Хавьер все еще не был уверен, что соглашаться на это было хорошей идеей. Но Монро был прав. Хавьер как-то подслушал пару ребят, которые говорили про «Анимус», и ему стало любопытно. Или, может, ему просто хотелось ненадолго выбраться за пределы собственной головы. Ведь его жизнь была такой запутанной и сложной.
Оуэн стоял перед ним в коридоре памяти. Только это был не Оуэн, это был один из его предков-конкистадоров, в шлеме и со шпагой, с которой он вроде как умел управляться. Хавьер не знал, насколько иначе выглядело сейчас его собственное лицо. Этот предок-тлашкальтек был старше, с больными суставами, и разум, который пытался уместиться в голове Хавьера, смотрел на мир совершенно чуждым образом. Хавьер использовал «Анимус», чтобы попасть в чужие мысли, но голова у него оказалась только еще больше забита.
– Ну, поехали, – сказал Монро прямо ему в ухо.
Коридор памяти обрушился с режущей глаза вспышкой света, и Хавьер почувствовал, как все его тело, более того, его разум подбросило, как на американских горках. Он задыхался и моргал, чувствуя тошноту и головокружение, в то время как зрение медленно рефокусировалось.
Он стоял в чистом поле, окруженном холмами, воздух был свежим, припекало солнце. Трава под ногами была высокой и упругой. В одной руке у него был деревянный щит, раскрашенный и покрытый перьями, в другой руке он держал что-то вроде деревянного меча, который по всей длине был покрыт острыми, словно бритвы, похожими на клыки обсидиановыми лезвиями. Хавьер откуда-то знал, что это называется макуауитль. Воины, экипированные подобным образом, стояли по обе стороны от Хавьера, но у многих не было таких головных уборов, как у него. Однако у некоторых они были еще более замысловатыми и возвышались, словно продолговатые короны с длинными лентами. Хавьер увидел человека, который нес что-то вроде знамени или штандарта, покрытого перьями, который поднимался вверх на шесть футов из-за его спины. У другого человека на голове было нечто, оказавшееся большой длинношеей белой птицей с крыльями, распростертыми высоко над макушкой.
Хавьер оглянулся через плечо, и увиденное потрясло его. Там были тысячи, возможно, десятки тысяч воинов. Они заполнили открытую равнину до самых краев, где начинались леса и холмы. Ревели рога, и голоса выкрикивали то, что могло быть только боевым кличем. Это была армия, идущая на войну. И Хавьер, похоже, оказался на передовой, так что бой был неизбежен. Он снова оглянулся, в панике, на сей раз в поисках выхода. Воин, стоявший рядом, смерил его хмурым озадаченным взглядом и произнес что-то на неизвестном Хавьеру языке.
– Что? – спросил Хавьер. – Я тебя не понимаю.
Тут же он почувствовал, что воспринимаемые образы становятся нечеткими по краям. Он перестал ощущать руки и ноги, будто они отсоединились от тела. Воин рядом выглядел еще более озадаченным и даже отодвинулся на шаг.
– Расслабься, – сказал голос в ушах. – Позволь своему предку поговорить.
– Монро?
– Да, я наблюдаю за твоей симуляцией.
Это несколько обнадежило Хавьера.
– Пусть воспоминание идет своим чередом. Пусть оно просто происходит.
Хавьер глубоко вдохнул. Он пытался расслабить разум и абстрагироваться от звуков, издаваемых огромной армией за его спиной, от неизведанного страха перед предстоящей битвой. По мере того, как он это делал, он почувствовал что-то вроде барабанного боя, на фоне которого протекали его мысли, и слушая его, точнее даже усиливая звук, Хавьер ощущал готовность действовать, а стук становился все громче и громче, пока Хавьер не услышал еще чьи-то голоса. Это было похоже на мощнейшее и очень дезориентирующее дежавю. Одна часть его разума переживала что-то, в то же время другая часть вспоминала это. Барабанный бой и пронзительный голос стали оглушительными, и Хавьер наконец отказался от разума и воли, сражавшихся за контроль. Как только он это сделал, его собственный голос взорвался боевым криком на иностранном языке, который он теперь понимал. Воин рядом с ним приободрился, кивнул и тоже издал вопль. Сознание Хавьера стало кристально чистым, восприятие прояснилось.
Его звали Чимальпопока, он был благородным текухтли – предводителем воинов, не раз отличившимся на поле боя в сражениях с алчными и высокомерными ацтеками, угнетателями его народа. Но теперь на землю его народа пришел новый враг, прибывший с побережья и, как говорят, появившийся из-за моря. Бледнолицые пришельцы надвигались на них прямо сейчас верхом на своих ужасных оленеподобных зверях, со своими огненными орудиями, но здесь, на этой земле и в этот день люди бога Камаштли поработят их или убьют их всех.
– Думаешь, они и правда теотль? – спросил воин, который стоял рядом с Чимальпопокой.
– Не знаю, – ответил тот.
– Тотонаки и отоми говорят, что их нельзя убить. Их стрелы и копья – не что иное, как тростник. Их кожа – само железо…
– Железные у них только доспехи, – Чимальпопока пристально смотрел на линию дубов и сосен впереди. – Держу пари, под ними они истекают кровью.
– То есть, ты думаешь, нам не стоит пытаться заключить с ними мир, как сделали тотонаки?
– Я думаю, мы должны выполнять приказы нашего командования.
– Но даже отец Шикотенкатля, Старший, хочет, чтобы мы заключили мир. Я даже слышал сплетни, будто некоторые сегодня не собираются биться на этом поле.
– Они, должно быть, родились под знаком труса, – сказал Чимальпопока. Сам он был рожден под знаком первого оцелота, а это значит, что ему суждено было умереть военнопленным – эту судьбу он выбрал, чтобы мужественно встретить ее, но до сих пор она ускользала от него.
– Возможно, в том, чтобы сдержаться, заключается мудрость, – сказал воин, – а не трусость.
– Если это то, во что ты веришь, – ответил Чимальпопока, – тогда тебе, наверное, лучше присоединиться к тотонакам и построить этим теотлям город там, где когда-то была твоя ферма…
Снова громко затрубили рога, оповещая о приближении врагов. Чимальпопока приготовил щит и макуауитль, жадный до крови этих чужаков. Впереди, на некотором расстоянии, эти теотли, первые из них, появились из леса. Они шагали строем, держа щиты, верхом на своих оленеподобных зверях, в железных шлемах и с железными мечами. С ними было орудие, называемое пушкой, извергающее камень из своего нутра, сопровождая выстрел искрами и огнем. Его тащили предатели семпоала – союзники белых из Тотонакапана. Глядя на длинные черные орудия, Чимальпопока почувствовал страх, и вслед за ним испугался Хавьер.
Хавьер задумался о том, что будет, если его предок погибнет на поле боя. Он задался вопросом, будет ли он агонизировать, пронзенный шпагой или пораженный пушечным ядром. Хавьер знал, что его тело за пределами симуляции находится в полнейшей безопасности, но это не отменяло ужаса, поскольку его сознание находилось здесь. Реальность симуляции, запах дыма и пота испуганных воинов, ржание коней конкистадоров и вид их превосходного оружия – он знал, чем все это закончится, и хотел вытащить своего предка отсюда. Занятый этими мыслями и осознавший себя в своем уме, Хавьер сделал шаг назад с передовой. Симуляция утратила ясность, как будто высокое разрешение сменилось низким.
– Ты ускользаешь. Позволь всему идти своим чередом.
Это было трудно, особенно перед лицом целой армии испанцев, вооруженной пушками и шпагами, против которой – и Хавьер это знал – его деревянное орудие и щит мало чем помогут.
– Я пытаюсь, – ответил Хавьер.
– Ты не можешь ничего изменить. Это воспоминание. Просто попытайся помнить о том, что все это уже случилось пять сотен лет назад. Ты этого не избежишь, а если попытаешься, то рассинхронизируешься.
Часть этой фразы Хавьер воспринял как мантру. «Ты этого не избежишь, не избежишь, не избежишь». Это помогло ему мысленно вернуться в воспоминания Чимальпопоки, а симуляция вернула полноту и глубину. К ним двигались, пожалуй, всего четыре сотни теотлей – против десяти тысяч воинов-тлашкальтеков. Чимальпопока улыбнулся, будучи уверен, что эта битва скоро закончится. Он задумался, годится ли кровь теотлей так же, как и человеческая, для того, чтобы напоить богов. Он надеялся хотя бы одного взять живьем, чтобы жрецы принесли его в жертву на каменном алтаре.
Окружающие, похоже, были не так уверены, как он, но он подбодрил их боевым кличем, и они ответили тем же. Долина содрогнулась от их голосов и рева боевых рогов. Похоже, даже теотли дрогнули.
– С нами Камаштли! – крикнул Чимальпопока своим подчиненным. – Его знамения с нами в этот день!
Это воодушевило его людей. Когда враг достиг места, которое обозначил Шикотенкатль, Чимальпопока дал команду готовится, то же самое сделали и другие командиры, надвигаясь на теотлей со всех сторон, почти полностью окружая их.
Люди Чимальпопоки дали залп, их стрелы и копья обрушились, словно ливень, но большинство из них были отбиты щитами и скользнули по доспехами теотлей, не нанеся им вреда. Некоторые, впрочем, достигли плоти и вонзились в нее. Чимальпопока, ухмыляясь, несся через поле вместе со своими людьми, высоко подняв оружие. Но прежде, чем они достигли рядов противника, раздались залпы огненных орудий, сопровождаемые неисчислимыми раскатами грома.
Со всех сторон люди вздрагивали и падали в полушаге от Чимальпопоки, кровь лилась из зияющих рваных ран на их телах. Однако он мчался вперед, не замедляя шага, и вел своих воинов сквозь очередной взрыв пламени, а затем – сквозь град злых коротких стрел, пробивавших самые прочные кожаные доспехи. Но затем теотли ворвались в самую гущу сражения на своих зверях, они топтали людей и размахивали шпагами, рассекая их и сминая копытами.
Первые тлашкальтеки, добравшиеся до вражеской пехоты, ударили с правого фланга, но только поломали копья и обсидиановые зубы своих мечей о железные щиты чужаков.
Когда Чимальпопока наконец достиг переднего края, он уже ревел от ярости. Он обрушил свой меч на одного из теотлей с достаточной силой, чтобы поразить его, и тут же вынужден был уклониться от удара меча другого демона. И то же самое происходило по всему фронту. Чужаки держали строй, они прочно сомкнули ряды, противостоя атаке и не давая ни единого шанса поразить цель. Люди Чимальпопоки могли только рваться вперед, а затем отступать, надоедая захватчикам, но не нанося значительного урона. Они были не в состоянии сломить врага и несли тяжелые потери, пытаясь это сделать.
Чимальпопока почувствовал запах, который бывает, когда кровь смешивается с пылью, насыщая землю. Если ему суждено сегодня умереть, это будет достойная смерть. Он снова прыгнул вперед, поразив голову одного из наиболее высоких теотлей. Шлем этого демона по большей части принял удар на себя, но его шея сильно искривилась, и он отшатнулся назад – лишь для того, чтобы его тут же заменил другой воин, облаченный в металлические кольца. Чимальпопока встретился взглядом с чужаком, прежде чем уклониться, и то, что он увидел в этих чужих глазах, зажгло в нем огонь.
На деле сказки оказались правдой. У этих людей, если они вообще были людьми, была бледная кожа, их лица покрывали желтые волосы. Но Чимальпопока увидел страх в этих глазах. Это был страх воина перед смертью. Эти теотли были смертными, даже если и не вполне людьми.
В этот момент один из наездников вырвался вперед группы таких же, как он. Животное, защищенное доспехами, скакало и брыкалось, растаптывая людей и нанося им тяжелые увечья, тогда как меч всадника рубил и рассекал. Чимальпопока сконцентрировал всю свою ярость на них, этих ненастоящих богах, и отбросил щит. Затем он прорвался через ряды своих же людей к наезднику, двумя руками подняв макуауитль над головой. Он выскочил сбоку и, приблизившись, подпрыгнул и сверху вниз ударил оленя по шее. Зверь рухнул, даже не издав крика. Чимальпопока знал, что сломал ему шею – он почувствовал, как под обсидиановым клинком ломаются кости. Всадник скатился на землю, но быстро поднялся и стал остервенело размахивать мечом, хотя и некрепко стоял на раненой ноге. Чимальпопока хотел достать его в пылу битвы, но прежде, чем он смог это сделать, еще трое теотлей рванули к нему, выстроившись в ряд, чтобы защитить своего товарища. Вчетвером они вернулись к своим.
– Они демонстрируют преданность! – крикнул Чимальпопока. – Она у них есть, по крайней мере!
Врагов было четыре сотни, и они каким-то образом держали строй против десяти тысяч. Чимальпопока оглядел поле боя и понял, что численность тлашкальтекских воинов на самом деле послужила успеху врага. Воинов просто было слишком много для того, чтобы можно было эффективно маневрировать на этой равнине. У теотлей была другая стратегия. Их, похоже, в отличие от ацтеков, мало интересовали пленные, они сосредоточились только на том, чтобы защититься и убить или ранить атакующих.
Чимальпопоке не суждено было умереть в бою. Он осмотрел свой макуауитль и отметил, что некоторые зубья на клинке еще остались даже после того, как он ударил зверского оленя, которого его товарищи уже начали разделывать, чтобы унести с собой.
Он снова настиг врага, и удар его меча оглушил теотля, однако макуауитль лишился последних лезвий. На этот раз Чимальпопока не отступил, он помчался вперед, в образовавшуюся брешь, чтобы разорвать строй противника. Он сумел пробить себе путь между двумя металлическими щитами и оказался достаточно близко, чтобы почувствовать ужасную вонь немытых демонов. Он занес затупившийся макуауитль для второго удара, уже по внутренней линии врага. Но его окружили, и он почувствовал, как множество рук хватают его, бьют, бросают на землю и связывают. Они потащили его от места боя в центр своих рядов, где ему пришлось лежать на утоптанной земле, разглядывая кожу, которой чужаки защищали свои ноги, слушая, как воют тлашкальтеки, и не имея возможности что-либо сделать. От этого он заплакал, уткнувшись в траву. Не от страха, а от беспомощности.
Оттого, что такова была его судьба. Приближалась его смерть. Но какому темному богу теотли пожертвуют его и каким образом?
Бой продолжался, и кровь поливала равнину до тех пор, пока Чимальпопока не услышал сигнал рогов, призывающий к отступлению. Он мог означать лишь то, что текухтли пали. Вмиг враги поставили его на ноги и отступили к деревьям, тогда как их всадники устремились за бегущей толпой тлашкальтеков. Вместе с пехотой Чимальпопока прошел несколько сотен родов[1] по лесу до лагеря, устроенного чужаками в поселении, жители которого, очевидно, бежали. Теотли, само собой, захватили храм, что, видимо, и объясняло их победу и указывало Чимальпопоке на место его смерти. С ними был их бог. Но какому богу они служили?
Один бледнолицый грубо схватил Чимальпопоку за руку. И хотя Чимальпопока не знал его, Хавьер узнал предка Оуэна – человека, которого он видел в коридоре памяти. Его сознание взяло верх. Он открыл рот и хотел было заговорить, но это мгновенно привело к повреждению симуляции и визуальным глюкам – некоторые деревья над ним распались на пиксели. Он вспомнил, что Монро велел им не говорить друг с другом, как если бы они были сами собой. Оуэн молча покачал головой, и Хавьер забаррикадировался от собственных мыслей, чтобы не выскользнуть из воспоминания. Медленно он восстанавливал синхронизацию, но все же чуть большая часть его оставалась на поверхности. Он хотел оставаться уверенным в том, что это Оуэн, но не рискнул заговорить с ним и десинхронизироваться.
Оуэн-теотль протащил Чимальпопоку через всю деревню к одному из домов и швырнул его внутрь. Чимальпопока сильно ударился, от удара у него перехватило дыхание, и несколько мгновений он хватал ртом воздух и пыль, а теотль тем временем удалился.
– Не борись с ними, – послышался голос из тени – это был еще один пленный воин-тлашкальтек. – Они не хотят причинить нам вред. Они хотят мира.
– Довольно странный мир, – ответил Чимальпопока и перевернулся на спину, чтобы взглянуть на говорящего. Тот был молод, возможно, он еще даже не захватил своего первого пленного для жертвы. Он ничего не знал. Его даже не связали, он спокойно сидел на земле, положив руки на согнутые колени.
– Мы напали на них, – сказал мальчишка.
– Думаешь, они не враждебно настроены? – спросил Чимальпопока.
– Так не должно быть, – ответил парень.
– Для меня только так и должно быть, – сказал Чимальпопока. – Это было в знамениях.