Радимир моментально напрягся и отстранился от меня, хотя всего секунду назад нежно прижимал к своему телу. Почему-то это обстоятельство больно задело, вызвав неприятное чувство в груди.
– Приветствую, – отчеканил мой спутник.
Я взглянула в его лицо и непроизвольно отпрянула – глаза его превратились в ледяные озёра, в который плескались горечь и презрение.
– Какая неожиданная встреча! Как поживаете? Как ваше самочувствие? Восстановились ли вы после лечения в госпитале? – защебетала брюнетка и протянула Ярогорскому изящную ручку, затянутую в кружевную перчатку.
Радимир застыл как истукан, не делая попыток пожать или поцеловать руку девушки, также не подавал он руки и сопровождавшему её офицеру.
– Ах, вы ещё сердитесь на нас? Ну право, не стоит! Давайте же останемся добрыми друзьями! Богдан, ну скажи хоть ты! – защебетала черноволосая, пытаясь скрыть своё замешательство, ей явно стало неловко.
– Действительно, Радимир, Милана вся извелась, переживая о том, как ты там госпитале. Она даже хотела лично навестить тебя, но родители не позволили. Хотя они совершенно правы: негоже навещать молодых мужчин после официального объявления помолвки. Да и я мог начать ревновать, – рассеялся офицер и обнял свою спутницу.
Услышав имя девушки, я почувствовала себя так, как будто на меня вылили ушат ледяной воды. Милана! Это она писала любовное письмо, которое Ярогорский хранит до сих пор.
– Представишь нас своей спутнице? – продолжал незнакомец, не обращая внимания на молчание и ледяной взгляд Радимира.
Черноволосая девица с ехидством разглядывала меня. Я сразу же поняла, что ей отлично известно, с кем прогуливается сейчас бывший возлюбленный. Ещё бы! Не сомневаюсь, что в обществе не раз перемыли косточки нелюдимому богачу, купившему за деньги девушку из приличной семьи. Уверена, что наша связь уже обросла множеством подробностей и кривотолков.
Радимир вновь не ответил. Но когда речь зашла обо мне, он как будто смог собраться и взять себя в руки. Его лицо обратилось в мою сторону.
Я стояла красная и растерянная, чувствуя себя в высшей степени униженной и несчастной. Содержанка, бесправная любовница, игрушка в руках богатого мужчины.
В ледяных глазах Ярогорского на мгновение промелькнуло участие. Он заставил себя выдавить улыбку и осторожно подхватил меня под локоток.
– Идёмте, дорогая. Дойдём до фонтана, а там посидим на скамейке, – проговорил Радимир, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Я с готовностью кивнула и устремилась вслед за ним, подальше от обескураженной такой невежливостью пары.
– Радимир, ради Перуна! К чему эти сцены? Найдите мужество признать, что Милана предпочла другого! И веди себя, как подобает воспитанному человеку, – закричал нам вслед Богдан.
Радимир вздрогнул, но не обернулся. Он лишь сильнее сжал мой локоть и зашагал быстрее.
Я семенила за ним, не смея ничего расспрашивать. Да и что тут неясного? Эта парочка успела выложить всё, что только было можно. Ну а письмо, прочитанное мною утром, было лишь ещё одним кусочком, дополняющим общую картину.
Радимир ухаживал за этой Миланой. Та вроде бы, судя по её посланию, отвечала ему взаимностью, но, в конце концов, выбрала другого ухажёра. Каких ещё объяснений можно требовать?
Я ощутила пустоту в груди и всепоглощающую боль, охватившую моё сознание. Ревность, злость и безумная зависть к этой самоуверенной красотке, все эти чувства закипели во мне с такой силой, что я невольно ужаснулась.
Больше всего на свете я мечтала жить как она. Принимать ухаживания от благородных офицеров, блистать на балах, о которых она писала в своём послании, выбирать наряды и прогуливаться по парку с женихом, а не с любовником.
В это момент я чувствовала себя настолько плохой и ничтожной, что едва смогла сдержать слёзы горечи и разочарования. Мне никогда не быть такой, как Милана! Её жизнь, которую я живо нарисовала в своём воображении, прекрасна, наполнена весельем и развлечениями. А моя – беспросветна, тосклива, полна отчаяния и позора.
И больнее всего было оттого, что Радимир любит эту черноволосую, а вовсе не меня. Ей он готов был сделать предложение, иль, возможно, даже сделал, а мне готов выделить лишь жалкое место бесправной любовницы. Осознание этого жгло моё сердце огнём, заставляя колотиться с неистовой силой.
Я шагала по тенистой аллее рядом с Ярогорским, изо всех сил стараясь не разрыдаться от отчаяния и ревности. К счастью, он не замечал этого, потому что был занят собственными душевными переживаниями, которые всколыхнула в нём внезапная встреча.