Билдер

Глава 4

— Всегда мечтал спросить у автора шедевра, в каком стиле он оформил свое произведение, — озвучил сокровенную мысль Билдер, когда нанятая им телега дотащилась по жаре до тюрьмы.

— Это ты о чем? — не удержался Додо, который пристроил на голове широкополую соломенную шляпу и теперь поглядывал свысока на спешащих мимо горожан, многие из которых даже по солнцепеку вынуждены были куда-то шагать по делам.

— Ну, обычно тюрьмы строят похожими на гробы. Большие, квадратные, сверху еще частокол влепят, чтобы можно было от любых незванных гостей отбиться. А тут — и колонны тебе, и лепнина поверху, и даже ангелочки какие-то приделаны.

— Это местные святые, только имен не помню, — вступил в беседу Брида, слезая с телеги. На первый взгляд казалось, что охрана перепутала и очередному клиенту местного заведения забыла надеть кандалы. Очень уж фактурно выглядел господин первый капрал. — Старую тюрьму развалили лет сорок назад, когда очередной соляной бунт случился. Поэтому новый наместник отобрал у проворовавшегося королевского интенданта поместье, оставил дом как фасад, остальную часть обнес стеной и внутри уже дополнительно всякое разное понапихал. Мне отец рассказывал, он тогда строителем был и помогал казематы возводить.

— О как. А я все голову ломал, кому это делать было нечего… Ладно, раз святые, то пусть будут святые. Главное, нам нужных людей под свои нужды отобрать, а в гости сюда заглядывать — себе дороже. Обойдемся.

Стоявший под навесом у ворот стражник увидел гоблина и заржал, скаля желтые зубы:

— Никак обратно отправили, не смог воровскую натуру сдержать? Так завтра приходите, как раз свободные места появятся!

Додо открыл рот, чтобы выдать что-нибудь язвительное в ответ, но Билдер хлопнул его по затылку, нахлобучивая соломенную шляпу почти до плеч. После чего усмехнулся солдату, от которого отчетливо несло кислым потом, выразительно вздохнул и посочувствовал:

— Представляешь, какая несправедливость. Ты месяц за месяцем трудишься во благо короля, а даже капральские лычки не заслужил. Охраняешь город от разного сброда, но никто бесплатно в таверне даже пива не нальет, чтобы сказать спасибо… А этот бывший кандальник всего день как вышел на свободу, а уже хапнул штаб-сержанта. И когда заедем к вам в гости в конце осени, у него уже будет новый мундир, сапоги со скрипом и шляпа с золотой кокардой… Жизнь несправедлива, братец… А теперь позови нам дежурного. Вот предписание господина барона о рекрутском наборе среди сброда, до сих пор не отправленного на виселицу.

Переставший ухмыляться стражник внимательно осмотрел развернутый пергамент, чуть ли не обнюхал его, после чего несколько раз обухом алебарды шарахнул в закрытые двери:

— Готье, черти тебя раздери, позови коменданта! Тут от господина Крафти люди приехали. И пусть арбалетчиков поднимает, придется кандальников на продажу выставлять.

Фыркающий от застрявших в зубах ругательствах Додо справился наконец со шляпой и хмуро окрысился на довольного жизнью Дести, который стоял сбоку, перекатываясь с пятки на носок и придерживая большими пальцами рук кармашки расшитой серебром кожаной жилетки:

— Ты ведь все слышал, капрал? Когда на мостовую упадут первые снежинки, я вытрясу с Билдера мою законную золотую кокарду. И клянусь крысами преисподней, это будет не паршивая надраенная медяшка, а настоящее золото!

— Само собой, слышал. До первых метелей еще полгода, за это время я наверняка тоже поменяю лычки, а ты успеешь проставиться неоднократно с премиальных. Боги любят смелых и удачливых, а наш командир из таких.

— Мда?.. Интересно, с чего ты это взял.

— В Пескаре только его отряд понес самые малые потери, при этом устроив форменное побоище для дружин аристократов. Я думаю, что и в будущем Фортуна не отвернется от капитана.

Пикировку прекратил скрип распахнувшихся дверей. На яркое солнце выглянул уставший от жизни комендант тюрьмы, больше похожий на жеваного жизнью хомяка-переростка. Прохромав вперед, мужчина молча взял бумагу, прочел, провел перстнем над ярко блеснувшей печатью. Убедившись в подлинности документа, вернул его Билдеру и жестом позвал за собой, так же молча направившись назад. Учитывая, что с новоявленным капитаном таможенной роты комендант виделся еще вчера и успел обсудить все последние городские сплетни, удивляться подобной встрече не следовало. Просто никому не хочется терять время на оформлении кучи документов и сидеть в духоте внутреннего двора, пока из будущих каторжан станут отбирать возможных солдат. Но приказ барона Крафти заволокитить нельзя, командующий Стражей Юдалы такие шутки не понимает. Поэтому волей-неволей придется помочь Билдеру в его трудах-заботах и постараться как можно быстрее выпнуть надоедливого капитана в порт. Вчера из-за него пропал целый вечер, сегодня весь день насмарку.

Следом за капитаном засеменил внутрь Додо, после чего загремели сапогами оба капрала. Причем гоблин уже вернул себе отличное распоряжение духа и тихо съехидничал, обращаясь к Дести:

— Боюсь, что охранник никогда выше своего места не прыгнет. Он же читать не умеет. Билдер ему письмо о рекрутском наборе вверх ногами подал, тот и не заметил.

— Это нам положено хотя бы до десяти считать и пару букв в платежной ведомости уметь накорябать. А простым копейщикам достаточно крест на бумажке вывести, вот тебе и все знания… Кстати, господин штаб-сержант, вы второй после нашего бога в роте, да и вроде с армейским опытом. Это так?

— Ага, год по второму королевскому набору с алебардистами по побережью шастал. Они бунтовщиков железом тыкали, а я выискивал, куда при случае драпать. В легкой пехоте был.

— Тогда не забывайте, что отбирать парней простых будем. И если излишнюю грамотность капитану они простят, то вас могут и чем тяжелым в казарме по башке стукнуть. Нечаянно.

И хорошее настроение Додо испарилось, будто его и не было. Вот ведь язва, пижон чертов, все бы ему против шерсти гоблина погладить!

— Кого можете отдать? Чтобы выходя за ворота не сдохли с голодухи, — Билдер даже не стал смотреть списки. Если комендант тюрьмы не захочет помочь, то нормальных головорезов не получишь. Смухлюет, чтобы с охраны каторжан чего слупить. В каменоломнях всегда ценят качественный товар и не забывают проставиться.

— Смотря о чем идет речь, — высушенный солнцем и тяжелой жизнью мужчина в сером мундире прогнал дрему и с интересом посмотрел на незванного гостя. Вроде как с бароном Крафти вчера капитан ухорезов общался нормально, так что может и в самом деле что понимает в сложностях местного быта.

— Речь идет о ящике фасилийского вина. Десять бутылок десятилетней выдержки.

— Подкуп?

— Подарок, господин комендант. Я еще со старыми интендантами в Ризерге дружбу водил. Иногда идешь с ребятами в рейд по чужим поместьям скверну потрошить, к ботинкам какая грязь и налипнет. А парней кормить-поить надо было, оружие прикупить и коней поприличнее. Вот и крутился… Так что, готов за каждую голову по серебряной марке выдать. Но только если голова в самом деле будет нормальной, без червоточины.

— Таких цен давно нет, — поморщился комендант. — Перекупщики с приисков по три дают за любую шваль. Бароны людей больше не поставляют за провинности, вот цены и взлетели.

— Зато я много сразу возьму. Сорок душ, причем можно и не людей, мне любые подойдут. Что с клыками, что с хвостами.

— Накинуть бы надо…

— Давайте так. Полста марками и вам из будущих трофеев по таможенным ценам дам возможность конфискат закупать. Сами знаете, какие расценки обычно власти за выбитое с контрабандистов ставят, почти что даром. Вот по ним и возьмете, что понравится.

Пока шел торг, капралы дремали в уголочке на скамье. Додо же сидел сбоку от капитана на скрипучем табурете, разглядывая освещенный ярким солнцем двор, помост с виселицей и четырех арбалетчиков по углам. Заключенных пока не было, Билдер упорно пытался сбить цену, время тянулось словно растаявшая смола. Но вот звякнули жестяные кубки, сделку закрепили терпким вином и тяжелый кошель исчез в коробке с бумагами, которые даже не посмотрели.

— Значит, сорок душ… Десять бывших степняков в подвале сидят. Разбой, грабеж, караваны щипали в приграничье. На каком тарабарском наречии разговаривают — никто понять не может. По мне — прикидываются больше. Но крепкие ребята. Их местная шпана пыталась в камере под себя прогнуть, так пришлось в холодную переводить, чтобы кого не затоптали напрочь. Ничего не боятся. Справитесь?

— Возьму. Драчуны нужны.

— Отлично. Еще восемь орков есть. По пьяному делу сцепились с грузчиками в порту, потом страже бока намяли, когда их пытались разнять. Один клыкастый хромоног, правда, но рожа здоровая и кулаками махать умеет. Им пять лет каторги прописали за драку со стражей.

— Покажете, вроде подходят.

— Ну и остальные — из трех деревень, мужики в возрасте в основном. Может, родня, может просто знакомцы. Тех человек двадцать, насколько помню. На бирже отработали весну с бескормицы, а при расчете им якобы меньше выплатили, чем договаривались. Так сиволапые взбунтовались и биржу разгромили. Купцов, что их подряжали, сильно избили. За что и загремели в кутузку. Им по золотому на нос убытков насчитали. Пока не выплатят, будут горбатиться.

— Так их в самом деле обсчитали, как обычно на бирже бывает, или наговаривают?

Усмехнувшись, комендант пожал плечами:

— Без понятия. Но, зная наших городских жуликов, наверняка решили по-быстрому денег срубить. Заодно судье занесли, не без этого.

— Тогда возьму. Обычные бунтовщики мне без надобности, такие опять чего учудят. Да и королевский прево вряд ли обрадуется, если городское собрание жалобу пришлет с фактами о покушении на закон и порядок.

Здесь Билдер был прав. Между официальными назначенцами короны и самоуправлением на местах постоянно шла тихая вражда. Но обе ветви власти моментально кооперировались и выступали единым фронтом, если беднота пыталась взять в руки оружие и сцепиться с наиболее выдающимися кровопийцами. В случае последующего судилища отловленных бузотеров ждали крупные неприятности. Особенно, если крестьяне пытались вспороть брюхо не прямым обидчикам, а вообще любому господину, попавшемуся на глаза. За самосуд гнали на каторгу, за бунт и попытку пограбить богатых — вешали без сантиментов. Так сказать, тонкий нюанс, но крайне важный, если собираешься кандальников использовать во благо короны.

— Ну и последние, кого могу сосватать, это егеря. Бывшие, само собой. Мародерство, неподчинение приказу и разные другие мелочи. Я побаиваюсь их в горы отправлять. Сбегут или прирежут кого по дороге, но работать в шахтах точно не станут. Настрой не тот. Пятеро, все злые как собаки. Их сразу отдельно держали. И сейчас в колодках, чтобы цепями кого не удавили.

— Это царский подарок, господин комендант. Если они мне понравятся, я с первой же серьезной премии вам какую диковинку пришлю. Знающие головорезы для меня будут очень полезны.

— Хорошо, сейчас всех приведут.

Вслед за отмашкой на галерею потянулись еще арбалетчики. Это после выхода за ворота любая буза будет исключительно на совести Билдера. А здесь и сейчас никто шкурой рисковать не станет. Особенно с орками, дикарями или дезертирами. Тем все равно подыхать в каменоломнях, могут и попытаться умереть повеселее.

Толпа заключенных выглядела крайне непрезентабельно. Большинство в грязной рваной одежде, с разбитыми лицами и всклокоченными бородами. Нескольких вообще поддерживали сбоку товарищи, так как бедолаги толком и стоять не могли. Стража постаралась выстроить всех в одну шеренгу, которая кривой змеей протянулась вдоль стен внутреннего двора. В голове колонны стояли орки, замыкали бывшие егеря, которые стоялись скрючившись под весом огромных колодок.

Пройдя вдоль строя, Билдер посмотрел на каждого, затем встал в центре и ткнул пальцем ближе к концу:

— Старуху зачем с собой таскаете?

Сидевший под пологом комендант тюрьмы фыркнул:

— Это ее вместе с батраками загребли. Что-то там непотребное орала в сторону охраны, вот и взяли. Да и жаловались на нее местные. Но полезная бабка оказалась, вроде как врачевать даже пыталась, кого шибко помяли.

— Да?.. Бесплатно отдашь?

— Бери, на нее все равно документов из суда нет, она мне без надобности.

— Выходит сорок три каторжанина и бесхозная старуха. Возьму всех.

Продавец казенных душ подумал, затем махнул рукой. Все под одним бароном ходим, одно дело вроде как делаем. Ну и потом можно будет намекнуть, если подарки покажутся не очень дорогими. Так что пусть забирает Билдер бедолаг, хоть на вечерней баланде получится сэкономить.

Измученные кандальники смотрели на мужчину перед собой и внимательно слушали. Стоявший сбоку гоблин каждое им сказанное слово тут же переводил на одно из основных лесных наречий.

— Я капитан новой таможенной роты. Его величеством Лилитом Первым мне даровано право нанимать желающих на службу. Годовой контракт. Двойной армейский оклад. Харчи за счет короны и кормежка будет от пуза. Наша задача — защищать офицеров таможни при досмотрах кораблей и работе в порту. Любого, кто вздумает косо посмотреть в их сторону — вешать в назидание другим. За ваши проступки отвечать буду я. Но и спрашивать тоже буду я… После года службы можете подписать новый контракт или отправиться домой. Обвинения с вас будут сняты полностью… Вопросы?

Первым осторожно поднял руку один из крестьян:

— Ваша милость, так вроде как война-то закончилась. Рекрутерские наборы последний раз были три года назад. Сейчас в солдатчину забирают лишь по желанию.

— Это так.

— Значит, у нас есть выбор, ваша милость?

Стоявший позади Брида хрюкнул, давя смех. Билдер повернулся к нему, показал кулак и ответил на вопрос:

— Выбор есть всегда. Давай посмотрим, какой выбор у тебя… Значит, обвинение в бунте. Каждый должен выплатить золотой в казну за причиненные убытки. И пока за всех не расплатитесь, вместе будете лямку тянуть. В каменоломнях выработку дневную оценивают в пару грошей. То есть стучать вам кайлом лет сто, если не больше. Так как вы не имеете родни в городе среди местных бандитов, то вас не выкупят. Это местные вольные и разные цеха своих стараются беречь, вы же будете гнить на каторге до самого конца. Ну и так как впаяли вам бунт и покушение на устои государства, то никаких помилований не светит… Выбор понятен? Или год со мной с мечом и щитом, или через три-четыре от вечной каменной пыли от чахотки загнуться.

Мужики молчали. Похоже, если и теплилась надежда на какое-нибудь чудо, то она пропала. Слишком просто и на пальцах ближайшее будущее разжевали. Да и наверняка местные обитатели кутузки успели уже мозги вправить бедолагам.

— Теперь с вами, ваганзы*. Кого вы там грабили и почему — меня не интересует. Я с вас буду требовать службу. Себя покажете как следует, получите через год коня, серебряный пояс и вернетесь домой с почетом. Вздумаете дурить, ваши головы закопают в местных помойных ямах, а тела скормят крысам. Это понятно?

[Ваганзы — собирательное название кочующих в степях племен. Причем это могут быть относительно оседлые народности, кто занимается скотоводством и периодически распахивает ровные участки под свои временные наделы, так и скотоводы, меняющие место жительства каждую весну.]

Одни из желтолицых кривоногих батыров потряс над головой цепью:

— Плохо поступаешь, сусегтей! Мы к вашему королю шли с просьбой о помощи! Бароны землю отняли, с пастбищ прогнали! У скота падеж, дети голодают! Что нам делать, а? И теперь за это — позорная смерть?

— Иди на каторгу, кто против. Будешь кандалами звенеть, камень долбить, кровью харкать. Хороший выбор?

— Плохой!.. Но мы не виноваты были! Тот караван вообще не ваш, он баронский был!

— Грифам в степи пожалуйся… Мое слово сказано. Вам думать, решать. Мне хорошие воины нужны. Поить, кормить буду. За каждого лично с чужого хана шкуру спущу, если вздумает на моих ухорезов рот без спроса разевать. Но и за проступки спрошу как должно. Кто будет у своих воровать, приказ ослушается — сидеть тому на колу…

К оркам Билдер подошел поближе, внимательно рассмотрел все амулеты на остатках одежды, вязь черных татуировок на насупленных мордах. Затем спросил стоявшего первым громилу, явно припавшего на левую ногу:

— Я тебя где-то видел. Если правильно помню, ты был в рутьерах Карлито. Так?

— Был.

— Почему ушел?

— Капитан нанял молодняк в пополнение после одной заварухи. Я понял, что лягут все в первом же серьезном бою, да с собой утянут. Не стал продлевать контракт.

— Понятно. И чем на жизнь зарабатываешь?

— Охранником был. Вышибалой. Долги по кварталу собирал.

— Значит, читать и писать умеешь, это хорошо. Почему свои первым поставили? Вроде увечных у вас не жалуют.

— Потому что из-за дурнины своей в тюрьму попали. Я пытался их из таверны раньше вывести, так все удаль хотели показать. Вот и показали…

— И как такого умного кличут?

— Чака я, со Старых Холмов.

Усмехнувшись, Билдер окинул взглядом остальных орков и задал вопрос уже всем:

— Меня знают как Потрошителя Пескары. Ко мне пойдете на год? Или в каменоломни?

Бурозеленые здоровяки помолчали, затем забубнили:

— Это нам подумать надо, это дело такое…

— Думайте. Как господин комендант кувшин вина допьет, так время и выйдет. Только сразу предупреждаю, что раздергаю вас по разным «копьям». Тяжами будете. В хорошем доспехе первыми на мечи и копья пойдете. За это почет и уважение… А Чаку после проверки третьим капралом поставлю. Если за месяц-другой себя покажет, то дальше на повышение, а из вас уже себе кого на замену присмотрит.

С бывшими егерями разговор был короткий.

— Под кем ходили, служивые?

— Капитан Шольц, из благородных.

— Это у которого дважды казначеи пропадали?

— Он, паскуда… Жалованье порченной монетой опять выдал, вот мы и попытались чуть свое получить. Да только не догадались, что мерзавец с собой наемников прихватит.

— Ясно… Правосудие решило, что вы виноваты. Выбор у вас паршивый. Солдат на каторге не любят, слишком независимые и пытаются бежать при любой возможности. Поэтому замордуют, если туда попадете. У меня шансов на хорошую жизнь больше. И я обещаю, что с бароном Крафти поговорю, никто вас в роте не тронет. После годового контракта, если без залетов, получите возможность в местной Службе остаться или вольную оформлю.

— Боюсь, господин капитан, вас заставят нас на расправу обратно выдать. Ранили мы Шольца, когда драка была. Он не простит.

Билдер шагнул вперед, заглянул в лицо говорившему и прошипел:

— Мне его желания до фиолетовой звезды. Может хоть гору жалоб написать. Потому как я — карающая длань его величества. И у меня всего два начальника — Крафти и Лилит Первый. Поэтому любой благородный за оскорбление королевской роты ухорезов рискует проверить на прочность пеньковый галстук. За мной не заржавеет. А с моей роты выдачи нет. Если кто обгадится, сам с ним разберусь.

В наступившей тишине стоявший последним бритый налысо парень прокашлялся и уточнил:

— А чем заниматься будем, ваша милость?

— Глотки кромсать, если кто против плевать вздумает… Я найду, чем вам заняться. Сначала тюфяков с деревни чуть поднатаскаем, затем «копья» собьем, со службой разберемся. А потом уже будем думать, чем себя занять. Не волнуйтесь, развлечениями я всех обеспечу.

Через полчаса господин комендант допил вино и вышедший в центр двора Брида спросил у кандальников:

— Кто хочет вернуться в тюрьму и завтра отправиться в каменоломни, поднимите руку… Нет таких?.. Еще раз спрашиваю, потому что за попытку обмануть капитана наказание одно — смерть! За невыполнение приказа — смерть! За воровство в роте — смерть! За попытку без разрешения бражничать — по десять плетей, за повторное нарушение — смерть! Нам платят не за танцы на городских площадях на потеху публики. Нам платят за боль, кровь и убитых врагов короны… Есть желающие на каторгу? Тогда — по одному к кузнецу, снимать железо…

Через час у тюремных ворот в телегу погрузили самых слабых, кто еле волочил ноги. Остальные худо-бедно выстроились в подобие колонны и побрели следом, хмуро разглядывая окружающий город. Додо, нагруженный тубусом с подписанными бумагами, нагонял остальных, успев услышать тихий говор среди бывших заключенных:

— Может, домой рванем? В любой переулок и затеряемся!

— Дурак ты. Татуировку с короной тебе сделали? Сделали. Это метка, что служивый. Вывести эту заразу невозможно, никакой лекарь не возьмется. Только алхимики королевские, когда на пенсию отправляют по выслуге лет или за какой подвиг. Если где с ней заметят, считай, колесование ты заслужил. Дезертиров изничтожают беспощадно, приказ Лилита… Так что лучше молись, чтобы капитан слово сдержал. Про жратву и покровительство свое.

— Думаешь, он стоящий, не погонит на убой?

— От имени Потрошителя до сих пор благородные кровавым поносом исходят, многих он в землю вогнал. И за своих в самом деле глотки рвал, без дураков. Так что, может и не только ваганзам по коню через год достанется.

Но самым неожиданным приобретением оказалась старуха, которая категорически отказалась уходить, когда зародыш будущей роты отошел подальше от тюрьмы.

— И куда я пойду, касатик? Уж лучше с вами. Вон, мальчиков моих чуть обиходила, чтобы не подохли как собаки в темнице. Может, мне за это корка хлеба перепадет.

Билдер почесал затылок и спросил:

— Ты с ними родня, что ли?

Невысокая старая женщина фыркнула:

— Не, таких телков в бродяги бы не взяли.

— Бродяги? Ну, судя по твоему цветастому платку и куче юбок в жару, ты явно из какого-то табора. Ворожила, поди?

— Разве что по-мелочи. Но ты не волнуйся, капитан, без спросу кости раскидывать не стану. Зато раны шить могу, врачую помаленьку. Если мне травы прикупишь, то полезной буду… Мои домашние все в прошлую лихоманку полегли. Я как-то выкарабкалась, не захотели боги прибрать. Вот и мыкаюсь теперь одинешенька.

— За что в тюрьму угодила?

— Кто-то из городских лекарей пожаловался, что без патента деньги зарабатываю. Вот и схватили на рынке.

Важно вышагивающий рядом Додо затараторил:

— Я ее вспомнил, Билдер, хорошая бабка. Многим бесплатно помогала, кто совсем без гроша за душой. Наверное, за это и накляузнячили. Ты же знаешь местных коновалов, им бы только звонкую монету сшибать.

— Хорошо, пусть остается… Как тебя, уважаемая? Бруджа? Тогда садись тоже на телегу, чего по старости лет ноги сбивать. Поживешь у нас месяц-другой, дальше будет видно…

Подходя к порту, капитан ухорезов еще раз пересчитал по головам пополнение и улыбнулся:

— Что же, первый шаг сделали, мясо для первого взвода у нас есть. Теперь чуток попыхтеть, основу в них вколотить и можно выходить на службу. Крафти наверняка уже извертелся весь в ожидании…