Место последнего приюта усопших обнаружилось совсем недалеко. Засеянное рожью поле раскидывалось на западе от села густым ковром. Ночной ветер ходил бархатными волнами по его глади, баюкая тяжёлые колосья. Дорога тянулась ровной полосой до самого леса. Там, на пологом холме, и ютились могильные плиты за невысокой оградкой. Покосившиеся каменные столбики, меж которых щетинился низкий частокол высотой мне едва ли до пояса. Даже в темноте я мог различить, что часть забора выглядела новее и крепче, а часть и вовсе отсутствовала. Говорило это о том, что погост недавно расширяли, да так и не завершили начатое.
Мы поднялись на холм, очутившись пред раскрытыми воротами, что висели на скрипучих петлях. Ветер легонько шевелил одну из створок, отчего проржавевшее железо жалобно повизгивало, будто оплакивало тех, кто спал здесь вечным сном.
Лес подступал к могилам почти вплотную. Раскидистые берёзы нависали над дальним краем погоста, пряча тамошние надгробия в зыбком, прохладном сумраке.
Но стоило моей ноге ступить на священную землю, как одна из теней метнулась от ствола к стволу и скрылась в подлеске.
Кот в несколько скачков обогнал меня. Он первым нырнул в распахнутые ворота и замер, запрыгнув на замшелый могильный камень. Выгнул свою чёрную спину дугой. Принюхался, сердито прищурив янтарные очи.
Рука легла на рукоять меча. Бесшумно потянула верный клинок из ножен. Но варгин не шевелился. Лишь вглядывался во тьму за берёзами. Мало-помалу его прижатые к голове уши снова встали торчком, а спина расслабилась.
— Не упырь, стало быть? — шёпотом спросил я. — Что чувствуешь?
— Ничего, — проворчал мой друг. — Всё тут провоняло чёрной магией. Будто не погост честного народа, а могильник, на котором по ночам ведьмы пляшут.
— Нагие?
— Что? — варгин мотнул головой. Уставился на меня с выражением полного непонимания на морде.
— Ну ведьмы, которые пляшут, нагие? — я с усмешкой спрятал меч обратно в ножны.
Кот фыркнул и закатил очи.
— Понятия не имею, Лех. Дай мне кровь, тогда скажу. Ведьмы аль не ведьмы. Или наш упырь.
— Никого тут нет. Пойдём, могилу Деяна поищем, — я неторопливо направился промеж потемневших плит в поисках свежего захоронения.
Мой друг двинулся в противоположную сторону.
Ветер гулял промеж могил. Шелестел кронами древ. Скрипел створкой ворот за спиною. Но более ничего не нарушало покоя мёртвых.
Бледная, надкушенная луна выглядывала из-за рваных облаков. Её призрачный свет обрисовывал очертания камней и редких кустов, вроде вереска, которыми одни захоронения отделяли от других.
Но слишком долго бродить не пришлось.
— Лех, я нашёл, — раздался голос Кота.
Могильная плита Деяна и вправду могла статься памятником павшего князя или прославленного воеводы. Резьба по камню являла сплетение защитных рун и перуновых знаков. Венчало верхушку посеребрённое громово колесо. Щедро для могилки простого кузнеца, но оправданно для жеста безутешных родителей, что лишились единственного сына. Без него род угаснет. Если только они не признают ребёнка Ярины, родись тот мальчишкой, похожим на покойного Деяна.
Я присел на корточки. Коснулся кончиками пальцев почвы на месте погребения.
Кот замер подле, прижавшись ко мне тёплым боком.
— Когда, стало быть, он повесился? — я размял в пальцах комочек мягкой, влажной почвы.
— Около месяца назад, когда бабка-ворожея пропала, — варгин подёргал носом. — Земля свежая.
— Вижу, — я кивнул. — Только разрытая снаружи, а не изнутри, как упыри выкапываются. Уж больно аккуратно копали.
— Моё мнение хочешь знать? — варгин мурлыкнул, прошёлся вдоль тёмной, будто совсем свежей могилы.
— Ну?
— Кто-то специально приходил землицу разровнять, чтоб не подумали, что Деян по ночам выкапывается, — Кот прищурился, нюхая землю. — Кто-то, кто чёрной магией балуется особо часто. Следы заметал. И мы его спугнули, когда на погост заявились.
— Ярина с нами была, она бы нас не обогнала, с её-то пузом, — я поджал губы. Выпрямился. — Пойдём обратно в трактир. Может, кузнеца застанем. Попробуем с ним потолковать.
С кузнецом мы чуть было не разминулись. Нагнали его почти у самого дома, куда его вела ворчащая супруга. Да и не впрямь вела. Скорее уж волокла на себе, перекинув могучую руку мужа через плечо. Брела, сгибаясь под весом смурного, пьяного мужа, а сама тихо бормотала что-то. Вроде того, как устала она, и когда уж он выпьет свой горький омут до дна, чтобы возвратиться к ней с ясным разумом и более не топить несчастье в одиночку во хмелю и пустопорожних разговорах с местными забулдыгами. Причитала, что он не такой у неё. И что сильно нужен ей прежним. Вроде бы даже всхлипнула разок. Но не грызла его. Не пилила, как иная баба. Видно, мужнюю боль понимала, как никто. Вот только заслышав мои шаги, осеклась тотчас. Обернулась.
— Добрые люди, здоровья вам, — я замер в отдалении.
— Кто таков будешь? — кузнец окинул меня мутным взором. Остановил взгляд на коте подле меня.
— Лех, я — Ловчий. Меня Найдён пригласил.
— А, Ловчий, — мужчина нахмурил лоб, повернулся к жене: — Да, правду говорит. Я его в трактире видел. С Найдёном толковал.
— А с нас спрос какой? — его супруга поудобнее перехватила руку мужа, пошатываясь под его весом.
Женщиной она была приятной и весьма пригожей. На ведьму не тянула. Но это по первому впечатлению.
— Про сына вашего хочу узнать, — я старался говорить так, чтобы ни пьяного отца не разозлить, ни несчастную мать не расстроить.
— Хороший он у нас был парень, — кузнец икнул. — Девки за ним бегали. А он всё одну выбрать не мог. А потом с этой дурёхой связался.
— А дурёха взяла, да и понесла от него, — я скрестил руки на груди.
— Не от него! — вдруг вспылила женщина. Так, что в очах гнев заблестел. — Не верю я, что от него! Мало ли, с кем она путалась! Деяна всё пыталась охмурить, а он на неё как на сестру смотрел. Немудрено. Мышь серая! Змеища! Путалась вокруг! Да и довела его, что не вынес!
— Тише, жена, — цыкнул на неё кузнец. Как бы не был он пьян, а заметил, что женщину от гнева затрясло. — Тебе, Ловчий, какое до всего этого дело?
Я решил не приплетать раньше времени историю с приворотом и Яриной и потому ушёл в другое русло:
— Есть мнение, что виновна в смертях не сгинувшая бабка Умила, а упырь, которого кто-то из могилы по ночам поднимает. Был я сегодня на погосте. На могиле Деяна земля свежая.
Женщина сдавленно вскрикнула. Прижала свободную руку к сердцу. С ужасом воззрилась на хмурого мужа.
— К чему ведёшь⁈ — сердито спросил кузнец.
— К тому, что проверить могилу надобно, — спокойно ответил я, исподтишка наблюдая за реакцией женщины. — Ночь на дворе. Поздно копать. Но коли Деяна кто-то из могилы поднимает, покоя ему не даёт и обращает в кровопийцу, не хотите ли вы этого недоброго человека остановить, а сыну помочь обрести мир, пока селяне за вилы не схватились?
Кузнец, начавший трезветь от моих слов, обменялся взглядами с женой. Та молча кивнула.
— Что делать нужно? — спросила женщина.
Я вздохнул. Задумчиво потёр лоб.
— Идём со мной. До погоста прогуляемся, ежели не забоитесь.
Раскапывать могилу и вправду было поздно. Но до полуночи оставалось всего ничего. Можно было подождать на погосте. Посмотреть, поднимется ли Деян на охоту сам. Или кто-нибудь за ним придёт.
Родители парня пошли со мной без нареканий. Не без страха, по правде сказать. Но и не совсем уж и трусили. Всё же шли с Ловчим. Да и явно радели за то, чтобы их сын и вправду обрёл покой. Отчего-то мне не казалось, что они были причастны к появлению упыря в селе. Пока мы беседовали, я успел их как следует рассмотреть. Отец Деяна был слишком пьян, чтобы быстро передвигаться и уж тем более бегать к могиле сына и копать там. У матери одежда была чистой. На обуви следов свежей земли я не видел. Да и варгин исподтишка обнюхал их, пока мы шли обратно до кладбища. Кот не учуял ничего подозрительного, иначе бы дал мне знать.
Ночь вошла в силу, когда мы добрались до нужной могилы.
Кузнец, завидев темнеющую, рыхлую почву над местом упокоения сына, гневно засопел. Его жена прижалась к нему. Тихо заплакала. Страшно хоронить единственное дитя. А помыслить о том, что оно, возможно, сделалось кровожадной нежитью и должно быть предано огню, ещё страшнее.
Мы принялись ждать. Родители не сводили взоров с могилы Деяна. Мы же с Котом то и дело озирались по сторонам, зорко выискивая непрошеных гостей.
Время шло.
Но упырь не просыпался, даже когда перевалило за полночь.
А потом со стороны села раздались крики. Истошно вопила женщина.
Я сорвался с места и побежал туда. Кузнец с женой заторопились следом, но им было сложно поспеть, поэтому они довольно быстро отстали.
Пожар я заметил издали и сразу понял, что именно горит. Жадный пламень пожирал трактир. Гудящее пламя рвалось вверх и уже облизывало крышу.
Вокруг носились люди с вёдрами. Но заливали они не трактир, который было уже не спасти, а соседние дома, дабы огонь не перекинулся. В спешке разломали плетень и оттащили его в сторону. Селяне делали всё порывисто, суматошно, но вполне слажено. Немудрено. Судьба всего их добра и жилищ зависела от их действий. Замешкайся — и всё Берёзовое сгорит дотла.
Внутри трактира снова закричала женщина. И на сей раз я узнал голос Белавы.
Оттолкнув кого-то из местных, я рванул к двери. Высадил её плечом с разбегу. И оказался внутри пылающей домны.
Меня обдало жаром. Но я даже лицо заслонить не успел.
Картина, представшая предо мной, удивила и в то же время расставила по своим местам всё случившееся.
Посреди объятого пламенем помещения на полу распростёрся Найдён. Он лежал недвижимым трупом, раскинувшим руки, и глядел в потолок невидящим, остекленевшим взором. На лице его застыло удивление. Из разорванного горла хлестала кровь, унося из тела остатки жизни.
А к этому алому источнику с жадным чавканьем припал его сын, Тихон. Мальчонка в залитой кровью рубахе сидел у отца на груди и вгрызался в родительскую шею огромной клыкастой пастью. Лицо ребёнка растеряло всю детскую пухлость и нежность. Оно сделалось мертвенно-бледной образиной искорёженной нечисти, с трупной серостью рыхлой кожи, белыми ввалившимися глазёнками и невыносимым духом разложения.
Белава скорчилась тут же подле одного из столов и кричала. Завидев меня на пороге, она, кажется, совсем обезумела. Поняла, что деяние её раскрылось. В отчаянном порыве женщина рванулась к сыну. Схватила упырёныша поперёк туловища и попыталась оттащить от бездыханного мужа.
Но тогда упырь бросился на неё.
Моя рука стремительно выхватила меч из ножен. Сверкнула верная сталь. Одно отточенное движение. И голова нежити отделилась от тела.
Я швырнул её в огонь, а следом — холодную тушку.
А затем подхватил на руки раненую Белаву и потащил на улицу, задыхаясь от дыма и жара.
Тёплая кровь текла из разорванной шеи женщины. Я уложил её на траву в стороне от пожарища. Под напуганными взглядами селян.
Жена убитого трактирщика захлёбывалась собственной кровью. Она дрожащей рукой скользнула по моему лицу, размазывая алые брызги, и с трудом вымолвила:
— На… дворе… под… крыль… цом…
Глаза Белавы вытаращились. Она сипло попыталась вдохнуть. Раз. Другой. Но уже не могла. Выгнулась в спине, принялась хватать руками траву подле себя. Задёргала ногами. А потом вдруг обмякла. Затихла, вперив невидящий взор в ночное небо.
Пламя с рёвом поглотило крышу трактира. Сомкнулось в вышине.
Я оставил тело Белавы на примятой траве, в окружении оторопевших селян, а сам опрометью кинулся на задний двор.
Обогнул горящее здание. Ту половину дома огонь ещё не успел захватить, поэтому я без труда подобрался к порогу задней двери.
— Лех, осторожней! — раздался голос варгина.
Кот выскользнул из-за угла. Остановился в нескольких шагах от меня. Он боялся огня, как и любая нежить. Но ради меня полез бы и в пекло. Вот и сейчас в его отважных янтарных глазах отражалось ревущее пламя пополам с первозданным ужасом.
— Близко не подходи, — велел я, падая на колени пред покосившимся порогом.
Вцепился. Рванул старые доски, что было мочи. Выдрал вместе со свежими гвоздями. И обнаружил там маленькую разрытую могилку, а в ней — детскую рубашонку и пучки трав.
— Лех, крыша! — Кот метался в нескольких шагах от меня, со страхом глядя вверх.
Сверху посыпалась горящая труха. По крыше пламя перебралось до задней части дома.
Из-за угла показались мужики с полными вёдрами. Видимо, немного пришли в себя после случившегося, и вновь принялись тушить и заливать, дабы огонь не захватил другие постройки.
Я же выудил из могилки детские тряпки и травы и поспешил убраться, пока новая порция горящей трухи не засыпала меня сверху.
Поняв, что в огонь я нырять не собираюсь, мой верный друг воспользовался всеобщей суетой и скрылся в ближайших кустах.
Мне предстояло возвратиться к телу Белавы, которая всё ещё лежала пред горящим трактиром в окружении местных. Были здесь и кузнец с женой. И даже родители Ярины. Самой девушки видно не было. Скорее всего, родители оставили её приглядывать за младшими. Оно и к лучшему. Не на что ей тут смотреть.
— Её укусил упырь, — переведя дух, сказал я. — Тело несчастной нужно предать огню. И кол в сердце вбить не забудьте, — я поморщился, глядя на обступивших меня людей. — Да вы и сами всё знаете. Все на тёмной магии помешались.
Я показал зажатую в руках рубашонку и травы.
— Что это? — не понял кузнец.
— С помощью таких вот трав можно призвать душу умершего обратно в тело. Но после траву надлежит сжечь, чтоб дух ушёл, — я подошёл ближе к горящему трактиру и бросил в жадный пламень травы, завёрнутые в детские одёжки, а затем возвратился к селянам и продолжил: — Белава сделала такую ловушку для духа собственного сына, который, судя по всему, болезнь всё же не пережил. Не смогла отпустить дитя. С горем не совладала. Настолько, что закопала мальчонку под порогом собственного дома вместе с ведьмовскими травами. А он вылез. Сделался упырём. Начал убивать.
Люди зароптали.
— Белаве становилось всё трудней с ним справляться, — я бросил взгляд на распростёртую женщину. — Чтобы её тайну не выдали, она убила бабку Умилу и зарыла в топкую землю на берегу. С ног сбилась в попытках контролировать Тихона. А когда в село пришёл я, попыталась подставить Деяна и Ярину. Пока я ходил к Ярине, даже на погост сбегала, — мой взор остановился на перепачканном землёй подоле её платья. — Силилась изобразить раскопанную могилу. А потом бросилась назад в таверну. Да опоздала.
— Так это всё из-за неё, — различил я в общем ропоте глас матери Ярины.
— Вы все ходили к бабке-ведьме, — я устало потёр шею, чувствуя на затылке жар горящего здания. — Все пользовались её чёрными чарами.
— Но упыря сотворила она, — промолвил кто-то из мужчин.
Люди. Они не меняются. Будто так важно найти козла отпущения. Свалить всё на кого-то, лишь бы себя обелить. Пусть это и не решит ровным счётом ничего.
— Нет смысла искать паршивую овцу, если вся отара такая! — громко и зло сказал я, обводя взглядом оторопевших селян. — Одного виноватого нет. Вы! Все вы пропитались чёрной магией. Искали лёгких путей для решения своих бед, но лишь осквернили себя и жилища свои. Да так, что от нечисти вас самих отличить стало невозможно! — я крепко зажмурился. — Стоит глаза закрыть. Пустить в ход навыки Ловчего, и вместо людей я чую нечисть!
Я снова открыл глаза и сделал шаг. Люди шарахнулись в стороны, расступаясь. Будто боялись, что я и вправду приму их за нечисть и начну кровавую расправу. Но я лишь сокрушённо покачал головой, а после добавил:
— Если вы продолжите заниматься чёрной магией, то вскоре здесь заведётся всё больше нечисти. И уже никакие обереги и Ловчие вам не помогут.
Ответом стало напуганное молчание.
Прогоревшая крыша с треском рухнула, взметнув в ночное небо столп алых искр за моей спиной. Огонь опадал и занимался вновь. Но уж более не грозился перекинуться на соседние постройки, хоть селяне и следили зорко за догоравшим остовом таверны. К утру одни чёрные головни останутся.
— Решайте сами, люди, — я досадливо махнул рукой и побрёл прочь, к выходу из села.
Кот чёрной тенью отделился от покосившегося плетня и засеменил вперёд меня.
Но уйти далеко я не успел. Меня нагнали кузнец с женой. Мужчина совсем уж протрезвел, хоть и выглядел немного помятым на лицо.
— Лех, куда пойдёшь? — окликнул он.
Я остановился. Смерил их взглядом. По правде сказать, определённого плана у меня не было.
— Заночую на опушке, а утром двинусь в путь, — признался я.
Кузнец положил мне на плечо свою мозолистую тяжёлую руку. Сжал.
— Ты доброе имя моего сына очистил, Ловчий. И разобрался в делах наших постыдных, — мужчина радостно улыбнулся, дохнув в лицо перегаром. — Нечего тебе, добрый человек, в лесу мыкаться. Переночуй у нас. В благодарность. А утром мы по селу пройдёмся. Тебе плату соберём, не такую щедрую, полагаю, но всё же не с пустыми руками уйдёшь. Накормим и проводим в путь.
Я размышлял недолго. Отказываться от предложения было попросту глупо. Но всё же смолчать не смог и молвил, хмурясь:
— Раз хотите отблагодарить меня, одну просьбу выполните.
Кузнец с женой переглянусь. Он даже плечо моё отпустил.
— Какую пожелаешь, Ловчий, — наконец, ответила женщина.
— Не будьте злы к Ярине, — я заметил, как насупился кузнец, и как поджала губы его супруга. — Даже если дитя не от вашего сына, не нужно изводить её. Она тоже натерпелась. А теперь вообще одна в тягости. Да ещё позорят её почём зря.
— Без мужа дитя носить… — начала было женщина.
— И что же, что без мужа? — сурово перебил я. И мягче напомнил: — Мальчика родит, будет защитник в селе. А родит девочку, так ещё одни рабочие руки. На севере Благоземья молодок с приплодом в жены охотнее берут, потому как они уже заведомо выносить и родить могут. А девку брать, так почём знать, не пустоцвет ли достанется? Дети — счастье в доме. Напомните об этом соседям. И сами не позабудьте. От вас не убудет. Помогать нужно друг другу. Тогда и беды будут стороной обходить.
Мне же самому исподволь вспомнилась одна женщина. Та, что разницы меж детьми не ведала, даже если дети те нежитью становились. Я не видел её с начала лета. Думал уж, позабыл о ней совсем. Да куда там.
От моих речей кузнецова жена потупила взор, но не проронила ни слова. А сам кузнец лишь согласно кивнул. И повёл нас с Котом к себе на ночлег.
Пожалуй, это было одно из самых нечистых мест на моей памяти. И одно из самых гостеприимных в отношении Ловчего.