Атолл

Глава 9

Интересно, она со всеми такая психованная, или только со мной? Я тоже не намерен с ней нянчиться — хочешь уходить — уходи! Сама придёт, когда есть захочется. Голод к гуманизму не располагает.

Я же тщательно обдумывал свои следующие действия. Через некоторое время 'отхожая полянка' должна была пополниться свежим содержимым. Учитывая, что рептилии, вероятнее всего, хладнокровны — через несколько деньков. Оружием я не разживусь, с полной уверенностью могу сказать, что оно осталось на дне Нижнего озера. Но, даже если рептилия и проглотила автомат, желудочные соки обязательно сделают его нерабочим. Интересно, если бы я не предупреждал десантника, и оружие осталось в чехле, что бы произошло? Ведь, скорее всего, чехол герметичен. В любом случае на нормального десантника должна быть навешана масса интересных штучек — начиная ножом и заканчивая сухпайком.

Утром я почувствовал себя как-то некомфортно. Долго думал, в чём причина, пока не понял, что не хватает общения с Миа. Не завидую я, пожалуй, тому же Робинзону Крузо — если меня в первый день так коробит, то представляю, как ощущать одиночество годами. Хотя, наверное, привыкают. Всё равно ведь столкнёмся на этом узком участки суши рано или поздно. Что ж, когда столкнёмся, тогда и решать будем. Для начала, пока не проср…сь рептилия, пора проверить задумку с истоком ручья. Тем более, что около ручья находилась наша полевая кухня. Дело в том, вода в ручье, как я уже и говорил раньше, была жутко ледяной и, единожды наловив два десятка птиц, мы оставили их на хранение в этом естественном холодильнике.

Уминая пернатую дичь, задумался о соли. Здесь её взять было где. Поскольку моя печка из фольги и зонта чаще всего была не занята, можно было бы оставлять в кастрюле морскую воду — половины дня хватило бы, чтобы от неё осталась только соль. Беда в том, что здесь, наверху, морской воды нет — только пресная, хотя…

Я вскочил на ноги. Вспомнил, что самое низкое место над морем около двадцати метров. При длине моей верёвки около тридцати. Сразу же захотелось проверить теорию и, схватив верёвку и кастрюлю, я помчался в восточную сторону острова. Передвигаться по рифовым разломам я научился уже достаточно неплохо, и теперь, скакал, как сайгак по скалам.

Набрать морской воды оказалось, не составило никаких проблем — привязал верёвку к двум ушкам, стравил её вниз, аккуратно поднял и получил целую кастрюлю замечательной морской воды. Даже на вкус попробовал — гадкая. Эх, была бы нормальная верёвка — можно было бы и рыбу ловить — крючки же я придумал, но верёвка из кожи в воде, тем более солёной, однозначно долго не протянет.

Обратный путь занял у меня значительно больше времени — не хотел расплескать добытую мной воду. Приладил её на моём 'камине', подхватил кочергу, и отправился к устью ручья.

Порода здесь оказалась значительно сложнее, чем мне когда-либо попадалась. Наверное, сказалась вода, которая со временем сцементировала известняк. За несколько часов работы мне удалось углубиться в породу всего на тридцать сантиметров. Кроме всего прочего я жутко задубел. Приходилось отходить в сторону и греться на солнце. Понятия не имею, что там могло охлаждать эту воду, но всё это явно связанно с этой каменной постройкой, о которой говорила Миа. В итоге, работы мне пришлось закончить — я не хотел пропустить момента, когда нагадит рептилия — дерьмо на этой жаре высохнет за один день и потом трофеев, возможно, мне уже будет не достать.

Впрочем, на отхожей полянке ничего не изменилось. Придётся навещать её как минимум три раза в сутки. На полевой кухне меня ждал сюрприз — против моих пессимистических ожиданий, вода в кастрюле выкипела. Со дна её своей незаменимой эмблемой я соскрёб столько соли, что ею удалось наполнить одно отделение коробочки для линз. Кстати, перекапывая скарб, в поисках набора для линз, нарвался на зеркальце и глянул на себя. Красота — я узнал себя с превеликим трудом. Туземец с Кот-д'Ивуара, а не Петя с Земли. Кстати, интересно, где мой кот? Но если у туземца с Кот-д'Ивуара не росла щетина, то у Пети с земли была видна изрядная бородка. Вот уж чего я на себе не люблю, так это ДКР (древесно-кустарниковая растительность) на лице. Попробовал кромсать её эмблемой, и в итоге получилось некое странное произведение сумасшедшего парикмахера, которому бы сам Сальвадор Дали позавидовал бы. Кроме всего этого у меня здорово отрасли ногти и начали мне попросту мешать. Тут я вспомнил, что в наличии имеется маникюрный наборчик, и эту проблему быстро решил. Интересно, а как эту проблему решала Миа? Вспомнив её покоцанные ногти, понял — грызла. Ну ладно — на руках ещё ногти погрызть можно, а что делать с ногами? Вот, нарываешься ты случайно на небольшой камешек, цепляешь краем ногтя… и выдираешь ноготь ноги вместе с мясом. С другой стороны ведь и на Земле дикие племена как-то этот вопрос решали. Только как? Вероятно, Миа знает.

Я закидаю камнями первого, кто мне скажет, что человек произошёл от обезьяны. Не — может и от обезьяны, но только не Дарвиновским путём. Зачем, мне скажите, любому животному волосы на голове, которые могут неограниченно расти? У животного нет инструмента их подрезать, подгрызть их тоже невозможно. И вот вырастает у дикой обезьяны лет за пять шикарная причёска длиною метра в полтора (а я в нашем городе встречал одну даму, которая принципиально не стригла волосы — косу она складывала в несколько раз, чтобы та не тащилась по земле). Ну и что, подскажите мне, обезьяне делать с такой шевелюрой? Как прыгать с ветки на ветку? Как охотиться, если необходимо постоянно поправлять волосы, лезущие на глаза? Ох, дурят нашего брата относительно происхождения человека от обезьяны. Хотя есть несколько другой вариант, над которым я задумался, чтобы скрасить часы одиночества перед закатом. Я не расист, но, похоже, от фактов не уйдёшь. Кто не имеет бороды? Большинство негроидной расы и часть монголоидной. К европеоидной борода прикладывается в обязательном порядке. А теперь сравним ммм… заслуги перед наукой представителей всех этих рас. На первом месте стоит европеоидная раса, на втором — монголоидная. И на последнем — негроидная. Анализ приводит к следующим результатам — Природа поняла, что наименее развитая, в интеллектуальном смысле, раса не сможет себе отрезать волосы, так как не освоит простейшие режущие инструменты, и погибнет от того… что волосы за ветку зацепятся или ещё что. Более развитая раса всегда найдёт, чем себе и волосы отрезать и бороду сбрить (что, в технологическом смысле, намного сложнее) и заподлянку тёще устроить. Вот такие меня в тот день постигли рассуждения. Чем отличается дикарство от цивилизации? Есть конкретное доказательство. Знаете, почему олимпиаду по бегу всегда выигрывают какие-нибудь негры с чёрной Африки, а олимпиаду по стрельбе белые? Не потому, что белые всегда привыкли стрелять в негров, а те от них убегать. Потому, что есть дикарство, а есть цивилизация.

Ну почему в сумке той дамочке не оказался набор для депиляции!?

Утром я не обнаружил в ручье одной птицы, которых вечером специально сосчитал. Похоже, Миа проголодалась. Это мне уже понравилось. Я не хотел, чтобы она меня 'лечила', и сейчас это был своеобразный экзамен на прочность. И, в этом случае, уступать мне нельзя. Мужик я или не мужик!? Дама упорно претендовала на лидерство. Она считает, что если лидером буду я, то мы оба погибнем. А я считаю, что если бы лидером была она, то мы бы уже давно свои голодные кишки на ветру сушили. И я прав. Потому что так считаю я. Если я так думать не буду, то мы точно не выживем. Птичку спёрла — я не в обиде.

С утра я наведал 'отхожую полянку'. Или у рептилии был запор или она действительно долго переваривала десантника, но изменений в представшей передо мной картинке не было. Потом сходил за очередной порцией морской воды. Перед тем, как поставить её в 'камин', зажарил птицу с солью. Оказалось, что вкус солёной пищи я напросто забыл и, если по-честному, обошёлся бы вообще без соли без какого-либо дискомфорта. Но, попробовав, после такого длительного перерыва, посоленную еду… Ммм… Понял, что без соли больше не обойдусь. Потом отправился на свои 'раскопки'.

На этот раз вышло всё несколько прикольно. Работая кочергой, я нащупал некий крупный закаменевший объект. Чтобы не тратить время на его разлом, обработал по краям. И тут случилось неожиданное. Глыба начала подниматься на меня, и я едва успел отскочить, а в воздух ударил гейзер ледяной воды. Меня сразу же окатило, и я, матюгаясь, кинулся проч. Гейзер бил не прямо вертикально, видно цеплял за часть породы. Под углом в сорок пять градусов вода выстреливала куда-то совсем в другую сторону от прежнего русла.

— Вот мы и повернули северные реки вспять, — сказал я сам себе.

Добраться до основания устья теперь возможным не представлялось. Теперь в радиусе десяти метров от выхода воды на поверхность замерзнуть можно было за несколько секунд. Вот и слушай после этого женщин!

Я устало попёрся к 'отхожей полянке', чтобы в очередной раз проверить, нет ли у Самки проблем с пищеварением. Я не доктор, но, похоже, у неё действительно был запор — какой-то трудно перевариваемый десантник попался.

Усталый и расстроенный я добрался до 'полевой кухни', наскрёб соли во второе отделение контейнера для линз, и завалился спать.

Ночью меня разбудил Ра.

— Кыса! — схватил кота я, — а ты как сюда попал!?

— Мур, — ответил кот, и прижался ко мне, чтобы поспать.

Я тоже заснул.

Утром мне всё стало абсолютно ясно. Ручей исчез. Вода, вероятнее всего, нашла себе другой выход, и старое русло речки пересохло. Ра не мог подняться наверх по единственному существующему пути, потому что не любил воду. Но на этот раз вода исчезла. Ручей поменял русло.

Ра умял как минимум одну птицу. Весом с его самого. Или у него метаболизм быстрый, или я не знаю что. Единственное существо, которое мне напомнило о моём мире, и я был ему очень благодарен. Не миру, но существу.

— Что ж, Ра, — с Миа я разговаривать уже не мог, поэтому болтал с Ра, — пошли, по утренней программе я должен проверить 'отхожую полянку'.

Ра, будто понимая человеческую речь, прижался к моей ноге. Коты, конечное, как говорят, независимы и своенравны. И могут похерить всё в марте-месяце. Ну так мы, люди, ради баб совершаем ещё и не такие глупости.

О запасе птиц в ручье можно было забыть, так как последний сменил русло. Оставалось пару тушек в Верхнем озере, но их, скорее всего, подчистила Миа.

На этот раз мне повезло больше — на полянке виднелась свежая куча. С надеждой закинул кочергу, и к ней сразу же что-то прилипло. Уловом оказался рожок с патронами. В принципе, патроны без оружия почти бесполезны, но если покумекать толком, может где и сгодятся. В следующий заброс я отчётливо услышал звук металла об металл, но ничего не вытащил. Может быть, там был предмет из алюминия или меди. Спустя еще пяток забросов мне попалась более полезная вещь — сложенная сапёрская лопатка. Копать здесь, правда, нечего — кругом сплошные камни. Но в будущем… к кочерге прилипло что-то ощутимо тяжёлое. Пока тянул, не мог разобрать, что это. На вид — бесформенный кусок дерьма. Когда я достал его наверх и немного очистил, то, вначале даже не поверил в свою удачу. Это был сложенный парашют. Стоп — ведь парашют десантник отстегнул ещё около буя. Я хлопнул себя ладонью по лбу — ведь есть ещё и запасной — и это он и есть. Наконец я нашёл вещь, которая открывала мне дорогу к охоте на рептилий.

К Верхнему озеру мы с Ра пришли только к вечеру. Птицы, что хранились в воде, исчезли, как я и предполагал, однако до наступления темноты, мне удалось парочку выловить. Интересно, откуда здесь столько пернатых? Наверное, ближайший отсюда остров находится слишком далеко и этот атолл они используют, как перевалочную базу.

Свою птицу я не ел — слишком привык к жареной пище, а сейчас было темно, и поджарить её не было возможности. Ра наоборот предпочитал сырое мясо и, минут через десять, уже сладко дремал у меня в ногах.

Все свои дела я начал с утра. Вначале решил разнообразить наш рацион. В Верхнем озере водилась большая рыба — часто она плескалась на поверхности, но поймать её голыми руками было невозможно. Тех же малюпасеньких рыбок, что мы с Миа ловили на мелководье, даже Ра, думаю, есть бы побрезговал.

Достав плоскогубцы и стальную пружинку от блокнота, я отломил кусочек проволочки, с грехом пополам наточил. В общем, соорудил что-то вроде крючка. После наступил самый волнительный момент — разборка парашюта. Стропы оказались сплетены из десятков капроновых нитей потоньше. Я раскрутил одну стропу на десяток нитей, связал их друг с другом и получил капроновую нить длиной около 90 м. Верёвку, за неимением лучшего, намотал на баллончик с лаком. Привязал крючок и только сейчас подумал, что неплохо бы и грузила придумать. Известняк не подойдёт — слишком лёгкий. Потом пришла в голову мысль привязать несколько ключей, ну уже и с этой мыслью вспомнил, что один из брелоков — массивный металлический кубик. Самое то, что надо. Насадил на крючок кусочек потрохов птицы, размотал верёвку и закинул как можно дальше. Другой конец привязал к кусочку риф, выступавшему из скалы. Верёвка свободно плавала по воде, и, если рыба проглотит наживку, это сразу можно будет заметить по натяжению верёвки.

Я уселся рядом с моей импровизированной донкой, и занялся стропами. Их оказалось 29 штук (одну я уже распотрошил) длиной по 9 метров каждая. Неплохо. Отбрасываем 2 штуки на всякие другие нужды, остальные сплетаем по три в косичку, как я уже делал с полосками кожи из-под куртки и получаем 9 девятиметровых кусочка или, учитывая, что длина при деформации в косичку изменится, около 70 метров каната, который выдержит даже самого ожиревшего человека.

Только я занялся плетением каната, кА краем глаза уловил, что шнур на воде шевелится. Причём как-то странно. Я думал, что рыба потянет приманку куда с большей скоростью. Ради интереса решил достать шнур, и ощутил порядочное сопротивление. Начал тянуть дальше, но рывков не было — такое чувство, что крючок зацепил какой-нибудь хлам.

Хлам оказался крупным пресноводным крабом размером с моего кота. Ра он сразу не понравился — кот зашипел и спрятался за мою спину. Крабу кот тоже не понравился, воинственно подняв клешни, он отправился в обход меня, чтобы достать моего любимца. Меня он, почему-то проигнорировал, а напрасно, потому что у меня была кочерга, которой я наглеца к земле и припечатал.

Краба я поставил печься в зонтик, а сам продолжил плетение каната. К обеду на мою приманку попался какой-то… крокодильчик, что ли. Раньше я таких зверей не видел. Тоже агрессивный и шустрый. К нему тоже пришлось приложиться кочергой, после чего и крокодильчик пошёл под раздачу.

— Кто следующий? — спросил я Ра, высасывая очень недурственное мясо из клешни краба, — покемон или Чебурашка? Нормальных рыб здесь, я так понимаю, вообще нет? Эх — нету Мии на этом празднике жизни.

— Нам такие попадались, — я вздрогнул от голоса за спиной.

— Успокоилась? — спросил я, разглядывая Мию.

— Всё равно мы никуда сейчас друг от друга не денемся, — безразлично откликнулась она, — я просто лишний раз убедилась, что в голову тебе ничего не впаришь.

— А, ты хотела меня переучить, — засмеялся я, — так даже мои родители меня называли неуправляемым. Что уж говорить про тебя.

— Очень плохо, что ты не вариабелен — ты не сможешь приспосабливаться к изменяющимся условиям среды.

— Да ну!? — съязвил я, обводя рукой разложенные на земле предметы, добытые или сделанные мной, — короче, кого валить будем первого? Самца или Самку.

— Не геройствуй. Я пока не вижу, каким образом ты собираешься это сделать.

— Не образом, матушка, — я потряс в воздухе кочергой, — а сиим незатейливым инструментом. Крокодильчиков готовить умеешь? — уже серьёзно спросил я.

— Неа.

— Вот и учись, а я пока веревочки плести буду, чтобы осуществить свой коварный план.

К вечеру канат был готов. Из оставшихся двух строп я свил ещё одну верёвку, метров тридцать в длину, но несравненно более надёжную, по сравнению с имеющейся кожаной.

Крокодильчик оказался на вкус превосходен. Наверное, нам так казалось, потому что птица опротивела — организм требовал микроэлементов и веществ, в птицах не содержащихся. А уж как хотелось какой-нибудь травки — капусты или бананчика, так и говорить не буду.

— Основная наша задача на сегодня — достать лебёдку, — сказал я Мие утром.

— Я уже догадалась. При помощи наших старых методов.

— Рептилий мы валить будем тоже при помощи наших старых методов, вот только масштабы изменятся.

На пляже сегодня дежурил Самец. Нас он заметил сразу и я поприветствовал его, ставшим уже привычным, некультурным жестом.

Хорошо, что с самого края обрыва располагалось несколько достаточно увесистых валунов. Об них мы привязали канат, другой его конец выходил на рифовый уступ.

Никогда не занимался скалолазанием, но с самого начала спуска мне стало страшно — обвиться всем телом вокруг каната, как это делал на уроках физкультуры в школе, не получалось. Канат был слишком тонкий и, к тому же, вплотную прилегал к скале. Пришлось, упираясь в камень ногами, положиться на силу рук. Примерно на середине спуска в скале начиналось углубление, и мне пришлось повиснуть на одних руках. Но самый большой сюрприз ожидал меня внизу.

Спустившись на уступ, я оказался перед пещерой, скрытой от окружающего мира каменным отрогом. Чувствовалось, как в пещеру втягивается воздух. Выходит — это не тупиковая пещера. Ведь где-то воздух и выходит.

— Эй! У тебя там всё в порядке!? — Прервал мои размышления крик Мии.

— Нормально, — проорал я. — Верёвку спускай.

Верёвку с кочергой я с собой не брал, чтобы проще было спускаться. Решили, что потом её мне спустит Миа. Через пару минут я увидел спускающийся конец верёвки.

— А кочерга где? — крикнул я.

— У меня, — послышались слова и Миа.

Я беззвучно выругался.

— И что!? Ты на меня её сейчас сбросить собираешься!? Другого способа меня угробить ты не придумала!? Затаскивай обратно и спускай кочергой вниз!

— А ты не ругайся на меня.

Как она может всё слышать? Точно она не человек. А если и человек, то с ооочень большими странностями.

Как только кочерга оказалась у меня в руках, Миа сбросила вниз верёвку. Я забрался на каменный отрог — в высоту он был несколько метров. Над водой же он возвышался метров на пять. Отсюда лебёдка была как на ладони. Важно было зацепить трос, а не её. Лебёдка слишком тяжёлая и есть вероятность, что наш самодельный магнит её не сможет вытянуть. Нет — стянуть с буя — стянет. И тогда потеряю и лебёдку и трос.

Трос уходил в воду с левой стороны буя, и я начал забрасывать, целясь метра два в левую сторону от буя. Буй ведь тоже мог притянуть кочергу, а от этой аномальной гадости можно было ожидать какой угодно гадости.

Впрочем, кидать долго не пришлось — я почувствовал натяжение, и увидел, как трос на буе зашевелился. Потом повернулся в мою сторону. А потом кочерга отцепилась. Видно не выдержала веса троса или трос зацепился о что-нибудь на дне.

Теперь каждый мой бросок был точным — почти всегда кочерга находила трос, но ей не хватало силы его вытянуть — однозначно — трос за что-то зацепился. Я промучился около часа, пока мне не повезло — кочерга зацепилась за трос не магнитным притяжением, а своим изогнутым концом. Намертво. Только, когда я обмотал верёвку вокруг своего тела и, рискуя порвать её, напрягся из всех сил, верёвка внезапно пошла легко — невидимая преграда исчезла. В самом конце я снова потерял трос, но теперь достать его магнитом не представляло труда.

Теперь предстояло вытянуть лебёдку, к которой крепился трос. Я специально дёрнул трос изо всех сил, чтобы лебёдка прошла по инерции под водой как можно большее расстояние. Лебёдка тяжёлая, и будет цеплять на дне всё подряд. Но, слава Богу, обошлось, и через несколько минут в моих руках оказался долгожданный предмет. Уж с ним-то я развернусь. Рептилия всё это время пристально наблюдала за моими действиями. Мозгов у неё не хватало, что я только что вытащил её смерть.

Осталось только доставить эту смерть наверх. Как и себя самого.

К канату я привязал трос с лебёдкой, к лебёдке верёвку с кочергой. Осталось забраться по канату на скалу и всю эту связку, одну за одной, поднять наверх.

Я задрал голову и сильно засомневался в своих силах. Если спустился я сюда с трудом, то подняться будет намного сложнее. Но, делать нечего, я поплевал на руки и ухватился за канат. Пятнадцать метров мне предстояло подниматься по канату, используя одни только руки. Слава богу, я весьма нетяжёлый человек. Но для меня всё равно эти пятнадцать метров дались адски тяжело.

А вот дальше начались проблемы, которые я не предусмотрел. Дальше канат висел впритирку со скалой, а упереться ногами, чтобы его приподнять, не во что было. Точнее было, но слишком далеко — в полуметре. Я попытался несколько раз достать ногами до этой стенки, но понял, что у меня ничего не выйдет. Покуда я барахтался, силы вконец ушли из моих рук. Попытался, было, обвить канат ногами, чтобы повисеть и отдохнуть, но не тут то было — он был слишком тонок для таких манипуляций. Как я не догадался обмотать руки какими-нибудь тряпками? Подкладкой из-под куртки, в конце концов. Короче, морщась от боли аккуратно поехал вниз — сорваться с пятнадцатиметровой скалы мне никак не улыбалось.

— Какие-то проблемы? — крикнула Миа.

— Большие, — злобно ответил я, зная, что она меня всё равно услышит.

— Какие?

— Проблемы в том, что ты слишком много слышишь.

— Пётр, не нуди. Я ведь волнуюсь.

— Ты!? Волнуешься!? — возмутился я, — как же, поверил. Вот тебе прекрасный шанс избавиться от меня. Ты же сама говорила, что вместе нам на этом атолле не выжить.

— Пётр! Что случилось!?

— Случилось то, что я отсюда не выберусь. Однозначно. Всё закончено Миа. По крайней мере, со мной. Единственный шанс — плыть через озеро, но там меня с начала дня бдит мой близкий друг и товарищ — Самэц! — нарочно исковеркал слово я.

— Пётр, — вдруг голос её изменился, — я хочу, чтобы ты знал одну вещь.

— Какую?

— Пётр, извини меня за все мои гадости, которые я сделала тебе. Ты мне понравился с первой нашей встречи, но… После того, что со мной сделал тот, кто был до тебя… Я сама себе поклялась… Я не могу переступить теперь через саму себя.

Ого, мысленно удивился я, она ещё и рыдать умеет.

— Один раз ты сам меня почти вытянул из этой депрессии своим, не знаю, оптимизмом, догадливостью. Если бы я знала, что смогу так глупо потерять тебя… Я последняя дура. Дура!

Она и дальше пыталась что-то там говорить, но до того расплакались, что слова ей давались с трудом. Тем более громкие — негромких на таком расстоянии я не слышал.

Потом, вдруг, в её голосе прорезалась радость:

— Петя! Петечка! Какие же мы с тобой дураки.

Нет, — подумал я, — себя можешь, может быть, в дуры и причислять, а меня в дураки не надо. Хмм… Уже Петечка.

— Петенька, ты меня слышишь?

— Слышу.

— Дураки. Мы ж не подумали о варианте с духами. Я сейчас сбегаю и спущу тебе их — возможно, если наша теория верна, то рептилия тебя не тронет.

— Подожди! — заорал я, — Ты с лебёдкой работать умеешь?

— Примерно представляю, — она до сих пор всхлипывала.

— Поднимешь сейчас за канат лебёдку с тросом, спустишь трос мне, и лебёдкой поднимешь меня. Придётся, правда, очень много поработать рычагом. Усекла?

— Ты это с самого начала знал!?

— Да, — пожал плечами я.

— А почему сразу мне не сказал!? — всхлипывания почему-то исчезли, а остался только холодный надменный тон.

— Ты ж мне слова не дала сказать.

— Вот и останешься теперь здесь ночевать! — чуть ли не в истерике проорала она.

С характером, — задумался я.