Бойся сбычи мечт

Глава четырнадцатая

— Ну вот, я выполняю своё обещание, — сказал я, высаживая на берег братьев Ле-Муан. — Прощайте, господа. Но, полагаю, мы ещё свидимся.

— Вы не оставите нам шлюпок? — Спросил Пьер.

Я молча покачал головой. Эти братья французы меня утомили. Когда поняли, что я всё же намереваюсь оставить их живыми и здоровыми, они замучили меня просьбами и уговорами.

Отвалив от берега, шлюпки двинулись к кораблю, а мои мысли отключились от французов и переключились на англичан.

В тот же день мы взяли направление в сторону Филадельфии. Отойдя примерно на десять миль от берега, мы поймали течение и бриз с берега и двинулись на юго-запад. Мне не хотелось напороться на какую-нибудь отмель, и я решил положиться, в буквальном смысле, на течение.

Хоть оно сейчас и уносило наш фрегат в противоположную от нашей цели сторону, но я знал, что лучше потерять сейчас день, и выйти на мощный поток, движущийся на восток, чем пробиваться вдоль берега и против ветра, и против течения несколько суток.

В школе у нас был хороший учитель географии, который относился к своей работе без формализма и так давал материал, что он вкладывался в голову сам. Из его пояснений я знал, что тёплое течение проходит через Мексиканский залив мимо Филадельфии. Этого мне было достаточно, чтобы выбрать самый экономичный режим плавания.

Милях в ста пятидесяти мы постепенно влились в поток почти сравнявшийся со скоростью фрегата. Как измерять скорость и пройденный путь простейшим узловым лагом с поправками на течения, я не представлял. Да и не было таких способов в то время, скорее всего.

Именно поэтому я и «положился» на течение. Пеммикана мы заготовили достаточно, воды тоже, однако экономить стали сразу по выходу в море. Пеммикан — это переработанное в муку сушёное мясо бизонов, смешенное с жиром и травами. Очень, я вам скажу, питательный продукт.

Такое мясо режут на очень тонкие и длинные пласты. Такие тонкие, что муха не откладывает на них личинки, и мясо можно вялить на открытом воздухе. Потом его досушивают возле костра и перетирают в муку.

Из пеммикана индейцы приготавливают прекрасные супы, добавляя бобы или корнеплоды. Но и в натуральном виде это было отличное пропитание для путешественника. Из пяти килограмм мяса получался один килограмм пеммикана.

Ветер дул северный, ровный и не сильный. Полагаю, он добавлял нам ещё узлов пять к, примерно, шести узлам течения. Мой мозг высчитывал параметры самопроизвольно, на основании опыта и знаний, почерпнутых из внешних сфер, как говориться, — «на глазок».

На третьи сутки направление течения изменилось почти на чистый восток, и я скомандовал взять севернее, потому что большого Флоридского рифа мы не увидели. Только к середине третьего дня матрос, сидящий на фоке, крикнул: «земля!».

Это был наш первый большой переход по морю и все индейцы искренне радовались, увидев тонкую полоску суши.

Надо сказать, что мы перебрались на корабль всем племенем, вместе с женщинами, детьми и лошадьми, и нам было, честно говоря, тесновато. Члены экипажей в то время на корабле жили из нормы два квадратных метра на человека. Нас было меньше нормы Было, конечно, тепло и не очень дождливо, дожди с грозами шли рано утром, но пятидесятиметровая палуба не могла разместить разом сто пятьдесят человек.

Мы вывесили четыре шлюпки за борта, хорошо прикрепив их на растяжках. И в них тоже жили семьи.

У меня были мысли оставить женскую часть команды на каком-нибудь острове Флоридского рифа, но окончательного решения я ещё не принял, так как оно не получало единогласную поддержку экипажа. Женщины работали на ровне с мужчинами, а где-то даже и больше. В их заведовании были лошади (чистка, кормёжка, уборка) и дети. Некоторые вполне себе освоили огневой парный бой, благо мушкетов и пороха у нас было предостаточно.

Мы шли на сближение с группой лиц, помеченных на моём «внутреннем радаре», как «пираты». Причём, и они, хоть и медленно, но тоже двигались на встречу нам.

Приблизившись к береговой линии мы развернулись почти оверштаг и пошли обратно вдоль острова и вскоре увидели его крайний западный мыс. Зайдя за него, мы бросили якорь и стали готовиться спускать шлюпки на воду.

Мы болтались в море на якоре милях в двух от берега. Глубины здесь были небольшие, чуть больше тридцати футов. Начало смеркаться, когда появился парусник. Мы зажгли факела и отвязались от якоря. Нас понесло прямо на галеон.

Форштевень, сильно изогнутый и вытянутый вперёд, имел украшение в виде орла, расправившего крылья. Длинный бушприт нёс блинд. Носовая надстройка была отодвинута назад и не нависала над форштевнем.

На галеоне заметили нас и чуть изменили курс, обходя нас мористее, и заходя сзади, со стороны течения. Донеслись команды на английском языке и по вантам заскользили полуодетые матросы. Паруса поползли наверх. Громадный борт стал накатываться на нас. В двери в борту стоял капитан. Из двух орудийных портов нижнего дека полетели выброски.

— Мы испанские моряки! — Крикнул я. — Наш корабль затонул. Помогите нам и мы покажем, где он лежит. Там достаточно мелко.

— Откуда вы шли? — Спросил офицер по-английски.

— Из Веракруз, — ответил я по-испански.

— Что везли? — Спросил офицер.

— В основном золото в слитках и изделиях, немного жемчуга, пряности.

— Ты кто? Капитан жив?

— Я старший офицер корабельной охраны.

— Оружие есть?

— Я спал на палубе, когда налетели на риф. Матросы были на вахте. Все, кто был в каютах или трюмах, — утонули.

— Ты говоришь, там мелко…

— Корабль завалило ветром на борт. Вчера крепко штормило. Если не возьмёте на борт, бросьте хотя бы бочонок воды.

— Почему ж не возьмём? Что мы, звери что-ли? Тем более наших друзей испанцев, — сказал офицер.

С нижней палубы послышался негромкий, но вдруг резко оборвавшийся смех.

— Будьте любезны, господа, — сказал капитан и вниз спустился деревянный трап.

Мы поднялись по парадному трапу, как важные персоны. В трюме было почти темно. Закатное солнце светило в корму.

— Ступайте за мной, но сначала… В целях осторожности. Ребята, обыщите их.

Нас быстро облапали.

— Пустые, кэп, — бросила из сумрака тень.

— Свяжите им руки.

— Сзади?

— Спереди, болван. Как, по-твоему, они станут подниматься по трапу.

Мне быстро и ловко накинули ремни на запястья и хорошо затянули.

— Что же вы делаете, сволочи! — Воскликнул я. — Так и руки отсохнут.

— А зачем они теперь тебе, офицер? — Насмехаясь произнёс капитан корабля.

— Мы же хотели показать вам, где наш галеон…

— Так и покажешь ещё. Куда ты денешься? Да, в принципе и так понятно, где он может быть. Там ваших кораблей лежит…

Британец рассмеялся почти в голос.

— Ты думаешь, мы куда идём? Мы здесь едва ли не раз в семь дней новый корабль «спасаем».

Рассмеялись уже все матросы, находившиеся в трюме.

Пересчитав их, я прикинул диспозицию. Не в нашу пользу, хоть нас было и больше. Матросы стояли с обнажёнными палашами, офицер — с обнажённой шпагой.

— Ступай вперёд, — сказал офицер, показывая на трап. — Построились через одного! Взяли каждый своего пленника!

Британские матросы тычками выстроили нас и каждый повел впереди себя «испанца». За мной шёл капитан, чуть касаясь моей спины остриём шпаги. Диспозиция изменилась в нашу пользу.

Поднявшись на среднюю палубу я кашлянул, чуть подался назад, наколовши камзол на шпагу, резко развернулся и со всего маху ударил капитана обеими кулаками по голове. Что-то мерзко хрумкнуло у него в шее и он повалился назад, оставив шпагу торчать в моём камзоле.

Идущий за ним Большой Медведь успел отклонить своё тело в сторону и капитан накололся на большой абордажный нож следом идущего британца. Принцип «домино», хорошо отработанный нами, сработал чисто. Больше половины охранников были так, или иначе травмированы своими же напарниками.

Я разрезал шпагой ремень на руках Большого Медведя и, передав ему шпагу, захлопнул люк средней палубы, повиснув на ременной петле.

Снизу продолжалась возня. Медведь разрезал ремень на моих руках, и я достал одной рукой из-за спины кинжал, висевший там в ножнах. Трюк известный мне давно, но не известный здешним охранникам. Я бы смог вытащить его и связанными руками. А некоторые, подобранные мной для захвата британского судна индейцы, смогли бы вытащить и руками, связанными за спиной.

Шум схватки затих. Я так и висел на крышке люка, которую кто-то упорно пытался поднять.

— Все живы? — Спросил я.

— Да так, порезались чуть-чуть. Не серьёзно. Вскользь в основном.

— Бинтуйтесь. Медведь, накинь ремень на петлю и привяжи к балясинам.

Большой Медведь, который так и не смог пробиться к основной схватке, со вздохом исполнил приказание. Со средней палубы слышались угрозы расправы.

— Вы если не угомонитесь, мы взорвём вашу лохань. Мы вскрыли кюйт-камеру. Пороха там много! — Крикнул я по-английски.

Сверху перестали дёргать и замолчали.

— Вы не сделаете этого! — Крикнул кто-то.

— Что вы говорите?! — Рассмеялся я. — У нас нет другого выхода. Вы же нас не отпустите?

— Где Бартоломью? — Спросил сверху грубый голос.

— Кто это? — Спросил я.

— Это тот молодой человек, что взял вас в плен.

— Здесь нет ни одного живого британца, — с сожалением в голосе сказал я.

— Черт побери! Мерзавцы! Вы убили малыша Барти!

В палубу грохнуло и мимо меня просвистела пуля.

— Хрена себе! — Крикнул я, отпрянув.

Грохнуло ещё несколько раз и кто-то из индейцев вскрикнул.

— Я сейчас разнесу эту халабуду к чёртовой матери, — закричал Одинокий Бизон. — Поджигай фитили, ребята и все за борт!

— Стойте, стойте, — закричали сверху, и там послышался топот ног, словно толпа матросов танцевала вразнобой румбу.

Мои индейцы действительно распалили орудийные фитили и вскрыли несколько пороховых бочек.

— Мы успокоили капитана, — проговорили сверху. — Что вы хотите?

— Во-первых, вы сейчас все соберётесь на среднем деке. Кроме рулевого, конечно.

— И что дальше? — Спросили сверху.

— Дальше, наш человек поднимется на верхнюю палубу и закроет вас.

— Вы хотите взять корабль под управление? У вас ничего не выйдет, вас слишком мало. У нас экипаж триста человек.

— Мы не идиоты. Сначала вы бросите якорь, а потом мы с вами будем договариваться. У нас есть, что вам предложить. Я думаю, у вас есть разумные ребята. Нам просто не хочется подыхать раньше времени. Мы ведь не сделали вам ничего плохого. Мы просто хотим жить. И у вас нет другого выхода. Или вы подчиняетесь, или мы делаем из пороха дорожки, поджигаем его и прыгаем за борт.

— Мы вас перестреляем.

— Не думаю. Вам будет не до этого. Полагаю, что кое-кто умный уже спускает шлюпки на воду. Я слышу всплеск за бортом.

— Вот чёртовы дети, — выругался голос. — Ребята, гляньте, что там на верху?

На средней палубе снова затопали и через минуту прокричали:

— Они спускают шлюпки, дракон.

— Ну вот, что я тебе говорил! — Усмехнулся я. — Принимай решение, а то все разбегутся.

— Дети шакалов! — Почти простонал боцман, как я понял из-за прозвища. — Гоните всех сюда, ребята!

На средней палубе какое-то время было тихо, потом послышались выстрелы и палуба наполнилась топотом и грохотом, вероятно от падающих тел. Слышались ругань и крики.

Хитрый Лис выбрался за борт и поднялся по закрытым портам на верхнюю палубу.

— Они сгоняют всех вниз, — сказал Одинокий Бизон, передав увиденное Лисом.

Через некоторое время раздался осторожный стук в наш люк.

— Всё! На верхнем деке никого нет, — сказал боцман. — Банкуйте.

— Ты играешь в карты? — Спросил я, одновременно отдавая сигнал своим бойцам. — Сыграем на интерес?

— Что тебе есть поставить на карту? — Засмеялись сверху, но вдруг смех прервался. — Извини, я не хотел злить тебя.

— Ничего страшного. Сейчас мои матросы уже наверху, но и внизу и здесь останутся по двое. И не открывайте орудийные порты, ребята. Не стоит со мной шутить.

Я выглянул из двери наружу и в темноте наступившей ночи увидел сближающийся с галеоном фрегат.

— Ну вот и славно, — пробормотал я.

— Как вы там, Вихо? — Крикнули с борта фрегата. — Мы увидели сигнал.

— Порядок, Ветер. Будь осторожен. Выставь по бортам наблюдателей и по тому борту тоже. С галеона ушло несколько шлюпок. Как бы не взяли на абордаж.

— Они драпанули по течению. В свете луны хорошо видно.

— Ну, так за этими смотрите внимательно. Тут ребята тёртые подобрались.

— Понял, Вихо. Исполним. Слышали, что сказал командир?! — Крикнул Ветер, исполняющий функции старшего офицера. — Квартирьерам охранения расставить команды по штатным местам! Зажечь осветительные фонари! Бегом! Бегом!

Фрегат осветился, как новогодняя ёлка. Он был ниже галеона по шкафуту на одну палубу, около двух метров, и орудия верхней палубы фрегата смотрели на орудийные порты средней палубы галеона. «Фэйс-ту-фэйс», как говориться.

— Высаживайте штурмовую группу, берите под контроль правый борт, чтобы не повылазили, и начинайте досмотр. По полному регламенту. Всех обнаруженных брать живыми, но не… Короче, стрелять в случае необходимости первыми.

— Вихо, держи штормтрап! — Крикнули сверху и слева от двери повисла, раскачиваясь, верёвочная лестница.

— Крутая бочка! — Восхищённо прошептал я, цепляясь за балясины и перебирая руками. Борта галеона сильно закруглялись во внутрь и ползти по штормтрапу было легко.

Ночь прошла беспокойно. Досмотром обнаружили младших офицеров в каютах шканцев и полуюта, но те повели себя мирно, заранее сложив оружие на входе в каюту.

Несколько раз за ночь на корабле слышалась перестрелка, но досмотровая группа работала умело и слаженно, не даром я посвятил осмотру судна так много времени: открыли дверь, один сунул факел, другой заглянул с низу и, если надо, выстрелил. И так каждую щелочку. Особенно межбортовые пространства, и нижние трюма, куда заползти могли лишь дети.

Их из трюмов и вытащили пятерых, конечно же безоружных. Да и мало у кого было не то что огнестрельное, но и холодное оружие. Только перед боевым столкновением матросам выдавалось оружие.

А вот в трюме под шканцами, где хранилось оружие и некоторые запасы пороха собрались и закрылись изнутри капитан галеона и старшие офицеры с подручными.

На все наши предложения они отвечали бранью и я предложил их на время оставить в покое. Даже если они вздумают подорвать себя, то полностью разрушить корабль у них вряд ли получится.

Мы заколотили досками люки трюма и кормовых орудийных портов и отстали от лишенцев.

Я вызвал для беседы боцмана. Перед грозой парило и я расположился на палубе юта. Корабль стоял на якоре и слегка покачивался с борта на борт. Течение журчало обтекая борта. За кормой уходил кильватерный след светящегося планктона, словно корабль не стоял, а двигался хорошим ходом. Для парусника тишина на ходу, прерывающаяся лишь посвистыванием ветра в такелаже, была естественна. Вот и казалось.

— Река, сэр. В море тоже есть реки, — произнёс поднявшийся на палубу боцман.

Это был человек средних лет, гладко выбритый, со скуластым и крепким лицом. Длинные волосы, собранные в «хвост», были стянуты платком, как банданой. Одеждой он не отличался от остальных моряков. Отличался взглядом, прямым и пытливым.

Взгляды наши встретились и мы почти одновременно чуть прищурили левый глаз. Я-то понятно, привычка прицеливания. У него, наверное, тоже. Мои губы слегка дрогнули.

— Если бы я встретился с вами раньше, я ни за что не встал бы у вас на пути, сэр.

— Так это не вы встали у меня на пути, а я встал на вашем, — засмеялся я. — И что, сразу бы сдались?

Я ухмыльнулся, потом, увидев посуровевшее лицо, махнул рукой.

— Извините, кондуктор. Я не хотел вас оскорбить. Ночь тяжёлая. Вы уже поняли, что мы намерено захватили ваш корабль?

Боцман поднял взгляд от палубы и обернулся на наш фрегат.

— Вы французы? — Спросил он. — Я видел эту посудину год назад в Сент Огастин.

— Нет. И даже не испанцы. Мы американцы.

— Кто? — Не понял боцман.

— Индейцы сиу. С Большой Реки. Миссисипи.

— Да ну вас, сэр. Не надо разыгрывать меня. Вы испанцы. И похожи на испанцев. Или на гасконцев.

— Вас как зовут?

— Бугель. Э-э-э… То есть, Фил Коллинз, сэр.

— Я смотрю, Фил Коллинз, что с тобой можно поговорить и договориться. Мы точно коренные американцы с Миссисипи.

— Да как же так, сэр? Я много видел индейцев. И семинолов, и ирокезов. Да много кого. И никто из них не может управлять кораблём, и никто так не разговаривает, как вы.

Я посмотрел на него и устало ухмыльнулся.

— Одинокий Бизон, подойди сюда, — крикнул я по-индейски.

Бизон подошёл.

— Чего тебе, Вихо? — Спросил он на сиу.

— Этот желтокожий не верит, что мы сиу.

— Я уже и сам не верю, — грустно сказал Бизон.

— Тебе плохо здесь?

— В прерии хочется.

— Мы скоро вернёмся, не волнуйся. Вот прямо с утра и поплывём назад.

Одинокий Бизон недоверчиво посмотрел на меня и понял, что я не шучу. Фил Коллинз слушал нас, раскрыв рот.

— Хэй-йо! — Крикнул вдруг Бизон, вскинув руку, и англичанин вздрогнул всем телом. — Завтра возвращаемся на Миссисипи!

И со всех сторон послышались радостные крики: «Хэй-йо!»

— Удивлены? — Спросил я.

— Это слишком мягко сказано. Значит вы не дикари?

Я хотел ему прочитать лекцию о том, что бытие определяет сознание. О том, что если людям нет возможности приручить лошадь, потому что она в диком виде в Америке не водится, ему не нужно придумывать колесо. Но я посмотрел на его испуганные глаза и передумал.

— Нет, мы не дикари, — ответил я. — Знаешь, почему в море течёт вода? — Спросил я, не удержавшись.

Боцман вопросительно дёрнул головой.

— Потому что земля, — шар и крутится в одну сторону, а вода собирается у берегов и скользит вдоль них.

Фил Коллинз отшатнулся. А я, посмотрел на него грустно, и сказал:

— А вот сейчас я пошутил.

Наутро я сидел на юте в деревянном кресле, оббитом кожей, и собеседовал с экипажем галеона. Вообще-то, я хорошо поработал ночью, отобрав более-менее нормальных людей. Поэтому собеседование проходило почти формально.

Из семисот двенадцати человек, находящихся на борту «Британии», а именно так назывался этот линейный корабль военно-морского флота королевства английского, я выбрал четыреста двадцать три человека. В основном из команд кондукторов. Но и некоторые зауряд офицеры: два штурмана Авраам Адамс и Уильям Кларк, хирург Джордж Форбс и капеллан Джон Хекс, не совсем очерствели душой и годились для моего проекта.

Остались в моей команде и старшие офицеры: второй капитан Джон Флетчер, который несколько лет ходил на этом корабле первым капитаном, старший лейтенант Джон Уоткинс, третий лейтенант Мэтью Тейт, второй лейтенант Сэмюэл Мартин.

Капитан Сэр Джон Лик и другие, закрывшиеся в трюме командиры, пока на переговоры не шли.

После ночного разговора с боцманом Коллинзом, я просканировал души и слегка успокоил некоторые. Беспокойные души тревожили и будоражили остальные, мешая принять нужное мне решение.

Боцман сообщил всем, сидящим на среднем деке, что я не собираюсь воевать с Британией, если она не полезет на земли Миссисипи. Что меня больше волнуют притязания французов. Но и воевать с испанцами я не намерен. Что я коренной американец, я попросил боцмана никому пока не говорить. Побуду пока инкогнито, решил я.

Как рассказал мне Коллинз, между англичанами с голландцами и испанцами с французами снова объявлена война. Теперь уже за Испанское наследство в Новом Свете. Потому линкор «Британия» сюда и пришёл. Но нападать на испанскую крепость Сент Огастин капитан пока не решался. Крепость была каменной и имела изрядное количество пушек.

Ну вот, а я намеревался высадить неугодных мне членов экипажа именно там. Вот о том я и думал во время собеседования с новыми членами экипажа. Моя раскрытая душа сама собой принимала очередную душу под свой патронаж и окутывала вниманием и заботой. Человек переставал бояться, а я его спрашивал:

— Ты готова идти к свету? — Спрашивала моя душа.

— Да, — отвечала его душа.

— Вы готовы послужить добру и справедливости?

— Да, — отвечал человек.

— Вы приняты в нашу команду, — говорил я.

— Ты принята под мою защиту, — говорила моя душа.

— Спасибо, — говорили они оба.

— Тебе спасибо, — говорила моя душа.

Уже к двум часам пополудни мы снялись с якоря и взяли направление на форт Билокси. Я не стал пересаживаться на фрегат и находился на «Британии». На «француза» я отправил старшего лейтенанта Джона Уоткинса, который раньше уже ходил командиром и капитаном на линейных кораблях четвёртого ранга. Я полагал, что с кораблём второго ранга он справится.

Не оставляя проблему с «диссидентами» на самотёк, я раскрыл «лишенцам» свою душу, и они мне поверили. Боцман Коллинз очень удивился, когда на второй день пути затворники открыли люк и вышли безоружные и с поднятыми руками.

Однако я не обольщался и не тешил себя иллюзиями. Я не был уверен в своей уникальности. Переделать тёмную душу мне было не под силу. Попытаться уничтожить — да, и то, с неизвестными для меня последствиями, переделать — нет. И то, что я вынужден был раскрыться перед тёмными, могло мне ещё «аукнуться», ведь за ними, наверняка, стояла темная восьмёрка, и я не знал силу этих душ.

Обогнув Флоридский барьерный риф, мы вышли из встречного течения и взяли курс к устью Миссисипи.

«Бретань» была огромной. Я, в принципе, не видел настоящих парусников в своей прежней жизни. Видел вблизи яхты и курсантские тренажёры «Палладу» и «Надежду» издали. А вот настоящие увидеть всегда мечтал. Мечты сбываются. Да-а-а…

Пятидесятиметровый, он чуть превосходил наш фрегат по длине. Из заявленных ста пушек в наличии было восемьдесят: тридцать тридцатидвухфунтовых, двадцать восемь восемнадцатифунтовых и двадцать два шестифунтовых балобана.

«Бретань» уже успела повоевать у берегов Америки: потопить один испанский сорокапушечный галеон и захватить двух испанских купцов, не успевших спрятаться за пушками форта Сент Огастин и не знавших о начавшейся войне за наследие испанского короля Карла Второго Зачарованного.

В завещании он назвал своим приемником шестнадцатилетнего Филиппа, — внука сестры Карла Марии Терезии «испанской». Но так как сначала в Вене, а затем в Мадриде появились сторонники другого претендента на испанский престол австрийского эрцгерцога Карла, то и австрийцы решили, что имеют право на часть колониального наследия.

К защите интересов Австрии подключилась Британия и Голландия, всегда готовые ловить рыбу в мутной воде. К защите интересов Испании подключилась Франция, по тем же причинам.

Пленников британцы не брали. Лишь перегрузили на корабли сопровождения золото и пряности, и отправили их в Британию. Два корабля ушли на запад и напали на корабли французов у форта Билокси. Именно поэтому «Бретань» и осталась одна патрулировать этот район, рассчитывая на свою орудийную мощь и отсутствие конкурентов. Кассы с захваченных кораблей капитан Сэр Джон Лик хранил у себя в каюте.

Почувствовав «слабину» в моей душе в виде отсутствия алчности, Джон Лик попробовал торговаться. О корабельной кассе он заговорил рано утром второго дня пути на запад.

— Доброе утро, сэр, — Начал он. — Я хотел бы поговорить о захваченном нами трофее, а именно, о захваченных в ходе сражения корабельных кассах испанцев. Вы же понимаете, сэр, что это наша добыча? Добыча всего экипажа?

— Насколько я знаю, — «Бретань» не пиратский корабль и вы должны были все трофеи сдать в королевскую казну. Или нет?

Джон Лик моментально вспотел, хоть после утреннего ливня и было не так жарко.

— Это не совсем так. Существует ряд закрытых регламентов…

— Я знаю главный — сдать деньги, а то они могут либо утонуть, либо быть захваченными врагом.

— А вы, кстати, сэр, так и не представились, чей вы подданный и имеете ли право участвовать в военных действиях? Может быть вы просто пират? Вы обещали нам, что отпустите нас. И мне хотелось бы знать, кем захвачен мой корабль, и на каком основании.

— Я действую по договорённости с губернатором Луизианы с господином Соволем Де Ла Вилланти. У меня есть от него соответствующий документ. Он лично направит вас с необходимыми документами во Францию.

Я несколько лукавил, хотя у меня действительно были соответствующие документы. Один был о передаче мне во временное пользование корабля «Ле Франсуа» «с сорокавосмипушечным вооружением без экипажа для проведения защитных и военных действий в территориальных водах Франции и Испании вдоль побережья Северной Америки».

Лукавство моё заключалось в том, что я пока не собирался сдавать ни захваченную мной «Бретань», ни корабельные кассы, ни иные трофеи. И в то же время, я понимал, что один я с государственной машиной хоть какого-либо государства не совладаю. Даже если подниму всех индейцев Америки. Даже если получится поднять.

Я уже заметил, что имел место так называемый «откат». Души, получившие от меня толчок в нужном направлении, постепенно возвращались в своё прежнее состояние.

На третий день пути Джон Лик сделал очередной заход.

— Вы, я понимаю, человек чести? — Спросил он меня.

Я посмотрел на него с удивлением и промолчал. Хотел бы я видеть человека утверждавшего про себя обратное.

— Ну да… Прошу извинить, сэр. В вас чувствуется родовое благородство. Хоть вы и держите себя инкогнито, но вы явно не из…

Капитан «Бретани» не знал, какой подобрать эпитет, боясь не угадать и попасть впросак.

— Я хочу доверить вам тайну… Очень важную тайну.

— Мне не нужны чужие тайны, сэр. Часто те, кто доверил тайну, потом начинают сожалеть и пытаются убить хранителя. Оно мне надо?

— Вы воленс-ноленс стали частью этой тайны, но если вы, по каким-то причинам, скрываете своё имя, то может быть будет лучше скрыть его за именем Барти… Бартоломью Робертса, убитого вами при захвате нашего корабля.

— Убитого мной, при попытке освободиться, после того, как…

— Да ладно вам… Кто там будет разбираться, если мы… Подменим его вами.

— И зачем это? — Я начинал заинтересовываться.

— Затем, что вы слегка похожи на него. Он, конечно, немного моложе.

— Зачем мне это? — Переспросил я.

— Я же сказал. Чтобы сохранить ваше инкогнито.

— Да я не особенно и стараюсь…

Джон Лик внимательно посмотрел мне в глаза.

— У вас такой же взгляд, как и у Марти, но он четыре года жил с пиратами, а вы?

Я непроизвольно растерянно заморгал. Джон Лик хмыкнул.

— Этот трюк с «терпящими кораблекрушение» мне известен. Да и не мне одному. Но я не ожидал от вас такой прыти. Да и Барти был тёртым калачом. Но вы его уделали. Да-а-а…

Я молча слушал, одновременно сканируя его душу. Она грустила.

— Барти — представитель династии Тюдоров. Потомок Генриха Седьмого, короля Англии.

— Постойте-постойте, — сказал я, останавливая его жестом. — Династия Тюдоров закончилась на Королеве Елизавете.

Джон Лик глянул на меня и вздохнул.

— То, что вы знаете это, уже говорит о многом. Нет, сэр, не закончилась. Просто кто-то очень хотел, чтобы она закончилась. У Елизаветы были дети. От Роберта Дадли Первого графа Лестера и фаворита Елизаветы. Она страстно любила его и… как-то нарушила свой обет безбрачия. Родился сын Роберт, которого записали, как сына родственницы Елизаветы по материнской линии Летиции Ноллис и Уолтера Деверё.

— Может быть не стоит этих подробностей? Мне, действительно, это не особо интересно.

— Уже поздно, сэр. Да и смысла останавливаться на полпути нет. Но, если вы не желаете подробностей… Все документы о «вашей» династической принадлежности к Тюдорам имеются.

Я хмыкнул, услышав слово «вашей».

— Я вам удивляюсь, сэр Джон Лик. Вы почти уверены, что я приму это имя! Это имя, после того, что я о нём узнал, начинает меня не привлекать, а пугать.

— Почему-то моя душа подсказывает мне, что вы согласитесь.

Он снова пристально посмотрел на меня, а моя душа дрогнула в испуге. Он чувствовал её и прикоснулся к ней.

— «Мама дорогая!» — Воскликнул я мысленно, но не подал виду, что меня прошиб пот.

— Продолжайте уже, — махнул рукой я.

— Барти выкрали и передали в руки известного сейчас пирата, а раньше доброго капера, принёсшего славу Британскому флоту и приличные доходы короне. Его зовут Бартоломью Шарп. И сейчас он щиплет испанские колонии и испанских купцов, честно говоря, не без протекции короны.

— Его зовут также, как и вашего Барти. Совпадение?

— На самом деле настоящее имя Барти — Джон. Он взял псевдоним по имени своего патрона. Барти хорошо продвинулся на пиратском поприще и мы никак не могли представить, что нашего Джона Робертса нужно искать среди пиратов.

— Зачем искать? Кому нам? — Скромно спросил я.

Мне уже начинала нравиться эта история. Самое забавное, что Джон Лик ничего не выдумывал, потому что я собрал все убиенные нами души в мой амулет. Причём убрал так, чтобы они помнили когда и кем они были. Слушая Лика, я обратился к душе Джона Робертса и получил от него подтверждение рассказу капитана.

— Зачем? Посадить на престол. Кому? Тому, кому надоел династический хаос, засилье оранжистов, противостояние с Францией. И восстановление абсолютной монархии, наконец.

— А оранжисты, это кто? — Спросил я.

— Оранжевый — цвет Вильгельма Оранского.

— Ну да, ну да.

— Ну да, — повторил Джон Лик.

— И я вот так вот, вдруг, свалюсь на голову Вильгельму Оранскому и заберу у него корону? Да меня же знает… То есть не меня, а вашего Барти знало человек тысяча, как пирата, и вот он вдруг садиться на трон. А… Оп! Мальчик-то не тот.

Джон Лик ухмыльнулся и стёр с лица усталость, проведя по нему двумя руками.

— Бартоломью Шарпа приказано уничтожить. Вместе со всей его командой. Исполнители не в курсе причины. Корабль Шарпа будет взорван в океане.

— Серьёзная заявка на победу, — пробормотал я.

— Дело в том, сэр, что мне нельзя возвращаться в Англию без Барти. Я лучше останусь здесь. Но, думаю, они меня и тут найдут.

— Даже не стану спрашивать «кто».

— Не спрашивайте, сэр. Этой тайны вы, точно, не переживёте.