Бремя Юртов

Глава 9

Ветер выл и стонал вокруг последних остатков Кал-Хат-Тана, поднимал песок и наращивал холмы, которые и так уже почти скрыли от неба мертвый корабль. Хотя Элосса, живя в суровых высотах, хорошо была знакома с дыханием зимы, она вздрогнула, спустившись по трапу вниз. Ее тревожил не только этот холодный ветер, но и холод внутренний. Она пришла сюда по обычаю своего народа, чтобы открыть тайну юртов, и твердо сделала выбор. Узнав о сущности бремени, наложенного смертью на ее род, она сознательно решила не следовать установленному веками правилу — вернуться в свой клан, — а попытаться думать по-новому, найти «золотую» середину, где юрты и раски будут когда-нибудь жить в мире и согласии, а прошлое будет похоронено с Кал-Хат-Таном и кораблем.

— Наступает дурная погода. — Ноздри раски шевельнулись, словно он, как дикие обитатели горных высот, мог почувствовать какое-то изменение ветра, служившее предупреждением. — Нам понадобится укрытие.

Элосса все еще не могла поверить, что она и раски могут беседовать, как люди одной крови и клана. Она держала в тугой узде свой мысленный посыл, понимая, что она бессознательно станет общаться или пытаться общаться без слов, а для раски такое общение было страшным отвратительным вторжением. Ей следует быть осторожной в этой еще непрочной дружбе. Стэнс уверял, что его Дом некогда правил в Кал-Хат-Тане, и он был рожден и воспитан для мести юртам. Но он первый из своего рода вошел в полузасыпанный корабль и узнал правду о том, что произошло в давние времена. Узнав это, он откинул свою давно возникшую ненависть, поскольку был достаточно разумен, чтобы понять, что город оказался разрушен из-за прискорбной ошибки, и что на его народе тоже лежит какая-то часть вины, заключающаяся в том, что он позволил себе отбросить цивилизацию и стать ниже, чем мог быть.

Юрт и раски… Все нутро Элоссы протестовало против какого-либо близкого контакта с ним, и он тоже, наверное, находил в ней много неестественного, а может, и отталкивающего.

Сейчас он не смотрел на нее, а оглядывал развалины города и далекие холмы за долиной, в которой располагался Кал-Хат-Тан. Он был одного роста с Элоссой, его более темная кожа и коротко остриженные волосы казались ей странными. Он носил кожаную с мехом одежду охотника и в качестве оружия — лук. Привыкшая к стандартам юртов, Элосса не могла правильно судить о нем и не могла решить, можно ли назвать его красивым. Но его решительность, силу разума и смелость она приняла как факт.

— Еще не поздно… — медленно начала она, и Стэнс ответил прежде, чем она облекла в слова свою мысль:

— …забыть то, что мы видели и слышали, леди? Идти обратно к тем, кто не хочет прозревать, кто противится всему, чему их могли бы научить? — Он покачал головой. — Для меня такого пути нет. Там, — он махнул рукой в сторону холмов, — мы найдем кров, и это лучшее, что мы сможем сделать. В этих местах зима приходит рано, и бури налетают иной раз без предупреждения.

Стэнс не предложил укрыться в корабле или в подземелье, где он связал Элоссу, и она считала, что он прав. Они оба должны освободиться от прошлого. Только уйдя от него, они смогут по-настоящему встретить будущее.

Они поспешно пошли прочь от развалин и корабля, вход в который закрылся за ними, скрыв тайну до следующего появления какого-нибудь юрта. Может быть, другой паломник тоже поймет истину, что не нужно держаться за прошлое, а надо стремиться в будущее.

Над ними собирались тучи, ветер усилился и подгонял в спину, когда они шли по долине, как бы отгоняя их от развалин и корабля. Стэнс шел настороженно, все время оглядывая пространство впереди, как будто ожидал нападения. Элосса позволила себе немного мысленного поиска. Здесь не было ничего живого. Но она чувствовала, что лучше не привлекать внимание ее спутника к особенностям ее дара, которого так страшился весь его род.

Она легко подстроилась под шаг Стэнса, потому что юрты были скитальцами. Он молчал, и у нее не было причин прерывать это хрупкое молчание. Их сотрудничество было таким новым, таким непроверенным, но устраивать проверку у нее не было желания.

Сумерки опустились на них прежде, чем они дошли до холмов, но холмы были теперь отчетливо видны, они казались такими же суровыми и голыми, как и равнина. Наконец Стэнс остановился и указал влево, где стояло несколько высоких камней, как бы растущих из-под земли.

— Они могут укрыть от ветра, если он не переменит направления, — заговорил он впервые с тех пор, как они оставили руины. — Это лучшее убежище, которое можно найти поблизости.

Элосса с сомнением смотрела на камни. У нее были основания предполагать, что это не естественные признаки образования, а тоже развалины. В таком месте могли зацепиться иллюзии. Хотя подобные проявления были всего лишь галлюцинациями и тренированный юрт мог контролировать их, но облик, который они принимали, мог напугать, а страх действовал на стабильность даже очень дисциплинированного мозга. Но Стэнс был совершенно прав: нельзя было идти дальше, поскольку приближалась ночь. Даже небольшая защита от ветра была желательной. Если эти камни содержат какие-то эмоции, отпечаток которых достаточно силен, чтобы вызвать иллюзии, она должна низвести эти видения до того, что они есть на самом деле.

Как говорил раски, камни укрывали от ветра. Элосса открыла свою дорожную котомку. Теперь перед ними должна была встать проблема пищи и воды. Запасы Элоссы были весьма скудны. Она разделила со Стэнсом лепешки из грубой муки, и во фляжке была вода, но ее следовало экономить, пока они не найдут в горах какой-нибудь источник.

Стэнс не отказался от угощения и ел неторопливо и аккуратно, чтобы ни одна крошка не пропала даром. К воде он едва прикоснулся. Затем он кивнул в сторону холмов.

— Там есть вода и дичь… — он сделал паузу и нахмурился, как будто мысли его путались. Он стукнул себя по лбу и продолжал: — Там пещера — Рот Атторна…

— Рот Атторна? — повторила она, когда он вновь замолчал. — Ты знаешь эти места?

Традиции Дома делали Стэнса в этом поколении стражем Кал-Хат-Тана. Значит, он знает также и о том, что находится вокруг города?

Он нахмурился еще сильнее.

— Знаю, — сказал он с резкостью, исключающей дальнейшие расспросы.

Завернувшись в плащи, они легли за камни. Внезапно Элосса была разбужена каким-то внутренним предупреждением, свойственным юртам. Над ней склонился раски, едва видимый в ночной темноте. Что-то слабо блеснуло в его руке… Обнаженный нож.

Элосса откатилась в сторону, и нож вонзился в землю, там, где она только что лежала. Стэнс потерял равновесие. Элосса опять откатилась за камень. Встав на ноги и схватив посох, она ждала, и сердце ее билось так сильно, что тело вздрагивало. Она послала мысленное прикосновение и нашла дикие мысли, почти столь же беспорядочные, как и только что случившееся нападение. Ужас крепко держал мозг раски. Она увидела в его сознании образ чудовища: он принимал ее за чудовище!

— Стэнс! — громко выкрикнула она, пытаясь разбудить его, потому что, ей казалось, человек может быть так дезориентирован только в кошмарном сне.

Она услышала ответный крик, дикий, звериный, и увидела, что Стэнс бежит от камней в темноту ночи, бежит, как преследуемый чем-то совершенно ужасным.

Элосса, дрожа, ухватилась за камень… Что произошло? Наверное, то, чего она опасалась: в этих камнях скопились эмоции и оказали воздействие только на раски из-за его происхождения.

Бежать за ним не имело смысла. Если источником его ужаса были камни, он придет в себя, как только выйдет из-под их влияния. Она широко раскрыла сознание, чтобы не привлечь никакого внимания — послала очень недолгий поиск.

Стэнс все еще продолжал бежать. Элосса не пыталась вернуть его. Такая попытка могла только повысить искажение его сознания. Она снова устроилась под защитой камней. Все ее осторожные пробы показывали, что это просто камни. Похоже, если они излучали какие-то иллюзии, то эти последние угрожали только раски. Она хотела оставаться настороже, но все-таки погрузилась в сон и вновь проснулась с ощущением страшной опасности. Открыв глаза, она одну-две секунды думала, что все еще спит и видит какой-то особенно живой сон.

Она не лежала на равнине у камней, а стояла, опираясь на посох, в узком ущелье между двумя высокими холмами. Вокруг был высохший кустарник, а прямо перед ней сидел саргон, его рычание, эхом отраженное от холмов, несло в себе страшную угрозу.

Животное было молодым, возможно, родившимся в этом сезоне, но даже с таким детенышем саргона ни один человек не мог справиться, а зверь каким-то образом знал, что она совершенно беззащитна.

Элосса отчаянно призывала мысленный контроль, но ее тренированная мысль действовала как-то вяло и не могла удержать рычащего зверя. Сейчас он разорвет ее когтями…

В воздухе послышался пронзительный поющий звук. Бока саргона вздрогнули, словно он собирал силы для прыжка, но не прыгнул, а взвыл: из его горла торчал конец стрелы.

Элосса пришла в себя и применила к животному всю силу своего таланта, одновременно метнувшись в сторону.

Саргон визжал, царапая лапой рану в горле, откуда лилась темная кровь. Элосса плотно прижималась к каменной стене ущелья. Между ней и раненым зверем был только хилый кустарник, через который животное легко могло пробиться. Она, как могла, мысленно давила на зверя. Саргон тяжело двинулся вперед, ломая кусты. Кровь его теперь лилась еще сильнее. В воздухе опять раздался звук, и в тело разъяренного зверя впилась вторая стрела. Саргон завертелся и еще раз посмотрел на Элоссу. Он все еще готовился напасть, и она не могла повлиять на объятый злобой чужой мозг. Ничто не могло заставить саргона отказаться от его намерений, кроме…

Видимо, близость смерти ускорила мышление Элоссы. Она отбросила тщетные попытки отвлечь внимание зверя и со взрывом энергии, собравшейся только под хлыстом страха, создала иллюзию. Вторая Элосса, изображенная, может быть, не слишком тщательно, но все равно достаточно похожая на намеченную зверем жертву, стояла теперь рядом с ним. Иллюзорная девушка повернулась и побежала. Саргон, громко воя от боли и потери крови, повернул свое тяжелое тело для преследования. Видимо, теперь он представлял собой удобную цель для невидимого стрелка, потому что запела третья стрела. Саргон поднял голову, разинул пасть для рева, но ни одного звука не вышло из его горла, только фонтаном хлынула кровь. Животное сделало шаг, второй — и упало.

Элосса едва держалась на ногах. Последние усилия истощили ее так, как не случалось со времени первых дней ее ученичества. Нужен был основательный отдых, прежде чем ей удастся собрать даже самую малую часть мысленной силы. Она подняла голову; посыпались мелкие камни и земля, спускался Стэнс. В своем теперешнем состоянии она не могла определить его настроения. Впрочем, если бы он желал ей вреда, ему стоило только оставить в покое саргона. Но, может быть, какая-то часть врожденной жажды мести все еще оставалась в нем, и он хотел взять жизнь юрта своими руками? Она стояла спокойно. Все равно она не могла убежать, потому что из нее вышла вся энергия. Стэнс остановился над телом саргона и посмотрел на Элоссу. Потом опустился на колени и принялся вытаскивать стрелы из туши саргона. Он тщательно очистил их о землю и сложил в колчан. На Элоссу он больше не смотрел, как будто ее тут и не было, и ничего не говорил. Что же теперь будет? В ней снова проснулось отвращение ко всем раски. Видимо, слишком велика была бездна между двумя расами, чтобы можно было перекинуть мост.

Стэнс встал, и на его темном лице было выражение, которого она не понимала.

— Жизнь за жизнь, — сказал он как бы против воли. Что это означало? Расплата за помощь, которую она ему оказала, когда он был ранен таким же зверем? Или он спас ее теперь из-за своей неудачной попытки убить ее ночью? Она чувствовала себя слепой, так как не могла выяснить правду с помощью мысли-поиска.

— Ну, — сказала она наконец, — зачем ты поднял на меня нож? Неужели древняя ненависть все еще так сильна в тебе, Стэнс из Дома Филбура?

Он открыл рот для ответа, но тут же закрыл. Вокруг него была аура осторожности, словно он стоял перед возможным врагом.

— Почему ты хотел взять мою жизнь, Стэнс? — вновь спросила она.

Он медленно покачал головой.

— Я не хотел убивать… — начал он, поднял голову и взглянул ей в глаза. — Это не я. Здесь такое место. Такие тайны, о которых мы, раски, давно забыли, а вы, юрты, при всей вашей власти, никогда не знали. Здесь на мое тело действует чужая воля. Если ее желание не срабатывает, она оставляет меня. Я… — он нахмурился, — я подумал, это другое, не от раски и не от юртов… и это очень опасное, может быть, для нас обоих. Этот мир мог иметь свои тайны — в этом нет ничего невозможного.

Элосса повернула голову и взглянула на холмы, возвышавшиеся над ними. Можно уйти обратно, замуровать в дальнем уголке мозга все, что случилось с ними, все, что они узнали насчет себя и своих народов. Но она не думала, что это возможно. Идти наверх — риск встретить абсолютно неведомое. И все-таки в ней росла уверенность, что это единственный ее путь.

— Мы должны подняться, — сказал Стэнс. — Меня притягивает туда, как в Кал-Хат-Тане. Это притяжение не коснулось тебя, леди? Я знаю, что ты не можешь теперь доверять мне, но в какой-то мере мы связаны.

Элосса решительно отошла от стены, служившей ей поддержкой.

— Я нашел воду и тропу ко Рту, — сказал он. — Это недалеко. Пошли.

Так она во второй раз выбрала новый путь.