Барин

Глава 3

В отряде его звали Юрбас. Лет пятидесяти, небольшого роста, он носил очки с толстыми линзами, работал в лагерной библиотеке. Юрбас сидел за убийство педофила.

В прошлой жизни он был ученым-физиком. Необыкновенно умный и начитанный мужик. Иногда мы спорили, но Юрбас всегда доказывал свою правоту неопровержимыми фактами.

Как-то мне в руки попалась зачитанная до дыр книжонка из библиотеки, американского писателя-фантаста. По вечерам, после работы в швейном цеху, я любил немного почитать, чтобы хоть на время вырваться из мрачной реальности.

Когда отдавал книгу, у нас с Юрбасом произошел нешуточный спор.

– Я еще могу понять, что в будущем возможно создание андроидов, полусинтетических людей, полеты на автомобилях и путешествия в иные галактики… но в перемещение во времени я никогда не поверю.

– Андрей, всего тридцать лет назад никто не думал об интернете, о сотовых телефонах с возможностью общения с друзьями на другом краю Земли. Как ученый-физик с большим стажем я утверждаю, что нет ничего невозможного. Мы еще многое не знаем, впереди нас ждет столько открытий… думаю перемещения во времени вполне возможны…

– Конечно. Разобрать человека на атомы, переместить через пространственно-временную воронку, а после снова собрать…

– Ты просто фильмов про Терминатора насмотрелся, при скачках во времени наверняка используются совершенно иные технологии…

Юрбас задумался:

– Как думаешь, кто строил Египетские пирамиды многие тысячи лет назад? Даже сейчас нет такой техники, чтобы это повторить… А ты знаешь, что в глыбе льда, найденной в Антарктиде, и которой почти триста тысяч лет, найден элемент микропроцессора?

– Не слышал,– удивился я.

– Это тщательно скрывают, чтобы не переписывать всю историю человечества. Доказано, что на Земле уже была ядерная зима примерно сорок тысяч лет назад.

– Это гипотеза.

– К сожалению нет, это доказали сразу несколько независимых ученых из разных стран…

Юрбас усмехнулся:

– Как много нам открытий чудных готовит просвещения дух. И опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг…

Я понял что немного задремал и приоткрыл глаза. Передо мной стоял лохматый мужик с куцей рыжей бороденкой и рыбьими глазами. Он быстро скинул шапку и поклонился.

– Барин, доброго вам здоровьица.

– Ты кто?

– Степан Полухин. Прошу вашего позволения отлучиться на неделю в Андреевку. Шабашка подвернулась.

– Ступай, Степан…

– Премного благодарен. Золотой вы человек, барин…– мужик еще раз поклонился и быстро засеменил к калитке. Огромный лохматый пес лениво посмотрел ему вслед, но даже не тявкнул.

Да, мне остается признать, что я действительно в девятнадцатом веке. Факты – вещь суровая. Как и почему я попал в прошлое – другой вопрос. Положительный момент – это то, что меня приняли за племянника и наследника умершей барыни. Отрицательный – бедноватое поместье, а еще рано или поздно наверняка заявится настоящий наследник. Кстати удивительно, что у нас совпали имя и фамилия. Хотя дед рассказывал, что его отец был из дворян, воевал за белую гвардию у Колчака, потом отбывал ссылку в Сибири, где уже родился мой дедушка Степан в далеком 1929 году…

Ну что же, нужно всерьез подумать как поднять захиревшее хозяйство, раз уж я здесь и кое-какие соображения на этот счет у меня имелись.

А что прикажете, жрать водку как Прохор и набивать брюхо местными деликатесами? Крепостные и так подать принесут… да нет, не такого я склада человек. Привык чтобы все было по уму и по совести.

– Барин, вы идете? – окликнула Прасковья возле бани.

Да, пора уже и попариться

Я привстал со скамейки вошел в баню и осмотрелся. Чистенько, лавки, деревянные шайки, в печи потрескивают дровишки. Я разделся, повесил одежду на крючки и остался в одних трусах. Прасковья не торопилась уходить, с любопытством рассматривая меня.

– Барин, парку достаточно?

В банном отделении оказалось жарковато. Я все же не стал до конца оголяться и лег на нижнюю полку.

– Исподнее тоже снимайте,– заглянула Прасковья.– Я вашу одежду постираю… ну и чудная же у вас одежда. Так все в Петербурге ходят?

Я отвернулся, снял трусы и бочком подал Прасковье. Она бросила их в плетенную корзинку и вынесла в предбанник.

Я прилег на живот. Пахло свежей липой и сосной. Мягкий пар ласково ударял в ноздри. Люблю баню с самого детства.

Двери осторожно приоткрылись.

– Барин, вас может веничком попарить? – ласково спросила Прасковья.

– Это можно.

Я услышал как сзади Прасковья потрясла веником и тут же начала слегка хлестать меня по спине и ногам, постепенно увеличивая силу удара. Мое тело и кожа просто блаженствовала. Я на миг обернулся и тут же опешил. Прасковья стояла в короткой сорочке, намного выше колен. Сквозь пар белели ее крепкие бедра. Волосы распущены до плеч. Большая грудь игриво подпрыгивала от ударов. Прасковья лукаво улыбнулась и совсем стянула сорочку, отбросив на скамейку. Я как зачарованный смотрел на упругую грудь с розовыми сосками.

Пять лет воздержания – это совсем не шутки. Я уже был как пионер, который всегда готов.

Кровь заиграла по жилам. Такого поворота я совсем не ожидал, приподнялся и крепко обнял девку, увлекая ее на лавку...

... После мы несколько минут лежали, успокаивая дыхание, и только потом приступили к помывке…

Когда я отдыхал в предбаннике, Прасковья оделась и принесла из кухни холодного вишневого киселя. Я отхлебнул и расслабленно выдохнул:

– Хорошо-то как!

Девка тоже была довольна. Глазки сияли, щечки розовые.

– Ну что, девушка Прасковья из Подмосковья… теперь рассказывай…

– О чем, Андрей Иванович?

– Просто Андрей. Когда мы вдвоем, зови меня просто Андрей.

Она кивнула.

– Для начала расскажи о жильцах особняка. Только честно, как на духу. И начни с бабки Ефосиньи.

– Я в поместье недавно, всего два года. Прохор Петрович сказал, тетка Ефросинья ваша дальняя родственница. Екатерина Семеновна приютила ее тридцать лет назад, когда она овдовела. Тетка Ефросинья помогала воспитывать вас, пока вы не уехали в Петербург. Иногда у нее бывают припадки от хандры, но в целом старуха здоровая и выносливая. Вот только ходит и нашептывает дворовым, что будто вы не настоящий барин… но все и так знают, что она полусумасшедшая.

– Понятно, что про Герасима расскажешь?

– Мужик как мужик… Рукастый и выносливый невероятно. Сильный, говорят быка-трехлетку на спор с ног свалил одним ударом. Сама не видела, врать не буду. Наверное, что он своего соседа насмерть зашиб, вы уже слышали…

– Слышал. Герасим надежный мужик?

– Надежный. Только когда выпьет – лучше не подходить.

– И часто пьет?

– Раз в неделю, но до беспамятства. Впрочем, как и все мужики в селе.

– А Прохор Петрович?

Женщина засмущалась.

– Он напротив, раз в неделю бывает трезв. Но в этот день злой как собака… Частенько с фельдшером гуляют, в картишки любят по ночам поиграть… А вообще он хороший человек. Бухгалтерию справно ввел при вашей тетушке, с мужиками в селе ладит… Еще в поместье жил учитель французского Пьер, но после смерти Екатерины Семеновны, Прохор Петрович уволил его. Привез племянницу Аглашку из Березкина… она девка хорошая и готовит справно…

Прасковья вздохнула:

– Барин, отпустите меня сегодня пораньше. Муж завтра на поденную уезжает, нужно приготовить…

– Так ты замужем?

– Знамо дело… двое детишек у нас, еще малолетки.

Я слегка покраснел.

– Хорошо. Иди, конечно…

– Только в бане приберусь, да пойду…– кивнула Прасковья.

Я не ханжа, но и не животное, которое бросается на все что шевелиться. Возможно с Прасковьей я поступил не очень хорошо, просто не знал, что она замужняя. Однако все произошло так быстро и спонтанно, что я даже не успел подумать. Мне трудно было удержаться после нескольких лет воздержания. Да и Прасковья все сделала так легко и непринужденно, отдалась, будто для нее это было как картошку почистить… но мастерица, этого не отнять.

Однако я все равно чувствовал легкую вину перед ее мужем. Вот такой я совестливый, ничего тут не поделаешь…

А вообще мне начинало нравится быть барином. После бани я отправился в особняк, поднялся в спальню на второй этаж и проспал часа три. Может проспал бы по больше, но двери неожиданно скрипнули и тихонечко вошла бабка Ефросинья, шаркая ногами. Она молча присела на табурете возле кровати и грозно нахмурила брови:

– Так кто ты такой?

– Андрей Никитин.

– Ты похож на Андрейку, но вовсе не он. Я ведь его нянечка. Андрюшенька давно покинул поместье, после смерти отца, никто его уже толком не помнит… кроме меня.

Бабуля скривилась и неожиданно вцепилась за мой чуб цепкими пальцам:

– Признавайся, разбойник! Куда девали настоящего Андрейку?!

В комнату вбежал Прохор и тут же оторвал безумную старуху от меня:

– Да успокойся ты, тетка Ефросинья! Ступай к себе! Андрей Иванович, помещик Гарин прибыл. Желает с вами аудиенции.

– Через пять минут выйду…

Прохор утащил бабку, а я стал неторопливо одеваться. Мою одежду изъяли на стирку, теперь вместо трусов я носил накрахмаленные панталоны, странную рубашку со стоячим воротом и узкие брюки. Сверху я накинул темно-синий камзол с блестящими пуговицами и посмотрел на себя в зеркало. Ну и пугало! Только ворон в огороде стращать!

Однако сделал грозный вид и спустился в гостиную.

Посреди комнаты стоял высокий мужик лет сорока пяти. Напыщенный как петух. Крепкий, широкоплечий, с пронзительным взглядом и квадратной челюстью. В нарядном сюртуке и синих форменных брюках, черные лакированные туфли непривычно блестели, будто покрытые глянцем. По осанке он скорее напоминал военного или полицейского, нежели помещика.

– Владимир Иванович Гарин,– представился гость. У него оказалось крепкое рукопожатие.

– Андрей Никитин,– улыбнулся я.

Гарин сурово посмотрел на Прохора:

– Хотелось бы поговорить с вашим барином наедине…

Я кивнул Прохору и он тут же вышел, оставив нас с гостем.

– Да вы присаживайтесь,– я показал на кресло.– Может приказать принести чаю?

– Да бросьте вы этот этикет, я совсем ненадолго… – помещик уселся в кресло и вцепился в меня тяжелым взглядом. – Знаете, господин Никитин, я тут о вас навел кое-какие справки. Уж не обессудьте.

– Да что вы, право дело…

– По моим сведениям, в Петербурге вы вели жизнь молодого повесы. Приживались с богатыми вдовушками, завсегдатай игральных домов и клубов, вас даже называли бретером… а теперь, значит, решили вернуться в поместье тетушки…

Наверняка он навел справки про настоящего наследника, только для чего?

Гарин замолчал, пристально глядя на меня.

– Продолжайте.

– Для чего вам поместье, господин Никитин? Или вы уже заложили его кредиторам?

– Это не вашего ума дело,– грубо ответил я.

Я хорошо знал такой тип людей. Резкие и настырные. Его нужно сразу осадить.

– Хм-м. Возможно вы слышали, что в прошлом году я приобрел тридцать душ у вашей тетушки и часть земель… У меня к вам дельное предложение. Уступите мне все поместье. Село и земли. Оставьте себе особняк и прислугу. Ну в самом деле, господин Никитин… вы же все проиграете или отдадите за долги. А я десять тысяч дам. Серебром. Две тысячи сразу, остальное после оформления сделки. Знаете, я ведь почти всю жизнь в городе прожил, теперь решил заняться землей, хозяйством… а вам земля и даром не нужна, так же как и крепостные…

Я вспомнил как вчера мужики жаловались на помещика Гарина, боялись что он им подать увеличит за провинность. Похоже, этот Гарин и вправду скотина редкостная.

– Так как, господин Никитин? А если здесь жить не будете, можно в Москве или Петербурге за десять тысяч хороший домик прикупить… да еще и останется…

– Не дешево вы поместье оценили?

Помещик помолчал. Он свел к переносице кустистые брови.

– Хорошо. Это деловой разговор. Еще две тысячи сверху накину, из уважения к вашему роду…

У меня перед глазами стояло маленькое село с низкими домиками, грязными ребятишками и стариками… Я невольно чувствовал себя ответственным перед крепостными. Ведь я для них барин, батюшка… как я могу так запросто продать их этому мерзавцу Гарину… да он десятилетних ребятишек на поля выгонит, зверюга… землю он любит. Любишь, так иди паши, сучий потрох…ручки вон какие беленькие, наверняка ничего тяжелее пера не поднимал…

– Не будет сделки,– покачал я головой.

– Да как же это не будет, господин хороший…– удивленно пробормотал Гарин.– Мы же с вашей тетушкой предварительно все дело обмозговали еще по зиме… обсудили все дельце-то.

– Поместье не продается,– упрямо ответил я.

Помещик покашлял в кулак. У него был удивительный взгляд, то жесткий, то немного смягчался. Возможно, в нем пропал хороший артист.

– Ну хорошо… Землицу-то можете продать, раз не хотите уступать все поместье?

– Владимир Иванович, ничего я продавать не буду. Ступайте себе с Богом. Это мой окончательный ответ.

Гарин нахмурился и резко встал с кресла. Его лицо покрылось мелкими пунцовыми пятнами. Он подошел к входной двери и напоследок сказал:

– Как бы вам не пришлось пожалеть о своем отказе…

– Идите, Гарин. Я все сказал…

Помещик вышел, громко хлопнув дверью. Надо же, обидчивый какой… вот же сосед мне достался…

Я подошел к письменному столу. Отодвинул верхний ящик и достал чистый лист. Здесь же нашел чернильницу и перо. Знал бы я, что когда-то придется писать перьями.

В комнату заглянул Прохор.

– Барин, что вы с Гарином сделали! Он выскочил из особняка как помешанный, чуть калитку не сшиб… Похоже, обиделся шибко наш друг...

– Таких друзей за хрен, да в музей…– проворчал я.

Поначалу не получалось писать чернилами, на листок так и падали упрямые черные капли, но вскоре я приноровился.

Прохор терпеливо стоял возле входа.

– Да ты присаживайся, Прохор Петрович. Разговор у нас будет серьезный…