Уже за полдень следующего дня чародеи увидели Единец. После Берестова и Пустошева этот городок показался Белаве просто очень большим селом, которое зачем-то обнесли каменной стеной и вырыли ров, опоясывающий весь город. Да и стену крепостной можно было назвать с большой натяжкой, частью обвалившаяся, частью разобранная самими единцовцами. Но ворота при въезде в город имелись, в них стояла стража, больше напоминающая разбойников, чем представителей единцовской власти, и требовали они за въезд не менее двух серебрушек за пеших и по золотому с конных приезжих. Второго Ярополка здесь не было, чтобы призвать аппетиты стражников к порядку, потому пришлось чародеям выложить два золотых за въезд в захолустный городишко. Уже проезжая мимо двух хапуг с бердышами, Дарей не удержался и что-то пошептал. Стражники ошалело замерли, потом вдруг заулыбались, и Белава услышала:
— Здравы будьте, гости славного града Единца, — счастливым голосом вещал один из них, подъехавшим крестьянам. — Добро пожаловать.
— Сколько? — мрачно спросил крестьянин.
— Да что ты, мил человек, — ответил второй стражник. — Нисколько! Мы рады гостям, проезжайте. Удачной торговли.
Девушка тихо засмеялась. Учитель имел совершенно невинный вид, насвистывая себе под нос веселый мотивчик. Они свернули на немноголюдную улицу. Впрочем, городской улицей ее можно было назвать с такой же натяжкой, как и крепостную стену крепостной. Она вообще мало напоминала улицу. Дома располагались хаотично, заставляя путников петлять между ними. За очередным витком обнаружился постоялый двор. Над входом красовалась потемневшая от времени вывеска, на которой угадывалось несколько букв " Д…р. й…ойн…". Белава поскладывала буквы и так, и этак, и наконец плюнула на неожиданную головоломку.
На постоялом дворе царило сонное затишье. Паутина свисала по углам таинственными покровами, создавая ощущение полной заброшенности данного заведения. Дарей несколько раз крикнул, пытаясь найти хоть одну живую душу, и к ним вышла, зевая и почесываясь, неопрятная лохматая баба, под стать самому постоялому двору.
— Чего надо? — недружелюбно спросила она.
— Вы комнаты сдаете? — спросил чародей.
— Жалидед! — она заорала так неожиданно, что путники вздрогнули. — Иди сюда, немочь бледная!
— Чего орешь, дура? — вышеозначенный Жалидед материализовался из какого-то темного угла. Имел он вид ничем не уступающий постоялому двору и громкой бабе.
— Тута постояльцы объявились, — бросила баба и ушла.
— Здравы будьте, — буркнул хозяин постоялого двора. — Три медяка за ночь.
— Нам подходит, — ответил Дарей и достал кошелек.
— И серебрушка за лошадь, — добавил Жалидед, с мечтательной улыбкой следя за манипуляциями чародея, отсчитывающего деньги.
Чародей покосился на хозяина и продолжил звенеть монетами. После расчета путников отвели в отведенные им комнаты, Жалидед урвал еще по медяку с носа за постель сомнительной чистоты. Хотел еще за обед, но чародей огорчил его сообщением, что они не голодны. Белава сходила на конюшню проведать лошадей. Те стояли по прежнему под седлами перед пустыми кормушками. Злата выразила недовольство фырканьем, а Яхонт философски встряхнул головой.
— Бедняжечки вы мои, — расчувствовалась девушка и пошла за хозяином.
Того уже не было. Вместо него нашлась та самая лохматая баба.
— В кабак побежал, пьяница поганый, — ответила баба, насчет лошадей она замотала головой. — Ему деньги давали, пущай у него башка и болит за ваших коняг.
Большего Белава добиться не смогла. Она вернулась к чародею, но тот спешил куда-то и велел самой во всем разобраться… Ну что ж, он сам сказал, она не напрашивалась. Девушка снова нашла лохматую бабу и начала допрос с пристрастием.
— Вы всегда так гостей привечаете? — чародейка грозно сдвинула брови.
— Гостей мы вообще не привечаем, — ответила баба и уткнулась в окно.
— А мы тогда кто? — удивилась девушка.
— Вы постояльцы, — ответила баба. — Вам комнаты сдали, сдали, вот и отстань.
— Мы заплатили две серебрушки за то, что наши лошади будут ухожены, обласканы, накормлены. А они до сих пор под седлами.
— Вы Жалидеду платили, с него и спрос. И отстань от меня. Не видишь, занята я.
— Мух считаешь? — усмехнулась Белава.
— А хоть бы и мух, тебе-то чего?
— Маловато мух, я тебе сейчас с работой помогу. — девушка повела рукой и с детской радостью наблюдала, как в воздухе сами собой стали появляться мухи. Они ползли по стенам, по потолку, летали, жужжали и садились на бабу. Отличный вышел морок.
Та ошалело смотрела на чернобрюхое крылатое полчище. Она смахнула одну, вторую, прихлопнула третью и наконец заголосила.
— Чего это? Откуда это? Спасите, люди добрые-е-е!
— В вашем гадюжнике еще и змеи скоро поползут, — спокойно сказала Белава. — Так что там с нашими коняжками?
— Да нету у нас ничего, — забилась баба в истерике. — Вы первые постояльцы за три месяца. Закрома пустые. А ваши деньги Жалидед уже пропил наверное.
Белава взмахнула рукой, и мухи, кружившие над теткой, исчезли.
— Где он пьет?
— В кабаке, — всхлипнула баба.
— В каком? — не отставала Белава.
— Откель я знаю, в " Речном царе" наверное, он там чаще всего сидит.
— Пошли покажешь.
— Не пойду-у-у, — снова заголосила баба. — Он мне опять глаз подобьет.
Белава махнула рукой, соткала поисковый клубочек и отправила его на поиски Жалидеда. Клубочек уверено вел ее между домов, натыканных как попало, перевел через ручей, неспешно несущий свои замутненные отходами воды. Девушка сморщила носик. Запах на улицах Единца совсем не радовал. То тут, то там ей приходилось перескакивать выгребные ямы. Возле одного дома ее вяло облаял полудохлый пес, для острастки погремел цепью и заковылял обратно в будку. Девушке стало жалко пса, и она послала ему пучок жизненной силы. Пес замер, потом посмотрел на девушку и благодарно тявкнул. Ввалившиеся бока округлились, шерсть залоснилась здоровым блеском. Девушка щелкнула пальцами, и цепь свалилась с шеи пса. Он радостно взвизгнул и подбежал к ней. Белава потрепала пса и пошла за замершим в ожидании клубочком. Пес увязался за ней.
"Речной царь" оказался шумным и грязным местом. Разношерстая публика заполняла кабак. Пьяные крики неслись со всех сторон.
— Довбуш, ленивая ты скотина, где мое пиво?
— Заткнись, Мешко, а то полетишь вон отсюда.
— Довбуш, твое мясо пахнет тухлятиной.
— Это ты протух, свинья грязная.
— Довбуш, ну где медовуха.
— Закрой пасть, у меня не сто рук.
— Довбуш…
— Довбуш…
— Довбуш…
Сам Довбуш, низенький краснолицый толстяк, стоял за большой стойкой, раздавая подзатыльники и указания своим подручным, носящи мся между столиками с кружками, тарелками и бутылками. Кто-то подставил ногу одному из подручных, и на голову черноволосому мужику бандитского вида вылился целый жбан медовухи.
— Вот неповоротливый урод, — возмутился чернявый и послал бедолагу-подручного увесистым пинком на соседний столик.
Довбуш выкатился из-за своей стойки и, разрезая корпусом толчею, будто боевой корабль, влетел в возникшую свалку. Вытянул за шиворот своего паренька, отвесил несколько пинков посетителям и заорал:
— Совсем озверели, пьянь? А ну вон отсюда!
— Чего? — обиделся черноволосый бандюга.
Белава поняла, что никогда не найдет в этом гнездилище зеленого змия хозяина постоялого двора. Неожиданно чьи-то нескромные ручонки ухватили ее за ту часть, на которой девушка привыкла сидеть.
— Какая лапонька, — промурлыкал кто-то.
— Иди к нам, девка, — проорали из другого угла кабака, и несколько голов повернулись к ней.
— Та-ак, — тихо протянула она, ощутив, что обстановка накаляется. — А ну тихо!
Весь кабак замер, скованный ее заклинанием. Так-то лучше. Теперь посмотрим. Белава скользнула между столиками. Глаза остолбеневших людей следили за ней, не имея возможности двинуться. Жалидед нашелся за самым дальним столиком, спящий невинным пьяным сном. Девушка брезгливо поморщилась и щелкнула над ухом пьяницы пальцами. Тот осоловело уставился на нее.
— Чего надо? — вопросил он, присоединив к вопросу очень неприличное словцо.
— Работать пошли, — ответила чародейка.
— Никуда не пойду, — заупрямился Жалидед.
— Еще как пойдешь, — сказала она, начиная закипать. — Побежишь, а не пойдешь!
— Заставь меня, — он гордо покачнулся и попытался вернуть за стол. — Довбуш! Медовухи.
— В обе ухи, — сымпровизировала девушка.
Она оглянулась, заметила в углу переломанный веник и взмахнула рукой. Веник взвился, подлетел к ним и врезал мужику по хребтине. Тот заревел, подскочил и тут же получил новый шлепок, только под зад. И веник погнал Жалидеда вон из кабака.
— Помогите, люди добрыя-а-а, — орал он, пока по его спине выписывал кренделя березовый экзекутор.
Никто не спешил ему на помощь, потому как сами были немы и неподвижны. На пороге Белава бросила:
— Отомри, — и поспешила вслед за хозяином постоялого двора, ну и от греха подальше, народец-то горячий.
За спиной раздался дружный вздох, потом голоса возросли до возмущенного рева, и толпа ломанулась вдогонку за девкой-чародейкой. В это время из-за ближайшего дома показался учитель. Он остановился и обернулся назад, ожидая кого-то. Потом вновь повернулся и остолбенел, глядя на орущего благим матом Жалидеда, на спине которого расположился веник, следом за ним бежала его ученица, рядом с ней с заливистым лаем подпрыгивал здоровенный пес, а через некоторое время показалась разъяренная толпа, поминающая недобрым словом нахальную девку. Белава обернулась, что-то крикнула, и толпа резко остановилась. Задние ряды, не успев затормозить, налетели на передние, и вся это гомонящая толпа нетрезвых мужиков покатилась по грязи, матеря на чем свет стоит Довбуша, "Речного царя" и всех чародейский морд вместе взятых.
— Я ее убью, — процедил сквозь зубы чародей, беспомощно глядя в след исчезающей ученице. — Надо подчистить за ней, — пробормотал он и щелкнул пальцами.
— Мужики, — послышался сиплый голос из-под навалившихся сверху людей. — А чаво бежали-то?
— Не помню, — почесал в затылке черноволосый бандюга. — Пили, пили и на тебе. Никак бесы попутали.
Мужики поднимались, отряхались и тянулись обратно в кабак. Дарей облегченно вздохнул. Он кивнул своему спутнику и направился туда, куда Белава и березовый веник гнали хозяина постоялого двора.
Тем временем девушка пригнала Жалидеда к конюшне и ткнула носом в двух несчастных лошадей, жалостливо смотрящих на юную чародейку и мужика.
— Ты деньги взял за содержание лошадей, почему они не вычищены, не накормлены, не напоены? Посмотри в их несчастные глаза! — грозно нависла над мужиком Белава.
— Они стоят в моей конюшне, — заявил Жалидед. — За то по серебрушке и дали.
— Да я тебя сейчас самого в коня обращу, в мерина! — возмутилась чародейка. — Две серебрушки! Две! За то, что они просто постоят под твоей дырявой крышей?
— Да! А за веник ты мне еще и золотой должна, а не то к боярину пойду и челобитную подам! — он подбоченился и вызывающе посмотрел на чародейку.
— А ну давай отрабатывай серебрушки, — она тоже уперла руки в бока.
— На-кось, выкуси, — Жалидед сунул ей под нос кукиш.
Белава скосила глаза на грязную фигу, сморщилась и закатала рукава.
— Ну все, — сказала она и вскинула руки, быстро зашептав, потом щелкнула пальцами и посмотрела на Жалидеда. Тот вскрикнул, упал на четвереньки и…
— Хрю, — черный свин ткнулся ей в ноги. — Уи-и-и.
— Ага, сейчас, — ответила девушка и отвесила свину пинка. Тот с громким визгом бросился из конюшни.
Дарей подбежал в тот момент, когда какой-то хряк выбежал ему навстречу, остановился и обиженно захрюкал, глядя на чародея. Тот отпихнул хряка ногой и пошел в конюшню. Впрочем, хряк не отставал. На входе в конюшню чародея облаял тот самый кобель, что бежал рядом с Белавой. Дарей отмахнулся от пса и вошел внутрь. Девушка расседлывала лошадей, мурлыкая себе под нос веселую песенку.
— Сейчас за торбой сбегаю и накормлю вас, — пообещала она лошадям и повернулась к выходу. — Ой, мастер…
Дарей стоял перед ней с горящим взором и сжатыми кулаками. Девушке показалось, что из ноздрей учителя идет пар. Она удивленно заморгала ресницами.
— Чего с вами, мастер? — невинно спросила она.
— Убью, — коротко бросил чародей, и Белава вновь ойкнула, отскакивая от него. — Ты чего опять наворотила, нечисть?!
— Ничего, — она сделала большие честные глаза. — Вот ей-ей ничего не делала!
— За тобой толпа мужиков бежала, что ты натворила? — он направил на ученицу палец. — А хозяина нашего зачем веником через полгорода гнала? И где он вообще?
— Хрю, — обличающе захрюкал свин. — Хрю.
Дарей опустил взгляд, посмотрел на хряка и неожиданно понял. Губы чародея затряслись, он ткнул пальцем в преданно смотрящего на него хряка:
— Это… он? — спросил учитель внезапно севшим голосом.
— Он, — повинно кивнула ученица.
— Хрю, — поддакнул свин.
Дарей тяжело привалился к стене и устало посмотрел на нее.
— Я же ненадолго ушел, когда ты все успела? — тихо спросил он.
— Он сам винова-а-ат, — зарыдала Белава, и учитель поморщился. — Он с нас две серебрушки взял, а коней даже не расседла-а-ал! Его баба сказала. Что он в кабаке пьет, я за ним и пошла-а-а. А там мужиков пьяных уйма, ручищи тянуть начали, я их и утихомирила, а он идти домой не хоте-е-ел! Я его веником и погнала. А он говорит, что за две серебрушки только в конюшню наших лошадок поставить можно, это где такое видана-а-а? Я его в свинью и оборотила-а-а.
— Она неисправима, — раздался веселый голос от входа в конюшню.
Белава подняла голову, взглянула на говорившего и осела, сползая по стенке.
— Мамочки, — прошептала она. — Ты…
— Нет, это не мамочки, это я, — засмеялся воин-странник. — Здравствуй, Белава.