Благословение Пана

Глава двадцать четвертая ОТСТУПНИЧЕСТВО СВЯТОЙ ЭТЕЛЬБРУДЫ

С этими словами старик пошел прочь. Викарий последовал было за ним, словно хотел услышать от него что-то еще; но, уходя вверх по улице, бродяга так широко шагал, помогая себе тяжелым посохом и размахивая левой рукой, что даже полы его пальто надувались как паруса. Почти тотчас Анрелу стало ясно, что ему не устоять в чудовищной гонке. Едва осознав это, он сменил торопливую иноходь на бесцельный дрейф, который вновь привел его к кафедральному собору без всякого умысла с его стороны. И тут только ему пришло в голову, что пятичасовой поезд уже ушел. Правда, это не имело для викария большого значения, ибо у него все равно не было добрых новостей для Волдинга; чемодан он оставил на вокзале, да и не ждали его раньше следующего дня. Итак, он опять стоял у стен кафедрального собора и смотрел вверх на шеренгу ухмыляющихся фигур, которые рано или поздно поражают воображение человека. «Бедняга, – подумал викарий. – Они все мучают Перкина». И он подумал, что все-таки есть человек, готовый прийти ему на помощь, человек, которому эти вещи перевернули все мозги. У епископа ума палата, а что толку, если он не желает ни о чем думать? И у Хетли хватило бы знаний. Но Хетли ничего не слышал и ничего не услышит, если не кричать ему в ухо. А вот умный или неумный Перкин внимательно прислушивался к тому, о чем ни епископ, ни капеллан, ни Хетли не желали знать. Да, ему нужен Перкин. Надо будет еще раз повидаться с ним.

Таким образом, ища помощи в своем одиноком противостоянии, Анрел набрел на неожиданного союзника.

Забрав на вокзале чемодан и вспомнив о современных неудобствах в «Епископском посохе», викарий отправился на постоялый двор «Зеленый муж», где хозяйка любезно приняла его и сама проводила в отведенную ему комнату; ей показалось, что ему куда больше, чем днем, требуются забота и внимание. Ей было немного за сорок, может быть даже за сорок пять, и она позволила себе несколько минут потратить на доброе дело, после чего напрочь забыла о викарии, подобно тому как солнечный луч мимоходом золотит узкое окошко.

– Сегодня тепло, – сказала она, когда он сел за стол, на котором был накрыт ужин, и подошла, чтобы проверить, все ли подано, что он заказывал.

– Да, верно.

– Хороший день для сенокоса.

По викарию сразу было видно, что он из сельского прихода, вот она и подумала, будто он беспокоится из-за сенокоса. Ей даже в голову не могло прийти, какую боль она ему причинила. Даффин даже не начинал косить! Сколько викарий жил в Волдинге, такого еще не случалось. А другие? Неужели в Волдинге никто больше не будет косить?

– Да, – произнес викарий.

Хозяйка заметила, что ее замечание пришлось некстати, и задумалась над следующей фразой, но викарий опередил ее.

– Я встретил в городе очень интересного человека. Кажется, его зовут Перкин. Может быть, вам что-то известно о нем?

Ни о чем больше викарий не мог говорить. Он приехал в Сничестер за помощью, и Перкин оказался единственным человеком, у которого он мог ее получить. Однако, судя по выражению лица хозяйки, это имя было ей незнакомо.

– У него такая странная шляпа, – добавил викарий.

– А, сумасшедший Перкин. Кто ж его не знает? Он живет тут. Или в работном доме, у кого-то из горожан. Он не в себе.

– Да-да, – пробормотал викарий. – А мистера Хетли вы тоже знаете? Он, верно, не редкий гость в Сничестере?

– И мистера Хетли знаю. Очень умный джентльмен, очень умный.

– Да. Полагаю, что да. Говорят, и епископ тоже очень умный.

– О да, – подтвердила хозяйка. – У нас тут говорят, что такого умного епископа давно не было.

Викарию стало ясно, на чьей она стороне. К сожалению, какой бы доброй она ни была, не приходилось ждать от нее помощи, хотя помощь была нужна ему как никогда. Ужасно, когда даже доброго человека нельзя ни о чем попросить. Вот уж беда так беда. Оставался один Перкин: у него было желание помочь, и он знал, как помочь. Значит, надо ждать.

Поговорив о сенокосе, о кафедральном соборе, о туристах, викарий ни словом не обмолвился о том, что его действительно волновало. Потом, пожелав хозяйке спокойной ночи, он закурил и всерьез задумался о своих делах, но, увы, решительно ничего не надумал.

Солнечным утром викарий распрощался с хозяйкой постоялого двора и, взяв чемодан, отправился на вокзал, где благополучно сел в поезд.

Не в силах забыть свой разговор со старым бродягой, мистер Анрел думал только о том, кто бы мог ему помочь, и забыл послать телеграмму Спелкинсу, как было договорено заранее, чтобы сообщить о своем прибытии, поэтому ему пришлось в Селдхэме нанять экипаж и проделать на нем часть пути до Волдинга; однако викарий попросил высадить его там, где начинались горы, поэтому поездка обошлась ему не очень дорого. Викарий решил побывать на могиле святой Этельбруды, а потом пешком идти домой. Ему казалось важным укрепить свои иллюзии, а где это сделать, как не на чудотворной могиле, в которой, если верить легенде, покоится врагиня язычников, знаменитая на всю епархию? Впрочем, дело не в чудесах, да и чудеса эти были не такие уж чудеса, тем не менее в Волдинге никто не сомневался, что, если подержать руку с бородавками там, где камень не высыхал из-за дождей, бородавки через два-три дня сойдут, словно их и вовсе не было. Итак, оставив чемодан на вокзале в Селдхэме, чтобы его захватил возчик, приезжавший в Волдинг по средам и субботам, викарий сначала доехал на коляске до гор, а потом отправился вверх по склону, где можно было подниматься без помощи рук. На вершине начинались поля, спускавшиеся в маленькие долины. Ранней весной здесь было очень красиво благодаря цветению примулы, что росла в тени зеленой изгороди и межевого кустарника. Викарий зашагал прямо по полю, вновь и вновь прокручивая в мыслях слова старого бродяги из Сничестера. Наконец он увидел надгробие, поднимавшееся над ежевикой. Тут викарий хотел побыть подольше, чтобы собраться с мыслями и вернуть себе неколебимую надежду и духовную крепость, в которых отчаянно нуждался. Ему не приходило в голову, что Смерть могла окончательно уничтожить, по крайней мере на земле, могучую защитницу христианства, ибо она продолжала трудиться для людей, творя пусть и очень скромные чудеса.

Едва перед викарием предстало надгробие, как он заметил приближающегося к нему фермера, одиноко жившего у самой границы прихода, довольно далеко от Волдинга; у него был небольшой надел земли, и почти всю работу ему приходилось выполнять самому, так что на руках у него постоянно появлялись бородавки.

– Доброе утро, сэр, – поздоровался фермер.

– Доброе утро, Велкин, – не останавливаясь, проговорил викарий, которому хотелось побыть одному.

– Она больше не лечит бородавки, сэр, – сказал Велкин.

– Как? – воскликнул викарий, и в его голосе послышался страх.

– Она перестала лечить бородавки.

Неужели пропала одна из иллюзий? Викарий пришел за помощью, а защитница христианства оказалась слабой именно тогда, когда он больше всего в ней нуждался. Все бросают его.

– Вы уверены? – переспросил он Велкина.

– Я был тут в прошлую пятницу, сэр, потом в субботу. Пора бы уж им сойти.

Пятница и суббота были теми самыми днями, когда столько всего случилось в Волдинге.

– Попытайтесь еще раз, Велкин, еще раз попытайтесь.

– Да я уже, вот только толку не будет.

Велкин ушел, и викарий почувствовал себя еще более одиноким. Ну вот! У кого только он ни просил помощи, а что вышло? Все бросили его. И Этельбруда тоже. Наверное, обиделась. И по праву. Но разве это не слабость, не безволие так по-женски обижаться в трудную годину, когда ей, наоборот, пристало встать во всеоружии?

Так размышлял викарий, и как бы несправедливо это ни было, его можно понять, ведь ему отказали в помощи все, к кому он обращался.