Нет ни рая, ни ада, о сердце мое,
Нет из ада возврата, о сердце мое,
И не надо надеяться, о мое сердце.
И бояться не надо, о сердце мое.
Лесс было совершенно плевать на то, что настало утро. Все равно солнца сегодня не предвиделось, только звезды побледнели, и ночное угольное небо слегка растушевала туманная серость. Вылезать из теплой походной постели не хотелось. Да что там — жить было лень и тошно. Лесс с трудом разлепила глаза. Туман скользил между густой листвой и пропадал у водопада; водяная пыль оседала на траву и несла с собой дополнительную сырость. Здесь же, рядом с симпатичной цветочной полянкой, протекал неглубокий прозрачный ручеек. Вчера файерн (чистокровный, между прочим), ведущий караван, к которому она пристала, оглядел окрестности и решил, что лучшего места для ночлега им не найти. Бельсы тут же рассредоточились по поляне, и каждый занялся своим делом: ставили импровизированные палатки, рубили дрова для костра и занимались приготовлением полуфабриката из риса с мясом, приправленного чесноком и красным перцем. Надо ли говорить, что после долгого и утомительного перехода ужин был поглощен в считанные минуты. Путем несложного процесса жеребьевки путники разыграли очередность несения почетного караула у костра и улеглись спать. Караул явно не был лишним. Не успело солнце скрыться за горизонтом, как вокруг лагеря тут же начало раздаваться подозрительное рычание. Файерн, которому выпала честь караулить священный сон своих попутчиков первым, поддерживал костер собственным дыханием. Впрочем, несмотря на рычания, ворчания и (наверняка) наличие под боком хищников, ночь прошла спокойно.
Лесс поднялась и невольно бросила взгляд на проводника. Он был не похож на Морреля. Абсолютно. Сознание принадлежности к великой расе, брезгливое отношение к окружающим, постоянное стремление к комфорту… Этот файерн считал ниже своего достоинства спать в горячих углях костра и питаться всем, что попадется под руку, лишь бы оно горело. Глядя на него, Лесс даже не верилось, что в жилах этого бельса тоже течет лава. Казалось, что там, в лучшем случае, плещется солоноватая красная водичка, как у обычного небельса. Впрочем… в самом главном файерн был на высоте — он тоже отлично чувствовал дороги и направления. Так что шанс добраться до Круга у Лесс точно был. По крайней мере, думая об этом, Лесс могла хоть на что-то отвлечься. И не думать о Морреле. Хотя… Какой смысл? Все равно, как только караван обустраивался на ночевку, она начинала писать Моррелю письма. Просто для того, чтобы выплеснуть куда-нибудь собственные чувства.
…Привет!
Глупо писать письма в никуда и никому, но я не в первый раз в жизни совершаю обдуманные глупости. Наверное, я надеюсь, что от этого мне станет легче. Вряд ли. Хотя со временем, конечно же, меняется в этом мире всё. Остыли истерики, ушли излишние пафос и трагизм, и только невольные капли смолы время от времени еще текут иногда из глаз. Злые, почти не вязкие, не задерживающиеся на ресницах и все же застилающие глаза черной пеленой ненависти. К прошлому, которого уже не вернуть, к будущему, в котором ничего не светит, к бельсам, которые остались жить и к миру, который, почему-то, смеет существовать без тебя.
Наверное, все мои сумбурные мысли — это всего лишь нервная реакция одиночества. И несостоявшейся любви, для которой у Властителей не нашлось лишнего шанса. Наверное, это всего лишь очередная глупая попытка соврать самой себе. Может быть, если бы я была уверена в том, что ты меня не любишь, мне стало бы легче. Но вряд ли я могу быть в этом уверена. Ты даже не делал вид, что ты ко мне равнодушен. Я помню вспыхивающий, довольно-оценивающий, раздевающий взгляд, хриплые комплименты и… признание. Признание, которого я уже никогда не надеялась дождаться. Между мной и тобой всегда что-нибудь стояло. Слишком много гордыни. И глупости. И страха. А еще были попутчики, враги и семейные обстоятельства. Неизвестно, что хуже. И какая из этих причин глупее. За время нашего расставания я поняла, что жить я без тебя не могу. И не хочу.
Ты знаешь, я люблю тебя. Понимаю, что признание это прозвучит слишком поздно и что глупо говорить о любви тому, кто уже ничего не может слышать. Но я сделаю это для себя, ладно? Для себя и для тебя. Потому что вдруг ты все-таки получишь это письмо? Письмо ни о чем и никому. Письмо, которое пишется от беспросветной тоски, одиночества и глупой любви, которая, почему-то, до сих пор никак не пройдет…
Лесс очнулась от собственных мрачных мыслей только тогда, когда файерн сделал знак двигаться дальше. Лешачиха быстро собралась и двинулась вслед за проводником. Надо сказать, что остальные бельсы не разделяли готовности Лесс тронуться в дорогу в любую минуту. Не привыкшие (в отличии от нее) к долгим путешествиям, они постоянно жаловались на бытовые неудобства. Но от пыли, рассветного холода, дневной жары и надоевших насекомых их не мог избавить даже файерн. Ближе к ночи караван остановился в идиллическом месте на поросшем деревьями берегу притока. Однако остановка была недолгой. Файерн подал знак опасности. Лесс затаилась и принюхалась. Небельсы! Только их тут не хватало. Внезапно посеревшее вечернее небо стало черным от падающих сверху камней. Файерн дал знак, и бельсы побежали к реке. На их счастье, проводник учуял верно — у берега стояли лодки небельсов. Караван рассредоточился по ним и отчалил от берега. Однако от камнепада это их не избавило. Булыжники шлепались в воду в непосредственной близости от лодок. Караван уже набирал скорость, когда что-то сильно ударило Лесс в спину, и она повалилась в лодку. В нее угодили камнем. Файерн тут же вскинул арбалет и начал стрелять наугад, хотя шансы попасть в кого-нибудь из нападавших при стрельбе вверх с движущейся лодки были ничтожны. Хорошо что течение усилилось, и караван, наконец-то, оторвался от небельсов.
Впрочем, как оказалось, неприятности только начинались. Не успели бельсы успокоиться и спрятать оружие, как вода закипела и на поверхности показалась зеленая конская голова.
— Водник! — вскрикнула Лесс, посылая в тварь магический заряд. Тварь фыркнула и помотала камышовой гривой. — Веревку, быстро!
Файерн (конечно же!) сориентировался первым и пришел ей на помощь. Он сам накинул аркан на голову Водника, и Лесс смогла направить боевой разряд более нацелено. Связанная уздечкой тварь еще несколько раз дернула головой и ушла под воду. Лесс вздохнула. Слава Властителям, на сей раз хотя бы тварь была не магической. Иначе им точно вряд ли удалось бы так быстро с ней справиться. Лесс убрала под капюшон растрепавшиеся ветки и устроилась в лодке удобнее. Им повезло. Это просто чудо, что никто из каравана не был серьезно ранен и такие крупные цели, как лодки, не получили повреждений. Если бы Водник стукнул своим хвостом, их положение могло оказаться серьезным. Таким же серьезным, как если бы в дощатое дно лодки угодил один из брошенных небельсами камней. Однако боги миловали. И бельсы, отдышавшись, смогли отплыть на приличное расстояние и остановиться на ночь на каком-то острове. Лесс нахмурилась, но решила не вмешиваться. Ей почему-то казалось, что караван оторвался от небельсов недостаточно далеко для того, чтобы спокойно устраиваться на стоянку. А потому Лесс убедилась в том, что все необходимое находится у нее под рукой, и решила не снимать на ночь обувь. Ее даже не успокоило то, что первым караулить их лагерь остался файерн. Он вышел за пределы территории лагеря, чтобы проверить, все ли в порядке, и наугад посветил факелом по кромке воды — в пучке света мелькнула голова небельса, который плыл через реку. Файерн вскинул факел и увидел на другом берегу целый отряд небельсов. Все они сжимали в руках оружие. Файерн предупреждающе вскрикнул, небельсы открыли стрельбу из арбалетов, и начался бедлам.
Лесс проснулась от воинственных криков, но не почувствовала страха, а просто настроилась на какой-то особый лад. Так она и знала! Небельсы не собирались оставлять их в покое. Однако это беспокоило Лесс не до такой степени, как вытащенные на берег лодки. Если небельсы доберутся до них, караван будет обречен.
— К лодкам! — скомандовал файерн, который, видимо, тоже дошел до этой мысли. Бельсы тут же кинулись к берегу, а проводник, взлетев, открыл огонь по нападающим. Последовало смятение, послышались какие-то вопли.
— Отчаливаем! — приказал файерн.
В кромешной тьме Лесс выгребла на главное русло. Было жутко, потому что различались только мерцание воды и темные силуэты берегов. Вскоре послышался рев порога. Лесс попыталась подтянуться к берегу, но оказалась во власти течения, а затем очутилась в полосе пены, взлетела на вершину огромной волны, перевалила через нее и оказалась по другую сторону гребня. Другим лодкам повезло меньше. Казалось, что они буквально встали на дыбы. Кое-кого из бельсов выбросило за борт. Файерн, сообразив, что если сию же секунду не схватит их за шиворот, то уже никогда не отыщет в темноте, спикировал вниз. К счастью, бельсы всплыли рядом с бортом, и он втащил их назад без особых усилий. На твердой поверхности караван оказался только спустя два часа. Все были мокрые, усталые и злые. Нападение небельсов просто вывело всех из равновесия. Однако, когда бельсы обсушились и поужинали, страх и напряжение отошли. Теперь, когда и небельсы, и стремнина были позади, можно было насладиться жизнью.
…Тусклый рассвет окрасил в светло-коричневые тона неровные скалы и остроконечные вершины по обеим сторонам ущелья. После ночного кошмара это выглядело необычно красиво. Лесс вздохнула. Она опять не смогла уснуть. Скорее бы уже наступил день! Дорога отнимает слишком много сил и внимания, чтобы отвлекаться на воспоминания. И сочинять письма.
…Привет!
Я знаю, что глупо писать письма тому, кто не сможет ни получить их, ни прочесть, но просто не могу удержаться.
Привет! Сколько раз я говорила тебе это слово, искренне радуясь нашим встречам? Сколько раз мы молчали, уверенные в том, что слов нам не надо? Может быть, мы все-таки были правы. Но кое-что я все равно должна была тебе сказать. Я люблю тебя. Наверняка ты всегда об этом знал. Так же, как и я всегда знала о том, что тебе нравлюсь. И даже иногда чуть более чем. Но мы оба молчали. До самого последнего момента молчали. Наверное, потому, что оба не знали, что с этим делать.
Привет! Сколько времени прошло, а у моей души все еще не кончилась истерика. Безумная и совершенно не контролируемая. Если бы только можно было получить хотя бы шанс… хотя бы минуту… хотя бы просто возможность увидеть тебя и снова сказать тебе…
Привет!..
Лесс смяла написанное письмо в комочек и кинула его в огонь. Если уж она сошла с ума настолько, чтобы писать в никуда письма, то уж хранить их она точно ни за что не станет. Лесс вздохнула. Она, почему-то была совершенно не уверена в том, что ей удастся воскресить Морреля. Слишком мрачные легенды ходили об этом процессе, слишком серьезное предупреждение стояло на свитке с заклятьем. Но ни отказываться от этой мысли, ни (тем более) сворачивать с полдороги Лесс не собиралась. Сейчас у нее была хоть какая-то надежда. Маленькая, глупая, бессмысленная, но надежда. Вдруг ей удастся то, что не удалось никому другому? Вдруг она действительно сможет еще раз увидеть Морреля? Увидеть, обнять, вдохнуть запах огня и пепла… Вдруг она сможет вытащить его за гребень даже с Той Стороны? Лесс прикрыла глаза. Может быть, и сможет. Во всяком случае постарается. Потому что жить без Морреля ей определенно не хотелось. Порой Лесс даже ловила себя на мысли, что она так и не поверила в то, что Моррель ушел. Ей казалось, что он опять где-то в дороге, ведет очередной караван, и как только контракт закончится, он вернется. Вернется к ней, как возвращался всегда. Ехидный, колючий, жесткий, он кинет у порога сумку, обнимет ее и больше никуда уже не уйдет. Никогда.
Следующий день был не многим лучше предыдущего. Разве что по реке плыть не пришлось. Но дорога по непролазным джунглям сполна компенсировала уже пережитые незабываемые ощущения. Двое бельсов шли впереди, работая все время длинными ножами, чтобы расчистить заросли. Их движения напоминали ритуальный танец. За этими двумя шел еще один, с арбалетом наготове, а уже за ним все остальные. Файерн перелетал с места на место и, казалось, был везде одновременно. Видимо, чувствуя какую-то опасность, он тоже держал арбалет наготове и двигался очень настороженно, реагируя каждый подозрительный шорох. Однако на этот раз обошлось без неприятностей. Караван добрался до Шторра. Лесс поморщилась. Еще раз пересекать пустыню ей совершенно не хотелось. Однако деваться было некуда и потому, купив верблюда, она снова присоединилась к каравану. Шторр, который долгое время находился под властью небельсов, стал довольно зловещим, открытым всем ветрам местом. Руины древней крепости на скалистом холме охраняли колодец, который находился в глубине большой пещеры. Опустив курдюки на землю, бельсы цедили воду в кожаные ведра, которые подносили к мордам толпящихся верблюдов. Этот колодец был единственным источником питьевой воды в городе, а потому служил постоянной сценой для засад и жестоких схваток. Поэтому прежде, чем обосноваться рядом с ним на ночлег, файерн выставил часового.
Лесс устроилась на своей походной постели, накрылась плащом и устремила взгляд в небо. В отличии от других, у нее не было страха перед пустыней. И перед файерном. Она слишком хорошо знала способности этой расы. Файернам не нужны были ни карты, ни компас. Любой из них полагался только на самого себя, на свое врожденное чувство направления. Каждый файерн умел распознавать самые ничтожные приметы местности, недоступные для глаз остальных бельсов. Он всегда знал, где найти корм для верблюдов в этих кажущихся бесплодными просторах и местонахождение источников, от которых будут зависеть их жизни. А еще… еще файерн всегда знал, когда наступает утро. И это раздражало путешествующих с ним бельсов больше всего. Файерн начинал будить их ни свет ни заря, торопясь пуститься в путь до наступления жары. Бельсы выползали из-под своих плащей, навьючивали на верблюдов бурдюки с дарующей жизнь водой, и караван трогался в путь. Лесс оглядела безжизненный пейзаж и вспомнила другую пустыню. Ту, которую они пересекали вчетвером, желая добраться до Мымра. Она сама, Моррель, Татьяна, Сержен… и кто бы мог подумать, что все так закончится! Что собственные глупые желания, исполнившись, принесут только боль и страдания. Ради своей мечты Сержен предал Татьяну, а она… она потеряла Морреля.
…Этот день был белым. Абсолютно. Бесконечно. Безмерно. Слепяще-белым. До слез. Бездонная тишина застывшего мгновения разбилась, и круг порвался. Сразу.
Когда-то я думала, что все самое плохое в моей жизни уже случилось. Наивная. Я даже не понимала, насколько страшно произносить некоторые слова: «все, никогда, навеки». Я просто не думала, что однажды должна буду сказать о тебе «был». Что именно ты станешь моей потерей. Бесконечной. Безумной. Беспросветно болезненной.
Мы не посидим, не выпьем и не поговорим. И даже не помолчим. Теперь я буду делать это одна. Столько времени, сколько я обречена тебя помнить.
Я поднимаю чашку с теплой затхлой пустынной водой и пью за тебя. За то, каким ты был, за те отношения, которые когда-то нас связывали. За то, чего уже больше никогда не будет. За нас обоих и за то время, в котором мы с тобой были еще живы. За то место, которое ты занимал в моей жизни и которое вряд ли уже займет кто-то другой.
Я люблю тебя. Я действительно тебя люблю. Глупо и безнадежно. Непоправимо и безвозвратно. Я так хотела бы, что бы все случившееся оказалось только дурацким страшным сном! Чтобы завтра я проснулась в мире, где ты жив. А еще лучше — в мире, где ты принадлежишь мне…
Сто лет ожиданий напрасных,
Как глупые слезы.
Сто лет глупых слез
От напрасных навеки надежд…
Лесс добралась до заветного каменного круга уже ближе к закату. Она разложила амулеты и достала из сумки подаренный бесом свиток. Лесс встала в круг, сосредоточилась и… услышала чей-то вздох. Лесс обернулась. На одном из камней восседала призрачная девица и с печалью на нее смотрела.
— Татьяна? — дернулась Лесс.
— Не двигайся, — остановил ее призрак. — Не создавай лишних колебаний воздуха, мне и так слишком тяжело здесь находиться.
— Как… как это возможно?
— После того, как вы на пару с Моррелем превратил меня в изваяние, Асмодей переставил его в дальнюю комнату. Не посмотрев, что там лежит мертолит. Наверное, я все-таки не до конца потеряла собственную призрачную сущность. Только теперь, для того, чтобы стать привидением, мне понадобилось качать из камня энергию очень долгое время. Да и чувствую я себя сейчас в этой ипостаси, честно говоря, не очень уверенно.
— Ты знаешь, что Моррель погиб? — тихо спросила Лесс, пытаясь проглотить застрявший в горле комок.
— Знаю, — вздохнула Татьяна. — Именно поэтому я здесь. Ты не должна возвращать Морреля таким путем.
— Но почему?!
— Потому что существо, которое ты вернешь, уже не будет Моррелем. Оно не будет ни думать, ни говорить, ни даже пахнуть как Моррель. Это просто будет существующая плоть. Не совсем живая. Подумай, Лесс, зачем тебе это?
— Я люблю его! Я не хочу с ним расставаться! — разозлилась Лесс. — И потом — мне предложил этот выход Асмодей!
— И ты, разумеется, не смогла устоять перед искушением это сделать — кивнула Татьяна. — Я тебя понимаю. Я тоже до сих пор не могу забыть Сержена. Безусловно, предложение Асмодея вернуть Морреля должно было прозвучать для тебя заманчиво, более чем…
— Ты думаешь, Асмодей мне врал? — удивилась Лесс. — Но зачем ему это надо?
— Пока не знаю, — задумалась Татьяна. — Но ко мне в голову закралась мысль, что он врал нам всем. Подумай, чего хорошего ты видела от беса? Да и мы все тоже, если на то пошло дело? Он собрал нас, послал убить неугодного ему небельса, пообещал выполнить наши заветные желания… И что получилось? Может, конечно, мы сами были виноваты, не сумев правильно сформулировать собственные мысли. Однако бес нас не поправил. И даже не остановил. Наоборот, складывается ощущение, что он просто подталкивал нас к краю. Вот и сейчас… разве тебе самой пришло бы в голову играть с запрещенными заклятьями? Разве ты решилась бы идти до конца? — Лесс потерла озябшие пальцы и отрицательно покачала головой. — Вот именно. А почему?
— Я слышала слишком много жутких рассказов о подобных процессах воскрешения.
— Но ты предпочла поверить бесу? — Татьяна поерзала на камне и почти умоляюще посмотрела на лешачиху. — Не делай этого, прошу тебя, — попросила она. — Послушай меня, Лесс, ничего хорошего из этого не выйдет. Как не вышло ничего хорошего из наших желаний.
— Но как мне жить дальше? — с отчаяньем прошептала Лесс. — Как мне жить без Морреля?!
— Когда-то ты предлагала мне забыть обо всем и перенестись в другое измерение, чтобы жить там с Серженом долго и счастливо. Почему бы тебе это не сделать для себя самой?
— Я не хочу жизни без памяти о Морреле. Но и существовать, зная, что никогда его не увижу, не хочу тоже. И потом… я ведь даже свою клятву не исполнила…
— То есть как не исполнила? — озадачилась Татьяна. — Ты ведь загадала желание?
— Вот именно, что загадала, — горько всхлипнула Лесс. — Когда-то я поклялась, что отомщу предавшему меня самцу. И пожелала, чтоб предавший меня понес наказание, достойное своего предательства.
— Ну? — продолжала не понимать Татьяна.
— Я же не назвала имени. И обстоятельств. А потому от моего желания пострадал Моррель…
— Что? — не поверила своим ушам Татьяна. — Ты хочешь сказать, что женитьба Морреля была воспринята как предательство, а смерть — как достойная кара? Ты хочешь сказать, что Моррель погиб из-за твоего желания? — Лесс кивнула головой и разрыдалась. — Бред! Хотя… если учесть как мое желание исполнилось…
— Поэтому я и хочу вернуть Морреля. Если уж мне не удалось исполнить свою клятву, я должна хотя бы исправить свою ошибку!
— Да ни черта ничего ты не исправишь! — разозлилась Татьяна. — И самца своего вернуть не сможешь! Я же говорю, то, что ты получишь, будет уже не Моррелем!
— Но как мне жить?! — почти взвыла Лесс. — Как мне жить без него, да еще и зная, что это я была причиной его гибели? Как мне жить, зная, что даже старая, дурацкая клятва, ради которой я всем рискнула, так и не сбылась? Как мне жить, зная, что я не могу даже нормально умереть?
— В смысле? — не поняла Татьяна.
— Я же говорила тебе, что давая клятву, я поставила в залог свою сущность, — вздохнула Лесс. — И что из-за этой клятвы я не смогу после смерти воплотиться в дереве. А та смерть, которая меня ждет, будет настолько жестокой и мучительной, что я не хочу об этом даже думать.
— Погоди, погоди… но ты же говорила, что эту клятву можно обойти! Что-то там о жизни в виде растения и тому подобном… — возразила Татьяна. — Насколько я помню, ты не шла на это только потому, что не хотела расставаться с Моррелем.
— А как бы ты на моем месте поступила? Неужели сумела бы отказаться от своих чувств? — с вызовом поинтересовалась Лесс. — Рядом со мной был любимый мною бельс. И я не знала, сколько времени нам суждено быть рядом. Властители никогда не были ко мне особенно щедры. Поэтому уходить из жизни, пусть даже спасаясь от последствий собственной неосторожной клятвы, я совершенно не хотела. Даже понимая, что Моррель мне никогда ничего не обещал, а возраст, в течении которого можно превратиться в голубой ясень весьма ограничен.
— Почему? — удивилась Татьяна.
— А я тебе не рассказывала?
— Нет. До этой интересной темы мы с тобой не дошли.
— Небельсы, неужели ты не знаешь, как появляются на свет лешие? — удивилась Лесс.
— Откуда же я могу это знать, если ты единственный леший, с которым я знакома? — возмутилась Татьяна. — Так что заканчивай говорить загадками и объясни подробнее, что именно произойдет после того, как ты станешь растением. И, кстати, как ты собиралась им стать, если не можешь безболезненно одеревенеть?
— Во-первых, изначально я стану семенем. Во-вторых, это будет семя не просто какого-то растения, а голубого ясеня. А в-третьих, ясень, в который я потом вырасту, это не дерево. Это живой организм. Некая промежуточная сущность между лешим и деревом. Воплотившись в нее, я перестану разумно воспринимать окружающий меня мир и обо всем забуду. Я буду вести жизнь растения. И меня никогда уже не тронут ни клятва, ни боль, ни воспоминания.
— Очень похоже на самоубийство… — пробормотала Татьяна, невольно вспомнив озеро, к которому когда-то была привязана заклятьем, и девушку, которая в нем утопилась.
— Не совсем, — возразила Лесс. — Ты действительно не знаешь природу леших. Помимо обычного, такого же, как и у небельсов, способа, они могут родиться еще и из стволов голубого ясеня. Появившиеся таким образом на свет лешие считаются Высшими и Благословенными. Вырасти в это дерево почетно. Просто семенем ясеня может стать только молодая (не больше 25 весен), здоровая самка. Так что времени для того, чтобы сделать этот решительный шаг, у меня было не так уж много. Впрочем, в таком возрасте не каждый сможет добровольно отказаться от собственной сущности. Мне этого тоже не хотелось. И потом… с тех самых пор, как в моей жизни появился Моррель, я уже не думала о себе. Я жила для него и ради него. Я не смогла отказаться от мысли о нем даже тогда, когда он женился. Я продолжала ждать, что Моррель вернется. Моя попытка уехать с Ворреком с самого начала была обречена на провал. Я прекрасно это понимала. Но прощаться с жизнью, пока есть надежда снова увидеть Морреля, не хотела. Ну и потом… к тому моменту я искренне думала, что высказанное мною желание поможет мне избавиться от давней клятвы. Я верила в это даже после того, как Моррель погиб. Это Асмодей, появившись в моем доме, открыл мне глаза. И дал надежду.
— Мне жаль, Лесс, — посочувствовала Татьяна, — но поверь мне, эта надежда совершенно беспочвенна. Я не знаю, зачем Асмодей втянул тебя в эту авантюру, но ты не обрадуешься тому, что увидишь после заклятья.
— Но что же мне делать? — всхлипнула Лесс.
— Вообще-то, есть еще один выход, — вздохнув, сказала Татьяна. — Помимо того, чтобы стать семенем голубого ясеня. Так ты сможешь и избежать кары за неисполненную клятву, и спасти Морреля. Вопрос только в том, решишься ли ты заплатить такую цену. И захочет ли файерн, чтобы его так спасали.
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Лесс.
— В этом мире, как ты знаешь, напряженка с лешими. Как только я узнала, что Асмодей натолкнул тебя на мысль оживления Морреля, я связалась с одним из местных представителей твоей расы. Честно говоря, я даже не была уверена, что он сможет предложить мне что-нибудь путное. Но я оказалась не права. Женьшень, выходи! — позвала Татьяна, и из ближайших кустов показался пожилой леший. — Знакомься, это Лесс. И ей нужна твоя помощь.
— Но самец не может владеть магией! Особенно такого уровня, чтобы оживить Морреля! — захлопала глазами Лесс.
— Зато я могу многое другое, — прошелестел леший. — Я слышал, как ты рассказывала своей подруге об обряде превращения в голубой ясень. И был поражен, насколько же извратилось спустя века священное знание. Лешачиха, отказываясь от своей сущности, вовсе не превращается в дерево. Она становится человеком, жертвуя своей расой. А ее сущность, в виде серебристого семени, прорастает ясенем. И от него действительно рождаются Высшие лешие. На этой земле их не появлялось уже более тысячи лет. Да и самки у нас не рождались уже очень давно. Должно быть, мы прогневали чем-то Властителей.
— Но самое главное, что лешие в этом мире находятся в настолько отчаянном положении, что за ради того, чтобы получить сущность самки, готовы выполнить любое твое желание. Должна же ты получить компенсацию за то, что станешь человеком! Если, конечно, ты согласишься это сделать.
— Стать небельсом? — брезгливо скривилась Лесс. — Не обижайся, Татьяна, но это просто немыслимо! И я отказываюсь верить, что хоть одна лешая в здравом уме могла на это согласиться!
— В здравом уме — нет, — прошелестел Женьшень. — Но желая власти, богатств, скорбя о потере…
— Ты сможешь оживить Морреля? — решительно сузила глаза Лесс.
— Не совсем оживить, — улыбнулся леший. — Скорее, слегка исправить прошедшее. Сделать так, что погибнет только его сущность.
— В смысле? — не поняла Лесс.
— После воскрешения Моррель станет человеком, — объяснила Татьяна.
— Он меня убьет за это! — фыркнула Лесс. — И будет прав. Я бы его убила.
— Но тебе не надо этого делать, Морреля уже убили, — напомнила Татьяна.
Лешачиха вздохнула. Татьяна была права. Но изменить своей расе и стать человеком было сложно. Даже чересчур. Лесс всю жизнь недолюбливала небельсов и относилась к ним с изрядной долей презрения. Во всяком случае до тех пор, пока не познакомилась с Татьяной. Впрочем, ее никак нельзя было назвать обычным человеком. А Сержен… Сержен хоть и произвел впечатление на Лесс своим умением владеть мечом и разумностью, оказался самым заурядным представителем своего племени. Он предал Татьяну, обрек ее на пытки и мучительную смерть ради своей веры. Люди были слишком жестоки, безжалостны и опасны, а потому Лесс сомневалась, что она сможет жить в облике человека. Да и Моррель вряд ли обрадуется такому превращению Файерн не выносил небельсов на дух. Каково ему будет оказаться в человеческой шкуре? Захочет ли он платить за свою жизнь такую цену? Хотя… это решать самому Моррелю. Лесс может только вытащить его с Той Стороны. Над остальным она не властна. Если файерн предпочтет смерть, он легко сможет вернуться в ее объятия. А если нет… станет человеком. Но как Моррель потом отнесется к Лесс? Если он даже и не возненавидит лешачиху за сделанный выбор, сможет ли он смотреть на нее с прежним вожделением после того, как она станет небельсом? Сможет ли он по-прежнему желать ее? И любить? Вопросов было слишком много. А ответов на них Лесс не дали бы, пожалуй, даже Властители. Она сама должна была сделать выбор. И заплатить запрошенную цену.
— Хорошо, я согласна, — решилась Лесс. — Но я даже не представляю, как мы сможем жить после того, как станем небельсами. И сможем ли мы вообще существовать в таком облике..
— Лучше бы ты озадачилась вопросом где вы будете жить, — посоветовала Татьяна. — Не знаю, действительно ли Асмодей виновен во всех наших бедах, но советую уйти в мир, где он вас не достанет.
— А ты? — всполошилась лешачиха, вспомнив о подруге.
— Я выберусь! — мрачно пообещала Татьяна. — Найду артефакт жизни и сумею освободиться от заклятья окаменения. В любом случае, став людьми, вы ничем не сможете мне помочь.
— Мы постараемся! — настырно пообещала Лесс.
— Хорошо! — отмахнулась Татьяна от неуемной лешачихи. — Ну так что? Будем воскрешать Морреля?
— Прямо здесь? — удивилась Лесс. — Нам не придется возвращаться в усыпальницу императоров файернов?
— Для обряда не нужно ни тело, ни саркофаг, — заявил леший. — Каменный круг обладает достаточной мощью, чтобы мне помочь. Асмодей и сам не знал, какой подарок тебе сделал, велев явиться сюда в полнолуние. Иначе для обряда пришлось бы ждать целый месяц. И возможно, это было бы слишком долго. Душу можно вернуть только тогда, когда она еще не улетела слишком далеко. Татьяна, прошу тебя отойти за каменный круг. А тебя, Лесс, прошу встать в центр. Итак. Ты согласна отказаться от своей сути и отдать ее голубому ясеню?
— Да, — хрипло сказала Лесс, пытаясь унять сумасшедшее биение своего неразумного сердца.
— Что ты хочешь получить взамен?
— Жизнь Морреля и проход в другое измерение, не подвластное Асмодею.
— Хорошо…
Темное облако на мгновение закрыло луну, погрузив поляну в абсолютный мрак, а потом что-то в небе взорвалось и полыхнуло голубым светом. Татьяна невольно вздрогнула и зажмурилась, а когда открыла глаза, в центре круга находилось двое людей. Именно людей, которые смотрели друг на друга боясь поверить своим глазам.
— Моррель!
— Ч-что случилось? — запинаясь, спросил Моррель, пытаясь сфокусировать взгляд. — Я же, вроде бы, умер?
— Умер, но мы нашли способ вытащить тебя с Той Стороны, — хмыкнула Татьяна, любуясь радостью своей подруги.
Лесс лихорадочно целовала Морреля, плакала, задыхалась от счастья, и никак не могла наглядеться на любимого мужчину. Похоже, ей было все равно, что Моррель стал небельсом. Слишком уж она была счастлива от одной только мысли, что он вообще жив! Хотя… неизвестно еще, как посмотрит на смену своей сущности сам Моррель. Вдруг не сможет с этим смириться?
— Лесс? — наконец, опознал лешачиху Моррель. — Что с тобой случилось? Ты похожа на небельса!
— Это потому, что она стала человеком, — объяснила Татьяна. — И ты тоже, кстати.
— Я?! Я стал небельсом? — возмутился Моррель, оглядывая себя со всех сторон. — Властители! Но что случилось?!
— Напоминаю, если ты забыл. Ты умер, — ехидно ответила на вопрос ошарашенного файерна Татьяна. — Для того, чтобы вытащить тебя с того света, Лесс пожертвовала своей сущностью. Из-за тебя она стала небельсом. А ты стал человеком потому, что воскрешать мертвецов лешие не умеют. Они могут только влиять на сущности. Так что считай, что файерн по-прежнему мертв. А то, что от него осталось, сейчас перед нами.
— По-моему, я схожу с ума… — окончательно растерялся Моррель.
— Прости… я знаю, что ты ненавидишь небельсов, но другого способа вытащить тебя с Той Стороны просто не было, — всхлипнула лешачиха, держа в ладонях лицо любимого мужчины. — Властители! Как же я тебя люблю!
— Да? — хмыкнул приходя в себя Моррель. — Ну, тогда быть небельсом не так уж страшно. Я тоже тебя люблю. Кстати, в человеческом обличии ты стала еще красивее, — восхищенно сказал он, целуя Лесс и прижимая ее к себе ближе.
Ну так… а чего ж там может быть некрасивого? Лесс осталась сама собой. Только ветви превратились в гриву темно-русых волос, глаза стали карими, а кожа мягкой. Да и Моррель не сказать чтобы сильно изменился. Без чешуи, крыльев и гребня он, правда, выглядел уже не столь устрашающе, да и глаза превратившись из пепельных в пронзительно-черные уже не казались столь жуткими. А в остальном… все тот же. Красивый, нахальный и абсолютно бесстрашный. И кого же он напоминал Татьяне? А! Скинхеда, конечно же! Кого еще мог напоминать Моррель своей бритой налысо башкой? Да… пожалуй, к собственной человеческой внешности ему будет очень сложно привыкнуть. Это сейчас он без памяти рад, что вообще жив, и что Лесс рядом с ним. А вот когда эйфория немного стихнет… Татьяна даже боялась представить, что же тогда будет.
— Вы идете? — поторопил целующуюся парочку Женьшень. — Скоро сила полнолуния пойдет на убыль.
— Идем, — улыбнулась Лесс, не в силах оторваться от Морреля.
Это был слишком щедрый дар. Слишком невозможное чудо. И разве сущность лешачихи была достаточной ценой, чтобы его оплатить? Ради жизни Морреля Лесс была готова стать не то что небельсом — да кем угодно! Лишь бы только ощущать тепло его тела, слышать его голос, радоваться тому, что он жив! Даже если он тоже стал человеком! Лесс привыкнет к другому запаху, к иному цвету глаз, к гладкой, смуглой коже… в конце концов, разве это так уж важно? Какой смысл имеют прошлые убеждения, если они не помогли быть счастливыми?
Моррель был готов подписаться под каждым из этих слов. Правда, в шкуре небельса он ощущал себя довольно неуютно, и даже пока не мог привыкнуть к мысли, что он больше уже не файерн. Но если это было ценой за то, чтобы остаться рядом с Лесс… Моррель был готов заплатить и такую цену. Жаль, что воткнувшийся ему в спину кинжал спутал все планы. Но зато он остался жив! И теперь его не найдет никакая тайная служба файернов, сколько бы Наррена им не заплатила! Королеве просто не придет в голову искать человека. И вообще искать кого бы то ни было. Для всех Моррель мертв. Пусть так и останется. Главное, что он был жив для Лесс. Всё остальное уже было неважно. Моррель слишком хорошо помнил свои ощущения, когда понял, что умирает. Отчаянье, сожаление, злость… теперь у него есть шанс начать свою жизнь заново. И обличие небельса — это не самая большая цена за подобную возможность. Властители! Быстрее бы уже добраться до какого-нибудь дома и обнять Лесс покрепче! Как же он все-таки по ней соскучился. Наверняка имперский наряд с украшениями, в котором его воскресил леший, поможет Моррелю купить неплохой домик. И первое время ни в чем не нуждаться. Впрочем… они с Лесс знали, как зарабатывать деньги.
— Надеюсь, у меня останется моя способность махать мечом? — уточнил у лешего он.
— Да. Так же, как и у Лесс ее магия. Более того, вы сохраните и некоторые навыки своих рас. Умение ладить с лесом и видеть дороги. Правда, уже не в такой степени, — порадовал их обоих Женьшень, открывая портал между мирами.
— Ты уверен, что в мире, куда ты открываешь дверь, Моррель и Лесс будут в безопасности? — обеспокоилась Татьяна.
— Полной безопасности не может быть нигде, — логично возразил леший. — Но в том измерении, куда они отправляются, не охотятся на ведьм и весьма лояльно относятся даже к нечисти. Думаю, твои друзья смогут там прижиться.
— Спасибо тебе, — порывисто обняла Татьяну Лесс. — До встречи.
— Спасибо, — повторил Моррель. — Я тоже не буду с тобой прощаться. Мы наверняка встретимся. Я постараюсь найти артефакт жизни. Или мощного колдуна. Не отчаивайся. Мы твои должники, и никогда об этом не забудем.
— Поторопитесь! — выдохнул леший.
Парочка махнула Татьяне руками, переступила порог и исчезла. Синеватый квадрат портала мигнул несколько раз и пропал. Татьяна вздохнула и позволила себе развоплотиться, снова став безжизненной статуей. Оставаться привидением с каждой минутой становилось все тяжелее и тяжелее.
Леший покинул каменный круг и разжал ладони. Большое продолговатое семечко голубого цвета засветилось, поднялось в воздух и исчезло с первым порывом ветра. Удалось! Ему действительно это удалось! Теперь в их мире снова появятся высшие лешие. И самки. Такое стоило любого желания. Даже самого безумного.
…Лес был старым. Огромным, тёмным, таинственно поскрипывающим и практически не пропускающим солнечных лучей. Он был старым и хмурым, как переживший множество сражений воин, выстоявший и оставшийся в живых назло всем. Тихо трепетала листва на кронах старых деревьев, и лес, нежась на тёплом ветерке, потихоньку зализывал старые раны. Самая страшная из них обрушилась прямо ему в сердце. Белая молния, сверкнув, опалила одно из деревьев. И только сильный ливень, продолжавшийся почти два дня, не дал пожару пожрать слишком много. Впрочем, того, что успел огонь, вполне хватило. Ранние солнечные лучи, никогда не проникавшие в такую глушь, осветили чёрное пятно среди моря возмущённо шумевшей зелени. Лес выстоял. У него были друзья — дожди, птицы, ветер… Не прошло и нескольких недель, как чёрная поляна начала потихоньку оживать. Сквозь пепел пробилась трава, потом мелкие кусты, потом тонкие стволы деревьев… и вскоре молодая поросль нового леса уже буйно шелестела листвой на тёплом ветру. Лес улыбался. И берёг своё будущее. И ещё… ещё обрёл великий дар, оставленный в одном из семян неведомыми лесными богами.
Голубой ясень, пока ещё тонкий и слабый, упорно пробивал себе дорогу. Лес прислушивался к каждому его дыханию, радовался каждой новой веточке и с тревогой следил за его возмужанием. Лес не считал зим и вёсен, он слишком долго жил, чтобы придавать значение подобным мелочам. Именно поэтому, мудрый и терпеливый, он постепенно дождался того, чтобы оберегаемый им ясень расцвёл и встретил цветущим луну. Такого же, как он, голубого цвета. Потом было ещё двенадцать зим… а на тринадцатой весне лес впустил чужака. Стрый леший Женьшень медленно, не торопясь, продвигался к заветной полянке, чтобы принять в свои руки нового родоплемича. Такого не случалось уже давно. Лет тысячу. Или две. Леший даже уже уверился в том, что весь их род скоро иссякнет… однако ясень всё-таки вырос. И послал зов. Теперь нужно было принять новорожденного лешака и научить его первым шагам. Дальше ему будет помогать лес. Помогать, беречь и лелеять. Потому что через каких-нибудь пару десятков лет у него появится могущественный защитник. И тогда не страшны лесу ни пожары, ни засуха, ни ураганы. Тогда будет кому хранить молодую поросль и звериные выводки, решать споры между лесным населением и главное — защитить лес от самой страшной опасности — кровожадного племени, называющего себя людьми. Эти самые люди умели убивать для забавы. И зверей, и деревья, и даже друг друга.
Женьшень передёрнул плечами от отвращения и проследовал дальше. Лес был ему чужим. Враждебным, настороженным, следившим за каждым его шагом. Лес отчаянно боялся доверить своё ещё не появившееся сокровище пришедшему с севера чужаку. Однако чужак был своим по крови, и лес смирился. Ненадолго. Всего на несколько лет. Потом чужак вернётся домой. А у леса появится сердце. Талисман. Радость. Новая жизнь. Живое воплощение его сущности. Леший осторожно отодвинул тяжёлые еловые ветви и поражённо замер. Он не верил в это! Не верил в это до последнего! Не верил даже сейчас, увидев собственными глазами! Голубой ясень, в свете не менее голубой луны держал на своих ветвях живое существо — маленький росток. Леший так и должен появляться — не ребёнком, не взрослым, любопытным, готовым к открытиям и главное — способным выжить. Даже если никто не придёт встретить его вступление в новый мир. Женьшень благоговейно подошёл к ясеню, ласково погладил корни и осторожно принял из ветвей щедрый дар. Росток тут же открыл глаза и улыбнулся звёздному небу.
— Лес, прими свою душу. Душа, прими свой лес. Храните друг друга и будьте хранимы. Пусть ваше сердце, одно на двоих, переживёт даже звёзды, — леший произнёс положенную формулу и опустил росток на землю. Малыш тут же вскочил на корни, покачался, привыкая стоять на своих двоих, и почесал нос. Леший подал ему руку и осторожно повёл к одному из самых старых деревьев. Знакомиться.
— Это ваш хозяин, — подтолкнул он росток к огромному, шершавому стволу. К малышу тут же потянулись ветки, ощупывая, оглядывая, проникая под молодую кожицу и передавая всему лесу свои ощущения.
— Это не хозяин. Это хозяйка, — восторженно затрепетал листьями лес. Старый леший потрясённо округлил глаза, прижал к груди руки и пробормотал вдохновенную благодарность всем лесным богам. Его род не умрёт! Пройдёт всего несколько десятилетий, и в лесах снова появятся молодые ростки леших. Только нужно сберечь рождённое чудо.
Лес это понимал. Ещё как понимал! Он разросся, размахнулся, разделился на несколько лесочков… Теперь у каждого из них мог быть свой хозяин. Свой леший. Только уберечь хрупкий росток новой жизни. Только не дать этой слабой надежде погаснуть раньше времени. Лес знал, как суровы порой бывают обстоятельства. Но у него были друзья. И была сила. И ещё… он собирался во что бы то ни стало сохранить своё будущее.