Беовульф

ПОХОРОНЫ БЕОВУЛЬФА

В центре мира растет ясень Иггдрасиль, самое большое и самое красивое из всех деревьев. У корней Иггдрасиля восседают три девы, норны, заняты они жизнями каждого мужчины и каждой женщины от рождения и до смерти. Даже боги Асгарда — всеголишь нити под их руками, даже они, как и смертные, как и гиганты, не могут подглядеть, не могут узнать, что уготовано им ловкими пальцами. Лишь этим трем девам известна длина каждой нити, трем девам, восседающим у подножия Мирового Древа. Так произошло и с Беовульфом, который искал славы и смерти героя, чтобы войти в чертог Одина и драться плечом к плечу с богами, когда придет час и разразится Рагнарёк, когда дети Локи Небоходца и Волка-Оборотня[73] ринутся на космос. К моменту рождения нить жизни Беовульфа уже определилась, и он следовал ею до самой смерти. Так думал новый повелитель данов в зимний день, когда хоронили Беовульфа. Король Виглаф, сын Веохстана, сын гаутской рыбачки, стоял поодаль от остальных, пришедших попрощаться с покойным королем. Сегодня на нем золотая корона, которая украшала голову короля Беовульфа, а до него — голову короля Хродгара по линии предков от Скильда Скевинга. Виглаф провожал взглядом закатывающееся солнце и отходящую от берега погребальную ладью, ту самую, с драконом на носу, на которой тридцать лет назад прибыли гауты во главе с Беовульфом через штормовые воды Иотландсхафа. Теперь она уносила Беовульфа к полям Идавёлля.

На берегу собрались люди, пережившие нападение дракона, прибывшие из дальних уголков земель данов, смотрели молча, перешептывались, переглядывались. На утесе недалеко от Виглафа стоял молодой скальд, пел высоким и чистым голосом:

В песне перечислялись все доблестные дела короля Беовульфа, его ратные подвиги в многочисленных битвах, восхвалялась забота о населении страны, несравненная мудрость в управлении государством. И, конечно же, воспевался последний его подвиг, блестяще увенчавший его долгую славную жизнь.

Десять танов, по пять с каждого борта, размеренно и неторопливо работали веслами. Надут свежим ветром парус Борта украшены четырнадцатью наилучшими железными щитами, судно нагружено драгоценностями, оружием, снаряжением. Здесь мечи двуручные и одноручные, боевые двухлезвийные топоры и бердыши, булавы и кинжалы, кольчуги и панцири нагрудные, наручные доспехи и поножи; шлемы с рогами и гребнями конского волоса, с наушами и наносниками, с чеканкой и золотыми украшениями — все, что необходимо храброму воину для путешествия в Идавёлль. В центре судна возвышался погребальный одр Беовульфа, на котором покоилось тело короля в мехах и броне, при полном вооружении. Таны вывели судно за линию прибоя и направили его к великолепной морской арке, сооруженной в течение долгих столетий ветром, дождем и самим морем. На каменной арке-скале судно поджидала другая группа танов, уже разжегших погребальный костер. Зрители молча наблюдали, как судно, подгоняемое течением и ветром, проходило под каменной аркой. Взгляд Виглафа выхватил из толпы тощего христианского священника в красной рясе, стоявшего возле королевы. Но в этом ритуале истовому ирландцу была отведена роль пассивного наблюдателя. Король Беовульф придерживался старой веры, как и его преемник король Виглаф.

Королева Вальхтеов стояла рядом с Урсулой, Виглаф надеялся, что с течением времени найдут они утешение от постигшего их горя. Вальхтеов осталась королевой, хотя Виглаф уважил ее пожелание и не требовал, чтобы она стала его женой.

Погребальное судно медленно вышло изпод арки, таны при помощи шестов посадили его на риф, покинули борт, и сверху на ладью тут же обрушился шквал огня. Мгновение — и судно запылало. Солнце коснулось горизонта, и небо тоже запылало закатным огнем. Король Виглаф громким голосом начал прощальную речь.

— Он был храбрейшим из нас. Имя его будет жить в веках. Король-воин и король воинов, верный мечу, верный делу своему. Подвигам его нет числа Он… — Комок подкатился к горлу Виглафа, он замолк и отвернулся, чтобы скрыть слезы.

Королева Вальхтеов подхватила, продолжила, не стесняясь текущих по лицу слез:

— Его песня будет звучать вечно. Сколько стоит мир, всегда будут звучать сказания о его славных делах…

Речи смолкли, слышны были лишь волны да ветер. Погребальное судно уносило в открытое море. Толпа на берегу медленно расходилась. Ушли, обнявшись, и Вальхтеов с Урсулой, уполз за королевой христианский священник, но Виглаф остался, наблюдал за горящим судном Он вернулся мыслями на тридцать лет назад.

— Море — мать моя, Виглаф, — заявил тогда Беовульф. — Оно извергло меня и не возьмет обратно в свое темное чрево.

Тут Виглаф уловил что-то новое в завывании ветра, какую-то жалобу. Он всмотрелся, пытаясь обнаружить источник звука. Жалоба превратилась в песнь, прекрасное, завораживающее пение разносилось над морем.

— Песня, Виглаф… Мать Гренделя, мать моего сына… моя…

И тут он увидел ее, женщину, оседлавшую нос горящего судна. Солнце блестело на ее обнаженной коже. Судно спокойно погружалось. Виглаф направился к берегу, где чтото блеснуло в последних лучах солнца. Сошел к линии прибоя. Золотой рог, дважды потерянный и вновь обретенный, забывший вкус хмельного меда, омываемый соленой морской водой, покоился на боку между камнями… Виглаф подобрал драгоценность, хотя внутренний голос и предостерегал его, советовал вернуться в Хеорот, не обращая внимания на эту находку, оставить ее на берегу, а еще лучше — зашвырнуть обратно в море… Он всмотрелся в чеканку, в камни, наслаждался тонкостью работы неизвестных мастеров и ждал… Чего-то ждал. Солнце село, наступила ночь.

Она поднялась из воды, мать демона Гренделя, мать единственного сына Беовульфа, дракона. Она улыбнулась и поманила Виглафа длинным пальцем. Виглаф нерешительно сделал несколько шагов, вошел в воду по щиколотку. Нос погребального судна задрался в воздух, и оно скользнуло вниз, в глубины. Вода зашипела, воды моря приняли смертные останки Беовульфа, сына Эггтеова, направили душу его в сады Эгира.

— Тебя еще ждет славная судьба, герой, — обратилась к Виглафу морская нимфа. — Бессмертные саги ждут твоих подвигов.

Виглаф спокойно смотрел в медовые глаза морской нимфы. Заманчивы ее посулы, но он не забывал об их цене.

— Такой, как ты… — Она призывно протянула ему руку.

— …может следовать своей дорогой, полагаясь на свою голову, — завершил он фразу под плеск ледяной волны у ног. — Знаю я твои демонские посулы и демонские замашки. Знаю я, чем твои благодеяния чреваты. Возвращайся в свою стихию.

— Как скажешь, — улыбнулась она. Ей некуда спешить. Она умеет ждать. У нее в запасе много времени — вечность.

А норны: Урд, Верданди, Скульд — следят за очередной нитыо на своих ткацких рамах, следят с любопытством и с неистощимым терпением бессмертных.