День выдался напряжённый, так что уснул я крепко. А во сне ко мне явилась Кера.
— И куда ты пропал? — уперев руки в бока вопросила богиня.
— А ты видела, сколько там патрулей? Так и не смог прорваться. Я нарядился в кондуктора, ну и так и пришлось идти в поезд. Когда попытался повернуть к точке встречи, тут же заподозрили, чуть не остановили. Прорываться с боем не захотел.
— Ну, я так и подумала, — тут же успокоилась богиня. — Доменико беспокоится. Думал, тебя опять в тюрьму заперли, или ещё что-нибудь случилось. Я ему говорила, что с тобой всё в порядке, но он не поверил. Но ты прав — патрулей очень много. Говорят, вокруг храма всё обыскивают. Нашли место, откуда ты следил за взрывом, по следам от огнепроводного шнура. Теперь у этих Юниев проблемы, — богиня довольно захихикала. — Этот толстый смертный, который оружие делает и продаёт, написал Доменико, что им припомнили, что они союзники Ортесов, и что год назад из-за них нас упустили…
— То есть они уже знают, кто конкретно подорвал храм?
— Нет, но догадываются. Ты был прав, когда говорил, что могут догадаться, потому что только Ортесы не боятся бродить по подземельям. Но вообще это просто официальная версия. Им нужен какой-то смертный виновник, чтобы погасить слухи о том, что это Диего Кровавый и Кера Несущая беду покарали чистого бога. Только они ещё хуже сделали. Народ тут же вспомнил, что Ортесы были теми, кого чистые так и не смогли убить, и что после того, как попытались, самих чистых стало намного меньше. А ещё вспомнили, что у Ортесов есть племянник по имени Диего, и появился он после смерти Диего Кровавого… в общем, некоторые смертные довольно неплохо воспроизвели твой путь, и теперь многие уверены, что Диего Ортес и Диего Кровавый — это одно лицо. Так что в первую версию, где мы с тобой в главной роли, теперь верит ещё больше народу. Знаешь, это довольно забавно, когда тебе молятся. Ты пока не почувствуешь, а вот мне вполне приятно. Но тебя теперь будут искать очень старательно. Никаких сил не пожалеют.
— Вот, кстати об этом, — я даже во сне подскочил от возмущения. Как-то за заботами о собственной безопасности забылось, а теперь Кера напомнила. — С какого перепугу меня-то в боги записали?! — возмутился я. — Там, на площади перед храмом народ прямо сразу про нас обоих подумал. Нет, я понимаю — ты. Ты богиня. Но я-то здесь причём?!
— Чему ты удивляешься? Во-первых, ты правда очень силён. Во-вторых, очень известен, пусть и под разными именами. И потом, когда те смертные нелюди предложили дать людям альтернативу, ты, в отличие от меня, кстати, был совсем не против. Почему сейчас-то так злишься?
— Так я был не против, чтобы поклонялись тебе! Я-то — не бог.
— Это пока не бог, — пожала плечами Кера. — И потом, нужно было тогда уточнять, что ты не хочешь, чтобы про тебя промолчали. Они же сразу про нас обоих говорили.
— Да с чего бы?! — ещё сильнее возмутился я.
— Ты что, ничего не понял? — кажется, Кера что-то поняла, и это показалось ей ужасно смешным. — Они с самого начала говорили с нами обоими. С тобой и со мной. И про нас обоих. Никто не хочет одного бога — уже обожглись на чистом. А так будет как минимум два, потом ещё, может, Гекату уговорить удастся, или кого-то из Титанов.
Я схватился за голову, и уселся… только что во сне было пустое ничто, но Кера услужливо создала для меня облачко. Как для Зевса. Вот ведь язва!
— И что они будут делать, когда окажется, что я не бог? — уточнил я.
— С чего ты решил, что так окажется? Я же говорю — ты очень силён. Особенно после Тартара. Ты напился крови Гекатонхейров, ты спустился туда и вернулся, будучи живым. После смерти ты можешь стать богом. Особенно, если в тебя будут верить. Но это даже не обязательно. Например, о Геракле узнали уже после того, как он помер.
— Да ну к чёрту! Я не хочу быть богом! — простонал я. — Это ж… Это ж бред какой-то! И ты раньше говорила, что все боги были изначально, и появились намного раньше людей. Как вообще человек может стать богом?!
— Я не говорила, что все, — педантично поправила меня Кера. — Многие, даже большинство, но не все. Не понимаю, зачем ты так расстраиваешься? Если не понравится — просто искупаешься в пяти реках, вот и всё. Да и мало ли что, может, ты им, богом, ещё и не станешь?
Последнюю фразу Кера произнесла таким тоном, что я ни на секунду не усомнился — она ни капли не верит, что я им не стану. Богом, в смысле. Однако слова про пять рек меня немного успокоили. Это я уже знаю — воды этих рек смывают всё, включая память, так что кто бы ты ни был, искупавшись во всех реках подземного мира, просто отправишься на перерождение. Это меня вполне устраивает. Не хочу быть бессмертным — слишком страшно.
Неприятную тему в конце концов сменили, и Кера перешла к тому, ради чего, собственно и явилась. Новости пересказать.
— После того, как ты рванул храм, сенат был в ярости. Особенно этот твой будущий родственник, Ерсус, — начала рассказывать Кера. — Они не ожидали, что люди так отреагируют. Вечером вышли их газеты, в которых было написано всякое патриотичное, и что народ Рима благодарен своему богу и сенату за то, что его защищает, но после твоих газет они только сильнее разъярились. То сборище возле главного храма было не единственное, и даже не самое большое. В общем, Ерсус объявил военное положение и комендантский час. Всех протестующих разогнали, говорят, были трупы. В беспорядках, представь себе, обвинили нас с тобой. Вернее, тебя. И ещё тебя объявил личным врагом Мигель де Айяла. Ты теперь мерзкий еретик, мошенник и прохвост, который изображает из себя бога и вводит людей в заблуждение.
— Ну, они не ошиблись, — хмыкнул я. — Всё так и есть.
— Диего, мне не нравится, как спокойно ты к этому относишься. Тебя будут искать. Я не уверена, что ты сможешь уйти поездом. Они откуда-то доподлинно знают, что ты ещё в Риме. Ты мог бы попытаться уйти через канализацию… вот только говорят, даже туда отправили жандармов с чистыми. Возле каждого выхода караулят, даже в домах патрициев. Ты, конечно, прорвёшься, но у них есть связь. Сразу людей нагонят. Я чую, как вокруг тебя собираются тучи, закручивается чужое внимание и чужая сила.
— Ну, я довольно неплохо тут сижу, в поезде. Полагаю, мне лучше на некоторое время скрыться, чтобы они немного успокоились.
— Я не верю, что тебе это удастся. Попробую утром устроить переполох. Мне нужно, чтобы ты дал мне разрешение использовать свои силы.
— Что хочешь делать? — насторожился я.
— Устрою им нашествие крыс, — ухмыльнулась Кера. — Чумные крысы войдут в храмы. О, это будет очень красиво! Сейчас, когда нет чистого, я вполне могу сделать такое!
— Сил хватит? — уточнил я. Мне эта идея очень понравилась.
— Придётся потратиться. Но ты потом поделишься. Пока они будут разбираться с крысами, я найду тебя. Попробуем уйти вместе.
— А как же Доменико?
— Он смог добраться до Криспаса. Сейчас у него прячется. И Ева тоже сейчас там.
— Хорошо. Давай сделаем, как ты говоришь.
Кера ещё никогда не была так серьёзна, так что я тоже сбросил дурашливое настроение. Кажется, мне, наконец, удалось их по-настоящему разозлить. И я догадываюсь, почему. Чистые братья не терпят конкуренции. Народ заговорил о других богах, а значит, им срочно надо эти разговоры пресечь. Лучше всего, уничтожив саму угрозу.
Проснулся я только когда поезд отправился на перрон. Сонные дома медленно проплывали за окном, и вот в поле зрения появились монументальные стены вокзала с высокими арками окон и лепниной по стенам. Здесь никакой сонливости не наблюдалось — вокзалы вообще никогда толком не засыпают. Сновали в разные стороны служащие в форме, нетерпеливо поглядывали на вокзальные часы пассажиры общих вагонов, явившиеся на перрон заранее, чтобы занять очередь. Вальяжно прогуливались состоятельные господа, сопровождаемые носильщиками с тележками, заполненными многочисленными чемоданами. Казалось бы, обычная суета, сопровождающая отправление любого состава, однако я заметил несколько тревожных признаков. Как-то непривычно часто среди праздной публики мелькали жандармские мундиры, да и белые одеяния чистых обычно реже попадаются на глаза. Можно было не сомневаться в причинах такого наплыва представителей духовенства и властей, вот только даже так их было многовато.
С каждой минутой я нервничал все сильнее, и к тому моменту, как началась посадка, уже не находил себе места от волнения. Моя попутчица не появилась в купе ни когда открылись двери вагона, ни даже через десять минут после этого. В этом не было ничего страшного, я достаточно уверен в ней, чтобы не беспокоиться из-за таких мелочей, как опоздание. Ева вполне способна позаботиться о себе. А вот тот факт, что и остальные пассажиры пока не спешат занимать свои места, вызывал тревогу. Рискнув чуть опустить окно вагона, я стал вслушиваться в обрывки разговоров, долетавших с перрона. И то, что я слышал, мне не понравилось. Высказываемое вполголоса возмущение очень ясно показывало, что направлено оно на чистых, иначе как минимум благородная публика не стала бы сдерживать голос.
«Поезд задерживают».
«Обыскивают вагоны».
«Досматривают пассажиров! Даже дам!»
«Им нужен Диего Ортес!»
Все это было очень неприятно и означало две вещи. Отвлекающий маневр, который должна была устроить Кера, не удался. Сбить чистых со следа не удалось, и теперь они ищут вполне конкретного человека. Меня. А еще это означало, что по плану убраться из города не выйдет. Даже хуже — может статься, придется прорываться с боем, с неясными шансами на успех.
Ждать дальше смысла не было, и я соскользнул со своей полки. Одно хорошо: железнодорожную форму я так и не сменил. Цивильную одежду должна была принести Кера — свой запас я, увы, истратил вчера, сейчас остаётся только то, что на мне.
Кондуктор стоял в тамбуре и был занят тем, что с неизменным терпением отвечал на одни и те же вопросы пассажиров. Дождавшись паузы, я несколько раз стукнул костяшками в дверь. Удивленный служащий появился через несколько секунд, и тут же замер, увидев зрачок револьвера, смотрящий ему в лицо.
— Пройдите в свое купе, — вполголоса велел я. Усадив несчастного работника, стукнул его по макушке, после чего запер дверь. Процедура заняла не больше десяти секунд, так что толпящиеся возле входа в вагон пассажиры даже не обратили внимания на отлучку кондуктора. И уж тем более никто не заметил, что на их вопросы теперь отвечает совсем другой человек. Мне даже маскироваться дополнительно не пришлось. Люди редко обращают внимание на лица служащих, да и форма будто стирает различия между индивидами. Почти никто и не заметил, что теперь на их вопросы отвечает совсем другой человек, а более внимательные восприняли все как должное. Мало ли куда ушел кондуктор? Главное, оставил за себя кого-то, кого можно донимать одними и теми же вопросами, требовать объяснений, извинений, и просто выплескивать свое раздражение от неожиданной задержки.
— Домины и доминусы, прошу вас, подождите несколько минут, я схожу узнать, как долго продлится задержка, — попросил я, вытерпев несколько минут этого бессмысленного трёпа.
Публика отнеслась с пониманием, так что никто не возмутился, когда я запер вагон и направился в сторону штабного. Конечно, ничего спрашивать я не собирался. Удалившись немного, свернул в сторону здания вокзала, куда и направился с максимально деловым и сосредоточенным видом. Это было ошибкой — резкое изменение маршрута привлекло чей-то внимательный взгляд. Краем глаза я заметил, как в мою сторону заспешила спира чистых в сопровождении трех жандармов. Не показывая, что заметил внимание, я продолжил путь. Вот один из жандармов потянулся к свистку, и в этот момент тяжело нагруженная тележка носильщика, двигавшегося навстречу жандармам, вдруг резко клюнула носом, потеряв переднее колесо. Ненадежная горка багажа рассыпалась прямо под ноги спешащим карабинерам. Троица чистых, шедших с краю, и вовсе оказалась погребена под несколькими саквояжами. Все, отсчет пошел на секунды. Можно не сомневаться, что среди многочисленных чистых, вынюхивающих преступника, найдется не один, кто может почуять проклятие.
Как и все окружающие, я вздрогнул и оглянулся на неожиданную аварию, но останавливаться не стал. Вход в вокзал уже прямо передо мной, пара шагов — и я внутри, скрытый от внимательных взглядов почуявших близкую добычу чистых. Останавливаться не стал. У выхода в город обнаружилась ещё одна тройка монахов, методично проверяющих каждого входящего. Двое проверяли людей, дублируя друг друга, а один осматривал вещи. Только то, что они не концентрировались на происходящем за спиной, позволило мне приблизиться. В то, что мне дадут спокойно пройти, я не верил. Поэтому и пытаться не стал.
Среди последователей прежних богов ходят слухи, что на чистых и вовсе нельзя прямо воздействовать иными силами. Это неправда. Влиять на чистых трудно. Труднее, чем на обычных людей. Может, их действительно защищает чистота помыслов, а возможно, дело в ворованных у жертв силах. Однако у меня уже получалось раньше, получится и теперь.
Усилие потребовалось совсем незначительное. Проверявший дамскую сумочку чистый не заметил крохотный велодог с раскладным спусковым крючком. Зацепившийся за что-то крючок щелкнул. Чистый от неожиданности дернулся, барабан крохотного револьвера провернулся, ударил курок, и пулька калибра 5.75 мм вошла в колено одному из тех церковников, что в этот момент пристально вглядывался в лицо возмущенной обыском дамы. Звук выстрела, вопль боли и визг матроны прозвучали почти одновременно, провинившийся монах выронил сумочку. Третий церковник, реагируя на угрозу, полыхнул очищающим светом, разом выпуская всю накопленную силу. Холодная и равнодушная как к последователям, так и к тем, против кого направлена, эта вспышка заставила меня стиснуть зубы от боли. Лицо горело, глаза слезились. Терпеть это было крайне неприятно, очищающий свет, ничем не сдерживаемый, давил, принуждал пасть ниц и скрыть лицо перед сиянием всевластного бога. Но гораздо хуже, чем мне, было раненому монаху. Кровь, брызнувшая из ноги, обратилась песком и пеплом, оставляя чистую рану, с которой тонкой струйкой осыпалась плоть, лишь расширяя рану. Чистый с воплями повалился на землю и принялся кататься, сбив с ног и братьев, и оказавшуюся на свою беду рядом матрону. Такое не заметить просто не могли. Скоро здесь будет толпа чистых и жандармов. Отголоски моего воздействия, даже после очищающего света почуют, а меня самого будут искать в сто раз настойчивее. Неважно. Главное — я могу убраться сейчас.
На кондуктора, сбежавшего по ступеням вокзала, пока никто не обращал внимания. Правда, фора у меня небольшая. Сейчас здесь станет тесно от жандармов и чистых. Я свернул в первый же переулок, и, наконец, побежал. Звук свистка догнал меня уже когда я выбегал из переулка. Недолго же они были в растерянности! Бросив взгляд по сторонам, заметил еще двух жандармов, уже спешащих навстречу.
Оборачиваюсь в противоположную сторону, только для того, чтобы увидеть другой отряд, да еще подкрепленный двумя чистыми. Топот шагов в переулке сзади ясно показал, что и обратно возвращаться нельзя.
Очередное усилие, и один из жандармов, подвернув ногу на скользком камне мостовой, падает прямо под ноги к напарникам. Я бегу навстречу тем двоим, которых увидел первыми. Они оба скидывают с плеч карабины. Ну что ж, это удачно. Жандармы стреляют залпом. Даже гражданских не пожалели, которых тут довольно много. Ну да я о них позаботился. Один карабин дает осечку, у второго разрывает ствол — работать с огнестрельным оружием одно удовольствие! Я проношусь мимо стрелков, не останавливаясь, поворачиваю в переулок и бегу к следующей улице. Навстречу еще жандарм — и его карабин уже готов к бою. Опять осечка, а вот мой Арми срабатывает как положено. Жандарм с простреленной шеей валится мне под ноги, я перепрыгиваю и бегу дальше. Сзади опять слышен топот догоняющих. Впереди, уверен, тоже достаточно загонщиков, но останавливаться нельзя. Переулок заканчивается, я снова выбегаю на улицу, которая как-то подозрительна пуста. В дальнем ее конце все бело от одежд чистых. Несколько выстрелов в их сторону, просто, чтобы не дать ударить разом, я разворачиваюсь и бегу назад, снова перепрыгивая через несчастного жандарма. Быстро же они стягивают подкрепления! Должно быть, пречистый Мигель де Айяла просто в ярости от вчерашнего происшествия, и твердо намерен найти виновника.
На бегу откидываю барабан револьвера, выбрасываю стреляные гильзы и вставляю новую обойму. Сил ещё много, но их лучше поберечь до тех пор, когда меня окончательно загонят, а пока пусть поработает старичок Арми, ему не привыкать. Трое жандармов, бегущих навстречу, не успевают отреагировать на мое появление — я стреляю быстрее. Я снова на широкой улице. За время моего отсутствия здесь многое поменялось. Мимоходом отмечаю, что именно здесь приму последний бой, и как раз в этот момент замечаю, как из-за поворота выносится экипаж. Конями правит дама в элегантном бежевом платье и широкополой шляпке — Кера любит одеваться на грани приличий. Еще не белый, но уже почти. Белый нынче носить не принято. Еще чуть-чуть светлее, и всеобщее порицание за покушение на цвет чистоты обеспечено.
Кера даже и не думает сдерживать коней. Это и не нужно, на подножку я вскакиваю на ходу.
— Гони!
Кера в понуканиях не нуждается — она и без того заставляет лошадей выкладываться по полной. Лицо девушки заострилось и посерело. Я чувствую, как она призывает свои силы.
— Они тебя ждали, патрон, — кричит мне на ходу богиня. — Мой обман их не отвлек.
— Да это понятно! — кричу я в ответ. — По какому маршруту уходим? — Утвердившись на ногах, встаю так, чтобы видеть происходящее сзади. А там все не очень хорошо — всего метрах в пятидесяти стоит целая группа чистых, и они явно готовятся ударить. Я выпускаю всю обойму в монахов. Падают всего двое — они толи защищены, толи сказывается попытка прицельной стрельбы с трясущегося на скорости ландо. Но ритуал я сбил, оставшиеся ударили вразнобой. Кера только вздрогнула и зашипела недовольно.
— В старый город уходить нужно. Здесь слишком прямые улицы, перекрыть легко, — отвечает, наконец, богиня. Из своего бульдога одна вышибает мозги слишком шустрому жандарму, выскочившему наперерез экипажу, и попытавшемуся повторить мой трюк. Кровь разлетается во все стороны, каким-то образом попадает даже на саму девушку, расцвечивая платье, неаккуратными брызгами покрывая лицо. Я чувствую ее удовольствие от этого факта — Керу всегда привлекали такие вещи. Намного острее, чем раньше. Ну, не удивительно. Кера тоже стала намного сильнее после визита в Тартар.