Глава 4

Шумно на княжьем подворье. Воевода Претич недовольно поморщился. Зря князь дает богатырям столько воли. Не дело это. Случись беда какая, им неделю только в себя приходить. Претич покачал седой головой. Нет, нельзя так распускать дружину. Одно дело уважить отличившихся, почет им оказать, а другое позволять пить без меры. Как только еще не разнесли спьяну Киев? Один Илья во хмелю чего стоит! А тут таких не счесть. Да и хвалятся без умолку. Спорят — кто больше смоков задавил, кто больше колдунов полонил. Тьфу! Стыдоба! Негоже богатырю подвигами похваляться! Хорошо хоть Чаша, что у брехуна пустой становится, а за правду щедро вином одаривает, совсем завраться не дает.

В который раз пожалел воевода о прошедшей молодости. Уж он-то показал бы всем этим. Да что молодость! Он и сейчас покрепче многих будет. Ничего не смогли поделать долгие годы ни с прямой, широкой спиной, ни с зорким взглядом, ни с сильными жилистыми руками. Только и смогло время, что посеребрить усы, да длинные волосы.

Он проводил долгим взглядом пробежавшего мимо Алешу Поповича. Раздавшийся вслед за этим рев Ильи Муромца лучше всяких слов говорил? кто стал жертвой очередной шутки. Претич презрительно сплюнул. Богатыри, а ведут себя хуже чем дети малые.

— Воевода, — прервал мысли Претича еще безусый отрок в горящей жаром, под лучами яркого солнца, кольчуге. Чеслав — вспомнилось имя. Далеко пойдет отрок. Вырос уже из младшей дружины, хоть и пух еще под носом. — Воевода, там…

— Ну? — нахмурился Претич, окидывая смутившегося отрока суровым взглядом. — Долго кота-то за… кхм, хвост тянуть собрался? Ты где поставлен службу нести? У ворот. Так почто место оставил?

— Воевода, не гневайся, — лицо отрока залил румянец. — Там Василий Игнатьевич… Очень упрашивает с тобой свидеться… Мы его гнали, гнали… А он все о своем. Мол, подавай ему воеводу, и все…

Претич, задумавшись, поскреб подбородок. Не об этом ли только что думал? Какой богатырь был. Сколько мог бы еще ратных подвигов совершить на благо государства? А результат? Большего пьяницы не только в Киеве, а, пожалуй, и по всей Руси не найти. Долго терпел Владимир его пьяные выходки, а вот подиж ты приказал вчера выпороть. Эх, беда, беда. Не лучше ли было для него погибнуть тогда, когда жив остался?

— Значит так, — принял решение Претич. — Скажи Василию, пусть обождет немного. Сам к нему выйду, поговорю, коли просит. Только смотри, что бы обжидал в сторонке. Не ровен час приметит его князь…

Чеслав умчался с такой поспешностью, ровно весть княжескую нес. Добрый богатырь получится, прищурился ему вслед Претич, кабы только как с Василием не получилось…

Мимо, окруженный веселой толпой, тяжело протопал красный как рак Илья Муромец.

— Поймаю Лешака, места живого не оставлю! Претич, — окликнул он воеводу, — Лешак не пробегал?

— Да ну вас всех в… тудыть, в общем! — сердито отмахнулся Претич. — Беситесь без дела!

И, повернувшись к удивленному его поведением богатырю спиной, быстро зашагал к воротам.

С тяжелой душой шел воевода к Василию. А как иначе, коли на твоих глазах вырос, взматерел, богатырем стал, а потом в одночасье все туда, куда только что Илью отослал. Сколько славных парней похоронить пришлось, горечь утраты была, тоска смертная, боль, а тут… И живой вроде, а хуже мертвого.

Ничем не выдал Претич своих чувств подходя к Василию. Лицо воеводы окаменело, стало таким, как привыкли видеть окружающие — лицом воина прошедшего не одну лютую сечу, и не ведающим что такое жалость.

Воевода выжидающе смотрел на Василия. Ждал, когда тот первым начнет излагать просьбу. Да и какая просьба. Все его просьбы уже наперечет известны — либо вином угостить, либо деньгами ссудить. Вот только отдавать забывает. Да, по правде сказать, и нечем отдавать-то. Но бывшие товарищи делают вид что верят, дают в долг. Стоит сказать, к чести Василия, не часто он в долг просит. Только когда уж совсем припрет…

— Гой еси, коли так, Василий Игнатьевич, — не вынес молчания воевода. Не мог он смотреть на этого Василия, прячущего взгляд и заискивающе улыбающегося. — Ну, говори, с чем пожаловал.

— Расскажу я тебе воевода как на духу. А уж верить иль нет, тебе решать… — решился Василий. — Только, пожалуй, отойдем от ворот, не ровен час прослышит кто…

Они отошли так, что бы ни один звук не достиг навострившего уши Чеслава. Уж больно любопытно парню — что такое тайное пьяница самому воеводе поведать хочет. Только зря напрягал слух. Ни словечка не услышал, только увидел по лицу воеводы — не ладное что-то…

Чем дольше слушал Претич, тем мрачнее становился его взгляд. Седые кустистые брови, к концу рассказа, сшиблись на переносице. Наверное впервые не знал воевода, как поступить. И не хочется верить, зная что уже не раз Василий в пьяном бреду и не такое видел, и не верить не мог. Чуял Претич воинским чутьем — зреет что-то. А чутью своему доверять привык. Не раз из беды спасало, благодаря ему и воеводой стал.

— И еще, — закончил рассказ Василий — Узнал я того злодея, что с хазарами сговаривался…

— Ну, продолжай, — кивнул Претич. — Сам понимаешь — на слово я тебе не поверю, а коли предателя споймаем, то и будет твоим словам порукой.

— Коли так, тогда знай воевода, пока я тебя ждал, он прошел в эти самые ворота.

— Чеслав! — рявкнул Претич так, что Василий аж подпрыгнул от неожиданности. Чеслав уже тут как тут, перед воеводой в струнку вытянулся. — Чеслав, ну-ка вспоминай, кого за ворота пропускали?

— Так за сегодни, кто только не проходил, — растерялся парень. — Всех не упомню…

— А всех и не нужно. Вспоминай кого недавно пропустил. С того времени как за мной бегал.

— За это время… Да кажись никого… Славко, — обернулся Чеслав к напарнику по караулу, — кто проходил пока я за воеводой бегал?

— Только посол византийский к князю пожаловали, да с ним волхв его… Как там… Дьяк кажись. Напридумывали словей — язык сломишь…

— Больше ни кого? — прервал словоохотливого гридня воевода.

— Никого.

— Уверен?

— Как в том что вы — воевода Претич!

— Добро, — молвил воевода. Час от часу не легче. Если и правда тут византийский посол замешан, к князю надо бежать. А что ему сказать? Что, мол, Василий-пьяница видел с похмелья, как византиец с хазарином заговор против Руси чинили? У князя рука тяжелая. Такой заговор покажет — зубов недосчитаешься.

— Вот что, Василий. Подождем мы с тобой, когда гости византийские от князя уйдут, тут ты мне и покажешь которого видел. А уж там видно будет…


Лишь только когда солнце склонилось над самым виднокраем, на резном крылечке княжьего терема показались два человека. По вздрогнувшему Василию, Претич понял — они. Никто со стороны и не подумал бы, что воевода жадно рассматривает гостей. Его рассеянный взгляд скользил по княжьему двору, словно стараясь найти даже непредставимый здесь мусор и закатить скандал недоглядевшей челяди. Только Василий видел, что воевода запоминает каждую черточку на лицах византийских гостей, но и он с деланным безразличием рассматривал затейливый узор на воротах охраняемых Чеславом.

— Который? — коротко спросил Претич, лишь только византийцы затерялись в шумной толчее киевской улицы.

— Справа. Маленький, чернявый. Поверь, воевода! Я его до смерти не забуду…

— Ладно, Василий, — оборвал Претич. — Стой здесь. Доложу обо всем князю. А уж он решит.


Едва сдерживая рвущийся наружу смех, Антоний наблюдал как два варвара старательно пялятся куда угодно, только не на них. Заинтересовавшись чем вызвано такое любопытство, маг прикрыл глаза читая заклинание Мысли. С трудом прорвавшись в корявые мысли варваров, Антоний похолодел — тщательно продуманный план мог рухнуть даже не начав претворяться в жизнь!

Держа на лице гримасу равнодушия, Антоний, только они повернулись к дикарям спиной, прошептал Константину:

— Спокойно. Не верти башкой. — Константин, не раз бывавший в опасных переделках, сразу же напустил на себя задумчивый вид, и уставился на ближайший дом в два поверха — уж больно красив оказался резной конек на венце. — Те двое, у ворот. Кто они?

Указывая пальцем на венец, точно речь о нем, Константин скосил глаза в сторону княжеских ворот:

— Седой — воевода Претич. А второй простой пьяница. Я его частенько у Саргона встречал. Его весь Киев знает. А что?

— Пьяница? — Антоний на миг задумался. — Пьяница, значит. Не знаю как получилось, но ему что-то известно о наших планах.

— Что теперь? — нервно облизнув губы, спросил Константин — Корабль ждет. В любой момент — если надо торопиться…

— Дурень, — маг деланно рассмеялся, словно Константин рассказал веселую байку. — Князь русов не так глуп, что бы им поверить. Тот, в железе, не страшен. Но второй… Будет трепать черни, а это может быть чревато… Его надо убрать.

— Надо, так надо, — в тон ответил Константин. — Есть у меня ребятки, из местных, что готовы на все… Только, вот, до золота больно охочи…

Антоний поморщился. Мелочность Константина, когда решался вопрос о судьбе империи, словно испортила воздух.

— Будет золото! Сведи меня с ними. А уж золото они получат — по весу головы…


Претич опустив голову стоял перед разгневанным князем. Редко бывал Владимир в таком гневе. Но уж когда гневался — летели головы. Страшно было воеводе. Сильно он жалел о том, что послушал пьяницу.

— Мало он плетей получил! — бушевал Владимир. — Ссорить меня с византийцами и хазарами удумал! Хазары только присмирели… Ну, я ему покажу. Голову ему долой, раз плети ничему не научили!

— Постой князь, — вступился за пьяницу молчавший до этого Белоян. Сколько лет знал его Претич, а привыкнуть к медвежей харе так и не смог. Прямо оторопь брала всегда бесстрашного воеводу, когда из медвежей пасти вырывались человеческие слова. Да и не только морда. Всем своим видом напоминал волхв вставшего на задние лапы медведя, вот только у настоящих медведей руки чуть волосатее… Или лапы? Или повылазила просто шерсть у волхва от долгих раздумий? Претич мысленно плюнул. Надо ж было такое удумать — наворожить себе башку медвежью, что б девками не искушаться, от высоких мудрствований себя не отвлекать!

Первый раз, его даже мужики чуть собаками не затравили, не признав. Потом гнать из города хотели, да князь вступился. Что ни говори, а башка, хоть и медведячья, а соображает у волхва так, что на десятерых хватит. Не один заговор Белоян самолично раскрыл. Да и силой не обижен — сам Муромец побаивается, довелось раз подзатыльник от волхва получить, неделю молоком отпивался! Вспомнив об этом, Претич поежился, и, украдкой, отодвинулся от Белояна подальше.

— Постой, — продолжил спокойно Белоян. — Негоже бывшему витязю голову рубить. Али мало он для тебя совершил? Али предал? А за то, что упредить хотел… Так за это благодарить потребно.

— Благодарить? Да я его так отблагодарю… Он у меня, сучий потрох… — не найдя слов, Владимир с треском опустил кулак на добротный, с узорами, стол. Толстая сосновая столешница выдержала, лишь негромко, жалобно скрипнула, будто укоряя князя за несправедливую обиду.

Гнев Владимира понемногу стихал. Вспыльчив князь, но отходчив. Претич ждал решения князя не поднимая глаз. В другой раз, пялился бы с удовольствием на карты которыми сплошь были увешаны стены малой горенки, где Владимир предпочитал принимать своих ближников. Да и свитки, грудой наваленные на столе, не малый интерес вызывали.

Белоян недовольно рыкнул, собираясь что-то сказать, но, зная вспыльчивый характер князя, благоразумно решил промолчать. Сейчас любое неосторожное слово может снова князя разгневать.

— Слушай, воевода, княжеский указ! — резко молвил Владимир. — Василия-пьяницу выгнать из Киева-града заказав возвращаться под страхом смерти. И смотри, воевода, лично проследи, что бы больше мне не пришлось о нем слышать, а не то…

Глаза Владимира сощурились. Не нуждаясь в дальнейших объяснениях, Претич бегом, как простой гридень, бросился выполнять повеление князя.

Белоян снова недовольно рыкнул.

— Не слишком ли ты крут, князь? Как бы пожалеть не пришлось…

Владимир молча смотрел в окно. Со двора уже доносились гневные вопли Претича.

— Нельзя, что бы он тут народ мутил. Хватит с Киева его пьяных выходок.

— А уверен ли ты, что примерещилось ему?

Долго молчал Владимир. Белоян уж подумал, не дождется ответа, но в этот миг плечи Владимира опустились, широкая, что наковальня, спина, сгорбилась как у юродивого.

— Не уверен… — чуть слышно признался он. — Только сам знаешь, не время сейчас с Царьградом ссориться. Уж больно удачно все складываться начало…

Волхв пристально посмотрел на ссутулившуюся спину князя. Как же его зацепила царьградская княжна, если столько времени забыть не может? Не гоже правителю принимать решения, на зове сердца основанные. Белоян тихонько вздохнул, в очередной раз уверяясь в правильности своего решения — с медвежьей башкой, до таких глупостей не опустишься.

— Неужель думаешь, что отдадут ее тебе? Рылом не вышел…

— На свое посмотри! — беззлобно отругнулся Владимир.

— Эх, князь… Точно отрок безусый мечтаешь… Неужель тебе жен мало? Сколько их у тебя, хоть помнишь?

— Да что мне они? — с тоской в голосе воскликнул тот. — Я готов их всех… На одну…

— Князь, князь… Одно ты точно подметил — уж больно удачно все складывается…

Владимир резко обернулся. Вмиг потухший взгляд стал пронзительным, вопросительно впился в медвежью харю волхва.

— Знаешь что-то, али звезды сказали?

— Молчат звезды. Но вот уже не один раз, пыталась вторгнуться в наши пределы сила неведомая. С трудом мне удается сдерживать напор. Слишком могучий маг мне противостоит, уж не думал что такие остались. Не знаю, долго ли удержу…

В голосе Белояна слышалось неприкрытое отчаяние. Владимир желая приободрить волхва деланно рассмеялся:

— Да куда каким-то магам супротив такого медведя? Всех сдюжишь!

Медвежья голова медленно качнулась.

— Одного этого, пока, держу. Но когда всей кучей навалятся…

— Вот когда навалятся, тогда и видно будет! А я тем временем за хазарами пригляжу. Что-то они и вправду слишком присмирели.

Загрузка...