Бремя чести

Глава 1

Забрезжил серый рассвет. Солнечные лучи проникали в подвал только летом, и то ближе к вечеру. В единственное мутное оконце можно было разглядеть, как улица поворачивает и ведет куда-то к домам более успешных и богатых людей.

Аткас вскочил с кровати, которую он давным-давно смастерил из пары деревянных лавок, оставленных тут прежним владельцем. Матрас Цила сделала сама, но он уже обветшал, поистерся и требовал замены. Юноша быстро оделся, застегнул куртку из грубой кожи и пригладил волосы, предварительно поплевав на ладонь. С той стороны, которую Цила облюбовала себе для сна, кровать была тщательно заправлена. Девушка уже встала и, вероятно, умывалась на улице.

Как обычно, он наскоро ощупал все оружие, искусно спрятанное в одежде. Самый длинный кинжал он хранил в особом кармашке на рукаве, а маленькие метательные ножи находились в отворотах сапог. Вообще-то ему нечасто приходилось этим всем пользоваться, скажем прямо — только пару раз, впервые для того, чтобы припугнуть не в меру ретивого крестьянина, у которого он из-под носа увел пару вещиц, а во второй раз — показывая меткость среди друзей. Стыдно вспоминать, но тогда он проиграл почти всем. Только Герри промазал по всем тыквам, Аткас умудрился попасть по мишени, а еще одну нож мазнул по боку, слегка вспоров кожицу, но тот бросок не засчитали. То-то все удивятся, узнав, что «известный неудачник Аткас» стал настоящим оруженосцем!

Волна радостного предвкушения наполнила воришку. Еще пара часов, и он станет служить настоящему рыцарю, в стальных латах и с золотишком в карманах! Юноша одернул себя. Еще вчера вся эта затея казалась ему глупой и дикой. Он первый рассмеялся бы в лицо тому, кто сказал бы, что он станет оруженосцем. Но, видно, в его душе, полностью, как ему казалось, циничной и равнодушной, до сих пор умудрился выжить маленький зверек по прозвищу «Романтика». Не последнюю роль сыграл и тугой мешочек с деньгами… Удивительное дело, но именно серебряные монеты заставили поверить его, что все происходит на самом деле, что рыцарь не обманывает и не насмехается.

«Сэр Экроланд! Конь оседлан и ждет вас!» — старательно проговорил Аткас, обращаясь к помутневшему зеркальцу, прибитому над столом. Отражение улыбалось до оскала. Неприятное зрелище. Аткас повторил то же самое, теперь напустив на себя строгий вид. Так то лучше, и губам не больно. Малыш в колыбельке радостно агукнул.

Юноша обернулся к младенцу, но не стал к нему подходить, а вместо этого приплюснул лицо к окошку. Если щекой плотно налечь на стекло, то вместо обычного зрелища разнообразных ног можно увидеть проходящих мимо людей целиком, правда, с необычного ракурса. В доме напротив располагалась мастерская портнихи. Ставни с ночи были закрыты — она не любила рано вставать. В засиженной мухами витрине виднелись очертания синего платья. Пожалуй, во всем городе только жена мэра могла бы позволить себе заказать такое: с серебряным шитьем по вороту и рукавам, с пышными юбками и пеной кружев. Когда Аткасу приходилось затянуть пояс потуже, он не раз думал о похищении этого великолепия. Останавливали его три вещи. Во-первых, мать дружила с портнихой. Во-вторых, на рынке еще не перевелись лопухи, у которых стащить — что конфету у ребенка отнять. И в-третьих, ну куда Аткас дел бы это платье? Разве что пришлось бы тащиться в Орлувин, надеясь, что какая-нибудь тамошняя фермерша соблазнится красивыми кружевами. Хотя, если подумать, ни на одну фермершу такое платье не налезет. Оно предназначено для тощих фигурок аристократок. Аткас думал, что платье так и будет висеть в витрине до конца дней портнихи, служа показателем ее мастерства.

Подумать только, может, он смотрит в это оконце в последний раз! Из-за такой мысли ему сразу стало скучно пялиться без толку на улицу, которую он видел уже тысячи раз, но в то же время внутри заворочалось какое-то тоскливое чувство, которое не позволяло оторваться от изрядно поднадоевшего вида.

— О, ты уже проснулся, — раздался голос Цилы.

Аткас обернулся и вяло махнул ей рукой. Цила, снимавшая куртку, выглядела веселой и оживленной, она принарядилась в свежую кофточку и ни разу не надеванный красный передник.

— В честь твоего отъезда сегодня будет особенный завтрак, — сказала девушка и захлопотала у стола, доставая из принесенной с собой корзины какие-то мисочки и баночки.

— Ты начала тратить деньги, — возмутился Аткас. — Неужели я не проживу без твоего особенного завтрака? Лучше б ты купила побольше еды впрок себе и малышу. Меня-то накормят у хозяина уже в обед!

По правде говоря, юноша вовсе не был так уверен в том, что говорил. Он не знал, действительно ли положен ему обед, или, возможно, предполагается, что оруженосцы сами ищут себе пропитание? Или они едят объедки со стола рыцарей? Все это предстояло выяснить очень скоро, но Аткас не собирался посвящать Цилу в то, что его тревожат проблемы будущего обустройства.

Девушка обиделась, а то и разозлилась. Он это понял по тому, как она упрямо склонила голову, не переставая что-то делать на столе, и по тому, как стала постукивать ногой по полу.

Он подошел и ткнулся носом ей в шею. На него накатил запах, такой родной — горькой полыни и ромашки. Ему совсем не хотелось ссориться с ней в такой день, поэтому он пробурчал извинения и наигранно бодрым тоном спросил:

— И что ты там приготовила?

Спина Цилы перестала выглядеть напряженной. Девушка усадила его за стол, сама села на краешек колченогого стула и, блестя возбужденными глазами, сказала:

— Я была в таверне у Торика. Когда он узнал о твоем отъезде, то велел передать тебе немного еды в дорогу.

Аткас немного расслабился. Значит, Цила не тратила денег.

— Жаль, что он не зашел попрощаться.

— Он огорчился, что это ты не зашел к нему, — возразила Цила. — Между прочим, никто тебе не мешал. И это после всего, что он для тебя сделал! Ты вполне мог оторвать задницу от кровати и сходить к нему, рассказать новости.

Юноша нахмурился. Да, с Ториком его связывали очень близкие отношения, более присущие братьям, чем просто друзьям, но уж больно давно они не общались. Сначала Аткас переехал жить на другой конец города вместе с Цилой, а потом Торик вплотную занялся торговлей и стал разъезжать по всей западной провинции, так что у них совсем не осталось времени на общение. Над своей таверной Торик поставил управляющего, но изредка лично проверял, все ли в порядке в подвластных ему владениях.

— Я даже не знал, что он в Стипоте, — защищаясь, ответил Аткас.

Внезапно ему в голову пришел вопрос: а Циле-то откуда известно, что Торик сегодня в таверне?

— Я сама случайно встретила его на рынке, — словно догадываясь о сомнениях юноши, торопливо сказала Цила. — Между прочим, там только и разговоров, что про тебя, да про рыцарей. Не пойму, как, но все узнали про то, что случилось давеча, и давай трепать языками! Впрочем, Торик уже уехал. У него какие-то срочные дела в Бельске. Он велел передать тебе самые теплые пожелания удачи в делах.

— Как всегда, насмешничает. Какие у меня дела! — пробурчал Аткас, с аппетитом уминая жареную картошку с мясом. Завтрак и впрямь получился на славу. Запивая еду теплым молоком из кувшина, он спросил, — не смотрела цены на шерсть, пряжу, на всякие иголки?

Цила покачала головой и отвернулась к малышу.

— А надо бы! Я с утра проснулся вот с какой идеей: может, тебе печь пирожки, а потом продавать их на улице, или в таверну? По праздникам ты озолотишься!

— У нас печка слишком маленькая. Да и потом, малыша куда девать? — Цила поморщилась. — Перестань за меня волноваться, я непременно что-нибудь придумаю. Найду какую-нибудь работу, вот увидишь. Может, мне даже получится уговорить старуху Тисклу иногда присматривать за маленьким, хотя у тебя гораздо лучше получается ладить с этой ненормальной.

Аткас собрал со дна миски последние крошечки, облизнулся, проверяя, не осталось ли кусочков картошки на губах, и встал.

— Боюсь, мне уже пора, — неловко выговорил он.

Подхватив малыша на руки, Цила подошла к Аткасу и прижалась лицом к плечу. Юноша погладил младенца по пушистой головке и прижал обоих к себе, так близко, что почувствовал, как бьются их сердца.

— Обещаю, что буду скучать.

Цила пожала плечами. Она сникла, в глазах показались слезы. Малыш скривился и, видно, тоже собрался разреветься.

— Я пообещала себе, что не буду сегодня плакать, — тихо вымолвила она. — Не получается…

Слезинки, подобно маленьким алмазам, выкатились из глаз и закапали прямо на нарядную белизну блузки.

— Не смей реветь! Я же не навсегда уезжаю, слышишь? И вообще, мы вчера уже обо всем договорились, правда, малыши?

Аткас поспешно схватил приготовленную с вечера сумку, в которой лежали смена одежды и кое-какие мелочи, пришнуровал к поясу небольшой кошель и двинулся к двери, не желая слушать, как Цила в очередной раз будет ныть о том, как им будет его не хватать.

***

Возле гостиницы толпились праздные зеваки, со вчерашнего дня не насытившие глаз видом черного мага. Сейчас он лежал поперек клетки грудой темных одежд. Руки, заломленные за спину, сковывали хрустальные браслеты, с виду тонкие и хрупкие. Аткас кинул на клетку хозяйский взгляд и с важным видом прошествовал к гостиничной конюшне.

Зеваки отвлеклись от обсуждения черных магов и с удвоенной силой принялись чесать языки, обсасывая косточки давешнего воришки Аткаса, ныне — рыцарского оруженосца.

Аткас, чье самомнение непомерно раздулось при мысли о том, что весь город говорит о нем, выпятил грудь и шагнул в конюшню.

Внутри оказалось полутемно, свет в помещение проникал только сквозь большую неровную дыру в задней стене, затянутую полупрозрачным бычьим пузырем. В конце зимы торговый путь зачастую безлюден, поэтому постояльцев в гостинице жило немного, а лошадьми владели и вовсе единицы. В стойлах ютилось два десятка животных.

В конюшне стоял уютный и теплый запах сена и навоза. От троих молодых людей, стоявших в дальнем углу, доносился пряный и сладкий аромат роз или жасмина, в общем, какой-то парфюмерии.

Без колебаний Аткас, стараясь держать спину прямо и не косолапить, подошел к ним и представился:

— Доброе утро, меня зовут Аткас! Я оруженосец сэра Экроланда.

Три пары глаз осмотрели его снизу доверху. Юноша тоже зря времени не терял и изучил товарищей по отряду. Больше всего ему пришелся по душе полноватый юноша с беззаботной улыбкой на лице. Как ни удивительно, но это именно от него пахло духами. Он первым ответил на приветствие:

— Утро доброе, Аткас. Рады тебя приветствовать в наших рядах. Несколько, хмм, неожиданно все случилось, не так ли?

Аткас робко кивнул. Полный продолжал, широко улыбаясь:

— Я — Листик, а это Пете и Грего.

Листик! Ну и имечко. Интересно, с чего это родители его так назвали?

Аткас перевел взгляд на Пете. Тот мрачно отвел глаза. Глубокие рытвины оспин уродовали его лицо. Хотя, отметил Аткас, была бы у Пете кожа чистая да белая — быть бы ему первым красавчиком в тех местах, откуда он родом.

У Грего кожа отличалась той белизной, каковая всегда сопровождает рыжие волосы и веснушки. Поцелуев солнышка на парне и впрямь была тьма-тьмущая, и все мелкие, россыпью. Глаза же некрасивые, блеклые, не поймешь даже, то ли голубые, то ли серые, или вовсе зеленые, но в полутьме конюшни получше разглядеть не удастся. А еще Грего одет гораздо богаче других. А вот Пете по части одежи недалеко ушел от самого Аткаса, даром что оруженосцам такие деньжищи перепадают.

— Не вздумай задаваться, — надменно вымолвил Грего. — Кто знает, может, тебя в первой же деревне оставят! Готов спорить, что ты даже меча не поточишь, только зазубрин оставишь.

«А вот и не угадал!» — хотелось воскликнуть Аткасу. В бытность учеником кузнеца единственное, что он освоил как следует — это мастерство затачивать клинки остро-остро, так, что и не придерешься. Но он решил об этом не распространяться, а то еще начнутся расспросы — отчего это он кузнецом не стал, да где еще учился… Вместо этого он кратко ответил:

— Да нет, заточу.

— Ладно, не цепляйся к нему, — миролюбиво сказал Листик, хлопая Грего по плечу. — Видишь, у него душа в пятках прохлаждается. Смотри, Аткас, вон тот конь принадлежит сэру Экроланду. Поди займись им, а то скоро уже наши хозяева позавтракают.

Аткас рад был отойти от заносчивой компании оруженосцев. Он нутром чуял — ему долго предстоит доказывать, что он чего-то стоит, что его Экроланд взял не из чистого милосердия.

Конь Экроланда, настоящий красавец, настороженно покосил на него глазом, но, видно, довольный увиденным, позволил собой заняться. Седлая коня и прикрепляя ремнями стоявшие рядом седельные сумки, Аткас краем уха слушал, о чем болтают другие оруженосцы, еще до его прихода закончившие с работой.

— Никогда еще не видывал гнезда ведьм. Интересно, их там много? — говорит Пете.

Аткас наморщил лоб. К чему это тихий Пете заговорил о таких ужасных вещах? Парень, закончив с конем, привалился к стене стойла — так лучше слышен разговор.

— Трусишь? — насмешливо осведомился Грего. — Я, например, уверен, что один-единственный рыцарь, если, конечно, он по-настоящему хорош в деле, сможет вычистить подобный рассадник зла.

— Сэр Орвальд упомянул, — возразил Пете, — что ведьмы ненавидят все живое, и что они на многие мили расстилают смертельные заклинания, и ни одна букашка не может от них ускользнуть.

— Много твой хозяин видел ведьмовских гнезд!

— Ладно вам, — утихомиривающее загудел голос Листика. — В любом случае, сегодня рыцарей там будет четверо, а это не один и не два. Что до тех смертельных многомильных заклинаний… То что-то я очень в этом сомневаюсь.

Аткасу словно врезали под дых. Он ловил ртом воздух, а в голове гремела мысль: «Сегодня? Гнездо ведьм?!». Все его знания о ведьмах ограничивались услышанными в детстве сказками матери. В них ведьмы представали чрезвычайно хитрыми, порочными существами, которые не прочь отведать человеческого мясца. Став постарше, он узнал о том, что большая часть рассказанного ему в детстве — неправда, но друзья поведали ему под большим секретом, что ведьмы владеют крайне интересными заклинаниями… Например, могут необратимо вытянуть из чресел всю мужскую силу. Или сделать так, чтобы у женщины рождались одни девочки, а то и двухголовые уродцы. А еще они любят играть со смертью, что бы это ни значило.

Он тут же ясно понял, что еще не готов быть оруженосцем. Оглянувшись, он увидел единственный выход: выбежать в ворота конюшни, — и поминай как звали. И никаких тебе ведьм и смертельных заклинаний.

Он уже занес ногу, чтобы удрать, как позади раздался тихий голос Листика:

— Эй, Аткас? Посмотри, пожалуйста, сюда.

Аткас, пристыженный, обернулся, и только спустя пару мгновений до него дошло, что Листик никак не мог узнать о том, что он собирается удрать. Похлопав коня по боку, Аткас нарочито равнодушно поднял взгляд.

Листик расстегнул куртку и задрал рубашку. По животу и дальше к груди тянулась бледно-розовая нить, тонкий неровный рубчик на гладкой коже.

— Я бы умер… Если б не Терин. Сэр Терин. Рыцари всегда берегут своих оруженосцев. Не наоборот, нет. Мы — ученики, а не живой щит для рыцарской плоти. Я хочу, чтобы ты это ясно понял.

К голове хлынула кровь. На щеках зажглись маковые пятна стыда. Значит, все-таки понял, что боится, понял, что может удрать.

— Это было во время боя с… — Аткас кивнул в сторону улицы, где стояла клетка с черным магом.

— Нет, что ты, — Листик выглядел удивленным. — Случилось это два года назад, еще до того, как я стал оруженосцем. Меня чуть не задрал медведь, хорошо, сэр Терин оказался поблизости. Они там охотились. А Меруэля захватить для нас не составило ровным счетом никакого труда. При отце Рапене и отце Элнасе он стал тихим, как котенок, чей загривок в зубах у матери. Я показал тебе шрам для того, чтобы ты понял — рыцари слишком благородны, чтобы позволить себе подвергать опасности кого-то, кроме себя. Можно сказать, что это они нас защищают, а не мы им помогаем. И еще, Аткас. Ведьмы практически бессильны, когда рядом есть священник, а у нас в отряде их двое. Не бойся.

— Все вы тут трусы, — презрительно сказал Грего, появляясь в стойле. — Мой хозяин ненавидит подобные сантименты. Ах-ах, спасли воришку. Ах-ах, чуть медведь не съел. Твой-то Терин, Листик, ни одного дня не пробыл оруженосцем! Вот тебе и благородство!

Листик помрачнел и отвернулся в сторону. Аткас ничего не понял из язвительных слов Грего.

— У сэра Сегрика каменное сердце, — неслышно проговорил сзади Пете.

Грего уже было кивнул, довольно соглашаясь, но потом в полной мере осознал сказанное и накинулся на них:

— А ну, быстро седлать тех коней! Или вы думаете, что священники сами своим конягам будут уздечки навешивать?

Он ткнул острым пальцем в спину Аткасу, подталкивая к одному стойлу, и слегка ударил Пете по плечу, направляя в другое.

— Раскомандовался, — прошипел Аткас, пытаясь почесать спину.

— Имею право, — продолжая его подталкивать, сказал довольный Грего. — Я же над вами главный, как-никак, мой хозяин — глава отряда!

***

Аткас заканчивал седлать лошадку, принадлежащую одному из священников, когда до него донеслись бодрые голоса снаружи. Выглянув из стойла, он увидел входивших в конюшню двух незнакомых рыцарей.

Доспехи одного из них были сделаны из стали отнюдь не самого лучшего качества, у этого рыцаря полностью отсутствовали украшения, единственным исключением была маленькая медная сережка в мочке левого уха. Подобные серьги были в ходу среди людей науки — звездочетов, инженеров и естествопытателей.

Второй рыцарь отличался изысканным, даже щегольским видом, все в нем, начиная от мягких замшевых сапог с отворотами, расшитыми серебряной нитью, и кончая шлемом в руке с изящным пушистым перышком, говорило о хорошем вкусе и немалом весе кошелька.

Юноша принялся гадать, кто из них глава отряда, уже успевший напугать его до колик, хотя Аткас ни разу его даже не видел. Оба были необычайно молоды, по крайней мере, по сравнению с Экроландом. Едва ли хоть один из них справил свое тридцатилетие. С ходу отметя бедного, Аткас с любопытством уставился на щеголя. Как мог такой изнеженный и франтоватый рыцарь выбрать себе в оруженосцы нескладного Грего?

Но все его сомнения разрешились, когда к рыцарям с поклонами подошли Пете и Листик, ведя на поводу коней. Рыцари легкими кивками приветствовали своих оруженосцев.

Пете встал возле бедного, а Листик — возле щеголя. Значит, это сэр Орвальд и сэр Терин.

Рыцари отошли в сторонку и продолжили беседу. Издали изучая Аткаса, Орвальд негромко сказал:

— Только во время той, давней войны рыцари сражались против имперской армии. Больше прецедентов я что-то не припомню!

— Сам знаешь, лорд Улин крайне уважительно относится к Наместнику.

— Но пока, слава Талусу, нами командует не Наместник. Я вообще не вижу большого смысла в этом споре. Пока что войны нет. Мир не нарушался много лет.

— Со стороны варваров угроза исходит впервые. Положимся же на благоразумие Наместника. Эри считает, что нам следует встать на защиту Вусэнта, если возникнет такая необходимость.

— Ха! Ну конечно, раз Эри так считает, мы должны преклонить колено перед его мудростью и засунуть свое мнение в… — со злой иронией воскликнул Орвальд и замолчал, потому что в конюшню вошел Экроланд, ведя на поводу невысокую гнедую кобылку.

— Эй, Аткас! — окликнул рыцарь своего оруженосца. — Ездить верхом умеешь? Смотри, кого я тебе прикупил.

Аткас подошел к кобылке и был моментально покорен грациозностью этой красавицы, которая, стоило подойти, ткнулась носом ему в плечо и негромко всхрапнула. Не говоря уже о том, что у него сроду не было в собственности ни кобылок, ни коней, ни самого завалящего осла.

— Спасибо, сэр… Вы выбрали явно одну из лучших! — с придыханием воскликнул юноша, с наслаждением запуская пальцы в шелковистую гриву. — Как ее зовут?

— Как назовешь, — подмигнул рыцарь. — Я вижу, ты уже успел приготовить к пути моего Стролла?

Аткасу сразу вспомнилась сказка, которую рассказывала ему в детстве мать. В сказке речь шла о великом герое Стролле, который победил великое множество демонов, спас прекрасную принцессу Солемну из лап огнедышащего дракона и стал королем.

— Его зовут Стролл? А я свою назову… — Аткас призадумался на секунду, посмотрел в умные карие глаза кобылки и сказал, — Солемна, вот как ее будут звать. Ведь так звали тех героев из сказки? Стролл и Солемна?

Экроланд казался озадаченным:

— Из сказки? Но это же история, мой мальчик. Никаких сказок, все — чистая правда. Солемна была замечательной королевой, частенько жертвовала крупные суммы монастырям и приходам, и ее очень любили в простом народе. К сожалению, король нашел себе молоденькую любовницу и несколько раз пытался отравить супругу. Увы, пятая попытка увенчалась успехом…

— Я вижу, все готовы? Выезжаем через пять минут, — раздался зычный голос. Рыцари одобрительно заворчали, в последний раз проверяя подпруги и крепления седельных сумок. Сегрик, не торопясь, осмотрелся. Лицо рыцаря можно было бы назвать довольным, если бы не морщины, собравшиеся на лбу. Его взгляд внезапно остановился на Аткасе. — Эй, парень, ну-ка подойди ко мне.

В голове Аткаса взметнулся ворох вопросов. Могло ли так случиться, что Экроланд побеседовал о нем с Сегриком? Ведь, наверное, рыцари должны предупреждать своего командира о том, что у них появился новый оруженосец? Самый распоследний мальчишка считается частью отряда. Неужели глава отряда решил, что Экроланд был не вправе брать на службу столь вороватого юнца? А может, все дело в возрасте? В любом случае, выражение лица Сегрика не сулило ничего хорошего.

Аткас робко подошел ближе. Ему представился случай рассмотреть главу отряда получше. Он почуял скрытую мощь и несгибаемую волю в черноволосом мужчине, стоящем напротив него. Ничто в его облике, казалось, не говорило об этом, но прежде всего Сегрик создавал впечатление… неумолимости. Такой не станет рассусоливать, а мигом вышвырнет из отряда, коли заподозрит в каком-нибудь грехе.

Сегрик пренебрежительно оглядел паренька с ног до головы. Аткас почувствовал себя слегка униженным после такого осмотра, тем более что вспомнил, что на сапоге зияет дыра, в которую видны пальцы, а штаны, когда-то бывшие красными, сейчас по цвету более всего напоминали уличную грязь, да и по сути более чем наполовину состояли из нее. Рубашка же была слегка влажной и липла к телу. И взбрело же Циле в голову постирать ее с утра!

— Знаешь, как добираться по восточной дороге до деревни Олинт? — спросил Сегрик, переводя тяжелый взгляд куда-то в сторону.

Аткас незаметно вздохнул. К счастью, глава отряда не собирается его прогонять, по крайней мере, в эту минуту. А там, кто знает, может, и вовсе оставит. Оставит? — молнией мелькнула мысль. Но еще вчера он усмехался, думая о нелегкой судьбе рыцарей, и буквально через несколько часов вот так печется о том, чтобы его не прогнали…

— Так точно, сэр, — поспешил ответить Аткас, видя, как по мере молчания взгляд Сегрика скользит куда-то ближе к его лицу. А заглянуть грозному рыцарю в глаза Аткас вовсе не желал. — Там надо проехать немного дальше по дороге вокруг Орлувина, затем свернуть…

На секунду лицо Сегрика исказила пренебрежительная ухмылка, затем он круто повернулся к парню спиной, обронив:

— Отлично. Будешь показывать дорогу.

Сегрик направился прямиком к своему коню. Огромный и свирепый, тот бил копытом и фыркал на всех окружающих, кроме хозяина и Грего. Проходя мимо Экроланда, Сегрик ногой отшвырнул с пути неведомо откуда взявшуюся лопату и холодно сказал:

— Вижу, хоть что-то полезное есть в твоем бродяжке.

Аткас был уязвлен в самое сердце. Может, он и приворовывал временами, но уж бродягой никто не посмел бы его обозвать! Он никогда не терял крыши над головой, а если и доводилось ему проводить ночь на улице, так только потому, что именно ночью можно подстеречь какого-нибудь пьянчугу и обобрать до нитки.

Грего, одетый в красивую кожаную куртку, добротные кожаные штаны и щегольскую шляпу с пером, смерил Аткаса откровенно уничтожающим взглядом. Аткас невольно посмотрел на свои злосчастные сапоги и мигом покраснел.

Неслышно подошел Экроланд, и, кладя руку Аткасу на плечо, заметил:

— Не огорчайся, парень. Знавал я многих бедняков, которые к старости кушали с золота и командовали сотней слуг. Пусть мы начинаем жизнь с разными возможностями, но если ты представляешь собой нечто большее, нежели сынка богатея, сможешь и добиться поболе остальных. Вот увидишь: ты еще многих по части одежки и манер переплюнешь, надо всего лишь приложить капельку старания!

Листик подмигнул юноше, а рыжий молодой человек враз отвернулся и сделал вид, что усердно подтягивает подпругу, из чего Аткас заключил, что Грего — сынок какого-то знатного человека или богача, и невольно отдал дань благородству Экроланда, который не допустил унижения своего слуги.

***

Наконец, тронулись в путь, растянувшись цепочкой по дороге. Будучи немногочисленным, отряд, однако, представлял собой немалую угрозу для любых сил Тьмы.

Аткас неплохо держался в седле, по крайней мере, для городского воришки. Солемна оказалась покорной и спокойной, и юноша совсем перестал бояться, впрочем, поводья он сжимал достаточно крепко. Так, на всякий случай.

Экроланд ехал впереди, с другими рыцарями, в середке находились священники — Рапен и Элнас, а уж позади тащились оруженосцы. Между священников двое лошадей тянули телегу с клеткой, где лежал на полу Меруэль, в странной позе застывший среди меховых одеял.

Аткас наслаждался дорогой. Он очень редко выезжал за пределы городка: только с матерью в детстве за покупками в деревню, да с Цилой на пикник. Но то было летом или осенью, и никогда — в это время года.

Повсюду лежал снег, даже на дороге его скопилось немало. Однако движение на ней было достаточно оживленным: в этот ранний час Аткас насчитал уже семь повозок, едущих навстречу. Солнце еще не начало припекать, зато уж освещало, так освещало: Аткасу приходилось постоянно щуриться, без этого на белоснежный пейзаж вокруг глядеть было невозможно. Дунул ветер, по земле застлалась поземка, мягко обволакивая копыта коней и скрывая белоснежной пеленой выбоины на дороге. Ехать приходилось вдвойне аккуратно.

Когда же дома совсем перестали попадаться на их пути, сменившись сплошным лесом, восторгу парня не было предела. Он вовсю всматривался в запорошенные снегом ветви елей, пытаясь разглядеть какого-нибудь зверя или птаху, но безуспешно.

Экроланд и Сегрик мрачно смотрели прямо перед собой, совершенно не обращая внимания на прелести солнечного утра. Случай в конюшне наполнил Экроланда холодным возмущением, а Сегрик никак не мог взять в толк, почему его соратник едет, поджав губы, и старается не встречаться с ним взглядом.

— Ты же не его оскорбляешь, — нарушил молчание Экроланд, продолжая вчерашний разговор. — Ты меня оскорбляешь, дескать, не могу я себе выбрать достойного слугу.

— Нет, у меня и в мыслях подобного не было, — возразил Сегрик. — Просто ты славишься способностью не разбираться в людях. Конечно, не твоя вина, что тебе запудрил мозги этот сопляк! Но, Эри, я не хочу, чтобы тебя как-нибудь нашли прирезанным в кровати. Те люди, которых ты собираешь у себя дома… Уж не знаю, как их и назвать. Отбросы общества. Головорезы. Мерзавцы. Квинтэссенция пороков.

— Не надо громких слов, — улыбнулся Экроланд. — Если они отличаются от тебя тем, что у них нет денег и они не нашли места в жизни, а если и нашли, то не очень подходящее приличному человеку, то это не значит, что они дурные люди. Они несчастны — и только. К тому же Престон и госпожа Сакара крайне добродетельны и прекрасно с ними управляются.

— Но почему ты считаешь своим долгом возиться с ними? — нетерпеливо спросил Сегрик. — Есть тюрьмы, рудники, в конце концов… Дело рыцаря — совсем в другом.

Экроланд нахмурился:

— Я считаю, что как раз занимаюсь делом, достойным рыцаря. Священники заботятся о нищих и инвалидах в бесплатных лечебницах и приютах, мы же должны брать на себя остальных заблудших. И тюрьма, а тем паче рудники, тут не помогут.

— Рыцарь — прежде всего охранник! — пылко возразил Сегрик. — Мы должны охранять мир от Тьмы, от последователей Неназываемого, мы должны сражаться и в битвах доказывать право именоваться рыцарями!

— Наш спор бесполезен, — лицо Экроланд омрачилось. — Я думаю, нам друг друга не понять.

— Ты меня, видно, хорошо понимаешь, — насмешливо сказал Сегрик. — Ладно, спрошу твоего, гм, подопечного, сколько нам еще ехать.

Он повернул и трусцой поехал назад. Проезжая мимо повозки с клеткой, рыцарь невольно остановил взгляд на Меруэле. Маг ответил ему пылающим ненавистью взглядом. Рыцарь пожалел, что Рапен не парализовал магу глаза.

Сегрик придержал поводья и склонился к прутьям решетки, всматриваясь в каменное лицо мага, затем невольно перевел взгляд за спину мага, к браслетам, обнимающим худые руки. Меруэль довольно прикрыл глаза, его взор потух.

Ругая себя за проявленную слабость — это надо же, испугался, что вдруг и на этих браслетах есть трещины! — Сегрик подъехал к Аткасу.

— Далеко до Олинта?

— Нет, сэр, совсем чуточку. Проедем Орлувин, потом надо будет свернуть, а оттуда уже недалеко.

— Поедешь рядом с нами, — распорядился рыцарь.

Остальные оруженосцы проводили Аткаса завистливыми взглядами: каждому хотелось ехать рядом с рыцарями, а не плестись в хвосте отряда.

Орлувин оказался городком чуть меньше Стипота. Несколько каменных домов в центре, а к ним лепятся десятки деревянных, за околицей переходящие в небольшие фермы. Жители, в солнечный день высыпавшие на улицы, долго провожали взглядом отряд. Несколько мальчишек бежали за хвостом отряда, пока хватало сил, наперебой предлагая орешки и умоляя взять их с собой. Аткас почувствовал себя неуверенно, словно его место по праву было там, вместе с чумазыми пацанами, а вовсе не с отрядом рыцарей.

Вскоре исчезли и придорожные фермы, они снова въехали под крону леса. Дорога плавно петляла между деревьями, за каждым поворотом открывалась все та же безрадостная картина: высоченные сосны, чьи ветви клонятся вниз под тяжестью мокрого снега, небольшие прогалины с редкими березами, невысокие холмы, сплошь поросшие бурым кустарником, словно опутанные коричневой тонкой пряжей.

Спустя полчаса, когда отряд преодолел небольшой подъем, справа деревья расступились и на одном из холмов показались разрушенные стены, за которыми проглядывались руины некогда величественного замка.

Юноша впервые видел обиталище атамана Сцепина, умершего задолго до рождения Аткаса. Атаману чем-то приглянулся Стипот, и он желал завладеть маленьким городишкой, не жалея на это ни сил, ни времени. Сцепин и мечтать не мог о том, чтобы стать мэром городка, а все из-за своей репутации бессердечного разбойника, и потому, скопив деньжат темными делами, собрал вокруг себя несколько сотен самых отъявленных головорезов и предпринял попытку осадить Стипот. Говорят, в те годы население Стипота было гораздо больше, и все жители вышли с оружием в руках защищать свои дома, а один храбрый юнец, имени которого история не сохранила, был послан гонцом в ближайший город за подмогой. На стороне Сцепина были таинственные подземные маги и, но это сообщалось шепотком, ужасные волки размером чуть ли не с лошадь. Гонец преодолел тьму опасностей, чтобы попасть в Орлувин, тоже тогда бывший побольше, за ним была послана погоня, состоявшая из магов и разбойников, но юноша чудом спасся и привел в Стипот подмогу. Светлый волшебник, случайно встреченный гонцом по дороге, в одиночку разгромил всех магов Сцепина, а объединенные силы Стипота и Орлувина добили разбойников. С тех пор любой мальчишка в Стипоте мечтал стать тем самым гонцом, который спасет целый город и станет героем. Не миновала сия участь и Аткаса, только он представлял себя еще и Светлым волшебником.

Юноша очнулся от воспоминаний, когда увидел, что отстал от отряда. Грего уже грозно обернулся, потрясая в воздухе кулаком и что-то неразборчиво крича. Ветер унес слова в сторону леса. Аткас пришпорил Солемну и поспешил догнать отряд.

Повернув, они попали на дорогу, значительно уже предыдущей.

Снег тут был как следует утоптан. В следах на снегу можно было разглядеть отпечатки сапог и санных полозьев, но следов подков почти не было. Олинт был не слишком популярным местом из-за удаленности от Западного тракта.

Первое, на что обратил внимание Аткас, когда они приблизились к деревне — это безлюдность. Ни единого человека не было ни во дворах, ни на дороге. Словно некто наблюдал за приближением отряда и предупредил селян. Возможно ли такое, что все в этой деревне — ведьмы? Юноша запоздало понял, что они уже в самой деревне, и вспомнил про смертельные заклинания, которые должны распространяться на многие мили. А, быть может, никого в этой деревне и нет? Ведьмы, наверное, поубивали всех в своих мерзких ритуалах, снялись и ушли.

Отряд въехал на деревенскую площадь. Аткас заметил, что у всех домов целые крыши и опрятные заборы: здесь чувствовалась рука хорошего старосты. Потом он с сожалением понял, что деревня вовсе не покинута: вившийся над многими домиками дымок ясно указывал на присутствие людей. Лаяли собаки. Аткасу почудилось, словно в воздухе пронеслось тончайшее дуновение ветра и запахло гнилью. Хотя, ему могло и показаться.

Посреди площади стоял столб из почерневшего от времени дерева, на нем был закреплен колокол под навесом. В маленьких деревнях он служил для сбора самых уважаемых селян в день Совета. Иногда в такие колокола звонили во время праздников. В Стипоте колокола ставили на всех перекрестках, а звон предупреждал о пожарах.

Сегрик отдал приказ собраться перед самым большим домом, где, вероятно, проживал рачительный староста. Экроланд нарочно отстал и кивком велел сделать то же самое Аткасу. Парень недоумевающе посмотрел на рыцаря, и тот со вздохом сказал:

— Эх, Аткас, я и не предполагал, что ты избежишь подобного зрелища, но надеялся, что это случится нескоро. Понимаешь, уничтожать силы Тьмы и последователей Неназываемого — наш прямой долг. Поэтому не принимай близко к сердцу то, что сейчас произойдет. Просто держи в уме, что мы спасаем Олинт от бесчисленных несчастий, освобождаем его от скверны.

— Но ведь может быть так, что в деревне нет никаких ведьм? — не слишком уверенно поинтересовался Аткас.

По губам Экроланда пробежала тень улыбки.

— Поверь, мне тоже не по себе. Я совру, если скажу, что люблю охоту на ведьм. Будем молить Талуса, чтобы деревня оказалась чиста.

Элнас и Рапен спешились, скинули шубы на руки рыцарских оруженосцев и предстали перед миром в белоснежных рясах. Листик помог им распаковать сумки, и на свет появились удивительные вещи: жезлы с хрустальными навершиями, толстенные книги с потрепанными корешками и металлические тарелочки, предназначение которых было Аткасу неизвестно.

По знаку Сегрика Грего достал из седельной сумки покрывало и взмахом расстелил его перед Рапеном. Священник повозился с тарелочками, высыпая и поджигая какие-то порошки и сухие травинки. От тарелочек потянул густой черный дым, настолько плотный, что сквозь него ничего было не видать. С губ Рапена слетели едва слышные слова, Элнас подхватил их. На миг Аткасу показалось, что вокруг них замерцало голубое сияние, но стоило сморгнуть — и все исчезло. Рапен на долю секунды прервался, кинул на парня убийственный взгляд, но потом снова закрыл глаза и продолжил бормотать себе под нос.

Потом Аткас подумал, что священники впали в ступор, но тут оба закружились на месте — Листик едва успел убрать из-под ног все еще чадившие тарелочки — и оба остановились, с силой вдыхая воздух, словно легкие враз стали меньше.

— Ведьмы здесь, — изменившимся голосом, в котором прорезались металлические нотки, сказал Рапен, неторопливо оборачиваясь к Сегрику. — Только женщины. Не больше десятка. Мы сняли все защитные заклинания… Можно приступать.

Глава отряда удовлетворенно кивнул. В карих глазах зажглись опасные огоньки. Замерев, Аткас еще некоторое время осознавал увиденное. Ему никогда не приходилось видеть волшебство в действии, и вот на тебе! Правда, ничего особенного его глазам не предстало, но зато каков эффект! Он поймал на себе снисходительные взгляды Пете и Грего и покраснел. Листик сосредоточенно листал старую книгу, по указке Элнаса отыскивая нужную страницу.

Рыцари спешились и неторопливо разошлись на пять шагов в разные стороны. В центре импровизированного креста остались священники и клетка с Меруэлем.

Мгновения не прошло, как у Сегрика в руке блеснул меч. Рукоять с силой ударила в деревенский колокол, глава отряда смотрел на окна домов, за которыми, как чувствовал Аткас, затаились испуганные жители. Ему даже показалось, что в одном из окон колыхнулась занавеска, и на миг он увидел испуганное девчачье лицо, но еще через секунду оно исчезло.

Бом! Бо-ом! Бо-о-ом! гудел колокол. Ни единого человека не высунулось наружу, но можно было понять, что сейчас все внимание спрятавшихся людей сосредоточено на Сегрике, и они готовы ему внимать, незаметно глядя сквозь щели в занавесках и приложив уши к дверям.

— Уважаемые жители! — голос Сегрика прозвучал неожиданно мощно и раскатился по окрестностям. — Я знаю, что среди вас скрываются ведьмы. Выдайте их добровольно, укажите, в каком доме они свили гнездо, и я обещаю вам, что ни вы, ни ваши семьи не пострадают!

Сегрик помолчал, оглядывая ближние дома, но ни единой двери не открылось. Он подал знак Рапену. Священник вытянул из переметной сумки длинный, закопченный факел, весь тряпочный верх которого был сплошь пропитан маслом. Миг — и ладонь Рапена загорелась ровным оранжевым пламенем. Глаза Аткаса полезли на лоб. Больно ли ему? Хотя, когда дело касается магии, ни в чем нельзя быть уверенным.

Когда в детстве его свалила с ног лихорадка, священник из Орлувина предпринял попытку вылечить болезнь. Все, что запомнилось Аткасу с того времени, — это острая, яростная боль во всем теле. К сожалению, к старости волшебная Сила почти оставила Тасина, и исцеление не удалось. Лихорадка спустя неделю отступила сама. Скорее всего, если бы за лечение взялся Рапен, исход был бы иным.

Ладонь священника на секунду соприкоснулась с тряпичным верхом факела — и огонь перекинулся туда. Рапен неторопливо передал факел Сегрику. Казалось, глава отряда даже не заметил манипуляций священника, просто небрежно схватил факел и резко взмахнул им.

— Вы отказываетесь выдать нам, рыцарям Ордена Красного Клинка, — во всеуслышанье объявил он, — на наш праведный и справедливый суд преступниц! Мало того, что они осквернили заветы Талуса. Само их существование оскорбляет всех богов! Опомнитесь, люди! Кого вы покрываете? Богомерзких женщин, цель которых — опутать зловонием и мраком весь мир! Я не прошу — я требую: укажите, где они расположились, и ваша деревня не пострадает! А иначе…

Сегрик, бряцая доспехами, подошел к забору ближайшего дома, нарядного, с резными ставнями и деревянным петушком-флюгером на крыше. И слегка наклонил факел.

Пламя свободно потекло по забору, с легким потрескиванием съедая дерево. Сегрик протянул руку в сторону огня, слегка согнул пальцы, — и пламя затухло, оставив после себя безобразное черное пятно. Аткас впервые увидал столь явно волшебство и замер в предвкушении еще больших чудес. Каким образом рыцарю удалось потушить пламя? Неужели сам Сегрик — маг?

— Опомнитесь! — воззвал тем временем глава отряда к молчащей деревне. — Стоят ли эти женщины ваших домов? Ваших детей, жен?… Или нет?

Где-то неподалеку хлопнула дверь, раздались бранящиеся голоса, и на площадь наполовину вышла, наполовину выбежала женщина в простом сером платье.

Аткасу она сразу не понравилась. Во-первых, она была не просто большой, она была огромной. Полные бедра колыхались, пока она шла к Сегрику, безошибочно угадав в нем старшего. В маленьких бесцветных глазках горела злоба.

— Господин? Вы здесь главный? — спросила она высоким, на удивление красивым голосом, вытирая руки о чистенький передник.

Сегрик посмотрел на нее, прищурившись:

— Да, сударыня. А вы, видать, решили спасти деревню?

Слова рекой полились из пухлого красного рта:

— Да, господин, это к чему же, чтобы все наши из-за них пострадали, правильно я говорю? Пусть уж лучше их накажут, что непотребным делом занимались, чем вы всю деревню сожжете. А у меня вон дети малые, им тоже жить охота, да, видно, благородным господам все равно, дети, не дети, всех убить готовы, так то же ради преступниц, я правильно говорю? Преступниц не жалеть, их наказывать надо… И хотя, господин, мне невдомек, чем они так сильно провинились, я скажу, потому как вы на бандитов не похожи, а, как есть, благородные господа, то есть невинных не осудите…

— Короче, — прервал ее Сегрик, поморщившись. Он воткнул факел в ближайший сугроб, дождался, пока тот не погаснет, и передал Грего, а тот уж осторожно убрал его обратно в сумку, предварительно обернув верх тряпицей, дабы все внутри не измазать копотью.

— Можно и короче, господин. Вон в том доме они и приютились, — женщина с содроганием глянула на черную дыру в сугробе, а потом указала рукой на один из домов, окнами выходящий на площадь, — верно вам говорю, прямо рядом с Тарукой. Я ей давеча говорю, как, мол, такое соседство тебе? А она мне в ответ, что…

— Сколько их? — отрывисто бросил Сегрик.

— Ведьм этих? Восемь. Прямо мы удивились, когда они здесь поселились. Когда это было? Прошлой весной, или летом, не помню… И нашу девчонку соседскую к себе прибрали, вы уж смилосердствуйтесь, совсем юная… Я тогда Таруке и говорю: не к добру тебе такое соседство. Так прямо и сказала, а ей что! Глупая баба, что с нее взять. Всякое отребье к себе селит, лишь бы деньги платили. С нее станется и ведьм приютить, ну а мы что, нечего нам ей было возразить.

Говорить женщина продолжала в пустоту, потому что Сегрик быстрым шагом подошел к указанному дому, даже не обнесенному оградой, и кивнул Орвальду и Терину.

Аткас придвинулся ближе, ему стало интересно. Экроланд отвернулся.

Рыцари обнажили мечи. Орвальд повернул голову, и на его губах Аткас заметил злорадную ухмылку. Ногой рыцарь вышиб дверь и зашел в дом, за ним последовал Терин. Послышался шум, какая-то невнятная возня, женский голос громко, с надрывом, закричал…

Из дверей выбежала женщина с безумным взглядом. Платье на ней оказалось забрызгано кровью от лифа и до юбки. Она прижала руки к груди, захотела что-то вымолвить, но не смогла и рухнула у порога. Сегрик воткнул ей меч в спину, обтер о платье и спокойно убрал обратно в ножны. Аткас чуть не упал, руки его похолодели. Они что, ведьм убивают?

Когда Аткасу сказали, что отряд будет разорять гнездо ведьм, парень вообразил, что всех ведьм арестуют, а все их имущество достанется рыцарям, ну и их оруженосцам, разумеется. Потом закатывался благодарными жителями пир на весь мир, девушки толпами вешались ему на шею, а ведьмы тихо скулили в клетке Меруэля. Поэтому он был немало ошарашен увиденным зрелищем.

Мертвая ведьма выглядела точно так же, как и все виденные Аткасом женщины. В ее внешности ничего не выдавало порочной или богомерзкой натуры. Она была даже миловидна, но рассматривать ее у парня не было сил.

Он смутно ощутил, что Экроланд подъехал ближе, наклонился и похлопал его по плечу.

Еще две ведьмы, одна постарше, другая совсем девчонка, попытались вылезти через чердачное окно, но не смогли уцепиться за рамы, чтобы вылезти на крышу, и с воплями рухнули вниз. Девчонка так и осталась лежать, голова ее была вывернута под неестественным углом, испуганные глаза смотрели в небо, переливаясь мертвыми стеклянными бликами. Вторая попыталась отползти, волоча сломанную ногу, но Сегрик был начеку.

Экроланд страдальчески поморщился.

Шум стихал, толстуха стояла посреди площади с открытым ртом, затем придушенно вскрикнула и попыталась скрыться, но Сегрик придержал ее за локоток.

Священники подошли к телам и завозились с шеями убитых. Преодолевая тошноту, Аткас пригляделся: что это они там делают? И заметил, что они снимают какие-то цепочки с блестящими камушками. Проследив за взглядом Аткаса, Экроланд сказал:

— Это аслатин. Без него ведьма практически беспомощна.

Ах да, аслатин, необычный камень. Аткас слышал, что его используют волшебники, священники и прочие, занимающиеся волшебством. Он является чем-то вроде амулета, в котором хранится Сила. По цене аслатин многократно превосходил любой драгоценный камень или металл, потому что его добычей, сопряженной со многими трудностями и опасностями, занимались только гномы.

Рыцари вышли из дома, у каждого на плече обвисла ведьма. Аткасу не требовалось подходить ближе, он и так видел, что они мертвы. Белые плащи мужчин были забрызганы кровью, но на лицах брезгливость не угадывалась. Они совершили благое дело, избавили мир от очередного рассадника мерзких созданий.

Орвальд скрылся в доме, а потом появился, волоча за руку старуху, у которой было снесено полчерепа.

— Она пыталась применить заклинания, — доложил рыцарь. — Хорошо, пояс не подвел.

Пояс на рыцаре был самый обыкновенный. Только приглядевшись, Аткас заметил идущую по самому центру серебряную вязь. В эти минуты парень вообще пытался отвлечь свое внимание на что угодно, иначе, чувствовал, его вырвет.

— Вы сказали — восемь, и еще какая-то девчонка к ним присоединилась, так? Или ты говорила об этой девчонке? — переспросил Сегрик у остолбеневшей женщины, пнув носком сапога труп девушки, сорвавшейся с чердачного окошка.

— Нет господин, нет… Не она это! О, прошу, не убивайте меня! — она дрожала от ужаса. — Дженна, верно, домой убежала…

И, не дожидаясь вопроса, показала на нужный дом.

Сегрик взглянул на нее повнимательнее и неожиданно мягко сказал:

— Не бойтесь, сударыня, невинных наша казнь не затронет. Дженна из местных? — женщина кивнула. — Она тоже стала ведьмой? С ней произвели обряд посвящения? — видя, что женщина не знает, он уточнил, — вы видели на шее у нее блестящий камушек? — женщина кивнула вторично.

Сегрик подошел к дому, где, видимо, скрывалась от правосудия юная ведьма, и громко прокричал:

— Выдайте нам ведьму добровольно, или я прикажу сжечь ваш дом вместе с домочадцами!

Когда никто не ответил, он молча указал на дверь. Ее быстро вышибли, и спустя секунду рыцари были внутри.

Аткас почти ожидал увидеть, как выносят тело этой самой ведьмы, как услышал какой-то хлопок, а Элнас, стоявший рядом и производивший непонятные пассы руками, внезапно упал.

— Она слишком сильна! — в волнении воскликнул Рапен, отирая со лба пот рукавицей. Его руки дрожали, в то время как он пытался держать ровно посох с навершием в виде хрустальной чаши, в которой плескалась какая-то прозрачная жидкость.

Сегрик еле заметно нахмурился, и тут на пороге появилась сама ведьма в легкой шубке нараспашку. Позади нее на безопасном расстоянии следовали Орвальд и Терин, в растерянности опустившие мечи, а за ними шли заплаканная женщина и суровый мужчина, видимо, родители.

На шее у ведьмы болталась цепочка с аслатином, горевшим — Аткас не поверил собственным глазам — маленьким синим огоньком.

Стоило ей переступить порог, как вокруг нее разлилось голубоватое сияние, будто она шествовала в коконе из света. Попадая на кокон, солнечные лучи странным образом преломлялись, и то в одном месте, то в другом вспыхивали маленькие радуги.

— Отпустите меня! — потребовала она голосом, который был одновременно и режущим слух, и притягательным.

— К ней невозможно приблизиться, сэр, — доложил Орвальд. — Наши обычные заклинания бесполезны.

— Сильная штучка, — невольно усмехнулся Рапен, пробуя какие-то новые пассы. — Но совсем молоденькая…

Элнас встал, тряхнул головой и присоединился к Рапену, впрочем, свои пассы он совершал с некоторой опаской.

— Обрати внимание, — хрипло сказал он, — кокон — словно из учебника для начинающих. Не ведьмовской, нет.

— Убери защиту, Дженна, — спокойно приказал Сегрик. — Мы все равно тебя возьмем, это вопрос времени. Обещаю, смерть будет быстрой.

— Ага, нашел дуру! — звонко выкрикнула девчонка. — А не хочу я умирать! Немедленно отпустите меня, а не то я тут такое устрою! Всех разметаю, по клочкам разорву и нанижу себе бусы из бравых рыцарей, которые убивают безоружных женщин!

Экроланд стиснул зубы. Одного взгляда на него хватило, чтобы понять, что рыцарю очень тяжело. Да и самому Аткасу было не по себе. Признаться, он так и не понял, чего ради рыцарям надо было убивать этих женщин. Что плохого в том, что ты ведьма? Надо будет порасспросить хозяина на привале…

— Господин, не убивайте ее! — душераздирающе закричала женщина позади ведьмы. — Она исправится, умоляю вас!

Сегрик пожал плечами:

— Она стала ведьмой не меньше семи месяцев назад. Боюсь, это необратимо. Мне очень жаль, сударыня. У вас ведь есть еще дети?

Женщина мотнула головой, ее плечи опустились, а в глазах появилась безнадежность. Тихо она ответила:

— Нет у меня детей. Ее отдали нам на воспитание. — Вот как? Но сути дела это не меняет, — заключил Сегрик и подал знак священникам.

Те, словно только этого и ждали, дружно опустились на колени и стали возносить небесам молитву.

Аткас с изумлением заметил, что мерцание вокруг Дженны начало слабеть, а сама она — хмуриться. Аслатин замигал у нее на шее, а потом потух. Девушка растерянно оглянулась. Орвальд и Терин подойти ближе не рискнули, но стояли таким образом, что мимо ей было ни за что не пройти.

Она беспомощно стояла, опустив руки. Рыцари стали к ней приближаться, она испуганно отступала, пока не уперлась спиной в колодец, а потом ее мятущийся взгляд упал на Экроланда. В этот миг заклинания священников возымели действие, и она закричала. Невыносимое страдание исказило ее лицо. Рыцарь сидел в седле вроде бы спокойно, но, видно, ей удалось что-то прочесть в его глазах, потому что она ринулась к нему, преодолевая боль, которую ей причиняли священники.

Она упала на колени перед рыцарем и уцепилась за поводья Стролла, чтобы не упасть. Сложив молитвенно руки, Дженна исторгла крик из самой глубины души:

— Господин!

— Эй, Эри, не слушай ее! — тревожно крикнул Сегрик.

Экроланд смотрел в глаза девушки. Глубокие складки залегли у него на лбу, брови хмурились. Аткас с содроганием отвернулся, опасаясь, что вот сейчас его хозяин обнажит меч и убьет эту девушку.

Ведьма же с трудом поднялась на ноги и, глядя рыцарю прямо в глаза, громко сказала:

— Господин! Сэр рыцарь! Я прошу вашей защиты на правах юной девушки! Спасите меня от смерти, умоляю!

Сегрик коснулся рукой лба, в глазах у него промелькнули безнадежность и неверие. Он прошептал себе под нос:

— Нет, Эри, ты этого не сделаешь…

Но Экроланд, помедлив, отпустил поводья и вытянул в сторону девушки руку в латной перчатке. Дженна вцепилась в протянутую руку так, словно мечтала расплющить ее в ладонях.

— Отныне, — объявил рыцарь на всю деревню, — эта девушка находится под моим покровительством и больше не причинит вреда никому в качестве ведьмы, о чем поклянется мне.

Толстуха потрясенно уставилась на ведьму и, выпучив глаза, только удивленно сопела.

— Клянусь, — с вызовом сказала Дженна, умудряясь взирать на бледного от ярости Сегрика сверху вниз. Она дернула с шеи цепочку с камешком и швырнула ее под ноги Рапена, который тоже стоял ни жив, ни мертв от изумления. Листик заползал у него в ногах, вороша снег и пытаясь отыскать серебристую змейку цепочки.

— Эри, не будь идиотом! — взорвался Сегрик, наплевав на мнение жителей деревни и собственных подчиненных. — Отпусти ведьму! Прикончим ее, и забудем про это!

— Она обратилась ко мне за помощью, — указал Экроланд. — И она — женщина. Ни один рыцарь не вправе отказать даме в такой ситуации.

— Но она ведьма! — взревел Сегрик. — Ведьма!!!

— Прежде всего она дама. Заветы Талуса на ее стороне, — заметил Экроланд, криво улыбнувшись. — Поехали, братья. Здесь свой долг мы исполнили.

— Но хотя бы допросить мы ее должны? — сдался Сегрик.

Экроланд кивнул, подхватывая девушку:

— Да, на ближайшем привале, — и помог ей усесться впереди него.

Рапен с ворчанием помог подняться на ноги Элнасу, и священники отошли в сторонку, что-то обсуждая с язвительными лицами.

Под руководством Терина выползшие из домов и крайне напуганные мужики рыли неподалеку от кладбища яму, в которой сожгут трупы ведьм. Мерзлая земля с трудом, но поддавалась. Староста соизволил, наконец, объявиться и начал неубедительно врать, что он, дескать, вкушал обед и потому никак не слышал о приезде рыцарей.

К Сегрику подошла та самая женщина, которая выдала место обитания ведьм и тронула его за локоть:

— Чего вам, сударыня? — недовольно спросил он.

— Господин, а еще в деревню в последнее время гном частенько захаживал, — жарко зашептала она ему. — Я так прямо и удивилась: как же, живой гном, да в наших краях! Само собой, что он к этим приезжал, — она боязливо кивнула на накрытые простынями тела. — Приезжал да с собой камушки вот эти привозил, о которых вы толковали. Я и имя узнала — Приксом его величают.

— Спасибо за ценные сведения, — Сегрик кивком головы дал ей понять, что разговор окончен.

Аткас последовал за Экроландом. Солемна всхрапнула и повиновалась пришпориванию. У юноши создалось впечатление, что кобылка не раз видела кровь и смерть, потому что не выказала и тени беспокойства. Чудо, что в Стипоте Экроланд нашел такую красавицу.

Рыцарь ехал неторопливо, чтобы остальные могли его догнать, и тихо переговаривался с ведьмой. Когда Аткас нагнал их, ему удалось поближе разглядеть спасенную.

У Дженны было не красивое, но симпатичное личико, обрамленное густыми пепельными волосами. На лице особенно выделялись миндалевидные глаза, зеленющие, озлобленные, притягательные. Ее фигуре вряд ли суждено было удостоиться каких-либо комплиментов, собственно, это и фигурой-то назвать было затруднительно. Так, скелет, обтянутый белой кожей, которой будто никогда не касались живительные солнечные лучи. Но в каждом ее движении чувствовалась мягкая грация, поэтому со стороны она напоминала полудохлую, некормленую кошку.

Похоже, она была чуть постарше Цилы, хотя вряд ли справляла свой семнадцатый день рождения, но приятных округлостей, которые Аткас столь ценил у Цилы, у этой девушки не наблюдалось.

Аткас еще некоторое время откровенно пялился в лицо Дженны, тщетно пытаясь отыскать хоть одну веснушку (ему почему-то казалось, что на такой коже непременно должен быть хоть один изъян: прыщик, угорек или та же веснушка).

Экроланд прервал его:

— Как ты, юноша?

Аткас пожал плечами:

— Мне что, я и не такое видал. А вот вы… Уж больно вы остальных разозлили, сэр Экроланд. Главный, так тот прямо кипел от ярости.

Дженна тихо фыркнула:

— По мне, так и выкипел бы весь.

— Дженна, так нельзя говорить, — сурово сказал Экроланд. — А особенно тебе.

— Это почему же? Ведь без аслатина я из себя ничего не представляю.

— Злоба — нехорошее чувство. Имей сострадание.

— Сострадание к тому, кто поубивал всех моих подруг? — удивилась девушка. — А ведь они были даже полезны для деревни, если уж на то пошло. Мы и раны умеем заживлять, и болезни лечить, да и вообще многие вещи, что только волшебникам и доступны, делать.

— Но какой ценой, милая, — мягко заметил Экроланд. — А рыцари превыше всего чтят заветы Талуса, среди которых основной постулат гласит: смерть священна. А вы ее оскверняете.

— Но на благо, сэр рыцарь! — возмутилась Дженна, — мертвым уже все равно, что станется с их телами, а живым надо выживать!

— Это противно человеческой природе, — возразил Экроланд. — А то, как вы используете Силу живых? Неназываемого проклял даже Секлар, бог Тьмы, а это уже о многом говорит! Мы редко убиваем последователей Тьмы, но со слугами Неназываемого расправляемся безжалостно.

Дженна отвернулась и некоторое время смотрела лишь на дорогу впереди себя.

— А куда вы держите путь? — спросила она наконец. Потом горько усмехнулась, — ну и я, конечно.

— В Вусэнт, там в пригороде я владею небольшим поместьем. Думаю, сумеем и тебя приставить к делу.

Аткас ехал позади и размышлял, насколько необычен его хозяин. Экроланд выглядит настоящим, тогда как другие рыцари, что Орвальд, что Терин, даже Сегрик, — просто воины, наемники Талуса. Затем Аткас пришло в голову, что так думать богохульно, и он про себя пылко попросил прощения у Талуса.

«Но что поделать? Видимо, только Экроланд совершает настоящие рыцарские поступки, у других же на уме лишь строгое выполнение приказа».