Байя вместе с Рапом сопровождали женщин, следуя за ними по кустам, неслышимые и невидимые. Ни у какой Вьянко, конечно, не хватило бы сил накрыть защитными «зонтиками» около сорока женщин; Байя и не пыталась. Она лишь старалась хотя бы слегка пригасить их эмоции, а Рап должен был вмешаться, если вопреки предостережению кто-то из беглянок поднимет шум.

Пока все шло по плану – тихо и мирно. Только медленно, как же медленно, с тревогой думал Сонк. Однако никто из Вьянко, конечно, не надеялся, что так гладко все пойдет до самого конца, до того момента, как пещера полностью опустеет.

И они, увы, не ошиблись.

-21-

Между тем «Афа» одну за другой будила остальных женщин, выбирая в первую очередь тех, кто не станет шуметь и задавать лишние вопросы, – источником всех этих сведений для Сонка была, конечно, все та же Мо.

Неприятности начались, когда очередь дошла до старой Баны, повитухи, которая вот уже много лет принимала роды у женщин.

– Отпускают домой? Не может этого быть. Ты, наверно, что-нибудь перепутала, – заворчала она. Ей никогда не нравилась Афа – слишком много та на себя брала. А уж до чего дерзка! До чего своевольна!

– Не веришь – оставайся тут, – отрезала «Афа». – Или пойди у Хозяев спроси.

Старуха исподлобья сверлила ее маленькими блестящими глазками. Растрепанные спросонья седые лохмы торчали во все стороны.

– А откуда ты знаешь, что велели делать Хозяева? Они Кро старшей поставили, не тебя. Кро, эй, Кро! – громко позвала она, будя всех, кто еще не проснулся.

Некоторые женщины, уже торопившиеся к выходу, остановились, прислушиваясь. Кро, которую предполагалось разбудить одной из последних, подняла взлохмаченную голову с шапкой мелких темных кудряшек и удивленно огляделась.

Что еще оставалось Сонку?

Внезапно перед глазами у Баны все поплыло, она стала заваливаться набок. Женщина, лежащая на соседнем тюфяке, взвизгнула и отпрянула, зато несколько других, наоборот, бросились к старухе.

Послышались испуганные, взволнованные голоса:

– Что это с ней?

– Ой, Бана умерла! Что теперь будет?

– Да нет, живая, сердце-то бьется, – воскликнула одна из женщин, сообразив приложить ухо к груди старухи.

– Что тут происходит? – закричала Кро, подходя.

Она была невысокая, тщедушная, с едва заметно выступающим животом, кривоватыми ногами и худыми руками. Балахон болтался на ней как на пугале. Горящие черные глаза ярко выделялись на фоне очень белой кожи. Острый нос и маленький, обычно плотно поджатый рот придавали ее облику что-то птичье.

Пауки действительно назначили Кро старшей – по причине скверного характера и неуемного желания верховодить. Однако женщины терпеть ее не могли и пакостили при каждом удобном случае. Чего они только не вытворяли! Когда она обращалась к ним, нередко прикидывались глухими или дурочками. Подкладывали в тюфяк дохлых крыс, как бы нечаянно опрокидывали чашку с питьем или миску с едой, а однажды ночью облили ей лицо соком скумпии, отчего кожа у Кро пожелтела и воспалилась. Все это, конечно, делалось втихомолку, так, чтобы старшая не могла установить виновных и пожаловаться Хозяевам. Впрочем, этого можно было почти не опасаться. Кро трепетала от страха перед ними не меньше остальных и понимала, что если будет слишком досаждать, они, не задумываясь, прикончат ее. Или уж, во всяком случае, решат, что она не справляется со своими обязанностями, и назначат другую старшую.

Несмотря на тщедушное сложение, голос у Кро был на удивление пронзительный и визгливый – теперь уж точно проснулись все. Сонк глазами хамлика – «Афы» оглядел пещеру – в ней оставалось около двадцати женщин. Много, слишком много! А между тем разъяренная физиономия старшей не предвещала скорого разрешения конфликта.

Не обращая внимания на вопрос Кро, «Афа» приказала женщинам, поддерживающим Бану:

– Выносите ее наружу. Да шевелитесь! На свежем воздухе она быстрее придет в себя!

Сонк немного «подтолкнул» тех, к кому она обращалась, и они тут же поволокли старуху к выходу, с любопытством оборачиваясь – интересно же, чем закончится стычка.

– Ну, что вылупились? – обратилась «Афа» к остальным, игнорируя Кро, которая от такой наглости вся пошла пятнами и воинственно сжала кулачки, точно собиралась наброситься на соперницу.

А вот драки ни в коем случае нельзя допустить! Несмотря на всю достоверность облика «Афы», физическое соприкосновение с ней могло привести к совершенно непредсказуемому результату. Кто знает, как поведет себя Кро, если ее кулак угодит в пустоту или наткнется на пушистое тельце Вассы?

– Уходите домой! – продолжала «Афа». – Хозяевам стало известно, что здесь вот-вот должно произойти землетрясение. Гора, – она повела руками по сторонам, – обрушится, и все, кто внутри, погибнут, а…

– Что? Какое еще земля… трясение? Что ты выдумываешь? – перебила ее Кро.

Сонку было известно из того же источника, из сознания Мо и Рапа, что жителям этого острова ни разу не приходилось переживать землетрясение. В сейсмическом отношении – на диво спокойный клочок суши. А то, о чем знали, пусть даже понаслышке, их предки, успело выветриться из памяти нескольких последующих поколений. Однако тут Владыке неожиданно повезло.

– Ой, ой, ой! – резво вскочив, закричала одна из женщин. – Я знаю… Мне бабушка рассказывала, а она от своего деда слышала… Это когда земля дрожит, трещинами идет, и все падает, в эти трещины проваливается, и люди, и…

Последние слова она выкрикивала уже на бегу. Остальные женщины, громко вопя, присоединились к ней – на выходе даже образовался затор.

Кро попятилась, испепеляя «Афу» ненавидящим взглядом.

– Ты все выдумала, признайся? – прошипела она. – Решила нас всех погубить, да? Зачем, скажи, Афа? Смотри – тебе ведь тоже не уцелеть.

В этот момент мимо вальяжной походкой спокойно прошла к выходу совсем молоденькая женщина, последняя, кроме самой Кро и «Афы». Сдобная, белотелая, с румянцем во всю щеку, длинной растрепанной косой пшеничного цвета и бойкими голубыми глазами, она принадлежала к числу тех немногих беременных женщин, кого заметная выпуклость живота нисколько не портила. И только она одна задала вопрос, которого Сонк все время опасался. Указав пухлым пальчиком на шарики, плавающие под потолком, женщина спросила с веселым удивлением:

– Афа, а это что такое? Откуда? «Афа» прищурилась:

– Ох, погубит тебя когда-нибудь любопытство, Вора, попомни мои слова. Бежим! Молодая женщина улыбнулась и неспешно проплыла к выходу.

«Сонк, пауки почувствовали, что с женщинами что-то неладно, – зазвучал в сознании Владыки голос Ретана. – Одного послали к вам, он только что вышел из своей пещеры и…»

«Прикончите его, – ответил Сонк. – Я сейчас освобожусь».

Однако Кро все еще не покинула пещеру! Она переводила недоуменный взгляд с «Афы» на сверкающие шарики под потолком и явно чувствовала, что здесь что-то нечисто. Более того – старшая даже сделала несколько шагов в сторону «Афы» и открыла было рот, собираясь что-то сказать, но…

«До чего же настырная», – подумал Сонк. У него больше не было ни сил, ни времени, ни желания с ней возиться.

По правде говоря, то, что он сделал дальше, доставило ему даже некоторое мстительное удовольствие.

По его мысленному приказу Васса сбросила обличье Афы.

На том самом месте, где всего мгновение назад стояла высокая статная женщина, перед потрясенной Кро возник диковинный, никогда не виданный прежде зверь: огромный – так ей с перепугу показалось, – черный, с мерцающими в полумраке пещеры зелеными глазами, клыкастой красной пастью и кожистыми крыльями. Чудище бросилось на нее.

Раздался душераздирающий визг, Кро точно ветром сдуло. И долго еще, пока она неслась вниз по склону, в воздухе звенел ее медленно стихающий крик.

А Васса черной тенью неслышно выскользнула из пещеры и помчалась туда, где ее поджидал «папа Ретан».

-22-

– Капитан! – еле слышно произнес Ретан и указал на крупного паука, который, выбравшись из темного отверстия в скале, быстро понесся по тропинке в сторону пещеры, где обитали женщины.

Ферн поправил маску и, сжимая в руке топор, слился со скалой. Небольшая площадка, на которой все они расположились, находилась чуть в стороне от тропинки – удобная позиция для неожиданного нападения.

Паук приближался, по-прежнему не ощущая присутствия чужаков, накрытых защитными «зонтиками», но видя, как последние женщины выбегают из пещеры и устремляются вниз по склону. Это было настолько чудовищно, настолько… невозможно, что он даже не пускал пока в ход главное свое оружие – «кнут» беспощадной, убийственно злобной воли, способной запросто свалить беглянок на месте. Абсолютно убежденный в том, что виновным, куда бы и с какой бы скоростью они сейчас ни бежали, не удастся уйти от расправы, поначалу паук считал необходимым выяснить, что тут, собственно говоря, происходит. Скорее всего, этих тупых самок что-то напугало, но каким образом это «что-то» могло проникнуть в их пещеру, ускользнув от внимания его собратьев? И если все же каким-то чудом это произошло, почему старшая тут же не прибежала к ним, как ей было приказано в случае малейшего отклонения от заведенного порядка? Нет, похоже, старшая и в самом деле никуда не годится. Некоторые пауки считали ее неглупой – насколько это слово вообще применимо к людям. Другие чувствовали, что она терпеть не может себе подобных, что вызывало у пауков симпатию – насколько это слово было применимо к паукам. Третьи же, время от времени зондирующие сознание самок, уже давно пришли к выводу, что ее нужно заменить. В характере самих пауков было заложено беспрекословное повиновение и почтение по отношению к вышестоящим. Только такое положение вещей казалось им естественным и правильным. Однако складывалось впечатление, что человеческие самки почитают свою старшую меньше, чем кого бы то ни было, и слушаются ее указаний лишь постольку, поскольку, по сути, они исходят от Хозяев.

Впрочем, что с них взять? И какая, в конце концов, разница? Важно, чтобы соблюдался порядок и самки продолжали регулярно поставлять стареющим Хозяевам одно из самых лакомых блюд – нежную плоть своих новорожденных детей, с ее вкусной, ароматной кровью, насыщенной бьющей через край жизненной энергией.

Здешние пауки хотели прожить как можно дольше. Именно поэтому, понимая, что «стадо» весьма ограничено по количеству «голов», они вот уже много лет назад по общему согласию решили отказаться от воспроизводства себе подобных. Молодняку потребовалось бы много пищи, а ее и так едва хватало. Среди пауков бытовало мнение, что каждый съеденный новорожденный младенец продлевает жизнь на годы.

И вот теперь безмозглые самки с визгом разбегались, а их старшая…

Это была последняя мысль, мелькнувшая в сознании паука. На него обрушилась серия мощных ударов, расколовших голову, точно орех. Восьмилапый успел издать лишь короткий сиплый всхлип – и выплеснуть в пространство мощный ментальный крик ужаса и боли, мгновенно взбудораживший собратьев в пещерах. Обливаясь кровью, мохнатое тело рухнуло на тропу и, не удержавшись, покатилось вниз по склону. Однако Вьянко почувствовали – точно так же, как и пауки, – что жизнь уже покинула его.

На мгновение пауки в своих пещерах оцепенели. Кто-то напал на Хозяина и убил его! Такого не случалось ни разу за всю многолетнюю историю совместного проживания на острове пауков и людей. Неслыханно! Невероятно! Пауки бросилась на выход, источая злобу, ненависть и горя желанием расправиться с безумцем, посмевшим поднять руку на Хозяина.

Однако их остановил окрик повелительницы.

-23-

Пещера Самой Первой Самой Хитрой Самой Решительной располагалась в глубине горы. Не слишком большая, но уютная – по понятиям пауков. Всюду под разными углами тянулись пыльные многослойные тенета – в виде полотнищ или скрученных, переплетенных веревок, похожих на лениво покачивающихся змей. Стены и пол заросли мхом, воздух насыщен едким запахом.

Повелительница обитала здесь вместе со своими ближайшими помощницами, которых когда-то насчитывалось двенадцать, а теперь осталось только девять. Она была старше всех, но ничуть не сомневалась, что переживет и остальных. Ей единственной вот уже много лет предоставлялась привилегия питаться исключительно человечиной. Остальным это лакомство доставалось лишь изредка. В основном приходилось довольствоваться еще неистребленной мелочью вроде крыс, а еще птицами и рыбами. Диких птиц становилось все меньше – они облетали остров стороной. Зато рыбы было вдоволь, и ловить ее постепенно стало одной из главных обязанностей людей. Кое-кто из пауков сам пристрастился к рыбалке – как тот первый бедолага-дозорный, выпавший из паутины, уничтоженной плевицей, и канувший в темной воде. Новорожденных младенцев – главный источник жизненной энергии – помощницы Повелительницы получали по очереди, но каждый второй доставался ей самой.

И все же дело было не только в гастрономических привилегиях, но и в необыкновенных даже для пауков силе духа, воле и жажде жизни, присущих Повелительнице. Кроме того, она обладала редкой сообразительностью и живостью ума – качествами, тоже в целом не слишком характерными для пауков. Ум среднего паука довольно ленив, что объясняется самой их природой: они не столько охотятся и ищут, сколько ждут, пока добыча сама угодит в их сети. Но здесь, обитая в замкнутом, небольшом пространстве и, главное, имея в своем распоряжении ограниченное по численности «стадо» – как людей, так и прочей живности, – необходимо было активно шевелить мозгами, чтобы уцелеть.

Повелительница умела это делать очень даже неплохо. Именно она продумала и организовала систему воспроизводства человеческого «стада».

Для этого не требовалось много мужчин, и потому все лишние были истреблены, а из оставшихся до старости не доживал никто. Пауки вообще относились к оставленным на племя мужчинам странно – они как будто не замечали их. Никогда не обращались к ним даже с приказаниями и вообще не вступали ни в какие контакты. К примеру, рыбу ловили, в основном, мужчины, но относили ее паукам женщины, и именно они подвергались наказанию, если ее оказывалось мало. Женщины в глазах пауков имели хоть какую-то ценность. Однако и они, в подавляющем большинстве, умирали, не дожив до преклонного возраста. Все было очень просто – если женщина не рожала три года подряд, ее съедали. Из новорожденных мальчиков жизнь даровалась единицам, среди девочек выживало гораздо больше, но тоже далеко не все.

Если бы Повелительница в свое время не остановила процесс бесконтрольного поедания людей, очень может быть, что теперь пауки вынуждены были бы перейти исключительно на рыбу, в которой не было главного – горячей крови. Так же мудро Повелительница распорядилась и домашней живностью людей, в результате на острове практически у каждой женщины имелось несколько коз, в изобилии водились утки и куры. Они тоже попадали на трапезу к паукам, но по строго определенным нормам – чтобы человеческое «стадо» выполняло свою главную функцию, оно должно было хорошо питаться.

От Повелительницы же исходило неожиданное для многих пауков предложение отказаться от продолжения рода. В общем, она была умной, хваткой и правила своими подданными железной рукой… точнее, лапой. У входа в ее пещеру всегда стояли на страже два паука из числа наиболее молодых и сильных. Несколько других, тоже входящих в личную охрану, находились в соседнем помещении, готовые по первому зову выполнить любое поручение или, если понадобится, защитить Повелительницу ценой собственной жизни. И хотя до сих пор необходимости в этом ни разу не возникало, установленный порядок оставался неизменным.

Когда стало ясно, что с человеческими самками творится что-то из ряда вон выходящее, Повелительница сразу же связала это с недавним необычным поведением одного из дозорных. Она снова призвала к себе ту помощницу, которую посылала проверить, все ли в порядке, и тут обратила внимание на некоторые странности в ее поведении – таким образом дало о себе знать эхо грубого вмешательства Сонка в сознание паучихи.

К тому времени никто из пауков уже не спал, все были встревожены и обеспокоены – кроме этой помощницы. Она пребывала в состоянии удивительной безмятежности и даже тихой, блаженной радости. На вопрос же Повелительницы, что с ней такое творится, ответила, что, дескать, спасибо за беспокойство, с паучатами все в порядке. У Повелительницы шерсть на теле встала дыбом – может быть, впервые за всю долгую жизнь ей стало по-настоящему страшно. Сигнал тревоги, уже громко звучащий в ее душе, теперь завыл сиреной.

– Что ты такое мелешь?! – спросила она. – Какие паучата?!

Помощница искренне удивилась вопросу, а потом внезапно, закатив глаза, осела на пол.

Попытавшись войти в соприкосновение с ее сознанием, Повелительница обнаружила вязкую пустоту. Ей стало ясно – на острове объявился враг. Очень странный, очень коварный и очень могущественный. А может быть, только странный и коварный, но не такой уж и могущественный?! Просто застал врасплох?

И тут все пауки услышали ментальный вопль своего собрата, убитого капитаном Ферном. Многие из них бросились к выходам из пещер, но Повелительница остановила их резким окриком.

Прежде следовало выяснить, рассудила она, с кем они имеют дело. И нужно сделать все, чтобы враг не проник в пещеры, где пауки находились в относительной безопасности. Последовал приказ – немедленно заблокировать все входы и выходы, поставить около каждого и по всем коридорам стражей и ждать дальнейших распоряжений; советникам прибыть в главную пещеру на совет.

Как всегда, пауки подчинились беспрекословно, однако Повелительница чувствовала, что они напуганы и растеряны. Она и сама испытывала смятение, несмотря на всю свою силу духа. Но ее изворотливый ум уже вовсю работал, прикидывая, как действовать дальше, кого и куда выслать на разведку, что предстоит…

Внезапно гулкая вибрация прокатилась по горе, заставив вздрогнуть всех находящихся внутри нее. И тут же повторилась снова, и снова, и снова, с каждым разом все сильнее.

Пауки абсолютно глухи, им не дано было услышать звук, породивший это явление. Голос, в котором, казалось, не было ничего человеческого, выводил мелодию, заставляющую трепетать всю землю. Сначала едва слышно, потом все громче, все мощнее. Низкий басовый рокот сменялся взмывающим ввысь тонким криком, похожим не те, что издают чайки над морем, а потом – сложными переливчатыми модуляциями все более низкого тона, заканчивающимися немыслимым по мощи рокотом.

Это пела Вьянко-Голос – Делина. Крошечная хрупкая фигурка на огромном валуне застыла с поднятыми к небу руками. Трудно поверить, но именно от нее исходила Песнь Разрушения, обращенная к горе. И по мере нарастания силы звука земля вздрагивала все сильнее.

-24-

Однако люди в низинной части острова услышали Песнь. Пораженные небывалыми звуками, по мощи сравнимыми разве что с проявлением стихии – воем ураганного ветра, грохотом грома, – они застыли на месте, тревожно глядя в сторону горы. Одни почувствовали головокружение и слабость, у других пошла носом кровь, или потемнело в глазах, или внезапно скрутило живот. Некоторые ощущения были общими для всех – мурашки, бегущие по всему телу; чувство, что вместе со звуками на них обрушилась волна холода, пробиравшего до самых костей; тяжесть в руках и ногах, сковывающая движения. Все почувствовали содрогание земли.

Даже на хамликов пение Делины действовало угнетающе. Они неподвижно распластались на траве у ног Ретана, точно придавленные невыносимым гнетом, и лишь изредка еле слышно поскуливали. Рядом с ними сидел капитан – он по опыту знал, что чем ближе к земле, тем легче ему будет. Вибрация заставляла трепетать каждую клеточку его большого, сильного тела. Рот свело, он наполнился горячей слюной, в голову будто ввинчивался острый бурав, под закрытыми веками полыхали разноцветные огни.

Вьянко стояли вокруг Делины, пристально глядя на гору. Удивительное пение почти не действовало на них, только Байя явно была потрясена: изумленно раскрыв рот, она, как завороженная, не отрывала взгляда от Делины. Юной Вьянко-Маске еще ни разу не приходилось своими ушами слышать Песнь Разрушения.

Пауки внутри горы испытывали ощущения, в какой-то степени схожие с человеческими, но более сильные, – обладая телепатическими способностями, они были открыты для непосредственного ментального воздействия. Однако и воля у них несравненно сильнее. Поэтому они быстро сбросили с себя оцепенение. Правда, толку-то! Они панически заметались, не зная, что делать, как спастись, поскольку не понимали, что происходит, и привыкли действовать, в основном, по приказу.

Вибрация мерно усиливалась, и постепенно гора начала поддаваться ее воздействию. В одном из переходов обрушился большой участок скалы, придавив двух пауков. Их предсмертную муку ощутили все остальные. Паника нарастала, а Повелительница по-прежнему хранила молчание. Она тоже ничего не понимала! И надеялась, что ужасающее явление вот-вот прекратится. Потом стены ее пещеры начали крошиться и сыпаться. Вслед за этим, вздымая клубы пыли, рухнул огромный кусок свода, погребя под собой ту самую помощницу, которая одной из первых ощутила на себе губительное воздействие врага и несла чушь о паучатах. И только тут до Повелительницы дошло, в какую ловушку все они угодили.

– Наружу, все наружу! – услышали наконец пауки ее ментальный приказ.

Но даже отдавая его, Повелительница понимала, что вряд ли это спасет подданных. Разве что… Может быть, все происходящее – природное явление?! И для неведомого врага – такая же неожиданность, как и для ее собратьев? Тогда еще оставалась надежда – не только на спасение, но и на то, чтобы поквитаться с коварным противником, нагло нарушившим их мирную, безмятежную жизнь. Словно костер, раздуваемый порывами ветра, ненависть полыхала в душе старой паучихи, с каждым мгновением разгораясь все сильнее. Рухнул еще один огромный пласт потолка, и в образовавшуюся дыру она увидела… небо! Бледное предрассветное небо, на котором уже едва можно было различить звезды.

– За мной! – крикнула Повелительница уцелевшим помощницам и советникам. И поползла к отверстию, от рваных краев которого продолжали отламываться и падать вниз большие куски породы. Стена крошилась под ее лапами, утрачивая твердость и превращаясь в песок. Все вокруг продолжало рушиться.

Внезапно в центре пещеры просел пол, увлекая за собой нескольких замешкавшихся пауков.

Повелительница слышала их предсмертные крики, так же, как и исходящие от других, гибнущих в переходах и пещерах, но, упрямо стиснув жвала, продолжала ползти.

Несмотря ни на что.

Несмотря на все усиливающуюся вибрацию.

Несмотря на едкую пыль, от которой слезились глаза и дышалось с трудом.

Несмотря на то что каменный обломок с огромной силой ударил ее в грудь, пронзив кинжальной болью, а другой придавил переднюю лапу, почти расплющив ее.

В конце концов, Самая Первая Самая Хитрая Самая Решительная выкарабкалась наверх и в сером свете зарождающегося дня увидела своих противников.

Люди, конечно, это были люди! И, конечно, они не принадлежали к «стаду», о чем свидетельствовала хотя бы их необычная темная одежда, прикрывающая все тело. Странно, но Повелительница воспринимала этих людей только обычным зрением, не ментальным. И было их, по крайней мере в поле ее зрения, всего несколько человек. Они быстро разбегались в разных направлениях, удаляясь от горы. Однако двое все еще находились неподалеку, у самого подножия. Один, стоя на высоком округлом валуне спиной к Повелительнице, держал на руках другого, голова которого безжизненно свешивалась.

«Ранен», – мелькнула у старой паучихи злорадная мысль. И, собрав воедино всю накопившуюся в душе отрицательную энергию, порожденную яростью, болью, гневом и ненавистью, она хлестнула этих двоих лучом своей несгибаемой воли.

И попала! Без сомнения, попала! Но результат оказался совершенно неожиданным – оба человека… исчезли! Мгновение назад они были тут, прямо под ней, – и вот их уже нет. Не убежали, не улетели – пропали, точно растаяли в воздухе.

Только тут Повелительница осознала, что отвратительной, сотрясающей все тело вибрации больше нет. Но нет и опоры под ногами. Скала, к которой припала брюхом Самая Первая Самая Хитрая Самая Решительная, рассыпалась в прах и заскользила вниз, увлекая ее за собой.

Песнь Разрушения сделала свое дело. Гора превратилась во взвесь мелкой пыли и камней, которая рухнула к подножию, погребая под собой уцелевших пауков и растекаясь между деревьями. Какая-то часть массы обрушилась в море, множество мелких частиц взлетели в воздух, образовав огромное мутное облако – будто здесь только что произошел мощный взрыв.

Все же несколько пауков чудом уцелели, расползлись в разные стороны, и Вьянко все утро ходили по острову, добивая их.

Похожая на дым пелена в воздухе была столь плотной, что даже взошедшее солнце выглядело сквозь нее лишь чуть более ярким пятном, а пауков приходилось отыскивать лишь по ментальному «запаху», который они излучали. Или на них можно было наткнуться случайно, в расчете на что и капитан, и Мэл присоединились к Вьянко – на корабле теперь, кроме крепко спящего Рикона, находились Делина и Ретан с хамликами.

Последний удар Повелительницы пауков задел Делину, когда та, закончив Песнь Разрушения и совершенно обессилев, упала на руки Хуару, только и ждавшего этого момента. Он тут же прыгнул вместе с ней на корабль, и там выяснилось, что Делина без сознания. Такое случалось с Вьянко очень редко и могло закончиться скверно – утратой способностей, к примеру.

К полудню, когда усилившийся ветер развеял пыльное облако, остров был свободен.


Загрузка...