Божья коровка

Глава 9

Каманин[78] вошел в кабинет Цуканова[79] и поздоровался.

— Добрый день, Николай Петрович, — ответил помощник Генерального секретаря. — Проходите, присаживайтесь.

Каманин подошел к приставному столу, где и сел на стул. Цуканов занял место напротив. Перед этим они обменялись рукопожатием.

— Извините, что оторвал от важных дел, — начал разговор помощник. — Нужда, Николай Петрович. Леонид Ильич поручил мне разобраться в одном деле. На его имя поступило странное письмо. Ознакомьтесь.

Он достал из папки несколько листков и протянул их генералу. Каманин взял, достал очки из кармана мундира и, водрузив их на нос, впился взглядом в строчки.

«Уважаемый Леонид Ильич. Обращаюсь к Вам с великой просьбой. Помогите уберечь от гибели Юрия Алексеевича Гагарина…» — начиналось письмо.

Каманин поднял бровь и продолжил чтение. Пробежав послание глазами, прочел его вторично — вдумчиво и не торопясь. Завершив, сложил листки на стол.

— Ваше мнение? — спросил его помощник.

— Удивлен, — сказал Каманин. — Неизвестный аноним — а письмо, как вижу, не подписано, знает сведения, представляющие государственную тайну. В тоже время изложил их будто мимоходом — на листочках в клетку.

— Вырванных из общей тетради, — подхватил Цуканов. — Добавлю: письмо поступило в секретариат ЦК обычной почтой. Хорошо, сотрудник опытный попался и позвал секретчиков. Письмо изъяли, на листках поставили гриф, а у читавшего его сотрудника взяли дополнительную подписку о неразглашении. О происшествии доложили мне. Ознакомившись с письмом, я показал его Леониду Ильичу, и он велел мне разобраться. Первым делом выяснить, кто автор.

— Кто-то из моих? — вздохнул Каманин.

— Нет, — покачал головой помощник. — Я привлек к делу комитет.[80] Они проверили почерки всех, кто хоть каким-то боком был причастен к тайне. Не совпало. Конечно, остается вариант диктовки, но эксперты комитета это отрицают. Письмо писали явно впопыхах, возможно, даже на колене, о чем свидетельствуют неровные строчки и пляшущие буквы разного размера. При диктовке такого не бывает. Специалистами составлен психологический портрет автора письма. В нем много необычного. К примеру, он очень молод.

— Чей-то член семьи? — предположил Каманин.

— Их тоже проверяли, — сказал Цуканов. — Не подтвердилось. Как я уже сказал, письмо довольно необычное. С одной стороны, его автор молод, о чем свидетельствуют характерные особенности почерка и экспрессивное изложение фактов. Не слишком образован — в письме есть ошибки. Но одновременно проявляет глубокое знание предмета и мастерство анализа сложившейся ситуации. Как такое может сочетаться? Специалисты развели руками. И еще одна особенность. Он употребляет слова и выражения, незнакомые филологам. К примеру, это… «долбодятлы». Хотя смысл его понятен.

— Да уж, приложил! — кивнул Каманин.

— А еще «натягивать сову на глобус», — продолжал помощник. — В буквальном смысле — это издевательство над полезной птицей. Но посыл тут иной — делать глупости, или заниматься чепухой. Короче, выйти на автора не удалось. Письмо смогли проследить до почтового отделения Белорусского вокзала, а там такой круговорот людей… — Цуканов махнул рукой. — Так что это поручение Леонида Ильича я выполнить не смог. Но еще он просил меня дать заключение по существу изложенных здесь сведений, — помощник указал на лежавшие на столе листки. — Что скажете, Николай Петрович?

— Позвольте, я напомню, — вздохнул Каманин: — После гибели Комарова, чтобы сохранить стране первого космонавта, Гагарина отстранили от космических полетов. Но тем самым увеличили вероятность его смерти. Гагарин военный летчик, а у них ЧП нередки. И техника подводит, и сложных обстоятельств при выполнении полетов больше. Запретить Гагарину летать? Но ведь он ездит за рулем автомобиля, и гоняет на своей «Матре», которую ему французы подарили, на высокой скорости. Несколько раз попадал в аварии. Запретить Гагарину водить машину? Пусть на службу на автобусе добирается? Но ведь пассажиры в дорожных происшествиях тоже гибнут. Все эти запреты не имеют смысла, и выглядят издевательством над первым космонавтом. Гагарин молод, любит космос и хочет продолжать полеты, на что указывает автор письма. Что он предлагает? — генерал взял листок со стола и поднес к глазам. — Прошу вас, дорогой Леонид Ильич, верните Юрия Алексеевича в космонавты. Так будет лучше всем — ему и СССР, — Каманин сделал паузу и положил листок на стол. — Я с этим полностью согласен.

— Готовы отразить все это в докладной для Леонида Ильича? — спросил Цуканов.

— Готов, — кивнул Каманин.

— Займитесь, — помощник собрал со стола листки и спрятал их в папку. — А пока озаботьтесь тем, о чем пишет странный аноним. Учебный самолет Гагарина не должен быть изношенным, переданным из авиационного полка по принципу «на тебе, боже, что нам не гоже». Пилот-инструктор — не кто-то из друзей Юрия Алексеевича, а принципиальный летчик, который станет относиться к космонавту, как к обычному курсанту, строго спрашивая с него за ошибки. В полетной зоне, где Гагарин будет отрабатывать задание, не должно быть посторонних самолетов и метеозондов. Если вдруг Юрий Алексеевич погибнет по одной из названных в письме причин, спрос с виновных будет очень строгим. Вам понятно?

— Да, Георгий Эммануилович!

Каманин встал.

— Жду вашу докладную, — сказал Цуканов. — Принесите сами, мы ее обсудим…

«Миг-15 УТИ» пробил облачность и стремительно помчал к земле. Та оказалась неожиданно близко. Гагарин среагировать не успел. После своего знаменитого полета в космос он прекратил тренироваться вследствие многочисленных поездок за рубеж. Кроме того, Гагарин возглавил отряд космонавтов, что добавило административной работы. Часто посещал официальные и прочие приемы за границей и внутри страны, на которых русского космонавта угощали от души. И он ел — вкусно ведь! Пополнел, потяжелел, скорость реакции притупилась. К счастью, управление учебным истребителем вмиг перехватил инструктор. Гагарина вдавило в кресло, самолет завибрировал от перегрузки. Выровнять машину удалось у самой земли. Едва не чиркнув брюхом по верхушкам сосен, «Миг» полез обратно в небо.

— Возвращаемся на аэродром, — раздалось в наушниках. — Самолет веду я.

— Понял, — отозвался первый космонавт, ощутив, как спина покрылась холодным потом. Едва не гробанулись…

— Поняли свою ошибку, товарищ полковник? — спросил его инструктор после приземления.

— Да, — сказал Гагарин. — Выходя из облачности, пикировал под большим углом.

— Почти что вертикально, — кивнул инструктор. — Недопустимый маневр при низкой облачности. К тому же растерялись. Не перехвати я управление, разбились бы к хренам. Катапультироваться не хватило б высоты. Хорошо, что самолет новый с неизношенным двигателем.

— О происшествии доложите? — спросил Гагарин.

— Конечно, — сообщил инструктор. — А там начальство пусть решает.

Он повернулся и ушел. Гагарин проводил его сердитым взглядом. «Был бы на его месте Серегин[81], никто бы не узнал, — подумал с грустью. — Прислал Каманин зверя. От полетов точно отстранят…»

В раздевалке он снял перегрузочный костюм, принял душ и надел мундир. Но не успел шинель накинуть, как прибежал посыльный.

— Товарищ полковник! — выпалил, поднеся ладонь к ушанке. — Там генерал приехали, просили вас зайти.

— Каманин? — спросил Гагарин.

— Так точно!

«Вот и все, — подумал космонавт. — Отлетался».

Он оказался прав, но лишь отчасти. Каманин выслушал его доклад и улыбнулся.

— Все, Юрий Алексеевич, кончай с полетами. Политбюро решило возвратить тебя в программу «Союз».[82]

— Товарищ генерал! — радостно воскликнул Гагарин. — Неужели, вправду разрешили?

— Да, — кивнул Каманин. — Поздравляю, Юрий Алексеевич!

Говорить Гагарину, что предшествовало этому решению, он не стал. Да и незачем. Ни он, ни обрадованный первый космонавт не могли предположить, что с этого момента мир, в котором они жили, свернул с прежнего пути и пошел другим…

Хрясь!

Затыльник приклада автомата врезался китайцу в челюсть. Изо рта его вылетели сгустки крови и несколько зубов. Тонко вскрикнув, боец НОАК[83] выронил автомат и рухнул головой в сугроб, заливая его кровью. Борис заметил движение слева и присел, пропуская над головою приклад. Второй китаец бил с размаху и, не попав по русскому, по инерции развернулся к нему боком. Борис вскочил и вскинул автомат.

Хрясь!

Затыльник разбил китайцу правую скулу. Он взвизгнул и, выронив карабин, схватился за лицо. Теперь и этот не боец. Борис быстро огляделся. Драка советских пограничников с бойцами НОАК была в разгаре. Обе стороны орудовали прикладами — китайцы как дубинами, схватив оружие за стволы, русские старались приложить противников затыльниками. Штыки на оружии не использовали — им убить человека как два пальца об асфальт. В этом случае пострадавшая сторона гарантированно применит огнестрельное оружие. Потому китайцы стремились только покалечить. Два из них сейчас действовали баграми — они их приносили постоянно, так же как дубины и шесты. Иногда брали топоры. Более высокие и плечистые советские пограничники давили силой, юркие китайцы уворачивались от ударов, отскакивали и бросались в схватку вновь. Командовал ими офицер, стоявший позади. Размахивая кобурой с не извлеченным из нее пистолетом, он выкрикивал команды, подбадривая своих солдат.

Увлекшись схваткой с китайцами, Борис вырвался вперед и оказался у нарушителей в тылу. Недолго думая, он устремился к офицеру. Тот смотрел вперед и противника не заметил. Борис вскинул автомат и приложил китайца по затылку. Офицер беззвучно повалился на истоптанный им же снег. Борис поднял выроненную им кобуру с пистолетом и, сунув ее в карман полушубка, устремился на помощь к своим товарищам. Сначала отоварил прикладом парочку с баграми, затем свалил еще двоих китайцев. Удар с тыла вызвал панику у нарушителей. Отступив, они разглядели лежавшего на снегу оглушенного офицера. Подхватив командира под руки, потащили его к своему берегу. Некоторые зажимали ладонями разбитые лица, другие, хромая, опирались на сослуживцев. В черных бушлатах и таких же ватных штанах и шапках, они походили на стаю ворон.

— Молодец, Коровка! — к Борису подошел начальник заставы. — Ловко их ты. Объявляю благодарность!

— Служу Советскому Союзу! — вытянулся Борис, сжав правой ладонью ремень висевшего на плече автомата.

— Вольно, — Стрельников[84] махнул рукой. — Молодец! Видел, как ты офицера снес. Я его знаю — начальник китайского пограничного поста «Гунсы». Не раз виделись. Тебе этого не забудут — китайцы злопамятны.

— На хвост соли они мне насыплют, — хмыкнул Борис. — Вот! — он достал из кармана полушубка кобуру с пистолетом и протянул ее офицеру.

Тот взял, отстегнул клапан и вытащил китайский клон пистолета ТТ. Оттянул затвор.

— А патрон-то в стволе, — произнес задумчиво. — Взвел курок — и стреляй. Надо и другие трофеи посмотреть.

Он повернулся к пограничникам и отдал команду. Через несколько минут бойцы снесли к офицеру брошенные китайцами автоматы и карабины. И у всех патроны оказались в стволах.

— В следующий раз они будут стрелять, — сказал Борис.

— Нужно доложить в отряд, — кивнул Стрельников. — Коровка и Бабанский! Заберите трофеи и ведите бойцов к машинам.

Борис и Юрий отдали команды солдатам своих отделений. Через несколько минут неровный строй пограничников двинулся к стоявшему у советского берега технике — БТР-60 ПБ[85] и автомобилю ГАЗ-69, в просторечии — «козлику». Многие из бойцов прижимали комки снега к разбитым прикладами лицам, двое прихрамывали — китайцы тоже не впустую махали автоматами и карабинами. Подошли, загрузились — часть в десантное отделение БТРа, часть разместилась на броне. Трое самых пострадавших сели в «козлик». ГАЗ тронулся первым, следом устремился бронетранспортер. Через полчаса будут на заставе. До нее шесть километров, но дорога не ахти, разогнаться не получится.

Сидя на броне, Борис размышлял. Год и три месяца прошло, как он прибыл во Владивосток, а потом — в Иман. Здесь их пути с Сергеем на время разошлись. Сыграли роль отличные характеристики Бориса — его направили в сержантскую школу. Сергей же проходил курс молодого бойца. Учеба не доставила Борису трудностей. Для бывшего офицера освоение навыков на уровне сержанта — семечки. Покорпеть пришлось лишь над пограничной спецификой — да и то не сказать, чтобы слишком. В короткое время Борис стал лучшим курсантом учебной роты — отлично стрелял, бегал и бросал гранаты. К его удивлению, патронов в школе не жалели — стреляли они много. В спортивном городке Борису не было равных — он больше всех подтягивался на перекладине, делал выход силой и подъем переворотом. Его постоянно ставили в пример.

Еще в школе Борис получил знак, что его догадка не беспочвенна — есть у кого-то на него планы. Миновал март 1968 года, а Гагарин не погиб. Наверное, помогло его письмо, чему Борис искренне порадовался. В октябре того же года состоялся полет космического корабля «Союз-3», который пилотировал… Гагарин. Он успешно состыковался с бывшим на орбите кораблем «Союз-2», а затем благополучно вернулся на Землю.[86] Эту новость в СССР встретили с восторгом, на демонстрациях 7 ноября люди несли портреты космонавта, причем, по собственной инициативе. Партийное начальство не возражало. Дважды Герой Советского Союза Гагарин стоял на трибуне мавзолея рядом с Брежневым и махал демонстрантам рукой, улыбаясь своей обаятельной улыбкой. С этим было все нормально, а вот с остальным…

Служить Бориса отправили на заставу «Нижне-Михайловка», что опять же подтвердило догадку. Здесь его припрягли к комсомольской работе — Борис стал выпускать «Боевой листок». Застава состояла из двух деревянных бараков — казармы пограничников и жилья для офицеров. Плюс служебные помещения. Отопление — печное, холодильников для продуктов не имеется — их заменяла яма со льдом. «Старики» заставы рассказали, что раньше не было и такого. Пограничники жили в палатках и в деревне, а заставу они построили сами, работая в свободное от службы время. Начальник Стрельников, в ту пору лейтенант, наравне со всеми таскал камни для фундамента и бревна для стен. «Вот тебе и СССР! — размышлял по этому поводу Борис. — А в той жизни его хвалили! Дескать, все было путем. Блин, заставу не могли построить! Мерзнете в палатках пограничники. Не война ведь на дворе…»

Что сказать о службе? Она шла своим чередом. Ежедневные наряды на границу, сон и отдых. На заставе Борис встретился с Сергеем, чему оба были рады. В короткие минуты личного отдыха продолжились уроки игры на гитаре — у Бориса уже неплохо получалось. Но солировал Сергей — он пел и играл для солдат. Но случалось это редко — не давали китайцы. С наступлением холодов провокации происходили каждый день. Остров Даманский от китайского берега отделяла узкая протока — по ней и проходила граница. Перейти ее по льду — дело нескольких минут, ширина не более 60 метров. Вот китайцы и бузили. Шли на остров на виду у пограничного поста на советском берегу. Оттуда звонили на заставу, ее подымали «В ружье!», и пограничники прибывали выгонять нарушителей. Поначалу ими были безоружные хунвейбины. Размахивая цитатниками Мао, они скандировали что-то на китайском. Выдворить их обратно не составляло особого труда. Пограничники обзавелись огромными деревянными рогатками, вырубленными в лесу. Подцепив такой китайца, спихивали его на лед протоки. В ответ хунвейбины стали приходить с шестами, в конец которых вбивали гвозди, и старались засадить ими советским пограничникам. Словом, было весело. Но куда хуже стало в 1969 году — на Даманский стали приходить бойцы НОАК с оружием. В ответ на требование убираться затевали драки. Дело шло к вооруженному конфликту, и Борис это хорошо знал, даже дату помнил. В ночь на 2 марта три роты китайцев в маскировочных халатах переберутся на остров, где устроят засаду. С советского берега этого не заметят — наблюдательный пост далеко, к тому же ночью пошел снег и началась метель. Утром с поста доложат, что на остров вышло несколько китайцев. Стрельников подымет заставу «В ружье!» и поедет выдворять. Два офицера (к начальнику заставы присоединится оперуполномоченный особого отдела Буйневич) и пять солдат выйдут к китайцам и потребуют убраться. В ответ те расступятся и по пограничникам ударят автоматы. Всех семерых положат вмиг. Группу сержанта Рабовича, отряженного на остров прикрывать переговорщиков, уничтожат тоже, хотя она вступит в бой и сумеет дать отпор. Только силы будут неравны. И вот как это предотвратить? Прийти к Стрельникову и сказать: так, мол, и так, товарищ старший лейтенант, мне известно, чем кончится попытка выдворить китайцев с Даманского 2 марта. Офицер, конечно, спросит: «А откуда знаешь?» Сообщить: я из будущего, этот бой мы в училище проходили? Старший лейтенант позвонит в отряд, и из Имана приедут санитары… Но ведь делать что-то нужно! Или он останется лежать на льду, для начала пробитый пулями, а потом — и китайским штыком. Помирать ужас как не хочется…

БТР тем временем прибыл на заставу. Пограничники посыпались с брони. Пострадавшими занялась подбежавшая жена начальника — на заставе она исполняла роль внештатного медика. Не успел Борис оказаться на земле, как его подозвал Стрельников.

— За тобой «Боевой листок», Коровка, — выдал поручение. — О сегодняшних событиях.

— Есть, товарищ старший лейтенант! — вымолвил Борис.

— Не тянись, — улыбнулся офицер. — Это не приказ, а поручение секретаря партийной организации комсомольскому вожаку. Разряди оружие, пообедай и займись.

Да, Борис возглавил комсомольскую организацию заставы. Вышло это так. В январе ушел на дембель прежний секретарь. Стрельников собрал комсомольцев и предложил избрать Коровку. К удивлению Бориса, все проголосовали «за». Но не потому, что начальство приказало, здесь пока царила демократия. На собрании рядовой солдат мог покритиковать порядки на заставе и — чудо! — без последствий для себя. Если он был прав, начальство соглашалось. Удивительное дело.

С листком Борис закончил до обеда. Изобразил две сцены. На первой пограничники молотили прикладами китайцев. Во все стороны летели брызги крови и зубы нарушителей. На второй китайцы убегали с острова, и их черная цепочка постепенно превращалась в ворон. Почесав в затылке, Боря выдал и стишок:

Стих, конечно, был так себе, но ничего лучшего Борис сочинить не смог — не поэт. Но солдатам текст понравился. «Боевой листок» Борис вывесил перед входом в столовую. Пограничники толпились у него и ржали от души — даже те, кому досталось от китайцев.

— Молодец! — одобрил Стрельников, оценив творчество комсомольского секретаря перед тем, как Борис вывесил «Листок» на общее обозрение. — Правильно изобразил. Пусть сегодня повисит, завтра при оказии отошлю в политотдел отряда. Пусть посмотрят, как мы тут воюем.

— Про патроны в стволах китайцев сообщили? — не удержался от вопроса Борис.

— Разумеется, — кивнул Стрельников, не удивившись. С комсомольским вожаком у него были особые отношения.

— Что сказали?

— Да все тоже, — сморщился офицер. — Оружия не применять. Командир отряда все, конечно, понимает, но над ним — начальство округа. Запретили строго-настрого. Даже БТР велели отправлять на вытеснение без боекомплекта. Дескать, провоцировать Китай нельзя. Ладно, собирай наряд, в два часа пойдешь в дозор.

И Борис собрал. Подрались с китайцами — это так, для развлечения, службу же никто не отменял. Выслушав приказ начальника заставы, два солдата и сержант отправились в дозор. Перед тем, как выйти на тропу, заглянули на стрельбище, где постреляли по мишеням. Такой порядок завели на заставах возле острова Даманского. Патронов не жалели, и Борису это нравилось. Все пограничники стреляли метко, что и сказалось на результатах боя 2 марта.

Шли легко — дозорную тропу на заставе сделали хорошую и тоже сами. Утоптанный снег скрипел под подошвами сапог. Воротившись на заставу после драки, Борис с солдатами переоделись. К Даманскому они выезжали в валенках и полушубках. Буза с китайцами могла и затянуться, а они — замерзнуть. В бушлате, сапогах и рукавицах шагать гораздо легче.

Скользя взглядом по нетронутому снежному покрову обочь тропы, Борис продолжил размышлять. Тихоокеанский пограничный округ возглавляют долбодятлы. С застав сигналят, что китайцы обнаглели — с заряженным оружием полезли на Даманский. Что в ответ? Не провоцировать соседа. Совсем, как в июне 41-го. Все это выльется в большую кровь. Потом, конечно, спохватятся, но люди-то погибнут. Дебилы, бля… Боекомплект для БТР не брать велели. А чем стрелять? Боеприпасов у пограничников на короткий бой. Хорошо, Стрельников на этот их приказ положил с прибором, и БТР выходит на разгон китайцев с двойным боекомплектом. Нет, мало этого. Штаб округа, несмотря на обстановку, накануне событий отправит мотоманевренную группу из Имана на армейские учения. А кто поможет пограничникам в бою с китайцами? Ведь их будет батальон против трех десятков русских…

Усилием воли Борис заставил себя отрешиться от тоскливых мыслей. Время еще есть — на дворе февраль, что-нибудь сообразит. Стал думать о приятном. Вчера пришло письмо от Алексеевны. Сообщает, что с его квартирой все в порядке. Жильцы ведут себя прилично, не гадят, не ломают. В январе их сынишке исполнился год, замечательный малыш растет. Плату за жилье исправно кладут на сберкнижку Бориса — он дал ее квартирантам перед призывом. Пригодилась. Там уже скопилась приличная сумма — будет на что купить одежду по возвращению в Минск. Правильное, к слову, замечание. В армии Борис стал расти, и за год прибавил десяток с лишним сантиметров. Великаном он не стал, конечно, но теперь уже не мелкий прыщ, как говорила Клава. Еще директор написала, что прораб поставил его матери памятник, и прислала его фотографию. Не роскошный, не «габбро» с портретом, выбитом иголками, а из мраморной крошки с медальоном. Но смотрелся хорошо. Наверху — православный крест, под доской с датами рождения и смерти покойной надпись: «Упокой, Господи, душу рабы Твоей в Царствии Своем». Веру в Бога в СССР не поощряли, но на кладбищах христианские символы разрешались. С мертвыми не воюют… Памятник обошелся в 150 рублей — меньше, чем Борис рассчитывал. На сберкнижке у него скопилось 600 рублей, к дембелю соберется свыше тысячи. Это на одной. Есть еще на предъявителя. Бывший опекун не успел с ним рассчитаться до призыва и, по предложению Бориса, возвращал свой долг, кладя деньги на сберкнижку. Не спешил, но за полгода набралось 250 рублей. Книжку дядя выслал на заставу, написав в письме, что более не должен. В ответ Борис выслал его же заявление в милицию, которое привез с собой. С опекуном разобрались, страница перевернута. Теперь Борис богат — по местным меркам, разумеется. С собой наличными почти две сотни — привез с гражданки, плюс сберкнижка. Тратить на заставе деньги негде — так и лежат в вещмешке под койкой. Ему еще и денежное содержание выдают — немного, но прибыток. Приедет раз в месяц на заставу автолавка военторга, накупят пограничники сластей и сигарет — считай, что погуляли. Борис не курит, выходит экономия.

Размышляя, Боря не заметил, как они дошли до стыка с флангом соседей. Достав из сумки телефонную трубку с проводом, он воткнул штекер в гнездо и доложил на заставу, что признаков нарушения границы не обнаружено. Получив в ответ указание возвращаться, повел подчиненных обратно. На заставу они пришли затемно. Разрядив и почистив автоматы, составили их в шкаф. Разрядили магазины, сдав патроны дежурному по заставе. В журнале Борис отметил, сколько расстреляли, заверив это подписью. После чего отправился в столовую. Сегодня повар расстарался — на ужин приготовил плов с лосятиной. Кормили пограничников от пуза. К положенному по норме довольствию добавляли дичь, добытую в прилегавших к заставе лесах. И никакого браконьерства! У офицеров есть охотничьи билеты, периодически любой из них вооружался карабином и шел за дичью. Валили кабанов, лосей, другую живность. Добыча шла в котел для офицеров и солдат. В отряде это знали и негласно поощряли. Там тоже поохотиться любили…

Набив живот, Борис пошел в казарму, где застал концерт. Сергей восседал на табуретке в проходе между койками и развлекал собравшихся пограничников игрою на гитаре. И песнями, конечно. Борис присел на койку и присоединился к слушателям. Сергей сегодня был в ударе. На драку с китайцами в этот день он не попал — ходил в наряд, наверное, поэтому старался. Голос друга наполнял тесное помещение, заставленное двухэтажными койками.

Припев пограничники подхватили дружно:

Репертуар Сергея на заставе знали наизусть, потому постоянно подпевали. Наконец, солист смолк и приставил инструмент к койке.

— Все, ребята, больше не могу. В горле першит.

Пограничники недовольно зароптали. Сергей, вздохнув, посмотрел на них и заметил Бориса.

— Вот он продолжит! — улыбнулся, указав на сержанта.

Борис не стал ломаться и, встав, подошел к другу. Сергей уступил ему табурет и протянул гитару. Борис взял и, присев, подтянул струны. Друг, как обычно, не следил за этим. Выдав, пару переборов, Борис негромко затянул:

Он не знал, почему вдруг вспомнились эти стихи — просто накатило. Прежде он к Есенину не обращался, но сейчас пел, невольно подражая исполнителю из фильма «Калина красная». Получалось так же проникновенно — у солдат заблестели глаза. Кто из них не вспоминал о доме? Почти всех ждали матери. «А ведь многих не дождутся, — сообразил Борис, заметив это. — Гробы с телами к ним не переправят — не заморачиваются этим здесь пока. Схоронят ребят прямо у заставы, лишь офицеров отвезут в Иман. Блядь, надо что-то делать!..»

От такой мысли он пел по-особому трогательно. Когда смолк, в казарме установилась тишина. Пограничники молчали, думая о чем-то о своем. Борис прислонил гитару к койке.

— Через полчаса отбой, — объявил, глянув на циферблат часов. — Всем оправиться, почистить зубы и подготовиться к поверке.

К нему подошел Сергей.

— Покурим? — предложил.

Борис кивнул и, встав, отправился за другом. На службе тот обзавелся вредной привычкой — вокруг почти все курили. Борис его не отговаривал, но сам дымить не стал. Компанию, когда просили составлял, но лишь затем, чтобы постоять и поговорить.

— Поешь ты очень хорошо, — сказал Сергей, затянувшись сигаретой. — Голос очень сильный, у меня слабее. До печенок пробрало. Знаешь, я на днях во сне маму видел. Не поверишь, словно наяву. Каждую морщинку разглядел. А она мне, улыбаясь, говорила, чтобы одевался потеплее, мол, у вас так холодно. Я ей отвечал: «Не беспокойся! У нас полушубки с валенками есть…»

«Сон! — пришла вдруг мысль к Борису. — Вот что может нам помочь…»

— А на гитаре я играю все же лучше, — завершил свой монолог Сергей.

— Ну, конечно! — подтвердил Борис с воодушевлением.

Друг удивленно глянул на него и пожал плечами. Выбросил окурок, и они пошли в барак. Привели себя в порядок и едва успели: дежурный по заставе приказал всем строиться. Общего подъема на заставах не бывает, чтобы не будить вернувшиеся с ночных дежурств наряды, но вечерняя поверка обязательна. Перед нею объявляют боевой расчет на следующий день. Спустя пять минут Борис лежал под одеялом и выстраивал в голове будущий разговор с начальником заставы…