XIV

В городе Игнат быстро нашел похоронный магазин. Насчет гроба и его доставки на машине до условного места разговор с гробовщиком был коротким и ясным. Но когда Игнат заговорил о старинной конной катафалке, хозяин магазина, удостоверившись, что это не шутка, посоветовал Игнату заняться археологическими раскопками в джунглях. Следовало бы после такого совета сразу вернуться домой, но Игнат был слишком добросовестным и потому решил попытать счастья в других местах.

В кабачках было людно, и ему показалось небесполезным потолкаться среди народа, порасспросить. «А вдруг кто-нибудь видел в сарае хоть пыльную грязную, но все равно можно привести в порядок», — подумал он.

В каждом кабачке Игнат заказывал себе выпивку. Даже угощал старичков вином и заводил с ними разговор о катафалке. Результат получался всегда и везде один и тот же: собеседники умолкали, переглядывались с кабатчиком и его клиентами глубокомысленными взглядами. Читать эти взгляды было Игнату легко: он понимал, что даже старички видят в нем ненормального, который только случайно разгуливает на воле.

В общем, это его даже развлекало, он производил некий опыт над современной психопатией человеческой.

Именно то, что во всех кабачках реакция была одна и та же, показывало Игнату, что люди под влиянием технических достижений дошли до одного уровня мышления.

В одном из кабачков Игнат вдруг увидел знакомую фигуру у стойки.

— Сенька, ты!? — спросил он.

— О, Игнаша! какими судьбами!? — ответил молодой франт в дорожном костюме. Приятели крепко пожали друг другу руки. Можно было подумать, что они обнимутся и поцелуются. Но этого не произошло, Игнат терпеть не мог целоваться с мужчинами.

— Сто лет не виделись, давай-ка сядем за столик, — в голосе Сеньки было много лиризма. Игнат сразу увидел, что лиризм приятеля главным образом питается яркостью костюма, холеной внешностью, уверенностью в том, что он все знает, понимает и что по-за его знаньями и понятьями, ничего интересного быть не может.

— Но, не сто, а года два, пожалуй, — отозвался Игнат, отодвигая стул. Они уселись лицом к лицу. Каждый заказал лакею выпивку по своему вкусу.

— Ну, так вот, я возвращаюсь домой. Мои каникулы тю, тю, тю… Кончились! Трудно начинать опять тянуть лямку, — заговорил Сенька.

— А я лямки не тяну, — заметил Игнат. Но это замечание, как бы, прошло мимо ушей Сеньки. Он продолжал с азартом:

— На своем автомобиле я побывал в Италии, в Сербии, в Греции и жена со мной. Чего только мы не видели, каких блюд не отведали. А на дороге что было! Ты себе представить не можешь, как я мчался! Обгонял такие машины: «Дрин Дрон», «Шиномаз» а у меня «Какч Перекач». Мой горизонт так теперь расширился, благодаря поездке! — и еще, и еще хвастался Сенька, прихлебывая из стакана вино. Ему явно хотелось возбудить зависть в приятеле. Однако Игнату завидно не было. Наоборот, у него росло по мере разговора отвращение.

— Вот, ты думаешь, будто бы у тебя горизонт расширился, — перебил словесный понос повествователя Игнат.

— Безусловно, — уверенно воскликнул Сенька.

— Так знай же, что он наоборот у тебя сузился до ширины тех дорог, по которым ты мчался. Ваши все впечатления сводятся к бегущему навстречу шоссе. Вы все одержимые. Вы все под наркотиком быстроты, собак давите, людей давите, сами убиваетесь. Сколько ваши поездки стоят!? Мертвых собирай, раненых лечи, дороги вам строй, полицию для вас содержи, да еще и какую полицию: на вертолетах. Вы стоите черт знает сколько! На эти деньги можно содержать миллионы лошадей. А поезда вполне достаточны для того, чтобы ехать далеко.

— Шутишь, Игнат! — Воскликнул Сенька, — ведь это же прогресс, культура!

— Да, конечно, если это культура… ты прав, — согласился Игнат, делая саркастическую улыбку.

— Помилуй, конечно, — пожимая плечами, сказал Сенька и, переводя разговор на другую тему, спросил:

— Ну, а ты, что поделываешь, отдыхаешь!? Тут в общем положение неплохое, но удобств пожалуй еще мало. Места дикие.

— Я работаю на ферме, а не отдыхаю. У нас другой мир, другая культура, — отмахиваясь от осы, ответил Игнат.

— Как может быть другая культура? все культуры теперь одинаковы, даже папуасы и те культивируются. Да уж не стал ли ты монахом!? Может быть, христианство хочешь возродить? — С этими словами Сенька начал присматриваться к мозолистым рукам Игната, к его костюму. Глаза у него стали нахальными. Сенька чувствовал свое превосходство. Свою неотразимость.

— К сожалению, я не христианин, благодаря тому, что не могу любить людей. Но в нашем обществе есть и христиане.

— Я это понял сразу. Автоматически люди, не видящие блага в прогрессе, должны быть ненавистниками человечества. Как можно не ценить достижений! Я, например, хотя и атеист, люблю человечество. Мы живем и работаем на благо людей. Вся наука построена на любви к человеку.

— Как же ты любишь!? — спросил Игнат. — Вот ты описывал мне с восторгом, как ты всех на дороге обогнал. Это ради любви что ли? Нет, брат, у меня больше логики в моей нелюбви. За что их любить? За то, может быть, что отравили реки, моря, уничтожили деревья, уничтожили всех животных, изобрели телевизоры, которые учат разврату, держат толпу в лапах сатаны. Тут, как видишь, дорогой мой, есть за что ненавидеть, а любить не за что.

— Да, это есть, существует, но все это чепуха по сравнению с тем, что нам дается. Животные, деревца, без них можно еще лучше жить. Вот я благодаря науке и технике провел великолепно свои каникулы. Мы стали быстрыми, всезнающими, труд сведен почти до нуля.

— Вернее будет, однако, сказать: мы стали ядовитее скорпионов, обжорливее акул, мы запутались в сетях проводов, радиоволн, мы умираем, и нас, словно скот, тащат в могилы на машинах с быстротой сто в час, — Сенька хотел прервать Игната, но Игнат вошел в азарт и продолжал чистить человечество на все корки: — Сколько пилюль ты поглощаешь? Сколько раз тебя кололи во все места, чтобы искусственно поддерживать в тебе твой разум, твою энергию, твою тупо тлеющую жизнь. Разве ты спишь без снотворного? Разве ты не болен язвой? Разве у тебя не черные легкие? Разве ты хоть раз в жизни задумался о своем назначении? Разве ты хоть раз в жизни помолился? Разве ты не чувствуешь, что каждую секунду может взорваться водородная бомба, и все полетит вверх тормашками? И ты думаешь, что за все это я должен благодарить? Мой лучший друг полагает, что за все это нужно всем вашим техническим советникам и ученым прописать всенародную порку.

— Это ты уж слишком хватил! — с этими словами Сенька в раздражении чрезвычайном вскочил, бросил монету на стол и вылетел из кабачка бомбой.

Загрузка...