Бал Цветов (СИ)

44

Розанчик уже сжевал последний бутерброд и принялся за пирожное, запивая его соком, когда Гиацинт вернулся из своей прогулки по театру.

— Ты один? — удивился паж.

Гиацинт сел рядом, глядя в сторону:

— Она ушла переодеться, сейчас вернется, и поедем.

— Ты правда не хочешь есть? Ведь на обед во дворце мы уже опоздали. — Розанчика беспокоило настроение друга.

Гиацинт покачал головой.

— Не хочу.

Он был спокоен, как всегда, но Розанчик видел, что какой-то огонёк погас в нем. Однако размышлять над этим явлением некогда. Паж доел пирожное и в нетерпении оглядывался по сторонам.

Вдруг, чуть не поперхнулся остатками сока. Отдышавшись, он дернул друга за рукав:

— Смотри! Ужас как похожа, правда?

Осторожно переступая через разный хлам, поддерживая юбки двумя пальчиками в желтых перчатках, как бы возмущаясь царящим вокруг беспорядком, к ним приближалась сама Лютичная Ветреница собственной персоной. Правда, лица её не видно: густая бледно-жёлтая вуаль спускалась воздушной драпировкой со шляпки и была кокетливо перекинута за плечи, как шарф.

— Как вы сюда попали, господа? Во дворце все сбились с ног в поисках вас, — надменным тоном спросила желтая фигура, точь-в-точь голосом Лютеции.

Розанчик для верности протер глаза.

— А это правда ты, Амариллис? Я что-то сомневаюсь… А ну, открой лицо!

— С ума сошел! — отозвался голос Амариллис. — Этой вуали здесь почти метр, я буду её полчаса распутывать! Тебя я тоже обманула? — спросила она Гиацинта.

Граф сидел вполоборота к ней и насмешливо смотрел на удивление Розанчика.

— Отличная работа, солнышко. — Он встал: — Позвольте ручку, мадемуазель Лютеция…

Охотники на отравителей вышли в парк и остановились на площади перед театром. Розанчик с трудом поймал закрытый экипаж и вежливо распахнул дверцу перед дамой. Она вошла внутрь, опираясь на руку Гиацинта. Двое друзей тоже уселись на подушки сидений: Розанчик — рядом с актрисой, Гиацинт — напротив.

Граф высунулся в окно и махнул кучеру:

— Гони к Люксембургу. Флеру`, девятнадцать. — Он глянул на часы: — Без четверти три, должны успеть.

Скрипнули колёса; экипаж тронулся с места и покатился в сторону Люксембургского дворца.

Несколько минут друзья ехали молча. Гиацинт смотрел в окно; Амариллис думала о своей предстоящей роли; Розанчик думал обо всём сразу и время от времени с любопытством поглядывал на Амариллис.

— Что ты на меня смотришь, будто я настоящая Лютеция? — вздохнула подруга детства.

— Мне просто интересно знать, что это не она, а ты сидишь рядом. Видела бы меня сейчас Шиповничек! — Розанчик живо представил вопли сестры, заставшей его вместе с Ветреницей.

— Кто это Шиповничек? — поинтересовалась Амариллис.

— Моя кузина из провинции.

— Миленькая?

— Да, очень. Правда? — обратился Розанчик за поддержкой к Гиацинту.

Тот отвел рукой занавеску и, глядя в окно, о чём-то размышлял. Они как раз переезжали Сену.

— Гиацинт, она правда мила? — настаивал Розанчик.

— Правда. Очень милая девочка.

— А что она имеет против Лютеции? — спросила любопытная актриса.

Розанчик надулся от гордости:

— Чёрный Тюльпан ухаживал за моей кузиной; она влюбилась в него, а потом увидела их с Лютецией в беседке. И я, защищая честь сестры, вызвал чёрного принца на дуэль.

Амариллис звонко засмеялась:

— Ты?! Ха-ха! Это неправда, ты хвастунишка, Розанчик.

— Правда! — обиженный паж покраснел от справедливого негодования.

— Не может быть, — не верила Амариллис.

— Ну, спроси Гиацинта! Он был нашим секундантом.

Амариллис позвала друга:

— Граф, неужели это правда? Гиацинт!

— Да. Правда, — он не отрывался от окна.

— Но как всё прошло? Чем закончился поединок? — Амариллис жаждала рассказа о невероятном приключении.

— Дуэли не было. Гиацинт заставил принца отступить. Ведь Неро` не может драться со мной, он не французский подданный. Ух, он разозлился! Ему пришлось приносить извинения за попытку устроить международный скандал.

— Браво! — Амариллис захлопала в ладоши. — Послушай, Розанчик, а не из-за твоей ли сестры мы едем к Белладонне? Лютеция имеет теперь на неё зуб.

— Имеет. Но это другое дело, не касающееся нашего путешествия, — пояснил Розанчик.

— Что я должна делать в салоне?

Амариллис обращалась теперь к Гиацинту. Даже сквозь вуаль заметно, как блестят её глаза.

Граф оторвался от созерцания домов улицы Вожирар за окном.

— Ты выйдешь из экипажа, одна, пойдешь к двери. Постучишь четыре раза: два — громко и два — слабее. Откроет или сама Белладонна или её слуга. Ничего не говори, тебя ждут. Красавка Белладонна даст тебе яд, который ты ей заказывала. Отдашь ей вторую половину оплаты, вот деньги, — он достал из кармана черный кошелек, полученный у Лютеции.

— Ого! Сколько здесь? — Амариллис подбросила мешочек в руке.

— Пятьсот золотых, "как договорились".

— Десять тысяч франков? Итого — двадцать! Боже милостивый. Кто ж стоит так дорого? Могу я хоть узнать, чью жизнь я помогаю спасти? Уж не твою ли?

Гиацинт усмехнулся:

— Мою тоже. Но яд предназначен для дамы очень высокого положения в обществе.

— А‑а, — Амариллис откинулась на сидение. — Тогда всё ясно. — Она помолчала. — А вы уверены, что настоящая Лютеция не явится сейчас сюда?

Розанчик успокоил её:

— Не волнуйся! Настоящая сейчас спит волшебным сном и проснется нескоро.

— Тогда всё в порядке.

Они проехали по улице Мадам. На углу карета остановилась.

— Пора…

— Подожди, — остановил её Гиацинт. — Не забудь: стучать четыре раза; оглянись по сторонам — ты ведь не хочешь быть узнанной; скажи кучеру, чтоб подождал тебя, и… будь осторожна.

— Я всё помню, не волнуйся.

— Кошелек спрячь, — посоветовал Розанчик

— Ой, я и не заметила!

Амариллис сунула кожаный мешочек в карман, и он исчез в складках платья. В этот момент издалека донеслись удары соборного колокола с башни Нотр‑Дам на острове. Им ответили хором колокола близкого Сен‑Сульпис и Сен‑Жермен‑де‑Пре`.

— Ровно три часа. Теперь иди.

Гиацинт повернул ручку двери экипажа, но не открыл её. Амариллис нервно поправила вуаль и вышла из экипажа. Сказала что-то кучеру, огляделась по сторонам: по всему видно, дама приехала одна и по важному делу, она знает, куда идет. Через щелочку в занавесках друзья наблюдали, как "Лютеция" постучала в ничем не примечательную дверь дома номер девятнадцать. Дверь приоткрылась, и дама исчезла за ней, немедленно вновь закрывшейся. Оставалось ждать.