани имеются лопатообразные расширяющиеся рога, длиной до полутора метров! Однако перед нами, а что значительно хуже – перед пантерой – самка, беззащитная самка, хотя и сумевшая наставить рога своему самцу. Еще бы, ведь она изящна и обворожительна, кто посмеет мне возразить? Темно-коричневый окрас шерсти и светлый – подшерстка, сочетаясь, производят удивительное ощущение гармонии и покоя. А главное – глаза, эти пугливые глаза лани, не они ли так привлекают к их хозяйке самцов и хищников?

Пантера зарычала вновь, но лань, боязливо подрагивая тонкими ногами, неожиданно двинулась прямо к ней. Тогда пантера, прижавшись к полу, заскользила ей навстречу. И вот они поравнялись друг с другом… Но ничего не произошло. Они вновь разошлись, а затем, шагая в такт музыке, прошлись по кругу, друг против друга. После этого, опять сойдясь, они повернулись к публике задом и, синхронно покачивая бедрами, удалились за кулисы. Настоящее дефиле!

– Не правда ли, трудно решить, кто из них привлекательнее, хищница или тихоня?! – очнулся комментатор. – Проводим же их достойно!

Зал взорвался аплодисментами.

– Дикие лани, сохранившиеся в Южном Иране, – стараясь перекричать шум, продолжал комментатор, – находятся под угрозой исчезновения. Часть суммы, вырученной от сегодняшнего показа будет направлена на восстановление их поголовья.

– Классно! – повернулся я к Кристине. – Кто их так выдрессировал?

– Дурак ты, – сказала она, – это же модели. Они показами зарабатывают. Демонстрируют себя. Как я. Они умные.

Но уточнить, что все это значит, я не успел, потому что на подиум выскочило сразу несколько каких-то маленьких зверьков. Чтобы разглядеть их, зрители начали было приподниматься с мест, но тут над сценой вспыхнул огромный экран, на котором то, что происходит на ней было видно в многократном увеличении.

– Бурундуки! – вскричал комментатор с такой интонацией, как будто бы именно бурундуки доставляли ему в жизни наивысшее наслаждение, – род млекопитающих семейства беличьих. Длина тела до семнадцати сантиметров, длина хвоста – до двенадцати сантиметров.

Зверьки, тем временем резвились на подиуме, устроив под музыку нечто среднее между чехардой и танцем.

– Обратите внимание, на спине у бурундуков имеется пять продольных черных или темно-бурых полос. Ушки по сравнению с белкой небольшие, слабо опушенные. Хвост с густыми длинными волосами, но не округлой, а уплощенной формы. Шерстка короткая, жестковатая. Характерны вместительные защечные мешки.

В природе этот скромняга ведет наземный образ жизни, но в минуты опасности прекрасно взбирается на деревья. Питается орехами, создавая в своих подземных кладовых запасы до восьми килограммов, а также семенами, ягодами, нередко и насекомыми, зеленью трав и кустарников.

Даже в природных условиях эти полосатые красавцы крайне шаловливы, любопытны и доверчивы к людям. Однако люди, как это не странно, в нашем показе участия не принимают. – В зале раздались смешки. – Давайте же представим, как повели бы себя бурундуки, случись им встретиться с очередной нашей моделью – большой китайской пандой, млекопитающим семейства енотовых, чаще называемым «бамбуковым медведем»!

На сцену, чуть переваливаясь с боку на бок, выбежал объявленный комментатором черно-белый зверь, посередине подиума он поднялся на задние лапы, а затем уселся, потешно отмахиваясь от бурундуков, которые принялись перескакивать через него…

Я огляделся. Публика умилялась. Я уже понял, что передо мной вовсе не звери в привычном понимании этого слова, а существа, сконструированные с помощью генной инженерии. Мне стало неинтересно. Однако Кристина смотрела во все глаза, и я молча терпел. Кроме вышеперечисленных перед нами выступили орангутан, три страуса, два верблюда, зеленая черепаха, толпа лемуров, нильский крокодил, барсук и лошадь Пржевальского. Ее ржанием показ и закончился.

– По-моему, это ужасно, – заявил я, покинув «Слепого невидимку» и уже сидя в экомобиле.

– А по-моему, прекрасно, – возразила Кристина.

– Но это же противоестественно!

– Ничуть не более противоестественно, чем, например, выводить новые породы кошек или собак.

– Но эти животные не смогут жить на свободе.

– Ни одно животное, родившееся в зоопарке, не сможет жить на свободе. А эти и не захотят.

– Их сделали разумными без их ведома. Может быть, им это не нравится?

– Они родились такими. Нас всех сделали без нашего ведома, и никто нас не спрашивал, нравится нам это или нет.

– Но они вынуждены работать.

– Ничего подобного! Никто их не вынуждает. Они работают по собственному желанию. А вот в цирках дрессировщики действительно заставляют животных работать. Бьют их, пугают, морят голодом, унижают их достоинство мелкими подачками! А в зоопарках красота животных эксплуатируется людьми. Кому платят зрители в зоопарках? Животным?

– Можно подумать, эта коллекция моделей принадлежит не человеку! Кто ими руководит?

– Пингвин! – рявкнула вконец обозленная Кристина.

– Кто? – не поверил я своим ушам.

– Пингвин! – повторила она.

– Какой еще пингвин?!

– Галапагосский!

«Хорошо, хоть не осел», – пробормотал я себе под нос, уже ничему не удивляясь, и всю остальную дорогу к дому мы провели в тяжелом молчании.

Но помирились мы довольно быстро. В конце концов, меня полтора месяца не было дома. Мы пили красное вино и ели какие-то вкусности, приготовленные Кристиной к моему приезду. (После того, что с нами стряслось перед самой свадьбой, мы с ней оба не признаем Дистанционно Управляемые Разумные дома, так что готовит она сама, чему я рад несказанно). Я рассказывал ей о своей замечательной поездке, кое о чем, конечно же, умалчивая, а потом мы любили друг друга. Так что нам было не до ссор.

…Утро выдалось не из самых приятных. Похоже, я все-таки слегка вчера перебрал. Так что вместо настоящей я сделал виртуальную зарядку. Если не знаете, что это такое, объясняю. Это такая специальная программа, благодаря которой моя голографическая копия в натуральную величину подчиняется моим командам. Я валяюсь на диване и приказываю:

– Тридцать раз отжаться!

И я-виртуальный отжимается.

– Сорок раз присесть!

И он (в смысле я) приседает.

На самом деле очень даже взбадривает. Не так конечно, как если бы я занимался на самом деле, но лучше, чем вообще никак. Чисто психологически. Появляется нечто вроде чувства выполненного долга. А то, что было вялостью, теперь кажется усталостью… Да и Кристине хоть какой-то партнер был, она-то чувствовала себя прекрасно и зарядку делала по-настоящему.

Позавтракав, мы, как и договорились вчера, собрались в самый роскошный коммерческий центр планирования семьи под названием «Амур, плюс» заказывать себе «Степу Новочеловекова». И впрямь, чего голову ломать: раз оригинал зовется Стивом, пусть и пацан будет Степой.

– Кстати, – спросил я, одеваясь, – а что это стоит?

– Тысяч триста, – как ни в чем не бывало, отозвалась Кристина.

– Баксов? – уточнил я, присаживаясь, чтобы не упасть, на диван. Я уже чувствовал, что именно баксов.

– Не рублей же, – пожала она плечами. – Это же все-таки человек. Ребенок. Наше будущее.

– Но, милая моя, это несколько больше, чем я заработал за весь тур… Я музыкант, а не банкир…

– Откроем кредит. Ты – популярный музыкант. Это что, твои последние гастроли? Ну, ты будешь собираться или нет?

Тут только я понял тех лохов, что покупаются на дешевые проспекты подпольных клон-фирм, разбрасываемые в номерах гостиниц. Цены, помнится, там были ниже на порядок.

– Ты знаешь, а ведь можно точно такого же ребенка купить в другом месте… – начал, было, я.

– Паленого?! – возмутилась Кристина. – Да ты в своем уме? От паленого клона можно ожидать всего, что угодно! Ты хочешь, чтобы я родила монстра? Или калеку? Мы ведь не можем отследить, как проводилось клонирование, не повредили ли они чего, не занесли ли какую-нибудь заразу. Да даже если все сделано нормально, качество все равно не гарантировано. Мало ли что Стив Ньюмен – гений, а вдруг у него были какие-то генетические заболевания, которые не проснулись в течение его жизни по чистой случайности? Настоящая фирма все проверяет и злокачественные гены исправляет, а твои кустари ничего не проверяют.

Так-то оно так… Но триста тысяч… А я-то рассчитывал, что мы приобретем… Да мало ли на что я рассчитывал, какая теперь разница?! Я поплелся за Кристиной к выходу, и тут она вновь меня огорошила.

– Знаешь, – сказала она, – вообще-то я согласна. Это для нас дороговато. Да и все-таки, по-моему, будет неправильно, если мы будем воспитывать Стива Ньюмена, который никакого биологического отношения к нам не имеет. Может быть, пусть лучше меня оплодотворят его сперматозоидом? Тогда это будет уже наполовину он, а наполовину я. И, насколько я знаю, это раза в три дешевле.

О боги! Какие еще унижения предстоит мне перенести, как плату за неверность?! Не будь этой веснушчатой скандинавской дуры, я бы сейчас закатил такой скандал, что Кристина и думать бы забыла обо всех этих новомодных способах зачатия. Теперь же я вновь проглотил обиду, потому что понял, что у меня язык не повернется обвинить ее в некоей завуалированной форме адюльтера… Так что я промолчал, и мы, наконец, выбрались из дому.

… Холеный клерк из «Амура +» взял с нас подписку о неразглашении врачебной тайны, зачитал нам наши права, обязанности, пригрозил уголовной ответственностью и лишь после всего этого сказал:

– К сожалению, в данный момент образцов семени от Стива Ньюмена у нас нет. Спрос очень высок, и вам придется записаться на очередь.

– И сколько ждать? – спросил я, делая хотя бы вид, что вся эта затея мне нравится, и именно я ее инициатор.

– Думаю, месяц-полтора. Но лично я советовал бы вам подумать. Может быть, стоит заказать кого-то другого? Выбор огромен.

– Например? – продолжал хорохориться я.

– Повторяю. Выбор огромен. Назовите мне имя известного в мире человека, перед которым вы приклоняетесь, и девяносто девять процентов из ста, что его семя есть у нас.

– Никто, кроме Стива Ньюмена нам не нужен, – холодно заявила Кристина.

– Поверьте мне, я уже не первый год работаю здесь и видел много раз, как женщины приходили сюда с намерением зачать от одного семени, а уходили абсолютно счастливые, оплодотворенные совсем другим.

– Нам нужен только Стив Ньюмен, – упрямо повторила Кристина.

– А вы что скажете? – повернулся клерк ко мне. – Кто вы по профессии?

– Музыкант, – ответил я, пожимая плечами. – При чем здесь это?

– Классика, эстрада или авангард?

– Скорее, эстрада.

– Может быть, вас заинтересует ребенок от Пола Маккартни?

– Бред. Его давным-давно нет в живых. Какая-то подделка.

– Подделка?! – оскорбился клерк. – Вы что, никогда не слышали о том, что сперма стала храниться в банках с середины двадцатого века?!

Я представил себе множество больших, по-видимому, трехлитровых, стеклянных банок, и мне стало дурно. Но я тут же сообразил, что речь идет о других банках – о хранилищах, и отозвался:

– Слышал. Но, я думал, сперму сдавали тогда лишь анонимные доноры, и ей оплодотворяли женщин, мужья которых были бесплодны…

– Отнюдь. Хотя анонимные доноры есть и сейчас, но и покупка семени у выдающихся людей практиковалась уже в прошлом веке. Однако тогда она хранилась без движения. На всякий случай, до поры. Несовершенство законодательства не позволяло пустить ее в дело. Сейчас этот недостаток преодолен. Ведь практика зачатия от талантливых в какой-либо области людей оздоравливает нацию, да и человечество в целом.

Естественный отбор в нашем обществе уже давно не происходит, и выживают все – и больные, и хилые, и глупые; и все норовят размножаться, – говоря это, клерк так пронзительно смотрел на меня, что я отвел глаза. – Но если семя самых умных, самых сильных, самых смелых мужчин будет оплодотворять значительно большее количество женщин, чем семя рядовых особей, ситуация уравновесится.

– Я всё это знаю… – почему-то чувствуя себя виноватым, начал я.

– Но вы не знали, что в наличии у нас имеется семя великих людей прошлого столетия, – не дал он мне закончить. – Ничего страшного. Вполне простительное невежество.

– А как все это сохранилось? – стараясь не замечать его оскорбительного тона, спросил я, – и почему не кончилось? Что, желающих мало?

– Отнюдь, – покачал головой клерк. – Желающих много. Но ведь для зачатия по современной технологии нужен один единственный сперматозоид. А вы знаете, сколько их в одной капле? Что касается сохранности, то это дело техники. Определенная температура, определенная среда…

– Кто у вас еще есть? – вдруг полюбопытствовала Кристина так, словно разговаривала на рынке с торговкой редиски. – Поинтереснее?

– Поинтереснее?

– Да, я подумала, что, вообще-то двадцатый век – это экзотично.

– Вот как? Что ж, у нас есть все нобелевские лауреаты, начиная с семидесятых годов прошлого столетия, а так же актеры, спортсмены, политики…

– А вы нам что порекомендуете? – прервала его Кристина. Да что она, в самом деле, с ума сошла, что ли?!

– Я, вам?.. – клерк как-то по особенному посмотрел на нее, и мне сразу захотелось набить ему морду.

– Вас интересуют заграничные образцы или отечественные? Согласно программе оздоровления нации, тридцать процентов от цены отечественных образцов оплачивает государство.

– Дело не в цене, – заявила Кристина, и я заметил, что она слегка порозовела.

– В таком случае, мне кажется, – вновь оглядывая ее с ног до головы, сказал клерк, – вам подойдет Шварценеггер.

Это еще что за зверь?

– Покажите, – попросила Кристина, и в голосе ее так явственно прозвучали кокетливые нотки, как будто клерк предлагал ей собственную сперму. И не в пробирке, а так сказать, в естественном сосуде. Да, даже если и в пробирке… Интересно, не случаются ли тут такие инциденты? Отличный заголовок в желтой газетке: «Маньяк подменил сперму Наполеона собственной»… Нет, при Наполеоне всей этой ерунды точно еще не было …

Тем временем клерк подал Кристине раскрытый каталог.

– Шварценеггер, – повторил он.

Я заглянул ей через плечо. Лучше бы я не заглядывал. Ужас.

– И кто он был? – спросила Кристина.

– Звезда Голливуда. Вот, тут написано. Славу ему принесла главная роль в фильме «Терминатор».

«Странные же вкусы были у наших предков», – подумал я. И тут же, не веря своим ушам, услышал Кристину:

– Миленький.

– Может все-таки лучше Маккартни? – поспешно спросил я. Мне вдруг стала нравиться эта идея. А то еще выберет этого… Терминатора.

– Хватит в семье одного музыканта, – отрезала Кристина.

– Тогда, может быть, все-таки, подождем Стива Ньюмена?

Как ни странно, мои слова оказали на Кристину некоторое положительное воздействие.

– Мы не хотели бы принимать скоропалительных решений, – сказала она клерку. – Хотелось бы просмотреть ваш каталог на досуге, хорошенько подумать…

– Это лишь один из нескольких сотен томов, – мягко улыбаясь сказал клерк так, как говорят с маленькими детьми.

– Но-о, – начала, было, Кристина, нахмурившись, однако клерк опередил ее.

– Всю информацию вы можете получить на нашем сайте.

– Я заходила туда. Никаких каталогов там нет. Ни моделей, ни цен…

– Теперь есть, – хитро усмехнулся клерк. – Вы же дали подписку. Вы стали нашими официальными клиентами. Не забывайте об этом.

Выходя из центра планирования семьи, я испытывал некоторое облегчение. Понятно, что эпопея не закончена… И все-таки Кристина выразилась очень точно: не стоит принимать скоропалительных решений.

В арке по пути к Измайловскому шоссе нас окликнул симпатичный парнишка лет семнадцати на вид. Мы остановились.

– Пожалуйста, извините, – сказал он, подойдя к нам, – вы ведь из «Амура»?

Я кивнул.

– Вы хотели получить клона или обращались в банк?

– Мы дали подписку о неразглашении, – чопорно сказала Кристина, поворачиваясь к нему спиной.

– Я не сделаю вам ничего дурного! – воскликнул парень и ухватил меня за рукав. – Я больше не спрошу у вас ничего! Честное слово! Просто, если вы обращались в банк, то у нас есть то, чего нет у них. Временно или совсем. Всего несколько имен, но зато каких! Товар, так сказать, штучный.

– Например? – сменила Кристина гнев на милость. Ее любопытство когда-нибудь ее погубит.

Парнишка, не заглядывая ни в какие шпаргалки, перечислил два десятка имен действительно самых модных сегодня мужчин. В том числе и Стива Ньюмена.

– Есть так же и сверхновое поступление из Стокгольма, – добавил он под конец. – Ритм-басист из «RSSS».

– Кто-кто? – не поверила ушам Кристина, а я почувствовал, что краснею до корней волос. Проклятая скандинавская сучка!

– «RSSS» – супермодная группа! – пояснил юный коммивояжер.

– А почему из Стокгольма? – продолжала допрашивать его Кристина, – он же наш, русский. – И, глянув на меня тяжелым взглядом, добавила: – Добрый молодец.

– Сейчас они находятся в мировом турне, – пояснил добрый мальчик, – и предлагаемые образцы нашему агенту удалось получить именно в Стокгольме.

– Понятно, – сказала Кристина, и я услышал, что ей действительно все понятно. – И сколько же вы хотите за это сокровище?

– Всего шестьдесят тысяч! – радостно сообщил юноша. – Причем, сразу вы вносите только залог – треть суммы, а остальное платите после родов, проведя генетическое тестирование и убедившись, что вам не подсунули фуфло. Тестирование за наш счет.

– Не дорого, – кивнула головой Кристина и вновь бросила на меня долгий, тяжелый взгляд.

– Видите ли, большая часть цены в легальном банке составляют налоги. А мы налогов не платим. Но ведь мы и рискуем…

– Конечно, конечно, – кивнула Кристина. – А сколько, если не секрет, стоят у вас образцы от Стива Ньюмена?

– Тридцать тысяч, – отозвался тот.

– Как? – тут уже она по-настоящему удивилась. – В два раза дешевле?!

– Стокгольмские образцы самые дорогие. Честно говоря, я даже не уверен, был ли с донором подписан договор… А Ньюмен, видите ли, настолько ходовой товар… Он есть везде. Если вы не в курсе, именно донорство спермы уже много лет является основной статьей его дохода, а модой он занимается только так, для саморекламы…

– Понятно, – оборвала Кристина. – Ладно. Мы подумаем. Где вас найти?

– Видите ли, я не могу оставить вам свои координаты. Вот если это сделаете вы, я позвоню вам тогда, когда вы скажете.

– Оставь ему свои координаты, – скомандовала Кристина.

– Пойдем, – потянул я ее за локоть, – перестань…

– Диктуй координаты! – буквально прорычала она.

Вздохнув, я продиктовал… Юноша удивленно поднял взгляд от записной книжки, пригляделся… И тут же, пробормотав что-то нечленораздельное, почти бегом выскочил из-под арки.

Она ни о чем меня не спрашивала. Она вообще не разговаривала со мной четверо суток. И вид у нее все время был такой, как будто бы она что-то непрерывно и напряженно обдумывает. Я, стараясь пореже попадаться ей на глаза, дни напролет пропадал в студии. Тем более, что мы принялись срочно нарабатывать новый материал. Слишком много групп сгорало после первых «звёздных» гастролей: сперва катались, потом отсыхали, новых хитов нет, интерес публики падает, и если кто-то успеет в ее головах занять твою нишу, то процесс этот может оказаться необратимым.

Рассказал историю нашего с Кристиной похода в “Амур” Пиоттуху-Пилецкому.

– Мда-а, – крякнул Пила. – Не люблю я такую романтику. – Это его любимая поговорочка.

– Думаешь, я люблю, – откликнулся я. – Встрял, так встрял…

– Встрял ты, прямо скажем, не на шутку, – согласился он. – И ведь, главное, с первого раза, да?

– Да, – кивнул я со вздохом. – А ты говоришь, «хорошо, что мы родились в середине двадцать первого века»… Проклятое время. Стоит на минутку расслабиться, а тебя уже и расклонировали по всему миру… Что делать-то?

– На будущее – пользоваться резинкой…

– На будущее мне не надо, я с этим раз и навсегда завязал. Ты мне скажи, что мне сейчас делать. Вот ты – сто лет женат. Что бы ты сказал жене в такой ситуации?

– Даже и не знаю, что тебе посоветовать, – почесал Пила в затылке. – Не кричит, говоришь?

– Молчит.

– Это плохо. Моя бы поорала да и успокоилась бы.

Утром на пятые сутки Кристина внезапно обрела дар речи.

– У меня есть предложение, – сказала она. – Давай-ка, я рожу ребенка от тебя.

Я весь внутренне подобрался.

– Я конечно рад такому повороту, – сказал я осторожно, чувствуя в ее словах какой-то глобальный подвох. – Но с чего это ты вдруг так решила?

– Из чисто экономических соображений, – отозвалась она. – Ведь получается, я даром получу то, за что другие идиотки будут платить шестьдесят тысяч долларов.

– Так-то оно так, – продолжал я с опаской, – но лично для меня такое решение было очевидно и раньше. А вот ты, помнится, почему-то хотела…

– Ты что, пытаешься отговорить меня?

– Нет-нет-нет. Но мне хотелось бы понять…

– Я – модель, – сказала она с нажимом. – И вся моя жизнь – жизнь модели. Я не могу себе позволить ребенка от какого-то лоха… – Это слово она произнесла с явным удовольствием. – Но внезапно выяснилось, что твоя сперма имеет довольно высокий рейтинг. Возможно, я выбрала бы ее, даже если бы и не была с тобой знакома.

– Хорошо, что ты со мной знакома, – кивнул я так же серьезно. – Я не возьму с тебя ни копейки.

Она свирепо глянула на меня, но тут же, не удержавшись, засмеялась. Я с облегчением вздохнул. Но оказалось, радоваться было рано. Потому что Кристина тут же остудила меня:

– Но в благодарность за это решение ты должен кое с чем смириться.

– А именно? – спросил я, слегка пугаясь.

– Во-первых, ты должен стать официальным донором спермы.

– М-м… Ладно, – смысла в этих ее словах было, во всяком случае, не меньше, чем во всем остальном. Раз она хочет иметь престижного ребенка, мне действительно предется переквалифицироваться из ебарей-кустарей в профессиональные быки-производители.

– А во-вторых?

– Я записалась в школу моделей. Дорогую.

– Ты ведь уже заканчивала и курсы, и школу…

– Но я записалась в школу моделей для животных.

– Почему?! – я буквально впал в коматозное состояние.

– Мне понравилось, как они работают. Мне кажется, их там учат лучше, чем людей. И я хочу участвовать в их показах. Демонстрировать человека. Это я сама придумала.

Я стиснул зубы. Глупее я еще в жизни ничего не слышал. Но возражать я не буду, не буду… Надо только выждать время, рано или поздно «стокгольмский инцидент» потеряет актуальность, и проснувшаяся в Кристине мстительная стервозность, будем надеятся, рассосется.

– Ну-у, если это все, то я уже смирился, – заверил я, нарушив паузу – Тем более, что мне ведь будут платить, как донору. И я не думаю, что эта твоя школа обойдется нам дороже, чем обошелся бы…

– И завтра вечером, – перебила она меня, – к нам в гости придут мои новые подруги. Двое. Элизабет, она зебра, и черепашка Оксана. Я хочу, чтобы ты был дома. А если ты против, – поспешила она предупредить мои возражения, – я делаю вывод, что ты – неисправимый шовинист, ксенофоб и пересматриваю свое решение насчет ребенка.

Что мне оставалось? Я только вздохнул и покорился.

Что-то снова захотелось в турне.