Безводное море

Они работали быстро, несмотря на усталость, зная, что их безопасность зависела от побега от Дворца как можно дальше. Калвин трудилась, перебирала тростник, который сплетали дети, ни с кем не разговаривая. Порой она поглядывала на белые развалины Дворца на красном утесе. Отсюда людей не было видно. Ее совесть пылала из-за Чеда и придворных. Она могла помочь им сильнее? Верно ли было спасать детей ценой жизней придворных? Что сделал бы Дэрроу?

Голос Хебена прервал ее мысли:

— Калвин? Мы готовы попробовать.

Они потащили циновки к вершине обрыва. Патруля видно не было. Долина была плоской, как хлеб Меритуроса. Хейд чарами поднял первую палатку-парус, Вин сжал веревки.

— Готов! — крикнул он.

Калвин отклонила голову и спела легкий ветерок, но палатка-парус лишь трепетала. Мика добавила свой голос, ветер усилился, парус надулся, и циновка поехала по песку. Шада вскрикнула от радости и запрыгнула на циновку к Хебену и Мике, а Калвин Халасаа и Орон забрались на последнюю. Мика и Калвин направили ветер на юго-запад, вокруг гор между Дворцом паутины и Хатарой. Так они могли воспользоваться преимуществом плоских долин, где могли двигаться быстро.

Путешествие не было удобным, хоть и было быстрее, чем пешком или на хегесу. И хоть циновки были плотными, они не были проложены чем-то мягким, а земля часто была каменистой. Пассажиры вскоре обнаружили, что лучше сидеть на корточках, чем на пятых точках. На каждой циновке было по два хегесу, и им не нравилось ощущение полета над песками, они недовольно блеяли. Все силы уходили на то, чтобы удержать их.

Двум колдуньям ветра приходилось петь ветер для трех парусов, и они страдали от этого. Даже если три циновки ехали в ряд, края ветра поднимали достаточно песка, который хлестал по глазам, и вскоре у всех на лицах были повязки. Хорошо было, что паруса-палатки давали тень от палящего солнца. После дней в прохладе Дворца паутины Калвин забыла, каким жестоким может быть солнце.

Они остановились перед наступлением ночи. Они не искали место для лагеря — пустыня везде была одинаковой. Мика и Шада ушли искать топливо для костра, но вернулись с жалким свертком.

— Это нас не согрет, — сказал Хебен, — но с навозом хегесу нам хватит, чтобы испечь хлеб, — он присел у костра и умело замешал муку и воду на горячем камне. Дети собрались неподалеку и жадно терзали хлеб, как только он испекся.

Калвин села в стороне и тихо спела немного снега, чтобы наполнить фляги. Воздух был очень сухим, работа была непростой. Халасаа опустился рядом с ней и прижался лбом к коленям. Его волосы повисли вокруг лица, как рваная занавеска.

— Халасаа? Ты в порядке?

Он поднял голову и попытался улыбнуться.

Я устал. И мне не нравится это место.

— Знаю. Интересно, как долго до Хатары?

Слишком долго.

Калвин с тревогой посмотрела на друга.

— Поешь что-нибудь, — попросила она. — И отдохни. Конечно, ты устал после этих дней.

Орон подошел к ним, протянул руку.

— Я порезался о траву.

— Дай Халасаа отдохнуть, — резко сказала Калвин. — Порез не глубокий.

— Порезы от сухой травы неприятные, — пожаловался Орон. — Я мог бы промыть водой, но ее тут не найти.

— Я спою тебе сколько угодно воды, — сказала Калвин, но Халасаа попытался встать на ноги.

Я исцелю порез, — он прижал ладони к руке Орона, но его пальцы двигались вяло, а обычно их было плохо видно из-за скорости.

Лицо Калвин обгорело на солнце, но она не просила Халасаа исцелить ее.

«Завтра буду осторожнее», — подумала она.

Ночью они забрались в палатки для сна. Дети сгрудились вместе, как щенки, чтобы согреться. Калвин лежала без сна рядом с Халасаа, слушая неровный ритм его дыхания во тьме. Она робко позвала его разумом:

«Халасаа. Ты спишь?».

Я не могу спать, — раздался ответ.

«Почему? Мы тут в безопасности, и Хебен на страже».

Я боюсь своих снов.

Даже тревожась, Калвин ощущала восторг от того, что могла говорить с другом в его стиле.

«Расскажи мне».

Голос Халасаа донесся до нее с неохотой:

Я тебе покажу.

Калвин смотрела во тьму, он вкладывал картинки в ее разум. Она видела глазами Халасаа, шла в его сильном теле.

Она была в пустыне ночью, была совсем одна. Три луны скрылись за облаком, было сложно видеть. Во все стороны тянулась пустошь, испещренная сухой травой и булыжниками. Холодный воздух был неподвижен, трава словно была сделана из камня.

Очень тихий шепот, она ощутила движение за собой. Она развернулась в теле Халасаа с его ощущениями, и она знала, как и он, откуда звук. Он говорил об убитых лесах. И теперь она слышала стоны боли деревьев, голоса бесконечной пытки. И она понимала, что, как река была из капель воды, так земля была сделана из деревьев и зверей, паутины живых существ, и когда жизнь на земле убивали, сама земля умирала в медленной агонии…

— Нет! — Калвин резко села в темной палатке, не замечая, что кричала. Мика забормотала у ее ног и перевернулась во сне.

Темные глаза Халасаа сияли в тени.

Не стоило тебе показывать.

«Нет… нет, ты был прав, — Калвин снова легла. — Но это лишь сон. Он не может вредить тебе».

Может, — Халасаа встал, укутался в длинное пустынное одеяние. — Я посторожу снаружи.

Калвин долго лежала без сна, но он не вернулся.

На четвертый день, вскоре после полудня, Халасаа коснулся руки Калвин, пока она направляла циновку. Она не перестала петь, но взглянула на него.

«Что такое?».

Неподалеку люди.

Калвин не могла перестать петь, чтобы сосредоточиться на ощущении жизни.

«Это солдаты?».

Халасаа слабо улыбнулся.

Не знаю.

Калвин махнула Мике остановить ветер. Циновки остановились друг за другом, дети и хегесу упали на них.

— Что такое? — крикнул Хебен.

— Неподалеку люди, — Калвин закрыла глаза и выпустила нити осознания. Напряженная, сначала она ничего не ощущала. Она открыла глаза и увидела Халасаа, глядящего на нее. Он мягко указал своими тонкими руками. Медленно. Она поняла и снова закрыла глаза, в этот раз притихнув, готовая слушать, а не рыская в тревоге. Она послала разум, словно полетела над пустыней, как ястреб на потоках ветра.

Через миг ее глаза открылись.

— Большой отряд, человек пятьдесят. Мужчины, женщины и дети. И… — она слабо улыбнулась, — хегесу. Много хегесу.

— Пастухи, — сказал Хебен. — Мы в землях Ибет.

Вин поднял глаза.

— Я — сын Ибет.

Хебен строго посмотрел на него.

— До сих пор? Твой народ не прогнал тебя?

Вин гордо поднял голову.

— Нет. Меня украли. Отец с братом поссорились. Дядя выдал меня солдатам и волшебникам.

Калвин вздохнула. Войны и склоки не прекращались во всем Тремарисе? Народ против народа, как Балтимар и Ренган, Клан против Клана, жители пустыни против жителей города, волшебники, мятежники, солдаты и придворные боролись друг с другом. Даже в одной семье брат был против брата.

Она сказала:

— Группа недалеко на юге. Нам скрыться или пойти к ним?

— Нам нужна еда, муки почти нет, — сказал Хебен. — Ибет суеверны, верят в волшебные силы. С ними можно договориться.

— Я их вижу! — закричала Мика, прикрывая глаза. — Я могу учуять их!

— Это хегесу, — сказал Хейд, который опекал шестерых хегесу. Калвин ощущала терпкий запах, как в загонах коз в Антарисе. А потом она услышала звон колокольчиков стада, они приближались.

Когда двум группам стало видно друг друга, пастухи остановились. Пару мгновений все ждали, глядели. Дети убрали ткань с лиц, чтобы их было видно, чужеземцы поспешили сделать так же. И Вин пошел вперед с Хебеном. Они протянули руки, показывая, что без оружия, и вожак кочевников пошел навстречу. Они быстро поговорили, и Хебен вернулся.

— Я сказал им, что у нас есть маги железа и ветра, целитель и та, что поет воду из воздуха. Вожак сказал, если мы наполним их фляги и починим палатки, нам дадут мешок муки. И… — Хебен робко посмотрел на Халасаа. — Среди них больная женщина. Ты можешь ей помочь?

Не узнаю, пока не увижу, — терпеливо ответил Халасаа, но Калвин показалось, что его плечи чуть опустились, пока он шел к пастухам.

— А я никак не могу помочь им? — возмутилась Мика. — Им не нужен маг ветра?

Калвин улыбнулась.

— Можешь принести их фляги.

— А в море я была бы самой ценной, — пробормотала Мика, уходя.

Две группы разделились, и Вин сообщил новости.

— Они не знали о смерти императора и разрушении Дворца, но видели много солдат, собравшихся в долине Мартек, готовые к маршу. В шахтерских городах на берегу бунт. Мятежники захватили Гил и Фейн и говорят, что хотят дойти до Дворца паутин.

— Они толком ничего не найдут, — мрачно сказал Хебен.

— Мы можем направить их к Черному дворцу, — сказал Орон. — Пусть разобьют его, — Калвин поежилась, глядя на его мрачное лицо, он закрывался ото всех.

Она мягко спросила у Вина:

— У пастухов есть новости о твоей семье?

— Они предлагали отвести меня к отцу. Я отказался. Я хочу сначала помочь вам, хочу, чтобы Черный дворец пал, как Дворец паутины.

Калвин молчала. Вскоре они продолжили путь, они не могли больше говорить. Но за день ее тревога выросла. Она думала, что в Черном дворце они спасут детей, но боялась, что Вин и остальные решат отомстить за страдания. Может, даже исцеление Халасаа не могло прогнать это желание.

Той ночью Орон пробормотал Вину:

— Стоило пойти с ними! Твой Клан хоть примет тебя! Мой — никогда… — он замолк так же внезапно, как и заговорил.

Вин молчал, он вскоре отошел от мальчика, словно мог заразиться от него. Отказ Клана был такой большой неудачей, что даже эти дети не могли этого простить. Калвин прошла к одиноко сидящему Орону и протянула ему свою флягу. Он взял ее и выпил, но не оторвал взгляда от земли, не поблагодарил ее.

На пятый день стало видно горы, тень на юго-востоке. Если бы дети-колдуны не сказали ей, что то были горы, Калвин приняла бы ту тень за игру света.

— Еще далеко, Шада? — спросила она, когда они остановились передохнуть и спешно поесть. — Сколько дней пути между Хатарой и Дворцом паутины? Ты помнишь?

И тут же разгорелся спор:

— Десять дне и ночей на хегесу.

— Нет! Дольше! Примерно месяц.

— Но мы пришли через горы, балда. Их долго обходить.

— Но мы передвигаемся быстрее, чем с ним.

— Все равно еще далеко.

— Откуда ты знаешь, Вин, ты весь путь спал на спине хегесу…

Калвин скривилась и передала флягу Вину. Под глазами мальчика пролегли тени, он уже три раза уронил парус в этот день.

— Выпей, — сказала она. — Почему тебе не поменяться с Ороном? Перебирайся к нам с Халасаа. Так тебе будет проще.

Вин замешкался, но согласно кивнул.

Хейд подоил хегесу на рассвете, но молока хватило только каждому на кислый освежающий глоток.

— Им не нравится путешествие вот так, Калвин. Если так продолжить, молоко вообще пропадет.

— Мы должны так лететь, пока можем. Если земля станет грубее, мы их бросим.

— Без их молока можно зарезать хегесу и съесть!

— Если придется, — сказала Калвин и игнорировала потрясенные взгляды Хейда и Хебена. Хейд провоцировал ее, но не ожидал, что она воспримет его всерьез. Для жителя пустыни хегесу живыми были намного ценнее, чем мертвыми. Убивать зверя, что давал молоко, шерсть и навоз, перевозя при этом, ради одного ужина мясом было глупо. Калвин понимала это, но они не могли все время носить хегесу с собой. В этой части пустыни было больше сухой травы, чем арбека, пастись тут не выйдет. А дети, хоть и храбрились, слабели, особенно Вин, и она переживала за Халасаа. Он постарался помочь женщине Ибета. но вернулся уставшим. Теперь он сидел, склонив голову. Его ладони, обычно такие выразительные и полные жизни, свисали над коленями, он даже не убирал мух, летающих перед лицом. Наверное, он слушал муки земли.

Но, возможно, стоны духов деревьев были лучше тяжелого беззвучия пустыни. Не пели птицы, не шуршала трава, не журчали ручьи, даже не дышал тихо ветер, пока они с Микой не призывали его. Почти год Калвин на борту или возле берега моря. И только когда этот успокаивающий шум пропал, она поняла, как полюбила его.

С дрожью в руках она заткнула флягу пробкой. Она скучала по морю, острову, Дэрроу, Тонно и Трауту. Странно, но она скучала и по Мике. Та все время проводила с Шадой. Хоть Шада была на пару лет младше Мики, старшая девушка защищала ее, они шептались и хихикали, как новенькие в Антарисе, а Калвин была в стороне. Калвин знала, что не должна была обижаться или ощущать одиночество, но это было.

Как Халасаа, она видела кошмары, один и тот же сон: что она искала Дэрроу в развалинах Дворца паутины, отчаявшись, боясь, что найдет его мертвым. И во сне снова и снова она находила не Дэрроу, а тельце Чеда, или Амагис безжизненно улыбался ей.

— Калвин… — это был Хебен.

— О, что теперь?

Он проигнорировал ее раздраженный тон.

— Я смотрел в трубу. Что-то движется по долине с востока. От гор.

— Солдаты?

— Не думаю, — он вручил ей трубу. — Похоже на васунту.

Сначала она видела только облако пыли вдали, направляющееся к ним. А потом силуэты в пыли стали полосатыми мускулистыми телами, что двигались быстро, опустив головы. Калвин опустила трубу.

— Их не меньше тридцати.

Хебен мрачно кивнул.

— Большая стая. Надеюсь, мы их обгоним.

— Мы попробуем, — сказала Калвин, и Хебен позвал всех занять циновки.

Калвин порой проверяла, где стая. Казалось, васунту двигаются на запад, не зная о группе на циновках. Но к вечеру их курс стал понятен. Стая двигалась им наперерез. Хебен остановил их воплем.

— Калвин, что скажешь? Нам продолжать попытки оторваться от них?

— Ты знаешь о васунту больше меня. Что думаешь?

— Они чуяли нас, так что не отстанут, — Хебен прижал к себе Шаду.

— Они могут чуять смерть, — сказал Орон, глядя на Вина, который едва поднимал голову.

Послышался слабый голос Вина:

— Оставьте меня. Пусть съедят меня. Это даст вам время.

— Не говори ерунды, — резко сказала Калвин. — Мы никого не бросим.

— Одного мальчика уже бросили, — сказал вяло Орон. По традиции Меритуроса он не называл имя умершего Чеда. — Почему не Вина?

Калвин задели его слова, но она скрыла эмоции.

— Молчи! — закричала Шада. — Они спасли нас! Думаешь, они скормят нас васунту?

— Мы можем оставить им хегесу. Это их удовлетворит, — предложил Хебен, но Калвин видела его неохоту. Калвин повернулась к Халасаа.

— Ты знаешь, что они хотят? — он вяло поднял голову.

Они хотят зла.

— Тогда мы должны быть готовы защищаться, — мрачно сказал Хебен. Остальные смотрели на него, некоторые с доверием, другие с опаской, некоторым было все равно от усталости.

Только Орон был недоволен.

— Защищаться? Чем? У нас даже оружия нет. Васунту ненавидят огонь, но нам нечего жечь.

— Халасаа может говорить со зверями, — сказала Калвин. — Он сможет их отогнать… — но Халасаа тихо сказал только ей:

Сестра, я не могу. Я слышу их мысли, но не могу отогнать их от нас.

Орон не слышал его слова, но увидел, как Халасаа покачал головой.

— Он не может помочь! Что там делать? Сдуть ветром?

Мика нависла над Ороном.

— Хочешь, опробую на тебе? — рявкнула она. — Калвин может отогнать их. Вот увидите! Да, Кэл?

Мика повернулась к ней, сияя доверием и надеждой, и Калвин задержала дыхание.

— Да, — сказала она с дрожью. — Хебен, я немного знаю Силу зверей, магии, что приручает животных. Может, я удержу их.

Хебен кивнул.

— Хорошо, — сухо сказал он и начал командовать. — Хейд, Шада, соберите хегесу вместе. Мика, Вин, Халасаа, поставьте циновку кругом, мы растянем палатки между ними. Вин? Слышишь меня? Орон, собери камни. Ты ведь умеешь бросать камнями?

— Васунту не боятся камней, — возразил Орон, но послушался.

Пока остальные готовились, Калвин смотрела в трубу, как приближается облако красной пыли. Ее сердце билось так же быстро, как двигались лапы васунту. Если она не сдержит их, если магия не сработает, они станут беспомощной добычей для сильных челюстей с острыми зубами. Орон был прав, камни не отгонят их надолго. Тарис, дай мне сил! Но лун не было видно, и Калвин ощущала, словно Богиня была далеко.

Циновки были составлены кольцом, палатки стали барьером между ними. Калвин чуть не плакала от их жалкой защиты. Хейд и Вин опустились в центре круга, пытались успокоить хегесу, но звери ощущали приближение хищников, дергались на веревках и истерично блеяли. Дети стояли с грудами камней у ног и парой булыжников в руках. Мика поймала взгляд Калвин, улыбнулась ей. Калвин ответила улыбкой, почти рыдая.

— Васунту, — позвала она. — Васунту.

Они пришли в сумерках, когда тени были длиннее всего, когда холодный воздух окутал долину. Они прибыли тихо, уже не бежали, а медленно крались, беззвучные на красной земле, опустив головы. Их золотые глаза не мигали. Следили за ней.

Орон взмахнул рукой для броска.

— Рано! — рявкнул Хебен, васунту зарычали, предупреждая их. Хегесу безумно блеяли, вставали на дыбы и закатывали глаза. Васунту тихо рычали, и Калвин узнала чары железа. Ее голос застрял в горле. Они следили за ней, детьми, Микой, Халасаа, Хебеном. Они с тревогой поглядывали на крадущихся зверей и нее. Люди и звери ждали ее хода.

Калвин запела.

Зазвучала древняя песня, которую она считала песней пчел. Калвин медленно поворачивалась, пока пела, направляя чары на зверей, что крались снаружи их хрупкого круга. Она пыталась оттолкнуть их магией. Она подняла руки, как в Антарисе, собирая силу из воздуха, лун, неба, царства Богини.

Но что-то было не так. Чары были слабыми, не впивались. Остальные не знали об этом. Хебен и Мика смотрели с опаской, но уверенно, некрепко сжимали камни в руках. Но васунту знали, и, может, Халасаа, хоть его глаза были закрыты, когда она взглянула на него, и он покачивался, был далеко от нее.

Васунту наступали. Круг вдруг стал теснее. Угрожающее рычание перебивало ее песню, ее чары не затронули их. Они парили сверху, как дым.

«Богиня, помоги мне! — Калвин глубоко дышала, пытаясь наполнить силой древние слова. Кольцо янтарных глаз окружало их, насмехаясь над ней. Васунту скалили зубы; что блестели в свете уходящего солнца. Они были очень близко, и жаркое дыхание наполняло воздух. Калвин услышала за собой всхлипы одного из детей. Магия не удерживалась, сила текла между нот, как вода сквозь невод, как песок сквозь ее пальцы. Вот и все. Она звала Богиню в ее царстве между звезд. Но эти чары принадлежали земле, жизни в ней, и сила должна была идти оттуда. — Тремарис, Меритурос, мать васунту, дайте мне сил!» — Калвин вдохнула, тянула силу из пяток в тело, в песню, и тогда она ощутила, что все стало правильным. Васунту слышали ее. Она смотрела в их янтарные глаза, сильные и властные, и ощущала, что понимала древние слова, значение которых рассеялось поколения назад:

— Слушайте, звери, выполняйте!

Займитесь своим делом.

Успокойтесь на своем месте,

И я вас не трону.

Она пела, и васунту тонко скулили. Они уже не крались, Калвин видела, как они сидели в угасающем свете, свесив языки. Она вспомнила яростных крылатых аракинов Диких земель, как они отвечали на ее песню, а теперь так делали васунту. Они подняли морды к небу и завыли с грустью и достоинством, показывая белых мех на шеях. Их вой заполнил ночь.

Один за другим, они опустили головы и ушли в разные стороны, пропали во тьме. Последний исчез, и песня Калвин утихла. Она упала на колени, прижалась головой к земле и рыдала, словно разбивалось ее сердце.

— Калвин! Калвин! — Шада обвила руками ее шею. — Почему ты плачешь? Все хорошо, они ушли. Они убежали!

Калвин не могла ответить, ее сотрясали всхлипы.

— Оставь ее! — услышала она яростный шепот Мики, отодвигающей Шаду. — Пусть плачет.

Слезы лились и лились. Калвин не сдерживалась. Она лежала там беспомощно, содрогаясь от рыданий. Она хотела ощутить руки Дэрроу вокруг себя, и ее охватила волна гнева. Где он был? Он должен быть рядом с ней, помогать…

Она ощутила теплый вес ладони на плече, и она развернулась, почти поверив, что Дэрроу улыбнется ей. Но на нее смотрели затуманенные глаза Халасаа.

Идем.

Слишком устав для вопросов, она вытерла глаза и пошла за ним. Он повел ее из кольца палаток к низкому камню в тени сумерек. Орон напряженно сидел на земле рядом с ним, глаза были большими от шока. Его изорванная одежда потемнела от крови, и Калвин робко подняла ткань. Нога мальчика была распорота от колена до лодыжки, растерзанная зубами васунту.

Калвин закрыла глаза от вида, у нее почти не было сил на переживания. Она заставила себя спросить:

— Что случилось?

Она говорила с Халасаа, но ответил Орон:

— Я… побежал за ними, — мальчик запинался, его ладони дергались на красной земле. — Бросил… камень. Укусил… меня.

Халасаа опустился рядом с Калвин.

Я не могу исцелить его.

«Что? — страх пронзил Калвин сильнее, чем рядом с васунту, и она инстинктивно заговорила мыслями, не желая еще сильнее пугать Орона. — О чем ты?».

Я пытался. Мне не хватает сил.

«Ты пытался, ладно. Мы перевяжем ногу. Ты можешь попробовать снова, когда отдохнешь».

Столько отдыха ты мне не дашь, — Халасаа впился в нее взглядом. — Ты должна исцелить мальчика.

— Я? — Калвин не сдержалась.

«Но я не могу! У меня нет этой силы, я не знаю, что делать!»

Я покажу. Но магия должна идти из тебя.

«Я не могу, Халасаа! Как? Сила становления — дар древесного народа, не Голосов».

Халасаа обхватил ее ладони, перевернул их, некрепко сжимая.

Ты говоришь как древесный народ. Ты говоришь со зверями. Может, получится и танцевать, — Халасаа опустил ее ладони на зияющую рану на ноге Орона. — Ощути поток реки в мальчике. Чувствуешь?

У Калвин не осталось сил на споры. Она утомленно оставила руки на ране. Она ощутила медленный пульс крови Орона, вытекающей из его тела, делающей его все слабее. На это не было времени, Халасаа должен был понимать, что это бесполезно, ей нужно перевязать ногу Орона… Но пока она так думала, ее другое чувство, чувство становления, показало свет в мальчике, свет был частью того, что Халасаа звал рекой.

Медленно. Дыши с ним. Пусть твоя кровь течет в ритме с его кровью.

Калвин слушалась. Сначала было не так и просто, свет Орона был непостоянным. Страх, боль и недоверие заставляли его трепетать, но уверенное давление ее ладоней помогало ему успокоиться. Она дышала, ей нужно было, чтобы Орон дышал, и они дышали вместе. Его сердце билось, ее сердце билось, и они бились вместе.

Пусти в него свою силу, — подсказывал Халасаа. — Пусть он наберется от тебя силы. Пусть она заполнит его тело.

И она с удивлением ощутила, как полетела искра. В месте, где она прижимала ладони к раненой ноге, Калвин и Орон были связаны, ее энергия, ее свет заполнял его. Мальчик стонал, прислонился к камню, жмурясь. Калвин ощутила знакомое ощущение как во сне Халасаа, она словно была в теле Орона. Но при этом она сидела снаружи…

Ты знаешь, где рана. Иди туда, где река побеспокоена.

Да, она ощущала рану, словно грубое место в плетении, тень в свете лампы, бревно посреди ручья, и вода бурлила, пытаясь обойти преграду.

Повторяй, — ладони Халасаа легли поверх ее, он поднял пальцы, и она повторила, стучала в сложном ритме танца исцеления. Его ладони двигались медленнее, чем когда он работал один, чтобы она успевала за его движениями. — Соедини рану, Калвин. Сделай ее целой.

Она не знала, текла ли сила из Халасаа в Орона через нее, или источником была она сама, или она просто управляла силой в мальчике, но она ощущала это в кончиках пальцев и за глазами. Она ощущала исцеление, плоть соединялась под ее ладонями. Рана медленно стягивалась, и Калвин узнавала природу чар. Этой магией они исцеляли и восстанавливали Великую стену льда Антариса, делали целым поврежденное, делая сильным слабое. Давние слова Марны зазвучали в ее голове: «Все чары — аспекты непознанной тайны, как грани камня, отбивающие свет в разные стороны». Калвин сидела на красной земле, далеко от гор родины, но ощущала в себе знакомую силу.

Наконец, чары были завершены. Поток реки восстановился, ткань стала гладкой, а свет — ярким, без изъянов. Рана Орона была исцелена.

Готово, — голос Халасаа был спокойным, но Калвин видела отчаянную и утомленную радость в его глазах, когда он отпустил ее руки. Она убрала ладони с ноги Орона. Луны взошли, и в серебряном свете она ясно видела целую плоть. Не осталось и следа там, где кожу порвали зубы васунту.

Орон лежал, бледный и тихий, хватал ртом воздух. Калвин с трудом встала на ноги.

— Нужно его согреть… Шада! Отведи его к костру. Мика, проследишь, чтобы он поел?

Она протянула руку к Халасаа, ее ноги подкосились. Теперь она знала, почему он слабел. Сила становления была сложной магией. В отличие от других чар, что она знала, сила шла от колдуна. Калвин ощущала, будто из ее костей выкачали костный мозг. Она прижалась к другу.

«Халасаа… как ты находил силы? Все дети, столько исцеления тел и сердец. Я не знала, о чем тебя просила».

Это просила не ты, — Халасаа обвил рукой ее плечи и повел к костру, где сидел дрожащий Орон. — И я сильный. И был сильным.

Он опустился рядом с ней и смотрел на огонь. Костер был маленьким, едва хватало, чтобы согреть троих, сидящих рядом с ним. Хебен сунул в их руки хлеб, Мика принесла им кружки воды.

— Сегодня не пой воду, Калвин. Ты сделала достаточно. Мы протянем до утра.

Калвин слишком устала, чтобы говорить мыслями, ей едва хватало сил на использование голоса. Она шепнула Халасаа:

— Прости… я не понимала… как тяжело…

Задача целителя тяжела. И я устал за последние дни. Но я рад, Калвин. Я думал, что был последним в своем виде. Но я могу обучить тебя. Сила не умрет со мной.

Калвин молчала. Она тоже радовалась, знала, какое тяжелое бремя нес Халасаа, храня тайны своего народа последним. И эта ночь показала, что танцам становления можно обучить. Но она надеялась, что они могли найти других учеников. Они с Халасаа были одного возраста, передача дара ей не была решением. Им придется научить детей…

Она закрыла глаза, улыбка мелькнула на ее лице от мыслей. Может, ей нужно родить от Халасаа детей, чтобы они унаследовали дар от родителей? Она еще никогда так не думала о Халасаа. Но она любила его, и он был близок ей во многом, в чем не был Дэрроу. в груди болело. Дэрроу был странным, одиночкой. Она знала, что он заботился о ней по-своему, и она не сомневалась, что он вернется в Равамей, когда будет готов. Он был хорошим учителем. Вместе они смогли бы создать школу колдунов, о которой она мечтала…

Последние спутанные мысли были о высоких деревьях на холме за садом Халасаа. У ее ног были дети, слушали, как новенькие слушали у ног Марны в Антарисе, прошлое и будущее переплелось. Ветер пел в деревьях за ее спиной, солнце сверкало на море…

Она не знала, что Халасаа укутал ее в плащ и уложил спать рядом с собой, пока васунту выли вдали за серебряными песками.

На следующий день Калвин была ужасно уставшей. Чары исцеления забрали у нее что-то, что не восполнил простой сон. Она спела снег и пополнила фляги, помогала Мике призывать ветер в их паруса, но у нее не было сил на что-то еще. Они остановились отдохнуть, Шада принесла ей кусочки хлеба, сушеного мяса и глоток ценного молока на дне чашки, уговаривала ее поесть.

— Давай, Калвин. Впереди долгий путь.

— Знаю, — Калвин улыбнулась с потрескавшимися губами. Да, они нуждались в ней, ей нужно было заботиться о себе. Она заставила себя жевать сухое мясо.

— Ты сотворила чудо для Орона, — Шада села на песок, скрестила ноги, следя, чтобы Калвин доела. — Почему ты так не делала раньше?

— Я не знала, что могла. Я думала, эта магия доступна только Халасаа. И это сложно, Шада, намного сложнее других чар.

— Это не так сложно. Гада говорит, это легко, как дышать… — она помрачнела.

Калвин подумала о руинах Дворца, когда песня железа вырвалась из нее, почти против ее воли. Она не пыталась петь чары железа с тех пор, она боялась. И она не хотела, чтобы кто-нибудь знал, что она сделала это, даже раз. Поющая все песни. Марна говорила, что пророчеству не сбыться, ведь мужчины не могут петь чары льда, а женщины — железа. Но это было не так. Да, Самис не овладел песней льда. Но Шада пела магию железа…

«И я ее пела…».

К ее облегчению, до того, как она закончила мысль, Хебен позвал ее, и Калвин вернулась на свое место на циновке.

В следующие дни они продвигались медленно на юг, огибая горы между ними и жестокими землями Хатары. День за днем земля становилась тверже и более каменистой. Наконец, чары железа перестали удерживать циновки, и их бросили. Теперь они шли по земле.

В один из дней Хебен убил двух хегесу, хоть Хейд возражал. Вин и Орон выпили их кровь, набираясь сил. Дети пытались заставить Халасаа выпить кровь, но он отказался.

Калвин проглотила немного густой темной жидкости, хотя часть ее протестовала. Еды оставалось мало. Все дети ослабели. Мясо хегесу приободрило их на пару дней, но они уставали все сильнее. Даже крепкая Мика сдавалась, с трудом могла спорить. И Хебен, на которого Калвин полагалась все сильнее, начал сбиваться. Он забрал себе трубу и смотрел на горизонт по сто раз в день, искал конец гор, ведь дети указывали, что там будет край Хатары.

— Не понимаю, — пробормотал он. — Мы уже должны быть там.

— Мы ходим по кругу, — пробормотал Орон с потрескавшимися губами. Его лицо и ладони облезли от солнца, его лохмотья были красными от пыли. — Стоит повернуть на запад, к морю, и начать оттуда.

Хебен покачал головой и потер грубую карту не земле краем палки.

— Нет. Если мы здесь, то до моря дальше, чем до Хатары.

— Но ты не знаешь, где мы. Мы можем быть тут или тут! — Орон провел ногой по карте.

— Будь тут Тонно, он вел бы нас по лунам, — сказала Мика, и мы не заблудились бы.

— Или Траут с его искателем пути, — Калвин вяло улыбнулась.

— Мы не сбились с пути, — строго сказал Хебен. — Я прожил в пустыне всю жизнь, я умею искать путь.

— Никто в тебе не сомневается, — поспешила сказать Калвин.

— Тонно нас вывел бы, — бурчала Мика. — Он плавал за лунами дольше, чем Хебен… был… — но ее предложение оборвалось, она погрузилась в подавленную тишину. Калвин вздохнула, не в стиле Мики было заканчивать спор вот так.

Халасаа был все тише с каждым днем. Калвин старалась ходить рядом с ним.

«Сны все еще беспокоят тебя, Халасаа?»

Сны? — он посмотрел на нее, но будто не видел. — Я всегда вижу сны.

«Даже когда бодрствуешь? Даже сейчас?».

Всегда. Всегда сны, — он сжал губы и вышел под жестокое солнце.

Той ночью Калвин не могла спать. Она укуталась в плащ, и выбралась из палатки. Время Одинокой девы с одной луной и звездами, пылающими на небе от горизонта до горизонта. Она не видела такого огромного неба даже в море. Воздух был кристальным, холодным и прозрачным. Калвин сжала плащ под подбородком, знала, что ее ладони дрожали не от холода, а от усталости и голода. Сухой всхлип застрял в ее горле камнем, она не могла сглотнуть его. Они все умрут в этом пустом месте? Их кости будут белыми лежать в сухой долине? Она подумала о маленьком лице Чеда, не видящего небо.

Она смотрела на мириады звезд и одинокую луну. Впервые в жизни она пыталась молиться Богине, но не могла. Слова оставили ее. Сухие губы двигались, а звука не было. Она не ощущала Великую мать Тарис. Калвин была одинока.

Она стояла там пару мгновений, смотрела на небо, не утешаясь. А потом повернулась и пошла в палатку, где спали дети.

На следующий день территория стала меняться. Теперь каменистая долина была в оврагах, и они уставали, спускаясь и выбираясь из них, двигаясь на юг. Калвин замерла и вытерла пот со лба. Как она могла хотеть пить и потеть?

— Раньше тут были ручьи, — сказал Хебен. — Текли с горы в море.

— Ручьи! — Мика скривилась. — Шутишь, да?

Халасаа долго смотрел вперед, взгляд был рассеянным, он видел то, чего не видели другие.

Больше нет.

— Идем, Сукия, Хегги, — успокаивал Хейд хегесу. — Идемте.

Дом! Неужели они его увидят? Калвин волочила ноги, шаг за другим. Она смотрела на горизонт, щурясь. Земля пропадал в сотне шагов вперед.

— Еще обрыв, — крикнула она за плечо.

Шада застонала.

— Не могу… Я так устала…

— Идем, Сукия, — Мика пыталась развеселить ее, но Шада не реагировала.

— Скоро будем с Гадой, — сказал Хебен, но без уверенности.

Калвин подняла голову, моргнула и посмотрела снова. Наступил тот миг, которого она боялась. Она начала видеть, что видел Халасаа, как было в его снах. Она видела силуэты деревьев на склоне, они трепетали и двигались к ребятам. Она всхлипнула.

Хебен закричал. Один из детей завопил. Калвин потерла глаза и увидела, что темные силуэты были не деревьями, а людьми. Солдаты. Она открыла рот, чтобы запеть, отогнать их песней. Но горло пересохло так, что звука не было. Ее голова кружилась, она опустилась на колени. Они так далеко прошли, но проиграли.

А потом она поняла, что это сон. Одна из фигур выбежала из группы и поймала ее, пока она теряла сознание. Все потемнело перед глазами Калвин, и последним она увидела лицо Дэрроу над собой, его сильные руки держали ее, и она обмякла.

Шесть

Черный дворец

Проснувшись, Калвин подумала, что была на «Перокрыле». Белая ткань была растянута над ней, холодный ветерок ласкал ее лицо. Ее тело болело, но было приятно лежать ровно и в тени. Она закрыла глаза и сонно слушала тихую музыку чар, что делала ветер.

Прохладная сухая ладонь коснулась ее пылающего лба. Чары оборвались, и Калвин услышала голос Мики:

— Как ее лихорадка:

— Спадает, — сказал тихий голос.

Глаза Калвин открылись. Дэрроу! В лихорадке, с пересохшим ртом, она заговорила мыслями.

«Дэрроу… Ты здесь! Мне так много нужно тебе рассказать!».

Его серо-зеленые глаза расширились от ее слов в его разуме. Через миг он сказал:

— Не пытайся говорить. Выпей это, — его сильная ладонь поддерживала ее голову, он прислонил чашку к ее губам.

Вода была прохладной, Калвин никогда еще не пробовала ничего такого вкусного. Она попыталась сесть, но Дэрроу уложил ее.

— Отдыхай, Калвин, у тебя мало сил. Отдыхай. Мы о тебе позаботимся.

Она сонно прикрыла глаза.

«Халасаа в порядке?».

Дэрроу помрачнел.

— Он тоже отдыхает. Не переживай. Спи.

Калвин боролась мгновение. Как она могла спать? Было много дел: дети, Халасаа, Мика, Хебен, васунту… Но Дэрроу крепко сжимал ее руку, и она сдалась. Ее глаза закрылись, и она уснула.

Она не видела лицо Дэрроу, пока он смотрел на нее, сжимая губы, с нежностью в глазах.

Она проснулась намного позже и увидела, что белая ткань была палаткой. Дэрроу все сидел, скрестив ноги, у горы шкур хегесу, на которых она лежала. Она слабо сказала:

— Мне казалось, что я на палубе «Перокрыла».

Дэрроу улыбнулся.

— Мы в лагере мятежников. Мы с Тонно присоединились к ним, чтобы довести до Черного дворца. Мы все пойдем туда.

— Тонно здесь? — Калвин села, но ее голова закружилась. Она легла, оказавшись слабее, чем думала.

Дэрроу кивнул.

— Ты скоро его увидишь. Мика рассказала о ваших приключениях, — он налил ей молока хегесу. — Вот. Это даст тебе сил.

Она благодарно пила, не могла поверить, что молоко хегесу раньше казалось кислым.

— Халасаа, остальные? Они в порядке?

Он смотрел на нее, она не понимала его взгляд.

— Ты спрашивала о Халасаа раньше. Помнишь?

Она покачала головой. Дэрроу ждал, что она что-то скажет. Через миг он сказал:

— Детям лучше, чем тебе. У тебя был солнечный удар, мы нашли тебя вовремя.

— Ты нашел нас? Я думала, мы вас нашли… — Дэрроу улыбнулся. — А Хебен? — спросила Калвин. — Как он?

Улыбка Дэрроу пропала.

— Думаю, неплохо, — холодно ответил он. — Уставший, голодный, как и все вы, — пауза. Дэрроу склонился и коснулся пальцем медальона на лбу Калвин. — Это ведь Хебена?

— О, это? — Калвин после стольких дней забыла об этом. — Я делала вид, что была из его клана, чтобы попасть во Дворец, — она сорвала медальон и посмотрела на лицо Дэрроу.

— Это не был… подарок по любви?

Калвин улыбнулась.

— Конечно, нет! Поверь, Хебен подарил бы мне такое не раньше… Халасаа!

— Хм, — Дэрроу вдруг помрачнел. — Халасаа очень плохо.

— Пустыня убивает его, — сказала Калвин.

Дэрроу смотрел на нее.

— Мика сказала, что ты исцелила ногу ребенку. Большую рану от колена до лодыжки, и даже шрама не осталось.

— Халасаа показал мне, что делать… — Калвин притихла и посмотрела в глаза Дэрроу. — Может, я спасу его, — Дэрроу без слов помог ей встать. Ее колени подкосились, но она вышла из палатки, и она была благодарна за его поддержку.

Лагерь был больше, чем она ожидала. Десять или больше длинных палаток и вдвое больше маленьких. Большие палатки были ближе к тени. Мужчины и женщины сидели под ними, скрестив ноги. Одна группа, Хебен с ними, склонилась над камнями и точила копья. Двое мужчин пекли хлеб у костра, женщина варила чай в почерневшем чайнике. Калвин услышала блеяние хегесу неподалеку.

Они с Дэрроу прошли меж палаток. Мика вскочила с радостным воплем. Дэрроу поднял руку в предупреждении, и она замерла, пытаясь скрыть недовольство. Калвин вяло помахала ей. Мика была загорелой и здоровой, ее волосы прикрывал меритурианский шарф, она словно жила в пустыне.

Дэрроу отодвинул край маленькой палатки, где лежал Халасаа на груде шкур. Калвин радостно завопила при виде Тонно у кровати. Крупный рыбак обнял ее, сдавив.

— Рад, что ты здорова, кроха, — сказал он, но, посмотрев на Халасаа, покачал головой. — Никаких изменений, — он сжал плечо Калвин и вышел наружу.

Халасаа был без сознания. Его лицо было бледным, ладони лежали по бокам. Калвин опустилась и подняла ладонь, сжала своими руками. Она глубоко вдохнула. Она отчаянно хотела помочь другу, но боялась, что новый навык подведет ее.

«Халасаа! — позвала она его. — Ты меня слышишь? Халасаа!».

Но ответа не было. Дэрроу смотрел на нее, серо-зеленые глаза были нечитаемыми.

Закрыв глаза, Калвин пыталась вспомнить слова Халасаа. Она замедлила дыхание до его ритма, искала свет его сущности. Было сложно, она была слабой, и ей не хватало его успокаивающего голоса, подсказывающего шаги. В этот раз рана не привлекала ее внимание. Она замедлила пульс крови до его пульса.

«Халасаа! Я здесь. Где ты?».

Тщетно, она мало знала про его магию, чтобы помочь без подсказок. Слезы покалывали глаза. Но она знала, что Халасаа был таким слабым, что она могла быть его единственной надеждой на исцеление. Она глубоко вдохнула и сосредоточилась.

Она долго сидела, была готова сдаться. Она нашла огонь, который искала, и сияние было слабее, чем у Орона.

«Халасаа! Держись!» — она пыталась передать ему свою силу, как с Ороном. Но сила текла через него, убегала, как вода из невода, не помогая ему. Где была рана, прореха в ткани, что лишала его жизни и не давала удержаться ее силе? Она искала, но не могла найти, и стало ясно, что она не найдет это.

Калвин утомленно уткнулась головой в руки.

— Не могу… я мало знаю. Я не знаю, как! — она посмотрела на Дэрроу со слезами на глазах. — Думаю, боль в сердце от его снов, — она опустила ладонь на грудь Халасаа. Не глядя на Дэрроу, она прошептала. — Так он говорил о тебе, когда ты ушел. Такую боль ничем не исцелить.

После паузы Дэрроу тихо сказал:

— Я не уверен, что исцелен, даже сейчас.

Калвин протянула руку, не глядя, он сжал ее, и они долго сидели в тишине.

Позже ночью, когда Калвин поела и поспала, они с Дэрроу, Хебеном и Фенном сидели у костра.

— Вокруг Дворца паутины хаос… точнее, там, где он был, — Фенн посмотрел на Калвин. — Думаю, за это нужно благодарить вас, миледи.

— Не только меня, — с тревогой сказала Калвин. — Многие погибли при обвале Дворца?

— Некоторые погибли, — ровно сказал Фенн. — Не знаю, сколько. И других убили, когда лидеры армии захватили Дворец.

Калвин опустила голову. Эти жизни, как Чед и даже Амагис, были на ее совести. Но она не могла бросить детей страдать. Что было правильным, а что — нет? Когда она была новичком в Антарисе, она всегда верила, что те, у кого есть власть, как у Высшей жрицы, получили ее за мудрость. Но откуда бралась мудрость? Что бы сделала Марна на ее месте? Она не в первый раз, покинув дом, пожелала спросить у Высшей жрицы совета.

Фенн еще говорил:

— Руины Дворца принадлежат армии, а без императора не ясно, кто у власти. Но генералы армии провозгласили пятого принца новым императором.

— Его! — воскликнул Хебен. — Я встречал его при дворе в прошлом году, — тихо сказал он Калвин. — Он — дурак.

Дэрроу пронзил их взглядом, лидер мятежников холодно и задумчиво глядел на Хебена.

— Он дурак, — сказал Фенн. — Кланы его не поддержат. Первый принц и его последователи хотят отстроить развалины Дворца. Они не знают, что это невозможно без магии, — его ладонь дернулась, чтобы отогнать жестом зло. Он посмотрел на двух магов с вызовом.

— Продолжай, — сказал Дэрроу без эмоций.

— Некоторые выжившие придворные ушли в провинции. Некоторые члены королевского дома тоже пропали в пустыне. Один отряд шел на юг, к горам.

— В Хатару? — спросил Хебен.

Фенн пожал плечами.

— Вряд ли. Скорее они ищут укрытия в холмах и пещерах, сбегают от солдат. Армия — главная тревога. Отряды, похоже, собрались в долине Мартек, когда Дворец пал. Их цель не ясна. Но если они хотят пойти на гнездо волшебников, они начнут оттуда.

Калвин нахмурилась.

— Откуда они знают, где гнездо?

— Амагис, — сказал Хебен и объяснил остальным. — При дворе был волшебник Амагис. Он рассказал тайны третьей принцессе. Может, рассказал генералам. Или принцесса передала… — Дэрроу присвистнул.

— Братья-волшебники не поблагодарят его за это предательство.

— Он мертв, — сказал Хебен.

— Ему лучше, — мрачно сказал Дэрроу. — Братство магов железа скрывает свои тайны. У них есть только их секреты.

Фенн чертил диаграммы на земле.

— Допустим, армия хочет пойти в Хатару. Если они пойдут через горы, скоро доберутся до гнезда колдунов.

— Тогда нам нужно опередить их, — сказал Хебен с решительным лицом.

Фенн сказал:

— Мои братья-мятежники согласны. Кто правит Дворцом, правит империей, — тень улыбки мелькнула на его лице. — Без Дворца паутин тот, у кого Черный дворец, будет править Меритуросом. Мы должны захватить гнездо колдунов без промедления.

— И освободить похищенных детей, — сказала Калвин.

— Это не наша цель, — сказал Фенн.

— Это моя цель! — пылко сказала Калвин.

— И моя, — сказал Хебен.

Лидер мятежников пожал плечами.

— Если дети уйдут, мы не будем возражать.

Калвин склонилась, глядя в его глаза.

— Вам нужны эти дети. Они могут помочь одолеть волшебников, они могут помочь победить. Почему ты презираешь их?

— Не презираю, — сказал Фенн. — Они могут идти с нами, если хотят. Как и волшебники, — они с Дэрроу переглянулись. Калвин смотрела на них, не понимая.

Дэрроу сказал:

— Захватить Черный дворец будет непросто. Маги железа долго защищали себя.

Фенн улыбнулся, скаля зубы.

— Я не думал, что приму помощь от волшебника.

Они с Дэрроу снова переглянулись.

— Что вы задумали? — завопила Калвин.

— Мы добрались далеко без вмешательства женщин, — резко сказал Фенн. — Это не твое дело.

Калвин покраснела и открыла рот, чтобы парировать, но, к ее удивлению, Хебен заговорил первым:

— Калвин, Мика и Шада могут многое перенести, они не хуже мужчин. Если принимаете помощь волшебников, можно принять и помощь мужчин. Если нет — вы проиграете.

Уголки глаз Фенна окружили морщины, он посмотрел на Хебена и сказал:

— Не проси меня менять все свои устои за один день, брат.

— Дело в принятии помощи! — возмутилась Калвин. — Может, стоит спросить, хотим ли мы помочь!

Дэрроу коснулся ее руки, чтобы успокоить. Он спокойно сказал Фенну:

— Мы с тобой.

Фенн кивнул и пошел к товарищам у большого костра. Хебен последовал за ним, задавая вопросы о стратегии и тактиках. Калвин смотрела им вслед.

— Уверен, что им нужно помогать, Дэрроу? Мятежники достойны править Меритуросом?

— Лучше мятежники, чем куклы императора. Лучше мятежники, чем маги Черного дворца. И все они лучше любой группы, — Дэрроу вытянул ноги у костра. Калвин не могла понять выражение его лица. — Не бойся, Калвин. Я знаю, что делаю.

Калвин смотрела на огонь. Она хотела быть с Дэрроу, но он не открывался ей. У него были секреты с Фенном, а не с ней! Но она знала, что Дэрроу не расскажет, пока сам не захочет.

— Фенн наглый. Как же благородно он принял помощь магов! — она звучала обиженно.

Дэрроу улыбнулся.

— Помнишь, как ты показала свои силы мальчику в Калисонс?

— Которому я заморозила слюну во рту? Я помню, как ты тогда злился.

Дэрроу молчал, искры взлетали в ночь.

— Я был жесток с тобой. Ты глупо использовала магию в том месте. Но я совершил раз такую ошибку и жестоко заплатил за нее. Так меня украли и привели в Черный дворец.

Калвин селя прямее.

— Ты был одним из похищенных детей?

— Да. В Черный дворец есть лишь один путь, редкие шли по нему по своей воле. Только один маг сам захотел туда прийти, и ты знаешь его имя.

— Самис.

Молчание, и голос Калвин дрожал, когда она сказала:

— Не могу думать, как тебя украли мальчиком…

Дэрроу взмахнул рукой, отгоняя ее слова.

— Прошу, не жалей меня, — сказал он. — Но Черный дворец — темное место. Я хочу помочь этим людям пробить дыры в его стенах, впустить свет.

Калвин смотрела на его профиль в свете огня. Она робко сказала:

— Расскажи, что случилось.

— В другой раз, — голос Дэрроу был холодным.

Калвин отвела взгляд. Дэрроу вскоре ушел к большой группе, где играла горестно флейта Хебена, музыка пропадала с искрами в темноте, а она сидела одна.

На следующий день Калвин увидела караван. Длинный ряд хегесу с сумками тянулся вдоль дюн, озаренный солнцем. Мятежники шли впереди и за ними, укутанные в одежды, их головы были в красно-желтых шарфах. Халасаа все еще был без сознания, его несли на носилках с навесом, висящих на шарфах. Дети набрались сил за два дня отдыха и еды, они шли тесной группой. Экипаж «Перокрыла» шел другой группой, Хебен был с ними. Во главе процессии шагал Фенн, бил ладонью в барабан. Его низкий ясный голос доносился до остальных, Калвин пыталась расслышать его слова.

— Что он поет?

— Это не песня, — сказал Хебен. — Это история Танара и Лантрисы, отца и матери Меритуроса. Танар жил на маленькой луне, а Лантриса — на самой большой, и они любили друг друга, тайно встречались на третьей луне. Но ее отец обнаружил их и поклялся убить дочь за бесчестие.

Мика фыркнула под нос.

— Они убежали в Тремарис, в леса Меритуроса… тогда тут были леса, судя по историям… и на время они скрылись тут.

— Не навсегда? — спросила Калвин.

— Нет. У них было много дочерей, и когда Семь воинов спустились с неба, они женились на них, и начались Кланы. Но отец Лантрисы преследовал их, срезал деревья Меритуроса, искал их. Лантриса и Танар уходили все глубже в лес. Ее отец срезал все деревья, чтобы найти их. Он убил их обоих, и их духи стали пылью.

— Весело, — сказал Тонно.

Калвин поежилась. Она будто ощущала древнее горе земли пятками и телом.

— Какая трата. Убийство и разрушение, и ради чего?

— Эта земля построена на крови и печали, — строго сказал Хебен. — Танар и Лантриса умерли, чтобы выпустить детей. Леса уничтожили, чтобы процветали Кланы, — после паузы он неуверенно добавил. — Так говорят в историях.

— Может, пришло время новых историй, — сказала Калвин. Она взглянула на Дэрроу. Он шел ровно, словно не слушал, но его лицо было строже обычного, ее сердце было тяжелым. Между ними была прошлая зима, ничто не изменилось со дня, когда он уплыл. В конце следующего дня они добрались до стены камня, что тянулась в обе стороны, сколько было видно.

— Это Порога Хатары, — мрачно сказал Дэрроу.

Порог был высотой с двух мужчин, нависал над караваном, как волна, что вот-вот обрушится. Калвин смотрела влево и вправо, но не видела бреши или низкого места, где можно было перейти или хоть заглянуть. Как Стена Антариса, она берегла колдунов Маритуроса поколениями.

Фенн посоветовался с товарищами.

— Берите веревки, — приказал он. — С крюками на них мы пересечем горы.

Калвин повернулась к Дэрроу. Он и дети могли легко открыть путь в камне магией. Но он отошел и молчал, дети ждали его указаний, шептались, но ничего не делали. Тонно посмотрел на друга и тихо рассмеялся.

— Я могу помочь им с веревками.

Дэрроу махнул рукой, словно разрешая.

Хебен посмотрел на Калвин.

— Почему Дэрроу не помогает им? — прошептал он.

Калвин пришлось улыбнуться. Чувства Хебена к магам сильно изменились с их первой встречи. Она тихо сказала:

— Фенн хочет принять помощь магов. Но он слишком горд, чтобы попросить.

Хебен покачал головой и пошел к Фенну предложить помочь. Маги стояли и смотрели, как мятежники с помощью Хебена и Тонно открыли сумки и вытащили веревки и потертые крюки и ремни для хегесу. Фенн и Тонно прикрепили крюк к концу веревки и забросили его на край порога.

Но крюк не зацепился, веревка соскользнула к их ногам. Раз за разом они бросали веревку, но тщетно. Дэрроу прошел к Фенну.

— Что? — лидер мятежников был потным и раздраженным.

— Другая сторона порога — отполированный камень. Крюк не зацепится, — Дэрроу смотрел с вопросом, или дело было в шраме, что опускал его бровь.

Фенн молчал, намотав веревку на руку. Но он не мог попросить помощи.

Через миг Дэрроу отошел, и колдуны стояли и смотрели на попытки мятежников пересечь волну камня. Они послали хегесу по стене камня, но он съехал, не добравшись до изгиба. Фенн попытался взбежать, цепляясь за скользкую поверхность голыми руками. Он смог прилипнуть, как моллюск, к камню на миг, а потом сорвался и скатился в кучу на земле.

Калвин сказала Мике:

— Когда я вернусь в Антарис, скажу им сделать Ледяную стену такой формы.

Мика удивленно посмотрела на нее:

— Думаешь, ты вернешься?

— Может, когда-нибудь.

— Зачем?

Калвин опешила от ярости в голосе Мики.

— Это мой дом.

— Нет. Равамей твой дом, да?

— Да, но… место, где родился, всегда твоя родина… — Калвин притихла. Она родилась не в Антарисе, она не знала, где родилась. Она посмотрела на Мику. — Ты права. Равамей — мой единственный дом.

— Думаешь, мы его еще увидим? — Мика посмотрела на красную пустыню.

— Конечно! — Калвин обвила рукой плечи Мики, через миг Мика прильнула к ней.

Фенн проглотил гордость. Отряхнувшись, он пошел к Дэрроу.

— Хорошо, — сказал он. — Покажи свои фокусы.

Со слабой улыбкой Дэрроу кивнул и поманил детей к себе. Маги встали перед порогом, застывшим в падении. Теперь мятежники стояли и смотрели, как Дэрроу поднял руки и зарычал. Дети добавляли голоса один за другим, и чары набухали, гудели, как гром. Дэрроу поднял руки и развел, со стоном камень пронзила трещина.

Дэрроу медленно развел руки еще дальше, трещина стала шире, разделила высокую стену надвое. Чары усилились, Калвин ощущала дрожь в костях. Дети переглянулись, радостно улыбаясь. Трещина росла, пока в нее не смогли бы поместиться три человека боком. Дэрроу кивнул детям, снова поднял руки, резко опустил, надавив одной ладонью на другую. Чары угасли, как эхо прошедшей бури, и исчезли.

Только Орон не пел чары с ними, его лицо было хмурым. Калвин коснулась его рукава, но он скривился.

— Что такое?

— Я не хочу возвращаться, — проворчал он. — Никто не спрашивал, хочу ли я.

Калвин ощутила укол вины. Было ли жестоко вести детей в то место? Но другие хотели вернуться. Вин и Хейд получили у мятежников красно-желтые шарфы и были готовы идти за Фенном куда угодно. И, конечно, Шада шла за братом…

— Прости, Орон, — сказала она. — Но мы не можем бросить тебя тут. Выбора нет. Нужно идти вместе.

Мальчик стряхнул ее руку и отвернулся от нее. Калвин снова ощутила укол беспомощности. Она не могла его коснуться, не могла говорить с ним. Стена по краям трещины морщилась, колдуны раздвигали камень руками, как занавеску. Дэрроу посмотрел на Фенна, и тот махнул ему идти первым.

Они медленно миновали брешь. На другой стороне Калвин охнул. Они стояли на пороге широкого ровного и бесконечного кратера красной пыли, тянущегося к горизонту. Никаких примет не было. До этого в пустыне хотя бы были трава и дюны, камни или овраги. Но эта долина была гладкой, как тарелка. За ними и по краям тянулся край этого блюда в виде каменной стены, а впереди — только красная пыль.

Калвин опустила взгляд. Слой пыли высотой до лодыжки лежал на дне из камня. От шагов поднимались облака пыли. Караван уже был красным от пыли.

Мика присвистнула.

— А я думала, земля до этого была мертвой! Хорошо, что у нас есть ты, Кэл, а то мы бы погибли без воды!

Дэрроу сжал ладони в карманах. Не говоря, он кивнул в сторону, куда падали тени, и пошел.

Их лагерь той ночью не был удобным. Каждое движение поднимало облака красной пыли, и всем пришлось обмотать лица шарфами. Даже Мика не могла помочь. Она пыталась спеть ветерок, чтобы очистить путь, но пыли было столько, что ветер окутал караван красным удушающим туманом, и ее попросили прекратить.

Только хегесу смогли поспать в ту ночь, хоть даже они были беспокойны и голодно блеяли.

— Арбек растет возле Черного дворца, но не здесь, — сухо сказал Дэрроу. — Им придется подождать.

Люди пытались отдохнуть, как могли, прислонялись спинами и опускали головы на колени. Даже когда дети очищали себе место, камень внизу был ужасно твердым, а пыль быстро возвращалась на место.

— Я думала, маги железа могут делать все с землей, — поддразнивала Калвин Шаду. Она не посмела спросить Дэрроу. Его лицо было как у ястреба, опасным.

Шада заерзала.

— Мы можем, но придется петь каждой песчинке, а их так много!

Шада пошла искать ужин с Микой, и Тонно с Калвин остались одни.

Она сказала:

— Дэрроу выглядит как прошлой весной, перед отбытием с острова. Я боялась этого взгляда, Тонно! И он вернулся.

Тонно хмыкнул:

— Он прошел долгий путь, а проблемы все еще с ним.

— Возвращаться сюда для него непросто. Это напоминает ему о Самисе.

Тонно сплюнул, расчистив точку в красной пыли.

— Кольцо еще у него?

— Не знаю. Я его не видела.

Пауза.

— Как Халасаа?

Калвин скривилась.

— Ни лучше, ни хуже.

— Ты не можешь помочь ему?

— Я пыталась. Я не могу дотянуться до него. Тут нет раны, как с ногой Орона.

Тонно пронзил ее взглядом.

— Ты теперь тоже целитель?

— Не совсем, — смущенно сказала Калвин. — Я помогла Халасаа исцелить Орона. Одна я не справилась бы.

— О, айе, — Тонно прикусил губу. — Жаль, я взял с собой мало табака. То, что они продают в Териле, даже жечь нельзя… А девочка — маг железа? Дэрроу был прав, эта магия не только для мужчин.

Груз тайны вдруг оказался слишком тяжелым. И Калвин быстро призналась:

— Я тоже это сделала, Тонно. Я спела чары железа. Когда мы убегали из разваливающегося Дворца.

— Ах, — Тонно заерзал в тени. — Ты сказала Дэрроу?

— Еще нет, — он тоже скрывал от нее тайны. Но этого она вслух не сказала.

Тонно разжимал мозолистые пальцы по одному:

— Силы языка, зверей, ветров и льда у тебя уже были. А теперь Сила становления и железа. Шесть из девяти? Так держать, и ты станешь Поющей все песни.

— Не смеши, — резко сказала Калвин. — Я половиной из этих сил не овладела. Силу становления я использовала лишь раз, и Халасаа помогал мне. И я уверена, что смогла спеть чары железа лишь в тот единственный раз из-за опасности. И я ничего не знаю о Силе становления. Или Силе огня.

— Рог Огня у Траута в Равамей, он с ним справится, — спокойно сказал Тонно. — А становление ты еще не пробовала. Когда все закончится, найдем в Геллане одного из этих трюкаче. Пусть обучат тебя, как обучили Самиса.

— Хватит, Тонно. Это не смешно, — Калвин резко пошла прочь по пыли. Ее ноги поднимали облака пыли, что кружили, как маленькие торнадо. Тонно обвил руками колени и смотрел ей вслед. И Дэрроу, который незаметно подошел к ним сзади и все слышал, тоже смотрел, лицо было хмурым, каменным.

Калвин долго бродила одна. Но неприятное чувство не отпускало желудок. Она не хотела думать о намеках Тонно. Она больше этого не сделает. Даже не попробует. Просто забудет. Тогда никто не обвинит ее в желании быть Поющей все песни, быть как Самис…

Но она не могла прогнать эти мысли из головы. Может, если она попробует еще раз, докажет, что не может этого, ей не нужно будет больше думать об этом. Она сможет заткнуть Тонно…

Она повернулась и оглянулась. Все были в лагере, двигались вяло, оставаясь возле костров. Никто не смотрел. Калвин повернулась к ровной долине Блюда и подняла руку. Основная нота чар загудела в ее горле. Она робко добавила другую ноту, дала ей загудеть на ее губах и языке, как Дэрроу учил ее.

Тонкая колонна пыли поднялась возле ее пальцев и покачивалась, танцевала, следуя за ее рукой. Калвин закричала, опустила руку. Сухой всхлип терзал горло, у нее не осталось жидкости для слез. Далеко над ее головой сияли три полные луны, Фонари Богини, озаряли ее лицо серебряным светом.

* * *

Кила убрала тонкую вуаль с лица и волос и отряхнула ее от пыли. Когда-то это сделала бы ее служанка, но ее слуги обленились, когда они покинули Дворец. Она это припомнит, когда станет императрицей.

Как и не забудет обман лорда Хейгена и других генералов. Они выбросили ее как использованный платок. Эти идиоты назвали пятого принца, ее недалекого брата по отцу, новым императором. А потом они сообщили о намерении идти в Хатару, чтобы подавить волшебников, разрушивших Дворец паутины, и захватить их дворец.

Но у Килы был другой план. Как удивится армия, прибыв к Черному дворцу и увидев, что Кила с последователями уже там, и они стали ядром нового двора, а волшебники слушаются ее приказов! Волшебники были сильнее армии, и лучше было управлять ими, чем глупыми солдатами!

Кила спешно собрала своих приспешников среди руин Дворца паутины и приказала им сопровождать ее в Хатару. Но они так медленно и лениво готовились к пути, ворчали так громко и долго на нехватку слуг, что она решила отправиться вперед них, взяв с собой несколько слуг.

Кила смутно представляла, что сделает в гнезде волшебников, но была уверена, что заставит их слушаться ее. Это ведь мужчины! Амагиса было просто завоевать. Он говорил ей, что волшебники жили без женщин, так что они будут беззащитны перед ее чарами. И как только установится новый двор, она пошлет весть в Геллан, скажет господину, что пришло время. И тогда императора и императрицу коронуют бок о бок…

Принцесса похлопала свои гладкие светлые волосы. Хоть путь был неудобным, ей почти нравилось. Все же первая императрица должна уметь сносить тяготы, а не только наслаждаться роскошью.

Высокая и пыльная фигура Иммеля вернулась. Он шагал вдоль изогнутой стены.

— Ну? — глаза Килы были ледяными даже в жаркой пустыне.

— Хорошие новости, принцесса, — Иммель кланялся все ниже с каждым днем, словно насмехался. — Люди моего клана встречали пару дней назад колдунов, идущих на юг, к Хатаре. Среди них были дети.

Кила улыбнулась. Она угадала. Все-таки волшебники работали через ту мелкую наду. Никто ее не заметил бы. А одна необычная женщина сразу заметила другую. Кила забыла, что Амагис первым заподозрил Калвин.

— Люди моего клана верят, что маги открыли путь в Блюдо, — Иммель указал на стену из камня, вдоль которой их отряд шел уже два дня. — Видите, миледи, те линии? Это следы мест, где волшебники приходят и уходят, хоть обычно линии пропадают. Но эти линии остались. Путь еще открыт.

— Тогда почему мы стоим тут, балда? — Кила нетерпеливо запрыгнула на хегесу и послала его галопом, следуя за линиями в камне, что вели на юг, к проходу в Хатару.

* * *

Через несколько дней Калвин и остальные заметили внушительный куб Черного дворца, крупный и слепой на плато, темная очка среди красной долины. Хегесу радовались запаху арабека, которым кормились стада хегесу колдунов.

— Волшебники нас увидят? — спросил Фенн.

Дэрроу покачал головой.

— Они не ждут гостей. Не следят. Они узнают о нас, только когда мы окажемся внутри Дворца, и то не факт.

И все же Калвин было не по себе, пока они взбирались на плато и стояли в футе от черного монолита. Она видела их отражения в стене, как в зеркале. Она робко коснулась поверхности, что была гладкой как полированный мрамор, и жаркой. Она отпрянула, быстро запела, чтобы остудить обожженную руку.

— Прости, — сказал Дэрроу. — Стоило тебя предупредить.

— Все хорошо, — холодно сказала Калвин, хоть рука была красной, ее жгло.

Оружие мятежников было наготове: стрелы, кинжалы, копья. Хебен стоял с ними с ножом в руке, его тело было напряжено. Дети нервничали. Щеки Шады пылали, Хейд ждал с хегесу, с опаской глядя на черную стену. Тонно сжимал короткий рыбацкий нож. Мика была рядом с ним, глаза сияли, на ее плече лежало копье. Калвин и Вин стояли рядом с носилками Халасаа. Дэрроу медленно поднял ладони и запел.

В сияющей стене появился проем. Но не грубая трещина, а высокие внушительные врата с колоннами по краям. Два больших каменных ворона сверху расправили крылья, накрывая ими верх ворот. Их клювы были раскрыты, слепые безжалостные глаза глядели на нарушителей.

Фенн уверенным жестом направил мятежников внутрь. Остальные следовали. Хейд похлопал хегесу по крупу, они оставили зверей пастись снаружи. Калвин и Вин шагали последними за носилками Халасаа.

Пересекая порог, Калвин поежилась. Воздух во Дворце был затхлым и холодным, но ее тревожило не это. Она ощутила темную силу в этом месте, тени извивались в нем, как ядовитый туман. И у нее было ощущение, что, если все перестанут шаркать и шептать, она что-то услышит, что-то важное… Но чувство прошло.

После яркого солнца было невозможно видеть в темноте. Дэрроу с мрачным и замкнутым видом вел их по комнатам и широким каменным лестницам, тускло озаренным лампами высоко на стенах. Калвин думала, что места, причудливее Дворца паутин с его резными стенами и искусно украшенными нишами не найти, но там эффект был легким. Это место было с прямыми линиями и углами, проще не найти.

Фенн шел рядом с Дэрроу, напряженный и встревоженный.

— Куда ты нас ведешь?

— Вглубь, — сказал Дэрроу.

Но далеко они не прошли. Они попали в большую комнату с большой лестницей в конце, и большая железная решетка обрушилась за ними, отрезая от пути отступления.

— В стороны! — закричал Фенн, но фигуры в черном полились из проходов и лестницы, пока их не окружила стена волшебников в десять человек шириной, у каждого сияли острые лезвия.

Орон без звука упал и полез в решетку: его размер позволил ему протиснуться. И он пропал в темных глубинах Дворца. Шада и Хейд повернулись, чтобы вылезти за ним, но быстрая нота чар и вспышка стали пригвоздили их к полу. Калвин с криком опустилась рядом с детьми. Они не были ранены, но стальные клинки пронзили их туники и впились глубоко в камень пола. Шада уже рвала одежду, чтобы освободиться, но со вспышкой по воздуху пронесся еще один клинок. Шада закричала, ее пригвоздило к полу за волосы.

Калвин не видела, что было дальше, но черные мантии шуршали и развевались, раздавались крики и рычание чар, волшебники жутко бросались с копьями и ножами. Шада закричала снова, дергала за волосы. Калвин пыталась освободить ее, защищать Халасаа и петь.

— Мика! — закричала она. — Ветер! Ветер! — она спела сильный порыв, что сбил борющиеся фигуры с ног, мятежников и волшебников. Она услышала, как высокий ясный голос Мики присоединился к ее. Девушки с трудом поднялись на ноги, прижимаясь спинами к стене, и Калвин увидела тела волшебников в черном на полу, шевелящихся как перевернутые тараканы, мятежники пережидали ветер, лежа на животах.

— Хватит! — прозвенел голос Дэрроу. Калвин и Мика переглянулись и сменили песню, ветер отпустил его, позволяя встать. Он встал, подняв руки, повернулся, показывая всем, что держал в ладони.

Напоминало горящий уголек. Слабый свет комнаты влекло к нему, как и взгляды всех собравшихся. Тусклое красное сияние медленно пульсировало, источая непреодолимую силу. Калвин со страхом узнала рубиновое кольцо, кольцо Самиса.

Только шепот песни девушек и зловещий шорох их ветра тревожили холодную тишину в большой комнате. Волоски встали дыбом на шее Калвин.

Дэрроу завопил:

— Я вернулся забрать свое!

Его голос отражался от полированных стен.

Один из волшебников из дальнего конца комнаты, у лестницы, сдавленно крикнул:

— Что ты забираешь? Наказание?

— Не имеете ни права, ни сил наказать меня.

— ты бросил нас! Ты нарушил соглашение Черного дворца.

Дэрроу вскинул голову.

— Не помню соглашения. И соглашение заключают по своей воле, так? Каким может быть соглашение из детей, украденных из их домов? Всех вас забрали из семей, многие потеряли свои имена в этом месте, как я, но вы нагло лишаете домов, имен и семей других детей! Ваше соглашение — пустота, и я с ним не согласен!

Его слова прозвенели в комнате и утихли с шипением ветра. Вин радостно завопил за ним, Шада и Хейд захлопали в ладошки. И высоко в галерее, откуда смотрели украденные дети, живущие в Черном дворце, донеслись радостные крики и стук кулачков по камню. Некоторые юные волшебники тоже поддержали. Не оборачиваясь, Дэрроу поднял руку, и они притихли.

Волшебник закричал:

— Где твой друг? Самис?

Слова повисли на миг в тишине.

— Самис мертв, — тихо сказал Дэрроу. — И я вернулся забрать свое по праву этого кольца, Кольца Хатары, что когда-то принадлежало Лионссару.

Волшебники взволнованно зашептались. Калвин посмотрела на Мику и махнула рукой. Мика кивнула, и они изменили песню, сделав ветер слабее. Они оставили ветерок в комнате, напоминая, что могут сделать, если пожелают, но волшебники и мятежники смогли сесть и дышать без труда.

Дэрроу поднял кольцо. Он впервые надел его на палец и поднял в воздух сжатый кулак. Калвин всхлипнула с недоверием.

Дэрроу закричал:

— Я занимаю власть в этом месте и над тебе, что обитает в нем! Во имя Лионссара и символом Лионссара!

Его голос отразился от крыши. Три волшебника, выделяющиеся среди остальных черными сутанами с капюшоном, поднялись на ноги. Остальные волшебники наблюдали за ними. Сердце Калвин колотилось. Три головы в капюшонах медленно склонились. И с тихим шипением, как волны на берегу, как песок после бури, волшебники ответили:

— Во имя Лионссара вы — лорд Черного дворца и его обитателей, — один за другим они встали на колени и склонились перед Дэрроу.

Он замер на миг, кулак в воздухе, красный камень кроваво сверкал. Он стоял спиной к Калвин. А потом посмотрел на нее и Мику и сухо сказал:

— Можете уже не петь.

Первым приказом лорда Черного дворца было унести Халасаа в тихую комнату, а потом — еда мятежникам и экипажу «Перокрыла» и удобные комнаты.

— А дети, милорд? — спросил один из волшебников с напряженной спиной, назначенный исполнять желание владельца Кольца Лионссара.

Дэрроу холодно посмотрел на него.

— Обращайтесь с ними, как с почетными гостями.

Калвин сказала:

— Орон где-то прячется. Нужно сказать, что ему не навредят.

— Так и сделай, — сказал Дэрроу, и волшебник скованно поклонился.

Фенн стоял неподалеку, теребил рукоять ножа, желая поговорить с Дэрроу. Уголок его рта был приподнят. Он знал, и Калвин поняла это с болью. Он знал то, чего не знала она.

Хебен осторожно кашлянул.

— Эм… Лорд Дэрроу…

— Обращайся к нему как «милорд», — сказал с презрением волшебник. Калвин чуть не рассмеялась. Они вернулись во Дворец паутины с глупым этикетом и протоколом? И Дэрроу, ее Дэрроу, может быть в центре этих поклонов?

— Милорд, — послушно повторил Хебен. — Брат Шады, мой родич по земле, Гада…

— Конечно, — Дэрроу повернулся к слуге. — Пусть мальчика Гаду приведут в комнату этого мужчины.

— А другие дети? — не выдержала Калвин. Дэрроу холодно посмотрел на нее.

— Я разберусь с детьми со временем, — сказал он. — Нужно много сделать. Прошу, Калвин, наслаждайся гостеприимством Черного дворца.

Это был приказ, а не приглашение. Ее лицо пылало. Калвин открыла рот, но Тонно сжал ее рукав.

— Тише, — буркнул он. — Он что-то затевает. Дай ему место забросить крючок.

Калвин скованно склонила голову и позволила Тонно увести ее. Но в комнате почти без мебели ее чувства врывались наружу.

— Он для этого сюда пришел? — осведомилась она. — Поверить не могу! Конечно, он не говорил мне о своих планах! Лорд Черного дворца! Он возомнил себя возродившимся Самисом? — Она рухнула на стул, но тут же вскочила и принялась яростно расхаживать.

Мика пробовала еду, что им принесли.

— Кольцо было все время у него, — сказала она. — Кольцо Самиса, да? Значит, и Самис — лорд Черного дворца? Он об этом не говорил.

— Самис хотел стать императором Тремариса, — сказала Калвин. — Может, он не считал, что титул лорда достоин упоминания!

— Не просто лорда, — медленно сказал Хебен. — Без императора на троне…

— Кто правит Дворцом, правит империей, да, да, Фенн так сказал. Так Дэрроу теперь император Меритуроса? — Калвин издала потрясенный смешок, что прятался в ее горле с момента, как Дэрроу вытащил кольцо.

— Разве в Спарете Дэрроу не сказал, что Самис украл кольцо? — прорычал Тонно из угла.

Шада сказала:

— Волшебники говорили нам о потерянном кольце, кольце Лионссара. Без кольца тут не было лорда, только Совет трех. Мы все это знали.

— Все то время! — завопила Калвин Тонно. — Все время после Спарета он думал. Думал, вернуться сюда и стать лордом Черного дворца или…

— Если он отпустит детей, остановит их кражу и направит магию во благо, почему нет? — неожиданно сказал Тонно.

— Ну… — Калвин замолкла. Она не могла объяснить, почему ощущала предательство Дэрроу. А если она уйдет в Антарис, и ее однажды провозгласят Великой жрицей, как сулила ей Марна? Дэрроу тоже будет ранен, как она сейчас? Она резко отвернулась от остальных и прошла в конец комнаты. Будь тут окно, она посмотрела бы в него, но окна не было.

Просто он никогда не говорил ей о значимости кольца. Он не доверял ей в этом. Он размышлял один, в хижине на утесе, в лодке посреди воды. Она так злилась, что, если бы Дэрроу появился сейчас перед ней, лорд или нет, она ударила бы его…

Дверь открылась, и она развернулась с колотящимся сердцем. Но на пороге стоял не Дэрроу, а смуглый мальчик, робко улыбаясь. Шада издала сдавленный вопль, бросилась к нему на шею, а Хебен пересек комнату и обнял их. Калвин смотрела на них, а потом с комом в горле отвернулась.

Между песочными часами и центральной лестницей была пыльная впадина. Дэрроу знал о ней, мальчиком спрятал там маленького вырезанного альбатроса. И Орон тоже знал. Он нашел альбатроса, не зная, что это.

Он крался с кухни в укрытие с куском мягкого сыра хегесу, когда его схватили сзади. Он увидел розовое мерцание шелка, тонкая, но сильная рука зажала его рот.

— Тихо! — прошипел голос в его ухо. — Или я сломаю тебе шею, как голубю!

Он поверил ей, обмяк в ее хватке, и женщина развернула его лицом к себе.

— Ты из сбежавших детей, да? Детей-волшебников из Дворца паутины?

Орон кивнул.

— А ты свободно бегаешь тут. Что так? — она прищурилась. — Те волшебники хвалились своей магией, но не могут удержать мальчика. У них даже стража у двери нет! Я могла привести целую армию. Не нужно было бросать слуг ждать в долине.

Орон смотрел на нее, раскрыв рот, лишившись дара речи. Женщина сжала его руку и стала бросать в него вопросами:

— Почему ты прячешься? От кого? Кто правит волшебниками? Где девочка, что привела тебя сюда, Калвин? Волшебники, знают, что армия вот-вот прибудет?

— Я н-не знаю! — пролепетал Орон.

Женщина впилась в него взглядом.

— Ты боишься, да? Я знаю запах страха. Им пропахло все это место, — она дернула его за руку и отпустила. — Что ж, мальчик, — мягко сказала она, — больше не бойся. Я позабочусь о тебе до конца твоих дней. Ты будешь моими глазами и ушами. Что скажешь?

Орон сглотнула, кислота кипела в горле. Он кивнул.

* * *

Калвин сидела рядом с Халасаа, смотрела на слабое движение его груди. Он был худее обычного, щеки впали, плоть натянулась, как на барабане. Калвин беспомощно поднесла ладонь к губам. Она днями пыталась подстроиться под свет друга, но огонь потускнел сильнее.

«Халасаа! — звала она. — Вернись к нам!».

Она просидела там почти всю ночь, уже мог наступить рассвет. Тени жались в углах черной комнаты, и от запаха дыма ламп ее голова кружилась. Она утомленно опустила голову на руки.

— Ему стало лучше?

Дэрроу тихо прошел в комнату, но она не оглянулась. Она мрачно сказала:

— Он умирает. Ты ведь знаешь это?

Пауза. И Дэрроу сказал:

— Я не видел тебя со дня нашего прибытия.

— Я думала, лорд Черного дворца посылает за теми, кого хочет видеть.

Он тихо выдохнул.

— Калвин, Калвин. Тебе не требуется приглашение.

— Я больше ничего о тебе не знаю, — она посмотрела на него. — Почему ты не сказал мне о Кольце?

— Я хотел тебе рассказать. Я вернулся в Равамей, но тебя не было.

Она нетерпеливо взмахнула рукой.

— Можно было сказать раньше. У тебя была вся зима на это!

— И ты могла рассказать, что научилась чарам! Исцеление, разговоры мыслями, магия железа. Ты ничего не сказала мне! Вместо этого мне пришлось узнавать от Тонно и Мики. Но ты, видимо, была слишком занята секретами с Хебеном, чтобы найти время на разговор со мной.

— Хебен? Как это связано с Хебеном? — закричала Калвин. — Я не думала, что лорда Черного дворца такое интересует!

Серо-зеленые глаза Дэрроу сузились от гнева. Он сказал:

— Я не планировал становиться лордом, и я не буду носить кольцо долго. Но пока оно на мне, я могу творить тут добро. Разве не о добре мы говорили в Равамей? Может, я смогу принести мир в беспокойное время, и не только в Черный дворец!

— Разве не так говорил Самис? — вспылила Калвин. — Что он принесет мир и процветание всему Тремарису?

Дэрроу развел руки в жесте, какой Калвин у него еще не видела, в меритурианском жесте, и она ощутила дистанцию между ними.

— А что мне делать, Калвин? Без власти мы ничего не можем, ни добра, ни зла. Но ты хочешь, чтобы я отдал силу, ведь я могу использовать ее не так.

— Я не думаю, что ты собираешься не так использовать ее, — Калвин запнулась. Разве не этого она боялась? Кто теперь не доверял? Она прижала холодную тонкую ладонь Халасаа к своему лбу.

«Халасаа, вернись, помоги мне!».

Пару мгновений Дэрроу безмолвно смотрел на них, а потом сказал:

— Калвин, позволь объяснить, — его голос был робким, он подбирал слова. — Впервые в жизни я не чувствую себя самозванцем. Как ученик, друг Самиса и даже после Спарета я не ощущал себя так, будто заслужил то, что получил. Даже с тобой… — он умолк и отвел взгляд. — Но тут, как носитель Кольца, я уверен в себе. Я знаю, что нужно сделать, и знаю, как. Ты можешь думать, что я не имею права носить Кольцо Лионссара, как и Самис. Может, это так. Но такой дар больше не попадется. Я должен использовать его как можно лучше.

Дэрроу протянул к ней руку с квадратным красным кольцом.

— Идем на крышу, — сказал он с новым тоном в голосе, властным тоном, что требовал подчинения. Калвин слушала с тревогой, но пошла за ним из комнаты.

Они не заметили фигурку, что отделилась от теней у двери Халасаа и тихо последовала за ними.

Они поднялись по бесконечным темным ступеням и площадкам, двигаясь к жаре. В нескольких местах лампы не горели, и они шли в темноте. Дэрроу вытянул руку и схватил ладонь Калвин, ее сердце дрогнуло. Его ладонь была теплой, он уверенно вел ее наверх, не оступаясь, и она задумалась, сколько раз он делал это раньше.

Они добрались до крыши, моргая от яркого света солнца. Дэрроу повел Калвин среди сплетения труб, вентилей и гнезд птиц, среди мусора к краю крыши.

— Сюда я приходил, когда учился здесь, и смотрел на звезды.

Калвин стояла у черной мраморной стены, раскаленной так, что ее нельзя было трогать. Она помнила, как забиралась на западную башню в Антарисе, смотрела на леса. Как давно это было… Даже в жарком воздухе она ощущала тепло руки Дэрроу рядом с ее. Тут расстояние между ними казалось меньше, пока они были на воздухе и ярком свете. Среди леса труб и вентилей раздался зловещий пронзительный звук, ветер свистел в трубе.

Дэрроу указал на черную полосу за красными песками Хатары, надвигающуюся на Дворец, как колония муравьев.

— Нам бы подзорную трубу! — воскликнула Калвин.

— Она нам не нужна, — сказал Дэрроу. — Армия близко, — он смотрел на долину, щурясь от солнца. — Я оставил проход. Придут все: солдаты, придворные, мятежники, Кланы. Они все пойдут за нами. Люди Меритуроса привыкли к центру, одному правителю, к управлению из одного места. Они попробуют отстроить Дворец паутины здесь, даже те, кто бился, чтобы разрушить его. Этого нельзя делать. Черный дворец не подходит для людей. Волшебники живут в нем, как термиты в упавшем дереве, или как мышь в амбаре. Те, кто зовут это место гнездом волшебников, и не подозревают, насколько правы.

— Для чего он, если не для жизни людей?

Дэрроу посмотрел на нее.

— Самис обнаружил тайну этого места. Только мы ее узнали, — он замолчал, пристально глядя на Калвин. Он тихо сказал. — Это военная машина, — Калвин неуверенно смотрела на него.

— Как те, что строил Траут? Для метания снарядов или огня?

— Не совсем, — Дэрроу замешкался. — Это бронированный корабль. Помнишь, я рассказывал тебе о военных кораблях Геллана?

— Быстрые и из бронзы, чтобы не пробило никакое оружие. Да, помню… Но это здание, оно не может двигаться.

— Может, — Дэрроу огляделся, хоть видно было только злого орла, который с воплем слетел с крыши и заскользил над пустыней.

— Не понимаю, — беспомощно сказала Калвин.

Дэрроу развернулся и указал на черные блестящие трубы разной высоты и ширины, что торчали над грудами мусора и вентилями.

— Видишь эти трубы? Они — ключ машины. Сейчас они закрыты, кроме Трубы Лионссара, но если их разблокировать, в них подует ветер. Получится песнь магии железа.

— Как флейта Хебена? — Калвин потрясенно смотрела на высокие трубы.

Дэрроу чуть скривился, услышав имя Хебена.

— Да, как флейта. Каждая труба — отдельная нота, но вместе будет полная песня чар. И сила этих чар сможет двигать Дворец по песку.

— И Самис раскрыл это?

Дэрроу помрачнел.

— Да. Черный дворец пропитан сильной магией, темной магией. Это не место для радости. Это крепость, военная машина, созданная рушить и убивать. Конечно, все, кто тут обитает, такие мрачные.

Калвин поежилась.

— Кто его создал, Дэрроу? Древние, как и Спарет?

— Возможно. Но, думаю, они были умнее, чем мы думаем, Калвин. Может, они бросили замок здесь, посреди глуши Хатары, чтобы его больше не использовали во вред.

— Лучше бы уничтожили его, — Калвин поежилась. Она попыталась представить огромный Черный дворец, надвигающийся на Калисонс, давя посевы, уничтожая все и всех на пути.

Дэрроу знакомо приподнял уголок рта.

— Это непросто уничтожить. И, хоть и странно, в нем есть своя красота.

— Возможно, — скептически сказала Калвин. Даже при жарком солнце она дрожала. — Как волшебники поселились тут?

— Сам Лионссар привел их сюда во времена гонений. Это было очень давно. Колдуны заключили сделку с императорами. Они будут хранить Дворец паутины целым, чтобы их не трогали в Хатаре.

— И оставили одних, — медленно сказала Калвин.

— Как твоих жриц в Антарисе, — Дэрроу взглянул на нее. — Братья Черного дворца берегли свои чары тут поколениями, как делали сестры Антариса за Ледяной стеной.

— Нужно сломать эти стены! — нетерпеливо завопила Калвин. — Певчие Тремариса должны выйти из укрытий!

Дэрроу рассеянно кивнул, но не слушал, а хмуро смотрел на север. Черная линия все приближалась.

Калвин вдохнула.

— Когда они прибудут, Дэрроу?

— Наверное, к закату. Скоро.

Фигурка в лохмотьях за ними незаметно выскользнула из-за колонны и убежала в тень Дворца.

Калвин и Дэрроу стояли бок о бок и смотрели, как подкрадывается армия. За ними незаметно шли последователи Килы.

Дэрроу повернулся к Калвин.

— Должен спросить, — сказал он странным сдавленным голосом. — Какие у тебя чувства к тому мальчику?

Разум Калвин опустел.

— К кому?

— К Хебену.

— О, ради Богини! — Калвин отчаянно топнула ногой и импульсивно, не думая, повернулась к нему.

Она думала, что Дэрроу еще злился на нее, ведь целовал с такой силой. Но потом он обвил ее руками, и она знала, что он уже не злится. Как и она не могла больше злиться.

Через какое-то время что-то начало дергать ее за длинную косу, большое рубиновое кольцо запуталось в волосах. Но они уже не думали об этом.

Семь

Рубиновое кольцо

Звенели полуденные колокола, и большие песочные часы переворачивались. Волшебники, мятежники и дети собрались на зов Дэрроу. С его прибытия правила жизни изменились — уроков не было, дети свободно ходили по дворцу, скользили по полированным полам, болтали о случившемся пылкими, но приглушенными тонами, сравнивали истории. Некоторые подумывали уйти домой. Калвин пару раз слышала тихий смех.

Но теперь никто не смеялся. Волшебники в черном и дети в темных туниках были хмурыми, собрались в центре Дворца, где Дэрроу провозгласил себя лордом.

Гада и Шада были там, рядом с Хебеном, чье серьезное лицо сияло тихой радостью после их воссоединения. Вин был там, настороженный, но упрямый, и Хейд был растерян без хегесу. Другие дети, кроме Орона, которого еще не нашли, сидели, скрестив ноги, на полу и шептались. Фенн и мятежники прислонялись к стенам, настороженно прижимая ладони к рукоятям мечей. Они были в одежде пустыни, смотрели на волшебников с подозрением. Волшебники смотрели с недоверием и презрением на мятежников, сгрудились, как стая ворон, шурша черными мантиями.

Калвин и Тонно стояли в стороне от остальных, в дальней части комнаты. Тонно опустил ладонь на плечо Калвин.

— Как Халасаа?

— Хуже. Ему будто снятся кошмары. Мы не можем разбудить его. Мика с ним.

Тонно серьезно кивнул.

— Чем скорее он будет дома, тем лучше. Мы с тобой и Микой сможем добраться обратно. Если уйдем завтра или послезавтра, вернемся домой до конца месяца.

— О… Тонно… — глаза Калвин засияли и затуманились. Она сказала. — Думаешь, Дэрроу останется тут?

— Думаю, да, кроха. Это его место. Он хоть раз стоял так прямо?

Дэрроу прошел к лестнице, толпа расступилась для него. Он, действительно, нес себя иначе, с тихой властью, с которой никто не осмеливался спорить. Может, Тонно был прав, и это было его место.

«Но это не мое место… совсем не мое!» — ее тоска по зеленым деревьям и воде была как физическая боль, сухая измученная земля кричала о том же. Калвин знала, что, если останется в Хатаре, то засохнет, увянет изнутри, как Халасаа. Но случившееся на крыше все усложняло. Ее тело пело, она словно нырнула в море после дня тяжелой работы. Она знала, что оторваться от Дэрроу будет сложнее всего. Но Халасаа нуждался в ней сильнее, чем Дэрроу…

Вихрь мыслей утомлял ее. Она очень устала, ночи рядом с кроватью Халасаа влияли на нее. Она отклонилась на крупного Тонно, пока Дэрроу поднимался по широкой лестнице. Толпа притихла, его голос зазвенел ясно и уверенно:

— Услышьте меня! Три дня я носил Кольцо Лионссара. Многие из вас думали, что я сделаю, будучи лордом, и я скажу: я изменю Черный дворец. Много поколений он был источником страха и ненависти, и они разошлись от Хатары, как рак, пожирая весь Меритурос. Некоторые из вас верят, что империя пала с Дворцом паутины. Это не так. Сердца империи там не было. Оно лежит здесь, в этих стенах. Без Черного дворца, без тайн и лжи, запугивания чарами не было бы и Дворца паутины, двора, императора и империи. Если мы хотим отстроить Меритурос, то начинать нужно отсюда и сейчас!

Дэрроу был худым, казался еще меньше в черной мантии, которую носил, прибыв сюда. Но в тусклом свете масляных ламп его волосы сияли серебром, а серо-зеленые глаза сверкали, когда он вскинул голову. Большое кольцо на его ладони сияло жутким кровавым светом.

— Изменим империю Меритурос в республику Меритурос? — его голос разносился по большой комнате. — Вы со мной?

Калвин ощутила трепет, вспомнив Самиса в башне Спарета, зовущего их помочь ему объединить Тремарис.

Один из мятежников заговорил от стены:

— Мы терпели, лорд-волшебник. Но зачем нам делиться силой с тобой, с певчими? Мы хотим власть себе. Для этого мы старались. И ты решил обмануть нас?

— Несведущий малец! — прошипел один из Совета трех. — Наше братство — истинные хранители империи! Магия железа построила Меритурос, и мы — стражи Силы железа. Наши знания священны, невероятно ценны. Зачем нам делить власть с вами, варварами?

Шада завопила из толпы испуганных детей.

— Мы не хотим ничего с вами… мы уйдем к мятежникам! Нельзя было посылать нас туда!

— Неблагодарный ребенок! Твоя жертва была необходима, чтобы вы все жили в мире! Мы спасли вас, дети. Думаете, вы бы выжили там с магией?

Со всех сторон зазвучали крики. Дэрроу мрачно молчал, стоял прямо, и тишина постепенно распространилась от него по всей комнате. Он сказал в тишине:

— Эти споры необходимы, но позже, пока на них нет времени. Армия в пути.

Снова начались крики.

— Невозможно!

— Он врет!

— Думаю, идут и Семь кланов! — оскалился один из волшебников.

Дэрроу ждал наступления тишины, а потом прорычал песню железной магии. Он медленно повернулся к внешней стене, широко взмахнул руками. Все загудели от волнения. Мятежники и волшебники бросились вперед.

Дэрроу открывал окна в пустыню. Его песня гудела, в стене появлялись бреши, небольшие отверстия в черном полированном камне стали рядом изящных арок, пока вся та стена комнаты не стала террасой с колоннами высоко над землей.

Волшебники отшатнулись, прикрывая глаза от яркого света. Некоторые дети закричали и побежали к окнам, указывая. Но Фенн и его бойцы были заинтересованы не окнами, хоть и созданными магией, а видом за ними.

Длинные ряды солдат были хорошо видны, двигались к плато. Калвин видела их алые знамена и перья на бронзовых шлемах. Отряды растянулись по долине движущейся массой металла, плоти и брони. И среди них Калвин заметила другую процессию, не такую дисциплинированную, как солдаты, яркую, в шелках, какие могли быть только у придворных. В комнате было шумно. Кричали сотни голосов, шуршали черные мантии волшебников от волнения, а мятежники топали сапогами, спеша к окнам.

Дэрроу замер на ступенях, скрестив руки, и смотрел на созданную им суету со слабой улыбкой. Калвин сглотнула. Она шепнула Тонно:

— Он выглядит… как Самис в день, когда он подул в Рог огня, да? Дэрроу пытался заговорить с ним, но он стоял, скрестив руки, вот так, и не отвечал… И Кольцо сияло на его пальце…

— Да, я помню, — мрачно сказал Тонно и до боли сжал ее плечо.

Но теперь Фенн вытащил нож и прыгнул на ступени рядом с Дэрроу. Он закричал:

— Нам нужно готовиться к бою! Мы сразимся рядом с вами, маги, если вы не трусите! Или вы мягкотелые, как черви, раз жили все время в темной коробке?

— О, нет, — прошипел один их Трех советников, и хоть его голос был тихим, его услышали все в комнате. — Мы будем биться рядом с вами, хоть вы и грязные и глупые. Если порождения императора думают, что могут захватить наш Дворец, наш священный дом, мы покажем им…

Но потом прозвучал голос, который Калвин не ожидала услышать: сдержанный Хебен кричал из толпы. Он говорил, а перед ним освобождали место. Его лицо было красным, слова вылетали страстно:

— Мы должны сражаться? — закричал он. — Воевать? Ради чего? — он махнул рукой на окна. — Мы только узнали, что они идут, а уже готовы рвать на клочки! Мы видим врага и готовы работать сообща. Разве мы не можем так работать без врага?

— Но враг там! — воскликнул Фенн. — Ты хочешь, чтобы мы отвернулись и надеялись, что они уйдут?

— Нет! Я не о том, — Хебен успокоился, но что-то в его голосе заставило всех притихнуть. — Император мертв. Дворец паутины пал. Все изменилось! Армия не должна быть нашим врагом… мы должны работать с ними…

— Хебен прав, — тихо сказал Дэрроу, но все слушали. — У нас есть шанс, здесь и сейчас, сделать новый Меритурос. Мы можем построить землю без императоров и принцев. Землю, где чары — не тайна, где их не презирают. Землю, где Семь кланов будут жить и работать сообща, а не спорить. Землю, где армия используется с умом, а не требует еду и женщин по империи…

— Они тут не найдут женщин, — сказал едко кто-то, и все рассмеялись.

— Мы начнем сначала! — закричал Хебен, глаза пылали на его худом лице.

Дэрроу кивнул.

— Как только мы начнем сражение, мы повторим ошибки. Армия и двор, мятежники и волшебники, шахтеры и Кланы… Вы можете презирать их, они могут ненавидеть вас, но они могут многому научить вас, а вы — их. Если мы хотим построить республику, нужно принять их. И начать с разговоров друг с другом.

Все закричали в комнате. Дэрроу стоял в центре бури, спокойно улыбаясь. Фенн пытался управлять хаосом, вытянул нескольких говорящих на ступени к себе, поднимал руки, призывая к тишине, и шум порой притихал, было слышно отдельные голоса, что молили, уговаривали, угрожали, были яростными и страстными. Голос Хебена выделялся, и вскоре он оказался на ступенях с Фенном и Дэрроу, пылко спорил. Шум окружал Калвин, она прижалась к Тонно.

— Идем отсюда, кроха, — сказал он ей на ухо. — Это не наш спор.

Калвин кивнула, и он вывел ее из комнаты, сильной рукой обвивая ее плечи. Они выскользнули в тишину блестящего коридора, Мика спешила к ним, стуча сандалиями по черному камню.

— Что за шум? — крикнула она. — Слышно даже в комнате Халасаа!

— Халасаа в порядке? — тревожно спросила Калвин.

— Без изменений… не хуже. Может, лучше. Он спит крепко, без снов.

Калвин склонила голову, она не могла идти в давящую комнатку, где лежал Халасаа, потерянный в дикости его боли и теней.

— Армия снаружи, — сказал Тонно. — Дэрроу открыл окна.

Мика просияла.

— Идемте наружу, посмотрим на них! О, идемте отсюда!

Калвин сказала:

— Может, двери, что спел Дэрроу, еще открыты… — они пошли по тихим комнатам, оставляя эхо споров позади, пока не остались только их шаги. Калвин спешила по ступеням и площадкам. После предложения Мики спутанные желания и мысли в ее голове стали одной целью — выйти из Дворца. Она отчасти хотела сбежать от затхлого воздуха и удушающих теней, но дело было не только в этом. Что-то тянуло ее, как чары железа. Она спешила все быстрее, пока не побежала, Тонно и Мика едва поспевали за ней. Температура росла, они приближались к выходу, а потом оказались у больших врат, что открыл Дэрроу.

Два дня двери были приоткрыты, но недовольный волшебник закрыл их ночью.

— О, нет! — Мика скривилась от расстройства.

— Я могу открыть! — дико воскликнула Калвин. — Я могу!

Тонно и Мика переглянулись за ней. Тонно пожал плечами. Калвин закрыла глаза и вытянула руки, погрузилась в расслабленное внимание. Ее желание быть снаружи было таким сильным, что затмило ее сомнения насчет использования магии железа. Чары шептали в ее горле. Она нащупала трещину, куда можно было вонзить свою песню. Трещина стала раздвигаться. Ноты ее чар были рычагом, что осторожно толкал камень.

Ее глаза были все еще закрыты, она не унималась. Но Мика охнула от потрясения за ней, Тонно вдохнул. И раздался другой звук — низкий стон, как дыхание Черного дворца, и большая каменная дверь открылась.

Калвин открыла глаза. Перед ними появился квадрат красного песка и синего неба, и Калвин побежала туда. Мика — следом, вопя и размахивая руками. Тонно тряхнул головой, словно отгонял тени Дворца. Стадо хегесу паслось на плато неподалеку от входа, они подняли головы и посмотрели на нарушителей без эмоций.

Калвин отошла, прикрывая глаза, и смотрела на гладкую черную стену Дворца. Маленькие дырки были на трети ее высоты — окна, что пробил в комнате Дэрроу. Несколько лиц выглядывало, дети наслаждались новым видом. Мика помахала, и дети ответили тем же.

— Смотрите, — Тонно смотрел на север. — Они недалеко.

Перья и знамена были у подножия плато, вспышки цвета, что покачивались, трепетали на фоне красной пыли, полуденное солнце сияло на шлемах и копьях солдат.

До них доносились крики приказов:

— Стоять! Приготовить катапульты!

Солдаты разошлись и принялись устанавливать оружие. Калвин узнала военные машины Метатеса, которые описывал Траут: катапульты, что бросали огонь, большие сани с камнями, которые солдаты могли собрать за Порогом Хатары. Они кишели у плато, как муравьи у муравейника. За катапультами были другие отряды с веревками и крюками, готовые забираться, когда Дворец будет пробит. Там были лучники, уже поднявшие луки, и солдаты с большими железными котлами с пылающей смолой.

Калвин смотрела с рукой над глазами. Она застыла, голова кружилась, словно она покидала тело. Вся сцена была залита оранжевым светом уходящего солнца.

Тонно коснулся ее руки.

— Иди внутрь, Калвин. Нам не нужно попасть в пыл схватки.

— Мы уже там, — во рту Калвин пересохло. — Если бы не мы, этого не происходило бы. Фенн был прав. Я не могу уйти от этого, закрыв глаза.

— Мы все видим… мы можем убежать, если нужно! — глаза Мики сияли.

— Внутрь! — сказал Тонно, но Калвин стряхнула его руку.

— Нет! Нет! — в ней поднялась паника. Ей нужно быть снаружи. Она позволила Тонно и Мику отвести ее за низкую стену камней, что отмечала край сада, но она не пригибалась. Ей нужно видеть, стоять здесь, с ногами на земле. Она не знала, почему это было так важно, но так было.

Солдаты двигались быстро и точно. Камень уже был в чаше катапульты, и Калвин услышала вопль:

— Пли! — веревки полетели свободно, чаша величаво взмыла в воздух, и камень размером с «Перокрыла» вырвался на свободу. Грохот, камень пробил дыру в стене Дворца.

— Ты не можешь остановить их, Кэл? — Мика верила, что Калвин может все.

Искры летели между армией и Дворцом: стрелы сверкали на солнце. Многие отлетали от камня и падали в пыль, но некоторые свистели и попадали в дыру. Калвин охнула, махнула на солдат, словно молила их остановиться.

Солдаты с веревками лезли по краю плато, тащили за собой катапульту.

— Вниз! — ревел Тонно, толкая Мику за себя. Но Калвин шагнула вперед, ее влекло к бою.

Она смутно отмечала странный звук за ней: рычание, гудение, неземную музыку, воющую над пустыней. Но крик Мики заставил ее обернуться раньше, чем она услышала шум. Шум поглотил все звуки: скрежет был таким громким, что ее голова могла расколоться надвое.

Калвин смотрела, в ужасе зажав уши. Она не сразу поняла, что видела, ведь зрелище потрясало. Дворец двигался, тихо скользил, как корабль по морю песка. И он двигался к ним — Тонно схватил Мику за руку и потянул прочь, глаза были большими от потрясения и ужаса. Калвин пошатнулась, застыв, мысли путались. Демонический двигатель — только Дэрроу знал секрет… Дэрроу включил его…

— Калвин! — отчаянно кричала Мика, и она смогла управлять ногами и побежала.

Задыхаясь, она спешила за Тонно и Микой, топая по пыли. Облака песка окружали их, они кашляли так, что уже не могли бежать.

— Все хорошо, — выдохнул Тонно, глаза слезились. — Он не за нами… — Калвин обернулась. Они убежали на запад, к солнцу, и их тени тянулись к Дворцу на краю плато, разгоняющему солдат, что забрались на выступ. Они смотрели, а военная машина остановилась и поменяла направление, поехала по плато, раздавливая сады волшебников.

Придворные почти догнали солдат в долине, но вид движущегося Дворца вызвал у них панику. Паланкины бросили, придворные дамы и господа в пыли вопили от страха. Слуги бежали в стороны, хегесу с сумками срывались, блея. Калвин слышала приказы командиров армии, звон оружия, шипение мечей, покидающих ножны.

— Это же война! — закричала она в отчаянии. — Чем думает Дэрроу?

— Дэрроу? Дэрроу этого не делал! — возмутилась Мика.

— Но это он! — Калвин почти плакала. — Больше никто не знает, как! — с сердцем в горле она смотрела на крышу Дворца. Там мелькнуло движение темной точки? Она прищурилась в свете заката.

Черный дворец, машина войны и разрушения, плыла дальше.

— Пли! — закричали солдаты, большой камень попал по Дворцу. Черные осколки осыпали Калвин, Мику и Тонно, и они закрывали руками глаза.

Калвин охнула. Она снова увидела движение. На краю крыши — розовое пятно. Она пригляделась, моргнула и посмотрела снова.

— Мика, смотри! Крыша! Там… Кила!

Мика посмотрела наверх. Через миг она сказала:

— Это она. Думаешь, это она все устроила?

— Невозможно, — сказала Калвин. — Только колдун… — она замолкла. Пятно розового, а рядом фигурка поменьше в угасающем свете. Розовым пятном была Кила, это точно. Как она сюда попала? И кем была фигурка рядом с ней — маленькая, как ребенок?

Мика подпрыгнула, вскрикнув.

— Калвин! Это Орон, да? Видишь?

— Да, — выдохнула Калвин. Орон и Кила вместе… Орон включил Дворец, а не Дэрроу. Она ощутила, как с плеч сняли груз.

Солдаты загрузили катапульту на плато, но не успели выпустить камень, Дворец снова развернулся, и им пришлось разбежаться. Острый угол куба разбил катапульту на тысячу кусочков, вдавил обломки в пыль.

Как было во Дворце? Калвин была на лодке в бурю. Она помнила ужас, когда беспомощно скользила по палубе, не зная, куда корабль накренится дальше. Она представила, как скользили по гладким полам обитатели Дворца, как бились головами и конечностями о мраморные стены. Халасаа, Дэрроу, Хебен, близнецы… Богиня, убереги их! Она прижала ладони к голове. Голос в голове молил о помощи?

«Халасаа, это ты?».

— Калвин, ты ничего не можешь сделать? — взмолилась Мика.

Калвин пошатнулась и сжала руку Тонно. Она прошептала:

— Не знаю… может…

— Что ты задумала? — тихо спросил Тонно.

Она молчала. Тихий крик о помощи звучал вокруг нее, дрожал в ее теле, пульсировал в крови. Это был не Халасаа, а бесформенная сила звала ее.

«Халасаа! Помоги!» — но никто не мог ей помочь. Она должна сделать это одна.

Она резко отпустила Тонно, опустилась на колени в пыль. Она прижала ладони к красной земле, к камню под пылью. Когда она пела васунту, она ощущала в себе силу земли. Земля, песок, камни, пустыня, Меритурос. Раненая земля, страдающая земля.

— Калвин? Что ты делаешь?

Голос Мики доносился издалека. Шум в голове, просьба помощи, была сильнее. Она должна была ответить.

Она закрыла глаза.

«Я попробую», — сила текла из ее ладоней в землю, из земли — в нее по кругу без преград, как закольцованная река.

Из реки — море,

Из моря — дожди,

Из дождей — реки.

Ее губы двигались, но она не знала, что пела. К ней вернулся голос Халасаа.

Дыши, — и она дышала. Ритм дыхания земли был медленным, вдох казался вечным. Калвин не могла подстроиться, но ощущала ветерок, окружавший ее, как бесконечное дыхание. Ее дыхание замедлилось в ответ, как и биение сердца. Теперь она была тяжелой, соединенной с печалью земли, и она была легкой, как семечко одуванчика или пылинка.

Она тянулась все глубже, сквозь слои камня, сквозь золото и изумруды, за подземные озера и моря, за камень, что крошился как сыр, и камень, что был невероятно твердым, пока она не добралась до бушующего жидкого камня, что тек под всеми землями и объединял их, как море соединяло все поверхности Тремариса. Там кончался Меритурос, земля парила, как плот на раскаленном море. Ладони Калвин плясали на земле, как на ране Орона, она видела всю рану здесь.

Но удержание ощущения было попыткой сдержать яростную бурю. Орон был маленьким, а жизнь, пульсирующая в землях Меритуроса, была большой и кипящей. Калвин была беспомощной, как соломинка в бурю, хрупкая, как снежинка. Калвин в ужасе боролась за контроль.

Но шум вдруг утих. Чудом она стала бурей, дикая бушующая сила стала ее частью, как она была частью бури. Она парила без проблем среди потоков становления, видела все, понимала все, сила проникала в нее. В этот миг она осознала целое.

Ее внимание поднялось без усилий через все слои земли к поверхности, пронеслось над песками. Рана была на коже земли. Она видела, осознавала это. У Дворца отряды и придворные были страхом и смятением. В горах пастухи и хегесу ходили по тропам и долинам. Далеко отсюда были Кланы, города, шахтеры, пустые земли, арбек и сухая трава, наду и орлы на пустом небе.

Голос Халасаа зазвучал из глубин ее памяти:

Пусть сила течет — сделай ее целой! — она ощущала силу в себе. Она соединит эту рану!

Но пока она думала так, мысль сбила ее. Внимание ускользнуло. Она потеряла видение и уверенность в силе. С жутким рывком она снова стала беспомощной, оказалась в пасти бури, задыхалась в облаке темного ядовитого газа: ненависти и страхе, яд струился из раненой земли. Паника поднималась, была в ней, и Калвин вдыхала ее.

Она оказалась в хватке призванной магии и не могла управлять ею. Боль земли была слишком сильной. Такую рану не исцелить Силой становления. Ей не хватит сил, ее дар был слишком мал, и она была одна. Как Самис, который пытался призвать больше чар, чем он мог овладеть, она была подавлена.

— Калвин! Ты в порядке? — голос Тонно был теплым и тревожным у ее уха. — Калвин! Дворец! Нужно бежать.

Калвин ненадолго пришла в себя. Черный дворец возвышался над ней, визг труб пронзал ее голову. Люди кричали. Она пыталась встать, но не могла пошевелиться.

Черная паника снова окутала ее, и она затерялась в своем страхе, в боли Меритуроса. Калвин невольно издала визг, пронзивший шум вокруг нее. Вся сила, весь ее свет, ее магия выливались из нее через ладони в землю. В тот миг не было Калвин, она была частью земли, ее боли. Магия текла из нее, через нее в бесконечном переменчивом круге. Из реки — море, из моря — дожди, из дождей — река. Она была рекой, морем и дождями, тьма страданий, рев слепого гнева и бездна забвения затмевали ее.

— Калвин! — закричала Мика. Дворец разворачивался. Жуткая магия стонала над долиной, машина ехала к ним. Две фигурки — розовая и черная — были на краю крыши. Обе безумно махали руками в беспомощном отчаянии. — Они не могут его остановить! — охнула Мика. — Они не могут и повернуть его!

Дворец, подтверждая ее слова, пошатнулся и накренился к ним. Калвин все еще сидела на земле, слепая, глухая, парализованная. В отчаянии Тонно схватил руку Калвин и потянул ее.

— Нет! — кричала Мика, всхлипывая. — Не видишь? Она не может! Чары поглощают ее!

Ладони Калвин погрузились в камень, она смотрела вперед, ничего не видя, как статуя. Ее лицо было мертвенно-белым.

— Она не дышит! — кричал Тонно, побелев от паники, он встряхнул напряженную Калвин за плечи.

Солнце пропало. Красная линия осталась на западе, и все. Над ними небо было черно-синим. Оно светлело к краю долины, у песка становясь белым. Дворец возвышался в трех сотнях шагов от нее.

Калвин вдруг судорожно вдохнула, словно вынырнула из глубин океана и впустила жизнь в себя. Она ошеломленно смотрела на них, страх и потрясение были в ее глазах. Ее ладони по запястья были в камне.

— Калвин, освободи руки! — кричал Тонно. Дворец был в двух сотнях шагов.

Калвин смотрела, не понимая, на ладони, на камень, сковавший их. Она двигала губами без звука, сглотнула и задвигала ими снова. Хрип вылетел из горла, и она покачала головой.

— Не могу, — прошептала она. — Не могу петь… — она обмякла, упав в руки Тонно.

— Калвин, Калвин! — кричала Мика.

— Как Халасаа, — Тонно скривился в тревоге.

Они склонились над обмякшим телом Калвин, худая фигура бежала к ним по красной пыли из Дворца. Они не успели понять, а Дэрроу уже был рядом с ними. Он упал на колени возле Калвин.

— Что случилось? — осведомился он, касаясь ее бледного лба. Ее глаза были закрыты, она плохо дышала.

— Она сделала чары, похожие на чары Халасаа, но теперь не может петь, и все зря, и земля съела ее! — выла Мика не связно. — А эта штука все приближается!

Дэрроу встал. Машина медленно ехала по красной земле к ним, убирая сады и низкие стены из камня, все ближе и ближе. Солдаты перестали атаковать, с опаской окружили Дворец, но стреляли. Волшебники во Дворце молчали, их пение пропало. Придворные не знали, оставаться или бежать. Дворец был над ними, всего в сотне шагов.

— Мика! — голос Дэрроу был тихим, но твердым, как сталь. — Останови ветра вокруг Дворца. Задержи воздух.

Дэрроу медленно и спокойно поднял руки и запел. Мика растерянно послушалась и запела, она сдерживала ветры пустыни один за другим, и блоки на трубах на крыше Дворца опускались на место. Были трубы шириной как стволы деревьев, а были тонкие, как запястье Дэрроу, как и размеров между этими. Он знал их все, он неспешно закрывал их по одной пением.

Но огромный куб Дворца двигался, лезвие его края было в пятидесяти шагах.

— Он двигается! — кричала Мика, забыв о чарах. Она бросилась к Калвин, впилась в камень, держащий ее подругу.

Дэрроу поднял сжатый кулак с рубиновым кольцом. Он прорычал чары, Тонно и Мика смотрели, как красный камень вырвался из золотых когтей и повис в воздухе, сияя в огненном свете заката.

Кольцо зависло на миг между долиной и куполом неба. Дэрроу вскинул руки к черному силуэту Дворца на фоне появляющихся звезд. Красный камень полетел к крыше Дворца.

Дэрроу вскинул голову и провожал его взглядом.

— Последняя труба, — прошептал он. — Труба Лионссара, которая всегда открыта. Только кольцом можно его запечатать, только так можно остановить двигатель.

Они смотрели, а Дворец замедлялся, впиваясь краем в красную землю, в сорока, тридцати, двадцати шагах от них. Все медленнее. И он замер. Тишина заполнила Блюдо Хатары.

И в тишине низкое рычание магии Дэрроу разнеслось над пустыней. Долгое время ничего не происходило, а потом Мика увидела темную искру рубина, летящую к сжатому кулаку Дэрроу. Золотые коготки кольца впились в камень, удерживая его на месте.

Дэрроу сказал:

— Все кончено.

Солдаты стояли и неуверенно шептались. Придворные подбирались с опаской к Дворцу в его новом месте у края плато, чуть под наклоном. Мика видела, что в стенах монолита появилось ещё больше дыр, что сторона куба была в трещинах и брешах, окнах, дверях и щелях. Лица смотрели отовсюду. Одним из них был Хебен, смотрел пристально, рядом с ним стоял Фенн, сжимал плечо Хебена.

Момент застыл, как картинка на гобелене, колдуны и мятежники смотрели вниз, а солдаты и придворные — вверх, пытаясь прочесть лица друг друга.

Ночь наступила внезапно, как всегда в Меритуросе. Три луны ярко сияли, озаряя сцену серебряным светом. Большой черный куб Дворца возвышался на краю, вокруг были разрушенные сады и стены, разбитое оружие, брошенные шлемы и лоскуты знамен. Толпа солдат и придворных собралась у основания плато. Катапульты и вещи придворных усеивали красную землю, хегесу ошеломленно скакали по долине. Солдаты стояли без цели, убрав шлемы, уперев руки в бока. Некоторые терпели, их головы были перемотаны, некоторые кривились, пока их раны промывали. Растрепанные придворные в расшитых нарядах сгрудились из-за вечернего холода и робко шли по полю боя к знакомым. Никто не знал, что делать.

Дэрроу остановился там, где лежала Калвин, песней освободил ее руки из камня и поднял ее на руки.

— Нужно унести ее внутрь, — сказал он.

— Снова туда? — скривилась Мика.

Дэрроу сказал:

— Черный дворец не такой, каким был. Он больше не будет таким. Внутри и снаружи он теперь одинаков.

Тонно пошел, и его ботинки хлюпали в… грязи?

Мика вскрикнула и сжала его рукав.

— Тонно! Смотри! — она указала с дрожью на землю.

— Боги, — ошеломленно моргал Тонно. Его глаза обманывали его. Это точно были чары видимости, которые заставляли видеть то, чего нет, ведь это было невозможно.

Ручей тек из места, где были руки Калвин. Тихий и непрерывный, ручей тек к краю плато, а потом покатился со склона. Тонно и Мика смотрели, как камни вокруг ручья крошатся. Мика отскочила, когда вода с ревом полилась оттуда. Она протянула пыльные руки и умылась. Она была ребенком океана и скучала по воде.

Дэрроу обошел Дворец, направляясь к открытой двери, неся Калвин на руках. Мика побежала за ним.

— Дэрроу, откуда это? Смотри, он все течет!

Дэрроу повернул голову, на его строгом лице мелькнула улыбка.

— Может, Дворец сдвинулся и освободил ручей, как пробку вынули из бутылки. Или это сделала Калвин.

— Что она сделала, Дэрроу?

Его глаза потемнели.

— Не знаю, Мика.

Вода лилась на долину все сильнее, пока плато, где стоял Дворец, не осталось среди зеркала, что отражало свет лун. Тонно окунул голову в воду и тряхнул мокрыми волосами с довольным вздохом. Мика плясала от радости.

— Вода все течет! Это будет самое большое озеро Тремариса! Наполнит Хатару!

— Возможно, — но озеро интересовало Дэрроу меньше, чем безопасность Калвин.

Солдаты и придворные собрались у склонов и кричали магам. Они не радовались воде, как Мика и Тонно. В их голосах была паника, они кричали:

— Впустите, сжальтесь! Мы тут утонем!

Один из волшебников склонился из нового окна и крикнул Дэрроу:

— Милорд! Что нам делать?

Не останавливаясь, Дэрроу крикнул:

— Пусть бросят оружие в воду, как и мятежники. Тогда могут заходить.

Дети смотрели из окон и смеялись при виде мокрых придворных, идущих среди воды, волосы прилипли к их плечам, наряды промокли и испачкались. Но придворные отвечали на смех детей пожатием плеч, а не оскорблениями. Солдаты армии императора беспечно бросили оружие в растущее озеро и поспешили в укрытие Дворца. Колдуны открыли врата во всех стенах и впускали нарушителей, словно ждали их прибытия. Мятежники со смехом бросали ножи в ножнах из окон в воду, сделав из этого игру.