Авантюрист. Русская Америка. Часть вторая

Глава 5.

Двадцатое апреля тысяча восемьсот девятого года. Сан-Франциско. Калифорния.

Университет мной задумывался еще и местом, где будет происходить обмен идеями моих ученых и инженеров. Ни одно из наших производств не должно существовать само по себе, в отрыве от остальных и университет долен был стать отличной площадкой для общения.

Первой ласточкой такого обмена идеями стали холодильники. Честь их изобретения поровну принадлежала Розе и команде Фултона.

Роберт, не смотря на все мои увещевания, продолжал управлять своим заводом и лабораторией при нём в авторитарном стиле и неохотно читал лекции лично. Вместо себя он частенько отправлял в университет одного из своих ассистентов, Адама Смита, полного тёзку знаменитого экономиста.

Адам, как и Говард Олдридж был недоучившимся студентом, и как и Говард попал в британскую армию по глупости. Бросать учёбу в Кембридже он не собирался но ему пришлось бежать к вербовщикам сломя голову после того как он в пух и прах проигрался в карты. Чтобы его ну уж точно не достали кредиторы, завербовался в один из полков, базирующихся в Канаде.

Это вообще было достаточно распространенной историей. Английская армия частенько становилась прибежищем тех. кто по какой-то причине решил порвать с прошлым. Проигравшиеся картёжники, должники и прочие, прочие, прочие.

Во время битвы под Монтерреем Адам был тяжело ранен и чуть не умер от развившегося сепсиса. Но ему повезло, спасибо нашим врачам и пенициллину.

А дальше для него началась совсем другая жизнь. Из-за ранения парень не попал в нашу дорожно-строительную компанию и устроился подсобным рабочим к Фултону. Где быстро пошёл в рост и из простого грузчика стал сначала слесарем, потом помощником сначала одного из рядовых инженеров, а затем и самого Фултона.

Последнее время Роберт активно работал над созданием локомобиля и обещал скоро показать сразу два прототипа. Первый представлял собой простую раму на колёсах, с установленными на ней паровым двигателем и остальными системами.

А вот второй был значительно интереснее. Он имел закрытую кабину для водителя и шести пассажиров. Климат Калифорнии хоть и отличался мягкостью, но зимой в заливе временами было холодно и ветрено. Чтобы сделать поездки комфортными, нужно было придумать систему отопления кабины. Самому ему не хотелось заниматься столь незначительным делом, и Роберт поручил это Смиту.

Тот подошёл к делу очень ответственно и творчески. В итоге, у его получилось нечто, очень похожее на радиатор. В процессе этой работы Адам случайно получил очень интересный эффект, о котором он и сделал доклад в университете.

Смит назвал своё открытие вихревой эффект или эффект Фултона — Смита. Адам сформулировал его эффект температурного разделения газа при закручивании в цилиндрической или конической камере при условии, что поток газа в трубке проходит не только прямо, но и обратно.

И Фултон, и сам Смит не придали этому открытию, какое либо значение и на лекции Адам рассказал об этом как об интересном факте, этаком научном курьёзе. Но, тут вмешался случай. На той же лекции присутствовала Роза.

В производстве ПВХ панелей, необходимых Луке для дирижаблей, ей было необходимо иметь холодильную камеру. Изначально предполагалось, что её построят на основе эффекта испарения аммиака, который должен был выступить в качестве хладогента. Это не было каким-то супер новшеством, еще в пятидесятых годах прошлого века подобные опыты ставились в Европе.

Но услышав про вихревой эффект Роза буквально сделала стойку как охотничья собака при запахе дичи. Холодильная камера на основе испарения аммиака должна была быть не очень эффективной. А вот если использовать это новое открытие, то может получиться нечто очень любопытное.

Так и случилось, вихревой холодильник оказался очень эффективной штукой. Он позволил добиться в холодильной камере той же температуры что и на улице, только с противоположным знаком. Если за окном плюс двадцать по Цельсию, то в холодильнике наоборот минус двадцать.

Делать нечего, пришлось планировать строительство еще и завода холодильных установок, Слишком уж большое значение имеют они для экономики республики. До этого мы в зимние и осенние месяцы возили лёд с Аляски и по многих европейских народов, включая русских, делали ледники для хранения. Учитывая трудоёмкость доставки льда, мы не могли привозить его много, поэтому ледники были роскошью.

Но сейчас это изменилось самым коренным образом и практически все владельцы ресторанов, таверн и гостиниц встали в очередь для покупки холодильной камеры. Правда, их потребности наша промышленность сможет удовлетворить еще не скоро. После первого экспериментального холодильника мы приступили к сооружению оборудования для химического комбината. И только после этого можно будет подумать обо всех остальных.

Что до первого образца холодильника, то, увы, и здесь как и в случае с шёлком в полной мере проявилась коррупция и неравенство в нашей республике. Беременная жена президента как-то вдруг пристрастилась к лимонаду со льдом. И чтобы каждый день не гонять курьера за льдом я приказал смонтировать холодильную камеру в подвале президентской резиденции.

Вскоре это стало чем-то вроде ритуала, спускаться в подвал за льдом и готовить Марии Мануэле лимонад. Детвора, проживающая во дворце: Александр младший, крошка Хуан и дети теперь уже губернатора Лос-Анджелеса тоже оценили холодильник по достоинству. Еще бы, ведь его наличие позволяло делать мороженое!

Более того, наследный принц Аяхито, который стал всё больше и больше бывать у нас, также заявил, что когда он вернётся в Японию, то первое что он сделает, это построит установку по производству мороженого.

Появление холодильной камеры привело к тому, что динамо-машина питающая дворец электричеством стала не справляться со своей задачей, и пришлось спешно монтировать еще одну, благо Олдридж, вдохновившись Фултоном, старался держать запас динамо-машин и заказывал Роберту большее количество паровых машин, чем требовалось.

После строительства новых пароходов наша верфь взяла паузу в реализации сложных проектов, строительство большой самоходной баржи на которой мы будем доставлять металл из нового сталелитейного комплекса, сооружённого на левом берегу Сакраменто, недалеко от Коломы ни я, ни Дукас к сложным проектам не относили.

Пауза была взята не случайно. Дело в том, что мы решили приступить уже к строительству специализированного боевого корабля, носителя нашей артиллерии. Несмотря на то, что внешней угрозы не просматривалось, не считать же за неё гипотетическое возвращение англичан или нападение мексиканцев, но пушки мы производили, что называется на склад.

К этому моменту на хранении находилось двадцать орудий, это притом что все форты республики получили новую артиллерию, включая форты Новоархангельска и Лос-Анджелеса.

Как показала практика, наши пушки обладали излишней мощностью для всех без исключения современных кораблей, стрельба из них представляла нешуточную опасность для самих носителей орудий. Требовалось сначала разработать совершенно новый корабельный лафет, а только потом проектировать корабль.

По моему мнению, он должен быть не очень большим, примерно как корвет или может быть шлюп по типу "Невы", без парусного вооружения и с цельнометаллическим корпусом. Наши с Дукасом мысли совпадали, и он представил эскизный проект подобного корабля.

Водоизмещение триста тонн, отсутствие парусного вооружения, две машины по сто семьдесят лошадиных сил должны были давать максимальную скорость в пятнадцать узлов, цельнометаллический корпус и экипаж в пятьдесят человек. Корабль должен был иметь развитую систему бортового оборудования, электрическое освещение, прожекторы и прочее.

По нашим планам такой корабль должен будет нести 2 орудия, одно в носу, а другое на корме. Учитывая, какое преимущество наши пушки имели над абсолютно всей современной артиллерий, этого было более чем достаточно.

Если проект окажется удачным, то эти корабли должны будут заменить собой наши фрегаты. А учитывая то, что экипажи на них будут намного меньше, то мы планировали не три корабля, а как минимум шесть, а то и десять.

Правда, помимо новых лафетов, вернее корабельных артиллерийских установок нас тормозил еще один момент. Отсутствие большого количества качественной стали. Использовать привозную китайскую мы не хотели по причине дороговизны, а нашу полученную из болотной руда из-за низкого качества. Сколько не бились наши металлурги, они так и не получили из этой руды ничего пристойного.

Зато на руду с озера Тахо наш главный металлург, господин Фанг, возлагал очень большие надежды. Он появился в Калифорнии больше года назад, после первой экспедиции Плетнева в Китай и сходу стал главным по металлу в республике.

Фанг был о себе не очень высокого мнения, говоря что в поднебесной очень много мастеров лучше чем он. Но для нас он стал находкой.

Как-то так получилось, что металлургия у нас была сиротой. Изначально сталеплавильный завод, домны и коксирующую печь построили Фултон и Барри старший. Роберт, выполнив эту задачу, вернулся к своим машинам, а Барри постепенно стал заниматься общим администрированием.

Так и получилось что один из важнейших, если не самый важный, завод республики оказался предоставлен сам себе. И настоящим чудом являлся тот факт, что там никто не убился или не произошла какая-нибудь авария.

Всё изменилось с появлением господина Фанга. После того как он заговорил на испанском и русском, господин Фанг навёл порядок и это сразу принесло свои плоды. Качество стали улучшилось, но этого было не достаточно.

Зато когда Ортега привёз с озера Тахо образцы руды, наш китайский металлург сразу сказал что эта руда то, что надо и что сталь из неё будет, даже лучше кантонской.

Сейчас мистер Фанг проводил время, курсируя между Сан-Франциско и пока еще безымянным посёлком, где помимо строительства самого поселения уже начали ставить новую коксирующую печь и первую домну. Один из наших паровых куттеров стал для него разъездным катером и кроме того, на Фанга работал наш новый пароход "Сакраменто". Одноимённая река была судоходна для подобных судов и "Сакраменто" сновал туда-сюда доставляя всё новые и новые партии строительных материалов: кирпич, цемент, дерево и различные стальные конструкции.

Первое мая тысяча восемьсот девятого года. Сан-Франциско. Калифорния.

— Браво, — громко закричала Мария Мануэла и, встав со своего места, громко захлопала в ладоши. Через мгновенье к ней присоединился я, а затем и все остальные зрители.

Только что мы посмотрели первую пьесу поставленную театром Кабуки в Калифорнии. До этого в построенном господином Мусаку театре шли только концерты традиционной японской музыки и музыкальные вечера устраиваемые моей ненаглядной. И то и другое пользовалось неизменным успехом у изголодавшейся по развлечениям публики, но сегодня был настоящий аншлаг.

Для премьеры японцы выбрали пьесу "Двойное самоубийство в Сонэдзаки", как рассказал перед спектаклем посол Макото, это классическая японская пьеса долгое время была под запретом, настолько сильное впечатление она производила.

Японцы поставили её только сейчас, хотя в Калифорнии уже месяц из-за неугомонного Мусаку. Тот был еще плох после неудавшегося самоубийства, но не это главное.

Важнее то, что он делал до прибытия посла Макото, помимо строительства самого театра и выполнения своих прямых обязанностей, Мусака переводил на испанский язык несколько пьес, три он не закончил, а вот "Самоубийство" перевёл до конца.

И сделал он это очень качественно, у него оказался настоящий талант к переводу. Посол Макото и господин Итикава Кикугоро, режиссёр этой труппы, в один голос сказали, что перевод ничуть не испортил дух этой трагической истории. Кикугоро буквально загорелся прочитанным и заявил, что будет ставить "Самоубийство" сразу на испанском.

В результате его актеры целый месяц готовились по двенадцать часов в сутки. Никто из них не говорил на испанском. Поэтому актеры буквально заучивали наизусть непонятные им слова, а потом долго и упорно тренировались в их произношении. Всё таки японский очень сильно отличается от привычных нам языков именно в плане произношения.

В подготовке спектакля огромную роль сыграл отец Нектарий. Уж не знаю, откуда наш главный полиглот узнал о грядущем выступлении, но именно он поставил актерам правильное произношение.

Чем меня очень сильно удивил. В моём представлении священники, особенно православные, должны сейчас на дух не переносить театр, считая его бесовской забавой, к тому же и пьеса была про самоубийц, что совсем уж ни в какие ворота.

Когда я узнал это, у нас состоялся прелюбопытный разговор:

— Ваше преподобие, я вас совсем не понимаю.

— О чём вы, господин президент.

— О театре, я думал, что вы будете резко против. А вы, наоборот помогаете японцам.

— Я действительно против всего этого.

— А зачем тогда помогаете?

— Всё очень просто. Мне нужно влияние среди японцев, я хочу стать среди них своим. Это будет полезно для нашей миссии в Японии. К тому же это полезно для воспитания Аяхито.

— Ваше преподобие. Это, как-то по-византийски, что ли.

— Сочту это за похвалу, господин президент…

Овации не стихали довольно долго, чем изрядно. Когда они стихли, и зрители потянулись к выходу, я спросил жену.

— И как тебе? Хотя судя по твоему виду, все понравилось.

— Еще как. Такая история, такая страсть.

— Да, эмоций там было предостаточно.

— Ты обратил внимание на актрис?

— Их было сложно не заметить. Весьма экзотичные барышни.

— Мне кажется, ты должен поговорить с послом Макото и этим Кикугоро.

— О чем?

— Именно о том, что ты сам сказал. Об этих экзотичных женщинах. Уверена, у них не будет отбоя от поклонников. Сейчас на них обрушаться знаки внимания, и они наверняка не устоят. Тебе же не нужен бордель буквально в центре Сан-Франциско.

— Думаешь, их стоит поселить на окраине, чтобы не смущать почтенных матрон, прогуливающихся на главной площади.

— Господин президент, вы пошляк.

— Шучу я, шучу. Ты права, моя дорогая. Я поговорю, вернее, поручу это Шиаю. Он у нас за порядок отвечает, а подобное точно приведёт к проблемам.

— ДА, не хотелось бы зашивать твоих офицеров, проткнувших друг друга на дуэли из-за какой-то японской шлюхи.

— Сеньора! Что за слова! прилично ли говорить подобное маркизе и первой леди нашей республики. И вообще, в Японии это называется гейша, что-то вроде куртизанки.

— Это тебе за предложение поселить их на окраине.

— Хорошо, один-один.

— Что прости? Я не поняла.

— Да это так, к слову пришлось.

Вот я дурак, по-другому не скажешь. Совсем забыл про спорт. Это же тоже прекрасные развлечения. И огромное количество вариантов. Начиная от различных военных видов как то: скачки, стрельба, фехтование и прочее и заканчивая игровыми видами. Поло, регби, теннис с футболом. Надо будет узнать, есть ли среди англичан футболисты, это же их национальная игра. Наверняка она и в девятнадцатом веке популярна.

Организуем себе спартакиаду народов Калифорнии, с раздачей медалей, или вообще назовём это Олимпиадой. Чем я хуже того же де Кубертена?

К тому же и греков у нас полно, обеспечим, так сказать, преемственность. От древней Олимпии до современного Сан-Франциско. Звучит, конечно, бредово, но почему бы и нет.

Да и полезно это на самом деле. Так что, да здравствует олимпийский девиз: быстрее, выше, сильнее!