– Что значит пора?
– Матвей, я слишком долго здесь. Я рад, что ты все хорошо, но теперь мне надо заняться дела и возвращаться. Меня ждать мой правитель, – сказал он уже для Алены.
Кстати, по лицу приспешницы было видно, что ее эта новость тоже не особо обрадовала. Будто она надеялась, что нам как-нибудь удастся уговорить Анфалара остаться. Несмотря на слова Князя.
– Это из-за кощея? Ты изменился в лице, когда увидел его.
– Мне надо поскорее уйти и встретиться с главой чуров.
Вот твердолобый, как не знаю кто.
– Ладно, мы тебя довезем, раз кому-то СРОЧНО понадобилось уехать. Где вы встречаетесь?
– На… Роби… Рубли…
– На Рубинштейна?
– Да, именно там.
–Интересное место для встречи. Ладно, погоди, я быстро.
Я выскользнул за дверь, а вернулся уже с огромной толстовкой и штанами Лео, которые пришлись Анфалару впору. Хотел было еще заменить стоптанные кожаные сапоги на кроссовки, но размер не подошел. Да и Безумец с сомнением поглядел на «Найки», почему-то держась за сапоги. Словно я хотел отобрать их.
Алена собралась было с нами, но я решительно оставил ее дома. Присматривать за нечистью. Приспешница явно хотела поспорить, но встретилась взглядом с Анфаларом и неожиданно смирилась. Короче, тому, кто начнет понимать женщин, выдайте, пожалуйста, сразу Нобелевскую премию мира. Или что там еще есть ценного?
Лео уже ожидал в машине, лишь искоса взглянув на Безумца в своей одежде. Интересно, вообще существует хоть что-то, способное возмутить этого ратника? Мне казалось, он и конец света будет встречать с неизменной скучающей физиономией.
– Нам на Рубинштейна, – сказал я, когда мы с Безумцем уселись позади.
– К чурам? – только и спросил Лео.
– К ним самым.
– А теперь рассказывай мне все нормально, – почти потребовал я у Анфалара.
Тот тяжело вздохнул, но кивнул. Будто бы даже сам себе.
– После всех передряг Осколок Форсварара совсем истончился, – сказал он, вытащив из сапога предмет, о котором говорил.
Выглядел Осколок и правда так себе. Как огромный кристалл соли. Уныло и непрезентабельно. А еще не светился. Вот это уже правда необычно.
К слову, когда Безумец сказал про истончение, это было довольно двусмысленно. Потому что Осколок действительно стал невероятно тонким. Оттого и влез без всяких проблем в сапог.
– Жаль, – сказал я, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
– Нет, это наоборот хорошо, – огорошил меня Анфалар. – Форсварар слишком часто его использовал и уже не успевал восстанавливать свое тело. Без Осколка ему будет тяжелее, но дальнейшее применение принесло бы Форсварару только муки.
– И что теперь делать с этой… бесполезной штукой?
–Бесполезной? – почему-то улыбнулся Анфалар. – Совсем нет. Все знают, что надо сделать с Осколком, когда энергия в нем заканчивается. Продать чурам.
– Чего? – удивился я. – Нет, я слышал, что бутылки можно сдать, чтобы в них опять разлили пиво. Но зачем чурам пустые Осколки?
– Не только пустые. Чуры покупают любые Осколки. Но заполненные удается продать намного дороже. Хотя редко кто из рубежников это делает… Осколки – сила, власть.
– Хорошо, а зачем чурам Осколки?
– Никто не знает, – развел руками Анфалар.
–Удивительные дела, – покачал головой я. – А чего ты так резко сорвался?
–Понимаешь, Матвей, когда ты часто используешь Осколки, то становишься к ним очень чувствителен. Тот рубежник понял, что у меня есть. Сначала я убрал Осколок на Слово этого мира, но когда мы ехали обратно, решил держать его при себе. Так надежнее. А кощей почувствовал Осколок. Я ощутил это буквально кожей. И мне это не понравилось.
– Ты правильно все сделал, – кивнул я. – Этот вещий Олег по-любому растреплет все Князю. Тому очень сильно нужны эти Осколки. Погоди, если он не знал, где находится тот здоровенный, который спрятали в пещере, то никогда их не использовал. И все равно за ними охотится. Очень интересно.
– И, Матвей, – негромко добавил Анфалар. – Что с этим рубежником? Он тоже человек Князя. Можем ли мы ему доверять?
– За это не волнуйся. Лео можно назвать как раз княжеской оппозицией.
Леопольд, услышавший свое имя, повернулся к нам, но лишь на мгновение – надо было следить за дорогой. Он так и не понял, о чем мы там говорили. Кстати, интересно, в этой машине тоже есть прослушка? Наверное да. Тогда надо будет поговорить с Лео где-то снаружи.
К Рубинштейна мы подъехали, когда уже стало смеркаться. Я здесь бывал нечасто – много ли денег у провинциального студента для похода по дорогим барам? Но знал, что Рубинштейна – место популярное. Некоторые даже устраивали забеги по барам, с каждым новым все больше теряя человеческий вид. Бесу бы понравилось. Но почему чуры выбрали именно это место своей резиденцией?
Нечисть, кстати, я почувствовал сразу. Сила была такой, что даже у меня ноги подкосились.
– Почему здесь? – спросил я по-русски. И понятно, кому был адресован этот вопрос.
– Так не знаю, исторически сложилось, – ответил Лео. – Такой же проход, как и везде. Только здесь всегда сидит голова чуров. Да и их самих здесь изрядно. Поэтому, все, кто ведут дела с чурами, приходят сюда. А здесь такая текучка, что никто и не заметит пары десятков странно одетых людей.
К слову, в этом он оказался совершенно прав. Даже сейчас, не в самый час пик, народу было с избытком. Я как-то после своего Выборга отвык от толп людей, поэтому чувствовал себя не сказать чтобы комфортно.
– Анфалар, давай быстрее покончим с этим.
Безумец был со мной категорически согласен. После крохотного Фекоя, тишины Скугги и Мертвого леса, Рубинштейна явно представилась для изнаночника филиалом Ада на земле.
Чуры находились за небольшой дверью с чуть поблескивающей вывеской «Проходная». Как сказал бы один матерый режиссер в прошлом: «Иронично». Не знаю, чего они так шифруются? Их же хист оберегает. Вот даже заморочились с вывеской: «Закрыто на спецобслуживание».
Впрочем, дверь была открыта. После грохота улицы услышать за ней легкую блюзовую импровизацию оказалось как минимум неожиданно. Мы не успели сделать и несколько шагов по лестнице вниз, как перед нами вырос чур. Такой – рядовой, со здоровенным лбом и легкими залысинами.
– У меня назначена встреча с головой, – сказал Анфалар.
Чур легонько кивнул и перевел взгляд на меня. Я отрекомендовался должным образом, добавив в конце, что сопровождаю почтенного рубежника из Скугги. Уже давно понял, что обычаи у разных существ многое значат. И чуры здесь не были исключением.
Лобастый, кстати, долго и внимательно буравил меня, словно пытался рассмотреть что-то в моих глазах, но в итоге отошел в сторону. Давая понять, что нам можно пройти.
А вот на Лео, такое ощущение, легла моя бедовость. Потому что его чур даже слушать не стал. Просто отвернулся и махнул нам рукой. Мне сначала показалось, что ратнику тоже разрешили пройти. Но все это длилось ровно до тех пор, пока мы не достигли коридора с множеством дверей, и чур не повел нас к дальней. Уже здесь в воздухе появилось несколько его соплеменников, которые мягко, но уверенно отделили Лео от нас.
За последней дверью и находился глава. Кстати, ничем не отличимый от других чуров. Разве что волос у него оказалось много меньше, чем у остальных, и по возрасту он был старше. Прям совсем дряхлый старичок. А, еще хист. Вот промыслом тот значительно выделялся. Не слабее опытного кощея.
После повторения приветственных процедур выяснилось, что старичка звали Любослав. Он сидел за крохотным, но вместе с тем высоким столом на высоком стуле, постукивая длинными ногтями по пергаменту и внимательно рассматривая нас.
– Давно ко мне не приходили воины Скугги. Хотя ты… – он задержал взгляд. – Из этого мира. Редко, редко кого отмечает Изнанка. Цени это.
– Ценю, – коротко ответил я, пытаясь унять в себе зуд.
Я чуток нервничал, поэтому больше всего сейчас мне хотелось начать ерничать. Чего делать было совершенно нельзя.
– Вы принесли Осколок? – спросил он.
– Да, – вытащил означенный предмет из сапога Анфалар. – Вот.
Подскочивший тут же молоденький чур бережно принял Осколок и мгновенно очутился возле главы. Любослав не стал брать предмет силы. Он лишь бережно погладил его, словно ребенка.
– Совсем тонкий. Но это ничего, ничего. Монетами или артефактами? – спросил он у Анфалара.
– Монетами, – ответил Безумец.
– Хорошо, сейчас Огнеслав принесет деньги.
И тут я понял, что пришла пора действовать. Чур-прислужник исчез с Осколком, а глава замолчал, продолжая смотреть на нас. Что-то мне подсказывает, если спросить его напрямую об Осколках, то черта лысого он мне расскажет. Значит, можно попробовать схитрить.
– Любослав, сколько работающих проходов в радиусе километра? – спросил я.
– Четыре прохода.
– А мы с Анфаларом можем воспользоваться одним из них одновременно? – задал я следующий вопрос, когда Любослав еще заканчивал отвечать на предыдущий.
– Если никто из рубежников не против, они могут переходить вместе.
Я продолжал частить. Со стороны это казалось, будто жадный до знаний юноша дорвался до мудрого старца.
– А сколько всего переходов в Петербурге?
– Сейчас работает шестнадцать переходов.
– Зачем вы скупаете Осколки?
– Чтобы восстановить Ось…
Глава чуров не сразу понял, что успел проболтаться. Уловка старая как мир. Сначала ты быстро спрашиваешь всякую чушь, а вот потом уже задаешь самый важный вопрос. Типа: «Кто убил Кеннеди?», «Существует ли Дед Мороз?» или «Изменяла ли ты с соседом?».
И кстати, я давно заметил, если ты считаешь себя мудрым чуваком, который как минимум умнее всех остальных, то легче попадаешься на всякие дурацкие трюки.
Вот только порадоваться своей удаче и гибкости ума я не успел. Потому что глава с небывалой прытью бросился к нам, схватил за грудки и…
Нет, то, что мы переместились, я догадался сразу. Вот только непонятно, куда именно. По флоре место напоминало Скуггу. Что-то серое, невзрачное, рассыпающееся под ногами. Даже сразу не скажешь, что это – песок или пепел?
Что до земли, если ее можно было так назвать, то она дрожала. Словно под ней извергались тысячи вулканов. А еще воздух.
Я даже не сразу сообразил, как это объяснить. Сначала меня окутало могильным холодом, а в следующую секунду обожгло пустынным зноем. Причиной тому был ветер, который постоянно менялся.
И небо. Я никогда не видел такого странного неба. Словно в плотную пелену облаков выстрелили шрапнелью и проделали тысячу крохотных прорех. И из них бил такой яркий свет, какого я не видел. Это даже был не свет, чистая энергия!
Анфалар схватился за лицо и упал на колени. Я держался, но и у меня потекли из глаз слезы. Не потому, что мне тоже было очень больно здесь находиться. Я чувствовал его мучения. Круто, мало мне Юнии!
Это был враждебный для нас мир. Не опасный флорой или фауной. Я чувствовал, что несовместим с ним на уровне атмосферы, хотя продолжал вдыхать странный – то холодный, то знойный воздух. Даже зубы заболели. А после и тело стало потряхивать. Я понимал, что долго мы тут не протянем
– Вы умрете здесь… – безапелляционно заявил глава. Словно прочитал мои мысли, гад.
Мне не понравилась эта пауза. Такую не используют даже в спектаклях МХАТа. В какой-то момент показалось, что не будет никакого продолжения. Просто Любославу доставляет особое удовольствие смотреть, как мы корчимся в муках.
– Если расскажете кому-то о том, что я сказал про Ось и Осколки!
– Никому! Я могила! – почему-то закричал я.
Анфалар продолжал лишь вопить от боли, все еще держась за глаза.
– Рубежному слову нет доверия, – ответил глава чуров. – Лишь договор, который заключите между собой.
– Хорошо, хорошо, уважаемый Любослав. Только верни нас обратно. Разве ты не видишь, что мой друг сейчас умрет?!
Существо мрачно помолчало, словно раздумывая но все же коснулось и меня, и Анфалара. Точнее уж ударило, будто в то же самое время пытаясь доставить еще большую боль.
И мы вновь оказались в той самый комнате с тусклым освещением. После разорванного неба это место представлялось райскими кущами.
Безумец катался по полу, все еще держась за глаза. А я бросился к нему, даже не обратив внимания на чуров, которых сейчас здесь оказалось не меньше десятка.
– Анфалар, ты как?
– У него повреждены глаза, – ответил Любослав. – Как дитя Скугги он не привык к свету Изначального мира. Даже нахождение в Стралане доставляет ему дискомфорт.
– Какого хрена вы вообще… – я тут же осекся, глядя на сердитых чуров. Почему-то как-то сразу захотелось подбирать слова. – Зачем вы все это сделали?
– Не переживай за своего друга. Он поправится. Но вы не выйдете из этой комнаты, пока не произнесете клятвы. Никто не должен узнать о нашем замысле раньше времени.
– И ради этого вы пойдете на убийство, – скорее не спросил, но подытожил я.
– Мне бы этого не хотелось, – ответил Любослав. – Мы не враги рубежникам, но если не будет другого выбора, если у нас не окажется гарантий.
– Хорошо, хорошо, мы заключим между собой договор, что никогда и никому не расскажем об Оси, чурах, ваших Осколках и всяком таком.
Труднее всего было растолкать Анфалара. Да и я чувствовал, что ему довольно хреново. Но постепенно боль отступала, а в дело вмешивался хист, начинавший латать глаза. Спустя показавшихся вечностью десять минут Безумец, щурясь, с красными, словно от коньюктивита глазами, сел возле стены.
– Будете повторять за мной, – сказал Любослав.
Раньше я думал, что рубежники – самые матерые ребята в плане составления договоров. Но выяснилось, что чуры могли дать им фору. Даже не так. Чуры были опытными юристами, тогда как рубежники представали в образе практикантов второго курса.
Я не просто клялся Анфалару не говорить ничего про Ось с другими существами, кроме чуров (интересно, для чего была эта оговорка?), но даже в случае, если мои рассуждения вслух будут услышаны кем-то разумным, то договор станет считаться нарушенным. И что ждет меня? Ясно-понятно, страдания от собственного хиста.
Безумец произнес то же самое. После чего я все же не выдержал.
– Если я не могу говорить ни с кем, кроме вас, то может быть вы скажете, ради чего такие жертвы. Что это еще за О…
Я замолчал, глядя на Анфалара. Ведь он тоже попадает под категорию «все».
– Я первый раз встречаю рубежника, не боящегося смерти, к которой может привести его любопытство, – ответил Любослав.
– Просто хотелось бы понимать, из-за чего я могу умереть.
– Может быть ты узнаешь об этом в свое время, – задумчиво произнес глава чуров. – Но не сейчас.
Он протянул руку и в ней оказался увесистый мешок с серебром. Прям реальный мешок, килограммов на пять. Это же сколько там бабла за какой-то истонченный Осколок? Хотя теперь стала действительно ясна причина, по которой чуры берут деньги за переходы. Короче, это почти как таргетированная реклама. Только выхлопа больше.
Анфалар взял монеты, после чего Любослав махнул нам рукой. Видимо, на чурском это значило «проваливайте».
– Моему другу нужно в Скуггу, – произнес я напоследок.
Глава чуров кивнул и указал на Огнеслава. Мол, он проводит. Такое ощущение, что Любослав теперь не желал тратить на нас ни словечка.
Молоденький чур вывел нас в коридор и дошел до одной из двери. За ней оказался другой представитель местной транспортной компании. С мощными надбровными дугами и заинтересованным лицом. Он не задал ни вопроса, Огнеслав сам кинулся к нему и что-то зашептал на ухо. Судя по тому, как вытянулось лицо чура, явно про нас.
– Анфалар, – повернулся я к товарищу. – Прости меня за все.
– Не стоит извиняться за то, что ты – это ты, – ответил он.
– И все же я настаиваю, чтобы ты забрал назад клятву. Ты по-прежнему остаешься мне братом и я сделаю все, если тебе понадобиться помощь. Но моя жизнь слишком опасна и непредсказуема, чтобы ты каждый раз пытался ее спасти.
– Матвей!.. – хотел было грозно поспорить Безумец.
Вот только грозно не получилось. После посещения Изначального мира его стать словно ножом срезало. Да еще эти красные глаза, из-за которых Анфалар часто моргал, не внушали особого пиетета.
– Я настаиваю! Если в следующий раз ты почувствуешь, что я умираю, не приходи! Уже одно существо пострадало из-за моей глупости.
Я достал нож и полоснул себя по руке, после чего передал его Анфалару. Тот немного подумал, вздохнул, но все же сделал то же самое.
– Брат за брата.
– За основу взято.
– Мы скоро увидимся, Анфалар.
– Буду ждать, Матвей. И передавай привет Алене.
Безумец подошел к чуру, вытаскивая со Слова все, что могло понадобиться в путешествии. Отдал часть монет из мешка, и парочка исчезла. Я посмотрел на мелкого Огнеслава, который буквально сверлил меня любопытным взглядом, и вышел из комнаты.
Настроение было поганым. А кого в этом винить? Дурацких чуров или свой дурацкий характер? Непонятно. Как правильно заметил Анфалар, нельзя перестать быть собой. Как законченный оптимист я пытался найти в этом хоть что-то хорошее. Что? Как минимум я видел Правь.