Бойся сбычи мечт

Глава двенадцатая

Французы прожили у нас до начала мая. Половина их легкораненых умерло, кто от гангрены, кто от инфекции. У них не имелось нужного им лекарства, а врачевать их раны шаман отказался наотрез. Да я и не настаивал. Кто выжил, тот выжил, как говориться.

Ни в чём другом мы французов не ограничивали: ни в еде, ни в питье.

Жан-Батист объяснил мне, как сделать вакцину для прививки от оспы. Я что-то слышал в свое время, но то, что он рассказал мне, для меня было новостью. Оказывается, в то время прививались жижей, взятой у заболевших коров или лошадей. У него даже была с собой бронзовая насечка, для нанесения «вакцины».

Сначала я испробовал «лекарство» на себе, сделав около десяти уколов насечкой в район левого предплечья. Уже наследующий день рука распухла и возникла шишка. Все мучения пересказывать не стану, но всё обошлось. На месте «вакцинации» образовалась заживающая ранка.

Постепенно привились все индейцы племени. Особенно после того, как некоторые попытались сбежать к соседям, и узнали там, что большая часть соседнего племени уже отправилась к Песчаным Холмам.

Я хотел разгромить поселение французов, но оказалось, что оно находится не в устье Миссисипи, а на побережье залива, чуть восточнее.

— Послушайте Жан, что вы скажете на то, чтобы отдать мне один фрегат, — спросил я.

— Фрегат не мой, и возможно, он уже покинул Форт Морепа. Хотя вряд ли, — поправил он себя. — Если один из них покинул форт, то другой остался. А что вы будете с ним делать, Вихо?

Я плеснул на каменку подогретой воды и пар ударил раскалёнными струями в разные стороны.

— Не я, а мы, Жан-Батист. Неужели вы посвятите свою жизнь убогому существованию на задворках мира?

Жан-Батист удивлённо посмотрел на меня, прищурившись от пара, и почесал небольшую бородку.

— Вы очень странный индеец, Вихо, — несколько растягивая слова, произнёс он. — То, что вы говорите по-английски, хоть и не совсем верно, можно объяснить вашим общением с англами. Но всё остальное: владение огневым оружием, лошадью, интерес к фрегату… Зачем вам фрегат, Вихо? Вы меня убьёте, если скажете, что сможете с ним справиться.

— Нет. Я не знаю кораблевождение.

— Боже! Зато вы знаете такие слова! Раскройте свой секрет.

Я усмехнулся, взял костяной скребок и стал счищать с себя грязь вместе с жиром.

Вообще-то мы сидели не в бане, а в чисто национальном индейском культовом помещении, предназначенном для общения с духами. Под предлогом изгнания из французов злых духов я водил их сюда «очиститься» телом.

Поначалу французов загоняли сюда насильно, едва ли не копьями, но вскоре они привыкли. А я их приучил мыться.

Каждый индеец в полную луну обязан пообщаться с духами предков, настроить свою душу на правильный путь в случае её выхода из тела, снять с себя грязь бытия, а потом натереть себя приготовленным шаманом жиром, настоянном на особых травах и чём-то ещё.

Когда шаман увидел, как я, после сидения под паром, стал хлестать себя берёзовым веником, он не сильно удивился. У него самого были связаны пучки разных трав, которыми он растирал своё тело. И берёзовый веник ему тоже понравился, но он им просто растирался.

Таких «бань», в виде небольших землянок, вдоль ручья стояло около десятка, но я ещё выстроил баню в «подвале замка» рядом с тем, первым, выкопанном нами бассейном, куда сейчас стекала лишняя вода из родникового колодца.

Вот мы и сидели с Жаном в «моей» бане и проходили очищение духа и тела.

— Вы, Жан, всё равно, не поверите. Мы с вами очень разные и верим разным богам. И вам не удастся нас заставить верить в вашего бога, — остановил я очередную попытку Жана. — Не тратьте понапрасну время и моё терпение. Наши боги рассказывают нам о прошлом и будущем. И дают много других способностей. Например, я ни разу не видел ни англов, ни франков, но знаю ваши языки. Как и ещё некоторые.

Жан уставился на меня, так как последнюю фразу я произнес на французском.

— Я, например, могу нарисовать вам большой мир и, показать, где находится ваша Франция. Или Чина, или Настоящая Индия. Ведь это, — я похлопал по деревянным брёвнам, — не Индия. И мы не индейцы, а совсем другой народ. Вы это знаете, но продолжаете называть нас так, чтобы запутать и себя, и нас.

— Вы говорите невозможные вещи. Вот вы говорите, что знаете будущее…

— Я не говорю, что знаю будущее. Я говорю, что «боги рассказывают нам о будущем».

— И что же вам рассказали ваши боги? — Усмехнулся Жан. — Я не хочу вас обидеть, Вихо, но позвольте мне вам не верить.

— Меня сложно обидеть. — Я тоже усмехнулся. — Но можно.

Я помолчал, обдумывая, свой рассказ. Я не хотел вдаваться в подробности, тем паче, я их не знал. У меня имелся свой резон.

— Вот вы рассказывали, Жан, о том, что встретили на Миссисипи англов и основали на реке несколько фортов. У вас с ними, как я понимаю, соперничество. Вы хотите удержать эти земли, а англы пассивно имитируют активность.

— Имитируют? — Удивился Жан.

— Конечно. Они не распыляются, как вы, а сосредоточились на восточном побережье. Это и ближе, и перспективнее.

— Это дело жизни моего брата Пьера. Он специально приплыл сюда во второй раз, чтобы организовать колонию. Он военно-морской королевский министр. В эту экспедицию нас отправил сам король Франции Людовик Четырнадцатый.

Жан произнёс фразу, горделиво выпрямив спину, но тут же согнулся едва не до колен, спрятавшись от скопившегося у потолка пара. Я видел, что Жан едва не теряет сознание от жары.

— Хватит, Жан, изгонять злых духов. Давайте омоемся и продолжим беседу на улице.

Выскочив из «чистилища» и окунувшись в бассейне, мы закутались в меховые шубы и уселись на скамье под стеной города.

— Пьер взял меня с собой, чтобы я возглавил поселение, но мне ещё девятнадцать лет, поэтому я пока лишь заместитель губернатора. Губернатором назначен его друг Соволь Де Ла Вилланти. На мне лежит разведка и военные действия против англичан, которые очень жаждут завладеть долиной Миссисипи. Мы уже два раза их изгоняли.

— Вам не победить англов, — сказал я, затягиваясь из трубки ивовым дымом. После прогрева лёгких было полезно обработать их противовоспалительным средством.

— Почему? — Удивился Жан-Батист. — Мы много раз их били и в Ньюфаунленде, и в Гудзоновом заливе.

— Вы, лейтенант, всё равно не поверите мне. Что бы я ни сказал.

— А вам? — Спросил Жан с вызовом. — Если они победят нас, то вы выстоите против них?

— И мы не выстоим, — с неподдельной грустью ответил я. — Почти всех нас уничтожат пришельцы. Сначала вы, потом англы.

Француз с изумлением уставился на меня, забыв выдохнуть табачный дым и поперхнувшись им, закашлялся.

— Мы, конечно, будем сопротивляться, однако… — я помолчал.

— Значит надо воевать против англов вместе, — осторожно сказал лейтенант.

— Это как? — Спросил я.

— У нас есть неплохой опыт содружества с ирокезами, когда мы воевали с англами на Гудзоне.

Я рассмеялся.

— Дикари со стрелами против вооружённых пушками англичан?

После своего сна про «говорящий посох» я часто думал о нём. Самое интересное, что я помнил сон от начала и до конца. Я помнил всё сказанное наги мне, и всё, сказанное мной. Я несколько раз пытался «заглянуть себе в душу» и проникся глубочайшим смыслом этого понятия, когда наконец-то увидел сначала оболочку души, а вскоре и её суть. Я познал себя и не только себя.

Душа, хоть и имела определённую форму в виде многих сфер и восьмёрок, но не являлась некой законченной формой, очерченной четкой границей.

Примерно через месяц моих экзерсисов я разглядел очень тонкие, едва видимые моим внутренним взором, сложнейшие конструкции, соединяющие мою душу и окружающий эфир.

Ещё и ещё раз я погружал свой взор в себя и наружу, и всё чётче и чётче видел и, главное, чувствовал нечто глобальное, имеющее связи со мной. Это глобальное ощущалось мной сначала, как нечто много-форменное или бесформенное, а потом я понял, что это тоже сфера, переходящая где-то в бесконечности во множество восьмёрок, то есть, в другие сферы. Но их я даже не почувствовал, а понял, что они есть. Просто есть. И этого было для меня достаточно.

Увидев, почувствовав и поняв свою душу и её связи, я почувствовал тревогу и испуг. Я понял, что «туда» мне ещё ох как рано. Моя душа не имела настолько плотной оболочки, чтобы влиться в «дальние» сферы. Она только недавно начала свой путь из тела в тело, набираясь опыта и сил. «Там» она просто раствориться и потеряет сущность, а она хотела собственного движения.

Я почувствовал, что до полёта «туда» моей душе очень далеко и, откровенно говоря, несколько расслабился. Я понял, что значат фразы: «душа требует», «душа просит», «беспокойная душа», потому что моя душа просила полёта «туда».

И еще я понял фразу: «чужая душа — потёмки». Так и было. Все остальные, окружающие меня люди, от моего взора были закрыты тёмной вуалью.

Я понял и почувствовал, что моя душа, буду пока называть её так, но на самом деле, это я был её частью, её материальным разумом. Так вот, моя душа имела и более ранние, чем моя «первая» сущность, воплощения, и я увидел их. Что интересно, это были воплощения в людей из разного времени. Их «опыт» оставался во мне, и теперь он стал для меня доступным.

— Дикари со стрелами против вооружённых пушками англичан? — Спросил я. — И вы, франки, станете нашими вождями и отправлять нас на убой? Не годится. Хотите жить на нашей земле? Живите, но по нашим правилам. Хотите выращивать здесь табак или хлопок? Выращивайте, но, — я поднял указательный палец вверх, — или отдавайте нам часть выращенного, или платите другим товаром.

Мы помолчали, периодически затягиваясь дымом.

— И запомните, это, — я обвёл рукой зеленеющие прерии, — наш дом. Наша земля. Вы заплатите слишком дорогую цену если не поймёте это.

Жан вздохнул.

— Я-то уже понял. Боюсь не поймёт наш король. Они все там, — Жан махнул куда-то рукой, — считают вас не то что дикарями, а даже и не людьми. Да и если бы не ты, Вихо…

Жан замолчал, а я не тревожил его вопросами.

— Если бы не ты, Вихо, то и я не стал бы разговаривать с индейцами на философские темы.

— Правильно, Жан. Поэтому мы должны показать твоему королю, что индейцы — сторона, с которой надо договариваться и без которой он не победит своих врагов, а их у него ох, как много.

Жан посмотрел на меня непонимающе.

— Мы захватим, стоящие у форта корабли и выйдем на тропу морской войны.

Я сказал буквально «naval warfare» и Жан вздрогнул.

— Это мистика, — прошептал он.

— Да, — усмехнулся я. — Наши боги с нами рядом, а где ваши?

— Следующие корабли, что придут сюда, — это корабли моих братьев. Ты на них хочешь напасть? Я очень люблю их, и не смогу участвовать в твоей морской войне. Убей меня сейчас.

— Убью, если посчитаю нужным, — сказал я, сохраняя невозмутимость. — сколько пушек на их кораблях? Ты говорил, что от пятидесяти до семидесяти. Даже если это и так, то мы увеличим огневую мощь захваченных нами кораблей вдвое. И дальнобойность наших орудий больше. Никаким вашим кораблям не выстоять.

— Ты так и не показал мне ваши пушки, — с сожалением сказал Жан.

— И не покажу.

— Почему?

— Я тебе не верю. И никому из вас не верю.

Французские пленники жили в палатках метрах в пятистах от городища и не смели переступить в сторону города ими же выложенную камнями линию.

— Зачем же ты нас не убьёшь сразу?

— Если вы поможете мне захватить стоящие у форта корабли, я разрешу вам уйти на одном из кораблей твоих братьев. Если они отдадут мне третий и сами не нападут на меня. Убедишь их, и вы останетесь живы.

— Их будет сложно убедить. Почти не возможно.

— Тогда я возьму всё сам, — сказал я совершенно спокойно.

Три месяца назад.

Одинокий Бизон и семеро его напарников отправился на разведку на третий день после выигранного сражения. Запряжённые собаками тобогганы (беполозные сани) за два дневных перехода донесли отряд до места, где лёд на реке истончался на столько, что передвигаться по нему становилось опасно. Дальше они передвигались по правому, более пологому берегу реки, хотя следы многих копыт уходили налево.

Поселение соседнего племени осталось сзади в одном переходе. Так индейцы и селились, чтобы хватало одного дневного перехода, чтобы дойти до соседей. Однако отряд не останавливался ни в нём, ни в следующем индейском селении, помня наставления шамана о смертельной болезни, напавшей на братьев и сестёр по крови.

Стоящий посередине реки корабль они увидели на третьем переходе, но не стали скрываться, а подъехали ближе, и встали лагерем напротив, метрах в сорока от него. Индейцы разожгли костёр, вскипятили воду и стали печь на углях оленину. От костра поплыл сильный запах жаренного мяса. За ними наблюдали французы, но индейцы делали вид, что ничего необычного на реке не замечают.

На противоположном берегу должно было находиться очередное индейское поселение, но никого из индейцев видно не было.

Не выдержав искушения голодом, французы спустились в привязанную к борту фрегата лодку и поплыли к берегу.

Одинокий Бизон почесал свою левую руку, на которой всё ещё зрела шишка от введённой вакцины, и приблизился к приставшей посудине. Вставший в ней француз сказал языком жестов:

— Мы не будем стрелять. Мы братья. У нас есть товар.

Он вынул из мешка край полосатого одеяла.

— Что ты хочешь за свой товар? — Спросил Одинокий Бизон.

— Ваше мясо, — француз показал на костёр.

— Это? — Индеец удивился. — А что будем есть мы?

— Ещё убьёшь, — сказал француз.

Индейцы рассмеялись. Их смех, прозвучавший среди безмолвного разговора заставил французов схватиться за мушкеты, но Одинокий Бизон остановил их жестом руки.

— Сколько вас? — Спросил он.

— Нас три руки, — ответил француз.

— У нас есть ещё один олень, но вы можете присоединиться к нам сейчас. Мяса хватит на всех.

Одинокий Бизон пригласил жестом гостей к костру и развернулся к ним спиной.

Французы не заставили себя ждать и высадились на берег. Лодка с двумя гребцами вернулась за остальными матросами и те вскоре присоединились к общему пиршеству.

Моряки вели себя шумно и вскоре отложили пистоли. Невозможно одновременно держать руками и кусок мяса, и оружие.

Стемнело быстро и незаметно. Так бывает, когда смотришь на огонь костра.

— Что ты отвязываешь? Что ты отвязываешь, марсовая обезьяна, бугель тебе на член! — Крикнул боцман. — Брас держи! Наворачивай, твою маму по имени! И вы там, курицы дикие, пошевеливайте крыльями.

Боцман метался по палубе и пытался держать ветер, но не сойти с фарватера. Мы спускались по Большой Реке, стараясь не проглядеть створы. Слабое течение позволяло управлять фрегатом парусами, но три лодки всё же «висели» за кормой и иногда боцман обращался и к ним.

— Одерживайте, одерживайте, животные! Заводи вправо, ватерлинию вам в зад!

Моряки истомились в нашей резервации от безделья, и когда увидели пропавшего два месяца назад боцмана, поняли, что что-то будет.

— Значит ты не поверил мне? — Усмехнувшись спросил Жан. — Убьёшь теперь?

— Зачем? Я тебе сказал, для чего ты мне нужен. Донести своим братьям и своему королю, что мы не отдадим наши земли. Но руки я тебе и твоим солдатам свяжу. Побудешь нашим пленником.

Парусник подогнала к устью «нашего» ручья команда Одинокого Бизона, обучившаяся мореходным премудростям у французского боцмана.

Я, просто-напросто, перекупил его и ещё несколько моряков, пообещав им некоторое количество золота, за контракт служить мне.

Когда Одинокий Бизон вернулся и рассказал, что они захватили не только фрегат, но и шестнадцать матросов, я отправил на корабль ещё двадцать взрослых воинов и французов — «контрактников».

За два месяца боцман обучил индейцев азам и пригнал корабль вверх по реке. Как раз начался паводок и уровень воды в реке поднялся больше, чем на три метра. Река разлилась широко, но корабль держался её левого, более крутого берега, и прошёл ни разу не зацепив дна.

Племя, узнав, что пойма устья остаётся не занятой, моё предложение переселиться к Большой Воде приняла хорошо. Даже шаман поддался на моё внушение.

Да. Я стал пользоваться своими вновь обретёнными способностями взаимодействия с окружающими меня душами, как имеющими материальную оболочку, так и свободными, не имеющими.

Причём, под оболочкой я имею ввиду не только телесную, но и просто материальную. Например, такую, как мой посох.

Я всё же раскрылся ему. Вернее, это он раскрылся мне.

Я много работал над собой, погружаясь во внутреннее и внешнее созерцание, и понял разницу между просто парной, и жреческим капищем.

В кромешной темноте, нарушаемой только искрами тлеющих углей очага, в нестерпимой жаре, от которой надо было телесно и мысленно отключиться, переход к созерцанию внешних сфер происходил мгновенно.

Уже через месяц после моего первого знакомства с ноосферой я стал чувствовать окружающие меня души и договариваться с ними. Они меня боялись. Боялись, что я перемещу, или поглощу их, и поэтому выполняли мои «просьбы».

Это не означало, что человек сразу подчинялся моей воле. Нет. Надо было заранее «договориться» с его душой и тогда, возможно, человек примет «правильное», по-моему, решение.

Так, я стал общаться с соплеменниками заранее, и в конце концов они сами, увидев корабль, пришли ко мне и убедили меня переехать в устье Большой Реки.

Когда я «нащупал» наги посоха и она испугалась, как и другие души, неожиданно увидевшие меня. Вернее, ОНИ. Душ в посохе было несколько. Мне сложно было понять, сколько. Наги прятались друг за друга, как малые дети в присутствии незнакомого взрослого, и поэтому я не мог сосчитать их. Но я не особенно старался. Я не хотел и боялся травмировать их. Они метались внутри материальной оболочки, как головастики в банке, и я отстал от них.

— Да успагойся, — сказал я, нарочито гнусавя.

Я не разговаривал с посохом после нашего первого и единственного разговора во сне.

— Это всего лишь я. Мы знакомы с тобой. Ты же просил меня раскрыться, вот я и раскрылся.

Наги посоха, что-то пропищал и попытался натянуть на себя материальную оболочку, но понял, что передо мной он открыт.

— Кхе-кхе, — наконец-то пришёл в себя посох. — Ты, э-э-э, мы надеемся, не станешь забирать нашу силу?

— Не буду, — ответил я. — Пока. Но очень соблазнительно.

Я почти облизнулся. Посох снова пискнул.

— Тут, я вижу, трое моих предков… Как я могу съесть их души?

— Пятеро, — сказал, снова откашлявшись, посох.

— А, вообще, сколько вас тут?

— Нам сложно понять. Мы осознаем себя, как единую наги. Без противоречий. Сам разберись.

— Да как тут с вами разберёшься, если вы, как сперматозоиды под микроскопом.

— Мы тебя не понимаем.

— Ну и ладно. Ты лучше скажи, если я отрежу кусочек посоха, вы в какой части останетесь?

— Зачем это? — Подозрительно спросил посох.

— Хочу повесить его себе на шею, как амулет. Утомительно таскать посох, а сила у вас серьёзная, может и пригодиться.

— Кода скажешь, туда и вольёмся. Твоя сила больше нашей. Можешь и не в посох переместить, а во что-нибудь иное. Вон у тебя пустые побрякушки висят. В любую из них. Только смотри, осторожнее, не дави на нас. Мы сами перейдём, только укажи путь.

— Ты же говорил, что не видите материальный мир, как вы меня-то увидели?

— Ты раскрылся и мы тебя видим, и иной мир видим твоими глазами. Спасибо тебе.

— Не за что, пока. Тогда переселяйтесь вот в эту цацку.

Я тронул рукой висевший на моей шее медный амулет в виде шестиугольника с глазом в центре. Его я сделал сам, методом холодной ковки. Мысленно указав путь, я, на всякий случай, опутал посох нейронными связями, связав их с амулетом.

Посох невнятно пискнул, но ничего не сказал, и головастики стали перетекать из посоха в медальон. Их оказалось двадцать шесть душ.

— Ничего себе, — подумал я.

— А ты думал! — Горделиво произнёс амулет.

— Так ты и мысли мои сейчас будешь видеть? — Хмыкнул я.

— Если раскроешься, как сейчас. Но не советую. Большой отток силы происходит.

Я промолчал. Управлять силовыми потоками я уже научился. В ноосфере имелись излучающие и поглощающие сферы, подключаясь к которым можно получать или передавать информацию и энергию.

К ближайшим источникам, например к душам, можно подключаться напрямую, а к далёким, только через ноосферу.

То есть, можно, конечно и от ближайшего «источника» подпитаться, но я же не вампир. От ближайшего подпитка происходила мгновенно, из ноосферы много дольше. Я подключал себя каждую ночь, отходя ко сну. Заодно, можно было получать различную информацию, закачивая её как из глобальной сети. Сложно было научиться пользоваться несколькими источниками.

Ноосфера была забита информацией, которая поступала в неё как только чья-то душа покидала материальную оболочку. Некоторые индивидуумы добровольно передавали информацию в сеть, раскрывая себя, но многие умные люди не раскрывали свой разум для общего доступа. Но я справился и с такими. Сложнее было найти нужный источник знаний.

Мореходные знания я почерпнул из ближайших ко мне источников — Жана-Батиста и членов его команды. Мне понравилось.

Сначала я «подсосал информацию» у Жана и поутру, забыв о том, занимался своими делами. Потом мои мысли переключились на тему того, что мы будем делать с кораблями. И тут я понял, что прекрасно ориентируюсь не только в морских терминах, но и знаю, где и как лучше перехватиться, чтобы не сверзиться с мачты или реи.

Внимательно «пролистав» свои знания, я понял, что не помешает изучить и иные источники, так как суда сильно отличались друг от друга.

В следующую ночь я подключился сразу к двенадцати «первоисточникам» и потом весь день посвятил «просматриванию» скачанного.

Меня умиляло сходство с известной мне по прошлой жизни глобальной сетью. Только здесь и сейчас было намного круче.

На третью ночь, я, задавшись вопросом дальнейшего обучения морскому делу, вдруг получил из ноосферы ответ о наличии информации по судовождению семидесяти двух типов плавсредств: от досок, на которых передвигаются гавайцы, до громадных китайских парусно-колёсных посудин.

Причём, информация по запросу подавалась, как визуальная, так и краткая обобщающая. Для понимания, так сказать, предмета исследования.

Я выбрал из всего многообразия наиболее актуальные корабли и отправил себя в сон, а утром мог командовать любой флотилией.

Более того…

Получив доступ к чужим душам, я так же получил возможность не только отбирать, но и давать им и силу, и информацию. Я не стал перегружать знаниями индейцев, а просто перекачал им знания боцмана. Французский язык я передал им свой, поняв, что если я научу своих индейцев тем словам, что знает этот моряк, я буду смеяться с утра и до вечера, а это как-то не солидно для вождя.

Только поэтому через два месяца «учёбы» команда Одинокого Бизона легко пригнала фрегат по извилистой, как анаконда Миссисипи. Два месяца команда нарабатывала моторику, навыки и набирала необходимую мышечную массу.

Спустившись в дельту, я понял, что это не та река, по которой мы сплавлялись с Игрой и Сроком. Я подозревал это, но факт превзошёл все мои ожидания. Это была другая дельта. Только паводок позволил нам выйти в море.

Жан-Батист не соврал в одном, что два фрегата стояли возле форта Билокси. Я то думал, что их всего два, и один мы захватили, а их было два без моего, и стояли эти два под прикрытием пушек форта. А заглянуть в «душу» Жану я не догадался.

— Вот стервец! — С восхищением выразился я, разглядывая в трубу рейд форта.

— Ты о ком так нежно, Вихо? — Спросил меня рулевой.

Полученные от меня знания «прижились» у индейцев по-разному. Легче всего было детям. Они приняли чужое, как своё и быстро стали нарабатывать навыки.

Не всякий взрослый индеец осмелился забраться по вантам выше рея. И французский язык взрослые использовали, если не хватало родных слов и оборотов.

А мальчиши-малыши летали по вантам и реям, как птицы и разговаривали на французском даже промеж собой. Им нравилась напевность чужой речи. Вместе с языком к ним попало и несколько известных мне французских песен: «Марсельеза», — Мирей Матье и моя любимая «Нет, не скорблю ни о чём», — Эдит Пиаф.

Когда детишки грянули с рей Марсельезу в двадцать молодых глоток, у боцмана выпала из зубов трубка и едва не спалила ему его широченные штаны.

Но сейчас боцман, как и остальные французы сидел в трюме. Я не стал рисковать, заглянул в их души, и то, что я там увидел мне не понравилось.

Поняв, что боцман и его команда пытаются усыпить мою бдительность и готовят резню, я чуть было не опустился до банального вампирства. Я едва удержался, чтобы не выпить у них силу полностью, досуха, уничтожив их души, но вовремя опомнился. И, честно говоря, меня удержал от этого мой амулет. Он запищал так, что я чуть не оглох.

— Ты чего, гадёныш?! Чего визжишь?! — Спросил я наги амулета.

— Если ты начнёшь сжирать души живых людей, то шагнёшь на тёмную сторону, и тогда тёмная восьмёрка поглотит тебя.

— Что-то мне подсказывает, что тогда она поглотит и тебя? — Усмехнулся я.

— Да, — согласилась наги. — Переместив нас, ты получил над нами полную власть и мы сейчас зависим от тебя и от твоего пути.

Подумав, я просто переместил тогда всех французов в трюм.

— Ты о ком так нежно, Вихо? — Спросил меня рулевой.

— Да о нашем милейшем Жане-Батисте. Надул, мерзавец.

— Ты про два этих фрегата?

— Именно. Чувствую, что и экипажи на них полные. Что-то слишком много их там замельтешило на палубах.

— Дай глянуть в зоркий глаз.

— Смотри. И ветер в рыло! — Бросил я с негодованием.

Паруса трепетали. Ветер обтекал небольшой островок, из-за которого мы высунулись, и мы попались в безветрие.

— Шлюпки на воду! — Крикнул я, листая в голове страницы скачанного гроссбуха по навигации.

— Нет там ни хрена. Вот млять! — Выругался я вслух. — Век живи, век учись, а дураком помрёшь. Дай трубу!

И без трубы были видны наполнившиеся ветром паруса кораблей противника.

— Вот сука! У них полные экипажи. — Канониры расчехляют пушки на палубе. Я его всё же вздёрну на рее. Готовить орудия и базуки! Заряжай!

Базуками я обозвал длинные древние нарезные ружья, заряжаемые с казённой части, что было очень важно при стрельбе медными пулями.

Пока наши шлюпки пытались вытащить наш фрегат под ветер, один французский корабль приблизился на расстояние выстрела. Нашего выстрела. Из базуки.

— Выстрел! — Скомандовал я, и четырежды бахнуло.

Отрекошетив от воды медные болванки калибра сорок миллиметров прошили борта по обе стороны от форштевня чуть выше ватерлинии. Я в трубу видел, как полетели щепки и полилась вода. В носовой части трюмов обычно хранились бочки с пресной водой.

При заряжании с казённика не требовалась какая-либо тара для пороха. Пуля закладывалась в штатное место и перекрывала ствол. Далее насыпался порох и поджимался затвором. Недостающий порох досыпался в запальное отверстие и на полку.

— Выстрел! — Скомандовал я, и борт лидера погони разлетелся в щепки. Фрегат нырнул в волну, захлебнулся и потерял ход.

Второй фрегат обошёл первый и как гончая, напавшая на след, понёсся к нам. Наш корабль, поймав ветер, завалился на левый борт и крутанувшись на пятке руля, пошёл на отрыв.

Мне не хотелось их топить. Жалко имущество.

Но что это?! Я вдруг разглядел на корме развернувшегося бортом первого фрегата крест святого Георгия.

— Млин! Это же англы! — Крикнул я. — Права на борт. Открыть порты! Встречным огнём…. Выстрел!

Английский капитан тоже пытался развернуть свой фрегат правым бортом, но не успел, попав в безветренную зону.

Громыхнуло знатно и вражеский корабль получил в правую скулу двенадцать восьмидесятимиллиметровых ядер.

Уже не опасаясь форта мы проскочили почти до берега и, развернувшись, догнали почти стоячего англичанина и всадили ему двенадцать ядер в корму.

Я посмотрел в трубу на форт и разглядел над ним белый французский флаг.

— Твою ж… Героический ты наш, млять! — Пробормотал я. — А может они и не хотели нападать?

— Ага. Хотели ближе познакомиться, — сказал вахтенный рулевой.

После того, как я «зарядил» индейцев французским языком, у них появился юмор.