Арктический мост

Глава четвертая
ВОЗВРАЩЕНИЕ О’КИМИ

Черный лоснящийся на солнце автомобиль повернул с моста Эдогава на Кудан-сити. Вскоре он мчался уже вдоль канала. Молодая женщина с любопытством озиралась вокруг.

Столько лет! Столько лет! Как много перемен… и в то же время как много осталось прежнего. Вон рикша вынырнул из-под самого автомобиля. Рикша на велосипеде… Когда-то она не обратила бы на него внимания, а теперь все японское бросается в глаза. А вот и императорский дворец, сейчас надо свернуть налево. Как сжимается сердце! Всё незнакомые лица. Много мужчин в европейском платье. У женщин модные прически, но все же большинство в кимоно.

Центральный почтамт! Теперь уже совсем близко. Здесь она бегала девочкой… Однажды вон туда, на середину улицы, закатился ее мячик. Его принес полицейский. Она благодарила полицейского и сделала по-европейски книксен. А потом возненавидела его. Возненавидела за то, что он так грубо схватил маленькую, хрупкую женщину, которая шла впереди всех с флагом.

Автомобиль повернул направо и въехал в ворота сада. Через несколько секунд он остановился у подъезда богатого особняка.

Девушка легко выскочила из машины. Европейское платье делало ее особенно миниатюрной и изящной. При виде ее стоявшая на крыльце женщина подняла вверх руки. Девушка хотела броситься к ней, но женщина скрылась в доме.

Взбежав на ступеньки, девушка остановилась. Рука, прижатая к груди, чувствовала удары сердца. Она не ошиблась - вот знакомые шаги. Он, всегда такой занятый, ждал ее. Может быть, он стоял у окна в своем кабинете, чтобы видеть улицу.

В дверях показался пожилой человек. Закинутая голова с коротко остриженными волосами и гордая осанка совсем не вязались с его маленьким ростом. Девушка вскрикнула и бросилась ему на шею.

- Кими-тян! Моя маленькая Кими-тян… Как долго я ждал тебя!

Отец обнял ее и, взяв за тоненькие плечи, повел в дом.

Девушка оглядела знакомую с детства комнату европейской половины дома и вдруг увидела ползущую к ней по полу женщину.

- Фуса-тян! Встань скорей! - девушка бросилась вперед и подняла женщину. - Фуса-тян, милая! Ты приветствуешь меня, как гостя-мужчину.

Отец снова взял девушку за плечи и повел ее во внутренние комнаты. Они прошли по роскошным, убранным в европейском стиле залам и гостиным. Японскими здесь были только картины, но и те лишь современных художников. Это сразу бросалось в глаза. Нигде не видно было священной горы Фудзи-сан: художники теперь избегали этой традиционно-народной темы как штампа.

Кими-тян всплеснула руками.

- Дома! Ой, дома! - она присела, как Делала это маленькой девочкой. Дома! Ой, совсем дома!

И она принялась целовать знакомые предметы, гладила рукой лакированное дерево ширмы, прижималась щекой к старой, склеенной статуэтке.

Отец стоял, скрестив руки на животе, а его аккуратно подстриженные усы вздрагивали. Незаметно он провел по ним пальцем.

Потом Кими-тян встала, подошла к отцу и припала к его плечу.

- А мама… мама… - тихо всхлипнула она.

Отец привлек дочь к груди и стал быстро-быстро гладить ее гладкие, нежно пахнущие волосы.

Наконец Кими-тян выпрямилась.

- Ну, вот… а я плачу, - сказала она слабым голосом, стараясь улыбнуться.

Они пошли дальше. На полу теперь были циновки. Отец отодвинул ширму, отчего комната стала вдвое больше, и сел на пол.

- Окажи благодеяние, садись, моя маленькая Кими-тян. Или, может быть, ты сначала хочешь надеть кимоно, чтобы почувствовать себя совсем на родине?

- Ах, нет! Я дома, дома… Я тоже попробую сесть, только я разучилась. Это смешно, не правда ли? Так совсем не сидят в Париже, а костюмы там носят такие же, как на тебе. Как постарела Фуса-тян! Она ведь, правда, хорошая? Ты стал знаменитым доктором? Сколько теперь ты принимаешь больных? А как перестроили дом напротив! Его не узнать. Кто теперь в нем живет? Почему никто не лаял, когда я въезжала? Неужели Тоби-сан умер?

- Конечно. Собаки не живут так долго. Ведь сколько прошло лет. Все волнует тебя. Как высоко вздымается твоя грудь! Так дыши глубже розовым воздухом страны Ямато. Я вижу, что ты не забыла здесь ничего и никого.

- Никого, никого!

И вдруг Кими-тян опустила свои миндалевидные глаза, стала теребить соломинку, торчавшую из циновки.

Отец улыбнулся.

- Я знал, знал. Мы все ждали и встречали тебя. Он лишь не посмел стеснять нас в первые минуты встречи.

Японец хлопнул в ладоши. Отодвинулась еще одна фусума, и за ней показалась женщина с черным лоснящимся валиком волос на голове.

- Передай господину Муцикава, что госпожа О’Кими ждет его…

- Муци-тян, - тихо прошептала девушка.

Отец поднялся навстречу молодому японцу в широком керимоне и роговых очках, появившемуся из-за отодвинутой ширмы.

О’Кими порывисто вскочила. Она не смела поднять глаза.

Муцикава еще издали склонил голову, произнося слова приветствия.

О’Кими протянула ему свою крохотную руку. Он сжал ее обеими руками.

- Усуда-сан мог бы выгнать меня. Я жду вас со вчерашнего вечера, сказал он.

- Вчера вечером? - девушка подняла глаза. - Тогда я еще не села в поезд… А почему вы носите очки?

- Японцы, японцы… - заметил улыбающийся Усуда. - Они слишком часто бывают близорукими.

- О, так, Усуда-сударь, - почтительно отозвался молодой человек. - О, Кими-тян… Мне можно вас так называть? Извините, я так понимаю вас, понимаю, как вы стремились из чужих, далеких краев на родину, чтобы остаться здесь навсегда.

- О, не совсем, не совсем так, - сказал Усуда. - Конечно, я не хочу, чтобы моя маленькая Кими-тян рассталась с родиной, но еще больше не хочу, чтобы она расставалась теперь со мной.

- Позвольте спросить вас, Усуда-си: разве вы предполагаете уехать отсюда?

- О, не пугайся, мой мальчик! Выставка в Нью-Йорке откроется только через несколько месяцев. Однако я пройду в сад. Я велел вынести туда стол, чтобы наша Кими-тян могла дышать запахом вишен.

- Да, да, вишни, вишни, - тихо повторила девушка.

Усуда вышел, украдкой взглянув на смущенных молодых людей.

Они стояли друг против друга и неловко молчали.

- Вы совсем стали европейкой, - робко начал Муцикава.

- Правда говорят, что вы храбрый? Вы - летчик?

Муцикава кивнул.

- Но это совсем не храбрость; это профессия, извините.

- Вы всегда были храбрым. Вы дразнили даже полицейских. Помните, как вы забросили мой мяч на середину улицы, прямо к ногам полицейского?

- Я тогда убежал, не помня себя от страха.

Молодые люди оживились. Они стали вспоминать свое детство.

Когда Кими-тян не смотрела на Муцикаву, она чувствовала себя свободно; но стоило ей лишь бросить взгляд на эту незнакомую ей фигуру взрослого японца с постоянно опущенной, как бы в полупоклоне головой, и она не могла побороть в себе неприятного чувства стеснения.

Разговор быстро иссяк вместе с воспоминаниями.

Почему же так долго не идет отец? Ей хотелось побыть сейчас с ним.

- Вы хотите посмотреть последние парижские журналы? Там много интересного о нью-йоркской выставке реконструкции мира. Подождите, я сейчас принесу.

Когда она снова вошла в комнату, Усуда уже вернулся и вполголоса разговаривал с почтительно склонившим перед ним голову Муцикавой.

- Вот, - протянула Кими-тян журнал. - Отец, тебе, наверное, тоже интересно, что мы с тобой увидим в Нью-Йорке. Дом-куб, который будет стоять и качаться на одном ребре. В нем, говорят, будет установлен огромный волчок.

Усуда подошел к дочери и посмотрел через ее плечо.

- Сколько в ней жизни! Не правда ли, Муци-тян?

- О да, Усуда-си!

- А вот еще! Смотрите. Это русские покажут в своем павильоне. Это даже интереснее, чем дом-куб. Вы видели, Муци-тян?

- Ах, мост через Северный полюс? - протянул Усуда. - Многие газеты пишут об этом проекте.

Муцикава нахмурился.

- Я так думаю, - сказал он. - Американцы, конечно, ухватятся за эту возможность сближения с Европой.

О’Кими быстро взглянула на молодого японца.

- Это сооружение имеет большое значение, мой мальчик, - сказал Усуда. - Меня лично оно интересовало бы прежде всего с коммерческой стороны. И, честное слово, я вложил бы в него деньги.

- Что касается меня, Усуда-си, извините, но я не стал бы тратить свои средства на усиление Америки.

- Ах, не надо, - поморщилась Кими-тян. Я принесла вам журналы, но я хочу в сад, в наш маленький садик. Он кажется мне больше Булонского леса. Пойдемте. Можно, папа?

Девушка побежала вперед. Усуда следил за ней. Она легко спрыгнула с крыльца. Ее пестрое платье мелькнуло на узенькой аллейке, ведущей к крохотному прудику.

Муцикава внимательно смотрел себе под ноги.