Баба Люба. Вернуть СССР 3

Глава 10

К моему несказанному удивлению, на пороге квартиры стоял… Пивоваров.

— Пётр Кузьмич? — даже не смогла скрыть изумления я, — Что случилось?

— Добрый вечер, Любовь Васильевна, — чуть смущённо проговорил он, — извините, ради бога, что тревожу вас вечером. Нам нужно поговорить. Это не займёт много времени.

— Да… конечно, — растерянно кивнула я, — проходите.

Он вошел в квартиру, а я лихорадочно соображала, куда его пригласить. В детской комнате Анжелика готовилась на завтра к собеседованию. В моей же комнате места для приёма гостей вообще не было. Пришлось звать его на кухню.

— Извините, что на кухню, — сказала я, — живём в стеснённых условиях, отдельной комнаты для приёма гостей нету.

— Ничего, я по-простому привык, — снисходительно улыбнулся Пивоваров.

— Присаживайтесь, — сказала я, — сейчас рагу будет готово. Поужинайте с нами.

— Нет, Любовь Васильевна, спасибо, я не голоден, — ответил Пивоваров, но смягчил ответ, — а вот от чашки чаю я бы не отказался.

— Тогда минуточку, — я подошла к плите и поставила чайник на газ. Вытащила большой заварочный чайник с розочками. Обычно дома, для себя мы пользовались другим, попроще. А для гостей был этот. Я вытащила из ящика начатую пачку заварки, но не успела даже заварить чай, как за моей спиной раздался возглас:

— Что это⁈ — изумлённо воскликнул Пивоваров.

Я обернулась и обомлела — он смотрел на план, в моей тетради. Чёрт! Я же совсем забыла, что писала свой план и второпях бросила раскрытую тетрадь на столе. А теперь он читает. И вот что ему отвечать? Что я помогаю готовить Анжелике реферат? Ага, на тему диверсий в Америке!

— Вот уж не ожидал, — прищурился Пивоваров и вопросительно посмотрел на меня.

Я вспыхнула и отобрала у него тетрадь.

— Вы хотели поговорить, Пётр Кузьмич? — немного более резко, чем следовало, произнесла я, — ну так говорите. Я вас слушаю.

— Нет уж, — упёрся он, — мне любопытно, зачем вам такой план, Любовь Васильевна?

Я поджала губы:

— Не думаю, что вы именно за этим пришли, Пётр Кузьмич, — я сделала чай и поставила перед ним на стол чашку. — Так о чём вы хотели поговорить?

— Уже особо ни о чём, — он смотрел на меня каким-то непонятным взглядом, а потом всё же не выдержал и сказал, — так вот для чего вы всё это затеяли, Любовь Васильевна, да? А я-то, старый дурак, всё думаю, что происходит?

Я не ответила. Молча смотрела на него, раздумывая, как бы его выгнать из квартиры? И чтобы как-то без скандала. И чем для меня обернётся то, что он теперь всё знает?

— Любовь Васильевна, — весь подобрался Пивоваров, видя моё настроение, — вообще-то я пришел с вами поругаться. Но теперь вижу, что мы вполне могли бы быть и соратниками.

— Соратниками? — удивилась я, — вы тоже любите вязать салфетки крючком?

— Причём здесь крючок и салфетки? — теперь уже удивился он.

— При том, — ответила я, — что других увлечений у меня нету.

— Я вижу, — ехидно усмехнулся он и добавил, — всё по заветам великого Ленина? «Взять почту, телеграф, телефон, мосты и вокзалы»?

— Почему телеграф?

— Так он писал в своей статье о планировании вооруженного восстания, чтобы вся власть перешла к Советам. В октябре семнадцатого года.

— Я не планирую вооруженное восстание, — ответила я, но уши предательски вспыхнули.

Пивоваров заметил это и ещё более ехидно хмыкнул:

— Теперь мне стал понятен принцип, по которому вы отбирали кандидатуры. Ксюша должна будет работать в газете и несколько раз подменить тексты передовиц на нужные вам по смыслу? Сиюткина — устроить экологический теракт? Комиссаров взорвать коллектор?

— Не взорвать, просто испортить, чтобы дерьмом все улицы залило там, — вздохнула я, понимая, что меня только что полностью раскрыли.

— А Кущ?

— Он учитель физики. Он нужен для общего руководства этим всем… — поджала губы я.

— А эти две свиристелки? Рыбина и Белоконь? От них-то какой толк? Я не пойму.

— Они должны будут ходить по мероприятиям, и делать мелкие социальные диверсии — собирать и распускать слухи, подбрасывать листовки, — поникла я.

— А я?

— А вы — юрист. Хороший юрист, — подняла голову и вызывающе посмотрела на него я, — кто-нибудь из наших может в любой момент засыпаться. Нам нужен будет юрист.

— Ну, спасибо на добром слове, — чуть приосанился Пивоваров, — а то я уже решил, что мой удел — старушкам заборы ремонтировать.

Я промолчала.

— Получается, вы создали команду и сейчас натаскиваете её для последующих задач в Америке? — догадался Пивоваров.

Я не стала ни подтверждать, ни опровергать. Весь мой такой стройный и красивый план сейчас рушился прямо на глазах. И вот что делать? Убить его что ли? Так Анжелика дома. И куда я потом дену труп?

Пивоваров, видимо, поняв по моему взгляду, о чём я сейчас думаю, торопливо сказал:

— Раз так, Любовь Васильевна, то я целиком и полностью на вашей стороне. Можете рассчитывать на мою всестороннюю поддержку! Во всём!

Я промолчала. Потому что не знала, что говорить. Тем временем, Пивоваров, очевидно, поняв, что мне нужно время на подумать, сказал:

— А Таисия эта зачем? Только склоки провоцирует. Всех уже задолбала. Её же скоро дружно бить начнут…

— Вот за этим и нужна, — призналась я, раз деваться было всё равно некуда.

— Не пойму… — покачал головой Пивоваров.

— Есть такая наука, Пётр Кузьмич, — пояснила я, — называется «конфликтология». Если команда сразу не может сработаться, значит, им нужен общий враг, против которого все объединятся и начнут бороться.

— Умно! — оценил мою задумку Пивоваров. — И, кстати, уже начало работать. Ещё не на сто процентов, но скоро будет.

Я лишь пожала плечами, мол, к тому и стремимся.

— В общем, можете во всём на меня рассчитывать, — очень серьёзно сказал Пивоваров.

— Зачем это вам, Пётр Кузьмич? — устало спросила я.

— Понимаете, Любовь Васильевна, я старый коммунист. — Загорячился Пивоваров, — И жил я в Советском союзе, гордился этим и верил, что скоро наступит коммунизм, верил во всеобщее равенство и братство. Да, были у нас перекосы, было много… эммм… всякого, но я верил, что скоро это исчезнет. Нужно немного ещё подождать, поднажать, поработать. Подождали… на свою голову. И сейчас я смотрю, как все наши идеалы растоптаны, как такая великая страна рухнула. Как наши «старшие братья», снисходительно похлопывая нас на плечу, раздают жевательную резинку. Примерно то же самое они уже сделали с индейцами у себя на континенте. Теперь полезли к нам. Засирают нашим детям мозги… Не могу смотреть на всё это, Любовь Васильевна! Сердце кровью обливается! И что самое обидное — никому нет никакого дела! Все радостно жуют эту жвачку, смотрят тупые передачи по телевизору, и не обращают внимания, как нашу страну дерибанят. И свои, и «старшие братья». Эх!

Он обречённо махнул рукой и его плечи поникли.

Мы ещё долго сидели с ним на кухне и разговаривали о нашем прошлом, о будущем, о детях, и о том, что нужно сделать, чтобы вернуть Страну Советов.

И лишь, когда он ушел, я подумала — а интересно, зачем он приходил?

Наступил «день Икс». Я с самого утра места себе не находила. Слонялась среди толпы таких же взволнованных родителей, ожидающих своих чадушек.

И вот Анжелика вышла из кабинета, где проходило собеседование, и радостно, на весь коридор, воскликнула:

— Я поступила! — от восторга она аж взвизгнула и закружилась на одной ножке, так, что юбка поднялась колоколом.

— Тише ты, люди смотрят! — сдерживая облегчённую улыбку, сделала замечание я. — я даже не сомневалась, что ты поступишь.

— Правда? — счастливая улыбка осветила ее лицо.

— Абсолютная правда, — подтвердила я, не став рассказывать, сколько мне пришлось выбегать, чтобы она попала на собеседование вне конкурса.

Пока Анжелика бегала в какой-то кабинет, узнавала что там дальше, ко мне подошла знакомая женщина, Лариса, и шепнула на ушко:

— Моя Олечка тоже поступила! Представляете⁈ Спасибо вам!

Я кивнула, мол, я старалась.

— Как с вами рассчитываться? — проворковала Лариса. — Сынуля Славочки завтра собеседование будет проходить. А у Иринки доча только послезавтра. Они сами потом к вам подойдут.

— Но вы же передали деньги, — удивилась я.

— Так то было «туда», — зарделась она, — а вам сто и юристу пятьдесят. А теперь Ольга поступила и я так рада. Давайте я вас в ресторан приглашу? И юриста вашего?

Я внутренне поёжилась — не хватало, чтобы меня тут коллективно поили.

— А вы где и кем работаете? — спросила я, забирая юридический «договор» обратно.

— Я на автовокзале диспетчером, — с гордостью ответила она.

Ну так себе связи. И я продолжила допрос:

— А ваш муж где?

— Он в администрации, в отделе по контролю и земельному кадастру.

— Во-о-оот! — удовлетворенно протянула я. — Я бы проконсультировалась с вашим мужем. И мы будем в расчёте. Пойдет?

— Конечно, пойдет, — довольно согласилась тетка.

Ну а что — консультация в ее понимании — это бла-бла-бла, а в ресторан сводить — это деньги. А так такая экономия.

Договорились на завтра.

Вот и отлично. У меня уже шестьсот долларов заработано. Завтра, может, ещё тысячу двести заработаю, если повезёт. Если не повезёт, то и так нормально. Эх, люблю делать деньги из воздуха! Жаль, не всегда это получается.

Лучезарная Марина, хоть и была вся такая намоленная и «воцерковлённая», затаила на меня зло. Так-то мне её переживания побоку. «Невиноватая я», как говорится. Но ей же мало было затаить зло и молча страдать.

Нет, Марина страдала громко и самоотверженно.

Я как раз шла на встречу с Всеволодом, мы вчера договорились, что он мне скажет, какую услугу взять с Ростислава взамен письма, как дорогу мне опять перегородила Марина.

— Вот мне интересно, — начала она издалека, явно играя на публику, коей скопилось достаточно. — Вы же, Любовь Васильевна, крещение не приняли, на молебны не ходите. Зато ездите то в Норильск, то в Америку, говорят, собираетесь? С чего это вам такие преференции?

Я пожала плечами и попыталась пройти, но Марина встала намертво. В народе говорят — «раскарячилась»:

— Нет! Отвечайте!

Я аж застыла. И вот что её — матом послать? Ну так неудобно. Тем более люди тут такие. Пусть это и секта, но они в Бога веруют. Нельзя материться. Но и вежливо отвечать отчего-то не охота.

Пока я размышляла, раздался сердитый окрик:

— Маринка, что ты опять комедию устроила тут? Нарываешься на пару ласковых? Так я тебе их сказал, когда тебя за неуспеваемость из института на первом курсе отчислили. Но с тех пор ума ты не набралась, я смотрю.

Я обернулась — там стоял Пивоваров и сердито отчитывал Марину. От его злых слов вся её лучезарность моментально потускнела, и она поторопилась ретироваться.

— Спасибо! — благодарно улыбнулась я.

— Ты если что, говори, разберёмся! — по отечески велел Пивоваров, — а то ишь. Моду взяли, в Доме молитв разборки устраивать. Да что с них взять, бабьё!

Я сдержала улыбку, Пивоваров воспринимал меня уже как соратника и совершенно забыл, что я тоже «бабьё».

В доме Всеволода было шумно. Он с кем-то разговаривал по телефону из библиотеки. Очевидно, что-то секретное, так как он плотно прикрыл дверь. Чтобы я не слышала.

— Любовь Васильевна, подождите, — велел он, и мне пришлось сидеть на невысоком пуфике в прихожей, ждать, так как в библиотеке был он, а в кабинет в своё отсутствие он меня не пригласил.

Ну да ладно.

Раз надо, буду сидеть и ждать. Мне, главное, чтобы решились два вопроса — вопрос с землёй под домом любашиного отца, жалко же старика. И вопрос с моей поездкой в Америку. Причём я нынче планирую в разведку туда смотаться. А дальше уде надо будет регулярно ездить. А кое-кому и поселиться там, а то ведь не накатаешься.

Сидеть было скучно, и я начала перебирать в голове варианты, куда ещё можно вложить деньги и делать бизнес. А то, что что-то с деньгами нужно было решать и то срочно, я знала точно. Или я их вложу, или они пропадут. Но вкладывать тоже нужно было с оглядкой и с пониманием. Чтобы была прибыль, и чтобы, если бизнес пойдёт, то бандиты потом не отжали.

Куда ни кинь, выходило, что нужно Всеволода тоже в долю брать. Если бруклинская секта крышевать нас будет, то ничего бандюки не сделают. Оставалось только подвести под это дело правильную идеологию.

И только я начала размышлять, как бы всё эдак закрутить, чтобы одним выстрелом с десяток зайцев бабахнуть, ну так вот я люблю. Как скрипнула дверь и на пороге возникла рыбина Зинаида Петровна.

Увидев меня, она сперва удивилась, потом обрадовалась:

— Любовь Васильевна! — воскликнула она, — а чего это вы здесь как бедная родственница сидите?

— Тс-с-с! — приложила палец к губам я и кивнула на закрытую дверь, из-за которой раздавался приглушенный голос старейшины, и по которому было понятно, что он на кого-то сильно ругается.

— Ага. Понятно, — полушепотом сказала Зинаида Петровна.

— Садитесь, — я подвинулась, и Рыбина примостилась рядом на пуфике.

Теперь мы вдвоём уже как бедные родственницы. Но Всеволод и не старался побыстрее завершить разговор, наоборот — ещё больше вопил. Уже аж стены тряслись.

— Сердитый, — вздохнула Рыбина.

— Угу, — согласилась я.

Помолчали под аккомпанемент отголосков криков.

Мне-то можно было и молчать, я нормально к этому отношусь, а вот Рыбина явно тяготилась.

Наконец, она не выдержала:

— Любовь Васильевна! — доверительно сказала она, — ходят слухи, что из наших не все поедут в Америку. Это правда?

— Правда, — кивнула я.

— А кто не поедет? — заволновалась Рыбина.

— Это будет зависеть от результатов работы нашей группы, — ответила я.

И Рыбина заволновалась:

— Послушайте, Любовь Васильевна, — конфиденциальным голосом сказала она, — позвольте дать вам совет.

— Давайте, — позволила я, ну а что, всё равно сидим. Так хоть любопытно, что она там себе надумала.

— Мне кажется, что в Америку не следует брать эту Зыкову. Ну, сами подумайте, у неё даже высшего образования нет. И английский она не знает. Ну, вот что ей там делать⁈

— А вы английский хорошо знаете? — с наивным видом поинтересовалась я.

— Ну, в школе я проходила… я хорошо в школе училась. Без троек, — даже и не подумала смутиться Зинаида Петровна.

— А в институте?

— А у нас там немецкий был… вроде… — задумалась она.

— Да вы, Зинаида Петровна, полиглот, я смотрю, — усмехнулась я, но рыбина моей шутки юмора не поняла и переключилась на более важную тему:

— Ну так вот, не берите вы эту Ксению. И вообще, нужно её из нашей группы гнать. А вместо неё можно взять одну женщину. Это моя хорошая знакомая. Знаете ли, очень приятный человек. Если хотите, я вас прямо сегодня познакомлю.

Но я не хотела ни знакомиться с милой женщиной, ни обсуждать с Зинаидой Петровной причины, чтобы выгнать Ксюшу.

— А ещё лучше Белоконь выгнать! — продолжила проявлять мудрость Зинаида Петровна, — до чего бескультурная женщина. Вы знаете. Любовь Васильевна, говорят, она так задолбала своего мужа, что он не выдержал и повесился. А она потом к нам пришла. Думаю, что скоро мы все повесимся.

Я аж икнула.

— Ну вот зачем она в группе? Вот какая из неё польза? Ксюху можно хоть за чаем сгонять. А от Белоконь какая польза? Её ни в Америку пускать нельзя, мы там только напозоримся с нею, ни в группе оставлять.

Я издала какой-то нечленораздельный звук, который сложно было внятно идентифицировать, но рыбиной и не нужны были мои мудрые мысли. Ей достаточно было, что я молча сидела рядом. И она воодушевлённо продолжила:

— Но самое главное, что нужно сделать — это избавиться от этой «консультанта» Таисии. Вы бы знали, какая же она беспардонная! Лезет и лезет! Ей говоришь. Что надо сделать, а она в ответ сто слов противоречий. Нет, такие люди нам в группе не нужны. И в Америку её пускать никак нельзя. Что американцы о нас подумают! Стыдобища!

Она не договорила, когда из библиотеки выглянул Всеволод и поманил меня к себе:

— Проходите, Любовь Васильевна!