Бокал звезд

СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА

Помощник, передавший мне сенсационную заметку за одиннадцатое сентября 1996 года, в силу молодости не помнил звезду над Москвой. Его поколению и посвящается этот рассказ, где правду не отличить от вымысла, ведь только вымысел способен оживить прошлое.

Гордон Эндрюс ни секунды не сомневался — перед ним венерианка. Действительно, кого еще можно встретить на Венере! Склонившись над ручьем, девушка стирала чулки и что-то мурлыкала себе под нос. Увлекшись, она даже не заметила, как из чащи вышел Гордон. У девушки были короткие темно-каштановые волосы. На ней — серые капри, блузка и кепи под цвет. На ногах — черные кожаные сапоги. Мелодия оказалась из «Лебединого озера».

До сих пор Венера полностью оправдывала ожидания. Зондирование в начале шестидесятых медленно, но верно — с погрешностью на облачность — развеяло миф об отсутствии на планете воздуха и температуре свыше ста градусов. Поэтому ни насыщенная кислородом атмосфера, ни мягкий климат, ни безбрежное море с единственной полоской суши вдоль линии экватора Гордона не удивили. Как и перспектива встретить гуманоидов. Кого он точно не ожидал, так это венерианку, исполняющую партию из балета Чайковского. От изумления астронавт присвистнул.

Выронив чулки, девушка резко вскочила и наверняка свалилась бы в ручей, не придержи Гордон ее за руку. Лицо в форме сердечка. Бирюзовые глаза-колокольчики, глядящие с тревогой. Постепенно тревога сменилась узнаванием.

— А, это вы, — с облегчением проговорила незнакомка.

— Я? — Гордон невольно шагнул назад.

— Гордон Эндрюс, капитан космических войск США, ведь так? В точности как на фотографии.

— Правда? — выдавил вконец растерявшийся капитан.

— Да. Видела в каком-то из ваших капиталистических журнальчиков.

Девушка выпрямилась. Ее глаза-колокольчики оказались на одном уровне с верхней пуговицей обмундирования Гордона. — Разрешите представиться. Майор Соня Михайлова, космические войска СССР. Мой корабль в соседнем лесу Со вчерашнего дня.

Тут Гордону сделалось не по себе. Как же он сразу не догадался! Слишком правильная речь с легким акцентом, военная выправка… Только слепой не сообразит, что к чему. Снова повторялся унизительный сценарий. Снимок человека на Венере опубликовали задолго до высадки, а имя Гордона не сходило с первых полос изданий. Пресса отдавала должное его скромному происхождению, расхваливала незаурядные успехи в летной академии Алана Шепарда и на орбите, создавала романтический флёр вокруг его холостяцкой жизни, опубликовала любимый рецепт яичницы и в заключении назвала завидным женихом. Однако русские зря времени не теряли и, выбрав психологически удобный момент, исподтишка нанесли коронный удар. Сначала Лайка, потом Звездочка, следом — Гагарин и Дымов, якобы первый человек на Луне. А теперь майор Соня Михайлова.

Но почему женщина? Тем более такая хрупкая. Странно, как она вообще выдержала запуск.

Тут Гордону сделалось не по себе. Перед мысленным взором пронеслись унизительные заголовки в «Правде»: РУССКАЯ ДЕВУШКА-КОСМОНАВТ ПЕРВОЙ ВЫСАДИЛАСЬ НА ВЕНЕРЕ. ОЧЕРЕДНАЯ ПОБЕДА СССР НАД КАПИТАЛИСТИЧЕСКИМ ЗАПАДОМ.

— Значит, вы меня засекли посредством радара и высчитали точное время и место приземления, — удрученно пробормотал Гордон.

Девушка кивнула.

— Момент моего прилета зафиксирован, но пока не объявлялся. Ждали вас, чтобы высчитать разницу для полного триумфа.

Наклонившись, она выловила чулки из ручья, отжала и повесила на ветку. Гордон мысленно отметил материал — хлопок — и дыру на пальце.

Внезапно Соня вздрогнула. Проследив за ее взглядом, Гордон сделал то же самое. Вышедшая из леса парочка — тоже.

Все четыре часа с момента прилета Гордон, помимо всего прочего, гадал, могут ли ультрафиолетовые лучи солнца пробиться сквозь толщу облаков. Судя по увиденному, вполне. Незнакомцы — мужчина и женщина — явно принадлежали к белой расе, оба дочерна загорелые, отчего их темно-синие глаза казались еще темнее, а выгоревшие волосы — светлее. Белые короткие туники лишь усиливали эффект, а в сочетании с прекрасными лицами эти двое и вовсе походили на оживших богов. Впечатление портили не вполне божественные аксессуары — ошейники из блестящего, похожего на медь металла.

Справившись с изумлением, Гордон отметил, что незнакомцы безоружны, и слегка успокоился. Майор Михайлова тоже.

Отличились венериане. Темно-синие глаза расширились от страха, прекрасные черты исказила гримаса недоверия. Наконец мужчина коснулся сначала своей, потом шеи женщины, сердито ткнул пальцем в землян и спросил что-то на благозвучном наречии.

Недолго думая, Гордон приложил ладонь к шее, а после легонько тронул Соню.

— Гордон, — произнес он. — Соня.

В награду за проницательность венериане одарили его испуганным взглядом и с диким криком бросились в лес.

Гордон растерянно смотрел им вслед. Майор Михайлова тоже.

— Ты знала, что планета обитаема? — поинтересовался он минуту спустя.

— Наши ученые не исключали такой вариант, — пожала она плечами. — Впрочем, какая разница? По твоей милости мы упустили шанс установить контакт.

Гордон вспыхнул:

— Первым делом при встрече с инопланетянами нужно представиться. Это знает каждый!

— Каждый читающий ваши научно-фантастические бредни? — ехидно уточнила Соня. — Что там после знакомства? Говоришь «Отведите меня к вождю», а им оказывается сногсшибательная блондинка. Ладно, мне пора на корабль.

— Скатертью дорога, — фыркнул Гордон.

Соня окинула его долгим взглядом. В розоватом полуденном свете на ее щеках заиграл румянец.

— В переводе с империалистического — тебе наплевать?

— Абсолютно, — заверил Гордон. — Прощай.

Оставив девушку у ручья, он направился в сторону высокой, опоясывающей остров гряды. Путь пролегал по холмам, что зелеными волнами разбегались от побережья и разбивались о гряду. В своей первой после посадки прогулке Гордон, подгоняемый энтузиазмом первооткрывателя, забрел дальше, чем рассчитывал, и именно поэтому встретил Соню. Теперь у него был дополнительный повод быстрее вернуться на корабль: Вашингтон вот-вот накроет черная туча, следует предупредить командование.

Под ногами стелился ковер из цветов всевозможных оттенков; над головой щебетали птицы с ярким опереньем; похожие на белку зверьки молнией взлетали по стволу. Венера казалась раем скорее для романтиков, чем для ученых, а Гордон, вопреки научной подготовке, слыл настоящим романтиком, даже хандра не могла омрачить ему радости открытия. Как знать, вдруг на Марсе найдут голубые каналы и хрупкие стеклянные города, мелодично позвякивающие на ветру, пахнущем корицей, — и неважно, что говорят ученые!

Гордон добрался до бухты, где стоял корабль, уже на закате. В полной темноте вскарабкался по лестнице и забрался в трюм. (Вопреки научно-обоснованному мнению, период вращения Венеры не уступает земному, однако из-за облачности там рано темнеет.) Оставив шлюз открытым, Гордон поспешил в рубку — доложить начальству на мысе Нью-Канаверал, в триллионах километров отсюда, об исторической встрече с майором Михайловой, а заодно поведать, что люди не одиноки во Вселенной.

Учитывая огромное расстояние, ответа пришлось ждать целых пять минут. Как выяснилось, СССР уже раструбил об очередной победе в космосе, а советский премьер объявил по этому случаю национальный праздник. В сообщении приводилась подробная биография майора Михайловой. Дочь известного русского пианиста Петра Михайлова, двадцать три года, не замужем, в совершенстве владеет шестью языками, свободно изъясняется еще на одиннадцати. Кандидат антропологических наук и профессиональная балерина, на минувших Олимпийских играх завоевала золото в гимнастике. Для полета на Венеру прошла отбор из сотни подготовленных кандидаток, а звание майора получила за заслуги перед отечеством. Кроме того…

Услышав звук шагов, Гордон обернулся. Из тесноты командного центра на него надвинулись трое. Двое схватили за руки, а третий прижал к лицу тряпку, пахнущую чем-то приторным. Дальше — провал.

Наркотическое забытье рассеялось только к утру. Разлепив веки, Гордон обнаружил, что лежит связанным на сплетенных из веток носилках, которые тащат двое загорелых венериан. Один — тот самый, что встретился им с Соней у ручья.

Гордон поднял голову. Таинственное дурманящее вещество лишь отдаленно напоминало хлороформ — по крайней мере, никаких побочных эффектов оно не оказало. Скосив глаза, Гордон рассмотрел, что его окружают двадцать венериан. И все поголовно в ошейниках. Половина — женщины, включая давешнюю незнакомку с поляны.

Следом волокли вторые носилки. Даже не видя лица, Гордон узнал по копне каштановых волос майора Михайлову.

— Жива? — громко спросил он.

Соня не ответила. Видимо, находилась под действием дурмана.

Теперь было ясно: те двое с поляны бродили по лесу не одни. Оставив их с Соней у ручья, они разыскали соплеменников и рассказали о чужаках. Потом, недолго думая, они решили взять странную парочку в плен.

Лес справа поредел, и взгляду предстали окутанные сизой дымкой горы и серое море. Пленников несли по отвесной гряде, опоясывающей остров. Впервые Гордону стало по-настоящему страшно. Меньше, чем через два месяца Венеру и Землю будут разделять тридцать восемь миллионов километров — на такое расстояние ориентировались ученые космического центра, высчитывая траекторию обратного полета и необходимый запас топлива. Наверняка советские специалисты опирались на те же данные. Выходит, они с майором в одной лодке. Застрянут в плену — вернуться на Землю в ближайший год им не удастся. А вдруг иссякнут запасы, что тогда? В теории можно питаться дарами природы, но на практике — кто знает?

Хотя не факт, что проблема еды вообще возникнет. Мертвые не едят.

Деревья вновь расступились — на сей раз слева — обнажив глубокую лощину. Посреди зеленых полей и синих озер белели островки селений — незаметных с орбиты, но отсюда хорошо заметных.

По склону вниз вела узенькая тропинка, петляющая и извивающаяся, как змея. Процессия застопорилась. Венериане с опаской посматривали на небо, словно боялись, что оно обрушится им на голову. Гордон только диву давался, глядя на безмятежные розовые облака. Спрашивается, чего тут бояться? Впрочем, венерианам виднее.

У подножия холма процессию встречали местные. Похоже, их предупредили. Также все в ошейниках, они едва удостоили пленных взглядом.

Тем временем Соня очнулась; потемневшие глаза-колокольчики лихорадочно метались по сторонам.

— Ты как? — снова окликнул Гордон.

— Жива.

Их понесли в ближайшую деревушку. Миновав возделанные поля, засеянные венерианской кукурузой, процессия проследовала по улочке к исполинскому круглому зданию из камня, увенчанному похожей на шпиль трубой, из которой поднимался столб дыма. Постройки по обеим сторонам дороги мало отличались — безликие, с окошком на скучных фасадах и узкой дверью. Вокруг толпились венериане — мужчины, женщины — все в пресловутых металлических ошейниках. Не хватало только детей. Хотя разок в окне промелькнула испуганная детская мордашка, но ее тут же заслонила женская спина.

Гордон вконец растерялся. Судя по реакции венериан, их обвиняли в чем-то аморальном. Но что им могли вменять? Максимум нарушение границ — да, плохо, но не безнравственно.

Тем временем конвоиры вошли под своды здания. К потолку ступенями поднимались скамьи, в центре высился каменный постамент с двумя похожими на алтарь глыбами, стоящими в полутора метрах друг от друга. Чуть поодаль виднелась первобытная кузница с доисторической наковальней. Бронзовый от загара кузнец сноровисто раздувал мехи.

Пленников привязали к алтарям кожаными ремнями. Амфитеатр наполнялся людьми, в спертом воздухе витала атмосфера предвкушения. Гордона бросило в пот — отчасти из-за пышущей жаром наковальни. Но не только.

Соня побелела как мел. Гордон хотел подбодрить бедняжку, но не придумал ничего утешительного. На секунду их взгляды встретились, девушка залилась румянцем и отвернулась.

Толпа запела, и на середину вышел господин степенной наружности с двумя пластинами венерианской меди в руках. Передав их кузнецу, он встал между глыбами и сурово оглядел пленников. Кузнеца Гордон не видел, но, судя по звукам, тот трудился в поте лице. Меха раздувались, огонь трещал, лязг стоял такой, словно ковали шлем нибелунгов. Вот только шлема никакого не было, поэтому Гордон не удивился, когда ему на шею намотали мокрую тряпку, а следом положили раскаленную пластину. Вверх взметнулось облачко пара. Кузнец соединил концы обода, скрепил и сбрызнул шов водой. Когда пар рассеялся, тряпку сняли, и Гордон ощутил на коже теплый металл ошейника.

Такой же ошейник достался Соне. Потом в дело вступил степенный господин. Жестом оборвав песнопения, он обратился к публике с долгой пронзительной речью, кивая то на Соню, то на Гордона. После громогласного выступления, в котором отчетливо слышалась угроза, он взял щепотку белого порошка и посыпал пленников. Затем вытащил длинный нож.

«Все, конец», — пронеслось в голове у Гордона.

Но оказалось, нет. Степенный разрезал путы, освобождая парочку, и мановением руки велел им подняться. Прежде чем встать, Гордон размял затекшие конечности. Соня сделала то же самое. В голове не укладывалось, что они еще живы и, судя по румянцу майора, вполне здоровы.

Степенный кивнул на дверь, и земляне последовали за ним к выходу. На улице Гордон остолбенел. Землю устилали свежесрезанные цветы всевозможных оттенков, а вдоль дороги выстроилась малышня, размахивая ветками местной оливы.

— Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?

— А ты не понял? — Соня бросила взгляд на пунцовый, под стать ее щекам цветок.

— Ну, мы стали участниками какой-то церемонии. Вопрос, какой.

Соня медленно подняла голову.

— Свадебной. Мы… нас поженили.

Цветочный ковер, обрамляемый колоннами ребятишек, простирался до самых отдаленных уголков деревушки. Гордон брел, спотыкаясь, мечтая поскорей проснуться в холостяцкой казарме на Нью-Канаверал. Однако ни улица, ни ребятня, ни степенный провожатый упорно не желали исчезать. Соня же, напротив, обозначилась еще четче, ее ошейник отбрасывал сверкающие всполохи, один ярче другого.

Степенный проводил молодоженов до окраины и, развернувшись, зашагал прочь. После его ухода малышня, отбросив серьезность, стала резвиться на цветах.

Гордон решительно преградил спутнице дорогу.

— Может объяснишь, зачем понадобилось нас женить?

— Объясню на обратном пути.

Весь подъем Соня не проронила ни слова. На вершине перевела дух и объяснила:

— Нас женили потому, что за божественным фасадом скрываются закоренелые пуритане. Вчерашнюю парочку поразило отсутствие у нас ошейников — незыблемого символа брака, а твое прикосновение повергло их в ужас. В здешнем обществе запрещено оставаться наедине до свадьбы и уж тем более — касаться кого-то, помимо второй половины или родни.

— А если мы брат и сестра? — прищурился Гордон.

— А я похожа на твою сестру?

Гордон признался, что нет.

— Выяснив, что мы живем раздельно, они окончательно укрепились в своих подозрениях. Видишь ли, венериане приняли корабли за дома. Довольно странные, но все же дома. Правильно, чего еще ждать от дикарей.

Гордон устроился под цветущей веткой.

— Откуда тебе известно про пуритан?

— Ниоткуда. Догадалась по реакции. А потом подумала, что из-за облачности здесь не видно ни солнца, ни луны — следовательно, никакого идолопоклонничества. Поэтому к единому богу местные пришли раньше нас. Наверняка у них был свой Христос, чьи заповеди переврали, и аналог Книги Бытия, только в ней не было ничего о сотворении солнца и звезд. Короче, нас поженили и забыли. Лишь бы соблюсти нравственность… Кстати, смеркается.

— Как? — встрепенулся Гордон. — Сейчас же едва перевалило за полдень! Выходит, я проспал завтрак… и ужин. — С этими словами он вытащил из кармана две упаковки концентрированного печенья. — Угощайся.

Они устроились под сенью дерева, утопающего в голубоватых завязях-полумесяцах. Половина пути благополучно пройдена, однако до сониного корабля шагать еще несколько часов, а до шаттла Гордона и того дольше. Обедали молча.

— Мне не дает покоя только одно, — пробормотала Соня.

— Что же?

— К чему такая спешка со свадьбой?

— Сама сказала: наше непристойное поведение шокировало здешних ребят до глубины их пуританской души.

Соня покачала головой.

— Шокировало — но не так, чтобы впопыхах устраивать церемонию, к которой обычно готовятся несколько дней. Наверняка есть причина… — Внезапно она осеклась и сквозь толщу листвы взглянула на небо. — Темнеет.

Розовый полуденный свет сменился серыми сумерками, резко похолодало.

Гордон поднялся:

— Пора. Дождь собирается.

Три часа спустя упали первые капли. Благополучно миновав кряж, путники очутились на взгорье. Дождик моросил без устали, и через час оба насквозь промокли.

— Заночуем в моем корабле, — предложила Соня, откинув со лба мокрую прядь каштановых волос. — Он ближе.

Гордон не возражал. Затем без лишних возражений обнял девушку за талию. Та и не подумала отстраниться. По неведомой причине возражения и противоречия исчезли. Все стало легко и просто. Дождь не утихал — пронзительный, он проникал в каждую клеточку тела, умиротворяя. Нет, не умиротворяя, убаюкивая. Снова не то. Какое же слово подобрать?..

У трапа советского корабля Гордон очнулся. Поздно! Забыв обо всем на свете, они с Соней утонули в глазах друг друга.

Гордон попытался отстраниться и трезво взглянуть на ситуацию, сделать выводы о странном ощущении, возникшем во время дождя, связать его с поспешной брачной церемонией. Тщетно. Из головы не шла мелодия, услышанная у ручья, и дырка в дешевых хлопчатобумажных чулках. Секунда — и Соня упала в его объятия, подставив для поцелуя губы в капельках дождя. Вашингтон и Москва превратились в забытые названия на карте, грош которой цена.

А дождь все лил. Ласково, нежно. Настойчиво. Тихонько пел в листве. Мурлыкал. Шептал. Смеялся. До самого утра.

Возвращаясь на корабль, Гордон мысленно репетировал придуманный на пару с Соней доклад начальству, где вкратце говорилось про плен, но ни слова — про свадьбу и дождь. Зачем усложнять и без того сложную ситуацию?

Через полмили он вдруг почувствовал, что ошейник стискивает горло. С каждым шагом становилось труднее дышать. Едва не задохнувшись, Гордон замер. Словно натянулся до предела невидимый поводок.

Стоило попятиться, как тиски разжались. Чем дальше, тем больше. Единственное объяснение — в отличие от земных металлов, сплав для ошейников обладал магическими свойствами. Выкованные из него предметы притягивались друг к другу, и притяжение лишь усиливалось на расстоянии. Стараниями ли венериан или из-за особенностей руды, но чары действовали только на вещицы из одного котла. Гордон не знал этого наверняка, но не сомневался: с брачными узами на Венере не шутят.

Он зашагал назад, но на полпути столкнулся с бегущей навстречу Соней. Бледное лицо красноречивей всяких слов говорило, что майор успела познакомиться с особенностями ошейника и сделать выводы.

— Что нам делать, Гордон? — выпалила она.

— Разберемся, — упокоил тот. — Идем, у меня на корабле полно инструментов.

Все утро прошло в тщетных попытках снять ошейники. Их не брали ни остро заточенные ножницы, ни алмазный напильник. Вариант со сваркой тоже отпал.

Гордон в изнеможении опустился на землю неподалеку от посадочных опор. Соня подошла и села рядом.

— Нам отсюда не выбраться, — призналась она. — Наши корабли двоих не выдержат, это сто процентов.

Гордон вздохнул.

— Можно связаться с Землей и попросить помощи. Правда, придется рассказать все. Другое дело, что в историю с дождем вряд ли поверят. Умолчим про дождь, останутся ошейники — тоже весьма сомнительно. Боюсь, нам вообще не поверят. Решат, что мы влю… не хотим возвращаться, а узнав о совместном проживании, немедленно прикажут лететь назад. Нет… Чтобы просить о помощи, нужна убедительная причина.

Соня слабо улыбнулась.

— Представила, как оправдываюсь перед советом министров. Мол, во всем виноват дождь.

Гордон расхохотался.

— А я рассказываю следственной комиссии про ошейники.

На душе сразу полегчало. Раз охота шутить, не все потеряно.

— Поступим так: отчитаемся, как планировали, и займемся делом, как будто ничего не случилось. Глядишь, проблема решится сама собой. А если нет, построим хижину и заживем здесь, — объявил Гордон.

Соня по-девичьи зарделась.

— Давай строить у ручья, где мы познакомились.

— Отличная мысль, — кивнул Гордон.

По утрам они изучали окрестности, а в обед занимались хижиной. Взяли пробу дождевой воды, но ничего особенного не нашли. Гордон не удивился, поскольку еще в первый день проанализировал состав питьевой воды, и с тем же результатом. Соблазн нарушить запреты рождался в облачном покрове и испарялся, едва коснувшись земли.

Когда хижина была готова, молодые часами бродили по горам и живописным лесочкам, болтая и смеясь, любовались причудливыми цветочными узорами и вздрагивали от всполоха радужных крыльев. Изредка встречались венериане, но те не обращали на чужаков ни малейшего внимания. Приятной находкой стало окруженное папоротником озерцо у подножия пенящегося водопада, куда Соня и Гордон повадились ходить купаться. Кожа девушки покрылась золотистым загаром, при взгляде на нее у Гордона захватывало дух. Случалось, шел дождь, но в нем теперь нужды не было. К невидимой цепи, что связала землян, прибавилась другая, в десятки раз прочнее.

Впрочем, первая тоже никуда не делась, а время отлета стремительно приближалось. Молодожены искали повод убедить оба правительства не возвращать их на Землю — и слава богу (хотя бог тут совершенно ни при чем), в последний момент повод нашелся. Точнее, нашла его Соня. Как-то утром перед плановой проверкой двигателя, она смущенно подняла глаза от сколоченного Гордоном столика и пробормотала:

— Я беременна.

В Москве новость произвела эффект разорвавшейся бомбы и, просочившись сквозь трещину в броне Кремля, вызвала цепную реакцию во всем Советском Союзе. Тогда советскому премьеру впервые открылась незыблемая истина: дети задевают слабую струнку в душе всякого, коммуниста ли, капиталиста — неважно.

Весной Венера сияла над Москвой, словно звезда Вифлеема. Премьер СССР с озадаченным видом стоял перед советом министров. Впрочем, озадачился не он один. Весь Совмин ломал голову, как быть с ребенком, наполовину коммунистом, наполовину капиталистом, которого заведомо боготворит целый свет. Ответа премьер не знал, зато понимал: люди есть люди, им можно внушить, что черный хлеб — белый, а тмин на самом деле икра, но если сказать, что ребенок, рожденный на планете любви у русской и американца — не предвестник мира, в жизни не поверят.

Поэтому в итоге премьер сделал то единственное, что мог сделать, — созвал саммит с участием президента США и премьер-министра Великобритании. Так Восток и Запад впервые достигли согласия. Конечно, угрозу войны это сразу не отменило, но основные предпосылки устранило. Покончив с распрями, главы государства озаботились постройкой сверхсовременного космического корабля «на троих», бросив на его создание лучшие силы. Пилотом единогласно назначили англичанина, акушеркой — русскую, а медсестрой — американку.

Поговаривали, будто советский премьер с американским коллегой задержались после саммита, придумывая имена. Верится, конечно, с трудом. Даже если слухи не врут, старались высшие чины зря - Гордон и Соня выбрали имя сами. Сейчас его не знает лишь полный невежда… и те, для кого пишется этот рассказ. Вот мы и добрались до упомянутой в самом начале заметки. Лирики в ней как в старом ботинке, но света больше, чем в пресловутой звезде над Москвой.

11 сентября 1996 г. Как сообщает молодой русско-американский посол, Петр Гордонович Эндрюс, его миротворческий план был принят всеми инстанциями. Угроза войны, нависавшая над человечеством последние пятьдесят лет, миновала навсегда.