-- Иване, надо бы коней к реке привести. Под вельмож ляшских.

-- Не надо, Святополк, тут недалеко, и трёх сотен шагов нет. Ножками дойдут.

-- Сиё есть... обида гостям.

-- Перетопчутся. Я в нынешнем походе в Витебск, в Луческ, в Галич - пешком входил. Мне не зазорно, и им тако же.

-- Ну... хоть бы лодок поболее. Сколько на этой переедет? Пятеро-шестеро.

-- В тесноте да не в обиде. А то другой раз лодейку сгоняют.

-- Однако ж... оскорбятся.

-- А вот и поглядим. Велика ли у них в нас нужда. Да и у Феди карасиков намале осталося.

Грузятся, перевозятся, выгружаются. Вдумчивое подглядывание позволяет определить взаимоотношения и относительный статус персонажей. Подглядывать неудобно. Не по пристойности, как вы подумали, а по оптике: солнце садится. Но из тени шатра - нормально.

Главным - невысокий толстенький мужичок в чёрно-красном балахоне. Да, ярко. Впрочем, ярко разодеты все. Сочетание красок... "вырви глаз". Много блестящего. Учитывая, что в эту эпоху блестит только что-то драгоценное... цена целой провинции. У двух мужчин на поясах мечи. У одного, который помоложе, не только ножны, но и навершие рукояти зайчиков пускают. Много мохнатого. В смысле: меха. Шпоры. "В три загиба на версту". Идут на цыпочках раскорячившись: на пятку ногу не поставишь, зацепишься.


Ладно, надо встречать. Корзно? Где моё корзно?!

Корзно - символ. Такой... общерусский. Но в этом случае - ещё и специфически личный.

Однажды, когда мы с Самой Великой Княжной Всея Руси в Смоленске в оружейке у Будды накувыркались, она, что-то рисуя пальчиком у меня на голой груди, поинтересовалась:

-- Ваня, а ты... ты кто?

Я тогда задёргался. Не объяснять же утомлённой любовью девушке, что "мы - из будущего". Психом посчитает, больше не придёт. А мне - хотелось. Чтобы приходила. Больше и чаще. И вообще - без перерыва, "от зари до зари, от темна до темна мне любви..." ну и так далее.

Начал выяснять: где я прокололся, что такие вопросы возникают. Она объяснила:

-- Ну... первый раз, когда мы с тобой... на тебе был ошейник, ты прятался от моего брата, от слуг теремных. И выглядел как... испуганный, тощий, ободранный... беглый мальчишка-холоп. Второй раз тебя увидела, когда подарки мои вернул. Хитро и прибыльно. И был ты... слуга ушлый да изворотливый. Наглый сопляк-выскочка из челяди старика-деревенщины. Третий раз ныне встретились. Ты уже боярский сын. Меня от лютой смерти спас. Вот-вот боярином станешь, шапку получишь. Будешь суд да расправу чинить, дружины в битвы водить.

Чуть-чуть порисовала ещё пальчиком и, вскинув на меня взгляд, спросила. Вроде бы в шутку, но напряжённо:

-- А в следующий раз? Кем обернёшься? В корзне красном явишься? А? Может, и руки моей просить у отца будешь? Может, мне подождать чуток, не ходить под венец нынче?

Я, в тот момент, был "прыщом смоленским" - боярским недорослем, принятым на княжий двор для общего развития и проверки на пригодность хоть к чему-нибудь из сословных обязанностей. Планов не имел, будущего своего, в отличие от общеисторического, не представлял. То, что было - мне не нравилось совершенно. Всё. Ну, кроме неё в постели. Вопрос поставил в тупик.

Какой дурак выдумал легенду о романтичности женщин?! Может, и - "да". Если - "до того". А вот "после того как"... женский прагматизм, в отличие от оргазма - существенно опережает мужской. Я ещё не отдышался, а она уже фасон свадебной фаты прикидывает.

Врать - нельзя, Богородица запретила, правду - нельзя, сумасшедшим посчитает, больше не придёт. Перевёл тему, поинтересовался её брачными планами.

Она вполне реально оценивала перспективы:

-- Отец-то мой... Великий Князь. Я у него - старшая. Первая невеста на всей Руси. У меня уже возраст подошёл. Вот отец и думает. Выбирает - с кем из владетельных домов породниться. Только у соседей, у мадьяр Арпадов и ляхов Пястов - уже рюриковн много. Комнины и Штауфены - женатые или маленькие совсем. Отец, конечно, зла мне не желает, но все женихи какие-то... старые да корявые. Или - сопливые. Или - худородные да бедные. Мне в какое-то захолустье немецкое идти... Ещё и веру их принимать. "Богородицу" на латыни... "Аве Мария"... экое убожество.

Я тогда ляпнул по стереотипам третьего тысячелетия:

-- А ты, принцесса, не ходи.

-- Как это? Что я, дура что ли?! Да ну, против воли отца... Глупость несуразная...

И заинтересовалась титулом, царапнувшим слух:

-- А почему ты меня принцессой зовёшь? Принцесса - это дочь короля. Короли только у латинян. Я - княжна.

Я, естественно, "распустил хвост", принялся гадать по руке:

-- Принцесса - не только дочь короля, но и жена принца. Дай-ка ладошку. Линия судьбы показывает однозначно: быть тебе принцессой.

Она не поверила. Пришлось заняться... нашим взаимно приятным занятием, расцвечивая его трёпом:

-- Выйдешь ты замуж за принца. За молодого, красивого. Не такого как я, но тоже красавчика. Неутомимого любовника. Почти как я. Веселого да ласкового. И станешь ты королевой.

Потом она лежала на боку, смотрела в огонь моей каменки, чему-то улыбалась...

***

Мне Елена Ростиславовна напомнила Екатерину Павловну, сестру Александра I.

Резкая была "Великая княжна". При сватовстве Наполеона в 1808 г., сказала: "Я скорее пойду замуж за последнего русского истопника, чем за корсиканца".

Александр был настроен принять предложение. Но сестра и мать его были крайне враждебны к "корсиканцу". Сватовство отвергли, и вскоре Россия пережила войну 1812 г.: "Многие города лежали в развалинах, в том числе и такие крупные, как Москва и Смоленск. Потери русских войск составили около 300 тыс. человек".

Ну не хотела она замуж за того выскочку!


"В ней нет нисколько женской пустоты, религиозной сентиментальности, она обладает особенною силой мышления", "обладала умом и духом, имела силу воли, не была создана для тесного круга, робость ей совершенно не была свойственна, смелость и совершенство, с которыми она ездила верхом, способны были возбудить зависть даже в мужчинах".

"...красавица: темноволосая, с темно-синими глазами, белая и скоро говорила по-русски. В Твери её очень все любили за обходительный нрав. Она часто давала балы во дворце и одинаково приветливо принимала и дворянина, и купца, и даже молоденького офицера; просила, чтобы все веселились у неё без чинов".

Державин о ней:


"Что таинственна картина?

Что явленье девы сей?

По челу - Екатерина,

По очам - огнь Павлов в ней".


О своём втором муже она писала:

"Вы говорите, что ему сорок лет, - беда невелика. Вы говорите, что это жалкий муж для меня, - согласна. Но мне кажется, что царствующие особы, по-моему, делятся на две категории - на людей порядочных, но ограниченных; на умных, но отвратительных. Сделать выбор, кажется, нетрудно: первые, конечно, предпочтительнее... Я прекрасно понимаю, что найду в нём не Адониса, а просто порядочного человека; этого достаточно для семейного счастья".


"...порядочные, но ограниченные; умные, но отвратительные...". Реализм монархизма изнутри.


Её второй супруг кронпринц Вильгельм Вюртембергский:

"Мне никогда не приходилось встречать женщины, которая бы до такой степени была одержима потребностью двигаться, действовать, играть роль и затмевать других... она была одарена сильными чувствами".

9 января 1819 г. в возрасте 31 год она внезапно скончалась в Штутгарте. Ходили слухи, что она простудилась, преследуя верхом мужа, отправившегося на тайное свидание.


Елена Ростиславовна не ездила верхом. И в мужья ей достался "Адонис". Преследовать неверного мужа не было нужды: свидания с "милашками" не были тайными, а иной раз даже и демонстративными.

Сходные свойства: ум, дух, сила воли, красота... вызывали у её мужа и окружения не восхищение, а отвращение, презрение, насмешки, стремление уязвить и унизить. Ежедневно, разнообразно, годами.

Нормы поведения, распространившиеся в Европе после обуржуазивания, после эпохи Ренессанса и века Просвещения, отсутствовали. Торжествовала патриархальность по-феодальному. В которой "ум, дух, сила воли, красота" провоцировали ничем почти не ограниченное "втаптывание". В парии, в "омеги". Как "на зоне". Прямо убить нельзя. А вот пнуть, уморить, загнобить... "Померла. Волей божьей. И - прослезились".

***

Все мои предсказания сбылись. Только королевой пока не стала. Но это дело наживное, какие её годы.

Правда, если мои гонцы в Вислице правильно поняли, то... исполнение пророчества не сделало её счастливой.

Так я счастья и не предсказывал.

А, может, парни напутали. Они ж по слухам рассказывали. А люди чего только не выдумывают.

Я бы хотел... чтобы она была счастлива и весела. Вот, корзно нацепил. Вспомним её тогдашний вопрос, посмеёмся, порадуемся её прозорливости.


Пять человек топали от берега к нам. Наверх, к шатру. Четверо мужчин и женщина. Она шла последней, семеня, отставая. Один из мужчин, привлекательной внешности, с небольшой каштановой бородкой, обернувшись что-то сказал ей. В ответ... я не разбираю слов, но слышу тон. Такое... жалобно-канючное нытьё. Не, не Елена. У неё таких интонаций... даже и представить не могу.

-- Джень добрый ясновельможному панству. Я - Адам, каштелян мяста Менджынец Подляский.

Здоровенный толстяк поклонился, утер потное лицо рукавом своей меховой шубы. Шуба... "шанхайские барсы". В смысле: барсук крашеный. Тушканчики, вроде, в Польше не водятся.

-- Здрав будь, каштелян Адам. Добро ли дошли?

-- Дженькую барджо, кшёндже Федор. Матка бозка дожволила. Ох-ох. Тёпло. Ф-фу.

Федя и этот Адам лично знакомы. Приходилась прежде встречаться и разбирать споры селян в пограничье.

Каштелян - комендант замка. Подчинённый воеводы, начальника области - воеводства.

Единственное исключение: Краков. Краковский каштелян выше краковского воеводы после восстания воеводы Скарбимира 1117 г. Болеслав Кривоустый его ослепил и понизил должность.


-- За радостью репрезентую кшёнджа Вишленского Казимира, шына Болешлавова.

Пижон в середине дёргает головой, трёхцветное длинное перо на берете падает на нос, потом откидывается рывком головы на правое плечо.

Мда... хорош. Казимир - в "малом параде". Короткая накидка тёмно-красного сукна с широким меховым воротником-оплечьем. В моей молодости такое называлось "полуперденчик". Придаёт вид широкоплечего могучего мужчины. С переразвитом торсом. Особенно, по сравнению с нижней половиной, которая в обтягивающих чулках.

Мужичок в чулочках... Я понимаю, что у меня предрассудки, но... Нет, это не про то, о чём вы сразу... Я чулки последний раз в детском садике носил. С лифчиком на резинках. Восприятие... деточка, а где твой горшочек? Уважения не вызывает. Да и ляжки конские. В смысле: всадника-рыцаря. В смысле: тощие.

Под накидкой какая-то коротенькая голубая распашонка с широкими рукавами до локтя и с разрезами. Дальше тёмно-зелёная котта с узкими светло-красными, шнурованными малиновой верёвочкой, рукавами. Исподнего... не показывает. Видимо... не очень. Так-то в Европах принято хвастать всем надетым. На запястьях - золотые браслеты, на пальцах - золотые перстни, на шее - золотая цепь с крупным золотым крестом, на кресте - "гимнаст" с рубинами в нужных местах. В смысле: где оригиналу гвозди забивали. Сверху берет. С изумрудной пряжкой, из которой торчит длинное перо. Перо... похоже, тоже "шанхайские барсы". В смысле: крашенное.

Короче: фазан аристократический.

Мы уже сломали этикет: с каштеляном должен разговаривать не князь берестейский Федя, а слуга равного ранга. Конюший, тысяцкий - максимум. Федя не знаток в этих заморочках, я к этикету... пренебрежительно. Решили разговоры разговаривать демократически. Но в произнесённой фразе есть деталь, которую Миссионер пропустить не может. А поскольку уже набрался от меня "плохого", в смысле: "простолюдских" манер, то спрашивает прямо:

-- Э-э-э. Князь Висленский? Или князь Вислецкий?

Это, знаете ли, разница как между Москвой-на-Москва-реке и Москвой-на-Миссисипи. "Вислица" - городок, место. Висла - река, есть понятие "Висленская область", близкое по смыслу к "Краковская область".


Фонетика, факеншит. Русские - цокают и свистят, ляхи - шипят и жужжат, немцы - каркают и лязгают.

Классически вопрос: как Цезаря звали? - Gaius Iulius Caesar.

Изначально - "эс". Сезар. Позже стало "ка" - кесарь, кайзер. А у нас превратилось в "цэ" - царь. И, кстати, "ю" в "Юлии" - дифтонг. Остальные говорят "иу".


Ляхи вполне понимают вопрос. И подтекст. Казик вздёргивает нос. И перо. Они ж взаимосвязаны! Успокаивающе вступает его спутник в чёрном:

-- Място-място. Вишлиша.

Адам из Менджынеца немедленно представляет "миротворца":

-- Его Преподобное Превошходительштво епишкоп Краковшкий пан Гедко.

"Пре-вошко-ходительство"? Хорошо хоть не "бишоп", как принято в других соседних странах. А то я в первой жизни долго удивлялся: "би" - понятно", "шоп" - понятно. А вместе - служитель культа. Это намёк такой?

Сам Гедко (официально - Гидеон) из знатного рода Грыфиты-Сьвебодзицы, чьи имения в Малопольше, Шлёнске (польской Силезии) и Мазовии. Члены рода ходили в битвы с кличем "Свобода!" до 14 в. Потом... то ли род кончился, то ли свобода стала не актуальна.

Федя хватается за шапку. И натыкается на мой удивлённый взгляд.

Я, конечно, понимаю: вбито с детства. Снять шапку в присутствии иерея, подойти под благословение, приложиться к ручке, поцеловать священное кольцо, как при встрече, так и при расставании, опуститься на колени...

Федя отдергивает руку, смущённо не знает куда её деть. Гедко довольно улыбается: он не наш епископ - католический. Но всё равно, вера - христова, сан - действует.

Маленький, толстенький, чёрноглазенький, очень энергичный. На голове - биретта с тремя гребнями и помпоном. Малиновая. Помпончик подпрыгивает. Очень миленько. Если так трясти головой - шапка и вовсе улететь может. Длинная, в пол, чёрная рубаха. Сутана церковная, не литургическая. Те вообще очень богато отделывается. Здесь - дзимарра. Малиновый кант по всем швам. "Кант - малиновый, лошади - серы...". Сверху прикинута накидочка мантеллоне, фиолетовая с крылоподобными рукавами. При его жестикуляции... Видел прежде малиновые пиджаки, теперь сподобился увидеть фиолетовый вентилятор. На чёрной рубахе хорошо смотрится малиновый широкий тканный пояс с висящим под левой рукой до колена концом. "Концом" - в смысле: пояса. При его надевании произносят: "опояшь меня, Господи, поясом чистоты и угаси во мне вожделение; да возобладает во мне добродетель воздержания и целомудрия". Самокастратор. Вот это и есть настоящий "пояс верности". А не то что все думают.

Складывает ладони перед собой и, умильно возведя глаза горе, провозглашает:

-- Laudetur Jesus Christus (Слава Иисусу Христу!).

-- И тебе не хворать.

Довольная улыбка пастыря становится недовольной. Скривилась. Надо было ответить типа: "In sФcula sФculorum! Amen!" (Во веки веков! Аминь!). Но мне не хочется. Епископ осеняет нас крестным знамением. А мы дружно отвечаем "строевым" кивком. Дружно, потому что оба моих спутника тщательно повторяют меня.

Факеншит! Ванька-лысый - икона стиля. Но в части дипломатии... Здесь наклон талии при поцелуе золотого кольца епископа - уже госизмена с оттенком еретичности.


Адам продолжает представление.

Нет, здесь "представление" не игры скоморохов, как вы решили, а элемент дипломатического протокола. И "протокол" тут - тоже не то, что вы...

-- Ясновельможный воевода Плоцкий, Святослав Константин Властович.

Ого! Плоцк нынче - из самых "горячих" воеводств. Столица Мазовии. Война там почти без остановки.

Сын Петра Власты, датчанина, вельможи бывшего короля Владислава Изгнанника.

Власта - едва ли не самый благочестивый авантюрист Польши первой половины этого века.

Захватил обманом перемышльского князя Володаря. Ослеплённый Василько выкупил брата за всю галицкую казну. Я про это - уже...

В ходе поиска второй жены своему королю Владиславу ухитрился сам жениться на дочери русского князя Олега "Гориславича". Это... круто: княжон замуж за бояр не выдают, не ровня. Построил 70 каменных церквей. В 1145 г. усадьба Власты была взята людьми короля штурмом. Обвинили в гос.измене, ослепили, лишили языка. Отчего король получил анафему, потерял королевство и обзавёлся прозвищем "Изгнанник". Власта уехал на Русь, в Киев, где продолжал интриговать против Владислава до своей смерти в 1153 г. "Интриговать" - вслепую и молча. Это... надо уметь.

Святослав - младший сын. Как рюрикович по матери имеет право на "причастие в земле Руськой" по введённой Боголюбской системе признания "ублюдков". В смысле: "сбережения крови Рюрика". Надо будет предложить.

Имеет трёх сыновей. Они, кажется, в РИ потомства не оставят.

Эпитет "датский" (польск. "дунин"), связываемый с его отцом, перейдёт на потомков старшего брата Всебора, которые дадут многочисленные шляхетские роды герба "Лебедь" (Дунины).

Немолодой крепкий мужчина. Волосы короткие, виски и затылок выбриты, лицо и руки обветрены, морщинистые, несколько шрамов. Безэмоционален. Одет... спокойнее. Не скромно, но без хвастовства. Медвежий мех на шапке, воротнике, рукавах и по подолу. Ножны богатые, но меч не парадный - рукоятка потёрта. Военспец.

С ним обмен кивками проходит на равных и без переживаний. Хотя мы, типа, должны морды корчить: он-то воевода, а мы-то - ого-го! Князья обкорзнённые.


Мне это всё - не интересно. Мне интересно... из-за спины князя и епископа вытягивают женщину. Ради которой я сюда и заявился. Эти все... лошади обозные. Почтальоны. Которую мою "отраду" привезли.

-- Жона ксенча ксежничка Элена. (Супруга князя княгиня Елена).

Боже мой! Во что они её одели!


"...баба старая...

А оделась - стог стогом!

...

Ой! ты, барыня спесивая,

Ты стыдись глядеть на свет!

У тебя коса фальшивая,

Ни зубов, ни груди нет...".


"Стог стогом" - вижу. "На свет глядеть" - стыдится. Остальное предполагаю ассоциативно по Некрасову.

На голове - кика. "Корона замужества", праздничный головной убор замужних женщин, полностью скрывает волосы. Тёмная дорогая ткань, твердая вставка в форме рогов. Как у коровы. Или - у чёрта. Нет, скорее, корова - кость белая. Рождение ребенка увеличивает размер "рогов". Могут быть 30 см. Здесь... на ладонь. За двух сыновей.

Тёмный платок держит это... сооружение, закрывая, попутно, голову и плечи. Замотан "снизу вверх": между рогами кики торчит узел и хвосты платка. Подбородок и шея полностью плотно закрыты. Вообще головной убор... перезатянут. Если так гайки крутить - резьбу сорвёшь.

Снизу - под губы. Сверху - по брови. С боков стянуто - аж щёчки наружу выпирают. Амбразура для носа. И косы заплетены так, что, хоть их и не видно, но понятно: такие "дальневосточные" глаза - куаферка-штангистка работала.

По платку кайма красно-белых пятен: герб Пястов.

***

В VIII в. родоначальник династии князь Лех увидел место, где высоко в небе на фоне багрового заката парил белый орел, а на холме находилось орлиное гнездо.

Тут он и говорит:

-- Гнездиться будем здесь!

И заложил Гнезно.

Белый орёл и цвет багряного неба стали гербом Пястов.

***

В здешнем мелком, неровно вышитом орнаменте выглядит как... геморроидальная птичка капнула.

У нас нынче тоже солнце садится. Мне прямо в лицо светит. Но ни багрового неба, ни белого орла не наблюдается. Ну, так мы и не в Польше.


Дальше тяжёлое шерстяное тёмно-коричневое бесформенное, в пол, расклёшенное книзу... что-то. Сильно утяжелённый вариант абайи. Ни пояса, ни украшений. Нет, есть: на пальцах три разноцветных перстня и золотое кольцо.

Пальцы - то нервно перебирают ткань платья, то сцепляются между собой. Кика хороша, когда женщина идёт с гордо поднятой головой, "кичится". Если лицо опущено, то... бодаться собралась?


Я жадно разглядывал свою "отраду". "Ел глазами". Хотелось... обнять, прижать, сорвать... всё это уродливое. Нет, не для того, о чём вы сразу... Просто я знаю какая она внутри. Внутри этого тряпья, внутри тела.

Да что ж вы всё про одно?! У человека внутри - душа. И у вас - тоже. Если поискать.


Я же помню. Как она одевалось. Не в смысле скорости, а в смысле стиля. Даже в рамках нынешнего, довольно уродливого на мой вкус, средневекового женского русского костюма. Помню, как она двигалась. Вольно, просторно, играючи. А тут... меленьким шагом, понурившись, скукожившись... У неё же был разворот плеч как у балерины Большого театра! И где это всё? Согбённая под грузом прожитых лет?


"Ты жива ещё, моя старушка?

...

Что ж ты нынче собралась в дорогу

В старомодном ветхом шушуне?".


Тебе же ещё двадцати трёх нет! А уже всё? Пружинка кончилась?

Она вскинула глаза, тут же быстренько потупилась, зарозовела пуще.

И тут, краем глаза, я поймал ухмылку Казика.

Довольную. Понимающую. Презрительную.

Торжествующую.


"Мне не к лицу и не по летам...

Пора, пора мне быть умней!

Но узнаю по всем приметам

Болезнь любви в душе моей".


И этот... фазан крашеный - тоже узнал. "Болезнь любви в душе моей".

Что, Ванёк, попался? Вляпнулся в "медок"?


Не люблю.

Не люблю чувствовать себя дураком.

Особенно, когда - правда.

Дальше... эмоции. Сильные.

Бешенство.

Мгновенно переходящее в ярость. В холодную.

В "закручивание гаек" в собственной душе.

Чётче, Ваня. Точнее и резче. Точён-н-нее.


Человек, всякий, минимум, двуслоен. Я про это - уже и много.

Обезьяна на крокодиле. "Крокодил" взбесился. А "обезьяна" не успела ухватить поводья. Только удержать голос в накатанной до автоматизма, вбитой, "загруженной в оперативную память"... доброжелательной "дипломатической" интонации:

-- Ясновельможное панство. Примите мои душевные уверения в удовольствии видеть столь славных и благородных мужей. Там вон (я ткнул рукой вправо) построена беседка, где заботами князя Феодора накрыт лёгкий стол. Там, на вольном воздухе, вы сможете отдохнуть после долгой дороги и пешей прогулки. Я же, с вашего соизволения, поболтаю пока с княгиней Еленой. Вспомним наши детские годы, тогдашние проказы и шалости. В шатре.

Наглую улыбочку поэтапно снесло с лица Казимира. Как осыпающуюся кусками штукатурку со стены. Но я уже подхватил княгиню под руку и потянул к шатру, одновременно снова махнув рукой в сторону решетчатой сараюшки, построенной трудниками в предвидении грядущей жары.

-- Федя, друже, проводи гостей, покажи им карасиков.

Я пропихнул княгиню в шатёр, одарил ляхов самой гостеприимной улыбкой и опустил поднятый полог.



Конец сто сорок третьей части







Часть 144 "Совейская малина собралась на совет. Совейская малина врагу сказала... да!".



Глава 735

***

"Тильзитское свидание", 1807 г.

Пруссия полностью разгромлена. Россию, которая клялась и божилась быть с ней вместе аж до гробовой доски - тоже побили. На встречу двух императоров, Наполеона I и Александра I, в Тильзит прискакал и прусский король Фридрих-Вильгельм III. Но Наполеон подчёркивал, что заключает мир именно с русским императором. Короля не позвали на "встречу на плоту". Вообще - игнорировали. А он очень хотел сохранить Магдебург. Придворные намекнули, что Наполеону "было бы весьма желательно" присутствие королевы Луизы. И Фридрих-Вильгельм вызвал жену, мать шестерых детей, только что переболевшую тифом, бежавшую от французов из Кенигсберга с детьми по непроезжей зимой Куршской косе в Мемель, к Наполеону, чья "жеребиная" репутация была более чем известна.

Пикантность ситуации усугублялась тем, что Наполеон считал Луизу любовницей Александра. Как-то высказался о ней: "предпочитаю не есть из чужой посуды". С другой стороны, поиметь любовницу российского императора в его присутствии и с мужем-королём за дверью - чем не акт мужской мести обоим? Луиза всё понимала, но приехала. Патриотка. Грудью бросилась спасать "милое отечество".

Встреча прусской королевы тет-а-тет с человеком, которого она называла "высоко поднявшейся из нечистот тварью", продолжалась около часа. Королева явилась в открытом бальном платье, вышитом серебряной нитью. Наполеон заставил ждать, возвращаясь с конной прогулки в мундире егеря и с плёткой в руках. Что именно происходило за закрытой дверью (перед которой под насмешками и ухмылками придворных униженно топтался Фридрих-Вильгельм), доподлинно неизвестно. В какой-то момент король не выдержал и вошёл...

Наполеон в тот же день любезно сообщил Александру, что Фридрих-Вильгельм явился вовремя: ещё четверть часа - и он, Наполеон, дал бы Луизе то, о чём она просила... И ухмыльнулся.

Об этом же он пишет своей супруге Жозефине Богарне в Париж: "Королева Пруссии действительно обворожительна, она была полна кокетства со мной. Но не ревнуй, я как вощёная холстина, с которой всё скатывается. Мне было нелегко быть только галантным". Своим маршалам шутливо заметил: "Если бы король прусский вошел в комнату немного позже - пришлось бы уступить Магдебург".

Пруссия была уменьшена наполовину. Почти все, что она получила в результате разделов Польши и приобрела различными способами за годы войн с революционной Францией, было отнято.

В знак уважения к русскому императору (фр. en considИration de l'empereur de Russie) Наполеон оставил прусскому королю Старую Пруссию, Бранденбург, Померанию и Силезию.


Какое из унижений Фридриха-Вильгельма сработало? - Сложно сказать, список очень велик, но вернувшись в Берлин, король, человек нерешительный и сомневающийся, приказал немедленно приступать к реформам.

9 октября 1807 г. - эдикт, отменяющий крепостное право.

"Порвалась цепь великая. Порвалась-расскочилася. Одним концом по барину - другим по мужику".

В Пруссии - все против. Основа государства - юнкера - говорят: "Лучше три Ауеэштедта, чем один октябрьский эдикт".

Реформы болезненны и для крестьянства. Около 100 тысяч семей (население Пруссии к окончанию реформ, 1850 г., - ок. 17 млн) потеряли всё имущество. Они и составили основу формирующегося рабочего класса.

Управление. Вместо князей, подчинявшихся королю - обер-президенты, назначаемые советом министров.

Города. Исторически сложившиеся городские советы при абсолютизме влачили жалкое существование, а законы сильно отличались. Роль гор.советов усилили, но ввели единую полицию, законы и суд.

Армия. Отменены физические наказания; любому, независимо от происхождения, доступно продвижение по карьерной лестнице; введены военные училища и Военная академия для высших чинов. Реформируют артиллерию, в армии появляются снайперские группы (кажется, впервые в истории).

Набор в добровольные отряды, где молодежь может изучать военное дело - привлекает неожиданно много людей.

1813 г. Ландвер - все годные к военной службе мужчины получают минимальные боевые навыки.

Экономика. 1810 г. - закон об эмансипации (равенстве) евреев, новый закон о торговле: позволена любому свободному гражданину, профессиональные налоги (для торговли и промышленности).

1818 г. - закон о единой таможне и уничтожении пошлин внутри Пруссии. Развернут в таможенный союз, к которому вольны присоединиться любые немецкие земли (они этим воспользуются), - заложена основа экономического единства будущей Германии и Пруссии как "объединителя нации".

Образование. Гумбольдт в 1808 г. возглавил департамент по делам образования и религии. Три ступени: народные школы, гимназии и университет. Все остальные виды школ - религиозные, частные, местные, прочие (огромное количество) - преобразованы.

Королева Луиза - поклонница Песталоцци. Идеи Песталоцци и Фихте заложены в народную школу, бесплатную и обязательную для всех.

Установлен принцип "абитур", выпускных и вступительных экзаменов, 1812 г.

Некоторые из проведённых в те годы в Пруссии реформ в России реализованы только большевиками.


Интересно, если бы в Тильзите Наполеон публично трахнул, как все были уверены, не прусскую королеву, а русскую императрицу, или, например, Великую Княжну Екатерину Павловну, к которой Александр I был весьма привязан, то... как бы изменилась история России? Смогла бы она повторить, а то и превзойти, скачок Пруссии в РИ в 19 в.? Реализовав пакет реформ в начале века, а не после Крымской войны. Вскочить не в "последний вагон промышленной революции", а в первый?

В Пруссии тормозом вскоре стал сам Фридрих-Вильгельм. В его представлении победа над Наполеоном автоматически означала остановку реформ. "Хватит, перестаньте уже, и так все хорошо вышло".

К счастью (для Пруссии) блестящий дипломат Гарденберг обыграет своего короля как младенца: покладисто соглашаясь с ним, он продолжал делать то, что делал, иногда напоминая королю, что надо сделать бы еще вот это и это в память о королеве Луизе. Интроверт Фридрих-Вильгельм любил единственного человека - свою жену, умершую в 1810 г. Она была горячей сторонницей перемен.


Так четыре человека с картины Николя Госса, где Наполеон оценивающе разглядывает смущённо потупившуюся королеву, придерживая её за пальчики, под весёлым взглядом русского императора и отсутствующим - прусского короля, изменили мировую историю.

Ликвидация Пруссии означала бы объединение Германии вокруг другого центра - Австрии. А это другие условия, правила, потребности и возможности.


Много позже, уже на св.Елене, Наполеон называл вторжение в Испанию своей первой ошибкой ("испанская язва"), а поход 1812 г. - второй и самой роковой, хотя говорил о "недоразумении", вовлекшем его в поход на Москву. Третья ошибка - в Тильзите отказ от первоначальной мысли стереть Пруссию как самостоятельное государство с лица земли.

В 1819 г. под впечатлением известий о германском революционном брожении, о студенческих волнениях в Германии, - заявил: "Я должен был основать свою империю на поддержке якобинцев". Потому что якобинская революция - это вулкан, посредством которого можно легко взорвать Пруссию. Как только революция победила бы в Пруссии - вся Пруссия была бы в его власти и в его руки попала бы вся Европа ("моим оружием и силой якобинизма").

Думаю, что "корсиканец" не представлял меру своей ошибки. Франко-прусская война, крах Наполеона III, провозглашение Новогерманской империи в Зеркальном зале в Версале. Чудовищное кровопускание Первой мировой. Батальоны Третьего рейха, марширующие под по его, Наполеона, приказу спроектированной Триумфальной аркой в ознаменование побед его "Великой армии"...

Интересно: если бы Екатерина Павловна была патриоткой России, а не "последнего русского истопника", если бы она стала, как изначально соглашался Александр I, императрицей Франции, а сам Александр был менее рыцарем, экзальтированным клятвой о вечной дружбе с Фридрихом-Вильгельмом над усыпальницей Фридриха Великого?

Что было бы если...?

Наполеон предлагал России не только Финляндию, занятую вскоре российскими войсками, но и Балканы. Османская империя могла скончаться на столетие раньше без ряда российско-турецких войн и эпизодов типа геноцида армян. Австрия не стала Австро-Венгрией и "рассосалась" бы в начале 19 в., а не 20-го. Британская Вторая империя могла умереть не во втор.пол. 20 в., а полутора веками раньше. Без "Большой игры" и "англичанка гадит".

Главное: отмена крепостного права в России в 1807 г, как в Пруссии, а не в 1861?

Может, есть смысл посильнее унижать правителей?

***

-- Здравствуй, принцесса.

-- Доброго здоровья, светлый князь Иван Юрьевич.

-- Что так важно? Прежде-то ты меня Ванюшей называла.

-- Прежде... что было, то сплыло. Прежде ты в корзне не хаживал. А ныне вот, из первых князей русских.

Она старательно не глядела мне в лицо, отводила глаза, то как-то отворачивалась, то вдруг поглядывала искоса. И снова - в пол.

Заготовленные мною шутки по поводу её прозорливости - "в следующий раз в корзне явишься?", - выглядели неуместными, глупыми.

Я... я пребывал в растерянности. Как-то совсем иначе представлял себе нашу встречу. Живее, веселее, радостнее...

Тут она вовсе потрясла меня - перешла на "Вы". Отчего я совершенно отвык за последнее десятилетие.

***

На "Святой Руси" говорят "вы" только если "много вас таких".

Кажется, манера обращаться к одному человеку как к толпе возникла в те времена, когда римские императоры начали двоиться и четвериться. Позже "Вы" станет на Руси обязательной формой вежливого обращения к родителям:

" - Что тебе снилось, Митрофанушка?

- Всякая гадость. То Вы, маменька, то, Вы, папенька".

Ещё позже множественное число, как признак вежливости, даст приколы типа "ананас господь положил", и, уже в 21 в., превратится в обращение к гендерно-небинарным: "они".

***

Набравшись воздуха и духа, всё также разглядывая мои сапоги, она выдала монолог. Довольно чётко повторяющий, или, точнее, предвосхищающий, монолог княгини Друбецкой, добивающейся зачисления сына в гвардию в "Войне и мире".

-- Послушайте, князь, - сказала она, - я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моей к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего мужа, и я буду считать вас благодетелем, - торопливо прибавила она. - Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Будьте тем добрым, каким вы бывали прежде, - говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.

Охренеть.

Её заставили выучить текст? Вот такой. И она "откатывает обязательную программу", не задумываясь о смысле произносимого?

Я - впал. В этот... в ступор. И в ту самую... как же её... в растерянность.

"Сделайте это для моего мужа...".

"Это" - что? Гвардии здесь нет, поспособствовать зачислению Казика хоть куда - не могу.

***

У Л.Н.Толстого князь Василий, к которому обращается просительница, знает, что влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. И, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние.

-- ChХre Анна Михайловна, - сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, - для меня почти невозможно сделать то, что? вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас, я сделаю невозможное, вот вам моя рука. Довольны вы?


Я - не вася, Казик - не гвардеец, мы - не Санкт-Петербурге. И... И какого хрена...?!

***

Чёт... растерялся я. И обозлился.

Мы - не в Тильзите на Немане, а в Берестье на Буге. Я - не Наполеон. Совсем не. И совершить ошибки его уровня не смогу. Мелковат-с. Но чувство, что мне подкладывают обтитулованную бабёнку, ожидая оплаты на гос.уровне... очень чёткое.

Бордель. С сутенером-князем и проституткой-княгиней. С полит.последствиями.


"У красавца-молодца

Что-то капает с конца".


Что-что... Слёзы. От осознания собственной глупости.


Когнитивный диссонанс текстов от "матёрой глыбищи" и монолога средне-средневековой ляшской княгини - остановил все шарики с роликами в моих мозгах. И нафига я в школе учился? Не читал бы прежде Толстого Л.Н. - нынче бы не клинило.

Единственное что сработало - стремление к конкретике в явной несуразности. В смысле: недоумение про, ею не сказанное, но мною вспомненное, зачисление в гвардию.

Мы, явно, не понимали друг друга, думали и говорили о разном. Тезаурусы не совпадали. Надо как-то согласовать... аппараты. В смысле: понятийные.

-- Да для чего ж это ему надо? Козлу такому.

На "козла" она вздрогнула и понесла дальше умоляющей скороговоркой:

-- Войско ему надобно, большое войско, а то все над ним насмехаются, говорят, счастья у него нету, не годный, де, ни к чему, только мещанок брюхатить умеет, а меча в руках не удержит, а коли без славы, то и место ему на тряпке у порога, а ежели войска нет, то и славы нет, так у братьев в прихлебателях и век доживать будет, в нищете да небрежении, только и останется ему меня, несчастную-неудалую, давить-гнобить...

Ага. Шустрый мужикашка. Сам в гвардию не хочет - хочет гвардию под себя.

Факеншит! Ваня, вылезай из русской классики, ныряй в архаику. В такую же. В смысле: в русскую.

Тон её становился всё более ноющим, сходным с тем, что я слышал, когда они шли от реки к шатру.

-- Милости твоей прошу, князенька. Ты-т ныне высоко взлетел, пожалей меня по старой памяти, за ради дней молодых да радостных, вместе проведённых, дай мужу моему войско доброе, хай он прославится. Шоб ему повылазило...

Ага. Вот тут я ей сразу и рожу. Полки воинские. На конях и с флагами.

Очевидность немедленного отторжения изложенного предложения в рамках осознаваемой примитивизации моего мышления нашло отражение в появлении физиогномического выражения.

Я не сильно... жужжу? Тогда проще: скривился я. Мордой лица.

Она заметила недовольную гримасу и опустилась на колени передо мной.

Как я уже говорил, воспитание Саввушки в Киеве дало мне некоторые познания в многозначном и выразительном процессе коленопреклонения и коленоподползания. Отточенность движений свидетельствовала об обширной практике.

-- Обещайте, обещайте, Иван Юрьевич, - сказала она вновь переходя на "вы" и глядя на меня умильно снизу вверх, с улыбкой молодой кокетки, которая когда-то была ей свойственна, а теперь так не шла к ее нездорово розовеющему, опухшему, стянутому помеченным поносно-геморройной птичкой платком, лицу.

Она, видимо, забыла свои годы, положение, одеяние и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. И не только старинные.

В память о нашем давнем разговоре, я был в корзне. Это довольно тяжёлая, подбитая мехом штука. А погоды стоят жаркие, так что я, в нарушение обычных своих правил, снял свой бронированный кафтан.

Факеншит! Предполагалось же свидание с давней долгожданной сердечной привязанностью! На кой тут брони?!

***

" - Ненавижу эти новомодные длинные пиджаки! Полчаса разговаривала с Пьером, и так не поняла как он ко мне относится!".

"Пиджака" на мне не было.

***

Опустившись на колени "принцесса" оказалось "нос к носу"... ну, пусть "к носу". С моим "достоинством". Продолжая умильно смотреть мне в лицо, она просунула ручку в распахнувшееся корзно и принялась пальчиками поглаживать.

Охренеть. Нет, я помню наши игры в оружейке. Но здесь как-то... не слишком ли... фривольно?

"Достоинство" ответило незамедлительно. Восстанием. Не в смысле: массовые беспорядки. А в смысле... наоборот.

***

Полагаю, что тут самое время провести классификацию человеческих рефлексов.

Когда у человека есть мысли, он, обычно, их исполняет. Когда у человека нет мыслей, он следует рефлексам. Рефлексы бывают: условные и безусловные. К безусловным относят дыхательный, глотательный, хватательный... Кто их не имел, тот... не дожил даже до тех времён, когда можно хотя бы задуматься об оставлении потомства.

Условные же рефлексы появляются в результате личного опыта. Типа выделения желудочного сока по звонку у "собаки Павлова" или порядка поворота головы при переходе улицы. Вполне рефлекторное занятие - завязывание шнурков - здесь ещё не возникло, в 21 в. уже отмирает.

Другой, не возникший ещё здесь рефлекс - расстёгивание штанов. Здешние штаны не расстёгивают, а развязывают. Минимум два пояса: кушак - на верхней одежде, гашник - на нижней. Потом портки спускают, исполняют желаемое, держа пояса на шее или в руках, потом одежонку послойно подтягивают и так же послойно подвязывают.

Процедура длительная и трудоёмкая. В условиях, приближённых к боевым или интенсивно трудовым - нет времени.

Не могу вспомнить ни одного попандопулу, который бы явно фиксировал этот феномен: необходимость сменить один условный рефлекс - "расстегнуть", на другой - "развязать". Не описан ряд разнообразных ситуаций, иногда - смешных, иногда - не очень, происходящих в процессе смены рефлексов. Возникающие от этого потрясения, когда, задумавшись о чём-то сунешь руку - "ручки-то помнят", а... а нету. Возникшее изумление заставляет включить сознание:

-- Ё! Факеншит! Семён Семёныч! Сперва ж надо кушак развязать!

Это проходит. Но требует времени. В попаданских историях - отсутствует. Из чего делаю вывод: все попандопулы "справляют нужду" себе в штаны - ну не в чужие же! А памперсов здесь нет.

Возвращаюсь к "Тильзитскому свиданию" могу предположить, что именно тогдашняя манера мужчин носить лосины не позволила королеве Луизе добиться возвращения Магдебурга Пруссии.

***

Ещё в Пердуновке я ввёл штаны с застёжками. Не скажу, что это драматически повысило производительность труда, но четверть часа жизни за день экономит. А за время всей жизни? А в мировом масштабе?

Ещё важнее та атмосфера новизны, интенсификации всего, мелким, но ежедневным примером которой стала ширинка. И - индикатором. "Человек - един во всех проявлениях".

-- Вася? - Не. Ленив и туповат - с портками справиться не может.

Мелочь мелкая, незаметная. Но десятки тысяч мужчин в моих землях оказались выбиты из колеи устоявшихся вековых рефлексов. Ежедневно. На мгновения. 10-15 раз - потом рефлексы заменяются, движения снова становятся безмысленными. Однако, заставить человека думать о непривычном, новом в повседневном, переживать и раздражение от новизны, и радость от овладения ею, хоть бы и всего 10 раз - мощнейшая тренировка мозга.

Не думаю, что те десятки тысяч в штанах на пуговичках, а не на завязках, дружно станут эйнштейнами. Надеюсь, что не станут - куда я тысячи гениев дену? Но если эта незаметная в ист.процессе деталька сподвигнет хотя бы одного из ста на использование мозгов в повседневной жизни, то из тысячи из этих одного... "И может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов российская земля рождать".

Остальные - в мокром походят.

Понятно, что я постоянно в таком прикиде - личный пример. Понятно, что за годы применения движение доведено до автоматизма, до уровня рефлекса. Понятно, что когда мысли вышибло и они разбежались - остались рефлексы,

***

Княгиня, при виде столь наглядно выраженного моего к ней отношения, испуганно вздрогнула и отшатнулась. Я как-то... смутился и хотел уже убрать... свою ошибку. Но не успел - она, тяжко вздохнув, не произнеся, но подумав, очевидно, общеизвестную и ныне особо уместную фразу: "Все козлы... одинаково козлы", вернула на лицо кокетливую, как она думала, улыбку и потянулась губками.

Я продолжал пребывать в этом... в ступоре. И согласился. С её согласием.

***

Как и следует поступать образованному человеку, я немедленно возложил вину "за всё" на русскую классику. Но не в примитивной форме: "всё Пушкин виноват", а более продвинуто: на Л.Н.Толстого. В смысле: за моё непонимание собеседницы.

Для симметрии следует обличающе указать на тлетворное влияние Голливуда. Конкретно: сериал "Полицейская академия". Точнее: тамошнего главного начальника. Который попал в сходную ситуацию прямо на трибуне во время проведения лекции. Во всяком случае, изумление в первый момент было у меня, наверное, сходно. А вот глуповато-благостное последующее настроение, столь артистически выраженное на морде лица тамошнего копа...

***

Увы, настроение у меня было отнюдь не благостное. Хотелось что-нибудь сломать, разорвать. Или - воткнуть. Торчащие у неё на голове белые костяные рога кики просто просились в руки. Осталось только схватить и рвануть. На себя. А потом от себя. А потом обратно.

Очень похоже на самолётный штурвал. Давно в руках не держал - самолётов тут нет. "Если б ты знала, как тоскуют руки по штурвалу". Ну и вот. Взлёт-посадка. В высоком темпе. Никакого "высшего пилотажа". Даже "разворот блинчиком" - избыточен. Не говоря уже о двойном иммельмане.


Каких-то мыслей с вариациями и прологацией... да вообще - никаких мыслей!

Кроме острого ощущения. Что меня имеют. Вот таким, знаете ли, "не-миссионерским" способом. Парадоксально? - Нефига. Вот Наполеон не почувствовал. И как его поимели? А потом всю "Прекрасную Францию". Неоднократно. И всю Европу. И нас заодно.

Если мужчина чуть сложнее, чем прямоточный пищевод с оглоблей на изготовку, то парадоксы случаются пачками. "Тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп".

Как я уже и неоднократно: дело не в деле, дело в "между ушами". Одно и тоже занятие при одном состоянии в междуушии - мечта, восторг, наслаждение, при другом - мерзость, мука, унижение. Не реал - "туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно", а виртуал - оценка происходящего в собственном мозгу.

Вызывает эмоции. Сильные.

Мною манипулируют. Применяют, используют. Ловят. Как молоденького кобелька на сучку в течке.

Бешенство. Злоба.

На неё. За её покорность и готовность быть приманкой.

На них. Кто мне ловушку подстроил.

Но более всего - на себя. На собственный идиотизм-романтизм. Заставивший придумать образ. Юной, энергичной, решительной, умной, восхитительной... женщины. Княгини. Правительницы. Оказавшейся испуганной ноющей... шлюшкой.


Столь эмоционально насыщенный процесс не мог продолжаться долго. Она сидела на полу, нервно сглатывала, пытаясь отдышаться, поправляла сбитый мною платок на голове.

-- А ты, принцесса, оказывается курва. Бабёнка продажная. Шлюшка пристаньская. Нет, не пристаньская - теремная. Телом своим торгуешь. Кто за серебрушки ноги раздвигает, кто за войско. А смысл-то один: поимел-заплати. Курвень курвущая.

Я отошёл от неё, поправляя одежду. Стоял у неё за спиной и видел, как от моих слов вздрагивали её плечи.

Она рывком вывернулась в мою сторону, чуть не плача выкрикнула:

-- Я ж не сама! Я ж для мужа! Он же велел!

-- Ага. Бор-рдель. Муж - сутенёр, жена - проститутка. Сводник и шлюха. И часто он тебя на такие... дела посылает?

-- Нет! Никогда! Первый раз!

Смесь злобы и презрения, вполне выраженные на моём лице, подействовала. Она прекратила попытки убедить в своей невинности и невиновности, упала на колени, лицом в пол шатра. Где и разрыдалась.

Воткнувшиеся в ковёр белые рога, жалобные подвывания, поднятая задница в чём-то тёмном и мешковатом - раздражали. Но более всего меня бесила собственная глупость, собственные "обманутые ожидания".


Обычно мужчина "до того как" и "после того" - две большие разницы. Гормональный баланс смещается, дофаминовые нейрончики отрабатывают. Довольная, глуповатая, умиротворённая улыбка. Но тут... до зубовного скрежета.

"Злоба, которая всегда с тобой".

Потому что ты сам - и причина, и цель.


Да, это была главная причина моей ярости. Я - сам. Сам - придумал. Сам - обманулся. Сам себя сделал дурнем. Вообразил себе. Да, взяв за основу реальный образ. Но она-то в жизни менялась так, как её жизнь требовала. По её реальности. А моя... иллюзия - так, как мне бредилось.

Она не виновата ни в чём. Просто она прожила семь лет своей жизни сама. Изменилась. Сама, естественно. Так, как ей свойственно. Под давлением реальных обстоятельств. А не тех воздушно-замковых миражей, которые мне мерещились.

Не, ну как же! Принцесса! Княгиня! Член королевского дома! Гранд-дама! У неё всё должно быть в шоколаде! Весело, богато, радостно...

Другой человек. Совсем. С тем же именем, с общими воспоминаниями. Но - чужой. Не мой.

А раз так, то и обязательств перед ней, ответственности за неё - на мне нет. Привели шлюшку - попользовал. Почём нынче ляшские курвы в Бресте за разик? Куна? Ногата? За аристократичность наценка? - полугривна. Всё.

Проститутка? Отработала своё? Ма-ла-дец, свободна. Об оплате - поговорим с работодателем, с сутенёром твоим. Мужем и князем по совместительству.


Я - не Наполеон. Королева Луиза называла его "высоко поднявшейся из нечистот тварью". Я - хуже. Я "тварь" не "из нечистот" - из будущего. Из эпохи дерьмократизма, либерастии и эмансипипизма. Какое "рыцарство" возможно в "обществе равных возможностей"? Это ж нормы поведения господ при феодализме. А я оттуда, где господ нет. Каждый может делать то, что хочет. И нести за сделанное ответственность. Свою. Личную. Вровень.


Она уже затихала, отплакалась. Подняла лицо и снова затянула свою "песню о главном":

-- Ты... ты сделаешь, как он просит? Войско ему дашь? Ты дай, смилуйся, христа ради. А то он меня вовсе...

Да какое мне дело до этой... овцы! Забьёт муж - сама дура. Не сумела перехитрить, обойти, взять верх. Не силой, а... женскими хитростями.


"Женщина - книга. То Библия, то Камасутра".

Такой "томик" может любому мозги вправить или вынести.

Но что делать, если читатель не открывает книгу? Слепой, неграмотный... да просто - дебил.

"Диагноз: психических отклонений нет. Просто дурак".


-- Раздевайся.

Она, было, изумилась:

-- Ты что... ты опять... хочешь?!

-- Раздевайся.

-- Нет... ну зачем же?... мы же можем и в одежде... ещё разик... а то платье... платки... я ж одна их одеть... все ж сразу увидят... опять ругать будет... давай я встану... или лягу... нет, лучше встану, а то платье помнётся... вон к столбу...

-- Третий раз повторяю. Последний. Раздевайся. Или я отведу тебя к твоему Казику. И сообщу, что войска ему не дам. Ибо ты, де, худо обучена, ублажить доброго мужа не умеешь.

Она снова начала ныть. Однако, едва я шагнул ко выходу, как, продолжая канючить и упрашивать, принялась разматывать свои многослойные платки. Я уселся на лавочку возле полога и внимательно разглядывал этот... стриптиз. Вполне добровольный.

Сама-сама. Даже не прикоснулся. Даже никакой угрозы. Кроме одного, весьма корректного предложения: проводить к законному супругу.

Едва она остановилась, стащив кику, и принялась упрекать меня за жестокость, проявляемую к ней, бедной, несчастной и беззащитной, как я посоветовал продолжить. И, кивнув в сторону полога, напомнил:

-- Вон бог, вон порог. Мы - свободные люди. Казимир твой - там. Ты можешь уйти. К нему. В любой момент. Никаких запоров дубовых, замков тяжёлых. Холстина полога. Откинь да иди. Коли хочешь уйти. А коль остаёшься в доме моём - делай по слову моему.

Она всхлипнула, покрутила в руках свою "корону замужества". Сама надеть правильно уже не сможет. А выйти отсюда с беспорядком в одежде...


"Варить лягушку". Не сразу, а постепенно. Я не рассказывал о своей конечной цели. Хуже - я сам её не знал. Я просто предлагал сделать ещё шаг, шажок. По дороге, которую выбирал я. Они сами шагнули первый шаг: решили втянуть меня в идиотизм "польского крестового похода". Надо бы встретиться. - Приезжайте. Это... неудобство. Но небольшое. Притопали ножками от речки? - Не "по чести", но не сильно. Я пригласил её в шатёр наедине - несколько непристойно, но... Ступеньки. На каждом шаге - по чуть-чуть. Итог? - Об этом позже.


Перспектива обретения свободы и воссоединения со своим законным произвела на неё столь тягостное впечатление, что она резво сдёрнула своё многослойное одеяние.

Увы, я снова "не удержал лица". Открывшееся зрелище... в очередной раз явило мне идиотизм моего воображения.

Да факеншит же! Я постоянно попадаю в ситуации, где демонстрирую свою дурость. "Ванька - дурак. Что не ново" - уже рефрен. Понятно: вокруг незнакомый мне мир, ошибки неизбежны и ожидаемы. Но, едрить-размышлять, подумать об очевидном...

Я-то помнил её 16-летней девушкой, а тут... русско-средневековая зрелая женщина, мать троих детей. И, конечно, то, обо что я бьюсь больно уже десятилетие: мои эстетические предпочтения не совпадают с местными.

Даже странно, что именно эстетика оказалось столь устойчивой. "Чувство прекрасного" - вбито с детства.


Глава 736

***

Здесь женщина должна быть "стог стогом". Я об этом - уже. О манере московских богачей 17 в. поить жён водкой и заставлять лежать. Чтобы была толще и мягче. О фотографиях "прелестниц" 56 размера из гарема персидского шаха самого конца 19 в...

Слои жира, висящие в разных местах - красиво. Даёт надежду, что такой запас калорий позволит родить здорового ребёнка при всех флуктуациях с кормёжкой у хомнутых сапиенсом. Только у этого вида обезьян беременность даёт 30% увеличения веса. Мозги человеческие, даже у младенца, очень... энергоёмкий объект.

На эту, времён каменного века, эстетику накладывается нынешняя культурная традиция. Христианство требует, чтобы грудь была маленькой - выражает стремление к умерщвлению плоти, а бёдра широкие, намекая на исполнение заповеди божьей "плодитесь и размножайтесь".

Особенно резко "стремление к красоте по-средневековому" выражено у аристократок.

Нет тяжёлой физической работы. Сиди и вышивай. И - избыток еды. Аппетит, нормы, установившиеся с учётом регулярных голодовок и необходимости подкожного запаса, "где толстый ссохнет - худой сдохнет", сохраняются при более стабильном образе жизни. Желудок растягивается с детства. "Жрут - все". Как не в себя. Просто потому, что есть что. Не зря чревоугодие - из смертных грехов. И, конечно, многочисленные и длительные посты: белки заменяется углеводами. Которые и откладываются на ляжках, ягодицах и животе.

Закономерность. Неизбежность. Давление общества:

-- Она чё? Больная? Гля, задница не торчит. Может, глисты? Не, не гожая.

Следует ли мне напомнить об отсутствии в историях попаданок описания стремительного роста не скилов и рейтингов, а весо-габаритных параметров? Об отсутствии анализа изменении психики героини, превращающейся за полгода из "почти модельки" в "стог стогом". Какую отдачу подобное даёт по суставам, по сосудистой системе, по венам на ногах... Как вчерашняя полу-студенточка, став графиней-княгиней, криком кричит по ночам, когда варикоз сводит судорогой мышцы. Можно догадаться, что такая измученная больная дама напрогрессирует.

***

-- Всё снимай. И цацки, и туфли. Собери в платок.

Она расстелила по полу платок с гербами Пястов, продолжая похныкивать, собрала свои вещи и связала в узел.

-- Повернись-ка спиной, дай-ка ручку. И вторую.

Щелчок наручников вызвал у неё панику, она задёргалась, запричитала.

Развернул лицом к себе. Совершенно бессмысленные, заполненные ужасом глаза. Пляшущие, издающие бессмысленные звуки, губы. Сжал ей щёки:

-- Страшно? Забудь. Забудь страх. Ты - уже. Уже в лапах Зверя Лютого. Меня. Тебе нечего бояться. Поздно. Самое страшное - уже. Вот, длань моя на вые твоей. Неважно что я сделаю с тобой. Всё. Важно, что ты не можешь этого избежать. Всего.

"Что воля, что неволя - всё одно".

Но изменение подробностей "неволи"... может сильно взволновать.

Она, кажется не слышала меня. Её трясло. Всем этим... откормленным для красоты по-средневековому лицом и телом. Она хныкала, дёргалась, пыталась вырваться.

Я же не насильник! Не маньяк писюкастый. Отпустил, отшагнул. Она, ощутив свободу, резво отскочила к стенке шатра, собираясь отбиваться, вырываться... И непонимающе уставилась на меня.

-- Ты хочешь уйти? Я сниму кандалы. И ты сама, своей волей отправишься... к своему Казику. Выход - там.


Сквозь тонкий холст внутреннего полога пробивался свет заходящего солнца. Оно уходило туда, на запад, в Польшу. А здесь, на "Святой Руси", ткань, подсвеченная закатом, приобрела алый оттенок. Как будто там, за дверью, море крови. Достаточно просто откинуть полог.


"А функция заката такова:

Печаля нас, возвысить наши души,

Спокойствия природы не нарушив,

Переиначить мысли и слова

И выяснить при тлеющей звезде,

Зажатой между солнцем и луною,

Что жизнь могла быть в общем-то иною,

Да только вот не очень ясно - где...".


"Где" - не знаю. Но явно не там.

Она опустилась на колени, что не просто со скованными за спиной руками, и негромко завыла, стуча головой в пол.

Хорошо шатёр у меня поставили: на деревянный помост слой войлока и сверху ковёр. Не дует. И лицо разбить не получится.

Пришлось выглянуть из шатра и позвать. Немедленно явились Сухан с мешком и Курт со жгучим любопытством.

"Всю-то я Рассеюшку проехал, а..." - а хомнутого сапиенсом с нулевой реакцией на князь-волка вижу первый раз.

Выдохлась. Устала, наплакалась. Только похныкивала, пока Курт её с разных сторон осматривал, мордой к лицу совался да обнюхивал.

-- Хочешь вернуться к своему...? К Казимиру.

Негромкое, однотонное "ы-ы-ы".

-- Тогда решать мне. Перестань ныть, лезь в мешок. Что ты головой трясёшь? Хочешь к мужу?


Рефрен. Постоянный. "Хочешь к мужу?". Как меня тогда это задалбывало! Нет, не хотела. Но сказать не решалась. А как же? А венчальные клятвы? "Замужем житьё хоть худо...". Но... а вдруг переменится? "В мире ж есть такое чудо". Потерплю, подожду. "Стерпится-слюбится". Фактор времени - так и жизнь пройдёт. В РИ она этого не дождалась - прежде вдовой стала.

Она не смела не только так сказать - даже подумать. Слишком многое из общепринятого, "впитанного с молоком матери" нужно было выбросить.

Мне приходилось вести её по "лестнице потрясений", на каждой "ступеньке" спрашивая:

-- Хочешь вернуться?

Она пугалась, ныла, плакала. Но - не хотела.

Впрочем, оживала она стремительно. Даже не от свободы, а от смены одного "угнетения" другим. "Перемена участи", новизна - уже кусочек свободы.


Сухан натянул на неё мешок, встряхнул, забросил на спину и ушёл. А я подхватил узел с вещами "принцессы", негромко напомнил Охриму у входа пионерский слоган: "Будь готов" и, в сопровождении весьма заинтересованного происходящим Курта, отправился к наблюдавшим из беседки князьям.

-- Заждались-заскучали? Воспоминания детства. Это так мило! Э-хе-хе... Даже не договорили. Наша с вами, ясновельможные паны, беседа будет долгой. Серьёзное дело вы задумали, как я понял. Поэтому... Солнце садится. Такие дела накоротке не обговаривают. Да и вы с дороги, с устатку. Давайте завтра утром. Отдохнёте и уж всерьёз потолкуем. А это (я поставил перед Казиком узел) вещи княгини. Забери. Чтобы, не дай бог, ничего не пропало.

Шесть пар мужских глаз потрясённо уставились на узел из платка с характерным гербовым орнаментом.

-- А... а она...

-- Княгиня? В баньке. Тоже ж притомилась. Помоется, попарится, отдохнёт. Мы с ней ночку-то... поболтаем. А утром я её на разговоры наши приведу.

Ну что, князь Казимир Болеславович, будущий (в РИ) король польский Казимир II Справедливый, драться будешь? Или как? Как Фридрих-Вильгельм III: вернёшься домой и отменишь холопство?

Кулак униженного мужа сжался на столе. И тут же был накрыт ладошкой епископа. Последовал быстрый обмен взглядами, какими-то едва слышными, улавливаемых лишь по движению губ, словами.

-- Do jutra.

Ухватил узел и пошёл. Епископ и воевода поспешили за ним.


Федя сидел с открытым ртом:

-- Не, ну ты, Иван Юрьевич, и за... заелдырил. Прям у всех на глазах... княгиню ляшскую... будто девку гулящую... цап-царап. И... приходите завтра. Заберёте как надоест.

Миссионер тряс головой. Пытаясь отогнать обозначенную мною реальность как помстившийся послеобеденный кошмар:

-- Вынужден полностью согласится с Феодором. Заелдырил. И, даже, как в твоих речах бывает, уелбантурил. Так это... сурово, грубо, зримо. И неотвратимо.

И, утрачивая свою обычную этикетность, едва не в впадая в ажиотацию, едва ли не с криком:

-- Ты хоть понимаешь, что ты наделал?! Он же никогда такого не простит! Он же... это ж... ворог! На всю жизнь! Злобой текущий! Ядом брызжущий!

-- Э-эх, Федя, всё ты верно сказал, одного не заметил. Это они, не я - "княгиню ляшскую будто девку" привезли, подложить замыслили. Ну. Сбылась мечта идиота. А что не шито-крыто, там гдесь-то, за углом, в темноте, шорохами, а явно и принародно... Я - "Зверь Лютый", а не перехватчик по-тихому. Они про меня знали. Но её привезли. Мне на забаву кинули. Как зайчишку лесного псам гончим. Поглядим-повеселимся. Во-от. За что боролись - на то и напоролись. Не я - цап-царап, а взял, что предложено. На тарелочке с голубой каёмочкой.

Здорово, видать, меня ситуация... тряхнула. Сюда по тому, что с языка выскакивают образы... из другой эпохи.

-- И ты, Святополк, зря на меня покрикиваешь. Казимир - враг. Изначальный. Они все - враги. Давно. Как приняли проповедь Неистового Бернара. "Окрестить или убить". Убить нас. Вот всех троих. За то, что у нас попы бородатые, а кресты шестиконечные. Злобой выплёскивает? - Эт хорошо. Когда из ноздрей пар летит - глазам не видать. А слепой враг, хоть бы от чего - половина победы.

Миссионер ещё немного потряс головой. Успокаиваясь, задумчиво произнёс:

-- Так вот про что ты говорил, что надобно глянуть "велика ли у них в нас нужда". Да уж. Поглядели. Велика. Князя с княгиней не пожалели.

-- Не пожалели... Княгиню. Князь-то и не пожалел. Как рыбак червяка на крючок насадил, карасям кинул. Да глубины не рассчитал - черпанул дерьмеца верхом через голенище.

От беседки было видно, как уменьшившаяся группа переговорщиков садилась в лодку. Потом, на той стороне, поднималась к шатрам на фоне пламенеющего заката. Стоят там, обсуждают. Всё расстаться не могут.


"Не будем же загадывать пока

Свои приобретенья и утраты,

А подождём явления заката -

Оно произойдёт наверняка,

Чтоб всякие умолкли голоса

И скрежеты, и топоты дневные,

И наступили хлопоты иные,

И утренняя выпала роса".


Явление - уже. А вот до росы... ещё дожить надо.

Мы разошлись. Федя - готовить недалёкую усадьбу к завтрашней встрече: я решил, что беседы на природе надо кончать, дипломатия лучше идёт под крышей. Да и погода портится, судя по багровеющему закату. Где-то там, на западе, усиливается ветер, поднимает пыль.

Вот орёл у князя Леха и кружил в небе: не мог в пылище углядеть чего бы покушать.

Миссионер пошёл готовить поход на Минск и Полоцк. Если кто забыл, это всё - чисто дорожные приключения. Заодно, мимоходом по пути. А путь у меня - в Полоцк. Зряплата, факеншит, государева. Сам же, едрить-прихорашивать, выпросил. Я ему - подавление Луцкого мятежа, он мне - Двину с городками. Главный город - Полоцк. Ныне там нехорошо - вече буруздит не по делу, да и "рогволды" разные... "ножками сучат".


Проверил посты. Есть шанс, что у Казика снесёт-таки крышу, полезет оружной силой. Жену вызволять да обидчика убивать. По логике - нет. Им же от меня чего-то нужно, войско там...

Не надейтесь на логику аборигенов, коллеги. Она... другая. Так что есть основание включить "правило Арафата" - не ночевать дважды под одной крышей. Пришлось, не афишируя, перебраться в присмотренную усадьбу.


Заглянул в лагере в баню - как раз два десятка гридней с маршрутов вернулись. Такая... внезапная проверка дисциплины.

Парилка большая, на полках, как воробышки на жёрдочках в мороз, сидят скукожившись шешнадцать гридней.

Четверо моих, в смысле: с Двинца. Остальные новики из разных мест. Слева в углу широкая лавка, на лавке развалившись сидит голый Сухан. С таким же, в смысле: "голым", топором в руке. Из-под лавки торчит знакомая мне уже, бело-розовая от тепла, голая женская задница. Обширная. Издаёт невнятные звуки. Типа:

-- ой-ёй-ей... ох-ох-ох...

и массу промежуточных форм.

Сухан ногу поставил заднице на копчик, где запястья её, браслетами скованные, чтобы не сбежала с испугу, а рукой поигрывает топором. И тишина.

-- Об чём молчим, витязи славные?

Молчат. Сопят. Друг за дружку спрятаться норовят.

-- Сухан?

-- Лапают. Без спроса.

-- Убитые есть?

-- Нет. Топоры далеко положил.

-- Та-ак. Ладно. Десятники, отчёт по маршрутам.

Народ вспомнил, что это парилка, сделал вид, что уже напарился, и принялся рассасываться. Десятники, косясь на задницу под лавкой и вздрагивая, когда видели, что я вижу, куда они смотрят, довольно внятно доложили о происшествиях на маршрутах. На западной стороне всё тихо, на восточной - двух подозрительных придурков прибрали в городской поруб.

Наконец и они были отпущены. Княгиню вытащили из-под лавки. И она тут же завыла в голос. Хорошо, что я проверил воду в бочке рядом - горячая. Пришлось её на другую сторону парилки оттащить и там макнуть.

Подержал. Подумал. Послушал. Вытащил.

Мокрое красное лицо с выпученными глазами. Упала на колени и судорожно выхаркивает воду. Мокрые слипшиеся волосы. Всё это белое... трясётся и болтается на каждое кхе. Ухватил за волосы, поднял ей голову.

-- Ты - курва продажная. Тебя - продали. Твой муж. Мне. На забаву. Твои тряпки я отдал, они ушли, тебя оставили. Поняла?

Кхекает, вылупилась непонимающе.

-- Могу вернуть мужу. Могу сам поиграться. Могу вон, гридням для баловства отдать. Ты - имение моё. Скотинка сисястая двуногая. Поняла?

Старательно мигает. Типа: яволь герр хер.

-- Запоминай правила. Открывать рот только с моего разрешения.

Я провёл пальцем по её губам. А она сразу же заныла и попыталась чмокнуть.

Не верю! Не хочу верить! Что вот это... и та девушка, которая сама, своей волей, пританцовывая и хихикая, светясь радостью и искрясь весельем, приходила ко мне в оружейку в Смоленске...

Чудак ты, Ваня, ты свою жизнь жил, а она свою. Не придуманные миражи да мечты обманные. Реальную жизнь княгини.

***

Позже в Домострое будет сказано:

"жены мужеи своих вопрошают о всяком благочинии како душа спасти Богу, и мужу угодити, и дом свои добре строити и вовсем ему покарятися, и что муж накажет то с любовию приимати и творити по его наказанию... а которая слово или наказание не имет не слушает и не внимает, и не боитца и не творит того как муж... учит ино плетью постегать по вине смотря, а побить не перед людьми наедине поучити да примолъвити и пожаловати а никако же не гневатися ни жене на мужа ни мужу на жену а по всяку вину по уху ни по виденью не бити, ни под сердце кулаком ни пинком ни посохом не колоть никаким железным или деревяным не бить хто с серца или с кручины так бьет многи притчи от того бывают слепота и глухота и руку и ногу вывихнуть и перст и главоболие и зубная болезнь а у беременных жен и детем поврежение бывает во утробе а плетью с наказанием бережно бити, и разумно и болно и страшно и здорова а толко великая вина и кручинавата дело, и за великое, и за страшное ослушание, и небрежение, ино соимя рубашка плеткою вежливенко побить за руки держа по вине смотря на поучив примолвити а гнев бы не был а люди бы того не ведали и не слыхали, жалоба бы о том не была... наедине пытати добром истине покается безо всякаго лукавства милостивно наказать да и пожаловати по вине смотря, а толко не виновато дело ино оговорщиком не попущати ино бы вперед вражда не была, а толко по вине и по обыску по прямому а не каетца о грехе своем и о вине то уже наказание жестоко надобет штобы был виноватои в вине, а правои в правде, поклонны главы мечь не сечет а покорно слово кость ломит".


"...плетью постегать...". Это - на четыре века прогресса позднее. Вершина гуманизма, смелый шаг, попытка унять самодурство хотя бы этически. "Кроткой проповедью любви".

***

"В ней нет нисколько женской пустоты, религиозной сентиментальности, она обладает особенною силой мышления, умом и духом, имела силу воли, она не была создана для тесного круга, робость ей совершенно не была свойственна, смелость и совершенство...".

Наверное где-то в этом мире есть везуйки, которым и с таким набором свойств удаётся выжить. Какие-то уникальные стечения обстоятельств. А так-то... даже для начала 19 в. - редкость. Особо отмечаемая свидетелями.

Интересно, князь Игорь, который "Слово о полку", свою Ярославну - как? Частенько "соимя рубашка плеткою вежливенко..."? В супружеской-то жизни... разные моменты случаются, не всё "мёд и мёд".

Жаль, не повстречались с Фросей, не расспросил. А если бы расспросил и "да"? Тогда что? Такое - норма поведения, "исконно-посконно", "истоки и скрепы". Это - "доброе семейство". Образец для подражания. "Все так живут". Моё вмешательство было бы... тиранством и самодурством.

-- Он тебя часто порол?

Не ожидала вопроса. Вздрогнула, смутилась:

-- Нет. По воскресеньям. В церкву сходим, помолимся. Домой вернёмся. Ну, говорит, кайся. Я и вспоминаю. Где грешила. У окна сидела, на двор смотрела. Напёрсток потеряла. Рубашку смятой бросила. На платье капнула. А вокруг слуги стоят-слушают. Как я кончу - они добавляют. Иной раз и напривирают-напридумывают. Тогда Казимир говорит: за покаяние - по разу, за утаенное - по три. Тогда я платье и рубашку снимаю, на лавку ложусь, руки-ноги мне привязывают, тряпку в рот вставляют. Чтоб люди бы того не ведали и не слыхали, жалоб бы о том не было. И слуга его бьёт. А подскарбий рядом считает. После волокут меня - я-то идти не могу, в другую комнату. Там водой отливают. Ежели... ежели обделалась - и такое по первости бывало - отмывают. Заворачивают в домотканину и на лавку кладут. По утру ксендз приходит, проповедует. Что жена должна быть доброй, каждый день и час должна думать како душу спасти Богу и мужу угодити. А там служанки приходят, поднимают меня, обряжают. Ведут к мужу в опочивальню. Я там прощения прошу. За грехи свои. Ну и дальше... дела какие по дому.

-- И так каждую неделю?! Семь лет?!

-- Нет. Ну что ты! Казимир же добрый. Иной раз и смилостивится. Так только, оплеуху или пощёчину. Ни по виденью, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом. Руки или пальцы не выламывал, по голове или по зубам... не. Когда я брюхата ходила - даже и не порол. Ещё на Пасху и на двунадесять праздников. Только насчитывал, а подскарбий записывал. А сколько плетей набралось - после давали. А коли много, то и в будний день. Но это прежде бывало. Когда я дерзила, да ослушивалась, да ленилась. После-то уж пореже бывало, я-то уж выучилася во всем ему покорятися, и что муж накажет то с любовию приимати и творити по его наказанию.

Круто.

Я подобный... образ жизни не вижу. Во Всеволжске народ собирается нищий, постоянно "бабу учить" - сил и времени нет, работать надо. Систематическая дрессировка с поркой ("научению добронравию и благочестию") - удел аристократок из богатых. Весьма не всяких: в обычном доме у хозяйки куча дел.

***

Тот же "Домострой" восхваляет жён добрых. Сравнивает с драгоценным камнем:


"Аще дарует Бог жену добру дражаиши есть камени многоценнаго таковая от добры корысти не лишится, делает мужу своему все благожитие, обретши волну и лен сотвори благопотребно рукама своима, бысть яко корабль куплю деющи издалече збирает в себе богатество и востает из нощи и даст брашно дому и дело рабыням, от плода руку своею насадит, тяжание много, препоясавше крепко чресла своя утвердит мышца своя на дело и чада своя поучает, тако же и раб, и не угасает светилник ея всю нощь руце свои простирает на полезная, лакти же своя утвержает на вретено, милость же простирает убогу плод же подает нищим, не печется о дому муж ея многоразлична одеяния преукрашена сотвори мужу своему и себе и чадом, и домочадцем своим, всегда же мужь бысть в соньмищи с вельможи и сядет знаемым вельми честен быст, и благоразумно беседова разумеет яко добро делати никто же без труда венчан будет, жены ради добры блажен мужь и число днии его сугубо, жена добра веселит мужа своего и лета его исполнить миром, жена добра часть блага в части боящихся Господа да будет, жена бо мужа своего честне творяще, первие Божию заповедь сохранив благословена будет, а второе от человек хвалима есть, жена, добра, и страдолюбива и молчалива, венец есть мужеви своему обрете мужь жену свою добру износит благая из дому своего, блажен есть таковые жены мужь и лета своя исполняют во блазе мире, о добре жене хвала мужу и честь".


Так что порка жены - не злоба, а подобие огранке диаманта индийского, за ради придания света ясного. Дабы добра была. Мужа веселила, лета его миром исполнила и число дней его приумножила.

Поскольку "не печется о дому муж ея" и "бысть в соньмищи с вельможи и сядет знаемым вельми честен быст, и благоразумно беседова разумеет яко добро делати", то дом на жене.

Для чего надобно немало трудиться:


"А добрая домовитая жена благоразумным своим помыслом, и мужним наказанием, и добрым подвигом своих трудов с слушками полотен и усчин, и холъстов наделано да на што пригоже ино окрашено на летники и на кавтаны и на сарафаны, и то у неи на домашнеи обиход перекроено и перешито, а будет слишком за обиходом наделано, полотен или усчин или холстов или скатертеи или убрусов или ширинок, или иного чего ино и продаст ино што надобе купит, ино того у мужа не просит а рубашки красные мужьские и женьские и порты то все самои дати при себе кроити, и всякие остатки и обресъки камчатые и тафтяные и дарагие и дешевые и золотное и шелковое, и белое и красное и пух и оторочки и споръки и новые и ветшаное все бы было прибрано мелкое в мешечках а остатки сверчено и связано а все розбрано по чисълу и упрятано и как чево поделат ветшана или у новаго не достало а то все есть в запасе в торгу того не ищешь дал Бог, у доброго промысла у совершенаго разума все ся лучило дома.

Стол и блюда и ставцы и лошки и всякие суды и ковши и братены, воды согрев из утра перемыти и вытерьти и высушить, а после обеда такоже и вечере а ведра и ночвы и квашни и корыта и сита и решета и горшки и кукшины и корчаги також всегды вымыти, и выскресть и вытерть и высушить и положить в чистом месте, где будет пригоже быти всегда бы всякие суды и всякая порядня вымыто и чисто было бы а по лавке и по двору и по хоромам суды не волочилися бы а ставцы и блюда и братены и ковши и лошки по лавке не валялися бы, где устроено быти в чистом месте лежало бы опрокинуто ниц а в каком судне што ества или питие и то бы покрыто было чистоты ради и всякие суды с ествою или с питием или с водою, или квашня ростворить всегды бы покрыто было а в ызбе и повязано от тороканав и от всякия нечистоты изба и стены и лавки и скамъи и пол и окна и двери и в сенех и на крылцы вымыть и вытерть и выместь и выскресть всегда бы было чисто и десницы и нижнее крылце все бы то было измыто, и выскреблено и вытерто и сметено да перед нижним крыльцом сена положить грязные ноги отирать, ино лесница не угрязнится, и у сенеи перед дверьми рогошка или воилок ветшанои положить или потирало ноги грязные отирать чтобы мосту не грязнить в грязное погодье у нижнего крылца сено или солома переменити а у двереи рогозинка или воилок переменити или потирало чистое положить, а грязное прополоскать и высушить и опять туто же под ноги пригодится, ино то у добрых людеи у порядливои жены всегды дом чист и устроен все по чину и упрятано где что пригож и причищено и приметено всегды в устрои как в раи воити всего того и всякои порядни жена смотрила и учила слуг, и детеи добром и лихом не имет слово ино ударить, и увидит муж что не порядливо у жены и у слуг или не потому о всем что в сеи памяти писано ино бы умел свою жену вразумлять".


Объём домашних дел столь велик, что нужно иметь "три слоя" слуг (дворовых, теремных и верховых), чтобы у хозяйки образовалось достаточно времени для её регулярной порки.

Мда... как-то в историях попаданок про "всякие остатки и обресъки камчатые и тафтяные и дарагие и дешевые и золотное и шелковое, и белое и красное и пух и оторочки и споръки и новые и ветшаное все бы было прибрано мелкое в мешечках а остатки сверчено и связано а все розбрано по чисълу и упрятано и как чево поделат ветшана"... не встречал. Не говоря уж про "у нижнего крылца сено или солома переменити".

А вот вспоминая детство своё и матушку в молодости... да, было у неё "мелкое в мешечках а остатки сверчено и связано". Она-то умела дом вести.

Тут любую этому научат. Хорошо бы без - "по зрению бити".

***

Я отомкнул наручники, она намывалась, вспоминала своё житьё-бытьё у ляхов, потом села сушить волосы у печки. И заснула. Хорошо, что я заметил - волосы уже горячие. Пришлось брать на руки и тащить в опочивальню.

Мда. Тяжеловата. Она ещё немножко поныла, но стоило накрыть её одеялом, как всхрапнула и засопела. Изредка негромко постанывая. А я отправился промывать мозги бойцам. Не дело, ежели слов не достаёт. Так, что Сухану приходится среди своих - топоры вытягивать. Новобранцы, факеншит. "С бору по сосенке".


Солнце едва поднялось, когда я заявился к "принцессе" в опочивальню.

-- Просыпайся, красавица. Утро ясное пришло.

Она резко вскинулась, растерянно, непонимающе со сна, огляделась. И как-то испуганно сжимаясь, пытаясь натянуть на себя одеяло, пытаясь отползти вглубь широкой постели, уставилась на меня.

А мне вспомнилась Агнешка в Киеве. Как, подскочив при пробуждении в моей кровати при приходе Боброка, она счастливо смеялась, раскидывалась довольная, радовалось новому дню. Тому что было, тому что будет.

-- Просыпайся-умывайся, собирайся-одевайся. Вот ведро поганое, вода тёплая, пироги вчерашние. Одежонка сегодняшняя. Поторопись - скоро законный твой явится.

-- С-сюда?! Ты меня ему... отдашь?

Она в страхе вглядывалась, пытаясь по моему лицу понять своё будущее.


Ох же блин же! Да не знаю я! На хрена мне такое... такая... забота?

"Тело ранимо, воля неуязвима" - кто это сказал? Какой-то... идеалист бестелесный?

"Мы то, что мы едим". А она семь лет "хлебала" безответные унижения.

"В здоровом теле - здоровый дух". А в теле больном и регулярно поротом?

-- Собирайся.

Ваня, ты "рыцарь"? - Нет, я "плюшкин". Хотя нафига мне эта "надкусанная половинка заплесневелого калачика"?


Я уже говорил: в Бресте "при столь высокой плотности застройки не могла сложиться усадебная система застройки с комплексом хозяйственных построек". Что означает вынесение почти всего, кроме собственно жилья, за стены города.

Теснота - общая беда всех укреплённых городов. За полтора века после Крестителя население удвоилось, каждое семейство норовит избу поставить. Земли больше не стало. А уходить насовсем в окольный город или в посад люди не хотят. Поэтому вокруг детинца растёт "дачный посёлок" - всё, от бань и конюшен до овинов и сушил, строят россыпью вокруг.

Потому и колесо тележное найдут одно, а разных конских причиндал, вроде удил, стремян - много. Телега место занимает, её на выселках держат. А стремена в дом несут, в сенях вешают.

Нам и лагерь пришлось не под стенами ставить, а выносить южнее.

Если люди большую часть времени проводят "на дачах", то и строятся здесь активнее. Особенно - люди обеспеченные. Им лезть в те сараюшки из жердей, которые дома городские, не только неудобно, но и "не по чести". Ставят в качестве летных "дачных" домишек настоящие хоромы. Вот одни такие мы мы и приспособили под переговорный процесс.


Уровень приёма сегодня выше. Лодок больше, коней оседланных к берегу подогнали. Миссионер и здесь начал мне выговаривать:

-- Попон дорогих нет. Одни потники. Сёдла простые, не изукрашенные. Узды без решт.

-- Не грызи. На решты не заработали пока. Не любо - ножки у каждого, дойдут.

Доехали. Уже ждут. Миссионер с Федей гостей дорогих развлекают. Умной беседой. А я вот завозился. С "принцессой". Как не подгоняй, а женщине собраться... в новом платье... без пары служанок...


-- Доброго дня всему ясновельможному панству. Прошу простить за задержку. Надеюсь, вы не успели заскучать. Что ж, приступим.

Заскучать им, может, и пришлось, но теперь... сплошное изумление. Я явился не один, не со слугой или помощником, а с женой. Чужой, естественно. Княгиня увидела Казика и дернулась назад. Увы, я придерживал её за локоток. Её растерянный испуганный взгляд встретился с моей добродушной весёлой улыбочкой.

Нет, я не издеваюсь. Я - наслаждаюсь. Пикантностью ситуации.

Любовник, он же первый мужчина в жизни, вежливо ведёт женщину под ручку к её законному мужу, по жизни - второму.

***

"На "первый-второй" рассчитайсь!

Первый-второй

Первый, шаг вперед! - и в рай

Первый-второй

А каждый второй - тоже герой

В рай попадет вслед за тобой".


Оба уже в твоём "раю" побывали. Неоднократно. И каждый знает о другом, что тот знает.

***

Она нервно сглотнула и, не поднимая глаз, прошествовала к месту. Где и была, под стремительно наполнявшимся злобой и презрением взглядом мужа, усажена на лавочку в торце стола. Я приземлился рядом, утвердился по-удобнее и весьма весело, доброжелательно поинтересовался:

-- Ну что? Начнём?


Глава 737

Довольно обширное низковатое помещение. Сени: две двери в противоположных стенах. Три окна по одной стене. За окнами - солнце, светлый апрельский день наполняет двор. В комнате тень, прохлада. Длинный стол, покрытый темно-бордовой скатертью. Вдоль стола - длинные лавки, в торцах - коротенькие, полуторные. В смысле: на одну задницу. Или на две плотно прижавшихся. На том конце - князь Казимир Болеславич, на этом - ваш покорный слуга, князь Иван Юрьевич. С супругой. Супруга, правда, Казимирова.

Вблизи меня за столом с обеих сторон Миссионер и Федя. Возле Казимира под правой рукой - епископ Краковский Гедко, под левой - воевода Святослав Властович.

Кроме переговорщиков в комнате ещё двое: мой и польский писари сидят у противоположных стен на лавках, на уровне середины стола, пишут протоколы на коленках.


Сразу во избежание: так не делается. Рассадка на средневековых переговорах другая.

Или правитель сидит, на троне или на лавке, а посол перед ним стоит, выплясывает и несёт ахинею.

Или обе стороны стоят в нескольких шагах друг от друга. И высказывают свои... мнения.

Бывает и за столом. Форма: посиделки с обжирушкой. В смысле: высокие стороны сидят за столом со снедью недалеко друг от друга и, между выпивкой и закуской, излагают друг другу наболевшее.

То, что я тут устраиваю - "канцелярит" из более поздних эпох. Позволяет избежать изначального спора о соотношении статусов, "кто выше".

Ну, и ещё кое-чего мне позволяет. Но об этом дальше.


-- Ясновельможное панство! Прежде всего следует нам обратиться к Господу. Дабы ниспослал он милость свою, просветил и вразумил, наполнил сердца наши светом истины и указал дорогу благочестия. Господу богу помо-о-олимся!

Флейтист-крысолов. Последнюю фразу Гедко произносит нараспев, что резко контрастирует с его обычной скороговоркой. Как на плацу протяжно подают команду: "Ша-а-агом...".

Все дружно принимают исходное положение для упражнения: складывают ручки ладошками на груди, втыкаются глазами в стол и принимаются бормотать:


"Pater noster, qui es in caelis,

sanctificetur nomen tuum.

Adveniat regnum tuum.

Fiat voluntas tua,

sicut in caelo, et in terra...

Amen".


Хоровое караоке исполнено, все негромко в разнобой выдохнули последнее слово. Перекрестились. Кто слева направо, кто наоборот.

Гедко глубоко вздохнул, ухватился рукой за крест на груди и начал проповедь:

-- Господа христианская! Вы пришли из-за лесов и болот, вы избраны Богом и возлюблены им, что показано многими вашими свершениями.

Ну и забубенил! Без стопора.

Начало монолога произвело на меня неизгладимое впечатление. Я подпёр правой ручкой щёчку, в глубоком сосредоточении внимая сладкоголосому песнопевцу. А левую случайно уронил под стол. Прямо на коленку соседки.


Про одеяния мужчин уже подробно рассказывал. Они, по сравнению со вчерашним, не изменились. А вот о единственной присутствующей даме... которая "силою вещей" в моём лице, вынужденно поменяла гардероб... Упущение.

Очень скромненько. Даже - подчёркнуто. У меня тут стан воинский, а не модельный дом. Но - чистенько. Беленькая нижняя косыночка аккуратно подвёрнута вокруг лица, покрыта тёмно-серым платком, переброшенным через плечо. Никаких украшений, кроме маленького серебряного крестика на груди. Даже золотое обручальное кольцо уехало вчера в узелке с поносным орнаментом. Тёмно-серого цвета широкая бесформенная роба с широкими рукавами. Крой сходный со вчерашним - абайский.

Я хотел, было, одеть её в чёрное. В знак скорби по утраченной "супружеской верности". Но - этикет.

Вспомнил Губермана: "чёрный цвет стройнит только до 48 размера. Дальше он бессилен, нужны леопардовые лосины".

Лосин здесь нет. Хотя леопарды... где-то водятся.

Пришлось ограничиться сереньким.

Ткань вызвала у меня в памяти фразу из далекого детства: "Драп-хохотунчик - три копейки километр".

Никаких вышивок, выточек, вырезов. Есть разрез. Один. Да и тот потайной. Правда, длинный, от подола до правой подмышки. Застёгнут тремя пуговками, прикрыт клапаном.

Собственно, всё одеяние и строилось именно для разреза.

"Принцесса" не хотела надевать этот... мешок. Тем более - без белья. Но настаивать на своём мнении не рискнула.

Теперь я мог спокойно пальчиком уроненной чисто случайно ручки сбросить петельку с нижней пуговички под клапаном и, в освободившемся от тенет и препон пространстве, свободно, по-хозяйски, положить ладонь на её круглую и, что принципиально важно, совершенно голую коленку. Погладить. Рукопожать.

Бывают нерукопожатые люди. Здесь встретилась рукопожатая коленка. Ничего особенного. Есть "рука-лицо", а тут рука-колено. Тоже... выражает.

Попытался отделить эту округлость от соседки.

Факеншит! Коленку - от её соседки. А не - от моей соседки. Что я, маньяк-расчленитель?

Увы, "принцесса" с силой плотно сжала ноги.


Как сообщил нам Бунин: "Женщины никогда не бывают так сильны, как когда они вооружаются слабостью".


Ну-ка, "вооружись слабостью". Расслабь. -Ся. А то так и останешься безоружной. Дурочка.

Я нажал чуть сильнее. Она панически дёрнулась, испуганно вскинула на меня глаза. Я, благожелательно улыбаясь, приглашающе кивнул в сторону проповедника. Она мазнула взглядом по епископу, по Казимиру. Опустила взор в стол. И раздвинула ноги.

***

" - Не грусти, - сказала Алисa. - Рано или поздно все станет понятно, все станет на свои места и выстроится в единую красивую схему, как кружева. Станет понятно, зачем все было нужно, потому что все будет правильно".


Не грусти. Мне ещё непонятно, как выглядит "правильно". Но мои пальчики станут на свои места. На твоём теле. По нежному шёлковому кружеву твоей кожи.

***

У неё была восхитительная кожа. Я уже говорил, что для меня осязание имеет большое значение? Чувствую мир кожей.

Говорят, что слоны ходят на цыпочках. На пятку становятся только прислушиваясь: звук идёт не только по воздуху, но и по земле. Я - не слон, я постоянно "становлюсь на пятку". Всем телом. Особенно - с женщинами. А иначе... а зачем?

Регулярные занятия с оружием, физическая работа или управление поводьями, отчего и мозоли бывают, и кожа грубеет, не убивают этой чувствительности. Впрочем, способность чувствовать прекрасное - всегда не только рецепторы, но и асконы.

Восхитительная кожа на внутренней стороне бёдер. "Северянка". Нежная, плотная, ровная, гладкая. Стремительно разогревающаяся под моей ладонью, чуть вздрагивающая. То инстинктивно пытающаяся сжаться, спрятаться, отгородиться. От мира. От меня. То принуждаемая разумом к раскрытости. Если не к взаимному стремлению, то, хотя бы, к покорности, к терпению. К согласию. С этим постыдным, чужим, неизбежным... прикосновением. К длани господина своего. Имеющего право. Всегда. Везде. Всё.

***

"Тварь ли я дрожащая или право имею?".

Не - "или", а - "и". Я - "тварь". Из будущего. "Дрожащая". От ощущения и предвкушения. И "право" - имею.

***

Как говаривали русские крепостные в начале 19 в., оправдывая сексуальные волеизъявления "цвета нации" - российского благородного дворянства, заставлявшего крестьянок едва ли не с 12-13 лет отправляться в гаремы господ: "Должна идти, коли раба". А здесь и идти не надо: раздвинь ляжки и отдыхай.


"Смело, товарищи! В ногу!

Духом окрепнем! В борьбе...".


"В ногу" здесь конкретно - в её правую. Всем вниманием, чувствами, душой. Манера, конечно, не строевая, а танцевальная. При общении с дамой - более уместно.

И "духом окрепну". Процесс уже пошёл. Окреп. "Дух". Хорошо - под столом не видно.

Борьба в её разуме отдаёт дрожью. "Дрожью в теле. Близком мне". Борьба между с детства вбитыми стереотипами послушания и оттуда же, но - пристойности. Борьба между разумом и чувствами, борьба внутри самих чувств. Смущение. Стыд. Страх. Страх перед мужем, перед... вообще. Страх неизбежно грядущего наказания. Страх страха. И страх передо мной.

Борьба даже не осознаваемая, не описываемая иными словами, кроме "о-ой-ёй... боже же ж ты мой...", но выражаемая дрожью мышц. Взволнованностью плоти под восхитительно трепещущей кожей.

Она же ничего и никого не боялась! Семь лет аристократического замужества вбили страх. И не только "страх божий".

***

"Парикмахеру:

- Беня, зачем ви пугаете клиента страшными небылицами?

- У него, таки, волосики дыбом встают. Стричь удобнее".


У неё нет волосиков на ляжках. Но как она... трепещет!

***

Спокойнее, принцесса. Публичность сношаемости - общее место в этом мире. Господь же всевидящий? - Во-от. А сонмы у престола Его?

Так живёт почти вся "Святая Русь" в своих избушках 4х4 м. А уж в Берестье с жердяными стенками через полметра... Вся улица подсказывает и комментирует.

Там размножаются большинство аристократов. Максимум - за занавесочкой. А то позовёт господин конюха, да начнёт указывать какого коня завтра поутру подавать, да какой потник под седло класть... А там и хозяйка кухарю втолковывает меню на завтра да особо по подливе... За день-то всего не успеть, не упомнить.


Она вцепилась руками в стол, опустила лицо. Восемь мужчин, включая слуг, искоса посматривали на неё. Но не останавливали взгляда: ни одно движение или звук не выдавали её соучастие в процессе. Только мне сбоку был виден крестик. Он дрожал. В такт дыханию.

Скромные нескромные ласки. "Скромные" - потому что никому не видны. А "нескромные"... сами понимаете.

Поляки сидели достаточно далеко - на том конце стола, мои спутники - ближе, но и они не могли видеть деталей происходящего. Миссионер, кажется, что-то уловил, пару раз глянул на нас непонимающе. И, после моей улыбки и кивка в сторону "партнёров", уставился на епископа.


А тот входил в раж:

-- Вы выделяетесь из всех других по положению земель своих, а также по почитанию святой церкви; к вам обращается речь моя! Мы хотим, чтобы вы ведали, какая печальная причина привела нас в ваши края, какая необходимость зовет вас и всех верующих. От пределов мазовецких ныне да и ранее весьма часто доходило до нашего слуха, что народ пруссов, иноземное племя, чуждое Богу, народ, упорный и мятежный, неустроенный сердцем и неверный Богу духом своим, вторгается в земли христиан, опустошая их мечом, грабежами, огнем. Пруссы частью уводят христиан в свой край, частью же губят постыдным умерщвлением. А церкви Божьи они либо срывают до основания, либо обращают в пепелища. Они оскверняют алтари своими испражнениями. Они режут живьём христиан и отрезанные части кидают в алтари или в купели для крещения. Они рады предать кого-нибудь позорной смерти, пронзая живот, лишая детородных членов и привязывая к столбу. Потом они гоняют свои жертвы вокруг него, и бьют плетью до тех пор, пока из них не выпадают внутренности и сами они не падают наземь. Иных же, привязанных к столбам, поражают стрелами; иных, согнув шею, ударяют мечом и таким способом испытывают, каким ударом можно убить сразу. Что же сказать о невыразимом бесчестии, которому подвергаются женщины, о чем говорить хуже, нежели умалчивать? Кому выпадает труд отомстить за все это, исправить содеянное, кому как не вам? Вы люди, которых Бог превознес перед всеми силою оружия и величием духа, ловкостью и доблестью сокрушать головы врагов своих, вам противодействующих. Поднимайтесь и помните деяния ваших предков, доблесть и славу короля Болеслава Мешковича Храброго, князя Владимира Святославича Крестителя и других государей ваших, которые разрушили царства язычников и раздвинули пределы святой церкви. Особенно же пусть побуждает вас святой Войцех, местом гибели которого ныне владеют нечестивые.

Гедко явно ощущал кураж. Он активно жестикулировал, задавал риторические вопросы: "кому как не вам?". Едва ли не в лицах изобразил муки бедных христиан, попавших в руки язычников. Устремлялся к "достоверному описанию" казней и сам же останавливал себя, не желая говорить о "невыразимом бесчестии" в кругу приличных людей. Он играл мимикой и интонацией, воздевал руки, призывая в свидетели Высшую силу.

Я никого не призывал. Ни в свидетели, ни вообще. Но тоже... жестикулировал. Руками. Одной. Продвигая её всё выше и выше. Получая восхитительные тактильные ощущения от соседки и наслаждаясь риторическим искусством Краковского святителя. Хотелось, чтобы и то, и другое продолжалось и продолжалось.


"уж вроде ноги на исходе,

а юбка всё не началась".


Юбок привычного нам типа здесь нет вообще. Я об этом - уже...

Поэтому дойдя до "исхода ног" я не удивился. А чтобы вы хотели там найти? И продолжил свою... пальцами же? - пальпацию. Лёгкую. Лёгонькую. Взгляд мельком на крестик показал усиление и углубление дыхания моей соседки. А также нарастание окрашивания кожных лицевых покровов. Она, представьте, покраснела. Сама, без всяких "насмерть затянутых" платков. Это так органично, так мило!


Тут епископ снова возвысил голос. Как-то внезапно. Такой был, знаете ли, приятный, равномерный, даже где-то затягивающий и убаюкивающий, процесс. Как у нас с принцессой под столом. Гармония, знаете ли. И тут - орут.

-- О могущественнейшие рыцари! Припомните отвагу своих праотцев. Не посрамите их! И если вас удерживает нежная привязанность к детям, и родителям, и женам, поразмыслите снова над тем, что говорит Господь в Евангелии: "Кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во стократ и наследует жизнь вечную". Не позволяйте собственности или семейным делам отвлечь вас. Эта земля, которую вы населяете, сдавлена отовсюду морем и горными хребтами, она стеснена вашей многочисленностью. Она не очень богата и едва прокармливает тех, кто ее обрабатывает. Из-за этого вы друг друга кусаете и пожираете, ведете войны и наносите другу множество смертельных ран. Пусть же прекратится меж нами ненависть, пусть смолкнет вражда, утихнут войны и уснут всяческие распри и раздоры. Начните путь к св. Войцеху, исторгните землю у нечестивого народа, край, самый богатый по сравнению с другими. Ее прославил св. Войцех своим приходом, украсил ее деяниями, освятил страданием, искупил смертью. И этот прекрасный край ныне находится в полоне у его врагов и используется народом, не ведающим Господа, для языческих обрядов. Он стремится к освобождению и жаждет освобождения, он беспрестанно молит о том, чтобы вы пришли ему на выручку. Он ждет помощи от вас, ибо, как мы уже сказали, пред прочими сущими народами вы удостоены Богом замечательной силой оружия. Вступайте же на эту стезю во искупление своих грехов, будучи преисполнены уверенностью в незапятнанной славе Царствия Небесного.

***

"Встретились три друга, чтобы обсудить как они встретили Новый год.

Первый:

- Взял девушку. Красавица, умница, ласковая. На Сейшелы. Лучший отель, прекрасная погода. Так отдохнул!

Второй:

- А я с семьёй в Париж. Все музеи обошли. В самую ночь - в дорогой ресторан. Жена в восторге, дети уважают. Ну как никогда! А ты?

Третий:

- А я с вами отмечал. На этой кухне. Но я не курил".


Коллеги-феодалы, я тоже крестик ношу. Юлькин противозачаточный. Но... "но я не курил".

***

Гедко хорошо учился. Или ему писал тот, кто был отличником: довольно точно воспроизведена проповедь Папы Урбана II в 1095 г. в Клермоне, после которой начался Первый Крестовый.

Понятно, что Ромов - не Иерусалим, Пруссия - не Земля Обетованная, текущая мёдом и млеком, а св. Войцех - не Иисус Христос. Да и обращается епископ не только к католикам, а и к православным. Аккуратно не делая различия между нами. Вы, христиане.

Когда папа Урбан в Клермоне в своей искусной речи сказал это и многое в этом роде, тех, кто там был, соединило общее чувство, так что все возопили: "Так хочет Бог! Так хочет Бог!".

Епископ ожидал услышать здесь нечто подобное. Тогда он, следуя прототипу, возвел бы очи к небесам, возблагодарил Бога и, мановением руки потребовав тишины, сообщил бы следующее:


"Возлюбленные братья! Сегодня мы видели, что, как сказал Господь в Евангелии от Матфея, "где двое или трое собраны во имя Мое, там я посреди них". Ибо если бы не Бог, который присутствовал в ваших помыслах, не раздался бы столь единодушный глас ваш; и хотя он исходил из множества уст, но источник его был единым. Вот почему говорю вам, что это Бог исторг из ваших уст такой глас, который он же вложил в вашу грудь. Пусть же этот клич станет для вас воинским сигналом, ибо слово это произнесено Богом. И когда произойдет у вас боевая схватка с неприятелем, пусть все в один голос вскричат Божье слово: "Так хочет Господь! Так хочет Господь!".

Мы не повелеваем и не увещеваем, чтобы отправлялись в этот поход старцы или слабые люди, не владеющие оружием. И пусть женщины не пускаются в путь без своих мужей, либо братьев, либо законных опекунов. Они ведь являются больше помехой, чем подкреплением, и представляют скорее бремя, нежели приносят пользу. Пусть богатые помогут беднякам и на свои средства поведут с собою пригодных к войне... И тот, кто решит совершить это святое паломничество, и даст о том обет Богу, и принесет ему себя в живую, святую и весьма угодную жертву, пусть носит изображение креста Господня на челе или на груди. Тот же, кто пожелает, выполнив обет, вернуться домой, пусть поместит это изображение на спине промеж лопаток. Тем самым такие люди выполнят заповедь Господню, которую он сам предписывает в Евангелии: "И кто не берет креста своего и следует за мною, тот не достоин меня".

***

Отмечу: крестовый поход - не война, а паломничество. Чисто милые мирные люди чисто по своей мирной проповеди всеобщей любви и милосердия пошли чисто глянуть на достопримечательности... А оружие? - Чисто на всякий случай, разбойники, там, звери дикие...

Такое - штатный, постоянный приём. В месте, где убили святого человека, в окружающую среду проистекла благодать. Нам чисто поклониться и приобщиться. К проистекшему. Чисто свобода совести. Которая превращается в свободу от совести. При взгляде с другой стороны.

Как ведут себя богомольцы, как они уверены в том, что местные им должны...

Былину "Сорок калик со каликою" я уже цитировал:


"Скричат калики зычным голосом, -

Дрогнет матушка сыра земля,

С дерев вершины попадали,

Под князем конь окарачелся,

А богатыри с коней попадали".


Столы не накрыты, денег не дадено? - Оскорбление чувств верующих. Лучших чувств: им все должны.

Католические паломники ещё и боевое оружие с собой тащат.

Так, ещё до Первого Крестового отправился в Палестину отряд в семь сотен рыцарей, чисто проводить бедных богомольцев. Так, через год от моего "сейчас", в 1172 г., отправится в паломничество Герцог Саксонский Генрих Лев с четырьмя тысячами воинов. Помолиться у Гроба Господня. Ну, заодно, раз уж приехали, давайте Саладина побьём и Египет захватим. В РИ Льва еле остановили.

***

Увы, народу маловато. Соединения "общим чувством" не случилось. "Магнетизм" страстной проповеди не превратился в "электрическую искру", проскакивающую между слушателями. То ли "диэлектрики" собрались, то ли напруги недостаёт. У проповедующего магнето.


Я продолжал философски размышлять о факторах, способствующих распространению магнетизма, фанатизма, энтузиазма и идиотизма, продолжая поглаживать мизинцем то... до чего он добрался, как вдруг княгиня резко встала. Так, что я едва успел убрать руку. Упорно не отрывая взгляда от стола, она напряжённым голосом объявила:

-- Панове. Возвышенные слова епископа Краковского пронзили меня до глубины души. Я вынуждена покинуть ваше высокое собрание. Прошу извинить слабую женскую натуру.

Не глядя в мою сторону, бросила:

-- Князь Иван, проводи меня.

И пошла, совершенно не обращая на меня внимания.

-- Господа, сделаем короткий перерыв.

Я весело подскочил с лавочки и быстренько отправился догонять "принцессу".


Вбегая через низенькую дверь, я был вынужден наклониться. А распрямиться уже не удалось: "принцесса" ухватила меня за шею, впилась в губы, и, срывая пуговицы с хитроумного разреза своего платья, резко потянула в сторону. У стены стоял какой-то... верстак, на которой она взгромоздилась, зажав меня между ног.

-- Ну! Ну же! Давай!

Страстно бормоча уместные слова, она ухитрилась расстегнуть на мне штаны и... и мы соединились.


Не могу не отметить: гульфиков в моём обмундировании нет, в нормальных здешних повсеместных портках нет ширинок. Я уж не говорю про европейскую конструкцию: бре с чулками на поясе и лямках. Там вообще... от воротника начинать надо. У неё не могло быть опыта в части избавления от моей модификации ткацко-швейных препятствий любви. Однако врождённый инстинкт женщины, дополненный, вероятно, внимательным разглядыванием локали в ходе вчерашнего общения, позволил мгновенно минимизировать проблему.

И более того: обхватив меня ногами, уперев пятку мне в копчик, она предприняла немалые усилия для обеспечения максимально плотного контакта. Что меня несколько... удивило. Впрочем, я снова не возражал.

Штаны удержались на поясе, а не упали на сапоги, явив вселенной мою голую задницу. Эта мелочь хоть и ограничила моё кожное восприятие мира и женщины, но позволило сохранить уверенность в себе. И любовный пыл. Там же.

Увлекательнейший процесс бурно стартовал и устремился к своему логическому завершению. Давно, как вы понимаете, ожидаемому и желаемому. Как пуговку у неё расстегнул, так и заожидал. Конечно, яркая образная проповедь краковяка... э-э-э... краковянина? краковина? - несколько тормозила моё стремление... вызванное нескромными прикосновениями... в высоком собрании... к столь приятной во всех отношениях... которая не только желанна, но и, как неожиданно оказалось, сама столь страстно желающа...


Тут она внесла некоторое разнообразие.

Откинув в сторону остатки "мешка", ещё прикрывающие её тело, она сжала правую грудь и сунула мне в лицо.

-- Куси! Ну! Сильнее! О!

И где она этого набралась? Я её этому не учил, с мужем она такого... не. Там всё было тихо, редко и канонически. Может, кто-то из мужниных "милашек" рассказал? Или показывал?

Команда напомнила дрессировку сторожевого пса. Но я не стал копаться в подробностях средневекового этикета. Кто знает, что говорят благородные дамы... понуждая своих любовников... к активным действиям... в полевых условиях... на окраинах цивилизованного мира? Тем более, что её сосок меня вполне... увлёк.

Она прижала мою голову к груди, сбив бандану на глаза так, что я не видел ничего, кроме розовеющего кусочка её прелести, продолжая толкать меня пяткой в задницу. И зазвучала. Поток страстных возгласов... и движений... свидетельствовал, как я решил, о крайней успешности моей деятельности.


Как известно, в "Святой Руси" нет оргазма. Поэтому девы юные, а также не девы и не юные, испытывают "диво дивное" и "чудо чудное".

Появилось надежда, что "чудо" и "диво" она попробует. Вот прям "здесь и сейчас".

Как всегда, я прежде всего думал о даме. Сам-то я... всегда успею.

Оказалось, и мне могут создать... сложности.


-- О! Ещё! Сильнее! Как хорошо! Какой ты сильный! Могучий! Ещё! Наконец-то! Настоящий мужчина! О! Кусай!...

Меня смутила какая-то... наигранность, какая-то... демонстрационность. Показушность? Почему-то вспомнились реплики, которые я подсказывал Агнешке, когда её на мебельной пирамиде имени митрополита Киевского...

Не сразу. Мужчины в подобной ситуации соображают не сразу. Но некоторую... неорганичность исполнительницы я ощутил. И - заинтересовался.

Сдвинул бандану с глаз и взглянул вверх. Приподнявшаяся на локтях "принцесса" старательно звучала. И выглядела. Но смотрела не на меня, или куда-нибудь в туманное пространство своих чувств, а во вполне определённую точку за моим левым плечом. Не выпуская из губ её соска, скосил глаза.

Оп-па. Факеншит.

Дверь не закрыта.

Ощущение присутствия штанов на заднице и "огрызков" на спине - успокоило и позволило логически мыслить.

"Принцесса" так резво повисла на моей шее, так решительно потащила на верстак, что я не успел захлопнуть дверь. Так и осталась полуприкрытой. Переговорщики, видимо, решили размяться, встать, походить. Теперь за щелью, шагах в шести, видны двое прогуливающихся: Казимир и Гедко. Которые смотрят на нас. А я, продолжая пожёвывать сосок княгини, на них.


Кажется, чего-то подобного не дождался Фридрих-Вильгельм в Тильзите, поторопившись войти в комнату с женой и Наполеоном. А имел бы терпение - получил бы Магдебург. Тогда Пруссия не получила бы реформы пачкой, а Европа - войны 19 и 20 веков мешком.

Увы, я не Наполеон и отдать Магдебург не могу, даже при всём желании.


Казик, стремительно багровеющий прямо на глазах, порывисто двинулся к нам. Но епископ остановил его. Шустренький, кругленький как фиолетовый колобок, подкатился к двери. И плотно закрыл её. С той стороны.

"Дети до 16".

"Принцесса" ещё пару мгновений смотрела в закрытую дверь. Потом перевела взгляд на меня. Лицо её исказила злобная гримаса:

-- Хватит!

И той же пяткой, которой она только что подталкивала меня к себе, уперлась мне в грудь и сильно оттолкнула.

Я... отлетел. И... офигел. Хорошо, что штаны... а то упал бы.

Стреноженный спущенными штанами мужчина при толчке обычно падает. Нет, коллеги, это не из личного опыта, а из опыта всего нашего, полуодетого, если присмотреться, человечества.

Принцесса, факеншит! Я от тебя... ступорею! То, блин, на "Вы", Казик - хороший, порет только по воскресеньям. То - "давай-давай, ещё-ещё!". А то вдруг - "хватит!". Мадам! Придержите верблюдицу вашей тонкой духовной натуры! Я за ней не поспеваю!

Не... ну... как же... она же сама... ей же нравилось... "хочу-хочу" и всё такое... а... а как же я?... мы ж... ну... не закончили... выходит, она это всё... только для своего законного... а я тут - так... символ вариативности... атрибут употребляемости... приспособление для произведения впечатления... цацка для отблеска...


Она что-то злобно бурча, упоминая обобщённо каких-то не поименованных скотов, козлов, свиней и сволочей, беспорядочно пыталась прикрыться, неуклюже слезть с этого... верстака. Тон поднимался, устремляясь к высотам капризного визга. А меня залило бешенством. Мимо лица промелькнула голая нога. Я ухватил и дёрнул, переворачивая.

Она взвизгнула, приземлившись на верстак животом, зашипела, когда задранный на голову "мешок" закрыл ей обзор. Открыв обзор мне. И беспорядочно засучила ножками. Когда я... продолжил процесс "с той же ноты". Ну, назовём эту женскую подробность - "нотой".


"Ты постой-постой, красавица моя,

Дозволь навалиться, радость, на тебя.

На твою ли на приятну красоту,

На твою ли да на белу наготу".


Суетилась она интенсивно. Мешок, сквозь который её голова была прижата к верстаку, гасил множество звуков. Совершенно не содержавших в себе позитивного, благонамеренного или жизнерадостного. Бешено царапалась, пытаясь сдвинуть мою руку со своего загривка. Впрочем, активные тело- руко- ного- и языко-движения лишь усиливали моё бешенство. Выражавшееся во всё более резком... и глубоком... проникновении.

Чувство восстановления справедливости, азарт наказания обманщицы, манипуляторши, дуры хитро-... чего-нибудь..., соединялись с более обычными для такой ситуации чувствами. И, наконец-то, излились. Обычным, многомиллионолетним образом. Как и принято с тех ещё, с до-обезьяньих эпох.

Это, знаете ли, не худший вариант. По сравнению с самкой богомола, например. Или теми убийственными манерами поведения, которые придумывают социально продвинутые человеческие общности. Я уж не говорю о драконах - те девиц просто едят.

Пока я удовлетворённо успокаивался с чувством исполненного долга и восстановления закона и порядка, приводя в порядок одежду, "принцесса" сползла с верстака на пол кучей едва прикрытого мешком голого колышущегося женского мяса. Где и продолжила, уткнувшись в пол лицом, рыдать и скулить.

-- Вставай.

-- Ы-ы-ы...

-- Отдать тебя Казику?

-- Ы-ы-ы...


Глядя на эту бело-розовую ноющую и дрожащую кучу под верстаком, на существо, растёкшееся в слизь душой и телом, я испытывал... глубокие сомнения.

Ей - плохо. Я хотел бы, чтобы ей было хорошо. Просто потому, что я помню её прежней. Помню, какую радость она мне доставляла.

"Неблагодарность - страшный грех". Не хочу быть неблагодарным.

Но вернуть её в то, прежнее состояние души и тела - невозможно.

"Даже бессмертные боги не могут сделать бывшее небывшим".


Глава 738

"Хорошо" - это внутри. Это оценка человека "здесь и сейчас". Человек изменился - "хорошо" изменилось. И будет меняться. Какое "хорошо" у неё сейчас - понятно: "не трогайте меня все!". Что будет для неё "хорошо" через месяц? Год? Десять?

"Хорошо" - это мечта. И не только. Это - путь к мечте, это силы, способности пройти этот путь. На что способна вот эта лужа слёз и болото всхлипов? Дать ей прялку и пусть нитку тянет? В одиночке. В келье монашеской. Этого хватит для счастья на всю оставшуюся жизнь? Или таланты, свойства личности будут прорастать как волосы у манкурта, как загнувшиеся ногти? Причиняя каждый день непрерывную и неизбывную муку. Такое можно терпеть, с таким можно жить. Но... это - "хорошо"?

Нужно понять - что ей может быть "хорошо". Не сейчас - потом, по жизни. Понять - сможет ли она пройти дорогу к своей мечте. Нет, не "пройти" - идти. Успешно. Переставляя свои мечты всё дальше. Как убегает от нас горизонт. Преодолевая препятствия. Есть ли в ней... не только желание, но и способность? И нужно помочь измениться, стать самой собой. Измениться - чтобы стать. Чтобы изменяться. Само-целе-полагающей и само-целе-достигающей.

Нужно?! - Ваня, у тебя что, других дел нет?! А ЭКИПа? А севообороты с семипольем? А снижение детской смертности, в конце концов?!

Ты, Ванюша, совсем не идеал. Даже близко - не. Но самому, по собственному желанию, становиться неблагодарной сволочью...

"Умный человек. Но - подлец".

Тебе дерьма мира мало, хочешь своего добавить?


-- Вставай.

Она, подвывая, бессмысленно дергая платье, на которое наступила, начала выкарабкиваться. А я позвал Сухана и выдал ему подробные инструкции.

-- Топай за ним. Исполняй, что он скажет. А то мужу отдам.

Ну у меня и страшилки. Как в детской сказке: "придёт серенький волчок и укусит за бочок". Про мужа.

Продолжая всхлипывать и сморкаться, она отправилась внутрь дома.


Забавно, но если бы не эта её выходка с попыткой манипулировать мною, отомстив так своему законному, способность, попав в ситуацию "объекта", весьма... "тесную", ограниченную, непристойную для нею, вывернуть её к своему восторжествованию, хотя бы только моральному, над своим многолетним мучителем, храбрость издевательства над палачом, над ненавидимым супругом...

"Безбашенность". "Очертя голову" - свойство бойца, а не заезженной клячи со жвачкой. Она оказалась не вполне "пустышкой", выжатой, вытоптанной семью годами непрерывной и всеобщей травли. Сохранила способность к инициативе, к собственным действиям. Пусть и в такой форме.

"Мы туда идём, куда нас ведут". Она выказала способность "идти сама".


Постоял перед закрытой Гедко дверью. Подумал. Принял подходящее выражение лица. И радостно, энергично, всем видом своим демонстрируя чувство глубокого удовлетворения от исполненного долга, распахнул дверь и направился к столу "военного совета".

Старательно усевшись, устроившись по-удобнее на том же месте, где только что провёл четверть часа, наполненную столь увлекательными тактильными ощущениями и высоконравственными проповедями, поделился:

-- Очень хорошо. Ну просто очень.

Присутствующие были напряжены и не отражали лицами мою всеобъемлющую удовлетворённость.

Не хотят они. Разделить со мной чувство прекрасного.

Пришлось уточнить:

-- Я имею в виду проповедь господина епископа. Вдохновляет, возбуждает и воодушевляет. Красочно и мило. От ваших слов прямо хочется. Сильно. В смысле: сокрушить поганых язычников и искоренить язву идолопоклонничества. Однако, не следует ли нам перейти к делам более... конкретным? Которые - в мире тварном. Телесным, так сказать.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник