Когда Парис делил своё яблоко раздора промеж трёх богинь, у него не было столь мучительного выбора, как сейчас у меня. Я нынче не могла найти себе места. И всё из-за этой чёртовой поездки в Америку! Картина получалась не ахти: две мои «светские львицы», переводчица с английского и два старейшины из общины. А места всего три!
Да, кто-то может сказать, что, мол, зачем две «светские львицы», какая от них польза? Вполне можно взять кого-то одного — или Рыбину, или Белоконь. Но дело в том, что я-то планировала запускать с их помощью слухи. Точнее информационные бомбы. То есть они должны были входить в помещение и общаться между собой, но так, чтобы кто надо — слышали. А если будет только одна из них, то даже не знаю. Как представлю картину — заходит в комнату, к примеру, Белоконь и начинает сама себе рассказывать сплетни. А приставать к малознакомым людям с такими разговорами — неучтиво и странно. Поэтому и Белоконь и Рыбину нужно сохранить. Обеих. Это важно.
Остаётся всего одно место. И я не думаю, что Всеволод или Ростислав откажутся от поездки. А англичанке мы обещали.
Я совсем пригорюнилась и уже не знала, что и делать.
Сперва пошла к Всеволоду. Вроде как обсудить график мероприятий на следующую неделю. А на самом деле я хотела уговорить его не ехать.
Во всяком случае попытаться надо было.
Старейшина был в Доме молитв, сидел в большом кабинете, который использовался верхушкой для всяких переговоров. Когда я вошла, он как раз перебирал бумаги, которые кипами были набросаны на столе.
— А-а-а! Любовь Васильевна! — кивнул он мне, откладывая увесистую пачку бумаг в сторону, — ну проходи. Чем порадуешь?
— Да я вот хотела обсудить график мероприятий, — исподволь, вкрадчиво, начала я, — на следующей неделе мы можем или посадкой деревьев заняться, или организацией акции по сбору мусора возле городской библиотеки. Нужно определиться. Чтобы я успела план мероприятия набросать.
— Да что там определяться, — хмыкнул старейшина, — деревья сажать вроде как ещё и рановато, чуть позже будете. А вот мусор как раз хорошо бы собирать. Сейчас ещё сухо и тепло.
— Поняла, — сказала я, торопливо записывая в блокнотик, — теперь ещё нужно порешать по такому поводу…
Но не успела я озвучить повод, как Всеволод нетерпеливо меня перебил:
— Люба! Хорош ерундой мне мозги выносить! — фыркнул он, — я же прекрасно знаю, что ты пришла выяснять что-то. Давай выкладывай!
— Да я же…
— Выкладывай, говорю! А то рассержусь! — он говорил вроде как в шутку, но не в шутку.
Ну и ладно, я всё равно хотела поговорить. Поэтому ринулась, как говорится, с места в карьер:
— Я по поводу финансирования нашей поездки…
— Вот лиса! — сердито проворчал Всеволод, хотя глаза у него смеялись, — я до сих пор не пойму, как ты смогла Арсения уговорить отдать деньги нам. Там Роман Александрович такой хай поднял, аж стены тряслись. Так орал.
Я злорадно похихикала и спросила:
— Но он точно эти деньги нам даст? Или опять какая-то важная шишка нарисуется?
— Арсений? Он человек слова, — покачал головой Всеволод, — раз сказал — значит даст.
— Тут ещё такое дело… — начала я исподволь, — Арсений Борисович дал всего девять мест…
— Не всего, а аж целых! — строго поправил меня старейшина.
— Всего девять мест… — упрямо повторила я, — а кандидатур на поездку — одиннадцать…
— Та-а-ак! — поморщился Всеволод, — озвучь!
— Я, Пивоваров, Сиюткина, Зыкова, Кущ, Комиссаров, Рыбина, Белоконь. Это из группы. Потом англичанка наша, как переводчик. Ну и вы, и Ростислав, — перечислила я. — Два человека лишних.
— И кто лишние, по-твоему? — Всеволод взглянул на меня так, что стало понятно, что он едет точно.
— Не знаю… — осторожно начала я, — пришла к вам советоваться. Может быть Ростислав…
— Не выдумывай! — сердито сказал Всеволод, — он молодой член нашей общины, подающий надежды. Будущий старейшина. Так во всяком случае его сейчас воспринимают наверху. Поэтому я никак не могу его не взять. Хотя, по правде говоря, он там и не нужен. Но если не возьму — вони будет, что ой.
Я расстроилась. Честно говоря, я сильно надеялась, что именно его Всеволод оставит дома.
Видимо, на моём лице отразилась вся гамма чувств, потому что Всеволод сказал:
— Ну вот чего ты надулась?
— Я думала, он ваш враг, — сухо ответила я.
— Да, враг, — кивнул Всеволод, — но ты же сама прекрасно знаешь, что врагов нужно держать при себе. Кроме того, я лелею маленькую надежду, что он сумеет там пристроиться и сюда больше не вернется.
Я вздохнула. Мда. Проблема не решена. Наоборот, только усугубилась.
— Да что ты вздыхаешь? — удивился Всеволод, — вон у тебя сколько баб, оставляй любую — не ошибешься. Сиюткина, Рыбина, Белоконь.
— Они мне там очень нужны, — возмутилась я.
— Да какой из них толк? — удивился Всеволод, — кудахчут только, как курицы. Ну тогда слесаря нашего оставляй дома, что ему в Америке делать?
Я аж воздухом подавилась от возмущения. Ну вот как я ему буду объяснять, что коллектор сам себя не грохнет.
— Или Ксюшу оставляй. — махнул рукой Всеволод, — молодая она ещё, всё впереди. Да и без образования она. Зачем её американцам показывать? Лучше бы ту же Инну взяла — и поёт как красиво, и цветы выращивает. А это? Ни рыба, ни мясо.
— Я бы хотела сохранить всех членов группы, — стараясь, чтобы слова мои звучали твёрдо, заявила я.
— Это исключено! — рыкнул Всеволод, — я еду однозначно! Без руководителя вас просто не выпустят. Да и с американскими братьями нужно ряд проектов проработать. Ростислав едет стопроцентно. И это не обсуждается. И переводчик нам тоже нужен. Как бы вы не учили английский, а ситуации в дороге могут быть разными. Надеюсь, ты это понимаешь?
— Понимаю, — вздохнула я.
— А раз понимаешь, то иди и перетряхни своих баб. Честно говоря, я бы их всех дома оставил. Из предложенных кандидатур там только Пивоварова и Куща можно брать, да и то Пивоваров старый, как он такой перелёт выдержит?
— Он юрист…
— Да зачем нам в паломнической образовательной поездке юрист? — вспылил Всеволод, — ты бы ещё массажиста взяла! Всё! Иди! А то я сейчас ругаться буду. Не доводи до греха, Люба!
Я торопливо ретировалась.
Домой пришла в расстроенных чувствах.
Но, увидев радостную мордашку Анжелики, немного оттаяла.
— Тётя Люба! — сказала она, когда мы ужинали, — а когда мы пойдём в ту квартиру убираться и переезжать?
— А что? — я вяло ковыряла вилкой вкуснейшую жаренную картошку с золотистой корочкой, после разговора с Всеволодом аппетита что-то совсем не было.
— Завтра приедет Ричард, — начала перечислять она, — я скоро перейду в общагу. Я бы и сейчас перешла, но мы в комнате с девочками ремонт делали, окно покрасили. Нужно, чтобы краска высохла. Там сейчас спать нельзя — воняет.
— Правильно, — невнимательно кивнула я, занятая своими мыслями.
— Тётя Люба! — продолжила тормошить меня Анжелика, — давай, пока я тут, с тобой, я помогу ту квартиру отмывать? А то ты после работы устаешь, тебе одной тяжело будет. А вместе мы быстро управимся!
Я понимала, что ей любопытно посмотреть на ту квартиру. Кроме того, она хочет выбрать себе спальное место, когда будет приходить на выходные и на каникулы. Но мной овладела какая-то апатия. Сколько усилий, сколько всего и сейчас я должна принять решение. Я не могла взять и лишить кого-то из моей команды возможности этой поездки. Ну вот как? Люди старались, верили, готовились. И тут опа — и кто-то не поедет. Это же несправедливо и обидно.
— Тётя Люба… — продолжала тормошить меня Анжелика, — если устала, то давай сейчас просто сходим, поглядим, что там. А то вдруг там веника нету или тазика. Или тряпок. Чтобы потом туда-сюда не бегать.
— Ты права, — вздохнула я, — поужинаем и пойдём смотреть. Только ненадолго. А квартиру я и сама отмою, не впервой.
— А что ты такая грустная, тётя Люба? — прицепилась ко мне Анжелика, — я же вижу, у тебя мысли какие-то в голове, нехорошие. Рассказывай, обидел кто?
— Да вот надо решить, кто не поедет в Америку, — тяжко вздохнула я, — как представлю эти глаза, когда я им скажу… и самое худшее, что я не знаю, кто из них не должен ехать…
— Тю! — фыркнула Анжелика, — тоже мне проблема!
— Ты не представляешь… — начала я, но Анжелика меня перебила, — у нас в школе, если такое дело, то наша классная делала так. Говорила, к примеру, мол, есть три места, а вас десять человек. Вася или Петя точно едет. Остается два места. Сами выберите, кто из вас едет. Вернусь через час. И уходила из класса.
— Обалдеть! — изумлённо улыбнулась я такому простому и остроумному решению, но потом спохватилась и спросила, — но ведь так и до драки могло дойти?
— Обязательно! — кивнула Анжелика, — зато, когда кандидатуры себя отстояли, то уже никто права и не качал. И главное на классную не крысились, что она любимчиков продвигает.
— Точно! — я аж подскочила из-за стола, — так и сделаю! Скажу, что Ксюша и Ольга Ивановна точно едут. И Комиссаров. А остальные пусть сами разбираются.
От такого элегантного решения настроение у меня значительно улучшилось, и я свирепо накинулась на картошечку. Вдвоём с Анжеликой мы умяли сковродку и вполне сытые и довольные отправились на квартиру Тамарки.
Я пришла в Дом молитв и с нетерпением ожидала, когда же закончится занятие по английскому. Обычно мне нравились эти уроки, когда все собирались, разговаривали, шутили в перерывах между заданиями. Было очень атмосферно. Валентина Викторовна, хоть и была мамашкой Алексея Петровича, надо отдать ей должное, сама любила английский язык и умела передать эту симпатию своим ученикам.
Так что буквально уже через пару недель все понемножку начали болтать по-английски. Да, пока на уровне «передайте мне соль» и «Лондон — столица Англии», но тем не менее.
И вот сейчас я с нетерпением ожидала конца урока.
Когда Валентина Викторовна собрала свои книги и тетради и, наконец-то, ретировалась, я попросила всех задержаться. Якобы для обсуждения мероприятий на следующую неделю.
— А что тут обсуждать? — удивился Пивоваров, — Всеволод Спиридонович что сказал — уборка или посадка будет?
— Сказал, что лучше начать с уборки, пока погода сухая, — сказала я. — А деревья посадим позже.
— И правильно! — подтвердила Сиюткина. Хотя она была довольно сдержанная, и даже застенчивая, но при обсуждении всяких ботанических вопросов она оживала и активно включалась в разговоры.
— Ну вот, значит, и всё! — подвёл итог нашему разговору Пивоваров, — тогда по коням?
— Нет, подождите ещё секундочку, — сказала я, внутренне замирая (вчера Анжелика так ловко расписала мне эту схему, а сейчас я стою перед этими людьми и мне не по себе).
Я глубоко вздохнула.
— Что-то случилось, Любовь Васильевна? — моментально сориентировался и пришел на выручку Пивоваров.
— Не совсем… то есть да, — кивнула я и решилась, словно нырнула в прорубь, — вы же в курсе, что я ездила в областной центр? И таки выбила финансирование, которое зажилили «шишки» сверху?
Все зашумели, закивали.
— Так вот, — я подняла руку и дождалась, пока шум утихнет. — Они дали всего девять мест.
— А нас восемь! — выкрикнула Рыбина и радостно улыбнулась, — можно я тогда одну свою знакомую возьму? Хорошая женщина!
— Погодите, Зинаида Петровна, — покачала головой я, — нас-то восемь. Но это нас. А ведь ещё должна ехать Валентина Викторовна. Без переводчика мы не сможем. Думаю, вы сами это понимаете. Да никто и не пустит группу без переводчика. У нас же официальная делегация будет.
— Ну, так ровно девять, — немного разочарованно протянула Рыбина.
— Что, с подругой облом вышел? — ехидно поддела её Белоконь.
Рыбина надулась и отвернулась, не удостоив Белоконь ответом.
— Если бы всё было так просто, — вздохнула я, — я бы сейчас вопрос даже не поднимала.
— А что случилось? — забеспокоилась Сиюткина.
— А то случилось, что вы не учитываете, что с официальной делегацией от общины должно ехать руководство. В обязательном порядке. Чтобы общаться с руководством американской общины.
— Всеволод Спиридонович едет, да? — упавшим голосом протянула Белоконь и переглянулась с Рыбиной.
— Не только, — поморщилась я, — Ростислав тоже едет.
— А этот зачем⁈ — вспылила Рыбина, — от него и тут толку нету…!
— Тихо ты! — шикнул на неё Пивоваров и оглянулся на дверь, — доболтаешься, так никто не поедет.
Все притихли, удручённо размышляя, а я сказала:
— Таким образом смотрите сюда: у нас есть девять мест. Три занято — Всеволод Спиридонович, Ростислав и Валентина Викторовна. Остается шесть. Едут в обязательном порядке — Ольга Ивановна, Ксения, Ефим Фомич и я. Остается два места. Кто из вас едет — решайте сами. Завтра скажете мне результат.
Ууууууу… что тут началось.
Я еле успела торопливо ретироваться, как кабинет буквально взорвался. Орали так, что стёкла в окне чуть не вылетели.
Я вышла на улицу и полной грудью вдохнула чистый осенний воздух — ай да Анжелика, ай да молодчинка! Если бы не её идея, сидела бы я сейчас с ними, и они бы выносили мне крышу и делали бы мне нервы. А так поорут и сами всё порешают.
Было ли мне стыдно? Да, было. Совесть как-то всё равно мучила. Нехорошо, что я отбираю тех, кто полезен мне в моей задумке. Но здесь я себя успокаивала (точнее пыталась успокоить) тем, что всё равно всех осчастливить я не могу. Более того, они в этой общине уже давно, а я пришла, как говорится, без году неделя, и сразу организовала поездку в Америку, да ещё несколько других людей с собой беру. А все остальные вполне могут и сами всё организовать — никто же им не мешает.
Так я себя уговаривала.
Но всё равно было не по себе.
Поэтому я грустно пошла домой.
По дороге зашла в магазин. Здесь сегодня было многолюдно — привезли мороженные окорочка, которые в народе окрестили «ножки Буша». Так-то с мясными продуктами было не ахти. Нет, на рынке всё было, но цены там, ой. А вот в магазинах уже не было почти ничего. Народ выкручивался, кто как мог. А вот таким, как я, приходилось несладко. Мне-то ещё ничего — Ричард у деда, там они рыбу ловят, плюс у деда пенсия, плюс он курей держит. Огород свой. Кое-как жить можно. А вот в городе совсем плохо. Да и я-то испеку что-то, то блинов пожарю. Вот и есть еда. А в тех семьях, где мужик, или ещё и пара великовозрастных сыновей — совсем кисло. Попробуй их прокорми.
Я мужественно отстояла очередь. Мне досталось полтора килограмма окорочков. Не ахти какая еда, но за неимением другого, народ воспринимал их как заморский деликатес.
Хотя в эти годы народ всё воспринимал на ура, что с импортной этикеткой — и юпи пили литрами, и жвачку жевали упаковками, о здоровье тогда не думал никто. Думали, раз импортное — значит, качественное.
А вышло наоборот. Жаль, поздно поняли.
Я шла по улице, вдыхала мягкий осенний воздух, наполненный запахами желтеющей листвы и переспевших яблок.
У подъезда меня поджидала женщина, довольно плотная и приземистая. Её лицо показалось мне знакомым. Пока я подходила к лавочке, пыталась вспомнить, где же я её могла видеть. Но то, что я точно с нею где-то пересекалась — это стопроцентно. Вот только где? На работе? Нет, не на работе. В Доме молитв, может? Тоже не помню её там.
Ну да ладно, сейчас разберусь.
Я подошла ближе и улыбнулась:
— Добрый день. Вы, случаем не меня ждёте?
— Здравствуйте, Любовь Васильевна, — выдавила из себя бледное подобие улыбки женщина, — вас жду.
— Что-то случилось? — вежливо спросила я.
— Скажите, вы когда деньги принесёте? — спросила она, и я аж обалдела.
— Какие деньги? Куда? — протянула я, пытаясь понять, что это сейчас происходит.
— В «Хопёр-Инвест», — сказала она, — вы же обещали!